Озерск – Тянск, начало июня 1967 г.
За окнами купе проносились веселые белоствольные березки и дачные домики, которые очень скоро сменил густой смешанный лес. Потянувшись, Максим поднялся на ноги и отхлебнул из граненого стакана в массивном серебристом подстаканнике уже остывший чай. Стучали колеса… Настроение было – ух-х! Ну, еще бы – три армейских года позади. Три года нелегкой, но такой интересной службы в Южной группе войск, в Венгрии.
Молодой человек поднялся, набросил на плечи висевший на вешалке китель с сержантскими лычками и значками. Достав расческу, подошел к зеркалу, зачесал назад светло-русую челку, не удержался – подмигнул сам себе. Хорошо!
Демобилизованный сержант Максим Мезенцев ехал в купе один. Дорого! Ну, а парень все-таки возвращался домой. Автобус с автостанции на площади Мира уходил часа через три, в общий вагон билетов не было, а так хотелось побыстрее! Обнять, наконец, мать, сестру Катьку… Восемнадцать лет уже, верно, совсем взрослая стала сестрица. Как и подружка ее, Колесникова Женька…
Да нет, нет же! Это не он, Максим, это она была влюблена, по крайней мере, на то было очень похоже. Не зря же письма писала! Правда, не очень «любовные» – стеснялась, но… фотки даже присылала, Максим их показывал сослуживцам с гордостью. Женька была красивой, правда, младше Максима года на четыре. В школе на нее и внимания-то не обращал, вот еще, на такую мелочь… Правда, потом судьба ненадолго связала, но без эксцессов. Да и какие эксцессы с малолетней подружкой сестры?
Но ребятам фотки показывал… и письма. Просто так положено было, чтобы у солдата на гражданке оставалась девушка, которая его ждет. У многих не было и они придумывали, бахвалились, рассказывали, как целовались… и даже более того – и почти всегда врали. Принято так – чтобы была девушка. Как же без девушки-то? Кто ж ждать-то из армии будет? Родственники – это одно, а любимая – совсем другое. Вот и взводный, лейтенант, а ныне старлей, о том же говорил.
Усевшись обратно, Максим прикрыл глаза и улыбнулся, вспоминая сослуживцев. Всегда веселого Сашу Маркина из Уфы, ефрейтора Мишку из Ленинграда, Рустама из Ургенча, строгого сержанта Баранца на первом году службы. И конечно, взводного… Старший лейтенант Реготов, Андрей… Все ж таки женился на медсестре из госпиталя. Кандидат в мастера спорта по боксу, боксировать всех учил, кто хотел. Максима вот…
Замедлив ход, поезд плавно подошел к перрону. Скоро и дом. Побежали по платформе люди: дачники с вещами, студенты местного техникума, какие-то девушки… Одна показалась Максу знакомой. Светлые волосы в каре, синяя короткая юбка, светло-голубая блузочка из нейлона – последний писк. Правда, жарковато в ней – потеешь…
Похоже, все в общий вагон бегут, ну, еще бы. Вот и та девушка… едва не споткнулась, вскинула голову…
Черт побери!
Да это же Верка Енукова из параллельного класса! С которой… ничего особенного не было, но целовались – да, и какое-то время проводили вместе, как тогда говорили – «ходили»…
И вот Верка здесь. В общий вагон села. А ну-ка…
Надев китель, молодой человек быстро пошел по узкому коридору. Загудел тепловоз, поезд тронулся, словно в замедленной киносъемке, проплыл мимо перрон с продавцами мороженого, с провожающими-встречающими…
Макс рванул дверь. Тут – плацкарт.
– Здравствуйте!
– О! Солдат! На побывку али как?
– Домой!
– Славно! Садись с нами, солдатик. У нас курица!
– Спасибо, покушал уже. Не знаете, общий вагон…
– После-едний! Эвон, в хвосте.
Поблагодарив, сержант ускорил шаг, уворачиваясь от потных носков и босых пяток лежавших на верхних полках пассажиров.
Распахнул дверь…
В тамбуре стояли двое: Енукова Вера с тонкой дымящейся сигаретой в руке и с ней незнакомый парень – коротко стриженный, сутулый, с неприятным землистым лицом.
– Ах, ты еще и куришь! – Схватив девчонку за руку, сутулый грязно выругался.
Бросив сигарету, Вера скривила губы:
– Пусти! Больно…
Вот уж тут Макс не стал терпеть! Да никто б не стерпел.
Остановился. Жестко взял наглеца за плечо:
– Отпусти! Тебе же сказали!
– Ой, Максим! – Вера испуганно моргнула. – Ты это… мы тут сами…
Нахал глумливо засмеялся:
– Вот, правильно. Проходи, проходи, солдатик.
– Сейчас ты у меня пройдешь! – Мезенцев «закусил удила» – с детства не переваривал подобных уродов.
– Чего?!
Но и наглец оказался не робкого десятка, как видно, из приблатненной шпаны. Усмехнулся и, отпустив девушку, резко ударил Макса в лицо. И наверное, попал бы, если бы Максим не занимался боксом. Уклонился, даже не думая, – спасибо взводному! – и тут же ударил в ответ – молниеносно, в скулу. Хук справа – так это в боксе называется. И потом еще сразу – в печень! Очень даже действенно, весьма…
Сутулый скривился и застонал.
Хмыкнув, Макс повернулся к девушке:
– Пошли, Вера. У меня тут – купе… Этот тебе кто?
– Никто. Даже как звать, не знаю. На вокзале еще клеился, гад.
– Ладно, пошли… – Максим перевел взгляд на нахала. – Тебе все или добавить?
– Ах ты ж…
Тот снова бросился. И снова огреб бы, если бы не появившийся милицейский наряд – старший сержант и ефрейтор в новой форме – серо-голубые рубашки и галстуки.
– А ну, прекратить!
– Да мы и не…
– Товарищи милиционеры, он сам, первый пристал!
