Зима в этом году пришла снежная, с лёгкими ночными морозцами, снега на опушках намело выше колен. Гром еле пробивался через снежные заносы, каждый раз смешно выпрыгивая вверх. А как ему не выпрыгивать, если из снега только голова и спина виднеется? Зато мне так хорошо было по проторенной колее за ним ходить. Но всё равно домой возвращались оба до ушей мокрые. Ну, с собакой-то понятно, а вот где я умудрялся так изгваздаться, непонятно, вроде бы нигде не падал. Морозы сильно не придавливали, только уже во второй половине февраля немного прижало, но мы этому даже обрадовались. Соскучились по настоящей зиме.
Настоящая весна пришла с грохотом ломающегося льда на Великой. Тёплое яркое солнце растопило плотные снежные завалы, побежали говорливые ручьи в речку, щекоча свежими холодными струйками спящую красавицу. Разбудили. Встряхнулась река, напряглась и разом сбросила с себя ледяные оковы. Вздохнула свободно, разлилась вширь, затопила низменные луга и поймы и успокоилась на несколько дней, нагромоздив в устье огромные ледяные заторы. Впрочем, ненадолго. И скоро большая вода так же быстро ушла вниз, в озеро, оставив после себя по берегам высокие, выше человеческого роста, крепкие стены из заломанных грязно-серых толстых льдин, тихо и печально истекающих слезами на пригревающем солнышке и превративших берег в непросыхающее слякотное болото.
Пока ещё можно, пока не началось сокодвижение, мы с женой обрезали плодовые деревья и кусты, побелили стволики специальной краской, сожгли ветки и прошлогодний мусор, навели порядок на быстро просыхающих грядках.
Занятия свои я не забрасывал, хотя тревожные сны постепенно забывались, растворялись в повседневной суете, уходили вдаль. Отпускало потихоньку недавнее прошлое. Но упражняться продолжал, втянулся, да и вроде бы наконец-то что-то как-то стало получаться. Даже понравилось. Хорошо так получалось, душа радовалась. Зацвели сливы, вишни, яблони. Белая кипень садов радовала глаз. А запах-то какой, медовый! Перенёс свои занятия в сад, на свежем воздухе да под ласковым солнышком оно как-то полезнее будет. Супруга ненавязчиво крутилась неподалёку, постоянно контролируя меня краем глаза, призывая периодически на помощь. Грядки вскапывать-то нужно – просохли, да и других дел хватает, то одно поправить, то другое. Иной раз даже во время работы отрешался от всего, уходил как бы в транс, а руки продолжали трудиться. А что? Физическая работа, да на свежем воздухе, очень даже способствует мышлению.
Вот и сейчас разжёг угли в мангале, решили мяса пожарить к приезду сына, прикупили загодя свиной грудинки с рёбрышками-хрящиками. Смотрю на огонь, на дым, закручивающийся спиралью на слабом ветерке, жмурюсь, отворачиваюсь и прячу глаза, когда его едкие пряди задувает в лицо, задумался крепко, от всего отрешился. Даже примерещилась в дыму будимировская борода. Треплет её легонько ветерком, седую и длинную. И глаза волхва пронзительные. Такое чувство, что прямо в душу мне заглядывает, что-то сказать хочет. Ну, так говори, что молчишь? Пропало наваждение, улетело испуганной птицей, это жена руку на плечо положила, подошла тихонько.
– Ты чего замер? Смотрю, не шевелишься совсем, угли давно уже прогорели, погасли. Задумался?
– Задумался… А давно я так сижу? – только и смог выдавить из себя, потрясённый до глубины души таким реальным видением.
– Так угли же даже прогорели… – недоумённо повторила супруга. – Случилось что?
– Случилось… Потом давай, а? – и засуетился, стал насыпать в мангал уголь из крафтового мешка, брызнул щедро из пластмассовой бутылочки специальную жидкость для розжига и заново разжёг огонь, пытаясь этим немудрёным делом прогнать из рук предательскую слабость растерянности.
А тут и сын приехал, просигналил за воротами, спас от расспросов супруги. В суете вроде бы и забыли про меня. Как же, забыли, просто отстали ненадолго, жена всё время рядом держится, только что на верёвочку не привязывает. Сын что-то заподозрил, поглядывает вопросительно на нас обоих, но молчит. Надолго ли?
Ну, хоть дождались, пока мясо прожарится и за стол усядемся. А потом навалились дружно с двух сторон. Пришлось рассказывать.
– Я бы на твоём месте не отказывался от прошлого. Интересно же, тем более с твоих слов там лучше, чем здесь. Сам же говорил, что люди другие? – задумался над рассказом сын.
– Интересно… Да я и не отказываюсь. Люди там такие же. Почти. Не испорченные пока «благами цивилизации». Страшно вот только. Одному туда не хочется возвращаться.
– Так и не возвращайся один.
– Посмотрим…
А что мне говорить? Нечего. Привиделось или нет? Посмотрим. Что от меня волхву нужно? Что могло там случиться такого, что моё присутствие понадобилось? Может, соскучились просто?
Ночью долго не мог заснуть, страшно было, честно говоря. Как в той поговорке, народной. И хочется, и колется… Вдруг засну, а проснусь уже там. В конце концов провалился под утро в сон, измученный переживаниями организм не выдержал долгой и муторной бессонницы, скомканной простыни и смятой подушки.
