5

ОБЪЯВЛЕНИЯ
Знакомства

ДЕВУШКА ИЗ ПОЕЗДА «КЬЮ» – ты азиатка с короткой стрижкой 20–30 лет, которая ездит на «Кью» из Манхэттена в Бруклин по четвергам днем? Ты носишь черную кожаную куртку? Тебе нравится, когда тебя балуют? Одна богатая пожилая бизнесвумен может обеспечить тебе жизнь, полную чувственности и роскоши. А/я 2348, Квинс, Нью-Йорк, 11101. 18.10.1983 г.

Нико описывал бар, в котором он работает, столько раз, что Огаст занесла его в раздел Важных мест Бруклина: спуститься под книжный магазин по скрипучей металлической лестнице, которая грозит уронить ее в темные недра города. У нее в руке кофе для подкупа, и, к счастью, девушка, проверяющая документы на входе, ничего про него не говорит.

Она не может поверить, что работает над делом. И совсем не может поверить, что собирается совершить то, что ее мама поклялась повторить только через собственный труп, – проконсультироваться с экстрасенсом.

«Слинки» – это именно тот тип места, в котором, по ее представлениям, Нико и должен работать. Вся комната залита кроваво-красным светом, над баром, который даже издалека выглядит липким, висит гирлянда. Большая часть пола занята круглыми чайными столами, окруженными мягкими диванами изогнутой формы из потертой фиолетовой кожи, залатанной тканью со всевозможными рисунками, начиная от звездной галактики и заканчивая пикниковой клеткой. Завершающий штрих – потолок, украшенный сотнями пар детских трусишек, боксеров, кружевных трусиков, странным лифчиком или каким-то другим предметом белья, свисающим с балки.

Нико стоит за барной стойкой, в джинсовой жилетке, открывающей его руки в татуировках. Он улыбается с куриным крылышком во рту, когда видит Огаст.

– Огаст! – Он доедает крылышко и как ни в чем не бывало сует кости в карман жилетки. Огаст решает не спрашивать. – Рад тебя видеть! Привет!

Она осторожно подходит к сверкающему барному стулу, метаясь между десятком вступительных фраз: «была акция “два по цене одного”», «бариста случайно сделал мне двойной заказ», «вампиры существуют?» – пока не сдается и не ставит кофе на стойку.

– Я взяла тебе кофе, – говорит Огаст. – Я знаю, что такое ночные смены.

Он по-совиному моргает через круглые желтые очки.

– Подарок от Огаст? Какого бога я умаслил?

– Я не такая неприступная.

Он загадочно улыбается.

– Конечно, нет.

– Тебе же нравится лаванда, верно? – говорит Огаст. – В «Бин энд Берн» есть лавандово-медовый латте и… не знаю, я подумала о тебе. Я могу… выбросить его, если ты такое не любишь.

– Нет-нет! – говорит Нико. Он берет стаканчик и нюхает его. – Но мы все-таки потом обсудим твой претенциозный выбор кофейни. Тут напротив есть заведение с идеальным сочетанием жареного цыпленка и пончиков, где берут пятьдесят центов за стакан.

– Ладно. – Огаст нетерпелива. – Можно задать тебе вопрос?

– Если он о нижнем белье на потолке, – говорит Нико, отворачиваясь и доставая пару бутылок, – это началось, когда один парень оставил в туалете трусы, и теперь люди так и продолжают их приносить, а владелец думает, что это забавно.

Огаст поднимает взгляд на одни из трусов – мультяшные зубы в области паха, надпись «ВЫПУСТИ ЗВЕРЯ» сзади – и переводит обратно на Нико. Он расставил на своем рабочем месте три бутылки и смешивает горсть трав и ягод.

– Я не об этом хотела спросить, но буду знать.

– А, – говорит Нико, подмигивая, и Огаст понимает, что он и так знал. Дурацкие экстрасенсы. Она до сих пор не уверена, что верит в то, что он что-то знает, но у нее нет другого выбора, кроме как ему поверить.