– Попрошу документы, билеты… О! Справочка о судимости… Ясненько! В Тянск едете? Очень хорошо. На платформе прошу пройти с нами. Там разберемся, кто к кому пристал.
Зеленый с белыми крыльями мотороллер, сверкая свежей краской и хромом, несся по улице Советской, вызывая заинтересованные взгляды прохожих. За рулем сидела красивая юная девушка, брюнетка с развевающимися по ветру волосами. Короткая белая юбка с широким ремнем, голубые гольфы, светло-голубая нейлоновая блузка… Позади, на сиденье, расположилась еще одна красотка – блондинка со спутанными волосами и упругой грудью. Короткое красное платье, туфельки, черный блестящий пояс. У обеих – темные импортные очки, как у знаменитого польского актера Збигнева Цыбульского, разбивателя девичьих сердец!
Красотки, эх…
И пусть мотороллер – старая, выпущенная лет десять назад «Вятка ВП-150», копия итальянской «Веспы», – что с того, когда ты молода, красива, и волосы за спиной, и ветер в лицо, а впереди – вся жизнь! Взрослая, счастливая, интересная и немного пугающая.
Брюнетка свернула к автостанции и остановилась. Заглушив мотор, обернулась к подружке, сверкая синими, как море, глазами, словно бы спрашивала: ну, как?
– Ой… – Слезая с сиденья, блондинка передернула плечами. – Ты, Женька, прямо мотогонщица, куда там Дорожкину! Хотя и он меня вчера на своем «Восходе» растряс… Хорошо, хоть не на служебном.
– Катались вчера? Здорово же, Кать! – На миг показалось, что Женя как-то даже очень завистливо вздохнула. Мол, вы-то покатались, может, и целовались даже, а мне вот не с кем, по крайней мере пока.
Что ж, девушки взрослые: блондинке, Мезенцевой Кате, давно восемнадцать уже, а брюнетке-синеглазке Женьке Колесниковой – вот-вот… Кстати, «Вятка» эта – как раз на будущий день рождения подарок. От отца.
Женькин папа, Александр Федорович, работал завгаром в местном пригородном колхозе, не так давно реорганизованном в совхоз. Не такой уж и большой город Озерск, скорее, просто разросшийся поселок, хоть и был не так давно районным центром. А вот после укрупнения районов остался просто районного значения городком. Из крупных предприятий – промкомбинат, леспромхоз, совхоз с молокозаводом… пожалуй, и все. Да, еще автоколонна, школа с интернатом и кустовая больница. И автостанция, куда только что прикатили подружки. Прикатили не просто так, повыпендриваться (хотя, и не без этого), а встретить демобилизовавшегося из славных рядов Советской армии Максима, родного Катькиного братца. К Максиму Женька когда-то была неравнодушна, но… За то время, пока Макс нес службу где-то в далекой Венгрии, в жизни девушки произошло много чего, в том числе – встреча с Тынисом, студентом из Тарту, пару лет назад занесенным в Озерск научным ветром университетской этнографической экспедиции. С того времени они с Женькой переписывались и даже как-то встречались в Риге, куда девушка наведывалась иногда к старшей своей сестре – та была замужем за моряком загранплавания, и не за простым матросом, а за старшим помощником капитана!
Так вот, завгар Александр Федорович, прозванный еще фронтовыми остряками «Керенским», вторым ребенком сильно хотел сына. А родилась Женька, в которой папа души не чаял и научил всему… ну, почти всему, что знал и умел сам, и что было вообще возможно для юной девушки. В том числе водить машину и мотоцикл. Женьке это очень нравилось, она вообще была разносторонним ребенком – увлекалась музыкой, покупала пластинки и даже хотела подписаться на музыкальный журнал «Кругозор», да на него частных лиц не подписывали, пришлось в библиотеку ходить или ловить на почте в журнальном киоске.
– Так он точно – обедошним? – одернув юбку, осведомилась Женя.
– Так матери-то на работу звонил. – Катерина усмехнулась. – Сказал, из Ленинграда утренним поездом в Тянск, а оттуда… уж всяко на обедошний автобус успеть должен. Ух, Женька! Я так соскучилась!
– Еще бы…
– Сказал – подарки везет… Ну, конечно, не мотороллер, как некоторым…
– Да ладно тебе, Кать… – Женька несколько обиделась. – Вообще-то, это старая модель, его до ума довели просто. Папа за девяносто рублей купил, с рук – не так и дорого.
– Ну-у, кому как…
– А кому Дорожкин недавно цепочку серебряную подарил? Кто хвастал? Небось, половину милицейской зарплаты стоит! Или… – Тут Колесникова ехидно прищурилась. – Или он тебя замуж заманивает?
– Заманивает… – опустив глаза, неожиданно призналась Катерина.
Женька вскинула глаза:
– Ой, Катька! Неужто на свадьбе твоей скоро погуляем?! А ведь еще недавно – школа, экзамены…
– Ну, скоро – не скоро… Точно уж не скажу. Но ты имей в виду, мало ли что.
Что и говорить, выросли девки, в прошлом году окончили школу, а дальше их пути-дороженьки разошлись. Женя рванула было в ЛГПИ имени Герцена, на исторический, да не поступила. И не потому вовсе, что на экзаменах срезалась, просто с направлениями было много, да и вообще, в прошлом, 1966 году, по всему Союзу выпуск оказался двойным – с одиннадцатилетки перешли обратно к десятилетке, вот и выпустили разом две параллели – и десятые (по-новому) и (по-старому) – одиннадцатые. Таким образом, и абитуриентов стало в два раза больше обычного. Попробуй тут поступи, особенно если без рабочего стажа. Многим вчерашним школьникам в тот год не повезло. Вот и Женьке тоже.
Впрочем, она особо не переживала, решив поступать на следующий год, а пока устроилась на работу лаборантом на метеостанцию, ну, а сейчас как раз собиралась в отпуск – готовиться к вступительным экзаменам в ЛГПИ.
