Руби Валентайн была фейерверком, который вот-вот взлетит в воздух. Ее кожа потрескивала, а кончики пальцев зудели. С тех самых пор, как она получила приглашение от «Фонда горящих угольков», она скакала то на одной ноге, то на другой, переполненная возбуждением. Какая сказочная возможность! Странная, да, но в Фоллен Оукс всегда происходили странные вещи. Люди появлялись ниоткуда и исчезали так же быстро. Хорошенькие девушки без памяти влюблялись в чудовищ. Мальчики превращались в огонь, в чистый, сверкающий свет.
«Город фриков, надевших красивые маски», – подумала Руби, отводя взгляд от своего отражения. Она-то умела разыграть спектакль. И сейчас, перед тем, как отправиться на вечеринку века, ей придется выступить перед матерью. Закутавшись в халат поверх красного, усыпанного блестками вечернего платья, она нанесла немного рассыпчатых румян на носик.
Румяное личико должно убедить мать.
Она бросилась бежать из своей комнаты, как принцесса, спасающаяся от чудовища. Другая бы непременно споткнулась. Но в отличие от Джунипер Торрес, которая не умела балансировать на одной ноге больше десяти секунд, Руби обладала грацией прирожденной балерины, а когда была полна решимости, ее руки и ноги обретали легкость. Она парила. Скользнув в гостиную, она опустилась на колени позади жалкого старого дивана и прошептала на ухо матери.
– Мам? Я не могу уснуть.
Мать обернулась. То же самое сделали Скарлет, Шарлотта и Мей. Четыре хорошенькие рыжие головки повернулись к ней. Четыре пары глаз уставились на нее.
– Который час? – спросила миссис Валентайн, зевая. Ее рыжие волосы были стянуты сзади в растрепанный лошадиный хвост, а ночная сорочка в цветочек видывала лучшие времена.
– Десятый час, – ответила Руби, бросив взгляд на свой телефон. Вечеринка начиналась в десять. – Вам, девочки, следует ложиться спать.
Ее сестры закапризничали, и мать Руби вздохнула, уже сникая под грузом ответственности. Когда-то у миссис Валентайн был муж, и он помогал укладывать в кровать малышек. И еще он помогал им подниматься утром и готовить ланч. Теперь его нет, и мать Руби приходится самой растить четырех девочек. Почти каждый вечер Руби делила с ней это бремя, но сегодня не могла это сделать. Ей придется сделать вид, будто она идет спать, чтобы потом иметь возможность выбраться через окно. Но сначала ей нужно получить доступ в сейф, стоящий в подвале.
Миссис Валентайн внимательно вгляделась в лицо дочери. У них были одинаковые голубые глаза, одинаковые веснушки на переносице. Одинаково ужасный вкус в выборе мужчин.
– Еще пять минут, девочки, – сказала она через секунду. – Шарлотта, ты сегодня будешь спать в моей комнате, чтобы не беспокоить сестру.
– Она меня не беспокоит, – возразила Руби. – Меня беспокоит мой мозг. Когда я не могу уснуть, я…
– Тебе опять снится тот сон?
Руби замерла. Она даже не подумала о том, что мать может заговорить о том кошмаре. Когда они в первый раз его обсуждали, миссис Валентайн побледнела как смерть. Учитывая то, что у всех женщин и девочек в семье была молочно-белая кожа, это было поразительное зрелище. Руби смотрела, как ее мать превращается в привидение, и это напугало ее больше, чем она была готова признать. Руби не боялась жизни и не боялась смерти, но она боялась призраков.
И у нее была веская причина их бояться.
– Я просто лежала и пыталась уснуть, – начала она. – Но все время думала об этом сне и старалась о нем не думать, но становилось еще хуже. – Руби опустила голову. Если она будет слишком настойчива, ей придется снова идти к психиатру. Но если она будет недостаточно настойчива, мать не позволит ей залезть в сейф.
– Мне нужна только одна таблетка, – пообещала она. – Я могу принести наверх бутылку, и ты сможешь сосчитать…
– Не надо ее приносить, – ответила мать. – Я должна тебе доверять. В этом все дело.
Руби кивнула. «Теперь назови мне код», – подумала она, слегка шмыгая носом. Она хотела напомнить маме, что она маленькая, невинная девочка. Не борец. Нет. Просто ребенок, которому нужна мамочка.
