Я абсолютно уверен, что мой водитель – фанат группы Saturday.
Он постоянно пялится на меня через зеркало заднего вида, ловит мой взгляд и улыбается, а затем отводит глаза.
Мужчина это делает снова, и от этого волоски на моей шее встают дыбом. Он должен довезти меня до дома, где меня ждет мама, но в то же время я прекрасно понимаю, что он может притащить меня куда угодно, и интуиция подсказывает, что у этого парня может быть целый подвал, завешанный плакатами Saturday.
Я провожу рукой по волосам и сосредотачиваюсь на проносящихся за окном улицах. Я должен мыслить логически. Эрин подобрала для меня этого водителя, поэтому он должен быть надежным хотя бы потому, что я знаю: ее карьере придет конец, если меня похитят и убьют в ее смену. В глубине души я понимаю, что ничего странного не происходит.
Так почему же мужчина улыбается мне так, словно что-то замышляет?
Я слышу знакомый гитарный рифф. О нет.
Он поднимает брови и улыбается мне, как будто произнося «о да».
Водитель увеличивает громкость как раз в тот момент, когда через динамики машины доносится мой голос. Я уже начинаю мечтать о том, чтобы он оказался убийцей. Не то чтобы мне не нравилась песня Guilty. Она веселая, одна из моих любимых песен Saturday, если быть честным. В основном из-за этого чертовски сладко-сахарного гитарного риффа и невероятного вокала Рубена. Я серьезно, его голос в этой песне звучит просто потрясающе.
Я прижимаюсь головой к стеклу, когда начинается припев. Это одна из наших ранних песен, выпущенная еще до того, как я полностью избавился от своего исполнения в стиле панк, который Джефф любезно назвал плаксивым и непривлекательным, поэтому мой голос дрожит, а автотюн практически незаметен. Я бы перепел эту песню заново, если бы у меня была возможность, но когда ты знаменит, все, что ты делаешь, остается с тобой навсегда.
Я бросаю взгляд в зеркало, и, конечно же, водитель все еще наблюдает за мной. Это слишком жутко.
Я покачиваю головой в такт, притворяясь, что хорошо провожу время. Совсем как в Guilty, обожаю эту песню.
– Моя дочь одержима тобой, Зак, – говорит мужчина, поглядывая на меня через зеркало. – Всеми вами, но в особенности тобой. Говорит, что она самая преданная фанатка.
Поморщившись, я выдавливаю из себя улыбку.
– Ничего себе, спасибо, это очень мило с вашей стороны.
Он хихикает.
– Не за что. Знаешь, лично я больше люблю рок, но некоторые из твоих песен довольно запоминающиеся. Только никому не говори, что я это сказал, ладно?
К такому я почти привык. В принципе, ни один парень не сделает комплимент группе без какой-нибудь оговорки. Типа ты вроде как и отстой, но…
– Не скажу. – Делаю паузу, затем решаю продолжить: – Мне тоже больше нравится рок, – впервые я отвечаю ему честно.
Я ковыряю кожаный браслет, который меня заставляет носить стилист.
Для протокола: я действительно люблю наши песни. Просто это не то, что я бы с удовольствием стал слушать в свободное время, и совсем не то, что выбрал бы для исполнения, если бы у меня была такая возможность.
У меня нет власти. Так что все это не имеет значения.
Спустя примерно половину нашей дискографии, на протяжении которой я сгораю от стыда, мы наконец-то доезжаем до дома. Я открываю дверь, выхожу на утреннее солнце и бросаю взгляд на улицу, прикрывшись тем, что потягиваю спину. Вокруг ни души, и, что более важно, вроде бы нет папарацци. Самое странное в жизни знаменитости – видеть свои фотографии в журналах, когда ты даже не подозреваешь, что тебя снимают. Новые камеры этих хитрецов с возможностью съемки за несколько миль совсем не помогают делу. Я часто мелькаю на страницах журналов, поэтому мне постоянно кажется, что за мной кто-то следит. Насколько известно, так оно и есть.