Кстати, практически всю свою зарплату, шестьдесят пять рублей, Колесникова отдавала родителям, так сказать, в общую копилку, так что в зелененькой «Вятке» была и ее доля тоже. О подарке же на восемнадцать лет – все-таки дата, совершеннолетие! – завела разговор мама, предложив отцу на выбор – либо новый проигрыватель для грампластинок – переносной, «Юность», либо золотые часики «Заря», особо модные, плоские… Александр Федорович послушал супругу, подумал и предложил все же спросить у дочки и так хитро-хитро усмехнулся. Женька ведь еще как-то про велосипед говорила… Однако ж появилось кое-что получше. Недорогую «Вятку» еще в апреле предложил бывший работник Костя Хренков, вот уже год как женившийся и переехавший в Тянск, где работал водителем автобуса на междугородних рейсах. Будучи в Озерске, Константин заглянул по старой памяти в гаражи, вот и предложил мотороллер, один из первых выпусков – по сути, знаменитая итальянская «Веспа».
– Сто восемь килограммов, скорость… ну, километров семьдесят пойдет – а куда больше-то? Правда, болты на тринадцать – итальянские, ключи фиг найдешь! Но есть у меня ключик… А что, дядя Саша? Женьке возьми! Как раз ко дню рождения. Правила она знает, машину водит. Неужто не справится? Правда, подшаманить надо…
Подшаманили. Не мотороллер получился – конфетка! Итальянский неореализм – Антониони, Феллини, Альберто Сорди.
Правда, в тайне сохранить не удалось – пришлось подарить раньше. С этого времени Женька ходила счастливая! Все не могла поверить. И была очень благодарна отцу не только за подарок, но и за то, что уговорил матушку. И с ГАИ договорился насчет экзамена и прав – Александра Колесникова все в городе уважали. Женька сдала с первого раза.
– Жень, так у тебя и права есть? – разглядывая подъезжавший автобус – лупоглазый кругломорденький «ЛАЗ», белый, с широкими бордовыми полосами, между прочим, осведомилась Катя.
– Есть, а как же!
Подружка словно ждала этого вопроса. Тут же и похвасталась – вытащила новенькую серую книжечку с гербом СССР и надписью «Удостоверение на право управления мотоциклом».
– Дай, дай, посмотреть! – Катя с любопытством открыла книжечку и тут же расхохоталась, глядя на черно-белую с уголком фотку. – Ой, Жень! А ты тут классе в пятом, верно… Галстука пионерского не хватает.
– Да недавно фоткалась! В ателье! – обиженно отвернулась Женька. Взгляд ее выхватил бегущую к автобусу девушку в бежевой кримпленовой юбке и желтой блузке, молоденькую, небольшого ростика, с милым курносым лицом и веснушками.
– «Водитель мотоцикла… – вслух читала Катя. – Колесникова Евгения Александровна… Личная подпись»… Ну и каряка! «Выдано госавтоинспекцией Тянского горисполкома… на основании протокола»… Фу ты, ну ты… «Подпись, печать»…
– Привет, Юль! – Узнав бегущую девушку, Женя помахала рукой.
– Кому ты там машешь? – Катерина вернула права подружке. – А! Юля! В гости собралась!
– Насовсем! – одернув юбку, гордо обернулась курносенькая. – Девчонки, привет! Уезжаю.
– Да ну? Вот так дела…
– Замуж выхожу!
– Поздравляем!
Их общая знакомая Юленька Хоботова работала в местном Доме пионеров и школьников руководителем художественно-графического кружка. Озерские детишки под ее присмотром учились рисовать и даже не так давно заняли призовые места на конкурсе рисунков, посвященных пятидесятилетию Великого Октября. Конкурс проводила ленинградская детская газета «Ленинские искры», от которой даже приезжал репортер – высокий нагловатый парень с лохматой прической «под битлов», импортным диктофоном и дорогущей зеркалкой «Зенит-4». Вот с этим-то репортером Юленька и спелась. А теперь вот – замуж!
– В газете буду работать, художником, – радостно тараторила Хоботова. – В «Ленинских искрах»! Ой! Побегу я, девчонки. Вон, посадка уже…
– Удачи, Юля!
– Спасибо!
Зашипев, автобус затворил двери и, рыкнув двигателем, отвалил от посадочной площадки. Юлька помахала подружкам в окно. Кажется, в уголках глаз ее вдруг заблестели слезы. Хотя нет, конечно же, показалось.
– В Ленинград. – Вздохнув вдруг с неожиданной грустью, Катерина искоса взглянула на подругу. – И ты скоро туда же – учиться… Ой, Женька! Как же я без тебя-то?!
– Так я ж приезжать буду! На каникулы и так… на выходные.
В отличие от своей моторизованной подружки, Катя Мезенцева после школы сразу пошла работать учетчицей на местный молокозавод. Зарплата, конечно, не ах, зато небольшой коллектив – хороший и дружный, в основном женский. Катерина там быстро прижилась и никуда переходить не хотела. Тем более директор уже уговорил ее на курсы контролеров, а там не только зарплата, но и солидная премия.
Обеденным автобусом Максим не приехал.
– Опоздал, наверное, – разглядывая выходящих пассажиров старенького тупоносого «ЗИСа», разочарованно протянула Мезенцева. Впрочем, особо не расстроилась. – Значит, вечером ждать будем! Теперь уж дома. Жень, как приедет, придешь? Я позову, сбегаю.
– Конечно!
Проходивший мимо сутулый мужчина лет этак хорошо за сорок, в сером, плохо сидящем пиджаке, увидев девушек, вежливо приподнял шляпу и тут же пожаловался:
– Вот ведь, уехала… Юлька-то! И кого я теперь на станцию юннатов пошлю? Воспитателей-то нету.
– Здра-а-авствуйте, Аркадий Ильич! – хором поздоровались девчонки.
