Еще я сделаю рывок - читать онлайн

Тебя измены разве что смешат…

Когда не любишь, ты в себе уверен.

Ты равнодушен, не бываешь гневен,

до лампочки, что скажут, как глядят.

Приходит время: хочется опять

почувствовать, как мир вокруг чудесен.

Любовный без любви напиток пресен.

Ну что ж, вперед, довольно отступать.

Боюсь вначале, что не полюблю,

спугну любовь, не дав цветку раскрыться.

А полюбив, себя на том ловлю,

что вновь боюсь, теперь уж оступиться.

Любить всем сердцем, на пределе сил —

довериться, оставшись без защиты.

И если б мог я, только б так и жил,

не злясь и не копя в душе обиды.

Финал не нов: любимой не любим.

Ее любовь – мое воображенье.

Открылась ложь в минуту откровенья.

Растаял грез печально-сладкий дым.

Не захлебнулся как в потоке лжи,

глотнув изрядно?.. – Редкая удача.

Вот это жизнь! Вот это виражи!

Смеюсь, благодарю за все и плачу.

Ну сколько можно шишки набивать?!

Давно не мальчик, опытный повеса.

А стоит ли так сильно горевать?!

В приятных грез закутавшись завесу

Желанье б было, влюбишься опять…

Была б охота, влюбишься опять…

Когда-нибудь ты влюбишься опять…

Увлекаюсь непрестанно и ищу

новизны и острых ощущений.

Каждый раз себя надеждой тщу

что достигну пика наслаждений.

Только вновь и вновь мечты вразнос,

только снова разочарованье.

Ни один роман мне не принес

ни любви, ни сильного желанья.

Серо, скучно, буднично и сыро…

Лишь когда напьешься посильней,

лишь тогда безумного эфира

на губах почувствуешь елей.

Но недолго розовое зренье…

И когда полночный кайф пройдет,

начинают мучить угрызенья…

В этот год мне явно не везет.

Нет хорошего в ней ничего,

почему-то меня зацепила.

Всякий раз удивляюсь, с чего

возникает «подъемная сила».

Ни лица, ни фигурки какой,

сразу видно – ошибка природы.

В первый раз подходил «как святой

принимать у отверженной роды».

Мне кажется, люблю и ту, и эту.

Вот не гадал, что можно двух любить.

Мир выткан красками добра и света…

я счастлив… я растерян… как же быть?!

Амур, должно быть, надо мной смеется:

то ни одной, то сразу две любви.

При встрече с первой сердце жарко бьется,

вторая будоражит ток крови.

Так не бывает, скажете?.. Бывает.

На радость только или на беду?

Меня ведь обе любят. Кто же знает,

кого в конце концов я предпочту?

К какому берегу ладью направлю,

кого единственною назову?

Но если, не дай бог, не ту оставлю,

не ту в шалаш зеленый позову?

Набатом в мозг стучит преданий память:

влюбился в двух – хорошего не жди,

змей-искуситель всё равно обманет…

то шепчет он: «Не ту берешь, пожди»,

то говорит мне: «Не копай глубоко.

Ведь если долго будешь выбирать,

лишишься всех, любовь к таким жестока.

Проснешься ты, она заляжет спать».

О, вечный выбор! Кто же снимет с мели?

«Уверенность в себе, куда же ты?»

«Мораль гласит: одну люби в постели,

я к отступленью наводить мосты.

А впрочем, в жизни всякое бывает.

Мораль моралью – это полбеды.

Законы двух любить не дозволяют».

«Проклятье мне!.. Читаешь мысли ты?»

«За многоженство в наше время судят».

О, дьявольское наважденье! Сгинь!

Одна простит, другая позабудет.

Бегу… решился… Господи! Аминь!

Отчего печален ныне?

Отчего тревожно мне?

Где ты, радость, на вершине?

Где ты, счастье, в глубине?

Ни того и ни другого мне не надо.

Я не рвач.

Мне б спокойствие – отрада.

Я устал носиться вскачь.

