Эрлик-19 - читать онлайн

Глава 1

Никто не знал, когда началась эта война. Учебники истории регулярно переписывали, а свидетели ее начала были давно мертвы. Уверенно можно было сказать лишь одно – шла она очень долго и в своей кровожадности никогда не останавливалась. Калман и его сверстники были убеждены, что случилась она около века назад, его родители твердили, что уже точно больше, а редкие живые бабушки или дедушки были уверены, что точно не меньше пары столетий. Каждый день его жизни, почти на всех уроках в школе или на собраниях на работе им торжественно сообщали, что победа невероятно близка, враг почти повержен, но этого всё не происходило. И так было всегда. Уже много поколений подряд они жили в непрерывном противостоянии, причем вечно с сокрушительными победами, неоспоримыми доказательствами зверств противника, новыми призывами и новыми жертвами. Это повторялось, вероятно, уже много лет подряд, и никто не мог сказать точно сколько, возможно, и правда века, а может, и тысячелетия…

После положенного по уставу обеда, продолжительностью целых 20 минут, Калман вышел на небольшой, обшарпанный временем балкон, с неприятным видом на такую же необустроенную площадь перед заводом и закурил. Отравляться сигаретным дымом по нынешним временам считалось невероятной привилегией, за это полагался солидный штраф с и без того мизерной заработной платы, а также всяческое порицание за ежедневное, пусть и единичное, отлынивание от необходимого и такого важного для жизни страны и фронта труда, но он не был готов от этого отказаться. В тот момент Калман делал то, что большинству вокруг очень сильно не нравилось, и отчего-то, именно по этой причине, чувствовал себя по-настоящему свободным, с наслаждением затянувшись в очередной раз.

Немногочисленные, абсолютно квадратные и во многом разрушенные временем многоэтажки выглядели отвратительно, словно что-то чужеродное выросло на этой многострадальной земле и никак не могло вернуться обратно. Возле их подножия, почти по колено в грязи, копошились люди. Некоторые что-то сажали, иные вешали белье, а оставшиеся просто пили, отмечая очередное окончание смены. Над всем этим висел вечный непроглядный смог, не позволяющий разглядеть очертания даже солнца. Исходил он от заводов по производству оружия, коих в его небольшом городе было несколько, но жаловаться было не на что, такая картина царила по всей стране, даже в столице. Сам Калман, конечно, никогда не был там – покидать место прописки, жителям периферии, категорически запрещалось, однако те, кто по разным причинам в тех местах бывал, украдкой рассказывали, что даже там, особенно в центре города, из-за невероятно плотного смога, почти никто не живет.

Калман еще раз затянулся, уже до фильтра, и закрыл глаза. В эту же секунду сзади, над дверью загорелась старая красная лампа, и раздался противный воющий звук – это был сигнал для немногочисленных курильщиков о том, что необходимо вернуться к работе. Он устало потушил остатки сигареты о давно нечищеную пепельницу и открыл дверь. Цех привычно гудел и скрежетал разнообразными звуками. Как и все в его районе, Калман работал с 14-ти лет на производстве бомб, но к своим 20-ти годам уже достиг должности главного специалиста. Его отец в свое время трудился там же и старался делать свою работу качественно, а когда приходил домой, продолжал пичкать сына самыми важными моментами, и делал это чуть ли не с его пеленок. Калман не перечил, просто внимал и еще до смерти отца успел порадовать родителя успехами в карьере. Реализовать это было не сложно – необходимое количество компонентов, на определенной основе, и устройство старых механических конвейеров мог бы изучить и идиот, но почему-то для многих такое простое знание казалось выше их возможностей.

– Хэй, Мрак! – окликнул его начальник – старый лысый и тощий дядька лет 55-ти. – Сколько можно прохлаждаться? Целых пять минут!

– Уже иду, видишь? – огрызнулся Калман и спустился в цех.

Кличка «Мрак» приклеилась к нему невероятно давно, еще со школьной скамьи, и никак не хотела оставить. И Калмана назвали так потому, что он предпочитал не разделять общих веселий и впоследствии ежедневных празднований по случаю окончания смены.

– Когда ты уже привыкнешь, что курить нужно быстро? – спросила у него давняя подруга и верный заместитель Алма.

– Сам разберусь. Что там у нас с исходниками?