– Да-да, здравствуйте. Знаете, ума не приложу.
Директора местного Дома пионеров и школьников Аркадия Ильича Говорова знал весь Озерск. По-деловому умный, интеллигентный, но несколько рохля, Аркадий Ильич руководил Домом пионеров уже около десяти лет. И кто у него только не занимался! В том числе и подружки, да и Мезенцев Максим тоже когда-то ходил в кружок радиодела.
– Да найдете кого-нибудь, Аркадий Ильич.
– Да уж… – Говоров вдруг улыбнулся и с надеждой глянул на Женьку: – Ты, Женечка, говорят, в отпуске?
Что ж, слухи по городку распространялись быстро. Все всё про всех знали.
– В отпуске, – не стала отпираться Колесникова. – Готовиться буду. В августе поступаю. В Герцена.
– Знаю-знаю – на геофак…
– Не-е! На исторический.
– На исторический. – Директор развел руками. – Вот бы и подготовилась. На станции юннатов. Сама прикинь: природа кругом, тишина, ничего не отвлекает… Днем ребята с педагогами, вечером только присмотреть… ну, парочку мероприятий провести – да просто все. Не работа – курорт! Отдых!
– Ой, Аркадий Ильич, все же я лучше – дома.
– Ну и как-никак – зарплата… Семьдесят четыре рубля тридцать копеек! Больше, чем ты на метеостанции получаешь. Тебе к поступлению – плохо ли? Опять же, на бензин… Какой у тебя – шестьдесят шестой? – Говоров оглянулся на оставленный у автостанции мотороллер и одобрительно крякнул: – Шик! Блеск! Красота! Полсотни идет?
– Семьдесят! А под горку – и того быстрее катит.
– Вот я и говорю – на бензин… А там как раз на технике своей и проедешь. Ежели осторожненько. Учебнички с собой возьмешь. Да! У нас и еда, считай, даром…
Женька махнула рукой:
– Ну-у, Аркадий Ильич… Не знаю…
– Ты все же подумай, Женечка! – не отставал Говоров. Несмотря на видимую рассеянность, человек он был по-хорошему упертый, особенно когда дело касалось подведомственного учреждения. – А знаешь, что? Давай-ка я завтра к вам загляну. Этак ближе к обеду. Удобно будет?
– Ну да, заходите. Удобно. А где у вас станция-то?
– Да в Лерничах.
– Ого!
– Не в самих – там еще деревня такая. Рябой Порог, так там рядом – на старом лесном кордоне. Даже электричество есть! Председатель колхоза разрешил фазу бросить. Так что надеюсь и жду!
Аркадий Ильич улыбнулся и, приподняв шляпу, поспешил к стоящему возле Дома колхозника синему «Москвичу» самой первой, «четырехсотой», модели.
– До Лерничей этих – километров тридцать по грунтовке… в пыли… – вслух прикинула Женя. – Да там еще лесом с десяток… Оно мне надо?
– Зато – семьдесят четыре рубля! – Глянув на подругу, Катерина неожиданно поддержала директора. – На дороге, чай, не валяются.
– Это да…
– Только на мотороллере я бы на твоем месте не ехала, – рассуждала вслух Мезенцева. – До Лерничей автобус ходит. А там дальше – попуткой.
– Вот еще – попуткой! – Подойдя к «Вятке», Женька ласково погладила мотороллер по рулю. – Ничего, «Веспочка», доедем. Если вдруг решусь…
Опорный пункт милиции (отделение охраны общественного порядка на транспорте) располагался в старинном флигеле, расположенном рядом с железнодорожным вокзалом Тянска, выстроенным еще в тысяча девятьсот пятом году во исполнение указания графа Витте. Несмотря на старину, обстановка в опорном пункте царила самая спартанская: три стола, старый продавленный диван, накрытый серовато-желтым покрывалом, колченогие стулья у дальней стены, выкрашенный синей густотертой краской сейф и забранные решетками окна. В простенке меж окнами – портрет В. И. Ленина, телефонный аппарат на крайнем столе – солидный, черный, да старый двухстворчатый шкаф, набитый всяким хламом. Из излишеств – вычурная темно-голубого стекла ваза на сейфе и рядом – транзисторный радиоприемник «Сокол», явно чей-то личный.
Когда дружинники ввели задержанных, усатый сержант яростно крутил ручку настройки, пытаясь поймать ускользающий в шумах эфира шлягер… Ага, вот, похоже, поймал…
Ай-я-яй-яй-ай… Селена, хэй-хэй!
– Товарищ сержант, мы тут этих… субчиков привели, – деловито доложил усатый младший сержант. – Вон тот – только что освободился. Со справкой.
Стоящие за ним дружинники – молчаливые парни с какого-то завода – заинтересованно прислушивались к песне. Один из них, с длинной, падающей на глаза челкой, даже прищелкнул языком:
– Селена! Квартет «Аккорд». Пластинку все никак не могу купить. В культтоварах говорят – разбирают!
– А ты, Федя, продавщицу сюда притащи, – нехотя оторвавшись от приемника, усмехнулся сержант. – Глядишь, и придержит для тебя пластиночку. Ну, так который тут со справкой?
– Вон этот. Сутулый… – кивнув на задержанного, постовой протянул сержанту справку.
– Силаев Сергей Иванович… освободился… срок два года… статья двести шесть часть вторая… Ого! Злостное хулиганство. За что получил?
– Так… врезал одному на танцах… – нехотя протянул Силаев.
– А теперь драку в вагоне устроил! – Сержант осуждающе покачал головой. – Не успел, так сказать, приступить к мирной жизни… Обратно в колонию захотел?
– Да вы что! – Сутулый погладил побитую скулу. – Мне же попало, и меня же – в колонию?
