«Если бы Иоанн хотел сам с нами беседовать или говорить нам что-либо свое, от себя, то нужно было бы сказать о роде его, об отечестве, о воспитании. Но так как не он, а Сам Бог чрез него вещает роду человеческому, то исследовать это представляется мне излишним и неуместным. Впрочем, может быть, это и нелишне, и даже весьма нужно. Когда узнаешь, кто он был, откуда и от кого происходил и каков был сам по себе, потом услышишь его глас и все его любомудрие, – тогда ясно увидишь и то, что Евангелие было не собственным его произведением, но делом Божественной силы, которая действовала в душе его.
И вот этот-то рыбарь, вращавшийся около озера, сетей и рыб, родом из Вифсаиды галилейской, сын бедного рыбаря, и бедного до крайнего убожества, человек простой, и притом на последней степени простоты, не изучавший наук ни прежде, ни после соединения со Христом, – вещает к нам. Узнаем же, о чем он с нами беседует. Не о том ли, что на полях? Или – что в реках? Не о торговле ли рыбою? Иной, может быть, и ожидал бы услышать это от рыбаря. Но не бойтесь, ничего подобного мы не услышим. А услышим о том, что на небесах и чего прежде его еще никто не знал. Он приносит к нам столь возвышенные догматы, столь превосходные правила жизни и такую мудрость, какие возможны только для вещающего из самых глубин Духа, и вещает так, как только что пришедший с самых небес. Еще более: и из живущих на небе, как я и прежде говорил, не все могли бы это знать. Скажи же мне, свойственно ли это рыбарю? Или хотя бы ритору, или софисту, или философу, или вообще всякому, изучившему внешнюю мудрость? Нет; обыкновенному человеческому духу невозможно любомудрствовать так о вышнем бессмертном и блаженном Существе, о ближайших к нему силах, о бессмертии и бесконечной жизни, о естестве тел смертных, но впоследствии имеющих соделаться бессмертными, о будущем суде и наказании, о предстоящих отчетах в словах и делах, в мыслях и чувствах, также – знать, что такое человек и что – мир, что такое человек по существу и что такое – кажущийся человеком, но не таковой на самом деле, что такое порок и что – добродетель.
Итак, будем внимать не рыбарю, не сыну Зеведееву, но тому, кто ведает глубины Божии, то есть Духу, движущему эту лиру. Он ничего человеческого не будет говорить нам, но все, что ни скажет, будет из глубины Духа, из тех тайн, которых даже и ангелы не знали прежде, нежели они совершились. И ангелы вместе с нами чрез глас Иоанна и чрез нас научились тому, что мы познали.
Итак, чем же начинает евангелист свое сказание?»
В начале бе Слово, и Слово бе к Богу.
«Видишь ли ты в этом изречении все его дерзновение и силу? Как он вещает, нисколько не колеблясь, не ограничиваясь догадками, но все говоря положительно? Свойство учителя – не колебаться в том, что сам он говорит.
Бе, в отношении к Слову, означает, во-первых, вечность Его бытия: в начале, сказано, бе Слово. А во-вторых, то же бе показывает, что Слово было у кого-либо. Так как Богу по преимуществу свойственно бытие вечное и безначальное, то прежде всего это и выражено. Потом, чтобы кто-нибудь, слыша – в начале бе Слово, не признал Его и нерожденным, такая мысль предупреждается тем, что прежде замечания, что было Слово, сказано, что оно бе к Богу. А чтобы кто-либо не почел Его словом только произносимым или только мысленным, для этого прибавлением члена (ỏ), как я уже прежде сказал, и другим выражением (к Богу) устранена и такая мысль. Не сказано: бе в Боге, но: бе к Богу, чем означается вечность Его по ипостаси.
Далее еще яснее открывается это в присовокуплении, что Бог бе Слово. Но это Слово сотворенное, скажет кто-либо. Если так, то что же препятствовало сказать, что в начале сотворил Бог Слово?
Когда все прочие евангелисты начинали с воплощения (Матфей говорит: книга родства Иисуса Христа, сына Давидова; Лука вначале повествует нам о Марии; и Марк подобным же образом излагает сначала повествование о Крестителе), для чего Иоанн только вкратце коснулся этого предмета, притом уже после тех первых слов, сказав: и Слово плоть бысть (ст. 14), а все прочее – Его зачатие, рождение, воспитание, возрастание минуя, вдруг возвещает нам о Его вечном рождении? Какая тому причина, я и скажу вам теперь. Так как прочие евангелисты большею частью повествовали о человеческом естестве Сына Божия, то должно было опасаться, чтобы по этому самому кто-нибудь из людей, пресмыкающихся по земле, не остановился только на этих одних догматах, что и случилось с Павлом Самосатским. Итак, возводя склонных к падению людей от такого пресмыкания по земле и привлекая к небу, Иоанн справедливо начинает свое повествование свыше, от бытия предвечного. Тогда как Матфей приступил к повествованию, начав от Ирода царя, Лука – от Тиверия Кесаря, Марк – от крещения Иоаннова, евангелист Иоанн, оставив все это, восходит выше всякого времени и века, и там устремляет ум своих слушателей к одному: в начале бе, и, не позволяя уму нигде остановиться, не полагает ему предела, как те (евангелисты) – Ирода, Тиверия и Иоанна. Но вместе с этим достойно удивления и то, что как Иоанн, устремившись к возвышеннейшему слову, не оставил, однако ж, без внимания и воплощения, так и они, с особенным тщанием повествуя о воплощении, не умолчали также и о предвечном бытии. И этому так быть должно, потому что один Дух двигал души всех их; а потому они и показали совершенное единомыслие в своем повествовании. Ты же, возлюбленный, когда слышишь о Слове, никогда не терпи тех, которые называют Его творением, равно как и тех, которые почитают Его простым словом. Много есть слов божественных, которыми действуют и ангелы, но ни одно из этих слов не есть само Божество, а все это только пророчество и Божие повеление.
Это Слово (о котором говорит евангелист Иоанн) есть ипостасное Существо, бесстрастно происшедшее от Самого Отца. Это именно, как я и прежде сказал, (евангелист) изобразил самым наименованием Слова. Потому как изречение: в начале бе Слово означает вечность, так и выражение: сей бе искони к Богу (ст. 1, 2) показывает Его совечность (с Отцом). А чтобы ты, услышав: в начале бе Слово и признав его вечным, не подумал, однако ж, что жизнь Отца на некоторое расстояние, то есть на большое число веков, предшествует (жизни Сына), и, таким образом, чтобы ты не положил начала Единородному, (евангелист) присовокупляет: искони бе к Богу, то есть Он так же вечен, как Сам Отец. Отец никогда не был без Слова; но всегда был Бог (Слово) у Бога (Отца), в собственной, однако ж, ипостаси. Но как же, скажешь ты, евангелист говорит, что Слово в мире бе, если Оно было действительно у Бога? Подлинно, оно и у Бога было, и в мире было: никаким местом не ограничивается как Отец, так и Сын. Если величию Его несть конца, и разуму Его несть числа (см.: Пс. 146, 5), то ясно, что существо Его не имеет никакого временного начала. Ты слышал, что в начале сотвори Бог небо и землю? Что ты думаешь об этом начале? Без сомнения, то, что небо и земля произошли прежде всех видимых творений. Так когда слышишь о Единородном, что Он в начале бе, разумей бытие Его прежде всего мыслимого и прежде веков. Если же кто скажет: как возможно Сыну не быть по времени после Отца? – происшедший от кого-либо необходимо должен быть после того, от кого произошел, – отвечаем, что таковы только человеческие рассуждения.
Скажи мне: сияние солнца из самого ли естества солнечного истекает, или из чего иного? Всякий, имеющий неповрежденные чувства, необходимо признает, что сияние происходит от того самого естества солнца. Но, хотя сияние исходит от самого солнца, однако ж мы никогда не можем сказать, что оно существует после солнечного естества, потому что и солнце никогда не является без сияния. Итак, если и в видимых и чувственных телах то, что происходит от чего-нибудь другого, не всегда после того существует, от чего происходит, то почему ты не веришь этому в рассуждении невидимого и неизреченного естества? И здесь то же самое, только так, как сообразно это вечному существу. Поэтому и Павел назвал Сына сиянием славы Отчей (Евр. 1, 3), изображая этим и то, что Он рождается от Отца, и то, что Сын совечен Отцу. Скажи же мне: все века и всякое пространство времени не чрез Сына ли произошли? И это необходимо должен признать всякий, кто не потерял еще ума. Итак, нет никакого расстояния (времени) между Отцом и Сыном; а если нет, то Сын не после Отца существует, но совечен Ему.»
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
«На слова: в начале бе Слово. Богослов и боголюбец Иоанн, в подлинном смысле сын громов, богоглаголивым языком, потому что подвигнут был Духом Святым, провозвестил, что Ипостась, личное свойство, вечность и Царское достоинство Божия Слова не приобретены Им, но существенны Слову, и многократным повторением слова «бе» изгнал понятие: «из не сущих».
Довременное, вечное, непосредственное, превосходящее всякое слово и всякий ум исхождение Христа от Отца Писания называют рождением с намерением не страсть сим означить, но утвердить единосущие. Ибо рождаемое действительно единосущно с рождающим. А чтобы не представляли Сына младшим, Писание говорит: в начале бе Слово. Потом возвещает и отношения Его к Отцу: и Слово бе к Богу, а потом и достоинство: и Бог бе Слово.
И наученные именем Сын единосущию, наименованием Слово – бесстрастию, словами: в начале бе – совечности, словами бе к Богу – Его свойству со Отцем, словами: бе Бог – достоинству, а также отняв от всякого именования неподобающее Ему приложение, например, от имени Сын – понятие, что Он моложе Отца, от имени Слово – понятие о несамосущности, познаем в Сын Бога вечного, единосущного, бесстрастно и довременно от Отца происшедшего, и поклонимся Ему.»
В начале было Слово,
«Тогда как прочие евангелисты пространно повествуют о земном рождении Господа, воспитании и возрастании, Иоанн опускает эти события, так как об них довольно сказано соучениками его, а ведет речь о Божестве вочеловечившегося ради нас. Впрочем, при тщательном рассмотрении увидишь, что как ни те не умолчали о Божестве Единородного, но упомянули, хотя необширно, так ни Иоанн, вперив свой взор к вышнему слову, не опустил вовсе из внимания домостроительство воплощения. Ибо один Дух руководил душами всех. – Иоанн говорит нам о Сыне, упоминает и об Отце. – Он указывает на вечность Единородного, когда говорит: «в начале было Слово», то есть было от начала. Ибо что существует от начала, у того, без сомнения, не найдется времени, когда бы оно не существовало. Откуда, скажет иной, видно, что выражение «в начале было» означает то же, что от начала? Откуда? Как из самого общего понимания, так особенно из самого этого евангелиста. Ибо в одном из своих посланий (1, 1) он говорит: о том, что было от начала, что мы видели. Видишь ли, как возлюбленный объясняет сам себя? Так, скажет вопрошающий; но я понимаю это «в начале» так же, как и у Моисея: «в начале сотворил Бог» (Быт. 1, 1). Как там выражение «в начале» не дает той мысли, будто бы небо вечно, так и здесь я не буду понимать слово «в начале» так, будто бы Единородный вечен. Так скажет еретик. На эту безумную настойчивость мы ничего другого не будем говорить, кроме сего: мудрец злобы! Зачем ты умолчал о последующем? Но мы и против твоей воли скажем это. Там Моисей говорит: в начале Бог «сотворил» небо и землю, а здесь сказано: в начале «было» Слово. Что же общего между «сотворил» и «было»? Если бы и здесь было написано: в начале сотворил Бог Сына, то я умолчал бы; но теперь, когда здесь сказано: «в начале было», я заключаю из сего, что Слово существует от века, а не впоследствии получило бытие, как ты пустословишь. Почему Иоанн не сказал: в начале был Сын, но: «Слово»? Слушай. Это ради немощи слушателей, дабы мы, с самого начала услышав о Сыне, не помыслили о страстном и плотском рождении. Для того назвал Его «Словом», чтобы ты знал, что как слово рождается от ума бесстрастно, так и Он рождается от Отца бесстрастно. Еще: назвал Его «Словом» потому, что Он возвестил нам о свойствах Отца, подобно как и всякое слово объявляет настроение ума; а вместе и для того, чтобы показать, что Он совечен Отцу. Ибо как нельзя сказать, что ум бывает иногда без слова, так и Отец и Бог не был без Сына. – Иоанн употребил это словосочетание потому, что много есть и иных слов Божиих, например, пророчества, заповеди, как и сказано об ангелах: «крепкие силою, исполняющие слово Его» (Пс. 102, 20), то есть повеления Его. Но собственно Слово есть личное существо.»
И Слово было у Бога,
“Здесь евангелист еще яснее показывает, что Сын совечен Отцу. Дабы ты не подумал, что Отец был некогда без Сына, он говорит, что Слово было у Бога, то есть у Бога в недрах отеческих. Ибо предлог «у» ты должен понимать вместо «с», как и в ином месте он употреблен: не братия ли Его и сестра Его в нас суть, то есть с нами живут? (Мк. 6, 3). Так и здесь «у Бога» понимай вместо: был с Богом, вместе с Богом, в Его недрах. Ибо невозможно, чтобы Бог когда-либо был без Слова или премудрости, или силы. Посему мы веруем, что Сын, так как Он есть Слово, премудрость и сила Отца (1 Кор. 1, 24), всегда был у Бога, то есть был современно и совместно с Отцом. И как же, скажешь, Сын не после Отца? Как? Научись от вещественного примера. Сияние солнечное не от самого ли солнца? Так точно. Ужели оно и позднее солнца, так что будто бы можно представить себе время, когда солнце было без сияния? Нельзя. Ибо как оно было бы и солнцем, если бы не имело сияния? Если же так мыслим о солнце, то тем более должны так мыслить об Отце и Сыне. Должно веровать, что Сын, Сый сияние Отца, как говорит Павел (Евр. 1, 3), всегда блистает вместе с Отцом, а не позднее Его. – Заметь также, что этим выражением опровергается и Савеллий ливиянин. Он учил, что Отец, Сын и Дух суть одно лицо и что это единое лицо в одно время являлось как Отец, а в другое как Сын, а в иное как Дух. Так пустословил сын отца лжи, исполненный духа лукавого. Но сими словами: «и Слово было у Бога» он явно обличается. Евангелист здесь самым ясным образом говорит, что иной Слово и иной Бог, то есть Отец. Ибо если Слово было вместе с Богом, то, очевидно, вводятся два лица, хотя у них обоих и одно естество. А что одно естество, слушай.»
И Слово было Бог.
«Видишь ли, что и Слово Бог! Значит, у Отца и Сына едино естество, как и едино божество. Итак, да устыдятся и Арий, и Савеллий. Арий, называющий Сына Божия созданием и тварью, да посрамится тем, что Слово в начале было и было Богом. А Савеллий, не принимающий троичности лиц, но единичность, да посрамится тем, что Слово было у Бога. Ибо здесь великий Иоанн ясно возвещает, что иной Слово, и иной Отец, хотя не иное и иное. Ибо иной говорится о лицах, а иное и иное об естествах. Например, чтобы мысль изложить яснее, Петр и Павел суть иной и иной, ибо два лица; но не иное и иное, ибо у них одно естество – человечество. Так же должно учить и об Отце и Сыне: Они, с одной стороны, иной и иной, ибо два лица, а с другой стороны, не иное и иное, ибо одно естество – божество.»