– Что ж… – продолжает она. – Твой род занятий… ты знаешь о, ну… сверхъестественных вещах?

Загадочная улыбка Нико возвращается.

– Да?

– Например… – Огаст решает не менять свое выражение лица. – О существах?

– Ох, я уже в восторге, – с готовностью говорит Нико. – О каких существах?

– Знаешь что? – говорит она, слезая со стула. – Это безумие какое-то. Забудь.

Огаст, – говорит он, и это не поддразнивание, не извинение и даже не попытка заставить ее остаться. Он всегда так произносит ее имя, мягко и сочувственно, как будто знает о ней то, чего не знает она. Она садится обратно и зарывается лицом в рукава свитера.

– Ладно, хорошо, – говорит она. – Помнишь ту девушку, о которой я вам рассказывала? Которую я пригласила на свидание?

Нико ничего не говорит. Когда она поднимает взгляд, он продолжает отмерять ликеры.

– Ее зовут Джейн. Она ездит тем же поездом, что и я. «Кью», каждое утро и каждый полдень. Сначала я думала, типа «ого, да уж, безумное совпадение, но наверняка у кучи людей одинаковые маршруты, и…» я очень старалась сесть на тот же поезд, что и она, и это, как я сейчас понимаю, похоже на преследование, но клянусь, я не вела себя странно – в общем, сегодня на работе я нашла это.

Она пододвигает фото к противоположному краю бара, и Нико поднимает свои солнечные очки на лоб, чтобы его рассмотреть.

– Это она, – говорит Огаст, показывая пальцем. – Я на тысячу процентов уверена, что это она. У нее те же татуировки. – Она смотрит на него. – Нико, это фотография со дня открытия «Билли». Лето 1976-го. Она за сорок пять лет не постарела. Мне кажется, она…

Дребезжание коктейльного шейкера Нико прерывает ее на середине фразы, заглушая ее голос, и он дергает бровями, пока очки не падают ему обратно на нос.

Когда-нибудь Огаст надерет ему задницу.

Ей приходится ждать целых тридцать секунд, пока он снимает крышку с шейкера и наливает напиток в стакан, чтобы договорить.

– Мне кажется, она не… человек.

Нико пододвигает к ней напиток.

– Ежевично-мятный мул. За счет заведения. Кто она, по-твоему?

Ей придется сказать это вслух, да? Белла Свон, сожри свое маленькое похотливое мормонское сердце.

– Мне кажется, она может быть… вампиром? – Нико изгибает бровь, и она опять зарывается лицом в рукава. – Я же говорила, что это безумие!

– Это не безумие! – отвечает он со смешком в голосе, но он не звучит как насмешка. Нико никогда не бывает таким. – Как только ты влез на ту сторону, очень легко начать видеть вещи не из нашего мира. Например, Уэс. Его никогда не видно, живет по ночам, выскакивает из ниоткуда, чтобы собрать стол или починить окно. Я где-то неделю после того, как мы съехались, думал, что он домовой. Но, насколько я знаю, домовых не бывает, как и вампиров.

Огаст поднимает голову.

– Ясно. Конечно. Я идиотка.

– Ну, – говорит Нико, – она не вампир. Но она может быть мертвой.

Огаст застывает.

– В смысле?

– Похоже, она призрак, – объясняет он. – Очень… сильный. Она может даже не знать, что она…

– Привидение? – беспомощно заканчивает Огаст. Нико строит сочувственную гримасу. – О боже, то есть она мертва? И не знает, что она мертва? Я не могу даже позвать ее на свидание, как я должна сказать ей, что она мертва?

– Так, подожди. Нельзя просто кому-то сказать, что он мертв. Мы сначала должны убедиться, что она мертва.

– Ясно. Ладно. Как это сделать? – Она вытащила телефон и уже гуглит «как сказать кому-то, что он привидение». Похоже, для этого даже есть скидочный купон. – Стой. Офигеть. Она всегда носит одни и те же вещи.

– Ты только сейчас заметила, что у нее не меняется одежда?