– Он первый начал, – сурово сдвинула брови Вера. – Максим за меня заступился. А он его ударить хотел. Вот Максим и…
– Так, стоп, гражданочка! – Махнув рукой, милиционер достал из ящика стола несколько листов желтоватой бумаги и старые перьевые ручки. – Пишите, как все было, в подробностях. И – чего хотите.
– Да ничего я не хочу, – отмахнулась девушка. – Отстал, получил – и ладно. Поделом!
Сутулый воспрянул духом:
– Вот видите, гражданин начальник! Это же я потерпевший, выходит…
– Ты у меня поговори еще! – пригрозил сержант.
– Он к Вере приставал. – Максим наконец вставил слово. – Вот я и… врезал.
– И правильно! – одобрительно кивнул сержант, вытащил из кармана портсигар и протянул Максу: – Будешь?
– Не курю я, спасибо.
– Зато она как труба заводская дымит! И не стыдно, – презрительно скривился Силаев.
– Тебя не спрашивают! – тут же осадил его сержант. – Солдат, ты где служил?
– В Венгрии. Будапешт.
– Ого! Считай – Европа. Домой?
– Домой, в Озерск. – Максим развел руками. – Не думал не гадал задержаться.
– Озерск… Красивый городок, зеленый… – улыбнулся милиционер. – И рыбалка там замечательная. Ладно, служивый, коли претензий не имеете, тогда удачи!
– Спасибою – Максим улыбнулся в ответ. – Так мы пойдем?
– Так говорю же – свободны! – стряхнув пепел в мусорницу, подтвердил сержант.
– Тогда всего доброго!
Поднявшись, Макс и Вера направились к двери.
– Эй-эй, начальник… – заволновался задержанный. – А я как же? Ведь претензий нет…
– А тебя – по мелкому, голубь. – Побарабанив пальцами по столу, сержант язвительно расхохотался. – Метлой помашешь для исправления. Чтобы думал в следующий раз.
– Ну-у, начальник… Я же просто ей замечание сделал. Не выношу, когда бабы дымят!
Поставив мотороллер у дома, Женька закрыла калитку. Вообще-то, неплохо бы закатить «Вятку» в гараж, вернее сказать – в сарай, мало ли – дождь. Хоть и не обещали, но ведь с погодой случается всякое. Вот только что сверкало солнышко, и – нате вам, туча! С другой стороны, а вдруг мама, вернувшись с работы, пошлет в магазин? До ближайшего продмага, конечно, пешком минут десять, но ведь куда лучше поехать, иначе зачем мотороллер? Ах, какая она все-таки красивая – «Веспочка», – травянисто-зеленая, с белоснежными сверкающими крыльями и защитой. Лучше всякого авто! Везде проедешь, везде проберешься…
Переодевшись в синее спортивное трико, Женя поставила на диск старенького проигрывателя «Юбилейный» пластинку Дина Рида, не так давно купленную в Тянске, и, взяв с полки серый томик учебника «Обществоведение» для выпускного класса средней школы, взялась за исторический материализм.
За окном весело сверкало солнце, но на улицу не очень хотелось – только что ведь была! Можно было, правда, позагорать, но это ж надо вытаскивать одеяло, выставлять на подоконник проигрыватель или хотя бы радио, а иначе скучно учить… Эх, раньше-то все время готовились к экзаменам с Катькой во дворе. Загорали, учили, спрашивали друг дружку – весело! И запоминалось все хорошо. Нынче же… Ладно еще – общественно-экономические формации, базис и надстройка или там закон перехода количества в качество… Но закон отрицания отрицания? Это как же понимать? Минус на минус плюс все равно не даст. По крайней мере, в электротехнике. Однако – диалектика!
– Мы диалектику учили не по Гегелю, – бросив учебник и вскочив на ноги, с воодушевлением продекламировала девчонка. – Бряцанием боев она врывалась в стих. Когда под пулями от нас буржуи бегали. Как мы когда-то бегали от них! Эх…
Усевшись обратно на диван, Женя вздохнула:
– Может, лучше историю повторить? Наверняка ведь по революции вопрос будет – год-то нынче не простой – юбилейный! С чего бы только начать-то…
Взяв со стола прошлогодний конспект, девушка раскрыла тетрадку.
– О социальной сущности двоевластия… хм… апрельские тезисы… ой, это я помню! А что не помню? Корниловский мятеж – вот что. Ну, совсем-совсем ничего… А вдруг попадется? Так обычно и случается: какой темы не знаешь, ту и вытянешь.
Женька побежала к висевшему на стене зеркалу, глянула на себя и поморщилась. Ну не выглядела она взрослой – почти! – женщиной! Ну вот ни на грош. Какая-то оборзевшая семиклассница, честное слово. Тощая, голенастая, волосы – паклей… Давно надо помыть! Вот-вот… помыть… Погреть водички! А то как такой лахудрой Максима встречать?
Разведя примус, Женя поставила на огонь ведерко и, морщась от запаха керосина, распахнула окно. Снова подошла к зеркалу. Ну что это за лицо? Осунувшееся какое-то, тощее… С таким лицом подаянье у церкви просить! Как там в песне?
– У Ку-урского вокзала-а стою я молодой! Подайте, Христа ради, червонец золотой, – скривив забавную рожицу, пропела девчонка.
Пропела, показала сама себе язык и стащила трико… Глянула и поникла плечами. Ну, скажите на милость, что это за грудь? Не грудь, а прыщики какие-то… Другое дело – у Катьки! Вот у той грудь так грудь – арбузная! А тут и лифчик не подберешь… да-а…
Хотя… если вот так боком повернуться… И та-ак вот плечом повести… Вроде и ничего!
– Так, Колесникова! – Сделав серьезное лицо, Женька погрозила кулаком своему отражению. – А ну-ка, хватит вертеться! Прекращай, кому говорю. Ты же комсомолка, а не какая-нибудь там вертихвостка типа «людоедки» Эллочки. Лучше вон пластинку переверни – кончилась.