Я рассматриваю свое отражение и начинаю прихорашиваться, потому что Chorus Management будет в полном дерьме, если появится моя фотография, где я выгляжу потрепанным. Волосы в большем беспорядке, чем должны быть, несколько прядей торчат в разные стороны. Под руководством Джеффа я отрастил длинные пряди вместо привычной короткой стрижки, которая не требовала особого ухода, и все еще не привык. Волосы постоянно попадают мне в глаза или щекочут шею. Это огромная заноза в заднице, и я не уверен, что мой внешний вид оправдывает все страдания.
Водитель достает чемодан, поймав меня на месте преступления.
– Спасибо, – говорю я, протягивая ему пятидесятидолларовую купюру.
– Не беспокойтесь. – Он продолжает наблюдать за мной. – Вы не против, если я сделаю фото? Дочка убьет меня, если забуду.
Я выдавливаю из себя жизнерадостную улыбку.
– Конечно!
Мужчина достает мобильник и наклоняется поближе, чтобы сделать несколько селфи. Какая-то часть меня хочет все бросить и просто уйти и увидеть маму, но я игнорирую этот порыв. «Не превращайся в типичную знаменитость, – звучит где-то в подсознании, – это всего лишь небольшая услуга, все в порядке».
После того как водитель сделал достаточно фотографий, чтобы заполнить целый альбом, я захожу в дом, вхожу в лифт, используя свою ключ-карту, и поднимаюсь на верхний этаж. Я стучу в дверь, и через несколько секунд она открывается.
Мама выбегает и крепко обнимает меня. Мне кажется, что она принарядилась. Ее полосатая рубашка заправлена в джинсы. Когда мы отдаляемся друг от друга, в ее глазах стоят слезы. Мама вытирает их так, будто это что-то постыдное, а не самая милая вещь на свете. Затем она протягивает руки и снова обнимает меня до боли крепко. От нее пахнет духами, так что она определенно принарядилась специально для нашей встречи. Мой отсутствующий отец может быть куском дерьма, но с матерью мне повезло.
– Я так по тебе скучала, – говорит она.
– Почему?
Она смеется и качает головой, а потом оглядывает меня с ног до головы.
– Когда ты успел так измениться?
Я засовываю руку в карман.
– Теперь Эрин заставляет нас тренироваться по два раза в день.
Мама хмурится. Я знаю, что у нее есть свое мнение насчет сумасшедших обручей, через которые Эрин и остальные в Chorus Management заставляют нас прыгать. Постоянные тренировки – неотъемлемая часть. Но я не перетруждаюсь. Все в порядке. Когда я ходил в обычную школу, то был нападающим в футбольной команде, и нагрузка была огромной, но мне все равно нравилось. Когда я часть команды и тружусь над достижением общей цели, приказы не кажутся непосильной работой. То же самое и с Saturday. К тому же мне уже восемнадцать, так что я все понимаю. На образе милого мальчика далеко не уедешь, и, если я всерьез озабочен своей карьерой, пора переходить в разряд горячих парней. Этим я и занимаюсь. Возможно, не так активно, как Рубен, но все же занимаюсь.
– Что? – спрашиваю я.
– Ничего, просто ты так похож на своего отца.
Интересно, каково ей. Я набрал массу и теперь вижу сходство. Но ведь это значит, что я стал похож на парня, который бросил ее ради новой семьи с молоденькой коллегой. На того самого парня, который стал регулярно звонить лишь тогда, когда группа Saturday начала мелькать в новостях. Парня, который сказал мне, что заниматься музыкой позорно, и он не поддержит меня, если я ступлю на этот путь. А впоследствии он надеялся, что будет вместе со мной пожинать плоды славы, когда группа станет известной.
Я лишь киваю.
Квартира мамы просторная и обставлена со вкусом. Сквозь стеклянные двери, ведущие на балкон, открывается невероятный вид на Портленд. Я не рос в этом месте: маме пришлось переехать, когда жизнь в старом доме стала небезопасной. Это стало понятно, когда какой-то поклонник узнал, где она живет, и разбил палатку, надеясь застать меня. Через несколько недель я купил маме эту квартиру.