– Я не знаю! У нее рваные джинсы и кожаная куртка! У всех лесбиянок, которых я встречала, такая одежда!

– Ха. Хорошо подмечено, – задумчиво говорит Нико. – Ты когда-нибудь ее касалась?

– Да…

– И как это было по ощущениям? Холодно?

– Нет, наоборот. Прям… очень тепло. Иногда наэлектризовано. Словно удар током.

– Хм-м. интересно. Ты единственная, кто ее видит?

– Нет, она все время разговаривает с людьми в поезде.

– Ясно, ты когда-нибудь видела, как она чего-то или кого-то касается?

– Да, у нее есть… рюкзак, полный всякого, и она давала мне из него вещи: жвачку, шарф. Один раз она наклеила пластырь ребенку, который ободрал коленку на лестнице.

Он подпирает подбородок рукой.

– Мило. Может, полтергейст. Милый полтергейст. Можно мне с ней познакомиться?

Огаст резко поднимает взгляд от телефона.

– Что?

– Ну, если бы я ее встретил, то смог бы лучше почувствовать, что она такое, по эту она сторону или нет, или где-то посередине. Понадобится всего несколько вопросов. Может быть, легкий физический контакт. – Она пытается это представить: Нико, весь такой, какой он есть, кладет руку Джейн на плечо: «Привет, как ты? Мне кажется, ты можешь быть потерянной душой, застрявшей в метро-чистилище».

– Ты же сказал, что не хочешь ее пугать.

– Я так не говорил. Я сказал, что нельзя говорить кому-то, что он мертв, если ты не уверен, что он мертв. Очень плохая энергия.

– Что ты у нее спросишь?

– Не знаю. Зависит от того, как все будет ощущаться.

Огаст скрипит зубами.

– Неужели нельзя сначала сделать что-нибудь другое? Например… может, мне насыпать вокруг нее кольцо из соли, или побрызгать на нее святой водой, или что-то подобное? Но как бы незаметно?

– Мы с тобой совсем по-разному понимаем незаметность, – замечает Нико. – Но мы могли бы провести спиритический сеанс.

Огаст почти слышит, как ее мать злобно смеется, поедая свой полуфабрикат в другом часовом поясе.

– Спиритический… сеанс?

– Да, – небрежно говорит он. – Поговорить с ней. Если она привидение, то должна появиться, и бум, мы все узнаем.

– А если ничего не произойдет, мы сможем исключить то, что она привидение?

– Да.

И Огаст Лэндри, ведущий мировой скептик, открывает рот и говорит:

– Ладно, давай проведем спиритический сеанс.

– Класс, – говорит Нико. Он вытащил из кармана зубочистку и теперь жует ее, протирая стойку. – Да, и еще, нам понадобится больше людей, поэтому нужно будет попросить Майлу и Уэса. Мы сможем сделать это в магазине после закрытия. Правда, мне не нравится сейчас положение луны, поэтому давай сделаем это послезавтра. У тебя есть какая-то ее вещь?

– Хм, – говорит Огаст, – вообще-то да. Она дала мне шарф.

– Подойдет.

Она наклоняется, чтобы сделать глоток своего напитка, и тут же давится.

– Господи, это отвратительно. Ты ужасный бармен.

Нико смеется.

– Майла пыталась тебя предупредить.


– Итак, – говорит Уэс. Он смотрит, как Огаст погружает свою картошку фри в острый соус, с надменным выражением лица. – Ты собрала нас здесь сегодня, чтобы сказать, что запала на привидение.

– Господи, можно потише? – шипит Огаст, косясь на Уинфилда, когда он проходит мимо их столика. Она должна была понимать, что не стоило выдавать подобную информацию после смены и думать, что эта группа правонарушителей будет вести себя осторожно. – Я тут работаю.

– Стой, то есть… – встревает Майла. – Она правда тут работала? Когда тут только открылось? И теперь она ездит в метро и выглядит точно так же?

– Да.

Она откидывается назад на диване с горящими глазами.