Сказано – сделано. Хмыкнув, Колесникова подбежала к проигрывателю и тут вдруг услышала с улицы:
– Эй, хозяева! Дома кто есть?
Почтальонша! Пелагея Елагина! Голос у нее ужас какой зычный – не спутаешь. С таким голосом в школе хорошо работать. В младших классах.
– Я дома, дома, ага! Тетя Пелагея, здрасте!
Женька проворно выглянула в окно и тут только вспомнила, что не совсем одета, быстренько спряталась за занавеску.
– Ой… я тут это… голову мою…
– Да ты мой, мой… просто тут письмо – заказное. Из Тарту. Вон, на подоконнике распишись…
– Из Тарту?! Ага!
Метнувшись к столу, Женька быстро натянула футболку и, прихватив авторучку, расписалась в журнале.
– Ну и молодец, – взяв журнал, покивала почтальонша. – Тарту – это хоть где?
– В Эстонии, тетя Пелагея. Чуть пониже Таллина будет.
– А-а…
Обычный белый конверт. Тарту, улица… дом… Тынис Кург. От Тыниса! Ну, раз из Таллина – так от кого же еще?
– «Здравствуй, Женя!» Тере! Здраффстфкуй, Шеня! – Улыбаясь, девушка передразнила забавный акцент. – И тебе не хворать…
«…хочу послать заказным, чтоб было быстрее. Мы все же решились и с Лииной приедем к вам, в экспедицию, собирать фольклор. На этот раз – в Лерничи…»
В Лерничи! Так это же… Это ж неподалеку от станции юннатов! Куда только что звал директор Дома пионеров Говоров! Чего ж он про эстонцев-то не сказал? Не знал, верно. Или просто забыл – он мог.
Та-ак…
«…Надеюсь, увидимся. Обнимаю – Тынис».
Ишь ты – обнимает он… На словах-то все парни смелые, а как дойдет до дела… Эх, ребята… Между прочим, Тынис нынче – третий курс универа, осенью будет четвертый. Незаконченное высшее! Без пяти минут «молодой специалист». А она, Женька, кто? Да пока что никто. Даже еще не абитуриент. И ничего! Образование – дело наживное. Было бы желание. Чай, в советской стране живем, а не в какой-нибудь там Америке.
Тынис… И Макс из армии вернулся. Ой! Да! Скорее всего, сегодня и увидимся… или завтра… Ах, Максим! Всегда такой взрослый, красивый. И военная форма ему так идет, судя по фотографии.
– Стоп, Колесникова! Кто тебе милей? А ну-ка, определяйся – Тынис или Макс?
Хм… определяйся… А нужно ли? Да, пожалуй, рановато еще. Никто ведь не гонит, не торопит… как участковый Дорожкин Катьку – замуж. В конце концов, ничего серьезного ни с кем из них не было. Одни поцелуи. Но это же не считается! А что тогда считается? Ой, Женька, смотри-и…
От этих всех мыслей Женечка покраснела. А тут и водичка согрелась, мойся – не хочу. Да, главное, – голову помыть. А с парнями… с парнями всегда разобраться успеется!
Покинув опорный пункт, Максим взглянул на часы и поморщился. На ближайший автобус в Озерск он уже опоздал, следующий теперь – часа через два. В принципе, не так и долго… Тем более не один.
– Так что, Вер, в кафе? – Улыбнувшись, молодой человек искоса глянул на свою спутницу. – А то ведь так толком еще и не поговорили.
– А пойдем! – Поправив висевшую на плече сумочку, Вера забавно наморщила лоб. – Только не в «железку» – там пиво, пьяницы с воблой и вообще – жуть!
– «Железка»… – ностальгически протянул Макс. – Работает еще? Помнишь, как в восьмом классе… там?
– Работает, что ей сделается? Только не в восьмом, а в девятом… Вы еще с Петькой Кумаковым пива бутылку взяли. Попросили какого-то алкаша купить.
– Да, «Жигулевского»! У меня пятнадцать копеек оставалось и у Петьки – гривенник!
– И две копейки я вам добавила! Помнишь?
– Ага! Так я с тех пор еще и должен?
– Ничего-ничего, отдашь! – Девушка рассмеялась и, взяв Макса под руку, резко дернула шеей. – Идем! В старом городе кафешка недавно открылась – «Золотая дубрава», при клубе лесхимзавода.
– А! «Хим-дым»! На практике там бывал. Ну, от училища. – Прикрыв глаза, молодой человек усмехнулся. – До сих пор там на танцах драки?
– Деру-утся! – усмехнулась Вера. – Хоть и милиция дежурит, а все же… Кто с микрорайонов придет, от местных огребет обязательно! Но девчонок не трогают, нет. И тех, кого знают. Ой, смотри – «двойка»!
Всплеснув руками, девушка кивнула на только что подъехавший к дальней платформе автобус – старенький и дребезжащий желто-красный «ЗиС-154», на «лбу» которого виделась цифра «2» и белая табличка с маршрутом – «Ж-Д вокзал – Коллективные сады».
– Успеем!
– Вер… – Взяв одноклассницу за руку, Максим покусал губу. – А может, пешком? Как раньше… Пока автобус ждали, гуляли везде…
– А пошли! – неожиданно легко согласилась девчонка. Похоже, она вообще была легка на подъем. – Только это… Пить хочется. Есть три копейки?
– Ага.
Оба побежали к красным, сверкающим никелем автоматам с газированной водой. Отстояв небольшую очередь, помыли стакан, взяли с апельсиновым сиропом.
– С апельсиновым – только здесь. – Сделав глоток, Вера блаженно зажмурилась. – У нас, в микрорайонах – только лимонный. А чаще – вообще без всего, за копейку. Я апельсиновый люблю! Вкусно… На, допивай!
– Да я не хочу… Хотя… Спасибо.
