Ночь впивается в лёгкие мутными пальцами. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я впервые одна за… сколько? Я не оставалась тет-а-тет с собой дольше часа много лет, чтобы смочь выделиться во что-то отдельное. Я не я. Есть только пульсирующая тьма, выедающая по капле мою же суть.
На меня рушится всё, что не изменить никакой магией. Я знаю, что приступа не должно случиться так быстро, но будто слышу запах горчицы, чувствую привкус металла. Они лишь эхо тех запаха и вкуса, но их достаточно, чтобы бояться нового выводка тварей, который радостно вырвется из портала, что откроет моё тело. Я отказываюсь думать, что это я.
Это кто-то, кто отвоёвывает моё тело. Тело медиума, что раньше латал дыры, через которые из низшего астрала просачивались демонические существа. А теперь защита между мирами рвётся моими руками. Мои руки впускают тех, с кем с трудом справляется пограничный отряд. Какая ирония! Только вместо смеха меня сжимает от ужаса и рыданий, что никак не вырвутся слезами из проклятого тела.
Я пытаюсь отвлечься, пытаюсь спастись от себя воспоминаниями, которые призываю вспышками светлого, прекрасного, что ещё теплится внутри. Пытаюсь воскресить и прокрутить до мельчайших подробностей, чтобы не потерять. Как будто это последнее, что есть я настоящая.
Вот аэропорт. Воздух заполнен солнцем. Мне двадцать. Так мы знакомы с Патриком уже… семь лет? Как будто всё произошло совсем недавно. Всего же три. Я ощущаю эти семь лет вдвое короче, но даты говорят другое. Как могло так скомкаться время?
Стой… стой! Аэропорт. Кофе. Безумно хочется кофе. До прилёта американца почти полчаса, а я зачем-то залезла на каблуки. Лаковые красные туфли, джинсы дудочки и белая блузка. Кудри, которыми я безумно гордилась, всегда распущены. Одной уверенности в собственной неподражаемости хватало, чтобы покорить любого мужчину. Сейчас при тех же слагаемых я вызывала только жалость.
Сердце сжало. Аэропорт! Возвращаю себя за столик кофейни с огромным бумажным стаканом капучино с дополнительным эспрессо. Бариста тогда странно глянул, но выполнил мой каприз без единого вопроса.
Я представляю, каким он будет, маг-американец по имени Патрик. Фантазия рисует высокого, поджарого мужчину в тонкой футболке и джинсах, конечно же, со знойным взглядом. В голове статичная картинка, одна из тех, какими переполнялись журналы с кинозвёздами из периода моего только-только зарождающегося интереса к противоположному полу.
Выпив едва ли половину лошадиной порции кофе, благодарю себя, что завела будильник, услужливо напомнивший о времени. Гордо вскинув голову и предвкушая скорую встречу, направляюсь к залу прилёта. Я жду совсем недолго. Мне не нужны фото или приметы. Достаточно быть той, кто я есть с рождения. Пока маг, почувствовавший медиума, стоит передо мной с широкой улыбкой, не зная, что говорить, я сверяю его с фантазиями. На Патрике шоколадного цвета кофта, чёрные волосы лежат безумными волнами (через пару недель я пойму, что это его привычный вид и самолёт совсем ни при чём), открытый синий взгляд до наивности искренен. Ну хотя бы джинсы совпали. Ну что ж, я медиум, а не предсказатель.
– Я нужен кофе, – изрекает он спустя неловкую паузу после приветствия и знакомства.
Молча протягиваю бумажный стакан, глядя с любопытством. Я давлю смех из-за его русского, но не даю веселью отразиться на моём лице. Я потом объясню ему, как комически он исказил смыслы, спустя пару месяцев, кажется, когда ему станет интересно моё первое впечатление от его нелепого появления. А сейчас, в зале прилёта, Патрик приподнимает удивлённо бровь и принимает стакан. Он отпивает и, с трудом проглатывая, возвращает. На лице его отражается страдание.
– Я. Нужен. Кофе. И сахар, – с трудом проговаривает он.
Я больше не могу сдержаться и хохочу в голос. Патрик откашливается и тоже смеётся. Тихо и неловко, прикрыв рот кулаком.
Он совсем не такой, как я представляла. Несуразный из-за стеснения, сильно ломающий язык, из-за чего наш третий неизменный собеседник, без которого бы всё быстро стухло, – моя интуиция. И он совсем не знойный. Но что-то живое и тёплое бьётся между нами, перетекает, обволакивает, сокращает дистанцию слово за словом. Мы разлучаемся лишь на задания. Нас никогда не отправят на них вместе, ведь искры между нами ослепляют всех и нас самих. И это становится стимулом работать точнее и сильнее, чтобы быстрее оказаться в его объятьях снова.
Нас захватывают страсть и бесшабашность вперемешку с близостью и пугающим доверием, а потом… Потом случается первый приступ. Я загнана в клетку в прямом смысле. После привкуса металла и запаха горчицы, которым я не придаю значения, пока не обнаруживаю в них предвестников после второго приступа, наступает промозглый холод камеры.
Они смотрят на меня как на дикого зверя. В глазах мракоборцев решительность и готовность, но я чувствую бьющийся под ними страх, заставляющий быть на чеку. Только в глазах одного человека сочувствие и тревога. Он единственный не боится коснуться моих бледных замёрзших рук, обвивших прутья, и потребовать тёплые носки, плед и термос горячего чая.
– Ты имел изменение. Холод. Зло.
Я вижу, как пытается Патрик подбирать слова. Его русский за эти годы стал лучше, но всё ещё проваливался. Особенно плоховал он, когда волновался, тогда возвращались обедненные английской односложностью фразы. Интуицию, до этого верно помогавшую мне понять любимого, заволокло плотным туманом.
– Я не понимаю, – шепчу судорожно с нарастающей тревогой и надеждой, что ошибаюсь.
– Ты открыла портал и впустила демонов, – надменно кинул мракоборец, вернувшийся со всем, что просил Патрик.
Широкоплечий, во всём чёрном, как и прочие солдаты пограничного отряда. Только он не протянул ко мне руки, а передал всё Патрику. А я была гораздо ближе. Ощущение грязи потекло внутри тяжёлой вязкостью.
– Я не могла так поступить! – запротестовала я и вскоре увидела, что могла.