– Как продвигается работа над альбомом? – спрашивает она.
– Думаю, все в порядке. Я отправил пару своих песен Джеффу, так что скрестим пальцы, чтобы они понравились Galactic.
– Уверена, что понравятся. Я всегда любила твои песни.
– Ага, но ты моя мама, так что неудивительно, что ты так говоришь.
– Ты бы предпочел, чтобы я сказала, что они ужасны? – Она улыбается, и я знаю, что она шутит.
Я качаю головой.
– Тогда следи за языком, – усмехается она. – Серьезно, что ты об этом думаешь? Сделка довольно крупная.
– Я знаю. Просто не хочу себя обнадеживать, наверное. Но будет здовро, если мою песню выпустят.
– Тогда ты станешь настоящим певцом.
Я притворяюсь, что у меня пересохло в горле.
Наконец я нахожу нашу кошку Клео, которая прячется в маминой спальне. Она определенно стала крупнее с тех пор, как я видел ее в последний раз, и теперь похожа на батон.
– Привет, – говорю я, поднимая животное на руки, комично преувеличивая ее вес, чтобы заставить маму улыбнуться.
Все еще прижимая Клео к груди, я возвращаюсь на кухню. Мама испекла огромный шоколадный торт с кривой надписью из глазури «Добро пожаловать домой, Зак!!!». Понятия не имею, когда мама успела, потому что она все еще работает полный рабочий день в доме престарелых, хотя я зарабатываю более чем достаточно, чтобы обеспечить нас обоих.
– Если это слишком, то ничего страшного, – произносит она с обеспокоенным выражением лица. – Я просто хотела тебе что-нибудь приготовить.
– Нет, мне все нравится, спасибо тебе. Я лишь хочу сбегать в душ. Мы можем подождать еще минут пять?
– Конечно, – говорит мама. – Какие у тебя планы на оставшийся день?
– Почему бы нам не посмотреть дурацкий телевизор и, может, закажем немного здоровой еды?
– Я только за.
Я иду в свою комнату и опускаю Клео на кровать. В моей прежней комнате все стены были увешаны плакатами панк-групп, но эта – совершенно пустая. Она взрослее и хуже. Я беру выцветшую футболку, пару спортивных штанов и иду в душ. Мне никогда не разрешат надеть подобное где-то на публике, и мне кажется, что в этом и кроется весь смысл. Сейчас Зак Найт не является частью группы Saturday. Я снова стал просто Заком. Наконец-то.
Когда я возвращаюсь, то вижу, что мама тоже переоделась в пижаму. На журнальном столике стоят две тарелки с тортом, а по телевизору стоит на паузе «Американский ниндзя-воитель». На меня накатывает волна ностальгии, и я снова возвращаюсь в свои пятнадцать: смотрю с мамой телевизор, как мы делали это каждый вечер. До того, как наши встречи сократились до двух в год.
Я сажусь и беру свою тарелку, когда мама нажимает кнопку «старт».
– Итак, – произносит она, – какая-нибудь девушка тебе приглянулась?
Я проверяю свои смарт-часы.
– Я дома всего двадцать минут. Именно столько времени тебе нужно, чтобы начать лезть в мою личную жизнь?
– Я не лезу, мне просто любопытно. Ну же, кто она?
Я не отвожу взгляд.
– Сейчас я ни с кем не встречаюсь, хочу сосредоточиться на написании песен.
– Ну, тогда ладно, мистер Таинственный.
– А у тебя кто-нибудь появился? – спрашиваю я.
– Если ты мне ничего не рассказываешь, то и я не буду.
Я закатываю глаза.
Приходит сообщение от Рубена, и я улыбаюсь, читая его.
Рубен: Я уже скучаю по тебе!
– Что это за улыбка? – спрашивает мама. – Это девушка?