Миссис Валентайн улыбнулась и коснулась ладонью щеки Руби.
– Три-одиннадцать-девятнадцать, – произнесла она, и Руби кивнула и сказала:
– Спасибо. В последний раз.
Она встала. Ей пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы двигаться медленно и плавно. Ей хотелось убежать. Убраться отсюда как можно скорее, пока мать не передумала и все не испортила.
Через двадцать секунд она уже стояла перед дверью в подвал. Она открылась поворотом ручки, и на ее голову высыпалась туча пыли. Подвал был недоступен для младших девочек, которые могли споткнуться и разбить голову, упав с лестницы. Могли заблудиться в лабиринте из ящиков, или их могли искусать мыши. Им действительно не стоило спускаться сюда. Но Руби нравилось находиться в этом единственном месте во всем доме, куда никто за ней не последовал бы, не дергал бы ее за рукав и не нарушал тишину. Даже холод и тишина были приятными.
Это было ее убежище.
Затем она просто дернула за шнур, зажегся свет, и комната стала тем, чем была на самом деле, – подвалом. Свалкой выброшенной одежды и обезглавленных игрушек, с лужами воды, источника которой никто не мог найти. У дальней стенки стоял книжный стеллаж, который смастерил отец, где когда-то лежали семейные фотоальбомы, но теперь полки опустели.
Руби сморгнула слезы.
Она не должна плакать по-настоящему. Слезы – это для сцены и для мамы, в минуты отчаяния. Сегодня вечером ей отчаянно нужно забраться в сейф. Когда она подошла к маленькому черному ящику, все ее тело охватил холод.
Она встала на колени и повернула диск. Три. Одиннадцать. Девятнадцать. Замок сейфа щелкнул, и Руби рывком распахнула дверцу, потом достала из темноты коробку. Она была тяжелее, чем она ожидала, и холодная.
После исчезновения отца Руби миссис Валентайн положила в него две вещи: пузырек с таблетками снотворного и револьвер, который нашла в задней комнате антикварной лавки. Но если таблетки были предназначены для Руби и поэтому первые несколько месяцев они лежали на ее ночном столике у кровати, то револьвер обосновался в сейфе в подвале. Пузырек несколько раз пополнялся, а потом миссис Валентайн заперла подальше и таблетки тоже, считая нужным контролировать прием дочерью лекарства.
Теперь, спустя два года после распада их семьи, Руби почти забыла о револьвере. Она провела пальцем по изгибу оружия, отведя ствол в сторону от себя. Она понимала, как оно опасно. Она прошла курс обучения безопасного обращения с оружием после того, как отец исчез, а у матери появилась навязчивая идея, что ее дочерей могут похитить. По мнению миссис Валентайн, похитить могут в любой момент. По дороге из школы при свете солнца. Во сне в своей кровати. И хотя Руби знала, что такие вещи случаются, ее гораздо больше пугало, что сестры могут наткнуться на револьвер и решить, что это игрушка. Она уговорила мать сразу приобрести сейф, чтобы хранить оружие под замком в таком месте, куда они могли бы добраться, если понадобиться, не подвергая риску сестер. И поэтому револьвер лежал в темноте и покрывался пылью, скорее как символ, чем оружие.
До сегодняшнего вечера.
Револьвер стоял на предохранителе. Руби убедилась в этом перед тем, как спрятать оружие в складках платья. Заперев сейф со щелчком, она повернула диск. Она знала, что мать в эту ночь не спуститься в подвал. Не станет проверять пузырек с таблетками, чтобы убедиться, что дочь взяла не слишком много. За прошедший год Руби снова завоевала ее доверие. И теперь, с револьвером, прижатым к бедру, Руби собиралась воспользоваться этим доверием.
Никто ничего не должен заподозрить. Она бесшумно поднялась по лестнице, остановилась за спинкой дивана и поцеловала мать в щеку. Потом поцеловала каждую из сестер, одну за другой, а потом быстро прошла по коридору. Закрыв за собой дверь спальни, она сунула револьвер в свою красную сумочку с блестками.
Сумочка была частью ее костюма. Ее доставили вчера по почте вместе с платьем, перчатками и туфлями. Всё одинакового цвета. Даже губная помада подходила по цвету. Если у нее будет минутка, чтобы накрасить губы. Но сначала она сбросила халат и затолкала его под одеяло, чтобы было похоже, что там спит человек. Это была жалкая иллюзия, которая не обманула бы большинство родителей, но миссис Валентайн жила словно в тумане. Она потерялась, совсем исчезла, превратилась в ничто, когда отец Руби исчез, и, хотя она с каждым днем все больше приходила в себя и становилась прежней, ей нужно было пройти еще долгий путь.