Просыпался с опаской, открыл глаза резко, сразу осматриваясь по сторонам. С облегчением выдохнул, увидев знакомую обстановку. Дома!
Где-то с неделю даже мысли позаниматься не возникали, тупо страшно было. А потом постепенно пришёл в себя и продолжил свои занятия. Видения больше не посещали, зова не слышал и к лету совсем успокоился. Хотя иногда нет-нет да проскальзывало лёгкое чувство сожаления или досады об утраченном. Честно говоря, в глубине души всё-таки хотелось вернуться. Ещё там, в далёком прошлом, часто приходили в голову мысли о том, как было бы хорошо нам всем вместе жить в древнем Пскове. Всё-таки там мне больше понравилось…
Пронеслись туманными белёсыми миражами белые ночи, сменились на обычные летние бархатные, наконец-то на небе можно было увидеть звёзды. Вездесущие комары ещё не настолько озверели, и поэтому почти каждую ночь мы с женой сидели на скамеечке под железной ажурной аркой, увитой побегами винограда, и я рассказывал о почти таких же бархатных ночах у испанских берегов, о раскалённых под знойным солнцем белых пляжах, о лазурных морях и накатывающих на песок волнах в белой пене. Не забывал и про обезлюдевшее побережье рассказать, и про страх местного населения перед просмоленными чёрными драккарами. Огромная ярко-жёлтая луна выкатывалась из-за горизонта, пряталась среди вершин разлапистых сосен, выглядывала одним глазком в просветах и подмигивала узкими холодными лучами на маленьких полянках. Поднималась над головой, раскатываясь на огромной сковородке ночного неба в ноздреватый плоский блин, нависала сверху, освещая округу бледным призрачным светом, спесиво кичилась своим превосходством над земной ночной суетой и смотрела сверху равнодушным и безразличным холодным взглядом.
Иногда медленно прогуливались среди деревьев, просто так, путаясь ногами в редкой траве и вдыхая терпкий запах разогретых за день сосен. Громчик сливался с чернотой ночи, и лишь когда поворачивал свою лобастую голову к нам, только тогда и можно было заметить его по отблеску ночного светила в больших глазищах. Кто меня толкнул под руку, когда я, шутя, спросил:
– Громчик, а где Будимир?
Пёс оглянулся, жутко сверкнули в лунном свете круглые глаза, оскалился и шагнул из тени на освещённую луной траву небольшой полянки. Ещё раз оглянулся, как бы сомневаясь в услышанной команде, даже показалось, что недоумённо пожал плечами, и прыгнул в лунный свет. Была собака, и пропала. Нет ее.
Замерли с женой. Боль в руке отрезвила, так сильно вцепилась супруга своими острыми коготочками.
– Неужели? – тихо пробормотал. Но моя любимая половинка услышала.
– Что? Что неужели?
– Говорил же мне Перун, что моя собака может между мирами проводником быть, а я мимо ушей пропустил. И что теперь делать?
– А ты его назад позови, тихонечко…
– Попробую.
Позвал было собаку, да горло перехватило от волнения, петуха дал. Прокашлялся и, уже не стесняясь, плюнув на страх, в полный голос, тут же слыша, как в панике закопошились разбуженные птахи в кустах, а поющие кузнечики, наоборот, притихли, позвал Грома. Замолчал, чувствуя, как тянется и тянется наступившая тишина, как липкой паутиной накатывает запоздалый страх. А что, если не вернётся собака?
Из лунного столба вынырнул мой пёс, как будто из зеркала вытек. Затормозил всеми четырьмя, взрывая мох и песок, повернул голову к нам, припал на передние лапы, глянул как-то искоса и запрыгал весело вокруг, мотыляя хвостом. Ухватил его за уши, присел, успокоил словами, а сам обрадовался, ощущая под пальцами живое тепло собачьего тела. Гром дёрнулся вперёд, обрадовавшись неожиданной ласке, лизнул мягким языком в лицо. Жива моя собака, вернулась! Выпрямился. За спиной, почти прижавшись, супруга стоит, двумя руками за мой пояс держится.
– Ты что?
– А вдруг тебя туда утянет? Тогда и я с тобой… – и замолчала, смутившись.
Обнял крепко, подышал в волосы, от волнения перехватило дыхание.
– Значит, вместе?
– Вместе… Только давай не сейчас? Собраться надо, подготовиться, куда я в таком виде?
Вот так так. Это не то что я, мне и в таком виде как бы неплохо. Ладно, позже так позже. Да и переварить надо только что случившееся.
Вечером после работы примчался сын. Супруга вызвонила. Правда, сразу с расспросами не полез, сначала выслушал короткий, но эмоциональный рассказ матери, после которого только и спросил нас, что мы собираемся делать. Пришлось отвечать. И вопросы задавать, как же без них?
С нами пока идти отказался, у него своя жизнь, и ему тоже надо о своей половинке заботиться. Может быть, позже? И намекнул, засранец, что не худо бы было всё наше движимое и недвижимое на него перевести, ну так, на всякий случай, мало ли нам там понравится и мы его тут забросим? Зачем ему тогда лишние хлопоты с наследством? Даже обижаться на него за такие мысли не стал, потому как сам таким был. Некоторые вещи начинаешь понимать только тогда, когда вырастают собственные дети, а голова меняет цвет своих волос с привычного от рождения на непривычно седой. Или вообще остаётся без волос. Вот тогда и приходит мудрость. Может, она и связана как-то с количеством волос на голове? Если в одном месте чего-то убавилось, то в другом обязательно должно прибавиться. Закон такой есть, физический, умными людьми придуманный. Шучу, конечно, что ещё остаётся. У меня с прошлого раза с волосёнками всё в норме.