– Поверить не могу, что ты приехала в Нью-Йорк месяц назад и уже нашла крутейшего человека во всем городе. Прямо из «Назад в будущее».

– У нас тут больше пересечение «Привидения» и «Квантового скачка», – замечает Огаст. – Но суть не в этом.

– Суть в том, – говорит Нико, – что мы хотим провести сеанс, чтобы прочувствовать ситуацию. И мы будем очень рады, если вы поможете.

Итак, они вчетвером субботним вечером сбиваются в кучку на Черч-стрит, стараясь выглядеть маленькими и незаметными перед запертой дверью «Мисс Айви».

– Хочешь, чтобы я его взломала? – спрашивает Огаст, нервно оглядывая улицу.

– Что? Взломала замок? – говорит Уэс. – Что ты за дикаренок? Ты Джессика Джонс?

– Мы не будем ничего взламывать, – говорит Нико. – У меня есть ключ. Где-то.

Огаст поворачивается к Майле и втягивает воздух.

– Ты пахнешь как МакРиб[18].

– Что?

– Ну, знаешь, дымом.

Майла тычет Уэса локтем в ребра.

Кое-кто забыл сегодня свой обед в духовке, и мне пришлось тушить кухонный пожар, – говорит она. – Мы буквально в одном пожаре от того, чтобы лишиться нашего залога.

– Мы лишились залога, когда ты взяла на себя замену проводки во всей квартире, – отвечает Уэс.

Нико хмыкает себе под нос. Он перебирает связку ключей в тусклом свечении уличных фонарей. Огаст задается вопросом, для чего все эти ключи, – зная Нико, он наверняка выпросил себе ключи от половины магазинов растений и дешевых баров в Бруклине.

– Смешно, что у нашей квартиры вообще был залог, – говорит Огаст. – Духовка даже не нагревается выше ста восьмидесяти.

– А до того как я сменила у нее проводку, она не нагревалась выше семидесяти, – говорит Майла.

– Уэс?

Они вчетвером подпрыгивают, как Скуби-Ду и банда, пойманные с поличным. Нико по регламенту нельзя пользоваться ключом для общения с мертвыми вне рабочей смены. В общем, никаких личных вызовов – нельзя, чтобы их поймали.

Но это всего лишь Исайя, возвращающийся с концерта, судя по переброшенному через плечо вещевому мешку и размазанной подводке. Огаст впервые увидела его не в образе драг-квин. В футболке и джинсах он очень похож на скрывающегося супергероя.

– Исайя, – говорит Уэс. Нико возвращается к поискам нужного ключа. – Привет.

Даже в темноте улицы явно видно, что Уэс краснеет под своими веснушками. Как сказал бы Нико, это интересно.

– Привет, эй… что вы делаете? – спрашивает Исайя.

– Эм… – запинается Уэс.

Нико оглядывается через плечо и непринужденно говорит:

– Спиритический сеанс.

Уэс явно приходит в ужас, но Исайя заинтригован.

– Ни фига себе.

– Хочешь присоединиться? – говорит Нико. – У меня сегодня хорошие ощущения от числа «пять».

– Конечно… – Исайя поворачивается, обращаясь к ожидающему его парню. – Доберешься до дома?

– Не переживай, детка, – говорит парень. Он машет и направляется к ближайшей станции метро.

– Кто это был? – говорит Уэс, очень явно стараясь звучать так, будто ему абсолютно все равно.

Исайя ухмыляется.

– Это моя новая драг-дочь. Только вылупившийся малыш. Выступает под именем «Сара Тонин».

Майла смеется.

– Гениально.

– Ага! – восклицает победно Нико, и дверь в магазин распахивается.