Я откидываю телефон в сторону.
– Это Рубен.
– Уже? Разве ты только что не попрощался с ним?
– Да, но это мой… Рубен.
Мама взъерошивает мои волосы. Я не пытаюсь привести их в порядок, мне так больше нравится.
Печатаю ответ:
Зак: Я тоже скучаю по тебе, чувак.
Рубен отвечает смайликом поднятого вверх большого пальца, что просто раздражает меня. Я уже говорил ему о том, что считаю эти эмоджи пассивно-агрессивными.
Зак: ЗАБЕРИ СВОЙ СМАЙЛИК ОБРАТНО.
Он снова присылает тот же значок.
Засранец.
Я улыбаюсь, а затем выключаю телефон, не рассчитывая включать его снова по крайней мере в течение сорока восьми часов.
То, что должно произойти, обязательно произойдет. Так что может и подождать.
До вечеринки Энджела Зак Найт официально вышел из игры.
Как охарактеризовать праздник Энджела одним словом? Нелепо.
Этот парень не шутил насчет павлинов. Я уже вижу, как некоторые из них шагают по лужайке. Птицы на поводках, их удерживают дрессировщики в зеленых комбинезонах. Так что да. Нелепость – единственное подходящее слово. Это место просто огромно: на берегу большого озера, часть пространства оформлена как ярмарка, с киосками и артистами. Даже есть два карнавальных аттракциона: пиратский корабль и тот, что раскачивается, вращаясь вокруг своей оси. Есть даже огромный батут.
Для кого? Кто знает?
Как бы чересчур все ни казалось, я не могу не улыбнуться. Это так похоже на Энджела. Кроме того, здесь нет ни папарацци, ни фанатов, и, хотя здесь большая толпа, это всего лишь люди, участвующие в деле. По периметру ходят охранники, и это означает, что мне не нужно быть начеку, как обычно. В плане безопасности, во всяком случае.
Я стою рядом с Джоном на парковке и наблюдаю за этим зрелищем. На парне облегающая рубашка, а я одет во все черное, так что мы в тренде даже здесь. Он достает свой телефон и листает. Я понимаю, что он всю жизнь был связан с подобными вещами, в то время как для меня в детстве самой захватывающей вечеринкой в жизни была вечеринка в «Макдоналдсе». А в подростковом возрасте я обычно отказывался от праздника в обмен на большее количество подарков. Остальные никогда бы этого не поняли, особенно Рубен и Джон – эти парни всегда были богаты и становились лишь богаче. Но я бы никогда не оказался здесь, если бы не Saturday.
Возможно, за меня сейчас говорят эмоции, но мне бы очень хотелось, чтобы мама увидела все это.
Сегодня мне пришлось с ней попрощаться. Я закусываю губу, пытаясь сдержать нарастающую боль в груди. Хочу насладиться сегодняшним вечером, поэтому мне следует прекратить спускаться в эту кроличью нору. Я просто не смогу выбраться из нее, если действительно позволю ей поглотить себя. Ведь я только что вернулся…
– Это танцоры с огнем? – спрашивает Джон и показывает на двух здоровых, намазанных маслом парней без рубашек, держащих в руках пылающие палки.
У самого юного среди них на боку есть татуировка, но я не могу рассмотреть ее как следует не пялясь, тогда это будет выглядеть так, словно я пожираю глазами полуголого парня. Как и об остальных участниках Saturday, обо мне ходит бесчисленное количество слухов, и люди всегда ищут доказательства, подтверждающие теорию о том, что я скрытый гей. Я ненавижу то, насколько эти слухи навязчивы и беспочвенны, и то, что они извратили все до такой степени, что я должен стыдиться рассматривать татуировки парня.
Я приподнимаю бровь и качаю головой.
– Либо они, либо жуткие стриптизеры.