По здравом размышлении сделали то, о чём ненавязчиво прямым текстом вроде как намекнул сын, подписали все необходимые бумаги, побегали по инстанциям – действительно, всё же может случиться? Долго общим собранием гадали-рядили, стоит ли тащить с собой в прошлое какие-то современные технологии и нужные для нашего комфортного нахождения там предметы. Несколько раз повторял свои выводы о необходимой самостоятельности развития каждого общества, но, кажется, никого этим не убедил. Ничего, время есть, подумаем ещё. Хотя, честно говоря, я бы не отказался взять с собой в прошлое некоторые семена, вроде той же картохи и морквы, ну и ещё кое-что. Супруга настаивала на обязательном изучении и включении в список переносимых вещей технологии получения и применения прививок и антибиотиков, сын настаивал на оружии, обрабатывающих и перерабатывающих технологиях. Я же думал о месторождениях полезных ископаемых и способах их добычи.
Голова шла кругом от таких мыслей. Все благие порывы благополучно были вскоре забыты, от ноутбука болели глаза, в голове царила каша из вычитанных сведений и знаний.
В один прекрасный день я просто не выдержал такого издевательства над собственным организмом и просто плюнул на всё. Теперь мои прежние возражения получили новое подтверждение. Одно новшество тянуло за собой другое, и цепочка эта получалась настолько длинной и бесконечной, что просто оторопь брала. Действительно, пусть всё идёт естественным путём, нечего ерундой заниматься и пытаться искусственно прогресс вперёд двинуть. Не будет от таких действий добра. Куда там вымощена дорога благими намерениями? В ад? Забыли мудрость предков, всё самыми умными себе кажемся.
Сели с женой друг против друга и вздохнули одновременно, поняв, наконец, эту простую истину. Вот после этого все наши сборы перешли совсем на другой уровень. Одежда, пара купленных небольших пистолетных арбалетиков на каждого, запас болтов, ножи, кое-какие лекарства, подходящая обувка и семена. Опыт прошлого выживания был, поэтому и собирался, исходя из полученных знаний. Получилось, как ни крути и ни ужимайся, два больших рюкзака. Всё-таки в неизвестность отправляемся. Собака, конечно, зверина умная, но кто его знает, куда нас новая и неизведанная дорожка выведет? Да и мало ли опять кто-нибудь из высших сил вмешается, пихнёт не в ту сторону?
Сборы закончились, дела подбили, пора в путь. Дождались подходящей ночи с такой же огромной выкатившейся луной и ясным звёздным небом. Пора отправляться. Ну или, по крайней мере, пробовать отправляться. Команда собаке, и Гром уже привычно для нас пропадает в бледном лунном свете. Слышу в сумраке судорожный выдох сына и невестки. Что, до сих пор не верилось? Правильно. Мне самому до сих пор не верится, да и страшно до невозможности, честно говоря. Обнялись на прощание, утёрли обязательные в этот момент слёзы, пообещали обязательно вернуться и повернулись к лунному столбу. Взялись крепко за руки. Впрочем, я тут же расцепил руки, поменял нас местами, попросил супругу встать с левого бока, пусть правая рука свободной останется. На всякий случай. И арбалет рядом на поясе висит. Поправил лямки рюкзака, обнял левой рукой жену за плечи. Ещё раз оглянулись, кивнули сыну с невесткой и дружно шагнули вперёд, в мерцающую пелену.
Пропала тянущая вниз тяжесть рюкзака, словно что-то мягкое нежно и упруго подхватило под руки, потянуло вверх. Испугался и сразу же остановился, придерживая жену за плечи. И мгновенно тянуть перестало.
Сразу же оглянулись, оба, одновременно. Позади как будто окошко в полный рост еле-еле светится. За размытой границей сын на поляне рукой машет. Помахали ему в ответ, сделали пару шагов, ощущая, как возвращается непривычная лёгкость, снова остановились в удивлении. Куда ещё больше удивляться, казалось бы. Ан нет. Не до конца, видимо, исчерпали предел чудес. Лунная дорожка мерцает бледными блёстками под ногами, чуть выше и впереди Гром стоит, на нас внимательно смотрит, за ним огромное в своей бесконечности пространство с мерцающими яркими звёздами. Куда идти? По сторонам слева и справа словно завеса клубится лёгким тюлем лунного света. Даже видно, как редкие пылинки золотятся, кружатся. Посмотрели друг на друга, сделали ещё шаг вперёд, пропала поляна внизу. Оглянулись, только окно всё ещё мерцает далеко позади малюсеньким прямоугольничком. А под ногами дорожка пропала и бездна звёздная раскинулась. Даже ноги от неожиданности и страха подкосились. Хорошо ещё, на попу не сели, потому что друг за дружку держались крепко. И дышим вроде, значит, воздух в этом прозрачном коридоре присутствует.