Мчал галопом мимо милых:

Рано, мол, сходить с коня.

Не заметил, что не в силах

Конь уже нести меня.

Я один. Нет рядом кралей.

Обманулся без вины.

Оглянулся: подобрали

Их другие скакуны.

От любви вкусил немного

(стать счастливым был не прочь).

Запросился конь в дорогу,

На дыбы – и канул в ночь.

Дальше, дальше… эка жалость…

Мир большой, их до черта!

Вышло, что ошибся малость,

Что единственная – та.

Понял вдруг: былая доля —

Жизнь что вихрь в солончаках.

Потому теперь без дома,

Без друзей, в чужих краях.

Разбросал друзей по свету,

Никого вокруг меня.

По всему, – придется к лету

Разворачивать коня.

А друзья (уверен в этом)

Меня рады повидать.

Нет, не зря скитался где-то.

В гости, песня недопета.

Отдохну. А там? Как знать.

Мудрая, что главное,

А по виду – так…

Добрая и славная,

Отважная, как

Насреддин и Робин Гуд,

Откроет двери…

Все что-то про нее лгут,

А я не верю…

Скажи мне «да»… я погибаю

судьбой влекомый в никуда.

Звездой падучею сгораю.

Спаси! Одно лишь слово – «да».

Отринь гордыню! Умирает

душа без твоего тепла.

Прости! Поверь! Я умоляю,

в последний раз скажи мне «да».

Я брошу все, мечту оставлю,

с тобою б только быть всегда.

Быть лучше всех себя заставлю.

Верни потерянное «да».

Напрасный труд… Все понимаю,

но отказаться не могу.

Надеждой сердце согреваю.

Скажи мне «да»… люблю и жду…

Я помню все наши встречи:

Прогулки, вечерний сад,

О жизни и смерти речи,

Мечты, твой влюбленный взгляд.

Нас как магнитом тянуло

Юных, счастливых, слепых.

Весна «любите» шепнула,

Сделав родными чужих.

Если б она только знала,

На что обрекает нас:

Адские муки, скандалы,

Шипенье ревнивых фраз.

И все-таки ты любила…

Все было у нас с тобой…

Свет яркий любви затмила

Тайна интрижки пустой…

Ругай, говорил тебе, бей,

Если так худо вышло.

Черным мыслям, просил, не верь,

И «уходи» услышал.

Домой, к чертовой матери

От этих треволнений.

Словом – дорога скатертью,

И никаких сомнений.

Хворал и криком исходил

Полгода при народе.

Отмяк потом… отголосил…

Расслабился… свободен.

Отболела на сердце рана.

Хоть не любится ни одна,

Но дышать как-то легче стало,

И глядят на других глаза.

Долго вновь полюбить не сумею,

Успокоиться нужен срок,

Превозмочь любимой потерю,

Удержать которую не смог.

А хотел ли? Что ж притворяться?

Правде раз хоть взгляни в лицо.

Легче легкого потеряться:

Обмануть себя самого.

Сам, решив поспорить с любовью,

Чувствам волю продиктовать,

Оторвал любимую с кровью,

Чтоб свободы не потерять.

Всех сильнее хотел быть и выше,

А взлетел и тут же упал.

Видно, рожей и ростом не вышел

Доморощенный Дон Гуан.

Остается единственный выход:

Чувства в ящик, а на нос грим.

Вы готовы, маэстро? Ваш выход,

Новорожденный Арлекин.

Вот откуда в веселье дикость,

Юмор страшный, разгул, вино,

В горло въевшаяся болтливость —

Шут на дыбе… а всем смешно.

Маска давит? Немного больно?

Знай сильнее себя бичуй!

Ты поставил глухие заслоны

Состраданью и жалости чунь.

От тебя им светло и уютно.

Слышишь всюду: «Вот это ас!»

Недотепы! Ведь асу жутко,

Потому и смешит он вас.

И плевать ему на веселье,

На улыбки ваши начхать.

Он упал. Глубины паденья

Вам, не падавшим, не понять.