В начале бе Слово,
«Выражение в начале имеет много значений, но здесь оно собственно значит всегда. Присоединенное к этому выражению слово бе (ην) сделало его не совсем понятным. Куда бы ты ни направил свой ум, его будет предварять это бе и, везде ему предшествуя, оно не позволяет твоей мысли найти для себя какой-нибудь предел. По отношению к тварям слово бе означает прошедшее время, а по отношению к несотворенной Троице это обозначается словом – всегда (αει). По отношению к чувственной и разумной твари совершенно не употребительно выражение – в начале бе, потому что все стало существовать потом, а оно приложимо только к блаженной Троице, потому что только Она не рождена, или не сотворена. Равным образом имеет много значений и слово Λογος (Слово), но здесь оно означает собственно Сына Божия. Сын, как говорит Григорий Богослов, называется Словом потому, что Он так относится к Отцу, как слово к уму, не только по бесстрастному рождению, но и по соединению с Отцом и потому что являет Его. Вся, говорит, яже слышах от Отца Моего, сказах вам (Ин. 15, 15). Может кто-нибудь сказать также, что это есть как бы определение в отношении к определяемому, потому что и такое значение имеет слово Λογος. Узнавший (это значит слово видевший) Сына, сказано, узнал и Отца (Ин. 14, 9). Сын есть выразительное и удобное свидетельство о природе Отца, так как всякое рождение есть безмолвное слово родившего. Сказав: в начале бе Слово, евангелист показал, что Сын был всегда и что не было какого-либо времени или века, когда Его не было, потому что Сам Он есть Творец всех времен и веков. Но почему он не сказал: в начале был Сын? Чтобы не пришло кому-нибудь в голову предположение о временном и страстном рождении. Поэтому-то назвав Его Словом, показав, что сверхъестественное рождение Его было предвечно и бесстрастно, и наперед уничтожив таким образом непристойные представления об этом рождении, далее евангелист прямо называет Его также Сыном. А чтобы показать, что это Слово не только всегда было, т. е. вечно, но также, что Оно неотделимо и совечно Отцу, евангелист говорит…»
И Слово бе к Богу,
«Не сказал, что Оно было в известном месте, потому что никаким местом не ограничивается Необъятный; не сказал также, что Оно было в Боге, потому что на основании предыдущего могло произойти смешение лиц, но сказал к Богу (ηρος τονΘεον), т. е. у Бога, чтобы были ясны как особность Ипостасей, так и нераздельность Отца и Сына, а равно и Духа Святого, как само собою понятно, потому что в начале была Троица и эта Троица была вместе.»
И Бог бе Слово.
«Воспользовавшись наименованием Слова для того, чтобы показать, что сверхъестественное рождение Его было предвечное и бесстрастное, предупреждает далее вред, могущий произойти от такого наименования, т. е. чтобы кто-нибудь не произнес хулы, думая, что это Слово такое же, какое бывает и наше подуманное или произнесенное; а Оно – не такое, но ипостасное, одного с Отцом естества и достоинства.»
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
«Богословствующий катафатически, исходя из [утвердительных] положений, делает Слово плотью, ибо он может познать Бога как Причину [всего], исходя только из [вещей] зримых и осязаемых. Богословствующий же апофатически, исходя из суждений отрицательных, делает Слово Духом, как сущего в начале Бога и сущего у Бога; он подлинно познает Сверхпознаваемого, не исходя из чего-либо доступного познанию.»
В начале было Слово,
«Слово. Этим именем евангелист называет второе лицо достопоклоняемой Троицы – Сына Божия, как видно и из дальнейшей речи самого евангелиста (Ин. 1:14). Открытое свыше Иоанну (Откр. 19:11, 13) и известное отчасти, прикровенно в Ветхом Завете (Пс. 32:6; Агг. 2:5–6; Прем. 18:16), это наименование Сына Божия:
1) выражает особенное отношение Сына Божия к Богу Отцу. «Поелику рождение Сына есть рождение бесстрастное, потому евангелист и именует Его Словом, дабы из того, что есть в тебе, научить тебя тому, что превыше тебя. Как ум, рождающий слово, рождает без болезни, не разделяется, не истощается и не подвергается чему-нибудь, бывающему в телах: так и божественное рождение бесстрастно, неизреченно, непостижимо и чуждо деления» (Феофил).
2) это наименование показывает отношение Сына Божия как Творца к твари. «Не погрешит в слове и тот, кто скажет, что Сын именуется Словом как соприсущий всему сущему: ибо что стоит не Словом?» (Григ. Б. 3, 99). Сын есть содетельная и содержительная вина всего сотворенного; ибо Им создано все видимое и невидимое и все Им содержится (Кол. 1:16–17).
3) наименование сие выражает отношение Сына Божия в частности к разумным тварям – людям, как сообщившего им откровение об Отце. «Сын называется Словом потому, что Он так относится к Отцу, как слово к уму, не только по бесстрастному рождению, но и по соединению со Отцем, и потому, что являет Его» (Григ. Б., там же). Евангелист «так наименовал Его и потому, что Сын пришел возвестить нам об Отце: вся, елика слышах от Отца Моего, сказах вам» (Ин. 15:5 3лат.). «Он возвестил нам о свойствах Отца, подобно как и всякое слово объявляет настроение ума» (Феофил.).
4) наименование сие указывает на совечность Сына Отцу: ибо «как нельзя сказать, что ум бывает иногда без слова, так и Отец и Бог не был без Сына» (Феофил). Нет ничего невероятного в том предположении, что евангелист утвердил и прояснил истинное учение о Слове воплотившемся в видах охранения этого учения от разных перетолкований и искажений, каким подвергалось оно, с одной стороны, в александрийско-иудейском филоновом учении, с другой – в ложных учениях начинавшегося около времени написания Евангелия развиваться так называемого гностицизма. – Это Слово, второе Лицо Пресвятой Троицы, Сын Божий, было в начале: выражение – в начале указывает у священных писателей на начало мира (Быт. 1:1; Пс. 101:26; Евр. 1:10); сообразно с сим слова евангелиста имеют такой смысл: Слово было уже, когда начинал устрояться мир, т. е. Слово было до устроения мира. Так, воплотившееся Слово Господь Иисус Христос изображает вечную славу Свою у Отца Небесного как такую славу, которую Он имел прежде бытия мира (Ин. 17:5). Если же Слово было прежде мира, то значит, оно было прежде времени, ибо начало мира есть вместе и начало времени, прежде сложения мира не было времени; а бывшее прежде времени было от вечности, следовательно, бытие Слова – вечное, безначальное. А что не имеет начала своего бытия, то не может иметь и конца; следовательно, бытие Слова в полном смысле вечное – безначальное и бесконечное. Соответственно сему, в 1-м своем послании, называя, как и далее в Евангелии, (1, 4), Слово Словом жизни, ев. Иоанн прямо называет Его жизнью вечною (1 Ин. 1:1–2). «Невозможно и придумать что-нибудь такое, что было бы древнее сего начала: ибо сие последнее не было бы и началом, если бы далее его существовало что-нибудь.
Было. Произошло или получило бытие, т. е. не начинает собою ряда творений, но – уже было, существовало, когда начиналось творение мира. «Что препятствовало евангелисту сказать: в начале сотворил Бог Слово? Моисей, говоря о земле, не сказал: в начале была земля, но – сотворил землю, и тогда стала быть. Если Моисей сказал так о земле из опасения, дабы кто не подумал, что земля не сотворена: тем более должен был сего опасаться Иоанн, если бы Сын был сотворен. Не сказал: Слово имело начало, но – в начале было, выражением было возводя тебя к мысли, что Сын безначален» (Злат.), или «совечен Отцу» (Феофил.). Таким образом, целое выражение, которым начинается Иоанново Евангелие, в начале было Слово, значит: Слово, Единородный Сын Божий, воплотившийся Господь Иисус Христос, не сотворено, не произошло во времени, но имеет безначальное бытие, следовательно, вечное.»
Слово было у Бога,
“Учение об отношении Слова – Сына к Богу Отцу. Будучи вечным, как Бог Отец, Слово – Сын существовал всегда не отдельно от Бога Отца, но вместе – в единении с Ним. Тем не менее, однако же, Оно есть лицо особое, самостоятельное. «Не сказал евангелист: Слово было в Боге, но – Слово было у Бога, показывая тем особность Слова, как лица, или Его личное различие от лица Бога Отца» (Злат.). «Евангелист здесь самым ясным образом говорит, что иной – Слово и иной Бог, т. е. Отец. Ибо если Слово было вместе с Богом, то очевидно вводятся два лица, хотя у них обоих и одно естество» (Феофил.). «Потом, чтобы кто-нибудь, слыша – в начале было Слово не признал Его и нерожденным, такая мысль предупреждается тем, что прежде замечания, что было Слово, сказано, что оно было у Бога» (Злат.).»
Слово было Бог.
«Как вечное, Слово есть лицо божественное, т. е. одного существа с Богом Отцом, и, следовательно, есть Бог, равночестный Богу Отцу. «Различай имена Отца и Сына, но признавай, что Они равны между собою. Отец есть Бог, и Сын также есть Бог. Они едино суть, потому что едино Их естество, но при единстве природы Они не смешиваются, Один в Другого не переходят, Один с Другим соединены, но Один от Другого различаются» (Ефрем Сирин).»
В начале было Слово,
«Этими словами евангелист обозначает вечность Слова. Уже выражение «в начале» (ἐν ἀρχῇ) ясно указывает на то, что бытие Логоса совершенно изъято от подчинения времени, как форме всякого тварного бытия, что Логос существовал «прежде всего мыслимого и прежде веков» (свт. Иоанн Златоуст). Еще сильнее эта мысль о вечности Слова выражена присоединением к выражению «в начале» глагола «было» (-ἦν). Глагол «быть» (εἶναι), во-первых, является обозначением бытия личного и самостоятельного, в противоположность глаголу «стать» (γίνεσθαι), который обозначает появление чего-либо в известное время. Во-вторых, глагол «быть» употреблен здесь в прошедшем несовершенном времени, которое указывает на то, что Логос был уже в то время, когда тварному бытию еще только полагалось начало.»
И Слово было у Бога,
“Здесь евангелист говорит, что Логос был самостоятельной личностью. На это ясно указывает употребленное им выражение «было к Богу» – так лучше и точнее будет перевести греческое выражение πρὸς τὸν Θεόν. Иоанн хочет сказать этим, что Логос стоял в известном взаимоотношении к Богу Отцу как отдельная самостоятельная личность. Он не разделен от Бога Отца (что выходило бы, если бы при слове τὸν Θεόν стоял предлог παρά – «близ»), но и не сливается с Ним (что обозначалось бы предлогом ἐν – «в»), а пребывает в личном и внутреннем отношении к Отцу – нераздельном и неслиянном. И в таком отношении Логос пребывал к Отцу всегда, как показывает опять здесь взятый в прошедшем несовершенном времени глагол «быть». Что касается того вопроса, почему здесь Иоанн называет Бога Отца просто Богом, то на этот вопрос можно отвечать так: слово «Бог» вообще употребляется для обозначения Бога Отца в Новом Завете, а потом Иоанн (как говорит Луази) и не мог еще употребить здесь слова «Отец», так как еще не сказал о Слове как о «Сыне».”
И Слово было Бог.
“Этими словами Иоанн обозначает божество Слова. Слово не только божественно (θεῖος), но есть истинный Бог. Так как в греческом тексте слово «Бог» (Θεός) употреблено о Слове без артикля, между тем как о Боге Отце оно употребляется здесь же с артиклем, то некоторые богословы (в древности, например, Ориген) видели в этом указание на то, что Слово ниже по достоинству, чем Бог Отец. Но против правильности такого заключения говорит то обстоятельство, что в Новом Завете выражение Θεός без артикля иногда употребляется и о Боге Отце (Рим.1:7; Флп.2:13). А потом в настоящем случае выражение Θεός вместе с глаголом ἦν составляет сказуемое к выражению ὁ λόγος и по общему правилу должно стоять без артикля.”
В начале бе Слово,
“Что на это скажете вы, вводящие нам нового и недавнего Сына, чтобы уже и совсем не верить тому, что Он есть Бог, ибо «не будет в тебе Бог нов» (Пс.80:10), как говорит Божественное Писание? Как же не нов, если рожден в последние времена? И не сказал ли лжи, говоря иудеям: «истинно говорю вам: прежде нежели Авраам был, Я есмь» (Ин.8:58)? Ведь очевидно, конечно, и для всех бесспорно, что Христос родился от Святой Девы много времени спустя после блаженного Авраама. Как же вообще сохранится тогда истинный смысл выражения: «бе в начале», если Единородный получил бытие в конце веков? Заметь и из последующего, к какой нелепости ведет отрицание вечного существования Сына и мысль, что Он получил бытие в позднейшие времена.
Но нам снова должно обратиться к точнейшему исследованию изречения блаженного Евангелиста: «в начале бе Слово.» Нет ничего старше начала, если выдерживать определение понятия начала в себе самом; ибо начало начала никогда не может быть, или же, если мыслится и берется прежде него что-либо другое, то оно, конечно, перестанет быть истинным началом. В противном случае, то есть если допускается, что нечто предсуществует действительному началу, речь о нем (начале) пойдет у нас в бесконечность, так как всегда будет предвосходить другое начало, производящее то, о коем будет наше изыскание. Итак, начало начала быть не должно, по точному и верному рассуждению, но в необъятную беспредельность должна уходить речь о нем. И так как постоянное движение назад (к беспредельному началу) не имеет конца и превосходит меру веков, то Сын не может оказаться происшедшим во времени, но, напротив, – существует вечно вместе с Отцом. Ведь «был» в начале. Если же «был» в начале, то какой, скажи мне, ум возможет перелететь значение этого «был»? Когда же вообще это «был» может стоять как бы в конце, если оно всегда предшествует следующей мысли и предваряет следующее за ним понятие? Пораженный этим, пророк Исаия говорит: «род Его кто исповесть? Яко вземлется от земли живот Его» (Ис.53:8). Поистине вземлется от земли слово о рождении Единородного, то есть выше всякого разума сущих на земле и выше всякого слова, так что в конце концов неизъяснимо. Если же выше ума и слов наших, то как Он может быть тварным, когда присущий нам разум оказывается в состоянии и временем и словом определять тварные предметы?
В отношении к Единородному отнюдь нельзя принимать «начало» в значении «начала во времени», так как Он прежде всякого времени и имеет превечное существование, и притом еще Божественная природа не может иметь конца, – ибо всегда пребывает тождественною себе.
В отношении к Единородному отнюдь нельзя принимать «начало» в значении «начала во времени», так как Он прежде всякого времени и имеет превечное существование, и притом еще Божественная природа не может иметь конца, – ибо всегда пребывает тождественною себе, согласно воспеваемому в псалмах: «Ты же тойжде еси, и лета твоя не оскудеют» (Пс.101:28). Итак, от какого же начала, измеряемого временем и количеством, может исходить Сын, не могущий дойти до конца, будучи Богом по природе и посему вопиющий: «Аз есмь жизнь» (Ин.14:6)? Ведь начало само по себе отнюдь не может быть мыслимо существующим иначе, как ввиду своего собственного конца. И как началом называется в отношении к концу, так и, наоборот, конец (является концом) также в отношении к началу – причем и здесь обозначаем начало во времени или количество. Итак, если Сын старше и самих веков, то Он не может подлежать происхождению во времени, но всегда «был» в Отце как в источнике, согласно сказанному Им: «Аз от Отца изыдох и приидох» (Ин.8:42). Если же Отец понимается как источник, то «было Слово» в Нем, существуя как премудрость, и сила, и начертание, и отблеск, и образ Его (Евр.1:3; ср. Лк.11:49, 9:35; Мф.11:19). И если не было такого времени, когда Отец был без Слова и премудрости и начертания и отблеска, то необходимо признать, что и Сын, который есть все это (т. е. Слово, премудрость, образ и отблеск) для Вечного Отца, также существует вечным. Как же бы вообще Он мог быть начертанием и точным образом, если бы оказался не отображенным соответственно красоте Того, Кого Он есть образ?