– Страшно? Так лучше надо было учиться, стараться! Сколько раз тебе было сказано – учись! А ты? Всё лень! И не надо бояться! Поздно уже.
Оглянулись на ехидный голос, участливо так раздавшийся прямо над ухом, вызвавший очередной приступ паники и новую дрожь в неуспевших окрепнуть коленях. Ба-а! Знакомые всё лица. Вот как только увидел Перуна, так на душе сразу же полегчало! Огромная тяжесть упала с сердца, вздохнул облегчённо, обрадовался, заулыбался.
– Рад. Вижу. Жёнке своей не представишь? А то ведь всякое подумать может.
– Привет тебе, бессмертный. До дрожи в коленках напугал, это ты так специально?
– Извини, скучно мне, почему бы не пошутить?
– Эх, понятно теперь. Когда боги шутят, смертные в штаны готовы наложить от таких шуток. А что будет, если ты рассердишься?
– Не изменился ты совсем, почтения к старшим так и не появилось. Язык твой – враг твой.
– Почему? Не соглашусь с тобой. К старшим я всегда с почтением отношусь… почти всегда, когда они того заслуживают. Согласись, ведь всякие люди бывают… и не только люди.
– Это ты на кого намекаешь?
– Меня Татьяной родители назвали. А вас как? – вклинилась в разговор супруга.
А я-то думаю, что это меня словно за одежду кто-то сзади дёргает? А это жена меня осаживает, чтобы не болтал лишнего. Теперь вот даже меня чуть в сторонку отодвинула, плечом прикрыла, вроде как заступается. Но за руку так и держится, не отпускает.
– Дожил! Меня! Забыли! Не узнают! Куда этот мир катится? Нет, пора, пора мне… в этот, как его? Как вы там внизу говорите? О, вспомнил! В монастырь! Женский! – сгорбился, надулся, отвернулся чуток, выказывая вселенскую обиду молниерукий. А сам глазом так и косится. Ехидным таким глазом. – Перун я! Пе-еру-ун!
– Да не может этого быть! Сам Перун! – всплеснула руками супруга, отпустив мою ладонь, поклонилась поясным поклоном, выпрямилась, встряхнула головой, поправляя волосы. – А вы точно Перун, бог?
Ну, всё. Сейчас она его до белого каления доведёт. Пора выручать бедолагу. Или не спешить?
– А ты сомневаешься, женщина? – раздулся от важности повелитель воинской доблести, гроз и молний. А глаза смеются, доволен.
– Ну, как вам сказать? Место это, конечно, не для каждого смертного, абы кто сюда не попадёт, но мы же попали? Может, и вы такой же?
– Два сапога пара. Что один, что другая. Достойны друг друга. Хотя, может, это и к лучшему? Подойди ко мне, женщина моего друга!
Я даже спинку выпрямил, услышав такие слова. И чуть на попу не сел, рюкзак хоть и полегчал заметно в этом пространстве, но назад всё-таки потянул. Кое-как удержал равновесие, не опозорился, хотя для этого пришлось на шаг отступить. Но довольство никуда не делось. Осталось ещё нос к небу в порыве тщеславия задрать, да мы и так вроде на небе, куда его задирать, глубже или дальше в космос? Повременю. Но лестно, лестно такое слышать. Надо же, друг бога! И какого! А Танюшка снова в руку вцепилась, опасается.
– Иди, не бойся, я рядом буду, – легко подтолкнул в спинку супругу, высвобождая ладошку. Чувствую, как собралась с духом, вздохнула решительно, мне же всё видно, как сжала губы плотно и шагнула вперёд.
– Ай, молодец, ай, умница и красавица! Не обижу, не опасайся меня! – разулыбался Перун.
Ну да. Мы же для него как открытая книга – читай не хочу. Каждую мысль и эмоцию видит.
– Ну, не каждую, скажем. Тебя тоже не так просто разглядеть! – усмехнулся моим мыслям бог, наблюдая с весёлой улыбкой, как моя супруга делает несколько шагов вперёд. Дождался, когда она остановится перед ним. – Дай-ка мне свою руку.
Осторожно взял протянутую ладошку за пальчики, помолчал мгновение, дунул в руки и отпустил со словами:
– Мудрое и храброе сердечко. Теперь и ты под моим покровительством. Ничего не бойся, но и по-глупому на рожон не лезь. Боги и те смертны. Помни об этом всегда. Тебя, кстати, это тоже касается, бестолкового, – глянул на меня искоса.
Кивнул головой в ответ, а что оставалось? Не поспоришь, всё верно.
– Глазам не верю. Никак действительно поумнел? То языка было не удержать, а тут молчишь?
– Так прав ты. Что же на правду-то возражать? Бестолковый и есть. Сколько времени не мог твоих намёков про звёздные дороги и чёрную собаку-проводника понять…
– Так понял же? – внимательно глянул Перун.
– Да случайно получилось. Потому и досадую сильно на себя и соглашаюсь с твоими словами.
– Ну, ничего. Коли уже даже с моими словами соглашаешься, значит, толк из тебя рано или поздно будет. Постепенно, медленно, но будет. Но да ладно. Ступай, милая, к своему супругу. Я, конечно, рад вас видеть, но куда это вы собрались? Куда путь свой держите?
– Показалось мне, что Будимир меня кличет. Подумалось, беда там приключилась, надо на помощь идти.