Нико не включает основной свет и целенаправленно движется по магазину, зажигая свечки, пока свечение не смешивается с лунным светом и тусклым от уличных фонарей. Помещение заставлено шкафами, полными камней, связками трав, черепами животных и бутылками с домашними настойками Нико. Одна шаткая полка прогибается под сотнями бутылок и банок, большинство из которых наполнены мутным маслом и подписаны «БЫСТРАЯ УДАЧА» и «КРОВЬ ДРАКОНА». Есть и коллекция свечей с карточками, объясняющими их использование. Ближайшая к Огаст – либо для воссоединения с прошлой любовью, либо для увеличения пениса. Наверно, ей стоит сменить очки.

– А… это… общий сеанс? – говорит Исайя. Он на другой стороне комнаты изучает банку с зубами. – Или мы хотим поговорить с кем-то конкретным?

И теперь на месте Уэса оказывается Огаст, надеясь, что Нико не выдаст правду.

– Мы устраиваем сеанс, чтобы установить контакт с девушкой, на которую запала Огаст, – говорит Нико, выдавая правду.

– Пожалуйста, сэр, – говорит Майла с ужасным южным акцентом. – Это моя девушка, она очень мертвая.

Огаст задумывается о том, чтобы опрокинуть на себя полку с зельями и покончить с этим всем.

– Спасибо вам за то, что выставили меня похожей на некрофилку.

– Знаешь, когда мы познакомились, мне показалось, что ты немного с перчинкой, – говорит Исайя, восприняв все это с невозмутимостью.

– Мы не знаем, мертва ли она, – говорит Огаст. – Просто так получилось, что она не состарилась с 1976 года.

– Мы, в общем-то, так и сказали, – говорит Нико. – Следуйте за мной.

В задней части находится крошечная комнатка с круглым столом, покрытым той же тяжелой черной тканью, как и стены вокруг. Его окружают маленькие пуфики, а сверху лежит блестящий прозрачный шарф, фиолетовый и сверкающий в тусклом свете, с подмигивающими им золотыми спиралями и серебряными звездами.

Нико уже зажег связку шалфея и положил ее тлеть в миску-ракушку. Он аккуратно раскладывает на столе ладан и кольцо из кристаллов вокруг высоких белых свечей – тех, которые можно увидеть в католической церкви, когда возносишь молитву Деве Марии, вот только Огаст тут единственная девственница, и она сомневается, что молитвы, обращенные к Деве Марии, как-то помогут.

– Присаживайтесь, – говорит Нико. Он держит между зубов использованную спичку, а между пальцев – зажженную. Огаст никогда не видела его настолько в своей стихии. Майла выглядит возбужденной.

– Как все будет происходить? – спрашивает Огаст.

– Мы попытаемся вызвать дух Джейн, – говорит Нико. – Если она мертва, то она должна суметь спроецироваться сюда и поговорить с нами, и тогда мы будем знать точно. А если не мертва, что ж. Наверно, тогда ничего не случится.

– Наверно?

– Может появиться что-то другое, – говорит он, с непринужденностью поджигая еще одну спичку, как будто он не предположил только что, что какая-то неизвестная сила из потустороннего мира может пробитлджюситься[19] в комнату и провести по ним своими дьявольскими ручонками. – Такое случается. Если открываешь дверь, то через нее может пройти все что угодно. Но все будет в порядке.

– Ей-богу, если меня убьет привидение, я поселюсь в нашем душе, – говорит Уэс. – У вас больше никогда не будет горячей воды.

– У нас и так ее нет, – отмечает Огаст. – Ладно, а я поселюсь в унитазе.

– С чего вам сдалась эта ванная, чуваки? – спрашивает Исайя.

– Там люди самые уязвимые, – говорит Уэс, как будто это очевидно. Исайя задумчиво хмурится и кивает.

– Привидения не могут убивать, – говорит Нико. – Все, молчите.

Он зажигает оставшиеся свечи, тихо разговаривая по-испански с кем-то невидимым. Уэс рядом с Огаст напрягается, когда вспыхивает последняя свеча.

– Огаст? – говорит Нико. Он выжидающе на нее смотрит, и она понимает: шарф. Она снимает его со своей шеи, кладет на стол, и в ее голове проносится картинка с карманным ножом ее дяди, лежащим на тонкой ткани.

