Корбин Рихтер
В следующий раз алхимик встретил свою ученицу в университете. Она сидела у окна в преподавательской и меланхолично терзала цветок. Судя по россыпи лепестков на ее коленях, это была уже не первая жертва.
– Поклонник появился? – заинтересованно спросил Рихтер, усаживаясь на подоконник и закрывая Софи вид на город. Она даже не возмутилась.
– Нет. Цветы подарил староста старшекурсников. Извинение за один инцидент, в котором участвовал студент его группы.
– Что-то серьезное?
Молодая женщина заколебалась и несколько неохотно ответила:
– Ситуацию удалось уладить. Но самое интересное, что я не успела сказать декану о случившемся, а Ганса Яргера уже наказали. Притом значительно суровее, чем следовало бы. Отчислить не отчислили, но отправили в один из пограничных городков на службу. Все предметы ему теперь придется сдавать экстерном.
Софи мрачно посмотрела на сломанный стебель цветка в руках и с отвращением отложила его в сторону.
– Готова поспорить, что здесь замешан Мартин. Я просила его не вмешиваться в мою работу, а он и этого не смог сделать.
Что ж, теперь становилась понятной просьба Шефнера присмотреться к группе, у которой Рихтер должен был вести факультатив. Неожиданно для себя Корбин встал на защиту Шефнера.
– Ну, возможно, я бы тоже расстроился, если бы какой-нибудь студент обидел мою жену.
– И как бы вы поступили?
Алхимик пожал плечами.
– Смотря какой проступок. Но, скорее всего, просто избил бы до полусмерти, чтобы неповадно было.
– Яргер боевой маг, – напомнила чародейка.
– Ну и что? Мало ли мне пришлось урезонивать их этим летом? Слушай, прекращай тоску наводить. Тут нет твоей вины. А Мартин – это Мартин. Ты должна была знать, за кого выходишь замуж и какие будут последствия, – неожиданно жестко припечатал маг.
София вздрогнула. Не поднимая глаз, тихо сказала:
– Я не жалуюсь, не думай. Больше не буду тебя этим беспокоить.
«Вот еще утешающей подружкой я не был», – сердито подумал Рихтер и все же сел рядом, заставив девушку потесниться на короткой софе. В преподавательской никого не было, поэтому они могли говорить свободно.