От кривляния сердце рвется,

А он хочет еще больней.

Над собою презренным смеется,

Яд ехидства вливает в друзей.

– Друг, скажи мне, собой доволен?

Вой в ответ и гримаса стыда.

– Милый мой! Что с тобою? Ты болен?

Дикий хохот… и тихое – «да».

Самым близким, себе сделать больно.

Улыбнуться, увидев закат мечты.

Не со зла, просто так вдруг обидеть кого-то невольно,

уронить и поднять.

Да, на это способен ты.

Не дано полюбить без огляда —

обделил Создатель добром.

Роешь в душах любимых лопатой,

сам закрылся железным щитом.

Боже мой! Себя понимаешь?

Разве можно так дальше жить?!

Люди, милые! Как?! Не знаешь,

Как паскудство в душе убить.

Ресторан, нетрезвый шалман,

публика разношерстная,

люстры, свет, вино и бокал,

музыка несерьезная.

Столик, танцы, цыгане, зал,

снятое напряжение,

лица, встречи, взглядов накал,

женское притяжение.

Не отвести друг от друга глаз —

вспышка… разряд… улыбка.

Я разглядел в конце зала вас —

радость… испуг… ошибка?

Робкий кивок и ответный взмах —

чуть приоткрылись дверцы.

Встали, друг к другу направив шаг,

взгляды впуская в сердце.

Медленный танец. – Кто ты? – Любовь.

– Я это понял сразу.

Сашенька. – Кира. Приподнял бровь:

– Даже не слышал ни разу.

– Папа назвал. Он оригинал…

в честь коммуниста Кирова.

– Знаешь, мне нравится, – я сказал.

Смех зазвучал как лира.

– Как мы друг друга нашли с тобой?

Молча ко мне прижалась.

Нежность в душе, истома, покой —

и никого не осталось.

Словно одни парим в высоте.

Шума не слышно. Глушь.

Музыка лишь в святой немоте

и единение душ.

И прикоснулись уста к устам,

выпить готовые боль —

взлет на мгновение к небесам,

и возвращения соль.

Музыка стихла. Люди снуют,

бережно нас обходя.

Кто-то завидует, те жуют,

третьи, с восторгом глядя,

рады за нас. Я и сам хмельной!

Схлынул поклонников вал,

вившихся возле Киры толпой…

и мы покидаем зал.

– Где ты был, когда мне было двадцать лет?

Где ты был, когда я девственной была?

– Верности другой хранил обет.

Та другая сына родила.

– С той поры прошло всего пять лет.

Почему другая не мила?

– Мы гордыне не сказали «нет»,

А любовь взбрыкнула и ушла.

– Милый мальчик, я тебя люблю.

Может, та же и судьба моя?

– Девочка, одежды обновлю,

Но любови не приказываю я.

………………………

– Я моложе вас на целых двадцать лет.

Почему вы обижаете меня?

– Для меня любовь – в окошке яркий свет,

Впрочем, дыма не бывает без огня.

Приласкай меня, приголубь,

я так долго этого жду.

Языком коснись моих губ,

на край света с тобой пойду.

Ты скажи, что любишь меня,

что тебе я нужнее всех.

Я поверю, верность храня,

хоть короток девичий век.

Не бросай меня и прости

за истерики и за крик…

Отпусти меня, отпусти…

ненавижу за твой язык,

за обиды, за пустоту,

что пригоршнями раздаешь,

за душевную маету,

что не ставишь меня ни в грош,

за измены, за слезы, за…

Вот опять ты нахмурил бровь,

надвигается вновь гроза,

закипает и стынет кровь.

Я не буду, угомонюсь,

стисну зубы, перетерплю.

Без тебя остаться боюсь,

слишком сильно тебя люблю.

Обманувши всех на свете

и себя перехитрив,

я очнулся на рассвете

в шалаше из прутьев ив.

Нет ни терема, ни дома,

ни друзей и ни врагов…

Ситуация знакома

до «потения зубов».

Тридцать семь – и все сначала?