Нет, конечно, никакого препятствия к тому, чтобы мыслить существование Сына в Отце как в источнике, ибо наименование источника здесь означает только «бытие-из-чего». Сын же «есть» (существует) «в Отце» и «из Отца», не отвне или во времени получив бытие, но находясь в сущности Отца и из нее воссияв, как из солнца, например, его отблеск, или как из огня свойственная ему теплота. В этих примерах можно видеть, как единое, хотя и рождается из единого, но притом и всегда сосуществует и нераздельно присуще ему, так что одно без другого не может существовать само по себе и сохранять истинное свойство собственной природы. Разве солнце может не иметь отблеска? Или отблеск разве находится не в испускающем его солнце? И огонь разве может быть, если не имеет свойства согревать? Откуда же тепло, если не из огня или из чего-либо другого, недалеко отстоящего от существенного свойства огня? Как в этих примерах бытие в чем-либо того, что из него есть, не уничтожает сосуществования его, но являет порождаемое сосуществующим с порождающим и единую с ним природу унаследовавшим, так это и относительно Сына; ибо если мыслится и называется сущим в Отце и из Отца, то не инородным, или чужим с Ним, или как бы вторым после Него должен быть Сын, но сущим в нем, и всегда сосуществующим, и из Него явившимся, по неизреченному образу Божественного рождения.”
И Слово бе к Богу
“Заметь же опять мудрость Духоносца. В предшествующих словах он научил, что было Слово в начале, то есть в Боге и Отце, как говорили мы. Поелику же он имел просвещенный взор ума и, надо думать, знал, что восстанут некие, кои по великому невежеству будут говорить, что один и тот же есть Отец и Сын, и только именами будут отличать Святую Троицу, не допуская существования в собственных (особых) ипостасях, так чтобы Отец действительно мыслился как Отец, а не как Сын, Сын же существовал опять так же собственно (особо) как Сын, а не как Отец, что и есть в действительности; то необходимо должен был вооружиться и против сей ереси, как бы уже появившейся и воздвигнутой в то время, или же имеющей быть некогда, – и для истребления ее к словам «в начале бе Слово» тотчас же присоединяет: «Слово бе к Богу», считая нужным везде употреблять это «бе» по причине предвечного рождения Его, – между тем как, называя Слово сущим «к Богу», указывает на то, что нечто одно и само по себе существующее (ипостасно) есть Сын, а другое опять – Бог и Отец, «к Коему» было Слово. Ибо единое «числом» разве может быть мыслимо существующим «само к себе» или «у себя».
Единосущен Сын Отцу и Отец Сыну, почему и имеют совершеннейшее подобие, так что в Сыне созерцается Отец, а в Отце Сын и Один в Другом блистает, как и Сам Спаситель говорит в одном месте: «видевый Мене виде Отца Моего» (Ин.14:9), – и опять: «Аз во Отце и Отец во Мне» (Ин.14:10–11; ср. Ин.10:38). Но если и есть в Отце, а также и Отца имеет в Себе, со всей точностью, как уже было сказано, Сам будучи отпечатлен по образу Родившего и Сам опять с совершеннейшей подлинностью живописуя в Себе Родившего; то по причине сего не утратит особое существование (ипостасное) Свое, ни опять также Отец не прекратит существование в Себе Самом (ипостасное). И сие совершеннейшее сходство и подобие не произведет какого-либо смешения ипостасей, так чтобы единым «по числу» мыслились Родивший Отец и Рожденный из Него Сын, но у Обоих должно быть исповедуемо тождество природы, как, без сомнения, следует Тому и Другому и существовать особо (ипостасно), дабы и Отец действительно мыслился как Отец и Сын как Сын. И если таким образом причислять к Ним и вместе с Ними почитать Богом и Святого Духа, то Святая и Поклоняемая Троица будет иметь Свою полноту.
Иное. Если Сам Сын есть и Отец, то какой же смысл имеет различие имен? Если совсем не родил, то почему называется Отцем? И как (называется) Сыном, если не был рожден от Отца? Имена эти сами по себе с необходимостью требуют такого рассуждения, Поскольку же Божественные Писания проповедуют, что Сын рожден, и это в действительности так, то Он, следовательно, существует и Сам по Себе (ипостасно). Также и Отец существует особо, если одно является из другого, как рождаемое по отношению к рождающему.
Иное. Блаженный Павел в Послании к Филиппийцам говорит о Сыне: «иже во образе Божии сый не восхищением непщева быти равен Богу» (Флп.2:6). Кто же, следовательно, Тот, Кто не пожелал счесть хищением – быть равным Богу? Не необходимо ли утверждать, что Один Некий существует Тот, Кто «в образе Божием», а другой опять Тот, Кого был образ? Это очевидно для всех и всеми признается. Итак, не единое нечто и тождественное по числу суть Отец и Сын, но сосуществуют особо и друг в друге созерцаются, по тождеству сущности, хотя и Один из Одного, то есть из Отца Сын.
Иное. Аз и Отец едино есма (Ин.10:30), – сказал Спаситель, очевидно как знавший и Себя Самого особо существующим, и Отца. Если же на самом деле это было бы не так, то почему, употребляя соответственное единице выражение, не сказал: «Я и Отец одно «есмь»? Если же употребляет здесь множественное число, то очевидно наконец, что опровергает мнение иномыслящих, ибо «есма» правильно не могло бы быть употреблено об одном.
Иное. При устроении человека раздается глас Говорящего Бога: «сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт.1:26). Если полнота Святой Троицы, так сказать, сокращается в единое нечто числом и нечестивцы уничтожают существование Самих по Себе Отца и Сына, то кто к кому говорит: «сотворим человека по образу Нашему»? Ведь если бы действительно было так, как болтают те нечестивцы, то подобало бы сказать: «сотворим человека по образу «Моему» и по подобию». Если же теперь писатель книги не говорит так, но творение усвояет многим по числу и употребляет: «по образу «Нашему», то чрез это как бы великим и сильным гласом вопиет о том, что число (лиц) Святой Троицы превышает единицу.
Иное. Если Сын есть «отражение» Отца (Евр.1:3), как свет из света, то каким образом Он (Сын) может не быть другим по отношению к Нему (Отцу), как существующий особо? Ведь отраженное может стать таковым не иначе, как от другого, то есть отражающего, а не само из себя.
Иное. Объявляя о Себе Самом, что Он есть из сущности Бога и Отца, Сын говорит опять в одном месте: «Аз от Отца изыдох и приидох, паки иду ко Отцу» (Ин.8:42, 16:28). Как же не может не быть другим рядом с Ним, именно ипостасью и числом, когда все основания заставляют нас думать, что происшедшее из чего-либо есть другое сравнительно с тем, от чего оно произошло? Посему не истинно противоположное о сем учение.
Иное. Мы оправдываемся, веруя в Бога Отца и в Сына Единородного и в Святого Духа, почему и Сам Спаситель заповедует Своим ученикам, говоря: «шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф.28:19). Если, поэтому, совсем ничего в наше мышление не вносит различие имен, но Отцем можно назвать Сына и, назвав Сына Его, можно указать на Отца, то какая же была надобность давать повеление креститься верующим не в единицу, но в Троицу? Поелику же речь о Божественной природе достигает до тройственного числа, то для всех, конечно, очевидно, что каждое из исчисляемых существует в особой своей ипостаси, так что, нисколько не изменяясь по природе, восходит к единому Божеству и имеет одинаковое поклонение.
Иное. Движимый пророческим духом и чрез него предведая будущее, блаженный Псалмопевец помышлял, что род человеческий не иначе может быть спасен, как чрез одно только явление Сына Божия, имеющего силу все легко преобразовывать по Своему желанию. Посему и молил, чтобы послан был к нам Сын, как один только могущий спасти бывших под властью и жестокостью дьявольской, – и говорил как бы к Богу и Отцу: «посли свет Твой и истину Твою» (Пс.42:3). А какой это свет и какая истина, о сем выслушай Самого Сына, говорящего: «Аз есмь свет», и: «Аз есмь истина» (Ин.8:12, 14:6). Если же посылаются к нам свет и истина Отца, то есть Сын, то каким образом Он не есть другой рядом с Ним, по особому (ипостасному) существованию, – хотя и одно есть с Ним по тождеству сущности? И если некоторые думают, что это не так, но один и тот же есть Отец и Сын, то почему Духоносец не употреблял другого образа молитвы, восклицая: «прииди к нам, свет и истина?» Поелику же говорит: «посли», то, очевидно, знал, что другой некто есть Посылающий и другой – Посылаемый. А образ послания должно мыслить так, как это приличествует Богу.
Иное. Божественные Писания говорят, что чрез Сына сотворено все, видимое и невидимое, что на небесах и что на земле (ср. Кол.1и Ин.1:3), – и, веруя так в правоте мыслей, мы, поклонники истины, вступаем во внутрь догматов благочестия. Исследуем же это «чрез Сына» и узнаем, какую оно вносит нам мысль. Очевидно, что оно заставляет мыслить другим некиим Творящего и Совершающего и другим некиим – Того, чрез Кого все совершается. Ведь это «чрез Сына» необходимо заключает в себе представление двух лиц, – или пусть скажут, каким образом это «чрез Сына» собственно и истинно может быть принято в деле творения чего-либо за единое по числу и тождественное по количеству, если никто другой не мыслится при этом и не содействует? Но противник наш, думаю, никоим образом не сможет достигнуть этого. Поелику же и сами Священные Писания проповедуют, и мы веруем – как, полагаю, и они, – что Отец чрез Сына все совершил, то разве не необходимо мыслить, что Отец существует особо и Сам по Себе, а Сын опять подобным же образом, – что не препятствует Святой Троице быть созерцаемою в тождестве сущности.”
И Бог бе Слово.
“Ведал Духоносец, что в последние времена восстанут некие, кои будут клеветать на сущность Единородного и отрицаться от искупившего их Владыки (2Пет.2:1), так как будут думать, что явившееся от Бога и Отца Слово не есть Бог по природе, но введут нам какое-то как бы подложное и лжеименное (Слово), хотя и облеченное именем сыновства и Божества, но в действительности не имеющее этого.
Как бы кто-либо уже противился словам истины и как бы говорил святому Евангелисту так: «Да, было Слово к Богу, пусть так; соглашаюсь с твоими писаниями о сем. Пусть есть и существует Отец особо и Сын точно так же особо. Но каким же, должно думать, по природе существует Слово? Ведь «быть к Богу» совсем не заключает еще указания и на сущность. А поелику Божественные Писания проповедуют единого Бога, то мы усвояем это одному Отцу, к коему было Слово».
Что же на это говорит Проповедник истины? – Не только: «было слово «к Богу», но «было и «Богом», дабы чрез бытие «к Богу» признаваем был другим сущим рядом с Отцом и дабы веровали, что Сын существует особо и Сам по Себе, – а чрез бытие «Богом» считался единосущным (Отцу) и сущим из Него по природе, как Бог и из Бога исшедший. Ведь если у всех Божество признается единым, то невозможно, чтобы Святая Троица не восходила к совершеннейшему тождеству природы и таким образом не возносилась к единству Божества. Итак, «был» и Богом – не стал (Богом) впоследствии, но опять «был», если, без сомнения, к бытию Божественному («Богом») необходимо должно принадлежать и вечное бытие, так как происшедшее во времени или из совершенного небытия переведенное к бытию не могло быть Богом по природе. Таким образом Слово Божие чрез это «бе» является имеющим вечность, а чрез это «бе Бог» – единосущным с Отцом.”
“Слово есть ипостасное Существо, бесстрастно происшедшее от Самого Отца. Это именно, как я и прежде сказал, (евангелист) изобразил самым наименованием Слова. Потому как изречение: в начале бе Слово означает вечность, так и выражение: сей бе искони к Богу (ст. 1, 2) показывает Его совечность (с Отцом). А чтобы ты, услышав: в начале бе Слово и признав его вечным, не подумал, однако ж, что жизнь Отца на некоторое расстояние, то есть на большое число веков, предшествует (жизни Сына), и, таким образом, чтобы ты не положил начала Единородному, (евангелист) присовокупляет: искони бе к Богу, то есть Он так же вечен, как Сам Отец. Отец никогда не был без Слова; но всегда был Бог (Слово) у Бога (Отца), в собственной, однако ж, ипостаси. Но как же, скажешь ты, евангелист говорит, что Слово в мире бе, если Оно было действительно у Бога? Подлинно, оно и у Бога было, и в мире было: никаким местом не ограничивается как Отец, так и Сын. Если величию Его несть конца, и разуму Его несть числа (см.: Пс. 146, 5), то ясно, что существо Его не имеет никакого временного начала. Ты слышал, что в начале сотвори Бог небо и землю? Что ты думаешь об этом начале? Без сомнения, то, что небо и земля произошли прежде всех видимых творений. Так когда слышишь о Единородном, что Он в начале бе, разумей бытие Его прежде всего мыслимого и прежде веков.
Чтобы кто-нибудь не почел Божество Сына меньшим, тотчас присовокупляет и доказательство истинного Его Божества, приписывает Ему вечность: сей бе, говорит, искони к Богу, и – творческую силу: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть (ст. 3). Это самое и Отец везде чрез Пророков поставляет преимущественным доказательством Своего (Божеского) существа. И Пророки часто употребляют этот вид доказательства, и не просто только, но и вооружаясь против чествования идолов. Бози, сказано, иже небо и землю не сотвориша, да погибнут (Иер. 10, 11). И в другом месте: Аз рукою Моею прострох небо (Ис. 45, 12); и во всяком случае Он представляет это, как признак Божественности. Но евангелист не довольствуется и этими изречениями, а называет еще Его Животом и Светом. Итак, если Он всегда был с Отцом, если Сам все произвел, устроил и содержит (это выражается словом – живот), если Он все просвещает, то кто столько безумен, что скажет, будто евангелист хотел в этих изречениях показать меньшую степень Божества Его, тогда как ими-то особенно и можно доказать равенство и нераздельность Его (с Отцом)? Не будем же смешивать твари с Творцом, чтобы и нам не услышать слов: почтоша и послужиша твари паче Творца (Рим. 1, 25). Хотя и говорят некоторые, что это сказано о небесах, но, говоря о них, слово Божие совершенно запрещает служение всякой вообще твари, как дело языческое.”
Оно было в начале у Бога.
“Сей Бог Слово никогда не отделялся от Бога и Отца. Так как Иоанн сказал, что и Слово было Богом, то, дабы не смутила кого-нибудь такая сатанинская мысль: если и Слово есть Бог, то не восставало ли Оно когда-нибудь против Отца, как боги язычников в их баснях, и если отделилось от Него, не стало ли противником Богу? – он говорит, что хотя Слово есть и Бог, однако же Оно опять у Бога и Отца, вместе с Ним пребывает и никогда не отделялось от Него. – Не менее прилично сказать держащимся Ариева учения и это: слушайте, глухие, называющие Сына Божия делом и творением Его; вы разумейте, какое имя Сыну Божию приложил евангелист: он назвал Его Словом. А вы именуете Его делом и творением. Не дело Он и не творение, а Слово. Слово двух родов. Одно – внутреннее, которое мы, когда и не говорим, имеем, то есть способность говорить, ибо и тот, кто спит и не говорит, имеет, однако же, положенное в нем слово и не потерял способность. Итак, одно слово внутреннее, а другое произносимое, которые мы и устами произносим, приводя в действие способность говорить, способность умственного и внутри лежащего слова. Хотя таким образом слово двух родов, однако же, ни которое из них не подходит к Сыну Божию, ибо Слово Божие не есть ни произносимое, ни внутреннее. – Те слова естественны и наши, а Слово Отца, будучи выше естества, не подлежит дольным хитрословиям. Посему хитрое умозаключение Порфирия язычника распадается само собою. Он, пытаясь ниспровергнуть Евангелие, употреблял такое разделение: если Сын Божий есть слово, то или произносимое, или внутреннее слово; но Он ни то, ни другое; следовательно, Он не есть Слово. Итак, евангелист вперед разрешил это умозаключение, сказав, что внутреннее и произносимое говорится об нас и предметах естественных, а о сверхъестественных ничего такого не говорится. Впрочем, и то нужно сказать, что сомнение язычника имело бы основание, если б это имя «Слово» было вполне достойно Бога и собственно и существенно употреблялось об Нем. Но доселе никто еще не нашел никакого имени, вполне достойного Бога; ни это самое «Слово» не употребляется собственно и существенно об Нем, а оно только показывает, что Сын родился от Отца бесстрастно, подобно как слово от ума, и что Он стал вестником воли Отчей. Что же ты, несчастный, привязываешься к имени и, слыша об Отце, Сыне и Духе, ниспадаешь на вещественные отношения и воображаешь в уме плотских отцов и сыновей, и ветер воздушный может быть южный или северный, или другой какой, производящий бурю? Но если хочешь узнать, что за слово – Божие Слово, то слушай, что следует далее.»