– Итак, – говорит он. – Возьмитесь за руки.

Мозолистая ладонь Майлы удобно ложится в ладонь Огаст. Уэс медлит, не желая выпускать рукава толстовки из своей железной хватки, но в итоге сдается и переплетает свои пальцы с пальцами Огаст. Они вспотевшие и такие же костлявые, какими и выглядят, но успокаивающие. Он неуверенно берет Исайю за руку с другой стороны.

Нико по другую сторону стола закрывает глаза и делает длинный, ровный выдох, прежде чем заговорить.

– Все получится лучше, если каждый будет открыт происходящему, – говорит он. – Даже если вы не знаете, во что верить, или боитесь, постарайтесь открыть свой разум и сосредоточиться на том, чтобы излучать гостеприимство и радушие. Мы просим об услуге. Относитесь к этому с доброжелательностью.

Огаст закусывает губу. Обычное сияние Исайи, который гладит большим пальцем ладонь Уэса, потускнело до благоговейного тления. Сейчас будний вечер, довольно поздний для сеанса после концерта, особенно учитывая то, что он работает в офисе, но его, похоже, время не беспокоит.

– Огаст, – говорит Нико, и она резко переводит взгляд на него. – Ты готова?

Сосредоточиться. Гостеприимство и радушие. Открытый разум. Она делает выдох и кивает.

– Духовные покровители, – говорит Нико, – мы приходим к вам сегодня в поиске понимания, в надежде, что получим знак вашего присутствия. Пожалуйста, чувствуйте себя желанными гостями в нашем кругу и присоединитесь к нам, когда будете готовы.

Огаст надо закрыть глаза? Оставить их открытыми? Майла абсолютно спокойно закрывает глаза; Огаст предполагает, что у той было много времени, чтобы к такому привыкнуть. Нико выглядит напряженным, и Огаст закусывает внутреннюю сторону щеки, борясь с волной нервного смеха.

– Джейн, – говорит Нико. – Джейн, если ты там. Огаст здесь. Я был бы очень рад, если бы ты появилась. Она была бы очень рада с тобой поговорить.

И внезапно Огаст больше не может смеяться.

Одно дело говорить гипотезами – если Джейн не то, чем она кажется, если они могут с ней связаться, если она мертва. А другое – быть тут, вдыхая дым, лицом к лицу с ответом, каким бы он ни был. Эта девушка, с которой Огаст проводила почти каждое утро и каждый полдень с тех пор, как переехала в город, которая заставила ее почувствовать то, что она не чувствовала с самого детства, – безрассудную надежду…

Нико открывает глаза.

– Все будет в порядке, Огаст.

Огаст сглатывает воздух.

– Джейн, – говорит он, громче и четче на этот раз. – Возможно, ты потеряна или не знаешь, где ты и кому можешь доверять. Но ты можешь доверять мне.

Они ждут. На часах Майлы тикает секундная стрелка. У Исайи дергаются пальцы. Уэс с дрожью выдыхает. Огаст не может отвести взгляд от лица Нико, от его губ, от ресниц, подрагивающих и отбрасывающих тень на его щеки. Минуты протекают в молчании.

Возможно, все это ей кажется – возможно, это страх, неопределенность, вся эта атмосфера, заползающая ей под кожу, – но она может поклясться, что чувствует это. Что-то холодное, касающееся ее затылка. Хриплый шепот в скрипе старого здания. В воздухе повисло напряжение, как будто кто-то по соседству уронил тостер в ванну, словно скачок напряжения прямо перед тем, как погаснет освещение. Огонь на свечках наклоняется в одну сторону, но Огаст не знает, из-за чего это: из-за ее резкого вдоха или того, чего она не видит.

– Хм, – резко хрипит Нико, поджимая губы. У Майлы белеют костяшки, когда она сильнее сжимает руку Нико, и Огаст мельком задумывается, сколько раз она это делала: удерживала Нико на этой стороне, пока он водит пальцами по той.

