Капитан Евдокимов оказался потрепанным мужчинкой неопределенного возраста. В глазах бравого сыскного волка сквозила тоска, ему до смерти, очевидно, надоела работа, не приносящая ни денег, ни славы. Поддернув рукава довольно потрепанного свитера, он вздохнул и начал оформлять допрос свидетельницы. Но я не могла сообщить ему ничего интересного. Просто видела, что укол сделала другая медсестра, не Галя.
– Отчего решили, что вошедшая не Величко?
Сообразив, что это фамилия Гали, я ответила:
– Процедурная медсестра маленького роста, щупленькая, а вошла полная, высокая женщина.
Евдокимов вздохнул:
– Величко покрываете!
Я обозлилась:
– Даже не собираюсь, поскольку здесь она ни при чем.
И тут затрещал пейджер. На экранчике высветилось: «Срочно позвоните. Павловская». Я вытащила мобильный.
– Деточка, – возрадовалась Виолетта, – как вы аккуратны, сразу перезваниваете. А у нас, знаете ли, просто аврал. Давление у меня совсем зашкалило, в квартире грязь, пух уже полетел. Помогите, пожалуйста. Настенька-то, наша палочка-выручалочка, ведь уехала.
Я пообещала приехать через час, захлопнула крышечку сотового и уставилась на Евдокимова. Капитан махнул рукой.
– Езжайте по своим делам. Позову, если понадобитесь.
– Скажите, от чего умерла Катюша?
Милиционер закурил необычайно вонючую сигарету и сообщил:
– Вот вы покрываете Галину Величко, а она ввела в вену Виноградовой дигоксин. Может, и без злого умысла, просто перепутала препараты, но женщина-то скончалась, и манипуляции медсестры попадают под действие Уголовного кодекса.
– Кто будет хоронить Катюшу?
Евдокимов пожал плечами.
– Скорей всего за счет государства, в общей могиле зароют. Родственников никого, сын на зоне отбывает.
Я содрогнулась: «Бедная женщина!..»
– А можно мне забрать тело?
– Только родственникам, – твердо сказал капитан.
– Послушайте, – попробовала я разжалобить стража порядка, – что будет плохого, если несчастная получит могилу? Сын освободится, даже поплакать негде.
– Сыночек у нее уголовник, – отрезал Евдокимов, – такие не очень-то по матерям убиваются. Небось рад до смерти, что ему квартира досталась. Только зря ликует, может без жилплощади остаться. Ему еще пять лет баланду хлебать, коммунальные услуги кто платить будет? Вот если бы хоть какие родственники были, а так РЭУ за неуплату арест наложит.
Я поглядела на довольно ухмыляющегося капитана и достала из кошелька хорошенькую стодолларовую купюру. Евдокимов уставился на портрет Франклина и грозно спросил:
– Взятку предлагаете?
– Да, – сказала я нагло, – а если договоритесь, чтобы мне отдали тело Виноградовой, получите еще столько же.
Капитан ловко спрятал бумажку в ящик письменного стола и перешел со мной на «ты»:
– Дай номер мобильника и езжай по делам. Как только обстряпаю, сразу звякну. Да подкинь еще пятьдесят баксов, надо ребятам из другого отдела заплатить, чтобы глаза закрыли на отсутствие родственников.
– Сделаете дело, получите сто пятьдесят долларов, – заверила я его и отбыла к Павловским.
Виолетта Сергеевна вкушала на кухне кофе со сгущенкой. Страшная диета при повышенном давлении. К тому же в вазочке перед ней стояли шоколадные конфеты. Профессорша явно была сластеной.
Мне вручили тряпку, швабру, пылесос и велели убирать квартиру. Начинать полагалось со спальни. Я втащила гигантский моющий агрегат в комнату и онемела. Одна стена представляла собой гигантский шкаф. Две других от пола до потолка занимали полки с фарфоровыми статуэтками. Перемыть их – жизни не хватит. Я пошла к Виолетте за советом.
– Какая вы добросовестная, душенька, – умилилась больная, подливая себе кофеек. – Настенька никогда не вспоминала о фигурках, пока носом не ткнешь. Сегодня чистить коллекцию не надо. Делаем это только раз в месяц. Просто помойте полы и смахните пыль, где найдете.
Я принялась за уборку. Гигантские апартаменты казались бесконечными: пять комнат, два туалета, просторная ванная и кладовка. Кабинет убирали последним.