Сей бе искони к Богу.
«Сказав, что Слово было всегда, что Оно было неотделимо от Отца, и что Оно было Богом, кратко и чудно довершает все сказанное о Нем, представляя нам очерк богословского учения о Сыне Божием. Тем, которые говорят, что всякий сын бывает после отца, мы ответим: сказав всякий сын, вы уже сами разрешили свое недоумение, потому Сын Божий не таков, каков всякий сын, но сверхъестественный. А против тех, которые упорно доказывают, что все происшедшее из чего-либо необходимо должно быть после того, из чего оно произошло, – так нужно защищаться: сияние солнца, из него происходящее, не бывает после него, и никогда солнце не появляется без сияния. Если же это бывает с чувственными предметами, то что может сказать кто-либо о том, что выше всякого слова? Назвав Слово Богом, приписывает Ему и Божественное свойство, именно творчество, так как бози, иже небесе и земли не сотвориша, да погибнут (Иер. 10, 11); и делается это для того, чтобы не подумали, что Оно ниже Отца.»
Оно было в начале у Бога.
«Оно было в начале у Бога: повторение учения о вечном бытии Сына у Отца или нераздельно, но и неслиянно со Отцом, сделанное, без сомнения, с целью – глубже и сильнее напечатлеть учение сие в уме верующих. У людей прежде отец, потом сын, но не так у Бога, на которого человекообразно перенесены понятия отца и сына для того, чтобы хотя несколько понятнее представить непостижимое для ума человеческого, в сущности, отношение лиц Святой Троицы по рождению второго лица от первого. «Чтобы ты, услышав – в начале было Слово и признав Его вечным, не подумал однако же, что жизнь Отца на некоторое расстояние, т. е. на большое число веков предшествует жизни Сына, и таким образом чтобы ты не положил начала Единородному, евангелист присовокупляет: оно было в начале у Бога, т. е. Он так же вечен, как Сам Отец» (Злат.). В Боге – Сын от Отца, но не после Отца; бытие Сына у Отца безначальное (ср. прим. к ст.1) и, следовательно, бесконечное и, следовательно, вечное; Он был всегда, есть и будет всегда, – тайна, превышающая ум человеческий.»
Оно было в начале у Бога.
“Для того чтобы кто-нибудь не счел Божество Логоса меньшим, чем Божество Отца, евангелист говорит, что Он «в начале», т. е. прежде всякого времени, или, иначе говоря, вечно стоял в отношении к Отцу как совершенно самостоятельная личность, ничем по природе не отличающаяся от Бога Отца. Так евангелист обобщает все, что сказал о Слове в 1-м стихе. Вместе с тем этот стих служит переходом к следующему далее изображению откровения Логоса в мире.”
Оно было в начале у Бога.
“В этих словах Евангелист сделал как бы некое оглавление прежде уже сказанного. Присоединив «Сие», он оказывается как бы так воскликнувшим: Сущее в начале у Отца Слово, будучи Богом из Бога – Сие есть, а не другое, о Коем нам предлежит (сделать) достославное сочинение. Не напрасно, кажется, и присоединил опять к сказанному: «Сие было в начале к Богу».» Как световодствуемый Божественным Духом к познанию будущего, он знал, как мне думается и как это можно со всей истинностью утверждать, что появятся некие деятели погибели, сети дьявола, силки смерти, в жилища и на дно ада увлекающие внемлющих по невежеству тому, что изрыгают они из сердца лукавого. Восстанут они и на свою голову будут утверждать, что другое есть в Боге и Отце Слово и другое некое и с внутренним весьма сходственное и подобное есть Сын и то Слово, чрез Которое Бог все соделывает, так что мыслится как Слово Слова, образ образа и отражение отражения. Посему, как бы уже услыхав их хуления и справедливо восстав против нелепых безумств их сочинений, блаженный Евангелист, после того как уже определил и, сколько подобало, показал, что единое и единственное и истинное из Бога и в Боге и к Богу есть Слово, вслед за этим присоединяет: «Сие было в начале к Богу», как Сын, очевидно, к Отцу, как природный, как из сущности Его, как Единородный, – «Сие», при несуществовании второго.”
“Сказав прежде – Бог бе Слово, он, чтобы кто-нибудь не почел Божество Сына меньшим, тотчас присовокупляет и доказательство истинного Его Божества, приписывает Ему вечность: сей бе, говорит, искони к Богу, и – творческую силу: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть (ст. 3). Это самое и Отец везде чрез Пророков поставляет преимущественным доказательством Своего (Божеского) существа. И Пророки часто употребляют этот вид доказательства, и не просто только, но и вооружаясь против чествования идолов.
Моисей, в начале бытописания Ветхого Завета, повествует нам о предметах чувственных и подробно исчисляет их. Сказав: в начале сотвори Бог небо и землю, он потом присовокупляет, что произошли свет, твердь [В подлинном у св. Златоуста: второе небо], естество звезд, всякого рода животные и все прочее; не будем останавливаться на каждом творении, чтобы не медлить. А евангелист Иоанн, все заключив в одном изречении, обнимает им и все видимое, и то, что выше видимого. Оставляя то, что известно его слушателям, а возводя мысль к предметам более возвышенным и обнимая все творчество – вообще, он говорит не о творениях, но о Создателе, Который и произвел все из небытия в бытие. Таким образом, Моисей касается только меньшей части создания (так как ничего не сказал нам о силах невидимых), и тем ограничился. А евангелист, поспешая взойти к Самому Творцу, справедливо все прочее минует и сказанное, равно и умолчанное Моисеем, заключает в одно краткое изречение: вся Тем быша. Но чтобы ты не подумал, что он говорит только о том, что сказано и Моисеем, присовокупляет: и без Него ничтоже бысть, еже бысть, то есть ничто сотворенное, видимое или умом созерцаемое, не получило бытия иначе, как силою Сына.”
Все чрез Него начало быть.
“Не считай, говорит, Слово разливающимся в воздухе и исчезающим, но почитай Творцом всего умопредставляемого и чувственного. Но ариане опять с настойчивостью говорят: «как мы выражаемся, что дверь сделана пилою, хотя она тут орудие, а другой двигал орудием – мастер, так и Сыном все получило бытие, не так, будто Он Сам Творец, но орудие, подобно как там пила, а Творец есть Бог и Отец, и Он употребляет Сына как орудие. Посему Сын есть творение, на то созданное, чтобы Им все получило бытие, подобно как пила устрояется для того, чтобы ею производить плотнические работы». Так твердит лукавый сонм Ария. – Что же нам сказать им просто и прямо? Если Отец, как вы говорите, на то создал Сына, чтобы иметь Его орудием к совершению твари, то Сын честью будет ниже твари. Ибо как в том случае, когда бывает орудием пила, устрояемое ею честнее ее, так как пила сделана для изделий, а не они для пилы; так и тварь будет честнее Единородного, ибо для нее, как они говорят, создал Его Отец, как будто бы Бог и не произвел из Себя Единородного, если бы не имел намерения сотворить все. Что безумнее сих речей? – Для чего же, говорят, евангелист не сказал: это Слово сотворило все, но употребил такой предлог: «чрез»? Чтобы ты не помыслил, что Сын не рожден, безначален и противен Богу, для сего и сказал Он, что Отец все сотворил Словом. Ибо представь себе, что какой-нибудь царь, имея сына и намереваясь построить город, устройство его вверил сыну. Как тот, кто говорит, что город построен сыном царя, сына царева не низводит в раба, но показывает, что этот сын и отца имеет, и не один только, так и здесь евангелист, сказав, что все сотворено Сыном, показал, что Отец, так сказать, употребил Его посредником к сотворению, не как меньшего, но напротив, как равносильного и как могущего выполнить столь великое поручение. Скажу тебе и то, что если тебя смущает предлог «чрез» и ты желаешь найти в Писании какое-нибудь место, говорящее, что Само Слово сотворило все, то послушай Давида: «в начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело Твоих рук» (Пс. 101, 26). Видишь ли, не сказал он: чрез Тебя сотворены небеса и основана земля, но «Ты» основал, и дело рук Твоих небеса. А что Давид говорит это об Единородном, а не об Отце, ты можешь узнать и от апостола, употребляющего эти слова в послании к Евреям (1, 8–10), можешь узнать и из самого псалма. Ибо, сказав, что Господь призрел на землю – услышать воздыхание, разрешить умерщвленных и возвестить в Сионе имя Господне, – на кого иного указывает Давид, как не на Сына Божия? Ибо Он призрел на землю, разуметь ли под нею ту, по которой мы движемся, или наше естество оземленившееся, или нашу плоть, по сказанному: земля еси (Быт. 3, 19), которую Он воспринял на Себя; Он же и разрешил нас, связанных оковами собственных грехов, сыновей умерщвленных Адама и Евы и возвестил в Сионе имя Господне. Ибо стоя в храме, Он учил об Отце Своем, как и Сам говорит: «Я открыл имя Твое человекам» (Ин. 17, 6). Кому эти действия приличны, Отцу или Сыну? Все Сыну, ибо Он в учении возвестил имя Отца. Сказав это, блаженный Давид присовокупляет и то: в начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело рук Твоих. Не очевидно ли, он выставляет Сына Творцом, а не орудием? – Если же опять предлог «чрез» по твоему мнению вводит некоторое уменьшение, то, что скажешь, когда Павел употребляет его об Отце? Ибо верен, говорит, Бог, вместе звани быхом во общении Сына Его (1 Кор. 1, 9). Ужели здесь он делает Отца орудием? И опять: Павел апостол волею Божиею (1 Кор. 1, 1). Но достаточно и этого, а нужно опять возвратиться туда же, откуда мы начали. «Все чрез Него начало быть» Моисей, говоря о видимой твари, ничего не объяснил нам о тварях умопостигаемых. А евангелист, все обняв одним словом, говорит: «все» Тем было, видимое и умопредставляемое.”
И без Него ничто не начало быть, что начало быть.
“Поелику евангелист сказал, что Слово сотворило все, то, дабы кто не подумал, что и Духа Святаго Оно же сотворило, прибавляет: все Тем было. Что же все? – сотворенное. Как бы так он сказал, что ни есть в сотворенной природе, все это получило бытие от Слова. Но Дух не принадлежит к сотворенной природе; посему Он не от Него и бытие получил. Итак, без силы Слова не получило бытия ничто, что ни получило бытие, то есть что ни было в созданной природе.”
Вся тем быша, и без Него ничтоже бысть еже бысть.
“Сказав вся тем быша, чтобы не подумали, что это сказано только о мире вещественном, присоединил: и без него ничтоже бысть, еже бысть, т. е. ничто из происшедшего и в мире вещественном, и в мире духовном. Отсюда, конечно, исключается Дух Святой, потому что Он не произошел, чтобы Его можно было разуметь вместе со всеми остальными, но ни рожден, ни сотворен, как Сын и Отец: только Троица ни рождена, ни сотворена. Назвав Сына Творцом всей видимой и невидимой твари, не отнял этим у Отца творческой силы, но только показал, что и Сын, подобно Отцу, есть Творец; это общее для всех трех Лиц, потому что это есть свойство Божества, как выше было сказано. Поэтому в Священном Писании творчество иногда приписывается Отцу, иногда Сыну, иногда же Духу Святому, так как Отец благоволит, Сын действует, а Дух Святой содействует. В пятой главе (17 ст.) Иисус Христос говорит: Отец мой доселе делает, и Аз делаю. Некоторые хулители говорили, что выражение тем (δι αυτου) унижает Сына, указывая не на творение, а на услужение. Но они не знали, что то же самое одинаково употребляется и по отношению к Отцу; апостол Павел (1 Кор. 1, 9) сказал: верен Бог, Имже (δι ου) звани бысте во общение Сына Его…
Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
“Все начало быть через Него: все получило бытие, все сотворено через Него (Быт. 1; Евр. 1:2; Кол. 1:16). – Все: Ап. Павел, раскрывая ту же мысль о сотворении всего Словом, изречение все поясняет так: все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое, престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли – все Им и для Него создано (Кол. 1:16). Значит, в области всего сотворенного, ни на небесах, ни на земле, ни в духовном, ни в вещественном мире нет существа, нет вещи, которая бы не чрез Него получила свое бытие. Следовательно, Слово есть творец мира, следовательно, есть Бог. Оборот речи – чрез Него или Им не значит, что Слово несамостоятельный Творец мира, не первоначальная действующая причина творения мира, что будто бы Бог сотворил мир Словом, как художник орудием; такой оборот речи в Писании употребляется и тогда, когда речь идет о причине первоначальной и самобытно-самостоятельно действующей (ср. 1 Кор. 1:9; 12, 8. 11; ср. 3лат. и Феофил.). Здесь же «это так выражено для того только, чтобы кто-нибудь не стал почитать Сына нерожденным» (Злат.). Таким оборотом речи указывается здесь на то отношение Слова к Отцу, по которому Бог Отец невидимый, обитающий во свете неприступном, является и всегда действует в Сыне, который есть посему образ Бога невидимого (Евр. 1:3); Сын же никогда не действует как бы отрешившись или отделившись от Отца, так что творческая деятельность Сына есть вместе деятельность и Отца, и воля Отца есть вместе и воля Сына (Ин. 5:19, 20). – Без Него ничто не начало быть, что начало быть: повторение, разъяснение и усиление предыдущего выражения о творческой деятельности Слова. В мире сотворенном все сотворено Им, не исключая ничего, но – только в мире сотворенном (что начало быть). «Дабы кто не подумал, что если все произошло чрез Него, то и Дух Святый, евангелист нашел нужным прибавить – что начало быть, т. е. то, что сотворено, но Дух не есть существо сотворенное» (Злат. ср. Феофил.). «Меня не устрашит и то, что – по сказанному – все получило бытие чрез Сына, как будто под словом все заключается и Дух Святой. Ибо не просто сказано все, но – все, что начало быть. Не Сыном Отец, не Сыном и все то, что не имело начала бытия» (Григ. Б. 3, ИЗ).”
Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
««Все» произошло «чрез Него, и без Него ничто не начало быть, что» произошло. Здесь сначала положительно, а потом отрицательно высказывается мысль о том, что Логос открылся в мире прежде всего как Творец его. Он сотворил все (πάντα), т. е. всякое тварное существо, без всякого ограничения. Но некоторые, как древние, так и новые, богословы усматривали в выражении «чрез Него» умаление достоинства Логоса, находя, что это выражение указывает в Логосе только орудие, которым воспользовался Бог для сотворения мира, а не Первопричину. Такое рассуждение, однако, не может быть признано основательным, так как в Новом Завете предлог «чрез» (διά) иногда употребляется и о деятельности Бога Отца в отношении к миру (Рим.11:36; 1Кор.1:9). Евангелист же хотел, очевидно, этим выражением отметить различие, существующее между Отцом и Сыном, не желая, «чтобы кто-нибудь стал почитать Сына нерожденным» (свт. Иоанн Златоуст), т. е. и лично не отличающимся от Отца. Нужно заметить, что евангелист о происхождении всего сотворенного употребляет глагол, который означает «начать существовать» (γίνεσθαι) и, следовательно, признает Логос не только устроителем мира из готовой материи, но и в прямом смысле Творцом мира из ничего.»