– Пока не подвезли. Ждем, третий день.

– Они в который раз поставки задерживают. Если так пойдет дальше, план до конца месяца точно не выполним.

– Не дрейфь! – усмехнулась Алма и подмигнула. – В первый раз что ли?

Калман улыбнулся в ответ. Она была, как всегда, права. Сколько раз они чуть ли не самостоятельно вставали за конвейер, чтобы сдать всё вовремя. А уж сколько ночевали в грязной подсобке, воняющей плесенью и крысами, так и не счесть. И всегда каким-то чудом, чуть ли не в последний момент им всё удавалось. Калман невольно окинул подругу взглядом и пошел на обход цеха, точнее того, что от него осталось. Это некогда величественное строение, размером в несколько акров земли, уже давно выглядело словно решето. Чинить прохудившуюся в некоторых местах крышу или разбитые окна было некому и не на что. Пространство под конвейерами еще как-то старались защищать, латая дыры в потолке своими силами, но на остальное во многом было наплевать, в том числе и на рабочих, большинство из которых трудилось здесь и день, и ночь и в дождь, и в снег. Калман прошел почти до конца и очень скоро, осторожно осмотрел тот самый конвейер, который волновал его сильнее всего. Из-за чрезмерной близости к сырости и отсутствию нормальной смазки, он уже давно работал не совсем исправно, ну а в последнее время, почти на издыхании.

– Всё плохо, начальник, – сказал ему сзади один из его рабочих – приземистый сухой старик, с потухшими глазами. – Боюсь, что без запчастей и неделю не протянет.

– Вижу, – бросил Калман.

– Нам бы добыть их, начальник, – вступил второй рабочий – высокий и седой мужчина с одутловатым лицом. – Если встанем, потом оштрафуют.

– Да знаю я всё! Идите, работайте!

Калман вновь осмотрел то место, которое его так сильно беспокоило. Своими силами он с Алмой уже чинил его много раз, но теперь это было почти невозможно. Некоторые важные детали серьезно проржавели и поизносились, а новые поступали очень редко, порой их приходилось ждать годами.

– Хэй, Мрак! – окликнул его знакомый голос. Это был его друг Ган. Он служил в должности такого же главного специалиста, только в соседнем цеху. – Еле тебя нашел, – продолжил Ган и привычным движением заправил за уши выбившиеся из резинки длинные пряди волос. – Что у вас с исходниками? Мы третий день ждем.

– Такая же ситуация.

– И что делать будем? Накажут-то нас, а не начальство.

– Не знаю, – ответит Калман и покашлял.

– Бросить курить не пробовал? Некоторым помогает, – с усмешкой поддел его Ган.

– Не твое дело. Иди уже к себе и не маячь здесь, а то накажут не за исходники, а за долгое отсутствие.

Друг фыркнул и поплелся назад. Калман посмотрел ему вслед. Ган всегда был красивым, высоким блондином с тонкими чертами лица и выразительными глазами, его любили все женщины, а значит, ему вряд ли что-то могло грозить за простой, его начальница была просто без ума от него. Невольно словив свое отражение в грязном и полуразбитом стекле окна цеха, Калман замер. Оттуда на него смотрела угрюмая небритая физиономия недовольного жизнью человека средних лет. Давно потухшие глаза, большой нос, черные, как проволока, волосы, и несуразное телосложение. Его подруга детства Алма во многом походила на него, и возможно, именно поэтому их часто принимали за брата с сестрой, хоть это было и не так. Она также носила короткую стрижку, мужскую одежду, была несколько угловатее других девушек и никакими отношениями вовсе не интересовалась.

– Ну и что ему было нужно? – недовольно спросила она же сзади.

– Говорил про исходники, – Ответил Калман и вновь осмотрел конвейер. – Что будем делать, когда он встанет?

– Чинить, что еще?

– Это уже невозможно. Только глянь на него.

– Что-нибудь придумаем, – ответила Алма и, похлопав его по плечу, пошла в обход противоположной стороны производственной линии.

В конце смены Калман вновь направился к начальнику и в очередной раз постарался максимально ясно донести до него назревающую проблему, однако, как и в сто раз до этого, получил короткий ответ: «Я всё понимаю, но сделать ничего не могу». Пришлось плестись домой и надеяться, что уже там сам собой составится план, как действовать дальше.