– Ничего там особо плохого не приключилось. Всё хорошо идёт, мы довольны. Ты на славу потрудился.
С души камень упал. Хорошо.
– Можно вопрос задать?
– Ну, спрашивай. Только я вижу, что одним вопросом ты не ограничишься?
– Не знаю. Почему я в произошедшем со мной сомневаюсь? Как будто сон мне приснился. Почему изменений никаких в моём настоящем не произошло? Не получилось у меня там что-то?
– Погоди-погоди. Ишь, высыпал на радостях сколько. Я же тебе только что всё сказал, похвалил, что тебе ещё надо? А почему не помнишь… Так мы память тебе немного потёрли, замутили. Хотели сначала всё убрать, да остереглись, вдруг ещё понадобишься? Потому и помнишь ты всё с тобой произошедшее, словно утренний сон. Вроде было, а вроде и нет. А что в твоём настоящем никаких изменений не увидел, так ты сам что на это думаешь?
– Что уже только не передумал. И что сон, думал. Теперь даже и не осмыслить всего сразу. Ещё и на звёздную дорогу встали. Сразу не поверили, только спустя время в голове всё уложилось. Но всё равно, пока тебя не встретил, не верил до конца, думал, не со мной всё происходит, как в тумане всё.
– Эка ты наговорил. То наяву, то в тумане. Не бывает так. Оно или есть, или нет. По-другому не происходит. Зря мы тебе голову заморочили, наша вина. Но ничего, пройдёт, вспомнишь всё, легче будет. А не вспомнишь, так в том беды особой не будет. Так что думаешь про изменения?
– Думаю, что с изменением прошлого образовалась в нём некая развилка существующей реальности и новая история пошла в другом направлении. Тут же, в моей настоящей действительности, слишком многое пришлось бы исправлять.
– Правильно думаешь. Нет у нас столько сил, чтобы твою реальность исправить. Поэтому пришлось новую ветку сделать. Получилась ещё одна параллельная Русь. Другая…
– Почему сил нет? И много таких параллелей?
– Почему? Смотри, чтобы потом вопросов глупых не задавал. Видишь, как от тебя золотистое свечение струится? Не видишь? А так? Вот. Смотри теперь, видишь, как оно вверх от тебя ко мне уходит? Это и есть божественная вера. Когда сильна вера твоя, это свечение становится сильнее, крепнет, сгущается, отрывается кусочками, искрами, и к нам идёт. Чем больше людей верит в нас, тем мы сильнее, и наоборот. У вас же, в твоей реальности, почти никто не верит, забыли нас.
– Погоди, – перебил. – Как же не верит? А сколько разных реконструкторов, ролеплейщиков, последователей?
– Хм, смотри. Видишь, почти нет от них света. Играют, не живут. Поэтому и нет у нас силы в твоём мире! – закрыл на мгновение открытое для показа окно в мой мир. – Не можем мы что-то у вас менять. Понял, наконец?
Дождался моего кивка и продолжил:
– А с параллелями тоже всё просто. Много их. Присмотрись. Видишь, как от звёздного пути маленькие тропинки ответвляются? Присмотрелся?
– Вижу. А мои способности со мной остались?
– Торопыга. Мы вроде о другом говорим? Скачешь, как… потом скажу, как кто. Когда жены твоей не будет рядом.
– Да ничего, можно и при мне сказать, я и не такое слышала, – разрешающе махнула рукой супруга.
– Сговорились. Все против меня, – пробурчал Перун. И продолжил, как ни в чём не бывало: – Так вот. Для торопыг повторяю. Оставил я тебе твои способности, не переживай. Сказал же, думаю, ты мне ещё пригодиться можешь. Ну, а коли не пригодишься, то и ладно, не обеднею. Да и заслужил ты эти способности.
– И долголетие?
– Да! – рявкнул Перун.
– А жене моей?
– Что жене твоей? – растерялся и опешил от неожиданного вопроса молниерукий.
– Долголетие.
– Хм. Ты уверен? Оно тебе надо? – и посмотрел хитренько.
Это что? Он так меня проверяет? Хотя вряд ли.
– Надо!
– Будь по-твоему. Ох, и намаюсь я с тобой. Слушай дальше да на ус мотай. Кстати, ты зачем усы сбрил? И где твоя борода? Ты куда собрался, дурень? – а Перун-то разозлился, даже маленькие молнии вокруг рук зазмеились и озоном запахло.
– Точно, дурень, не подумал совсем, – покаялся сокрушённо.
– Ладно, отрастут, помогу немножко бестолковому. Будет тебе от меня подарок. Слушай дальше, как правильно ходить по дороге. В конце каждой тропки окошко светится, вроде того, из которого вы вышли. Видишь? Так вот, если ты уже проходил через такое окно и знаешь, что в нём находится, то нужно точно представить, куда ты хочешь попасть, и попадёшь, понял? – дождался моего подтверждающего кивка и продолжил: – Или собаке прикажи, она проведёт. А во все другие неизведанные параллели в первый раз только ножками идти. Но тебе оно и не нужно, нечего вам там делать! Уяснил?
– Уяснил. А потом можно будет хоть одним глазком посмотреть, как в других мирах люди живут?