Вся тем быша, и без Него ничтоже бысть еже бысть.
«Опровергнув хитросплетенные возражения нечестивых еретиков и соткав нам тонкое и точнейшее слово о Единородном, блаженный Евангелист переходит к другой сети дьявола, составленной из исконного обмана и навлекающей на нас жало многобожного заблуждения, которая «многих уязвивши низверже» (Притч.7:26) и, изобретши путь погибели и раскрыв широкую и просторную дверь смерти, собрала в ад великое множество человеческих душ, предоставляла дьяволу как бы обильную пищу и «пищи» приносила ему «избранныя» (Авв.1:16). Поелику дети эллинов, изучая мудрость мира и в свой ум обильно внедряя дух князя века сего, увлекались в многобожное заблуждение и отвращались от красоты истины – одни, подобно ходящим в слепоте и тьме, низвергались в яму от собственного невежества, служа бездушным идолам и дереву говоря: «бог мой еси ты», и камню: «ты мя родил еси» (Иер.2:27), а другие, впадая хотя также и в родственные тем ошибки, но предаваясь более тонкому заблуждению, думали, что должно служить «твари вместо Творца» (Рим.1:25), и одной только Божественной природе подобающую славу воздавали созданным ею стихиям; то Богослов почел необходимым указать нам на Единородного как на Творца и Создателя по природе, сказав, что «все чрез Него было, и без Него ничто» не перешло в бытие, дабы преградить их обманам дальнейший ход и незнающим показать Творца всех бытий, – а чрез то, что тварь называет созданною, чрез это самое ясно научить, что другой есть отличный от нее – Тот, Кто призывает к бытию и неизреченною силою переводит из несуществующего существующее к бытию. Ведь таким образом было уже возможно от красоты тварей соответственно созерцать и Художника и познавать истинного Бога, чрез Коего все как произошло уже, так и происшедшее сохраняется. Вот это-то Евангельское учение я и почитаю нужным выставить против лжеучений эллинов, и по этой именно причине, думаем, святым гласом (Евангелиста) Единородный введен как Творец и Создатель.
Поелику же нам следует иметь в виду и превратные толкования еретиков, то почитаю должным немного сказать опять и против находящихся под их влиянием.
«Все», – говорит, – «чрез Него бысть, и без Него бысть ни что же»
И сие свойственное Божеству достоинство усвояет Сыну, показывая Его во всех отношениях единосущным Родителю Богу и говоря, что все присущее Тому (Отцу) по природе есть и в Сыне, дабы Он (Сын) мыслился Богом из Бога по истине, а не имея, как мы, приобретенное прозвание и даруемое нам по одной только благодати, согласно сказанному: «Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго вси» (Пс.81:6). Ведь если «все чрез Него бысть», то Сам должен быть другим отличным от всего, ибо в слове «все» нет ничего, что не содержится во всем, как, без сомнения, и блаженный Павел понимал слово «все.» Так, в одном из Посланий говоря о Спасителе нашем и сказав, что все подчинено под ноги Его, весьма хорошо присоединяет: «ибо, сказав «все», ничего не оставил Ему неподчиненным» (Евр.2:8). Итак, поелику веруем, что все произошло чрез Сына, то мы не должны думать, что Сам Он есть один из всего, но будем считать Его лежащим вне всего и, выделяя Его из природы и однородности тварных бытий, должны исповедать, что Он есть наконец не другое что, как Бог из Бога по природе. В самом деле, какой можно бы допустить промежуток между Богом и тварью – разумею не по отношению сущности, ибо в этом отношении промежуток громадный, но по одному только мысленному представлению чего-либо другого из существующего? Или какое другое место будет иметь Сын, превышающий природу тварей, даже более – Сам будучи Творцом? Ведь все произошло чрез Него, как чрез силу, как чрез премудрость Бога и Отца, не в природе Родившего скрывающуюся, как скрывается, например, в человеке присущая ему премудрость и сила, но существующую особо и саму по себе (ипостасно) и притом, однако же, происходящую из Отца по несказанному образу рождения, дабы сила и премудрость Отца понимались как истинно существующий Сын.
Но если блаженный Евангелист и говорит, что все «чрез Него» произошло, то это выражение (δί αὐτοῦ), полагаю, не нанесет никакого вреда истинному о Нем учению. Ведь если говорится, что существующее произошло «чрез Него», то поэтому Сын отнюдь, конечно, не будет представлен нам как слуга или исполнитель чужой воли, так чтобы уже не мог быть мыслим как по природе сущий Творец, – или как от другого кого-либо получающий силу совершать творение, но наоборот – Сам и Один будучи Силою Бога и Отца как Сын, как Единородный, все содевает, при содействии, очевидно, и соприсутствии Ему Отца и Святаго Духа, ибо все из Отца чрез Сына во Святом Духе. А соприсутствует Сыну Отец, думаем, не как бессильному сотворить что-либо из существующего, но как всецело сущий в Нем (Сыне) по тождеству сущности и по непосредственной близости Его к тому, что из Него произошло по природе, – подобно тому как, например, можно сказать, что и благоуханию цветка соприсутствует по действию благовония и сам цветок, так как оно происходит из него по природе. Но в этих предметах пример имеет, конечно, лишь малое значение, Верховная же Природа должна быть выше и этого сравнения, допуская из него (для сравнения с собою) только малые черты созерцаний. В противном случае как будем понимать изречение: «Отец Мой доселе делает, и Аз делаю» (Ин.5:17)? Ведь Сын говорит, что Бог и Отец не отдельно и Сам по Себе совершает что-либо касательно существующего, подобным же образом и Сам Он, говорит, совершает без Отца и при безучастии, так сказать, сущности, от которой Он существует. В таком случае были бы, конечно, два, а не один Творец, как скоро особо каждый из двух и отдельно совершает. И кроме того, возможно будет допустить, что Отец мог не иметь всегда Сына в себе, а Сын подобным же образом окажется не всегда имеющим Отца в Себе, если всецело допускается для каждого из Них возможность действовать относительно чего-либо из существующего особо и отдельно так, как мы уже прежде сказали, – и Сын, конечно, окажется сказавшим неистинно: «Аз во Отце и Отец во Мне» (Ин.10:38). Конечно, не по одному только подобию сущности, как начертание, мы должны созерцать Сына в Отце или обратно – Отца в Сыне как первообраз, но должны принимать как Сына, из сущности Отца чрез рождение воссиявшего и как в ней и из нее самолично существующего и как самоипостасного Бога Слова, – также (мы должны представлять) и Отца в Сыне, как в единосущном порождении, соприродно, и по одному только тому, по чему Он есть и мыслится другим (именно как Отец), то есть отдельно. Отец именно остается тем, что Он есть (Отцом), хотя и существует соприродно в Сыне, подобно как солнце, говорим, существует в отблеске. Также и Сын не может быть мыслим как что-либо другое, отличное от того, что Он есть (Сын), хотя и существует соприродно в Отце, подобно тому как в солнце – отблеск его. Таким образом, как скоро Отец есть и мыслится как воистину Отец и Сын также есть и мыслится как Сын, очевидно вместе со Святым Духом, то посему число Святой Троицы восходит к одному и тому же Божеству.
В противном случае как же бы вообще и можно было мыслить, что Бог существует один, если каждое из лиц Святой Троицы будет выделяться в совершеннейшею особность и, всецело отделившись от соприродности с другим лицом и единства сущности, может называться Богом? Итак, по отношению к самоипостасности бытия мы должны различать Отца, Сына и Духа, не смешивая различия лиц и имен Каждого, но сохраняя Каждому особо быть и называться тем, что Он есть, и так именно веруя, – но при этом возводя Их к единству Божества по природе и отказываясь представлять их бытие совершенно различным, так как Сын называется Словом, премудростию, отблеском, начертанием и силою Отца (1Кор.1и Евр.1:3). Словом и премудростию называется потому, что Он – из ума и в уме непосредственно и нераздельно, и по причине, так сказать, вникновения ума, премудрости и слова друг в друга, ибо ум в слове и премудрость и слово в уме взаимно открываются, без всякого посредства или разделения между друг другом. Силою же опять (называется), так как она нераздельно присутствует в тех, кои по природе своей имеют ее, и отнюдь не может быть от них отделена, как бы в качестве случайной принадлежности, без уничтожения обладающего ею предмета. Начертанием также называется потому, что оно всегда соприродно и не может отделиться от сущности, коей есть оно начертание. Итак, поелику один существует в другом природно и необходимо, то, когда действует Отец, очевидно действует и Сын, как Его сила природная, существенная и ипостасно существующая. Точно таким же образом и когда действует Сын, то действует и Отец, как источник Созидающего Слова, присущий природно Собственному Порождению, подобно тому как огонь присутствует в исходящей от него теплоте.
Очевидно отсюда, что тщетным оказывается обвинение противников на Сына, представляющих Его нам Творцом по научению, более того, – даже и слугою, на основании слов блаженного Евангелиста: «все чрез Него произошло и без Него не произошло ничто.» Удивляться мне, и очень много, приходится нечестивым еретикам. Все то, что, по их мнению, будто бы уменьшает достоинство Единородного и являет Его вторым по достоинству и низшим Родителя, соответственно своей цели они за все таковое хватаются с великим рвением и отовсюду собирают снадобья своей закоснелости. Напротив, все то, что сказано здраво и право и возносит Сына в славу Отца, все таковое они покрывают весьма глубоким молчанием, имея, таким образом только ту и единственную цель, чтобы подвергать напрасному поношению Сына, славословимого всею тварью. Так, слушая слова, что «все чрез Него произошло», они охотно прилагают Ему имя служебности, грезя Сына рабом вместо свободного и слугою вместо владыки. Наоборот, узнавая, что «без Него не произошло ничто», они не восходят ни к какому о Нем великому и досточудному представлению, – а между тем, так как Бог и Отец не обык творить иначе, как чрез Собственного Сына, Который есть Его премудрость и сила, то Евангелист говорит, что совершенно ничто без Него не произошло. Поэтому же Единородный есть и слава Бога и Отца, ибо, как Творец, Он прославляется чрез Сына, все совершая (чрез Него) и не сущее приводя к бытию.
Еще лучше можно уразуметь это «без Него бысть ничтоже», если хорошенько обдумать сказанное при устроении человека: «сотворим человека», – говорит, – «по образу нашему и по подобию» (Быт.1:26). В этом изречении со всей ясностью можно усмотреть, что ничего нет в Сыне унизительного, как в слуге, по их учению; ибо Бог и Отец не приказывает Слову: «сотвори человека», но как соприсущего по природе и как нераздельно сосуществующего сотрудника делал Его сообщником и Своего намерения о человеке, не предваряя каким-либо размышлением познание Сына, но как ум отрываясь нераздельно и вневременно начертанным и сосуществующим Словом.
Впрочем в отношении к Божеству рассуждение это может быть применено опять в значении, превышающем это сравнение. А соделывает Отец с Сыном Своим, утверждаем, не как два мыслящие отдельно, так что разумеются не два бога, – и не как тот и другой едино, так что ни Сын в Отца, ни Отец в Сына не сокращается, но, напротив, именно так, как, можно признать, отблеску от света соприсутствует свет, из коего он (отблеск) излучается. Здесь в нашем умопредставлении кажется, что рождающее как бы отдельно от рождаемого и происходящего нераздельно, но то и другое есть одно и то же по природе и одно без другого отнюдь не существует. Но Бог опять должен быть выше и этого, так как Он даже и сверхсущен, и между тварными предметами нет ни одного совершенно подобного Ему, так чтобы можно было что-либо взять за совершенно точный образ Святой Троицы, согласно точному учению догматов. Если же думают, что выражение δι’ οὗ – «чрез Него», употребленное о Сыне («все «чрез Него» произошло»), ставит сущность Его ниже равенства с Отцом и природного подобия, так что Он скорее есть слуга, чем Творец, то пусть рассмотрят неразумцы и дадут нам ответ: что же мы должны думать и об Отце Самом и каким мы будем представлять Его, когда Священное Писание и о Нем употребляет тоже δι’ οὗ – «чрез Него»? Так говорится: «верен Бог, «чрез Коего» (δι’ οὗ) вы призваны в общение Сына Его» (1Кор.1:9), и: «Павел Апостол Иисуса Христа «чрез волю» (διὰ ϑελήματος) Бога» (2Кор.1и Еф.1:1), – и еще к некиим Павел пишет в Послании: «темже уже неси раб, но сын: аще ли же сын, и наследник чрез Бога» (διὰ Θεοῦ – Гал.4:7)65. Все это говорится в отношении к лицу Бога и Отца, и никто, конечно, не дойдет до такого безумия, разве только единомыслящий с прежде названными (еретиками), чтобы решиться утверждать, что даже сама слава Бога и по имени и на деле подлежит служебности, как скоро это «чрез него – τὸ δι̕ οὗ» применяется и к Нему (Богу). Священное Писание иногда употребляет речения безразлично, нисколько не вредя предмету, но прилагает выражения к обозначаемым предметам как бы применительно и такие, посредством коих желает уяснить предмет наилучшим образом. Впрочем при этом полезно сказать и то, что «слава Господня крыет слово» (Притч.25:2), ибо вся сила слов мала для точного изъяснения неизреченной и боголепной славы. Посему и не должно соблазняться малолепием слов, но следует признавать, что Божественная и неизреченная Природа превышает и силу языка, и остроту всякого ума, – и таким образом мы нимало не впадем в нечестие.»
«После слова: ничтоже мы не будем ставить точки, как делают еретики. Они, желая доказать, что Дух Святой есть тварь, читают так: еже бысть, в Том живот бе (ст. 3–4). Но в таком чтении нет смысла. И во-первых, здесь некстати было упоминать о Духе; а если евангелист и хотел упомянуть, то для чего употребил такое неясное выражение о Нем? Да и откуда видно, что это сказано о Духе? А иначе мы, на основании такого изложения слов, можем заключить, что не Дух, а Сын произошел чрез Себя Самого. Но остановитесь на этом изречении, чтобы оно не миновало вас. Станем читать так, как они; таким образом нелепость для нас будет еще очевиднее: еже бысть, в Том живот бе. Они говорят, что здесь животом назван Дух. Но, как видно, этот самый живот есть вместе и свет, потому что евангелист присовокупляет: и живот бе свет человеком (ст. 4). Итак, по их мнению, и свет человеком у евангелиста означает Духа. Что же? Когда евангелист продолжает: бысть человек послан от Бога… да свидетельствует о Свете (ст. 6, 7), – они уже необходимо должны допустить, что и здесь говорится о Духе. Кто выше назван Словом, Тот после именуется и Богом, животом и светом. Живот, говорит евангелист, было Слово и этот же самый живот был светом. Итак, если Слово было живот и Слово же плоть бысть, то и живот плоть бысть, – и мы видели славу его, славу, как Единородного от Отца. Следовательно, как скоро они говорят, что здесь животом назван Дух, смотри, какие выходят отсюда нелепости: выходит, что не Сын воплотился, а Дух, и что Дух есть Единородный Сын. А если не так, то, избегая этой нелепости, они при своем чтении могут впасть в нелепость еще большую. Если они согласятся, что здесь сказано о Сыне, между тем не поставят наших знаков препинания и не станут читать так, как мы, то должны будут говорить, что Сын произошел Сам от Себя, – потому что если Слово есть живот, а еже бысть, в Том живот бе, то, вследствие их чтения, Слово произошло от Себя и чрез Себя. Далее евангелист между прочим прибавляет: и видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца (ст. 14). Вот, по их чтению, и Дух Святой становится Единородным Сыном, потому что все это повествование относится к одному и тому же Лицу. Видите ли, как извращается мысль, когда уклоняется от истины, и сколько происходит отсюда нелепостей? Итак, что же? Разве Дух не есть свет, скажешь ты? Конечно – свет; но здесь сказано не о Нем. Так Бог называется духом, то есть бестелесным; но ведь не везде же, где говорится о духе, разумеется Бог. И что удивляешься, если мы это говорим об Отце? Мы и об Утешителе не станем утверждать, что, где только говорится о духе, там непременно разумеется Утешитель. Хотя это и есть наиболее отличительное Его имя, но не везде, где встречается слово дух, надобно разуметь Утешителя. Также и Христос называется Божия сила и Божия премудрость; но не везде, где говорится о силе и премудрости Божией, разумеется Христос. Так и здесь: хотя и Дух просвещает, но теперь евангелист говорит не о Духе. Впрочем, когда мы и доводим их до таких нелепостей, они, снова усиливаясь противостоять истине и все еще держась своего чтения: еже бысть, в Том живот бе, объясняют это так, что все сотворенное было – жизнь. Что же? И казнь содомлян, и потоп, и геенна, и тому подобное все это – жизнь? Но мы, говорят они, разумеем создание. Но и то, что нами теперь указано, конечно относится к созданию. Однако ж, чтобы вполне изобличить их, спросим их: скажи мне, дерево – жизнь? камень – жизнь? эти бездушные и неподвижные предметы – жизнь? да и человек – жизнь совершенная? Кто это скажет? Человек – не самобытная жизнь, а только существо, причастное жизни.
