Умберто Эко Из романа «Маятник Фуко»
– О, Господи Иисусе! – вздохнул Бельбо и повернулся в мою сторону. – Там, напротив, стоят два или три дома, в которых живут ортодоксальные евреи, знаете, такие, которые носят черные шляпы, длинные бороды и пейсы. Таких в Милане не много. Сегодня пятница, с заходом солнца начинается суббота. Так вот, в квартире напротив приступают к серьезным приготовлениям: полируют подсвечники, готовят еду, расставляют все так, чтобы завтра не пришлось зажигать огонь. Даже телевизор остается включенным всю ночь, только им заранее приходится выбирать интересующий их канал. У нашего Диоталлеви есть небольшой бинокль, и он постыдно подглядывает в окна, наслаждаясь мечтой, что находится по другую сторону улицы.
– Но зачем? – спросил я.
– Да потому, что наш Диоталлеви вбил себе в голову, будто он еврей.
– Что значит – вбил себе в голову? – спросил задетый за живое Диоталлеви. – Я и есть еврей. Вы что-то имеете против, Казобон?
– Вам виднее.
– Диоталлеви, – твердым голосом промолвил Бельбо, – ты не еврей.
– Вот как?! А моя фамилия? В ней такое же еврейское звучание, как и в фамилиях Грациадио или Диозиаконте, слышится такой же отзвук гетто, как и в имени Шолом-Алейхем.
– Считается, что фамилия Диоталлеви должна приносить счастье, поэтому ее часто давали детям в сиротских приютах – как доброе предзнаменование. А твой дед прошел через приют.
– Но как еврейский ребенок.
– Диоталлеви, у тебя розовая кожа, грудной голос и ты практически альбинос.
– Существуют кролики-альбиносы, должны же быть альбиносы и среди евреев.
– Послушай, Диоталлеви, невозможно по желанию стать евреем, как становятся филателистами или свидетелями Иеговы. Евреем надо родиться. Смирись с этим, ты ведь не глупее других.
– Я прошел обрезание.
– Да ладно! Кто угодно может это сделать из соображений гигиены. Достаточно найти доктора с необходимым инструментом. В каком возрасте ты прошел обрезание?
– К чему такие подробности?
– Очень даже к чему. Евреи любят докапываться до мелочей.
– Никто не сможет доказать, что мой дед не был евреем.
– Конечно, потому что он был подкидышем. Но с таким же успехом он мог бы оказаться наследником Византийского трона или незаконнорожденным отпрыском династии Габсбургов.
– Никто не сможет доказать, что мой дед не был евреем, – упрямо повторил Диоталлеви, – и, кроме того, он был найден у Оттавских Ворот.
– Но ведь твоя бабушка не была еврейкой, а родословная у них определяется по материнской линии…
– …но кроме записи в свидетельстве о рождении – даже в актах гражданского состояния мэрии можно читать сквозь строк – существуют еще кровные узы, а моя кровь вопит о талмудистском мировоззрении, и ты рискуешь оказаться расистом, если станешь утверждать, что любой язычник может быть таким же правоверным талмудистом, как и я.
Он вышел. Бельбо пожал плечами:
– Прошу нас извинить. Такая дискуссия происходит у нас каждый день, с той лишь разницей, что каждый раз я пытаюсь прибегнуть к новым аргументам. На самом деле Диоталлеви – верный приверженец Каббалы. Однако и среди христиан есть ее приверженцы. И потом, знаете, Казобон, не стану же я противиться желанию Диоталлеви быть евреем.
– Думаю, не стоит. Мы же демократы.
– Да, мы демократы.
Венский адвокат Коган задумал креститься и, чтобы проникнуться новой верой, совершает путешествие в Рим. Вернувшись из поездки, он весьма пренебрежительно отзывается об образе жизни католических священнослужителей. И все же несколько недель спустя он переходит в католичество.
– И это после всего, что вы наговорили про кардиналов…
– Я решил так, религия, которая допускает такое, наверняка лучше всех остальных.
Сын набожного еврейского адвоката крестился. Коллеги адвоката насмехаются над ним по этому поводу.
– Я ничего не имею против, – говорит им адвокат. – Видите ли, к сожалению, мой сын слишком глуп, чтобы оставаться евреем.
Адвокаты собираются в венской кофейне:
– Вы слышали, молодой Розенталь крестился! А вы, Блау, не подумываете о том, чтобы принять христианство?
– Нет, это для меня слишком по-еврейски!
Молодой астроном Фрид собирается креститься. Накануне он идет в кошерный ресторан и заказывает себе в последний раз все свои любимые блюда: фаршированную рыбу, гуся с кашей, кугл и три вида цимеса.
Хозяин ресторана подходит к нему и спрашивает:
– Ну как, нравится?
– Отлично! – бормочет Фрид с набитым ртом.
– И от такой религии вы хотите отступиться?!
Преуспевшие выкресты рассуждают о причинах, побудивших их отказаться от веры отцов. Ну, у кого карьера буксовала, кто не мог жениться на девушке из общества, и только один заявляет:
– А я, господа, крестился по убеждению.
Все остальные возмущенно орут:
– Расскажи это гоям!
– И все-таки дело обстоит именно так, – настаивает выкрест. – Я убедился, что лучше преподавать в университете, чем быть меламедом в Решетиловке.
Молодой адвокат Розенблюм решил креститься. Он спрашивает коллегу-христианина:
– Что полагается надевать для этой церемонии?
Коллега чешет в затылке:
– Да откуда мне знать? На мне тогда были только пеленки…
Один журналист, не сумевший сделать карьеру из-за своего еврейского происхождения, решил наконец креститься.
– Скажи, зачем ты это сделал? – неодобрительно интересуется сосед.
– У меня было на это шесть серьезных причин, – вздыхает журналист, – мама, теща, жена и трое детей.
Двое студентов-евреев приняли решение креститься и пошли к священнику. Им приходится очень долго ждать в приемной. Наконец один не выдерживает:
– Кто знает, когда он нас примет. Пойдем покуда в синагогу, успеем к минхе.
Два свежих выкреста.
– Изя, таки ты уже говел?
– Еще нет.
– Пойдем тогда вместе говнем!
В суде свидетельствуют два еврея. Судья вызывает их по очереди и делает отметки в своих бумагах.
– Ваше имя?
– Хаим Фридман.
– Религия?
– Такая же.
Вызывает второго:
– Ваше имя?
– Ицхак Леви.
– Вероисповедание?
– Вы не поверите, господин судья: евангелическое!
Красная Шапочка:
– Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой нос?
– Еврей потому что, – сказал волк и заплакал.
Не секрет, что юноше с фамилией на «ман» или «фельд» в глазах которого была печаль избранного народа по Земле обетованной, не стоило подавать документы в лучшие вузы Страны Советов, но каким-то образом он там оказывался.
Путем многочисленных ухищрений Рабинович сменил фамилию и поступает в МГУ. Он блестяще сдает экзамен, и профессор благожелательно спрашивает:
– Как ваша фамилия?
Рабинович ни жив ни мертв: он забыл свою новую фамилию.
– В чем я точно уверен, – торжественно говорит он, – так это в том, что я не Рабинович!
Коммуналка. Звонит телефон.
– Позовите Мойшу к телефону!