Взгляд Джона прикован к танцовщицам, поэтому мы направляемся понаблюдать, присоединяясь к толпе посетителей вечеринки, которые обступили эту пару. Я узнаю нескольких начинающих актеров, подающих большие надежды, и Instagram знаменитостей, и, о боже, это же Рэнди Кехо, солист группы Fallingfor Alice. Он поглаживает подбородок, на руках кожаные перчатки, а на футболке с черепом растеклось красное пятно, отчего некогда белая черепушка окрасилась в жуткий кровавый цвет. Его волосы теперь розового цвета, как раз в тон их последнему альбому, в который я практически влюбился. Я умираю от желания поздороваться с ним и поболтать несколько минут, но в данный момент мы все в кои то веки не исполняем свои роли. Никто не хочет, чтобы за ним увязывались.
Я также хочу расспросить Рэнди о том, как он пишет песни, но одна лишь мысль об этом заставляет меня покраснеть. Он потрясающий автор текстов, а я лишь пою приторно-сладкие песни о несуществующих девушках. С чего вдруг он должен уделять мне время?
Танцоры с огнем начинают новый номер, вращая свои пылающие палки с невероятной скоростью. Я чувствую жар на лице, когда они двигаются поразительно синхронно. Парень с татуировкой очень красив, у него темные волосы и точеные скулы. Затем оба танцора поднимают палки ко рту и выдыхают, будто они дышат огнем.
Публика ликует.
Все, к черту. Я опускаю взгляд вниз. Его татуировка – дракон, хвост которого заканчивается на бедре.
Хм. Это действительно выглядит потрясающе. Приберегу эту идею для будущей версии меня, которая наконец-то сможет сделать татуировки, о которых я мечтаю уже многие годы. Версии меня, которой не придется докладывать все, что я делаю со своей кожей, команде менеджеров, дабы получить их одобрение.
У входа в основное здание я вижу Джеффа Брекстона с бокалом шампанского. Он тоже один, что случается нечасто. Люди требовательны к нам, но это ничто по сравнению с этим мужчиной.
Я прекрасно понимаю, если он решит, что вы достойный кандидат, то он может сделать вас мировой суперзвездой, богаче и известнее, чем вы только можете себе представить. Если вы хотите стать популярным, он – ваш бог.
– Иди поздоровайся, – говорит Джон. – Узнай, получил ли он ответ от Galactic по поводу твоих песен.
– Правда? Я…
– Просто иди!
Джон толкает меня в спину, я тяжело сглатываю и подхожу к Джеффу. В отличие от Джона его шевелюра абсолютно белоснежная, и я уверен, что он начал красить свои редеющие волосы, чтобы скрыть седину. Даже не хочу знать, сколько стоит его элегантный костюм, но предполагаю, что неприлично много.
Я протягиваю ему руку, и он крепко сжимает ее, одаривая меня своей идеальной, профессиональной улыбкой. Думаю, это означает, что у меня есть минута его времени. Если предстоит долгий разговор, он обычно ведет себя так, будто я его давно потерянный лучший друг.
– Веселитесь? – спрашиваю я.
– Да. – Он опускает взгляд. – Но по твоему лицу я вижу, что ты пришел сюда не для того, чтобы вести светскую беседу. Хочешь поговорить о работе?
– Так и есть.
– Хорошо, мне нравятся твои приоритеты.
Мы переходим в более тихое место.
Мое сердце замирает. Я не хочу обнадеживать себя, но если бы ему понравилась хотя бы одна из моих песен, это было бы грандиозно.
– Итак, что вы думаете? – спрашиваю я.
– Мне понравились твои песни. Но ты должен знать, что Galactic Records приняли решение от них отказаться. Не потому, что они такие плохие, просто это не совсем то направление, в котором они надеются продвигать группу.
Я склоняю голову и не могу заставить себя посмотреть ему в глаза.
– Ох. Понятно.
– Я хочу, чтобы ты продолжал писать, потому что у тебя явно есть способности, и я бы с удовольствием выделил тебе авторство в следующем альбоме.
– Понятно. Что я должен делать?