День выдался хороший, теплый. Зеленели посаженные вдоль тротуара тополя и клены, в палисадниках частных домов, тянувшихся по всей улице, вовсю цвела сирень, сладкий запах ее плыл над городом, будоражил воспоминания и даже напомнил кое-кому первую любовь!
– А, помнишь, как в седьмом классе целовались? – неожиданно спросила Вера.
Макс засмеялся:
– В восьмом!
– Нет, в седьмом! На новогоднем вечере…
– Да уж прям! В седьмом нас на вечера не пускали. Говорю же – в восьмом. Ты сказала: «Закрой глаза».
– Нет, это ты сказал!
– Я?
– Ага! Забыл?!
– Ла-адно… Слушай, Вер, – вдруг посерьезнел Максим. – А этот парень… там, в поезде…
– Говорю же, в первый раз вижу. Давай не будем о нем – неприятно! – Девушка вытащила из сумочки помятую пачку сигарет.
– «Тракия», – прочитал Макс. – Импортные?
– Болгарские. Тридцать копеек. Но, попробуй, купи! – Вера вдруг замедлила шаг, искоса глянув на парня. – Удивлен, что курю? Так я маляром-штукатуром работаю. У нас в смене девчонки та-ак смолят – как трубы заводские. На работе краска, да и холодно бывает… Покуришь – вроде бы и согреешься. Но я бросаю уже.
Убрав сигареты в сумочку, девушка улыбнулась и кивнула на афишу кинотеатра «Пионер» – как раз проходили мимо старой площади:
– «Загадочный пассажир». Хороший фильм, только старый. Там Збигнев Цибульский – его все девчонки любили… Жаль, что так рано ушел.
– Жаль, – согласно кивнул Максим. – Ну, так где твое кафе?
– А вон, за остановкой. Открыто!
– Тогда – вперед! – улыбнувшись, одернул китель Макс.
Взяли мороженое – пломбир в вазочках, бутылочку «крем-соды». Кафе Максиму понравилось – приятное, светлое с модной пластиковой мебелью. За столиками сидели дети с родителями, девчонки в коротких юбках, судя по виду, класс седьмой-восьмой.
– Расскажи про себя, – негромко попросила Вера. – Как ты служил, как вообще… Кое-что я помню, по письмам. Но не все.
Вера тоже писала Максиму в армию. Как и многие. Первый год – часто, потом – все реже и реже. Понятно – у каждого своя жизнь. Это в армии все время одно и то же: подъем, обед, «на вечернюю поверку становись!». В гражданской жизни время куда быстрее течет. Вон, как Верка: еще недавно в школе училась, а вот уже – штукатур-маляр.
– Маляр-штукатур, – машинально поправила девушка. – Так в дипломе. Вообще, деньги неплохие: сто десять плюс каждый месяц премия. Но работа, конечно, не фонтан. Не сказать чтобы нравилась.
– Так поменяй! – Максим разлил по стаканам остатки «крем-соды». – Мало ли контор? Работники везде нужны. И работницы.
– Ну да, ну да, конторы… – поджала губы Вера. – Только в конторах я хорошо, если восемьдесят получу, а то и того меньше! К тому же у меня общежитие от стройтреста! Пусть койко-место, зато мое, законное.
– Здорово!
– Слушай, Макс, а пошли ко мне в гости, а? Поболтаем, альбом школьный посмотрим. Соседей у меня сейчас нет.
Девушка глянула на Максима с такой надеждой, с такой затаенной радостью, что тот не смог отказать.
– Ну-у, если только недолго.
– Конечно, недолго! Я же понимаю – дома ждут.
Ну, а почему бы и не зайти к почти что однокласснице в гости? Тем более Максим – нынче человек гражданский, свободный – времени хоть отбавляй!
Когда вышли на улицу, грянул дождь, целый ливень, но теплый, летний! В будку автобусной остановки набился народ. Пришлось прятаться рядом, под липой. И все равно промокли.
Тут подошел автобус – просторный «круглоугольный» «ЛАЗ». Забрались, поехали. Мимо кинотеатра «Пионер» – бывшего собора, – мимо «стеклянного» универмага райпо, по мостику через ручей – в микрорайоны, что в последнее время начали расти словно грибы после дождя – наконец, заработал, давно строившийся металлургический комбинат – огромный! В народе его прозвали «Металлический завод» или просто – «завод». Рабочих требовалось – уйма! Брали всех, по принципу «не умеешь – научим». И главное, давали жилье. Конечно, общежитие для начала, как вот Вере, – койко-место.
– Ты на завод устроиться не хочешь? – держась за поручень, вдруг поинтересовалась Вера.
– На завод? – Максим удивленно приподнял брови. – А, на металлургический… Честно говоря, не думал еще. Сейчас вот осмотрюсь малость.
– Осмотрись и иди, – все же посоветовала одноклассница. – Зарплаты там – ого-го! Общагу дают. Что еще молодому парню надо? Ты ведь у нас шофер по специальности?
– Еще слаботочную аппаратуру ремонтировать могу!
– Ну, вот… Ой! Выходим, выходим! Остановочка наша – приехали.
Выпрыгнув из автобуса, Макс галантно протянул девушке руку. Пошли. И снова попали под дождь, правда, тут уже просто побежали, до Веркиной общаги оставалось совсем ничего.
– Вон, под козырек…
Девушка первой открыла стеклянную дверь, поздоровалась с вахтершей:
– Это со мной, тетя Маша!
– Угу, – оторвалась от вязания пожилая женщина с морщинистым круглым лицом. – Только до одиннадцати. И это… у нас сегодня комсомольский патруль!
– Да помню я, тетя Маша!
Поднявшись по лестнице на третий этаж, Вера и Макс миновали длинный коридор, большую – на четыре плиты – кухню и оказались в полутемной рекреации с выкрашенными в серо-зеленый цвет стенами и стоявшими на подоконнике цветами в небольших потрескавшихся чугунках.