Худо это или нет?

Одна бабушка сказала:

– Дам тебе, сынок, совет.

Бабий ум короток очень,

виноватым будешь ты.

Утро мудренее ночи.

Свет трезвее темноты.

– Бабка! Чертова старуха.

Я не понял твой совет.

И сказала бабка глухо:

– Ты не слушай бабий бред.

Сам решай: рубить канаты

иль воспитывать детей.

Выбирай: родная хата

или дебри миражей.

Тридцать семь – роковая дата.

Я итожу прожитые дни.

К настоящим пришла расплата,

и шагнули в бессмертье они.

А к таким, как я, не подходит,

не желает руки марать.

Жилы тянет, кругами бродит,

заставляет меня выбирать.

Я влюбился. Она, наверно, —

о которой всю жизнь мечтал.

Просто – радостно… сложно – скверно…

Я совсем себя потерял.

Когда люблю, я сильно мучусь,

терзаем страхами…

Мерещатся обиды мне,

измены, пораженья…

Страшусь разлук,

боюсь интриг и сплетен…

Я наделен больным воображеньем.

Адреналина явно выше нормы,

и грудь горит огнем…

Бессонница… и мозг

рождает непрестанно сцены,

видения, фантазии, полеты

в настолько ярких красках…

Я бодрствую во сне,

я грежу наяву…

Любим ли я?

Боюсь. Когда любимой нет,

вкривь мысли катятся,

в мозгу рождают дикий бред,

тревог сумятицу.

О, дар богов! Люблю всерьез,

хочу жениться.

Судьба мне тычет кукиш в нос,

костьми ложится.

Удар опять в который раз

наносит в спину

и выжидает, щуря глаз,

когда загину

Готов я был весь мир обнять,

теперь же трушу

на девушку глаза поднять —

грехи наружу.

Откликнулась, не надо звать,

рать из болота,

куда по дури угадать —

была б охота.

Во сне мечусь. Сам виноват:

где тонко – рвется.

Днем ловлю взгляд, лгу невпопад —

вдруг обойдется?

Узлы вязать на всякий раз

я не умею.

Жил на авось. Любил на час.

Пришлось – жалею.

Коль повезет: шанс выдаст рать

с ней побороться.

Мой первый ход – себя достать

со дна колодца,

на ноги встать и устоять.

Тогда посмею

при всех ее к груди прижать,

назвать своею.

Рать предо мной стоит грозна,

раскинув сетку:

больница, память, тайна дна

и небо в клетку.

Дорога лентой узкою

стремится вдоль села.

Подсолнух девка лузгает…

трухлявая изба…

березки к небу тянутся…

проселочная пыль…

и тучи надвигаются,

заглатывая синь.

Жалеть себя не хочется,

Лишь хочется забыть

подругу – ту, что мучится,

пытаясь разлюбить.

Судьбою были связаны,

казалось, навсегда,

но рядом быть заказаны

и радость, и беда.

И ты, проклятьем меченый

всю жизнь любимым быть

той, самому которую

вовек не разлюбить,

лежишь сопревшим колосом

на грозовом ветру

с соломой прошлогоднею

в заброшенном стогу.

И над тобой ни проблеска,

и даже дождь не льет,

огонь нигде не светится,

надежд не подает.

Что тьма, сгустившись вкруг села,

тоска обхватом грудь.

Кричать? Бежать? К чему? Куда?

Не лучше ли уснуть…

Чего хотел, и сам не знал,

гадая: да иль нет?

Теперь же знаешь, но пропал

мерцавший прежде свет.

Себя винить – в том проку нет,

других винить – вдвойне…

На жизнь свалить всю горечь бед?

А легче ли тебе?..

Все друзья по жизни ловеласы,

трахают для счета и клеймят.

Получают удовольствий массу,

так во всяком разе говорят.

Только я не из этой породы,

без любви мне даже секс не мил.

– Ты, должно быть, ошибка природы.

– Нет, таким Всевышний сотворил.