– Дело твоё. Только я бы тебе советовал сначала с одним делом закончить и только потом о глупостях думать. И запомни, миры разные и существа тоже там разные. Ты правильно понял, что не везде миры населены людьми, встречаются и совсем другие существа, которым ты только в пищу и сгодишься. Знать нужно, куда стремишься! Некоторые стремления никуда не приведут, другие только к беде, и лишь единичные к успеху.
О как. Даже чем-то таким давно знакомым повеяло. Надо своё любопытство в узде держать, а то и впрямь заведёт оно куда-нибудь не туда. Перун помолчал, видимо, давая мне время и возможность осмыслить выше сказанное, потом кивнул удовлетворённо, похоже, моим мыслям, и продолжил:
– Теперь ступай, куда собирался, а я прослежу за вами, на первый раз. Дальше сам. Прощай!
– И тебе не хворать! А подарок? – автоматически вырвалось у меня по старой привычке, даже не успел сказанное осмыслить.
– Подарка захотелось? Держи, неугомонный! – выбросил вперёд кулак, неслабо так засветив мне в челюсть. Дождался, пока я проморгаюсь и приду в себя, подошёл вплотную, не обращая никакого внимания на возмущённую супругу, пытающуюся как-то заступить ему дорогу:
– Как тебе мой подарок? Хватит или ещё хочешь?
– Нет, достаточно одного раза. Это ты зачем? Нашёл, с кем сравниться?
– Ну, ты же просил подарок, вот я тебя и одарил. А что, не по нраву?
Рука потянулась к подбородку и запуталась в густой бороде. Поднял пальцы чуть выше и с удовольствием ощупал пышные жёсткие усы. Ошарашенная жена молча смотрела на все эти выверты, манипуляции и особенно на мою мгновенно заросшую физиономию квадратными глазами.
– По нраву. Благодарю. Только вот хотелось бы, чтобы не так жёстко и больно было.
– На тебя не угодишь! Зато всю жизнь помнить будешь, что тебя сам Перун милостиво обласкал своей десницей. Честь для воина! Да и не бил я тебя, так, приложился слегка, можно сказать, приласкал. Если бы бил, от тебя одни сапоги и остались бы… и те всмятку. Жёнка, и ты подойди. Да не опасайся ты так, я жёнок не обижаю. Вот, молодец, голову преклони, поглажу по волосам, будет тебе мой дар. Пришла в себя? Ступай к мужу, всё уже. Что замерла? Понравилось? Так и оставайся со мной, зачем тебе этот неумеха? Я же лучше. Что головой мотаешь, что твоя ко… м-да. Не хочешь? Ступай тогда, ступай, да не бойся, хорошо всё будет. Так, заговорился я с вами, а у меня там кони не кормлены. Прощайте.
– Кони? Какие кони?
– Да есть там одни. Мы же тоже меняемся вместе с вами, а иначе опять пропадём. Потом расскажу, ступайте. Или сам узнаешь. Держи крепче свою жёнку, а то потеряешь. Видишь, растерялась от моей милости, ослабла чуток, отстать может.
Взял жену за руку, представил поляну перед храмом Будимира в лесах у Старой Ладоги, моргнул и… очутился перед знакомыми резными дубовыми воротами. Гром метнулся вперёд и сразу же остановился, затормозив лапами, взрывая утоптанный песок. Высокая, мощная фигура волхва привычно подпирала белёсые от времени опорные столбы, седая длинная борода закрывала широкую грудь, одновременно укрывая и сложенные на ней в замок руки. Верховный оттолкнулся плечом от толстого резного бревна, шагнул нам навстречу, зорко всматриваясь в лица, тень улыбки узнавания осветила на мгновение суровое лицо.
– Здравствуй, боярин!
Пошла вторая неделя, как мы гостим у верховного волхва. Событий за время моего отсутствия в княжестве произошло не то что много, а очень много. Просто жизнь не стоит на месте. Самое главное, что наше дело не порушено, государство крепнет, разрастается и укрепляется. У Трувора подрастает сын, уже вовсю бегает по Крому с деревянным мечом. Князь даже на коня его сажал, да маловат он ещё, самому ему не управиться даже со спокойной лошадкой, силёнок пока не хватает. Княгиня, конечно, противится, мол, мал ещё, да кто её в таком деле слушать будет? Кстати, про иноземное происхождение княжеской супружницы давно забыли, никто об этом и не вспоминает, всем она по нраву пришлась. Хорошо живут, до́бро. Порубежные крепости достроили и заложили новые на опасных направлениях. Прихватили ещё кое-какой землицы, но волхв отказался со мной разговаривать на эти темы, мол, сам всё узнаю, когда до Пскова доберусь. Город процветает, торгует и разрастается.
С монахами, теми самыми, которых я тогда привёз с собой из южного похода, обо всём договорились полюбовно. Теперь они тоже в городе живут, поставили новый храм, проводят службы, тесно общаются с Яромиром. Живут скромно, жизненный опыт помог справиться со всеми невзгодами и лишениями.
В моей крепости сейчас всем заправляет Головня со своей женой. Ну, как заправляет? Старшинствует. Созданный нами Совет успешно действует, самые ответственные и важные решения обсуждают и принимают на общем собрании. Вече? И вече есть. Как же без него.