– Просто помни о том, что это за группа, Saturday. Играй на том, чего хочет Galactic, а не на том, чего хотел бы ты. Мы – поп-группа. Если ты в тупике, попробуй придумать песню, которая бы хорошо звучала на радио или в торговом центре.
Я обхватываю себя руками и пытаюсь сдержать слезы. Это просто бизнес. Даже если мне так кажется из-за того, как много сил я вложил в эти песни, это совсем не личное. Но вы серьезно, торговый центр? Я не могу представить, чтобы что-то из написанного мной звучало в подобном месте.
– Круто, хорошо. Я попробую еще раз.
– Отлично. Рад был повидаться. Повеселись на вечеринке.
– Спасибо, что уделили время. – Мой голос дрожит, черт возьми. – Я попробую снова, и на этот раз это будет что-то более попсовое.
– Буду с нетерпением ждать.
Я отстраняюсь, мои плечи опускаются. Джефф никогда бы не сказал мне в лицо, что считает мои песни отстойными, но, по правде говоря, именно это он только что и сказал. Я пытаюсь отогнать эту мысль. Все в порядке. Кого волнует, что Saturday никогда не поет о том, что меня действительно волнует? Это работа, вот и все. Где это видано, что каждый может делать все, что ему заблагорассудится?
Я брожу внутри главного здания. Оно подобно ночному клубу, синие огни прорезают темноту, а музыка играет так громко, что я чувствую гул басов. Здесь даже есть диджей и бар, а сбоку, я не шучу, стоит огромная ледяная скульптура ревущего льва. Есть даже тату-салон, где девушка набивает кому-то татуировку на руке. Присмотревшись, я увидел, что она усердно выводит слово GUILTY[7].
В самом конце комнаты, прислонившись к стене, стоит Рубен. Он выглядит просто потрясно в свитере и шерстяном пальто. Поклонники постоянно говорят, что Рубен мог бы стать моделью, и я согласен с ними, учитывая его идеально уложенные черные волосы и угловатую линию челюсти. Возможно, мне нужно потренироваться, чтобы перейти от миловидности к неприкрытой сексуальности, но Рубен уже на этой ступени, и я уверен, что он об этом знает.
Он разговаривает с современным воплощением Адониса. Этот парень смеется, а затем на мгновение кладет руку на плечо Рубена. Я чувствую странный укол в животе. СМИ и широкая публика еще не знают о Рубене, и даже на закрытой вечеринке мне хочется сказать ему, чтобы он вел себя осторожнее и не был столь очевидным. Для такого умного парня он иногда бывает туповат, особенно в окружении горячих парней. Я прекрасно понимаю, что зачастую тоже глупею из-за девушек, но у моей глупости гораздо меньше шансов стать причиной скандального заголовка.
Появляется Джон, который явно искал меня.
– Привет! – вопит он, перекрикивая музыку. – Ты не видел Энджела?
Я качаю головой.
– Еще нет.
– Вот черт, – говорит он, нахмурив брови, – никто не может его найти.
– Дерьмо. Ладно, я напишу ему.
Начинается паника. Энджел всегда был самым большим тусовщиком из всех нас, но в последнее время он перешел на более тяжелые вещи, нежели алкоголь. У него появились новые друзья, которые могут снабдить парня всем, чем он захочет, и… да. Я понимаю, почему Джон выглядит так, как он выглядит сейчас.
– Я уже пытался, но продолжай.
Зак: Эй, я только что пришел, где ты?
Всплывающее окошко с текстом появляется, затем исчезает.
– Он в сознании, – говорю я.
– Ну, это уже что-то, мне кажется.
Он осматривает толпу. Я узнаю еще несколько человек, известные лица лишь на мгновение освещаются мигающими огнями. Многие из них уже пошатываются или вцепились друг в друга в таких тандемах, от которых у редакторов журналов потекла бы слюна.
– Где Рубен? – кричит Джон.
– Он разговаривает с парнем вон там… – Я замолкаю, потому что Рубена там больше нет. Стараюсь не думать о том, чем он сейчас может заниматься.