Но посмотри и здесь, какие опять нелепости. Станем выводить заключения тем же порядком, чтобы дознать все бессмыслие. Таким образом они приписывают Духу то, что никогда нисколько Ему не приличествует. А начав с этого, они уже людям приписывают то, что, по их мнению, действительно сказано о Духе. Рассмотрим еще это чтение. Тварь тут называется жизнию; следовательно, она есть и свет, и о ней-то свидетельствовать приходил Иоанн. Отчего же и сам он – не свет? Сказано: не бе той свет. Но ведь он принадлежит к числу тварей? Почему же он – не свет? Каким образом в мире бе, и мир Тем бысть? Тварь ли была в твари и тварь произошла чрез тварь? Как же мир Его не позна? Тварь не познала твари? Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (ст. 12). Но довольно уже смеха; я предоставляю вам самим проследовать все эти чудовищные мысли, чтобы не подумали, будто я говорил это просто для забавы, и чтобы не тратить попусту времени. Если те слова сказаны не о Духе (как и действительно не сказаны и как я уже показал), не сказаны и о твари, а несмотря на то, они все еще держатся своего чтения, то наконец отсюда должно выйти еще нелепейшее следствие, – что, как мы уже прежде сказали, Сын произошел Сам чрез Себя. Если Свет истинный есть Сын, а свет этот есть и живот, и живот был в Нем Самом, то, по их чтению, такое заключение необходимо. Итак, оставим его и обратимся к надлежащему чтению и изъяснению. Какое же правильное чтение? Словами: еже бысть надобно закончить предыдущую мысль, а затем начать следующие слова: в Том живот бе. Слова эти значат то же, что и предыдущие: без Него ничтоже бысть, еже бысть. Из всего, говорит, что только существует, ничто не произошло без Него. Видишь ли, как этим кратким прибавлением евангелист устраняет все могущие представиться несообразности? Сказав: без Него ничтоже бысть и присовокупив: еже бысть, он таким образом обнял все твари, даже и умопостигаемые, и исключил из них Святого Духа. Такое прибавление и нужно было, чтобы на его слова: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть кто-либо не сказал: «если все произошло чрез Него, то чрез Него же произошел и Дух». Я, говорит он, сказал, что все, что ни сотворено, чрез Него произошло, невидимое ли то, или бестелесное, или небесное. Поэтому-то не просто я сказал: все, а – все, еже бысть, то есть все сотворенное. Но Дух не сотворен. Видишь ли, как точно учение? Евангелист только упомянул о сотворении видимых тварей, так как об этом уже прежде учил Моисей; евангелист уже наставленных в этом предмете людей возводит к высшим созданиям, то есть бестелесным и невидимым, и вовсе исключает из числа их Святого Духа. Подобным образом говорил и Павел, вдохновенный благодатию: яко Тем создана быша всяческая (Кол. 1, 16). Вот и здесь опять такая же точность, потому что тот же Дух управлял и душою Павла. И вот, чтобы кто не исключил чего-либо сотворенного из создания Божия, – так как есть твари невидимые, – а с другой стороны, чтобы не включил кто в их число Утешителя, Павел, минуя твари чувственные и всем известные, исчисляет создания небесные и говорит: аще престоли, аще господствия, аще начала, аще власти (Кол. 1, 16). Частица аще, поставленная пред каждым словом, выражает не другое что, как и те слова: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть. А если тебе кажется, что выражение: Тем как бы уменьшает Его достоинство, то послушай, что говорит Павел: в начале Ты, Господи, землю основал еси, и дела руку Твоею суть небеса (Евр. 1, 10). Таким образом, чтo сказано у Пророка (Пс. 101, 26) об Отце, как Создателе, то Павел говорит о Сыне, изображая Его не иначе, как Творца, а не так, как бы Он имел значение существа только служебного. А если здесь сказано: Тем (чрез Него), то это так выражено для того только, чтобы кто-нибудь не стал почитать Сына нерожденным. Но что в отношении к созданию Ему принадлежит достоинство, нисколько не меньшее Отца, об этом послушай Его Самого: якоже Отец, говорит Он, воскрешает мертвыя и живит, тако и Сын, ихже хощет, живит (Ин. 5, 21). Итак, если и в Ветхом Завете сказано о Сыне: в начале Ты, Господи, землю основал еси, то Его достоинство, как Создателя, очевидно. Если же ты скажешь, что Пророк говорил эти слова собственно об Отце, а Павел только приписал Сыну сказанное об Отце, то и таким образом выходит то же самое. Да Павел и не решился бы приписать этого Сыну, если бы не был совершенно уверен в равночестности (Отца и Сына). Было бы крайне дерзновенно принадлежащее естеству, ни с чем не сравнимому, относить к естеству меньшему и подчиненному.
Но Сын не меньше и не ниже Отца по существу. Поэтому Павел дерзнул сказать о Нем не только вышеуказанные слова, но еще и нечто другое. Выражение: из Него, которое ты признаешь исключительно достойным одного Отца, Павел употребляет и о Сыне, говоря так: из Негоже все тело, составы и соузы подаемо и снемлемо, растит возращение Божие (Кол. 2, 19). Но не довольствуется он и этим; а и с другой стороны заключает вам уста, прилагая выражение: Имже к Отцу, – выражение, которое, по твоим словам, означает меньшее достоинство: верен Бог, говорит он, Имже звани бысте во общение Сына Его (1 Кор. 1, 9). Также: волею Его. И еще: яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая (Рим. 11, 36). Но не только о Сыне говорится: из Того, но и о Духе. Так ангел сказал Иосифу: не убойся прияти Мариам жены твоея: рождшееся бо в ней от Духа есть свята (Мф. 1, 20). Равным образом и выражение: о Нем, относящееся к Духу, Пророк не отказывается приложить и к Богу (Отцу), говоря так: о Бозе сотворим силу (Пс. 59, 14). И Павел говорил: моляся, аще убо когда поспешен буду волею Божиею приити к вам (Рим. 1, 10); и ко Христу относит то же выражение: о Христе Иисусе. Таких выражений, безразлично употребляемых, мы можем много и часто находить в Писании, чего не могло бы быть, если бы повсюду не предполагалось одно и то же существо. Не думай также, что в словах: вся Тем быша говорится здесь о чудесах: о них повествовали прочие евангелисты. А Иоанн после этих слов присовокупляет: в мире бе, и мир Тем бысть (ст. 10), – мир, а не Дух, потому что Он не есть творение, а выше всякой твари. Но поспешим далее. Сказав о создании: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть, Иоанн прилагает к тому и учение о промысле в следующих словах: в Том живот бе. А присовокупил эти слова: в Том живот бе – для того, чтобы никто не сомневался, каким образом все чрез Него произошло. Как в бездонном источнике, сколько ни черпай воды, не уменьшишь источника, так и творческая сила Единородного, сколько бы ни было создано или произведено ею, нисколько от того не уменьшается. Или, лучше, я употреблю более свойственное этой силе сравнение, именно назову ее светом, как и сам евангелист говорит далее: и живот бе свет человеком. Как свет, хотя бы освещал неисчислимое множество предметов, нисколько оттого не уменьшается в своей светлости, так в Боге, и прежде и после сотворения: сила нисколько не оскудевает, нимало не умаляется и не ослабевает от многочисленности творения; но, хотя бы надлежало произойти еще тысяче таких миров, хотя бы и бесконечному множеству их, Его сила довлеет на всех, чтобы не только произвести их, но и сохранить после создания. Наименование жизни, употребленное здесь, относится не только к созданию, но и к промышлению о сохранении созданного. Кроме того, говоря о жизни, евангелист полагает основание учению о воскресении и предначинает то дивное благовестие, что, с пришествием к нам жизни, разрушена держава смерти, что по озарении нас светом уже нет тьмы, а всегда пребывает в нас жизнь, и смерть уже не может преодолевать ее. Итак, вполне можно сказать и о Сыне то, что сказано об Отце: о Нем живем и движемся и есмы (Деян. 17, 28). Это и Павел выражает в следующих словах: яко Тем создана быша всяческая… и всяческая в Нем состоятся (Кол. 1, 16, 17). Поэтому Сын называется и корнем, и основанием.
Но, когда слышишь, что в Том живот бе, не представляй Его себе сложным, потому что впоследствии Он говорит и об Отце: якоже Отец имать живот в Себе, тако даде и Сынови живот имети (Ин. 5, 26). Ты не скажешь по этому поводу об Отце, что Он сложен; не говори же и о Сыне. В другом месте сказано, что Бог есть свет (1 Ин. 1, 5), также – что Он живет во свете неприступнем (1 Тим. 6, 16). Но все это говорится не для того, чтобы дать нам понятие о сложности, а чтобы мало-помалу возвести нас на высоту догматов. В самом деле, так как для народа нелегко было понять, каким образом Он имеет жизнь Сам в Себе, то он и говорил сначала о том, что не так высоко, а потом, научив их, уже возводит к более возвышенным истинам. Тот, Кто сказал, что Ему (Отец) даде живот имети, Сам потом говорит: Аз есмь жизнь, и еще: Аз есмь свет. А какой это свет? Свет не чувственный, а духовный, просвещающий душу. Так как Христос говорил: никтоже может прийти ко Мне, аще не Отец привлечет его (Ин. 6, 44), то евангелист, предваряя эти слова, и сказал, что Он есть Тот, Который просвещает, чтобы ты, услыша что-либо подобное об Отце, не приписал того только одному Отцу, но и Сыну, – ибо вся, говорит Он, елика имать Отец Мой, Моя суть (16, 15). Итак, евангелист сперва поучает нас о создании, потом говорит и о духовных благах, дарованных нам с пришествием Спасителя, и означает их одним словом: живот бе свет человеком. Не сказал: бе свет иудеям, но – всем людям, потому что не иудеи только, а и язычники получили познание о Нем, и свет этот прилагается в общение всем. Но почему евангелист не присоединил сюда и ангелов, а сказал только о людях? Потому, что у евангелиста теперь слово о роде человеческом, и потому, что Спаситель к нему пришел благовествовать благая.»
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
«Духоборцы настоящее место читают так: «и без Него ничто не начало быть»; потом, поставив тут знак препинания, читают как бы с другого начала: «что начало быть, в Нем была жизнь» и толкуют это место по своей мысли, говоря, что здесь евангелист ведет речь о Духе, то есть что Дух Святый был жизнию. Так говорят македониане, стараясь доказать, что Дух Святый сотворен, и сопричислить Его к тварям. А мы не так, но, поставив знак препинания после слов «что начало быть», читаем с другого начала: «В Нем была жизнь». Сказав о творении, что все Словом получило бытие, евангелист говорит далее и о промышлении, что Слово не только сотворило, но Оно же и сохраняет жизнь сотворенного. Ибо в Нем была жизнь. – Знаю я у одного из святых такое чтение сего места: «и без Него ничто не начало быть, что начало быть в Нем». Потом, поставив здесь знак препинания, он начинал далее: «была жизнь». Думаю, что и это чтение не заключает ошибки, но содержит ту же правильную мысль. Ибо и этот святой правильно понимал, что без Слова не получило бытия ничто, что ни получило в Нем бытие, так как все, что получило бытие и сотворено, сотворено Самим Словом, и, следовательно, без Него не было. Потом он снова начинал: «была жизнь, и жизнь была свет человеков». Евангелист называет Господа «жизнию» как потому, что Он поддерживает жизнь всего, так и потому, что Он подает жизнь духовную всем разумным существам, и «светом», не столько чувственным, сколько умным, просвещающим самую душу. Не сказал, что Он свет одних иудеев только, но всех «человеков». Ибо все мы люди, поколику получили ум и рассудок от создавшего нас Слова, называемся посему просвещаемыми от Него. Ибо разум, данный нам, по которому мы и называемся разумными, есть свет, руководящий нас в том, что должно и чего не должно делать.»
В Том живот бе,
«Этой жизнью Слово не только все произвело, но и сохраняет в бытии, так как о Нем можно сказать то же, что сказано об Отце: о Нем бо живем и движемся и есмы (Деян. 17, 28). Слыша, что в Нем была жизнь, не представляй себе Слово состоящим из частей, но самым источником жизни, потому что сейчас же евангелист все Слово называет жизнью, говоря; и живот бе свет человеком. И в другом месте Сам Иисус Христос говорит: Аз есмь… живот (Ин. 14, 6). Духоборцы после слов: без него ничтоже бысть ставят точку; затем все последующее читают вместе: еже бысть, в том живот бе, чтобы показать, что Дух Святый сотворен, так как, говорят они, изречение это относится к Духу Святому. Но их легко опровергнуть. Прежде всего, слова еже бысть указывают на все, что произошло; потом, самая жизнь здесь называется светом, так как сейчас же присоединено: живот бе свет человеком; немного же далее, говоря об Иоанне, евангелист сказал: сей прииде во свидетельство, да свидетельствует о Свете, а между тем известно, что Иоанн свидетельствовал не о Духе Святом, а о Сыне, как мы узнаем это впереди.”
И живот бе свет человеком.
“И сам Сын был светом для людей, просвещая ум их и руководя от заблуждения к истине. Что касается самого названия Сына светом, то Сам Сын в другом месте говорит: Аз есмь свет миру (Ин. 8, 12). Таким образом, Он называется и жизнью, и светом, – жизнью, как оживляющий и сохраняющий все, а светом, как просвещающий и очищающий ум людей, принявших Его. Некоторые же под светом и жизнью разумеют евангельскую проповедь, которую Он принес людям, как основание духовной жизни и свет разума.”