До чего ж вы мне опротивели

все, кто не был со мной и был,

ваши души продажные влили

яд в мои обожанье и пыл.

Правда, есть одно исключение…

Только вот поражен я тем,

что пример единственной Женни,

жизнь ее заслугою всем.

Пыль в глаза вы пускать умеете,

в этом трудно вам отказать,

ярлыков себе понаклеите,

впору лики святых писать.

Только этим вы и загадочны,

как сказал однажды поэт

(вряд ли умный, скорей припадочный),

ослепленный тем, чего нет.

Восхищаться можно лишь формами,

что природою вам даны,

только в них красота, гармония,

ощущение новизны.

Мысли ж ваши скудны и убоги,

жизни смысл – тряпье да постель.

Вы добры: утешеньем многим

щедрость душ, обнаженность тел.

А число утешаемых каждой?

Необъятность души видна.

Прав, кто хвалит вас. Прав, кто скажет:

– Дорогие! Грош вам цена!

Как ты смотришь на нее – словно на подарок,

и возможно, женишься даже по любви…

Путь челна семейного не бывает гладок:

в общем, раньше времени Бога не гневи.

Бабы в большинстве своем – сущие мегеры,

только с виду миром мазаны одним…

Но подруга от жены, что кошка от пантеры —

той заласкан, а другой без конца браним.

Непонятнее всего, как же уживаются

и подруга и жена в едином лице…

Стоит только под венец – сразу изменяется,

выпускает жало с ядом на конце.

Женщина по сути, что паук всеядный

(оболочка – прелесть, что ни говори),

а мужик, как муха в паутине мятной:

заманили фантиком – а что там внутри?!

Любовь из глаз его сочилась.

Юпитер обещал помочь…

Да или нет? Она решилась,

Откинула сомненья прочь.

Что с добродетелью случилось?

Как необычна эта ночь!..

А просто Людочка влюбилась.

Любовь из глаз ее сочилась.

Юбчонка спала под кровать.

Да или нет? Она смутилась…

А дальше вам не надо знать.

Людочка, милая, как ты живешь?

Лучше меня, я надеюсь.

Мне будто в спину вонзили нож,

ранили душу, не целясь.

Поздно я понял, что ты права:

сильно нельзя разгораться…

А я – бензин на сухие дрова…

Знал ведь – придется расстаться.

Муторно, страшно, опустошен,

сам я себе не нужен.

Боже, как больно! Внутренний стон

рвет мне на части душу.

Я благодарен судьбе за дни —

те, что провел с тобою.

Верю, что вновь повторятся они.

Жить ради этого стоит.

Перегон «Волово – Узловая»,

а другой – от Узловой до Тулы.

Ничего от жизни не желая,

едешь ты и стискиваешь скулы.

Ты любим, но в этом проку мало,

потому что сам, увы, не любишь.

Каждый раз в нее вонзая жало,

и ее ты, и себя ты губишь.

А она обманываться рада,

каждый твой приезд – частичка счастья.

И не в силах повернуться задом,

ты изображаешь силу страсти.

В этом нет ни подлости, ни фальши,

и пока мужчины званье носишь,

ты продолжишь отношенья дальше,

не уйдешь, не убежишь, не бросишь.

Я тебя люблю,

о тебе молю,

я тобой дышу

и с тобой грешу.

Пусть моя любовь

греет твою кровь,

Пару сохранит

от пустых обид.

Я хочу любить,

с тобой рядом быть,

любви воздух пить

и себя дарить.

Растворюсь в тебе

и в твоей судьбе…

Знаю, нельзя так,

по другому – как?

Так нельзя любить,

так опасно жить,

но пройти весь путь

я готов рискнуть.

Ничего не жаль…

голубая даль

манит и зовет,

за собой ведет.

Что ждет впереди —

мозг не береди.

Счастлив будь сейчас,

как в последний раз.

Если буду знать —

мне несчастным стать,

что любовь пройдет,

превратится в лед,

я не отступлю,

я сейчас люблю,

что Бог даст и дал,

принимаю в дар.