У Синеуса тоже всё хорошо. Первой же зимой приходили в Выборг варяги попробовать крепость на прочность, да обломали зубы. В этой авантюре вместе с варягами в полной мере поучаствовали и окрестные племена. Теперь там тишь да гладь. Спокойно стало в округе. Синеус двинулся на север и вышел к Студёному морю. Закрепил ряд с морскими жителями побережья и теперь скупает у них клык морского зверя, ценные меха и жир. Нашли и железо, о котором я как-то рассказывал, теперь сталь в мастерских получается гораздо твёрже и острее. И самое главное, времени прошло ни много ни мало, а больше десяти лет со времени того дня, как я отправился домой. А у меня там и года не прошло. Парадокс…
Будимир несколько замялся, когда зашёл разговор о Рюрике. Вот в Новгороде не всё хорошо. Нет, тут же поспешил успокоить меня волхв. Живут братья дружно, заповеди дедовского покона соблюдают твёрдо. Только вот неугомонный Олег опять собрался на Киев идти. Уговорил всё-таки Рюрика, получил княжеское разрешение. Осталось с остальными князьями договориться и получить добро верховного князя, которым доныне так и остаётся Трувор. Скоро соберутся князья вместе и будут решать этот вопрос. Нет никакого покоя от этого буйного варяга, всегда найдёт какое-нибудь бедовое занятие на свою беспокойную голову. И ладно бы сам, один своими идеями занимался, так нет, и князя за собой тянет. Даже авторитет верховного волхва для него не авторитет.
– Не дело затевает. Против всех идёт, смуту и раздор между братьями вносит, народ баламутит. Нет для нас на юге ничего интересного, а вот беда может быстро прийти. Обиду хазарам учиним, и мир между нами закончится. Поэтому и позвал тебя, может, хоть ты сумеешь упрямого Олега окоротить.
– А зачем его окорачивать? Пусть уходит. Заодно с ним уйдут и те, кому в княжестве тесно стало, от кого можно беды ждать! – хорошо обдумав услышанное, ошарашил Будимира.
– Так ты же сам сколько раз говорил, что не нужен нам юг? А он нам и так не нужен, у нас всё хорошо, торгуем с Киевом и Смоленском, булгары зерно исправно возят, с хазарами договор о мире и торговле действует, наши струги даже в Царьград ходят за товарами. Люди вздохнули спокойно. Не понимаю тогда тебя.
– Если Олег пойдёт на юг, это не значит, что всё княжество с ним ушло. Это просто один человек со своей дружиной ушёл. Пусть и не простой человек, которого обязательно свяжут с нами, про которого будут думать, что за ним вся наша сила стоит. Пусть так. Нас это ни к чему не обязывает. Пока. Ровно до тех пор, когда эта авантюра у Олега выгорит. Ну, то есть всё у него с его задумками получится. Получится и Киевом овладеть, и земли окрестные под себя подмять. Вот тогда он и попросится под наше крылышко. Некуда ему будет деться. Сил-то у самого явно не хватит от всех отбиться и на киевском престоле удержаться. Это только вначале его никто не тронет, а вот потом… Как только слух пройдёт, что он один и сам по себе, так и полезут его все на прочность проверять, никто такой жирный кусок не отдаст ему просто так. Так что придётся ему отбиваться и от хазар, и от дикой степи. Кто там сейчас голову поднимает, печенеги? Все под стены киевские придут. А нам надо крепко думать, будем ли мы Олегу в таком случае помогать? Надо ли оно нам? То, что Рюрику это будет нужно, понятно. Всё-таки с Олегом будет большая часть его дружины, его люди, опять же родную кровь в беде не оставишь. Надо думать. Ты весточку Трувору послал, чтобы струг за мной отправил в Старую Ладогу? Поговорю с князьями, подумаю, что можно посоветовать. Ты же со мной отправишься?
– С тобой. Давно я не выбирался за стены своего храма. Надо самому посмотреть, чем народ дышит, с людьми поговорить, Совет послушать да тебя заново представить. Все думают, что ты в дальние страны отправился после того, как у меня отучился. Весточку от родичей получил и поспешил уехать, но обещал вернуться. Так мы всем сказали. И боги так велели. Помни об этом.
– И про супругу мою не забывай. Как-то надо будет её князю представить.
– А что её представлять? Супруга и супруга, куда теперь денешься? Присмотрелся я к ней, хорошая тебе подмога в жизни.
– Это да. Вот только к здешней жизни нужно будет привыкнуть.
– Ничего, привыкнет. Ты же привык? Вот то-то. Интересно мне рассказывала про прививки, про эпидемии разные, вот пусть этим и занимается, почёт и уважение ей от людей будет. А мы такое начинание поддержим.
– Хотелось бы. Когда в путь?
– Струг уже должен к Ладоге подплывать, можно завтра с утречка и отправляться. К дубу пойдёшь? С Перуном поздороваться.
– Да поздоровался уже, когда сюда добирался, – поскрёб челюсть под бородой. – От всей души поздоровались. Как-то больше не хочется…
– Нет, всё-таки не воин ты, скорее ремесленник! Был бы воином, так не задумываясь ещё бы попросил! Это же так здорово, когда слышишь вокруг звуки боя, когда лупишь супротивнику в челюсть со всей дури, когда во все стороны разлетаются твои поверженные враги и…
– Сопли! – перебил я внезапно появившегося перед нами Перуна.
– Какие сопли? – опешил бог.