Я аккуратно приоткрыла дверь и обнаружила у письменного стола самого Альберта Владимировича.
Академик недовольно вздохнул, выключил компьютер и произнес:
– Что-то хотели спросить? Извините, сейчас некогда, срочная работа.
Я ухмыльнулась про себя, потому что краем глаза успела увидеть, что он играет с машиной в карты, но вслух, конечно, пробормотала совсем другое:
– Виолетта Сергеевна просила квартиру убрать!
– Хорошо, хорошо, – процедил профессор, – пока пыль протрите, а как до полов дойдет, я выйду.
И он уткнулся в какую-то рукопись. Минут через десять я робко приблизилась к царственному телу и увидела, что Альберт пытается прочитать статью из французского журнала «Экономревю». Судя по количеству словарей, дело шло с трудом. Мои глаза побежали по строчкам, а язык машинально произнес по-русски: «предлагаемое исследование претендует…»
Профессор с удивлением глянул в мою сторону, потом спросил:
– Знаете французский?
– Немного.
– Прекрасно, ну-ка прочтите, – и он сунул мне журнал.
Я принялась покорно переводить. Минуту академик молча слушал, потом оборвал:
– Вот и чудесненько. Возьмете домой и к завтрашнему вечеру принесете готовый перевод.
В статье было двадцать четыре страницы, для меня – это ерунда. Но почему профессор считает, что я владею языком в совершенстве? И как можно давать такие гигантские задания на один день? Он полагает, что я всю ночь буду корпеть над переводом?
Со статьей под мышкой вернулась в кухню. Виолетты не было, а вчерашняя рыжеволосая женщина готовила мясо. Судя по запаху, в горшочке тушилась баранина.
– Устала? – неожиданно ласково поинтересовалась Жанна.
– Жуть, – сообщила я и шлепнулась на стул, – такая квартира огромная, просто бесконечная.
Жанна улыбнулась.
– Да уж. Сейчас разложу обед по банкам, и надо его Светке оттащить.
– Чем же она заболела? Вроде вчера видела ее, здоровой показалась.
Женщина тихонько захихикала.
– Светочка такая болезненная, чуть что – подушку под голову и на бок. А Виолетта ее обожает просто до невероятности. Вот та и пользуется. По-моему, Светка обычная лентяйка, ничего не умеет: ни готовить, ни убирать. А уж работает, слов нет…
Жанна махнула рукой и открыла горшочек. Восхитительный запах вкусного мяса разлетелся по кухне, и мой желудок незамедлительно заурчал. Я глянула на часы – ровно пять, а завтракала сегодня рано, около восьми. Но у Павловских, похоже, не собираются кормить меня обедом. Сокова тем временем положила баранину в большую керамическую банку и вышла из кухни. Я облокотилась на стол и зевнула, никогда так не уставала!
И тут в кухню вошел совершенно невероятный мужчина. Высотой он был с нашего мопса Хуча, объем талии совпадал с ростом. Чудовищный колышущийся живот подрагивал при каждом шаге коротеньких жирных ножек. Маленькие ручки нервно крутили бороду. Волосы на голове стояли дыбом и выглядели сальными и неопрятными. Картофелеобразный нос прятался между лоснящимися красными щеками. Узенькие карие глазки торчали на лице, как изюминки в творожной массе. Не говоря ни слова, мужик подошел к банке, схватил ложку и принялся есть, нет, пожирать мясо. Куски были горячими, поэтому он изо всех сил дул на еду. Капли жирной подливки разлетались в разные стороны, большая их часть осела на довольно грязном свитере обжоры. В два счета банка опустела. Мужик вытер тыльной стороной ладони блестевшие губы, перевел на меня осоловелый взгляд, потом открыл холодильник и принялся рыться на полках.
– Дима, – закричала вернувшаяся Жанна, – ты зачем съел все мясо?
Парень громко рыгнул и ответил неожиданно тонким голоском кастрата:
– Кушать хотел.
– Нельзя столько есть, – внятно произнесла Жанна, – опять в Институт питания положат. Хочешь в больницу?
Парень испуганно затряс головой и откусил кусок банана.
Сокова вздохнула и переменила тему:
– Дима, это Даша, новая аспирантка Альберта Владимировича.