Джон с любопытством смотрит на меня.
– А, я видел их, когда вошел. Мне показалось, что они близки.
Джон прижимает кулак ко лбу.
– Ты можешь найти его и спросить, не видел ли он Энджела? Я продолжу поиски. Напиши мне, если Рубен что-нибудь знает.
– Хорошо.
Я покидаю танцпол и возвращаюсь на ярмарку в поисках Рубена. Наверняка он где-то здесь с тем парнем, Адонисом. Я могу только надеяться, что они не слишком бросаются окружающим в глаза.
Я качаю головой. То, чем занят Рубен, это его личное дело.
Я лишь хочу, чтобы он был осторожен. Любой мог его увидеть. Если я их заметил, то наверняка и другие тоже.
Спустя мгновение я замечаю Рубена у пиратского корабля, и он больше не с греческим богом. Он один, и, кажется, куда-то спешит, руки парня покоятся в карманах пальто. Какая-то девушка выкрикивает его имя, но он отмахивается и продолжает идти, оставляя ее в полном расстройстве.
Я следую за ним.
Он останавливается неподалеку от всей вечеринки на берегу озера и поднимает камень. Рубен швыряет его так далеко, что я теряю булыжник из виду.
Я не поднимаю головы всю дорогу, пока не догоняю его. Поблизости больше никого нет. Только мы, озеро, неоновые огни и звуки вечеринки далеко позади.
Я замечаю, что его глаза остекленели. Все мысли об Энджеле мгновенно улетучиваются.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Я… неважно. Классная рубашка.
– Классный свитер, – произношу я с заминкой.
Он поднимает еще один камень и бросает его. Я засовываю руки в карманы и подхожу ближе. Обычно я позволяю ему увильнуть, сменив тему на светскую беседу. Но с Рубеном что-то случилось, и это связано с тем парнем, я чувствую. Если мне хочется все исправить, нам нужно перейти к делу.
– Это как-то связано с парнем? – спрашиваю я. – Хочешь поговорить об этом?
– Не-а. Не совсем.
Я поднимаю камень и пытаюсь запустить его «лягушкой». Он подскакивает всего один раз, прежде чем утонуть. В музыкальном лагере «Холлоу Рок», где началась группа Saturday, у меня это еще отлично получалось, но сейчас я явно растерял все навыки.
– Что ж, ладно, – произносит он.
Я улыбаюсь, потому что Рубен никогда не был молчаливым и невозмуимым типом. Я не удивлен, что ему понадобилось всего две секунды, чтобы расколоться.
– Я разговаривал с одним парнем, и все шло хорошо. Очень хорошо, понимаешь?
– Понимаю.
– Но потом он спросил меня, могу ли я послушать его демо и показать его Galactic Records, если оно мне понравится.
– О, черт.
Он натянуто улыбается.
– Именно.
– Мне жаль.
– Ага. Ладно, это же не твоя вина. – Рубен бросает еще один камень. – Прости, что я такой угрюмый. Я просто подумал, что мог бы понравиться ему таким, какой я есть, понимаешь?
Когда я поднимаю на него взгляд, у меня начинает щемить в груди.
Рубен – самый милый и хороший юноша на свете. Но он похож на магнит для парней, которые просто хотят его использовать. Я даже не знаю почему. Объективно Рубен горячий, веселый и классный – в общем, идеальный. И все же с ним всегда обращаются так, будто он одноразовая пустышка. Когда-нибудь люди поймут, что он настоящий парень мечты. Это просто вопрос времени.
Надеюсь, что это случится скоро. Потому что меня бесит видеть Рубена в таком состоянии.
– Мне нужно еще десять минут, – говорит он, указывая на себя. – Немного времени. Тебе не обязательно торчать рядом.
– Я в порядке.
– Уверен? Ты пропускаешь «самое грандиозное событие в нашей жизни».
Я улыбаюсь.
Сказать честно? Я знаю, что нахожусь именно там, где хочу быть.