– Это тетя Маша разводит, – достав ключ, пояснила Вера. – Она у нас добрая. Ну, входи! Да, руки помыть – сразу за окном налево. Там у нас даже душ есть. Правда, мужской только один – на пятом.
Внутри небольшой комнатки оказалось очень даже уютно. Секретер с журналами и посудой, торшер, легкие гнутые креслица на тонких ножках, журнальный столик, сразу над ним, на стене, – вырезанная из какого-то журнала фотография Эдиты Пьехи в коротком голубом платьице. У дальней стены полутораспальная – видно, что новая! – тахта, застланная зеленым велюровым пледом. Вполне себе современно!
Обстановку несколько портил старый коричневато-угрюмый шкаф, занимавший, наверное, четверть комнаты. Зато в нем имелось большое овальное зеркало на средней дверце.
– Шкаф от прежней хозяйки остался, Лиды, – раздвинув веселые желтенькие занавески, пояснила хозяйка. – Она замуж вышла и съехала.
– Славно! – Максим покивал и улыбнулся. – Ты переодевайся, я не смотрю.
– Ой! И ты же мокрый совсем! – ахнула Вера. – Чего бы тебе дать… ума не приложу… О, может быть, вот эту футболку? Она чистая. Я ее вместо домашнего платья ношу, когда убираюсь. Давай-давай, не стесняйся! А китель с рубашкой пока посохнут.
– Что ж…
Пока гость переодевался, девушка тоже сменила вымокшую одежду, натянула легкое летнее платьице голубого, с цветочками, ситца, с бретельками, выставив напоказ узенькие, тронутые первым загаром – и когда только успела? – плечи.
– Ну, вот. У меня на кухне, в холодильнике – борщ! – похвасталась Вера. – Ты вот пока хлеб нарежь, а я принесу.
Достав из секретера полбуханки черного и ножик, девушка принесла из кухни большую кастрюлю, вытащила тарелки, ложки, половник. А еще – граненые стаканчики и бутылку «Алиготе» за два рубля пятьдесят копеек.
Вообще-то, Максим до армии спиртное практически не употреблял, ну, разве что на выпускном выпил немного сухого… А на службе, бывало, и рислинг, и мускат и даже сливовую «палинку».
– Ну, за встречу! Ты ешь, ешь… Ну, как там Венгрия?
– Да, как сказать, – красиво. И народ живет… побогаче. Хорошо живут. – Вспоминая, Мезенцев прикрыл глаза и улыбнулся. – На рынках всего полно: мясо, колбаса перченая, всякие там вишни-черешни… И недорого совсем. А парикмахерские там – частные! Говорят, и у нас такие были… до Хрущева еще.
– И что, вот прямо все-все в магазинах есть? – любопытствовала Вера.
– Ну, не прямо все… К примеру, часы наши очень ценятся, и электробритвы.
– Давай, наливай…
Максим вдруг смутился:
– Слушай, как-то неправильно все. Ты меня вином поишь, угощаешь… Давай я в магазин сбегаю – что-нибудь вкусное возьму.
– Ну, возьми… – улыбнулась девушка, – тут у нас рядом винно-водочный, увидишь, зеленый такой. Там зефир иногда выбрасывают и конфеты. Ну, и вина возьми бутылочку – на свой вкус. Посидим, чего уж… Когда еще вот так встретимся.
Денег у Макса оставалось – пятерка. Потратил в пути, что и говорить. Подарки родным вез. Еще на автобус – рубль тридцать семь – если «мягкий», или рубль пять – на обычном…
Вино он взял, как и было, – белый венгерский «Токай» по два восемьдесят. Зефира не было, пришлось взять россыпь конфет с помадной начинкой и большой (меньше не было) брикет пломбира по сорок восемь копеек.
– О, мороженое! – обрадовалась Вера. – Сейчас мы его – с вареньем. Мама недавно привезла, клубничное!
Вкусное оказалось мороженое. Еще бы – пломбир, да еще с вареньем!
Выпили. Посмотрели школьный альбом. Начались воспоминания…
– А помнишь, в пятом классе, на горке?
– А в девятом? Как в походе Мишка Ряхин в лужу упал!
– А Колька Красников медведем рычал – девчонки из палатки выскочили и бежать! Вот умора!
Они уже сидели вместе, на тахте, вытянув ноги. Прижались щека к щеке. Вера вдруг обернулась и чмокнула Макса в губы. И сразу – еще, уже с куда большим пылом…
Максим не противился натиску, совсем наоборот… Обнял, погладил девушку по плечу, спустил бретельку платья… Обнажилась грудь – очень даже неплохая, упругая… То, что Вера не надела под платье ни комбинацию, ни лифчик, Максим углядел еще раньше.
Пылая страстью, девчонка растянулась на тахте. Задрав ей подол, Макс осторожно стянул трусики…
По радио передавали легкую музыку…
– Тополя, тополя… в город мой влюбленные…
– Хорошая песня, – погладив Максима по голове, негромко промолвила девушка. – Мне нравится… Слышь, Макс! А ты чего, на ночь-то глядя, домой собрался? Смотри, какая туча стоит! Вот-вот ливень… Нет уж! Никуда я тебя не отпущу. А домой ты позвони – вот прямо сейчас, с вахты! У матери на работе ведь есть телефон?
– Потаповым можно, соседям. – Молодой человек расслабленно потянулся. – Они передадут.
– Дядя Ефим?
– Он. А Юрка Потапов, говорят, женился?
– Давно уже. Нюшка Потапова тоже замуж собралась. За какого-то приезжего агронома… или зоотехника, уж не помню… Ну, что? Пошли звонить!
Соскочив с тахты, Верка проворно натянула платье.
– Ну, что валяешься-то? Давай, одевайся!
– Хм… – Максим, конечно, уговорился, но виду не показал. – У вас же комсомольский рейд!
– В шкафу спрячешься.
– Ты серьезно?
– Конечно, нет. У них для «галочки» рейд. А с тетей Машей договоримся – она добрая!