Нико бормочет себе под нос, нахмурив брови, и каким-то образом воздух успокаивается. Что-то, что было развернуто, заправляется обратно и завязывается. У Огаст начинает звенеть в ушах.

Нико открывает глаза.

– Черт возьми, да, ее там нет, – говорит он, разрушая всю атмосферу, и Уэс облегченно оседает. Нико смотрит на Огаст извиняющимся взглядом. – Она не призрак, Огаст. Она не мертва.

– Ты уверен? – спрашивает Огаст. – Прям абсолютно уверен?

– Духовные покровители говорят мне, что неправильно набран номер, так что… – отвечает он, пожимая плечами.

Он проводит их через заключительную молитву, вежливо благодарит духов и обещает вскоре связаться с ними еще раз, как будто это его бабушка и дедушка, которым он звонит по праздникам, – что, как понимает Огаст, может быть правдой. Он задувает свечи и начинает собирать травы. Остальные поднимаются, заправляя рубашки, опуская рукава. Как будто ничего не произошло.

Огаст сидит, застыв на месте.

– Что это значит? – спрашивает она Нико. – Если она не призрак. Если она не мертва и не жива, то кто она такая?

Нико бросает кристаллы в миску с солью и поворачивается обратно к ней.

– Если честно, не знаю. Я никогда раньше ничего подобного не видел.

Может, есть еще зацепки, что-то, что она пропустила. Может, ей надо еще раз пройтись по всей информации, которая у нее есть. Может, у нее получится взломать записи о сотрудниках в «Билли». Может…

Черт. Она рассуждает, как ее мать.

– Ладно, – говорит Огаст, вставая и отряхивая джинсы. За секунды она оказывается на другом конце магазина, увернувшись от стола с маятниками и картами таро, сдергивает свою куртку со спинки стула. Она тычет пальцем в Нико.

– Ты. Пошли.

* * *

Когда открываются двери поезда, несколько ужасных секунд Огаст смотрит на Нико и задается вопросом, выставит ли она себя сейчас идиоткой.

Сейчас середина ночи. А вдруг Джейн не в поезде? А вдруг ее никогда в нем не было? А вдруг она галлюцинация одиночества, вызванная недостатком сна и столькими годами без секса? Или еще хуже – вдруг она какая-то милая, обычная, ничего не подозревающая девушка, просто старающаяся ездить по своему маршруту без преследований со стороны психов, которые считают ее сексуальным полтергейстом?

Но Джейн там. На пустой скамье, с книгой, такая же настоящая, как и трещины на стенах туннеля.

Джейн там, и мир рушится.

Скептик в Огаст хочет верить, что этого не может быть. Но Джейн там, в том же поезде, в то же время, опять.

Нико подталкивает ее, и Джейн продолжает быть там, расслабленно вытянув длинные ноги перед собой, c раскрытой на коленях книгой в потрепанном твердом переплете. Нико делает шаг позади нее, и Джейн поднимает взгляд, замечая их.

– Девушка С Кофе, – говорит она, закладывая палец между страниц.

Огаст впервые видит Джейн с тех пор, как та ей отказала. И, несмотря на всю ее немертвую тайну – вампир Джейн, привидение или гребаный волчонок – это все так же унизительно. А Джейн все такая же невозможно горячая, с добрыми карими глазами, в рваных джинсах и с заговорщической улыбкой. Было бы лучше, если бы Джейн перестала быть настолько сбивающей с толку и прекрасной, пока они пытаются понять, человек она или нет.

Поезд резко начинает движение, и Нико приходится взять Огаст за талию, чтобы она не споткнулась о собственные ноги. Джейн смотрит на то, как пальцы Нико сжимают ткань куртки Огаст.

– Вы поздно вышли, – замечает она.

– Да, мы едем к моей девушке в Сохо, – спокойно врет Нико. Когда мышца на челюсти Джейн дергается и расслабляется, Огаст объясняет это игрой света.

Нико подталкивает Огаст к сиденью, и она сосредотачивается на том, чтобы не позволить надвигающемуся допросу о телесности Джейн отразиться на своем лице.