– Которые разлетаются во все стороны от молодецкого удара! – поморгал честными простодушными глазами ему в лицо.
В дверях не смогла сдержаться от смеха так вовремя зашедшая в зал жена и как раз услышавшая этот разговор. Сначала тихонько захихикала, еле сдерживаясь и внимательно наблюдая за растерянным Перуном, а потом засмеялась в полный голос, всё громче и громче с каждым мгновением. Верховный только головой крутил в полной растерянности, наблюдая то за моей женой, то, с опаской, за богом, то с вопросительным недоумением за мной. Я тоже не выдержал и поддержал супругу, засмеялся тихо. Ну, смешно же, в самом-то деле, получилось?
– Это шутка такая. Ты же знаешь, ну не люблю я всех этих драк и сражений. Особенно когда попусту. Лучше миром договориться.
– Это ты варягам расскажи и хазарам, которых на порогах побил. Шутит он… – начал что-то понимать Перун. – Эх, зря мы тогда тебе в храме помогли. Надо было не останавливать Святовида. Не научился ты за языком своим следить.
– Ну, прости, пошутил без задней мысли, слишком уж пафосно ты говорил.
– Это ещё что за слово?
– Ну, слишком торжественно, что ли, переусердствовал, – попробовал объяснить и заодно оправдаться.
– Ладно, боги с вами, то есть я с вами! – махнул Перун рукой, косясь на мою супругу. – Давай о деле поговорим. Что тебе помогли на звёздную дорогу выйти, это ты, надеюсь, понял? Сам бы ещё долго пыжился. Пришлось немного помочь. Для чего, слушайте. Внутри у вас всё хорошо, а вот с запада и со степи опасность приближается, силы пока копит. Ты это и сам знаешь. Время ещё есть, но не так его и много, надо успеть подготовиться. Что делать? А то, что до этого делал. Крепости ставить, заставы передовые, дружины или войско усиливать, обучать. Разберёшься на месте.
– Так всё же у нас хорошо?
– Пока хорошо. Но, если так и будут на месте стоять, добра не будет. Людей начнут угонять в полон, городища жечь. Что это значит? То, что ослабеет княжество, а если людей, живущих по старому покону и славящих своих богов, станет меньше, значит, опять мы силу потеряем, не сможем удержаться на своём месте, отступим перед натиском, и вас, опять же, не сможем защитить.
– Оказывается, как тесно люди и боги между собой связаны… – тихонько пробормотала моя жена в полной тишине.
– И связь эта пропадает, когда верующих в нас становится меньше. Вы поддерживаете нас своей божественной искрой веры, а мы в ответ защищаем вас от тёмных сил.
– А от ошибок?
– Нет. Тут вы сами. Для чего вам свободу выбора дали? Свободу принимать самим свои решения, как жить, что делать и во что верить…
– Но тогда получается, что своим вмешательством вы нарушили эту свободу выбора? – перебил Перуна.
– Нарушили? Скорее, подтолкнули на правильный путь, с которого вас сбили. Сбили, опять же, новые боги, которым вы поперёк горла встали со своим поконом. Наша вина, что не увидели мы вовремя этого, проморгали, потому и сами чуть в небытие не ушли. Пришлось вмешиваться, исправлять свои же и ваши ошибки. Потому и тебе многое прощается в словах и речах дерзких, что заслуга твоя несомненна, а иначе… – грозно нахмурился он в мою сторону.
– А сейчас что, опять развилка?
– А не знаю. От вашего решения всё зависит, что выберете, по какому пути пойдёте. Мы всё, что от нас требовалось, сделали… Тебе вот помогли вернуться… – намекнул ненароком.
– Поня-ятно… А что-то конкретное можешь ещё сказать? Кто, где и когда?
– Нет. Теперь только сами. Теперь всё от вас зависит, будем ли мы и вы живы. Нельзя нам больше вмешиваться, не дадут, присматривают за равновесием.
– Кто?
– А самому подумать? Что ж ты всё подсказок ждёшь? Сам не знаешь, у волхва спроси. Уж он-то тебе в такой малости не откажет.
– Тогда поясни вот что. Сейчас мы с тобой говорим, это разве не вмешательство, не помощь?
– Да когда же ты успокоишься? Когда, прежде чем языком брякнуть, головой думать начнёшь? – рассердился Перун.
– Ага, теперь понял! Тогда последний вопрос. Сейчас последний, – обломал я обрадовавшегося было бога. – Здесь прошло больше десяти лет, пока меня не было. А у нас, там, меньше года. А не получится так, что мы домой вернёмся, а там уже наш сын состарится?
– А что ж его с собой-то не взяли? – начал Перун, да сам себя и оборвал, взглянув в лицо моей супруги. – Ладно, я не ты, глупо шутить не буду. Придётся мне вас потом самому домой возвращать. Должен будешь. И без возражений.
– Так я же для вас и стараюсь… – начал было я.
– Мне передумать?
– Нет, не надо! – поспешил с ответом, поймав грозный взгляд жены. Ничего, этот разговор я ещё продолжу, перевернётся и на нашей улице грузовик с карамельками.
– А ты не бойся, всё хорошо будет, – успокоил Перун напоследок супругу, кивнул на прощание Будимиру, пристально посмотрел на меня, покачал головой, наверное, в ответ на мои мысли и растаял в воздухе.
Пора собираться в дорогу.