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
«В Нем была жизнь: как в вечном, в Нем жизнь самосущая, дающая бытие всякой твари по сотворении; в Нем источник жизни всего живущего не по началу только жизни, но и по сохранению и поддержанию ее. «Сказав о творении, что все Словом получило бытие, евангелист говорит далее и о промышлении, что Слово не только сотворило, но оно же и сохраняет жизнь сотворенного» (Феофил., ср. Злат.). «Дабы никто не оставался в недоумении, каким образом Словом создано столько и таких тварей, евангелист прибавил: в Нем была жизнь… Сколько ни черпай воды из ключевого источника, источник ни мало не оскудевает. Так и творческая сила Единородного: сколько бы ни было создано и сотворено ею существ, она нисколько не умаляется. Или, лучше, приведу более ясный пример света, так как и сам евангелист вслед за сим говорит о нем: и жизнь была свет. Как свет, хотя освещает бесчисленные тысячи людей, однако ж нисколько не оскудевает в своей светлости, так и Бог и до творения и по творении равно неоскудевающ, не истощается, не изнемогает от созидания многого. И если бы Ему нужно было создать тьмочисленные такие же миры, Он имеет довольно силы не только создать их, но и по сотворении сохранять бытие их. Итак, что сказано об Отце, то правильно можно сказать и о Сыне: о Нем мы живем и движемся и существуем» – Деян. 17:28. (Злат.). И сам Господь говорит о Себе, что Он имеет жизнь в Себе, следовательно, жизнь самосущую (Ин. 5:26; 21.17), называет Себя жизнью (Ин. 11:25; 14:6), и евангелист именует Его Словом жизни (1 Ин. 1:1) и жизнью вечною (1 Ин. 3:20), т. е. жизнью самосущею и источником всякой жизни. – Жизнь была свет человеков: изложив в предыдущих стихах учение об отношении Слова к Отцу и миру вообще, евангелист рассматриваемыми словами и словами следующего стиха указывает на отношение Слова к людям, как источника их жизни духовной. Свет как на языке священных писателей, так даже и на обыкновенном языке человеческом есть символ духовного озарения, просвещения, особенно религиозно-нравственного, состояния блаженного и радостного (Прем. 7:29–30; Ис. 45:7; 59, 9. см. прим. к Мф. 4:14–16; 5, 14. 17), тогда как тьма есть состояние духовного невежества, ослепления, развращения и вообще греха (Ин. 12:35; 1 Ин. 1:6, 8; Рим. 13:12–13; см. прим. к тем же ст. ев. Матфея). Посему слова евангелиста: жизнь была свет человеков имеют такой смысл: Слово, имеющее в себе жизнь самосущую, источник жизни для всего сотворенного, для человека в частности, есть источник духовного просвещения и озарения и таким образом источник истинной духовной жизни. «Евангелист называет Его светом и жизнью потому, что Он дал нам свет познания и в сем свете жизнь» (Злат., ср. Ин. 17:2–3; 1 Ин. 5:20).»
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
«Жизнь, которая была в Логосе, – это жизнь в самом обширном значении этого слова (почему в греческом тексте стоит слово ζωή – «жизнь», без артикля). Все области бытия почерпали в Логосе силы, необходимые всякому сотворенному существу для раскрытия своих способностей. Логос, можно сказать, и Сам был «жизнью», т. е. Существом Божественным, ибо жизнь находится в Боге.
В частности, в отношении к людям это оживляющее действие Логоса проявлялось в просвещении людей: эта жизнь (здесь слово ζωή поставлено уже с артиклем как понятие, известное из первой половины стиха) давала человечеству свет истинного боговедения и направляла людей на путь богоугодной жизни: жизнь была светом для людей. Kак без материального света в мире не была бы возможна никакая жизнь, так и без просвещающего действия Логоса не было бы возможно людям сделать хотя бы несколько шагов вперед по пути к нравственному самоусовершенствованию. Логос просвещал как избранный народ Божий прямыми откровениями и богоявлениями, так и лучших людей из мира языческого, свидетельствуя об истине в их разуме и совести.»
В Том живот бе,
«Продолжает блаженный Евангелист вести к нам речь о Боге Слове. И мне кажется, что он благополезно касается всего того, что присуще Ему по природе, дабы и устыдить неистовства иномыслящих, и желающих украшаться правою верою укрепить в ней созерцаниями, – не тех, что составляют невероятности из «словес мудрости» мирской, но тех, что благоговейно созерцают красоту истины «в явлении Духа» (1Кор.2:4). А чему именно желает он научить в приведенном изречении, так это вот чему. В предшествующем сему изречении он показал нам Сына творцом и по природе создателем, говоря, что все чрез Него произошло и без Него ничто не призвано к бытию. Поелику же не только дарует твари призвание к бытию, но и содержит происшедшее чрез Себя Самого, как бы примешивая, так сказать, Себя к тому, что не имеет по своей природе вечного бытия, и становясь жизнью для существующего, дабы происшедшее пребывало и оставалось все в пределах своей природы; то и почитает необходимым сказать: «что произошло, в Нем жизнью было.» Не только говорит: «чрез Него все произошло», но и если что «произошло», то «была в Нем жизнь», то есть Единородное Божие Слово, начало и устроение всего видимого и невидимого, небесных и земных и преисподних (Флп.2:10; ср. Кол.1:16). Сам будучи по природе жизнью, Он многообразно дарует существам бытие и жизнь и движение (ср. Деян.17:28), не посредством какого-либо разделения или изменения входя в каждое из различных по природе бытий, но тварь неизреченною премудростию и силою Создателя сама по себе разнообразится, – и одна жизнь всего, входящая в каждое существо (тварное), сколько ему подобает и сколько оно может восприять. Поелику же перенесенному из небытия в бытие необходимо и разрушаться и все имеющее начало стремится к концу – одной только Божественной и Превышающей все Природе свойственно и не начинаться от какого-либо начала, и существовать нескончаемо, то Творец некоторым образом обходит слабость в созданных существах и искусственно как бы устрояет им вечность. Ведь постоянные преемства каждого из существ подобных и природные переходы друг в друга бытий однородных и одновидных, всегда стремящиеся к дальнейшему (непрерывному) течению, соделывают творение всегда явным и сохраняют Создавшему Богу всегда существующим. Это вот и означает, что каждое из существ в себе самом сеет семя по роду и по подобию, как неизреченно повелел Творец (Быт.1:11–12). Так «была» во всем «жизнь», что и означает толкуемое изречение.
Но, любезнейший, можно опять сказать еретику, сражающемуся с истиною: что же ты скажешь и против сего, когда услышишь Духоносца, говорящего, что во всех происшедших существах «была Жизнь», то есть Слово, Которое «было в начале»? Неужели и теперь дерзнешь сказать, что Сын не из сущности Бога Отца, дабы разумелся происшедшим и сотворенным? И можно ли не вопиять против твоего невежества, и притом со всею справедливостью? Ведь если Слово было в тварях, как жизнь по природе, примешивая Себя (созданным) существам чрез причастие, то, следовательно, Оно есть другое, отличное от того, в чем Оно признается присутствующим. Но кто по природе есть другой, чем то, что есть тварь, то каким же наконец образом Он может не быть превышающим ее Богом? Если же пребудешь в своем бесстыдстве и не перестанешь думать, что тварен Сын, сущий в тварях, как жизнь, то, во-первых, Он будет мыслиться как Сам по Себе и в Себе существующий, а потом, при этом, и как Сам Себе причастный и как жизнь, как скоро, будучи в тварях, Он и Сам почитается одною из них. Но сам богопротивник увидит, без сомнения, сколь безрассудно так мыслить. Итак, если причаствует в тварях животворящее их Слово, то Само Оно не должно быть между теми, коим причаствует, но очевидно есть другое, отличное от тех (тварей). А если так, то не тварно, но, как жизнь по природе, (присутствует) в них. Это мы уразумеем также и посредством нижеследующих рассуждений.
Если Сын есть не из сущности Бога и Отца, но Он (Бог) поставил Его, по учению их, во вне (Себя), то, следовательно, Он произошел и сотворен. Но в таком случае каким образом находящийся между тварями может животворить все? Какое же тогда превосходство (пред тварями) найдем в Божественной природе? Или каким образом премудрейший Павел мог как нечто достоудивительное говорить о Боге по природе, что Он животворит все (1Тим.6:13)? Ведь если Сын, будучи тварным, все оживотворяет, то тварь оживотворяет саму себя, нисколько не нуждаясь для сего в Сотворившем (ее) Боге. А следовательно, в Боге ничего нет большего сравнительно с тварью, ибо она действует не менее, чем как мог бы Бог. Но это нелепо. Не тварен, следовательно, Сын, а, напротив, Бог (Он есть) и посему – жизнь по природе.
Иное. Чрезмерно изумляется Псалмопевец, и вполне справедливо, Божественной природе и усвояет ей несравненнейшее достоинство, говоря: «яко у Тебе источник живота» (Пс.35:10). Но если Отец создал Сына и не имеет Его из Своей сущности, а между тем и Таковой (Сын) животворит твари и как Животворец есть жизнь по природе, то зачем Псалмопевец еще напрягается, говоря, что у одного только Бога есть источник жизни? Ведь то же самое допускает и природа тварей, если животворит Сын, хотя и не будучи Божественной сущности, по безрассудному учению некоторых. Но это нелепо. Поэтому Сын есть жизнь по природе, как Бог из Бога и жизнь из жизни.
Иное. Если Сын, будучи жизнью по природе, есть тварен и создан, как не имеющий, по предположению тех еретиков, бытия из сущности Бога и Отца, то природа тварей допустит для себя возможность быть и называться жизнью. Но тогда все будет жизнью по отношению по крайней мере к возможности, если и не имеет пока этого в действительности, так как чем какому-либо существу прирождено быть, тем, без сомнения, оно и должно быть, хотя бы еще и не было, ибо имеет в своей природе возможность (силу) к этому. Когда, таким образом, «быть жизнью» есть общее достояние твари, а отнюдь не свойство только кого-либо одного, то зачем Сын напрасно возвеличивает Себя, говоря: «Аз есмь жизнь» (Ин.14:6)? Ведь скорее Ему надлежало бы сказать так: «Аз есмь (вместе) с вами жизнь». Это было бы, конечно, истиннее, если Он, действительно будучи тварным, есть в то же время и жизнь. Поелику же «быть жизнью» Он усвояет одному только Себе, как Свое собственное благо, то очевидно наконец, что ставит Себя не в ряду тварей, но в Божественной сущности Отца, Коей и «быть жизнью» принадлежит по природе.
Иное. То, что причастно жизни, само не есть жизнь в собственном смысле, ибо оказывается другим нечто, существующим в Нем. Если поэтому Сын, как жизнь, уделен тварям, то Он должен быть другим, отличным от того, что причастно Ему и нуждается в жизни. Таким образом, Он не тварен и не требует оживотворения от другого. Богом, следовательно, в конце концов должен быть Он как Животворец. А если так, то должен быть признаваем и из сущности Отца, если поклоняемся единому Богу и служим не другому кому, кроме Сущего.
Иное. Точно исследуя природу существующего, мы находим только Бога и тварь, и ничего другого, кроме этого. Что находится вне бытия Богом по природе, это есть, конечно, тварно. А что не причастно тварности, то, без сомнения, принадлежит к Божеству. После того как мы рассмотрели все это надлежащим образом, пусть скажут нам лишающие Сына сущности Бога и Отца: как бы Он мог животворить как жизнь, если это самое свойство имеет (одна только) Божественная природа, не допускающая его (еще) ни в чем другом? А если, будучи тварен, может быть и жизнью, то благодать этого преимущества должна, конечно, распространяться на все твари, и тогда все будет жизнью по природе. Но какая же в таком случае будет им нужда в причастии Сыну или какое преимущество обретут отсюда? Ведь и сами они имеют это свойство быть по природе жизнью. Но не истинно такое рассуждение; как нуждающаяся в жизни, тварь должна быть причастна Сыну. Следовательно, один только Единородный есть жизнь по природе и потому не стоит в ряду тварей, но восходит к природе Родившего Его, ибо и Отец есть жизнь по природе.
Иное. Сын, будучи жизнью по природе, или отличен от твари, очевидно по природе, или единоприроден ей. Если единоприроден и единосущен ей, то не окажется ли Он изрекающим ложь, когда говорит: «Аз есмь хлеб жизни, сходяй с небесе и жизнь даяй миру» (Ин.6:48, 33)? Ведь тварь уже сама в себе может быть жизнь – а жизнь не должна быть причастною жизни, чтобы оказаться жизнью. Если же не единоприроден, то не может быть тварным, соотвлекая Себе от твари и Свое собственное свойство (быть жизнью по природе); ибо тварь не может быть жизнью по природе, но, напротив, она нуждается в жизни и (только) причастна ей.
Иное. Если Сын, будучи жизнью по природе, есть единоприроден тварям, то как Он, по учению еретиков, не из сущности Бога и Отца, то чего ради блаженный Псалмопевец говорит, что «небеса погибнут и как одежда обветшают», а Ему усвоял как особенное Его преимущество, восклицая так: «Ты же тойжде еси, и лета твоя не оскудеют» (Пс.101:28; Евр.1:12)? Или погибнет и оскудеет с нами как единоприродный, и уже не должен быть мыслим жизнью, – или природное соединство с Ним и нас должно увлекать к вечному и неизменному существованию, к неоскудевающему числу лет и к тому, чтобы быть жизнью. Но ведь Он вечен и неизменен, мы же оскудеем, следовательно, не тварен, как мы, но если есть из жизни по природе, то и Сам, как жизнь, должен оживотворять нуждающихся в жизни.
Иное. Если ничто не бывает причастным самому себе, а между тем тварь причастна Сыну как жизни; то, следовательно, Сам Он не есть тварь, но и тварь не есть жизнь, что есть Сын.
Иное. Если другое есть животворить и другое животвориться, как действие и страдание, – и животворит Сын, а животворится тварь; то, следовательно, не одно и то же Сын и тварь, так как не тождественно действующее с действуемым.”
И живот бе свет человеком.
“И в этих словах блаженный Евангелист представляет нам Сына Богом по природе и по сущности наследником благ Родившего. Научив прежде, что Он, как жизнь по природе, был во всем, происшедшем чрез Него, содержа это, и животворя, и несказанною силою даруя переход из небытия в бытие, и сохраняя происшедшее, – обращается теперь к другому построению мыслей, повсюду заботясь, сколько надо, руководить нас к восприятию истины. Итак, Слово пребывало в тварях, как жизнь, Поелику же человек между ними на земле есть такое живое существо, которое разумно-словесно, обладает умом и познанием и причастно премудрости Божественной, то Духоносец почитает необходимым ясно показать нам Слово, как Подателя и мудрости в людях, дабы Бог и Отец разумелся чрез Сына как Сущий все во всем (1Кор.15:28), как жизнь в нуждающихся в жизни, как свет опять и жизнь в нуждающихся в жизни и свете. И посему говорит: «и жизнь была свет человеков», то есть все оживотворяющий Бог Слово, жизнь во всех существах, освещает и разумно-словесное живое существо и щедро дарует разумение способным к разумению, дабы сохранялось и имело силу то, что сказано твари: «ибо что имеешь, чего не получил» (1Кор.4:7)? Ведь сама по себе тварная и созданная природа ничем не обладает, но если бы и оказывалась имеющею что, то это, конечно, есть от Бога, дарующего и бытие, и то, «как» каждой твари надлежит быть. Хорошо опять при слове жизнь употребляет глагол «бе – ἦν», чтобы везде обозначать вечное бытие Слова и пресекать болтовню безумцев, представляющую нам Сына из небытия (приведенным к бытию), что оказывается противоречащим всему Божественному Писанию.
Но о вечности Слова с Отцом мы уже достаточное сделали рассуждение как в предлежащей книге, так и в сочинении под названием «Сокровищница», – и теперь, думаем, должно иметь о сем молчание. Напротив, о том, что дает нам смысл предложенного изречения, со всей тщательностью исследуя это, насколько возможно лучше, постараемся извлечь пользу и для себя самих, и для последующих читателей, при помощи опять Бога, отверзающего нам и дверь и уста для рассуждений.
Итак, что же опять скажет нам христоборец, узнав, что «жизнь была свет человеков», то есть всегда живущий Бог Слово? Какими рассуждениями отразит нас, когда мы выступим с нижеследующими доказательствами? Если Сын есть не Бог по природе и не плод сущности Родившего, если не Свет истинный воссиял нам из Света истинного, но и Он стоит вне (Божественной сущности), по невежественному учению вашему, то, следовательно, Он единоприроден тварям и никак не избежит того, чтобы быть тварным. Каким же образом, о исполненные всякого безумия, Он освещает, а они (твари) освещаются Им? Разве не одно есть освещающее, а другое освещаемое? Но очевидно и для всякого ясно: если признаем тожественным как по отношению к качеству сущности, так и к образу бытия, то что же большего будет в Могущем освещать; и наоборот: что меньшее будет в нуждающемся во свете? То и другое будет относиться и к обоим вместе, и к каждому в отдельности: и то, что нуждается в свете, будет светом, а свет не будет различествовать от освещаемого. Но большое в этом оказывается смешение понятий, и здравый смысл вынуждает нас разделять каждое из двух наименованных понятий и тому, что подает, усвоять здесь свою особую природу, отличную от того, чему подается. Следовательно, не единоприроден тварям Сын, но должен иметь сущность Отца, будучи Светом истинным из Света истинного.