– Ловко, – говорит Джейн немного саркастично. – Эта книга все равно отстой. – Она показывает обложку – это раннее издание «Обитателей холмов» со стертым наполовину оранжево-красным рисунком. – Мне кажется, я читала ее раз десять, пытаясь разобраться, чем она нравится людям. Это депрессивная книга о кроликах. Я не понимаю.

– Разве это не аллегория? – предполагает Нико.

– Многие так думают, – на автомате говорит Огаст. Она переходит в режим «дочь библиотекаря» и не в силах остановиться. Она слишком сильно нервничает. – Многие думают, что это религиозный символизм, но Ричард Адамс сказал, что это просто история о кроликах, которую он придумал, чтобы рассказывать на ночь своим дочерям.

– Слишком много кровищи для сказки на ночь, – говорит Джейн.

– Ага.

– А где ты была? – спрашивает ее Джейн. – Кажется, я давно тебя не видела.

– А, – говорит Огаст. Она не может сказать, что поменяла весь свой маршрут, оплакивая совместный аккаунт на «Нетфликсе», которого у них никогда не будет. – Я… ну, мы, наверно, разминулись пару раз. По теории вероятности когда-то мы должны были сесть на разные поезда, да?

Джейн подпирает подбородок рукой.

– Да, ты права.

Нико скрещивает ноги и встревает:

– Вы и правда всегда были вместе в одном и том же поезде?

– Даже в одном и том же вагоне, – говорит Джейн. – Это безумие.

– Да, – говорит он. – Вероятность этого… ого.

– Мне просто везет, наверно, – говорит Джейн с ухмылкой. А Огаст слишком занята, пытаясь разобраться во всем остальном, чтобы разобраться в том, что это значит. – Я Джейн, кстати.

Она наклоняется вперед и протягивает руку Нико, и в его глазах искрится такое взволнованное любопытство, как будто Майла подарила ему антикварный будильник. Он осторожно берет ее ладонь одной рукой, накрывая другой сверху, что было бы странно или жутко, если бы это был не Нико. У Джейн смягчается улыбка, и Огаст смотрит, как на лице Нико мелькает какое-то еле заметное выражение, прежде чем он отпускает руку.

– Ты не отсюда, да? – спрашивает он.

– А ты? – говорит она.

– Я из Лонг-Айленда, – говорит ей Нико. – Но я прожил долгое время в другом городе, прежде чем переехал сюда.

– Ты тоже приехал учиться в колледж? – спрашивает Джейн, показывая на Нико и Огаст.

– Не-а. Из-за девушки. Колледж не совсем для меня. – Он задумчиво проводит большим пальцем по краю своего сиденья. – В этих поездах всегда такие интересные запахи.

– Мочи, например?

– Нет, например… вы чувствуете петрикор? Или серу?

Джейн смотрит на него, высунув язык.

– Я нет. Только мочу, в основном. Иногда кто-то роняет свою еду навынос, и тогда это моча и лапша со свининой.

– Ага, – говорит Нико. – Интересно.

– У тебя странный друг, – говорит Джейн Огаст, но без агрессии. Она не выглядит раздраженной, напротив, слегка позабавленной, как будто ей нравится, какой поворот приняла ее ночь.

– Он… – пытается ответить Огаст, – любит запахи.

– Очень люблю запахи, – говорит Нико. – Обожаю ароматы. Ты живешь в Бруклине? Или на Манхэттене?

Она медлит, прежде чем ответить.

– В Бруклине.

– Мы тоже, – говорит он. – Мы живем во Флэтбуше. А ты в каком районе?

– Я… я тоже во Флэтбуше, – говорит она.

Это удивляет Огаст. Джейн никогда не упоминала, что живет во Флэтбуше. И она никогда не казалась такой изворотливой. Нико расправляет плечи. Они оба знают, что Джейн врет, но это ничего не значит: может, она не хочет, чтобы парень, с которым она только что познакомилась, знал, где она живет.

Загрузка...