Обжора придвинулся ко мне, протянул ручку и пробормотал:
– Очень рад.
Я брезгливо взяла липкую, потную ладошку и прощебетала:
– Приятно познакомиться.
– Дима, – раздался за спиной звонкий молодой голос, – сейчас же положи банан.
Я машинально оглянулась. На пороге кухни стояла прехорошенькая блондиночка. Маленькое треугольное личико обрамляли легкие кудрявые волосы. Фарфорово-нежная кожа делала ее похожей на ангела. Впечатление портили глаза. У молоденькой девочки был взгляд изрядно пожившей, прожженной бабы: тяжелый, неподвижный и злобный.
Дима моментально отложил запретный фрукт и зачирикал:
– Не сердись, котеночек, просто перекусил.
– «Просто перекусил»! – передразнил котеночек. – Иди в спальню, мама зовет.
Парень покорно понес слоновье тело в коридор. Девица соизволила заметить нас и процедила сквозь зубы:
– Жанна, Виолетта Сергеевна просила передать, что гости придут к восьми.
Потом резко повернулась на каблуках и ушла. Жанна вздохнула:
– Видала! Вот уж фурия!
– Кто это?
– Марго, Димина жена. Только не думай, пожалуйста, что благородных кровей. Она на самом деле из Зажопинска в Московской области. Учится на четвертом курсе в институте, где Дима преподает.
– Дима преподает?
– Ага. Экономику, он у нас кандидат наук. Так вот Ритке, ее на самом деле Маргарита Ковалева зовут, очень хотелось в Москве остаться, а Альберт Владимирович мечтал женить Диму. Вот девчонке и подфартило – теперь она Марго Павловская, место в аспирантуре, кандидатская и хорошая работа обеспечены. Представляешь, каково с таким бегемотом в постели, у него небось одно место из-под живота не высовывается, вот она и злится. Всех одергивает, нос задирает, как же – из грязи в князи.
Она внезапно замолчала – в кухню вошла Виолетта Сергеевна.
– Деточка, – умилилась старушка, – вы еще здесь. Надо отдохнуть, отнесите Светочке обед и сразу домой, на диванчик, с книжечкой, уж я-то знаю, как трудно эту квартиру убирать. Просто страдаю от такого количества комнат. И зачем нам столько? Давно прошу Альберта Владимировича разменять, очень тяжело содержать в порядке.
– Почему же не уедете в другую, поменьше? – притворилась я идиоткой.
Виолетта вздохнула:
– Как-нибудь, душенька, расскажу вам, в какую неприятную историю попала Светочка, когда решила продать свою квартиру! Спасибо, друзья помогли. Жанночка, например, на суде выступала, столько нервов себе испортила. Они с Кларочкой тогда просто здоровья не пожалели, милые девочки.
Профессорша стала накладывать в банку новую порцию мяса, она отвернулась к плите и загремела крышками. «Милая девочка» глянула на спину старушки с такой ненавистью, что казалось, нарядная блузка Виолетты сейчас загорится.
Я тащила две огромные сумки к смертельно больной Свете и размышляла. Профессорша упомянула, что на суде им помогли Жанна и Клара, но, насколько помню, с их стороны выступали три женщины. Почему она ничего не сказала о Виктории Пановой, кстати, тоже сотруднице института Павловского?
Сегодня у Светы дверь открыл мужчина. Он галантно снял с меня потрепанную куртку, подхватил свинцовые торбы и легко внес их на кухню.
– Кофе хотите? – спросил он.
– С удовольствием, – обрадовалась я.
– А бутербродик с колбаской?
Я была согласна на все. Ловкими артистическими движениями хозяин открыл холодильник, вытащил салями и в два счета соорудил чудесные сандвичи. Обычно мужчины режут хлеб толстыми ломтями, а сверху наваливают не менее толстые куски колбасы. Но передо мной на тарелочке лежали не бутерброды, а произведения искусства – тоненькие кругляшки батона, папиросно наструганная салями, сверху – аккуратные дольки соленого огурца, помидора и веточка петрушки. Кофе превзошел все ожидания – крепкий, вкусный, настоящий мокко.
– Ну, – заулыбался мужчина, – будем знакомы: Валерий Фокин, муж Светланы Альбертовны. Значит, теперь вы у Павловских в рабах служите? Просто удивительно, где они только находят таких красивых аспиранток?