Не трудно, конечно, применить сюда предшествующее рассуждение наше, в коем мы доказывали, что Сын есть жизнь по природе и что Он отличен от того, в чем пребывает, – и таким образом раскрыть в этой главе надлежащее разумение предмета. Но чтобы не оставить этого труда другим и не показаться одержимым леностью, я сам опять попытаюсь применить сюда образ предшествующих умозаключений. Как там, будучи жизнью по природе, Он является другим, отличным от того, в чем Он «был – ἦν», так и здесь, называемый «светом человеков» и действительно будучи им, Он окажется другим, отличным от того, что нуждается в свете и причастно ему. Из далее следующего мы узнаем это точнейшим образом.
Доказательство посредством умозаключений того, что освещающий Сын по природе отличен от освещаемой твари.
Если в рассматриваемом изречении Слово изображается как свет по природе, сообщающий Себя существам посредством причастия, то поэтому Он должен быть признаваем отличным от того, в чем Он есть. А Тот, Кто по природе есть другой, чем то, что есть причастная Ему и освящаемая тварь, – разве это не есть уже Превышающий все Бог?
Иное. Если богопротивник говорит, что Сын, будучи Светом по природе, как тварный, находится между тварями, освещая нуждающееся в свете, то, во-первых, Он должен быть мыслим существующим Сам в Себе, а потом, кроме того, будет и причастным Сам Себе и светом, как скоро надо предполагать, что и Сам Он, будучи в тварях, есть один из них. Но «наставленный сердцем в мудрости» (Пс.89:12), как написано, без сомнения, видит, сколько нелепости заключает в себе такое мнение. Итак, если чрез причастие присутствует в тварях освещающее их Слово, то Само Оно уже не будет между теми, кои причаствуют и освещаются, но очевидно отличается от них. А если так, то, следовательно, не тварно, но (присутствует) как свет по природе и Бог нуждающихся во свете.
Иное. Если Сын есть не из сущности Бога и Отца, но Бог поставил Его, как учат те, вне Себя, то, следовательно, Он тварен и создан. Но разве может быть между тварями Тот, Кто освещает их? Какое же тогда будем находить преимущество в Божественной природе? Или каким образом премудрейший Псалмопевец говорит, как нечто досточудное, о Боге по природе: «во свете Твоем узрим свет» (Пс.35:10)? Ведь если Сын, будучи тварен, освещает все, то тварь будет освещать саму себя, нисколько не нуждаясь для сего в Создавшем ее Боге. Ничего, следовательно, не будет большего в Боге пред тварью, и она будет действовать не менее, чем сколько может Бог. Но это нелепо, поэтому не тварен Сын, но, напротив, (есть) Бог и потому свет по природе, как и Отец.
Иное – из того же. Если Сын, будучи светом Бога и Отца, согласно сказанному: «во свете Твоем узрим свет» (Пс.35:10) и: «посли свет Твой и истину Твою» (Пс.42:3), – есть тварен и приведен к существованию, то ничто уже не будет препятствовать, по точно такому же сходству, и все тварное называть светом Бога и Отца. Ведь если природа тварных существ вполне допускает это, то это будет общею всем возможностью, а не свойством одного Сына. Но это нелепо, ибо одному только Сыну подобает называться и быть светом Бога и Отца. Следовательно, Он не тварен, но есть Свет, как Бог из Бога, освещающего посредством Него то, что нуждается в свете.
Иное. Если Сын, будучи Светом по природе, есть не из сущности Отца, но получил существование извне, по невежественному учению богопротивников, то, следовательно, Он единоприроден тварям и брат, как стоящий вне Божественной сущности. Но в таком случае каким же образом Он называется и есть Свет, между тем как о святом Крестителе говорится: «не бе той свет» (Ин.1:8), хотя и блаженный Креститель может (согласно их учению) быть светом, и не он только, как скоро допускается возможность тварному Сыну быть Светом по природе? Ведь то, что раз вложено в природу, без сомнения, должно быть общим всему причастному ей, как это требует последовательность мышления. Но на самом деле Иоанн – не свет, а Свет – Сын; следовательно, Он отличен по природе и не единоприроден тварям.
Иное – из того же. Если Сын, будучи Светом по природе, есть тварен и создан, как не имеющий бытия из сущности Бога и Отца, по предположению некоторых, то природа тварей должна будет допускать для себя возможность быть и называться светом. Но тогда все будет светом в возможности, ибо чем известному существу врожденно быть, тем, без сомнения, оно и должно быть, хотя бы еще и не было. Если, таким образом, быть светом есть общая принадлежность природы тварей, а не исключительное свойство какого-либо одного существа, то зачем Сын напрасно величается, говоря о Себе: «Аз есмь свет» (Ин.8:12, 9:5, 12:46)? Ведь Ему скорее надлежало бы сказать: «Я есмь (вместе) с вами свет». Поелику же усвояет это, как собственное благо, одному только Себе, не допустив еще никого из других, то очевидно наконец, что Он ставит Себя не в ряду тварей, но в Божественной сущности Отца, Коей принадлежит по природе и бытие светом.
Иное. То, что причастно свету, само не есть свет в собственном смысле; ибо оказывается другим нечто, существующим в другом. Если, таким образом, Сын, как Свет, сообщается тварям, то Он должен быть отличен от причаствующего Ему и нуждающегося в свете. Поэтому не тварен и не имеет нужды, подобно тварям, освещаться от другого, а следовательно, в конце концов есть Бог и может освещать. Если же так, то должен быть мыслим рожденным из сущности Отца, как скоро мы поклоняемся Единому Богу и служим не другому кому, кроме Сущего.
Иное. Точно исследуя природу всего существующего, мы находим только Бога и тварь, и ничего другого, кроме этого. Что стоит вне бытия Богом по природе, то, конечно, есть тварно. А что непричастно тварности, то, без сомнения, принадлежит к Божеству. Когда мы обдумали все это наилучшим образом, можем спросить лишающих Сына сущности Бога и Отца: как бы Он мог освещать, как свет, если этим самым свойством обладает (одна только) Божественная природа, не допускающая его еще ни в чем другом? Если же Сын, будучи тварным, может быть и светом, то дар этого преимущества распространится, конечно, на все твари, и все будет светом по природе. Но какая же в таком случае будет уже у них (тварей) нужда в причастии Сыну, или какое преимущество найдут в этом, если и сами они по природе своей могут быть светом, каковым, без сомнения, и Сын есть в них? Но тварь нуждается в освещающем, не имея этого в себе самой. Следовательно, Бог по природе есть Сын и потому – свет, как могущий освещать то, что нуждается в свете.
Иное. Сын, будучи светом по природе, или отличается от твари, очевидно, по сущности, или единоприроден ей. Если единоприроден и единосущен, то напрасно, можно в таком случае подумать, Он обращался к нам со словами: «Аз свет в мир приидох» (Ин.12:46); ибо тварь уже и сама в себе может быть светом, – а между тем свет должен быть непричастен свету, чтобы мыслиться светом. А если Он не единоприроден, тварь же нуждается в свете, слыша: «что имеешь, чего не получил» (1Кор.4:7), то по необходимости Сын уже не может быть тварным, привлекая к Себе Самому от твари свое собственное свойство (быть светом по природе), ибо тварь не может быть светом по природе, напротив, – она нуждается в свете и только причастна ему.
Иное. Если ничто не бывает причастным самому себе, а между тем тварь причастна Сыну, как Свету, то, следовательно, Сам Он не есть тварь, но и тварь не есть Свет, что есть Сын.
Иное. Если иное есть освещать, а иное освещаться, как действие и страдание, – и освещает Сын, а освещается тварь, то, следовательно, не одно и то же Сын и тварь, так как не одно и то же действующее с действуемым.»
«Итак, евангелист сперва поучает нас о создании, потом говорит и о духовных благах, дарованных нам с пришествием Спасителя, и означает их одним словом: живот бе свет человеком. Не сказал: бе свет иудеям, но – всем людям, потому что не иудеи только, а и язычники получили познание о Нем, и свет этот прилагается в общение всем. Но почему евангелист не присоединил сюда и ангелов, а сказал только о людях? Потому, что у евангелиста теперь слово о роде человеческом, и потому, что Спаситель к нему пришел благовествовать благая. И свет во тме светится (ст. 5). Тьмою здесь называет и смерть, и заблуждение. Свет чувственный сияет не во тьме, а когда нет тьмы; но проповедь евангельская светила среди мрака заблуждения, все облегавшего, и рассеивала его. Свет этот проник и в самую смерть и победил ее, так что уже одержимых смертию избавил от нее. Итак, поелику ни смерть, ни заблуждение не преодолели этого света, но он всюду блистает и светит собственною силою, то евангелист и говорит: и тма его не объят (ст. 5). Да он и неодолим, и не любит обитать в душах, не желающих просвещения.
Но, если он не всех объемлет, ты не должен этим смущаться. Бог приближается к нам не с принуждением, не против нашей воли, но по нашему желанию и благорасположению. Не заключай дверей для этого света – и получишь много наслаждения. А приходит к нам этот свет посредством веры и, пришедши, в обилии просвещает того, кто приемлет его. И если ты представишь ему чистую жизнь, он постоянно будет обитать в тебе. Любяй Мя, заповеди Моя соблюдет, говорит Спаситель, и приидем к нему (Я и Отец Мой) и обитель у него сотворим (см.: Ин. 14, 23). Как никто не может пользоваться светом солнечным, не открывая глаз, так никто не может участвовать в этом просвещении, не отверзая вполне очей души и не изощрив их во всех отношениях. А как это можно сделать? Очищая душу от всякой страсти. Грех есть тьма, и тьма глубокая; и это видно из того, что он совершается безрассудно и тайно. Всяк бо, делаяй злая, ненавидит света и не приходит к свету (Ин. 3, 20). А бываемая отай срамно есть и глаголати (Еф. 5, 12). Как во тьме мы не распознаем ни друга, ни врага и вовсе не узнаем свойства вещей, так и – в грехе. Человек любостяжательный не отличает друга от врага; завистник и на человека, самого благорасположенного к нему, смотрит, как на врага; наветник одинаково вооружен против всех, – словом, всяк, делающий грех, ничем не отличается от людей упивающихся и беснующихся, в том отношении, что не распознает свойства предметов. И как ночью на наши глаза – все равно: дерево ли, или свинец, железо, серебро, или золото, или драгоценный камень, потому что для различения этих предметов недостает света, так человек, ведущий нечистую жизнь, не постигает ни доблести целомудрия, ни красоты любомудрия. Ведь во тьме, как я сказал, и драгоценные камни не обнаруживают своей красоты, не сами по себе, но по незнанию тех, кто смотрит. Но не эта одна беда постигает нас, когда мы живем во грехах; мы живем тогда еще и в постоянном страхе. Как находящиеся в пути в безлунную ночь чувствуют страх, хотя бы и ничего страшного не было, так и грешники не могут иметь дерзновения, хотя бы и никто не обличал их; но, чувствуя угрызения совести, они всего боятся, все подозревают, все на них наводит страх и ужас, на все озираются с боязнию, всего трепещут. Будем же убегать такой мучительной жизни. А за такою мукою еще последует смерть, смерть бессмертная; тогда не будет и конца наказанию. Здесь же ничем не отличаются от умопомешанных те, которые, как бы во сне, представляют себе вещи небывалые. Так воображают себя богатыми, не будучи богатыми; думают роскошествовать, не имея никакого удовольствия; и не прежде они узнают, как должно, такое заблуждение, пока не освободятся от умопомешательства или пока не отрясут с себя сна. Поэтому-то Павел заповедует всем трезвиться и бодрствовать; то же повелевает и Христос. Кто трезвится и бодрствует, тот, хотя бы увлекся грехом, немедленно отражает его; а кто спит или безумствует, тот и не чувствует, какую власть имеет над ним грех. Не будем же спать. Теперь не ночь, а день; потому яко во дни, благообразно да ходим (Рим. 13, 13). Ничего нет постыднее греха. В этом отношении не так худо в наготе ходить, как во грехах и преступлениях. Нагота еще не такое преступление, – нередко она происходит и от нищеты; но ничего нет постыднее и презреннее греха. Представим себе тех, которых ведут в судилище за кражу и подлог: какой срам и смех покрывает их, как людей бесстыдных, лживых и наглых! Нам неприятно и тяжко терпеть, чтобы верхняя одежда была надета на нас небрежно или навыворот; даже когда и на других увидим это, то исправляем; а когда все мы и ближние наши ходим на головах, то не замечаем этого. Скажи мне, что может быть постыднее, как мужчине входить к распутной женщине? Кто заслуживает более осмеяния, чем человек сварливый, склонный к злословию и завистливый? Отчего же все это кажется не так стыдно, как ходить в наготе? Только от привычки. Этого никто никогда не дозволял себе по доброй воле; а на грехи осмеливаются всегда все, без всякого страха. Конечно, если бы кто вошел в сонм ангелов, в котором никогда ничего такого не бывало, то увидел бы, как это достойно посмеяния. Но что я говорю о сонме ангелов? Если бы кто в царских чертогах, введши блудницу, воспользовался ею, или упился вином, или дозволил себе другой какой-либо бесчестный поступок, такой подвергся бы самому строгому наказанию. Если же в царских чертогах не терпимы подобные дерзости, тем более мы должны подвергнуться крайнему наказанию, если осмеливаемся на такие дела в присутствии Царя вездесущего и всевидящего. Поэтому, умоляю, покажем в образе жизни нашей скромность и чистоту. Мы имеем Царя, Который непрестанно зрит все дела наши. А чтобы нас озарял всегда в обилии высший свет, будем привлекать к себе его луч. Тогда мы будем наслаждаться и настоящими и будущими благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу и Святому Духу слава во веки веков. Аминь.»
И свет во тме светится, и тма его не объят.
«В Том живот бе и живот бе свет человеком, – и прибавлено: И свет во тьме светится, и тьма Его не объят. Это значит, что благодать Духа Святого, даруемая при крещении во имя Отца и Сына и Святого Духа, несмотря на грехопадения человеческие, несмотря на тьму вокруг души нашей, все-таки светится в сердце искони бывшим Божественным светом бесценных заслуг Христовых.
Этот свет Христов при нераскаянии грешника, глаголет ко Отцу: «Авва Отче! не до конца прогневайся на нераскаянность эту!» А потом, при обращении грешника на путь покаяния, совершенно изглаживает и следы содеянных преступлений, одевая бывшего преступника снова одеждой нетления, сотканной из благодати Духа Святого, о стяжании которой, как о цели жизни христианской, я и говорю столько времени вашему Боголюбию.»
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
««Свет», то есть Слово Божие, светит «во тьме», то есть в смерти и заблуждении. Ибо Он, и подчинившись смерти, так преодолел ее, что принудил ее изблевать и тех, коих она прежде поглотила. И в языческом заблуждении сияет проповедь. «И тьма Его не объяла». Ни смерть не преодолела Его, ни заблуждение. Ибо свет этот, то есть Слово Божие, непреоборим. Некоторые «тьмою» считали плоть и земную жизнь. Слово сияло и тогда, как стало во плоти и было в сей жизни, а тьма, то есть противоположная сила, искушала и преследовала Свет, но нашла Его неодолимым и непобедимым. Тьмою называется плоть не потому, будто она такова по естеству (да не будет!), но по причине греха. Ибо плоть, доколе управляется законом природы, не имеет решительно никакого зла, но когда подвигнется за предел природы и служит греху, становится и называется тьмою.»