Мужчина умер в общежитии, где проживали социальные маргиналы, вернуть которых к нормальной жизни было крайне сложно. Виной тому, разумеется, был алкоголь наряду с безработицей. Подобная комбинация любого человека может привести к абсолютному краху.
Он пролежал там около недели, прежде чем его обнаружил директор общежития. Мужчина умер, оказавшись зажатым между стеной и кроватью; он стоял на коленях, прижатым лицом к полу.
Было очень солнечно и тепло. На покойника падали жаркие лучи послеполуденного солнца, а его положение привело к скоплению крови в голове. Разложение было сильным: тело почернело и раздулось, а лицо стало неузнаваемым.
Таким чудовищным изменениям удивительным образом не подверглась только правая рука. Она была мертвенно-бледная, зато не почернела, не загнила и напоминала руку человека, умершего скорее накануне, чем неделю назад.
Тело перевезли в морг ритуального агентства и поместили в холодильную камеру, ожидая, что полиция свяжется с родственниками для организации похорон.
Обе его дочери и супруг одной из них пришли в тот же день. Их встретил сотрудник ритуального агентства. Началась подготовка к похоронам.
Когда я дезинфицировал стол в салоне, ко мне неожиданно подошел Жиль – сотрудник, встречавший родственников. Он был заметно встревожен.
– Ты знаешь, нужно готовить тело господина X. к показу, – заявил он без обиняков.
– Нет, это невозможно.
– У нас нет выбора, – лаконично ответил Жиль.
– Нет, у нас есть выбор. Тело почернело и раздулось – ты сам видел, в каком оно состоянии. Показывать его нельзя!
– Подожди, я сейчас объясню. Никаких судебно-медицинских ограничений нет. В свидетельстве о смерти врач не указывал ни на необходимость срочного захоронения, ни на наличие инфекционных заболеваний. Так что юридически претензий к нам быть не может – все так, как если бы он умер сегодня утром. Мы не вправе запрещать родственникам видеть покойного, а его дочери явно способны устроить скандал!
– Показать можно только руку…
– Тогда мы и покажем только ее. Они могут подержаться за нее в последний раз – поймут, я обо всем позабочусь. Сколько времени тебе нужно?
– Дай мне еще десять минут.
– Хорошо, тогда сходишь за родственниками в магазин ритуальных принадлежностей, когда закончишь подготовку тела.
Так мы и сделали.
В морге я достал тело из холодильной камеры, открыл чехол, извлек руку и начал ее чистить. Когда я закончил, состояние руки было идеальным: она сияла чистотой и пахла дезинфицирующим веществом.
Я отвез тело в траурный зал, закрыл его простыней так, чтобы виднелась только рука, и только тогда пошел за родственниками.
Я проводил их в салон, где на тележке под белой простыней покоилось тело их отца. Можно было видеть только руку. Повисла напряженная тишина, потом одна из дочерей спросила меня, могу ли я оставить их на несколько минут, чтобы попрощаться с покойным наедине. Я согласился, но предупредил, что они ни в коем случае не должны приподнимать простыню – ради своего же блага. Я действовал максимально тактично и дипломатично.
Затем я вышел через дверь, которая вела в морг, и стал ждать в соседнем помещении, слыша приглушенные голоса, всхлипы и стоны. Опасаясь худшего, я вернулся в салон. У всех троих был совершенно оцепеневший вид, по бледным лицам дочерей текли слезы.
– Мы не удержались и приподняли простыню, – сказала мне старшая дочь.
На этом история могла бы и закончиться.
Через несколько дней после похорон ко мне зашел Жиль.
– Знаешь последнюю новость?
– Нет. Что-то произошло? – спросил я.
– Дочери покойного написали в главный офис большое письмо с жалобой на нас.
– Что? А что мы им сделали?
– По их словам, мы представили им шокирующее зрелище, разрушившее память об отце вопреки их воле. Они отказываются оплачивать счет.
– Но у нас не было выбора.
– Да, не было. Во всяком случае, что бы мы ни делали, все равно были бы виноваты.
– И что теперь?
– Ничего. Просто получим выговор за то, что сделали свою работу.