– Рада помочь Виолетте Сергеевне, – парировала я.
Валерий взглянул на меня повнимательней и расхохотался.
– Конечно, конечно. Вы не только красавица, но еще и добрый, интеллигентный человек. Но не волнуйтесь, тесть всегда держит данное слово, если не злить его, конечно. Годик побегаете с сумками, зато потом какие перспективы: кандидатская, хорошая работа, почет и уважение. Сами откуда?
– Из Казани.
– Прекрасно, там у Алика все схвачено. Устроит потом в университет, главное, не забывайте академика со всеми праздниками поздравлять, злопамятен, как слон.
Я молча пила кофе, жалея, что в целях конспирации оставила любимые «Голуаз» в машине. Валера истолковал мое молчание по-своему и хмыкнул:
– Вам нечего меня стесняться. Сам продался Павловским с потрохами за сладкую косточку, вот теперь и мучаюсь. Светлана жена аховая, а уйти боюсь. Альберт Владимирович только пальцем шевельнет, и от меня мокрое место останется. Так что мы с вами товарищи по несчастью, только вам лучше: оттарабаните год, и домой, а у меня бессрочная каторга. Никому, абсолютно никому не нужен, у Светки уже давно другой мужик есть, но Альберт Владимирович противник разводов. Так и живем.
Он картинно вздохнул и откинул со лба есенинскую прядь волос. Я глядела на него во все глаза. Замуж выходила четыре раза, и в моей жизни побывали почти все основные категории мужчин: бабник, алкоголик, хам, лентяй. Настоящий семьянин, крепкое плечо не попался ни разу. Ну не повезло. Речи о тяжелой семейной жизни, об одиночестве и непонятости пел своим подружкам мой первый супруг Костик. Каких только пороков он во мне ни находил: больная, старая, злая, ворчливая… И главное, все правда. В первом браке мучили мигрени, да и была я старше Костика на целых полгода. Непонятным оставалось одно: зачем надо было жить со мной целых три года?
Валера подсел поближе. Но тут хлопнула дверь. Ловелас отскочил в противоположный угол. Через пару минут в кухню тяжелым шагом вошла супруга. Ох, не надо ей носить обтягивающие джинсы. Лучше всего платье «татьянка», фасон для беременных, потому что в дорогих «Levi's» Светочка выглядела устрашающе. В профиль казалось, что по ней проехал паровой каток: гигантские бедра и огромная плоская попа. Большая грудь, обтянутая эластичной сиреневой водолазкой, навевала воспоминания о воздушных шарах, по бокам выпирали крупные валики жира.
Светочка окинула строгим взором кофейные чашки, недоеденные бутерброды и тоненьким голосом прошипела:
– Дорогой, ты помнишь о встрече с Рукавишниковым?
Валера хлопнул себя ладонью по лбу и вышел из кухни.
Света поглядела на меня взглядом гюрзы, и я невольно поежилась.
– Отдохнули? Спасибо за помощь.
Она довела меня до входной двери, буравя глазками-щелочками. Наверное, хотела предложить вывернуть карманы, но в последнюю минуту передумала.
Оказавшись в «Вольво», я сразу ухватилась за сигареты, и тут затрезвонил телефон.
– Ну чего целый день трубку не снимаешь? – недовольно процедил капитан Евдокимов. – Заждался уже, давай дуй ко мне да прихвати все с собой.
Переодевшись, я отправилась в отделение милиции.
– Договорился, – довольно сообщил капитан, – отдадут тебе Виноградову. Будешь бумаги заполнять, напишешь, что являешься двоюродной сестрой.
Он радостно схватил зеленые бумажки и сунул их в карман.
– Когда можно взять тело?
– Сообщим, пока точно не знаю.
– Так от чего, говорите, умерла Катя?
Капитан закурил и сообщил:
– Иди домой, не твоего ума дело.
Я опять демонстративно вынула кошелек, и следующая купюра перекочевала в капитанский карман. В благодарность получила листочек с названием – дигоксин. Именно так назывался препарат, попавший из капельницы в кровь Катюши.
Домой приползла ни жива ни мертва и рухнула на диван в гостиной. По телевизору шла какая-то дурацкая передача, и я тупо слушала, как солидные дамы бальзаковского возраста рассказывали о семейных проблемах. Всегда казалось, что неприятности лучше переживать молча, а не кричать о них на всю страну.