Руби на это рассчитывала. Она также рассчитывала на то, что никто ее не побеспокоит, если будут думать, что она спит. Шарлотта получила урок два года тому назад, когда прибежала в комнату, услышав крики Руби. Она попыталась разбудить сестру, но Руби так ужасно металась, что швырнула бедную Шарлотту на пол.
Руби чувствовала себя виноватой даже сейчас. После исчезновения отца синяки на руках и ногах должны были исчезнуть. Эти малышки не должны бояться, что их отшвырнут в сторону так небрежно, словно они совсем ничего не весят. В ту ночь Руби попросила таблетки снотворного в надежде, что от них ее руки и ноги станут такими тяжелыми, что она не сможет никому навредить.
Но в действительности дело было не в том, чтобы избавиться от кошмарного сновидения.
Этот кошмарный сон был очень четким. Он всегда начинался одинаково: Руби садилась на своей постели. Ей казалось, что она просыпается, а потом кто-то начинал напевать. Мягко и тихо, приятным, вибрирующим баритоном.
– Папа? – шептала Руби.
Это был глупый вопрос. Конечно, это был он. Даже если из его глазниц вываливались червяки. Даже с такой бледной кожей, что невозможно было поверить, что он живой. И все же он шире приоткрывал дверь, нетвердо держась на ногах, уже начавших разлагаться. Иногда какая-нибудь кость ломалась, и он падал на колени. Но все равно добирался до нее.
Шел ли он, спотыкался или полз.
– Я ничего не сделала! – говорила она ему. Она всегда так ему говорила раньше, когда эти блестящие, подмигивающие глаза начинали погружаться в тень.
– Ты лгунья, – отвечал он. – Ты знаешь, что происходит с лгуньями.
Руби знала. Знала с тех пор, когда была маленькой девочкой и могла еще прятаться в укромных уголках и под кроватями. Знала потом, когда научила сестричек тем же трюкам. А когда стала совсем большой и никак не могла убежать от него, он нависал над ней и резко выбрасывал к ней руку. Хватал за ворот или за лицо. Во сне его ногти вонзались в ее щеки, грозили разорвать ее на части. Она опускала взгляд и видела землю, покрывающую пол. Она поднимала глаза и видела деревья, окружающие ее кровать. И понимала, что это уже не ее комната.
Это ее могила.
У нее вырывался вопль, дикий и полный страдания. Но никто не приходил к ней на помощь. Никто не слышал ее, пока однажды ночью не прибежала Шарлотта и не стала трясти Руби. Шарлотта спасла ее от него, и Шарлотта поплатилась за это.
Тогда Руби заполучила таблетки снотворного, и ночной кошмар слегка смягчился. Теперь, два года спустя, он почти исчез. Но когда Руби смотрела на себя в зеркало и видела, что ее кожа лишилась всех красок, у нее возникало ужасное предчувствие: она стояла на своих собственных похоронах и пыталась убедить людей, что она не умерла.
– Он не умер, – твердо сказала ей мать в тот единственный раз, когда Руби рассказала ей содержание своего сна. – Он нас бросил, Руби. Он не умер.
Руби тогда кивнула, оставив свои мысли при себе. Если бы ее отец был жив, он бы мог вернуться к семье. Начать с чистого листа или окончательно свихнуться. Руби была готова со всем покончить. Покончить с тоской по отцу и с ненавистью к нему.
И, наверное, она сможет. Может быть, сегодняшний вечер будет началом конца. Она пойдет на вечеринку, разгадает тайну и оставит все позади. Этот город. Его маленькие грязные тайны.
Все воспоминания об ужасе и восторге.
«С чистого листа», – подумала Руби, засовывая телефон в сумочку. Его экран осветился, сообщая, что ее ждет такси. Она не могла поехать в своей машине. Мать заметила бы это.
Итак, она расправила плечи, говоря себе, что поездка будет совсем короткой. Ей даже не придется разговаривать с водителем. Руби погасила свет. Надела туфли, перчатки, взяла сумочку, вылезла из окна на первом этаже и исчезла в ночи.