Так называемый дом обозначить этим словом было сложно, ему больше подходило «старое дощатое строение с трещинами по всему внешнему и внутреннему периметру», где Калман по какой-то причине жил. Однако, несмотря на всю убогость, ветхость и дыры в стенах толщиной в палец, это место он искреннее любил, потому как вырос в нем и там жила мама. Она же и встретила его на пороге.

– Милый! – мать привычно улыбнулась грустной улыбкой и поправила фартук. – Совсем поздно сегодня, да? А у нас опять воду отключили, и электричества не было полдня. Но я всё равно смогла испечь тебе пирожков, правда, не из белой муки, на нее денег не хватило, и сахара тоже достать не удалось, но я смогла раздобыть ведро относительно хорошей картошки, она почти не червивая. Вместо дрожжей, как всегда, пиво. А еще, представляешь? У меня получилось купить тех куриных потрохов, про которые я недавно рассказывала, а потом нарвать щавеля тут неподалёку и наварить супа.

– Ты у меня большая молодец, – с улыбкой ответил Калман.

Его всегда удивляло, как у его матери получается делать лучшее из ничего. Поцеловав ее в макушку, Калман пошел умываться. Вода была, как всегда, только та, что мама заранее набрала в габаритные емкости, и потому вся процедура прошла очень быстро. Закончив, он осмотрел себя в пожелтевшем зеркале и усмехнулся. Его внешность с недавних пор отлично вписывалась в эти выкрашенные в непонятный цвет прямо по бетону обшарпанные стены ванны, полуразбитый кафель на полу и металлическую раковину. Уже как год он был со всем этим вполне гармоничен.

– Родной? – окликнула его из-за двери мама. – Покушаешь сначала пирожков, ладно? Плитка плохо разогревается, напряжения, видимо, нет.

– Конечно, мам! – ответил Калман и начал одеваться.

Закончив, вышел в коридор и прошел на кухню. Уже там уселся за стол и взял почти холодный пирожок из обложенного фольгой пакета. Мама всегда упаковывала их таким образом, видимо, стараясь сохранить тепло, но на деле выходило неважно.

– Сейчас я тебе чаю сделаю, – заботливо сообщила она, продолжая шаркать дырявыми тапками по выцветшему линолеуму. – Я сегодня, кстати, у соседа небольшую самодельную керосинку приобрела.

– Мам, – одернул ее Калман и скривился, – нельзя покупать керосинки, за это ведь положен штраф.

– А кто узнает, милый? Я вот только тебе кружку чая накипячу и сразу всё уберу. И кстати, почему ты опять так легко одет? Хватит ходить по квартире без теплых вещей, лето давно закончилось.

– Мам, я сам разберусь.

– Смотри, заболеешь, а потом, не дай бог, уволят. Сам знаешь, как у нас всё.

– Ладно, – Отмахнулся он и продолжил жевать пирожок.

В их мире нельзя было уже практически ничего. Любая болезнь провозглашалась чуть ли не преступлением, потому как считалось, что ты сам ее допустил. Покупать керосинки также было запрещено, ведь от них случались пожары. Есть много тоже ни в коем случае не разрешалось, так как это безумно вредно, и потому обычная еда раздавалась по спискам и стоила немалых денег, а хорошая выдавалась по еще более сокращенным спискам, и ее стоимости Калман уже не знал. Таких правил были сотни, всех и не упомнишь, они касались абсолютно каждой сферы жизни. Единственное, что всем и всегда разрешалось, – это пить, но разумеется не в ущерб работе, и именно этим основная часть населения и развлекалась.

– Знаешь, родной, на следующей неделе я все-таки попробую сходить с соседями в лес, – немного посуетившись вокруг, заявила вдруг мама и села напротив него с металлической кружкой, где дымился горячий чай. – Говорят, там есть место, которое не контролируют.

– Ты с ума сошла? А если поймают? Грибы и ягоды тоже ведь принадлежат государству.

– У нас всё ему принадлежит, но жить-то как-то надо.

– Ох, мам, – Калман покачал головой и пододвинул кружку к себе. – Ты ведь понимаешь, что если тебя заберут за вредительство, то и меня уволят? На что тогда мы будем жить?

– Я хочу сделать это, потому что всего лишь пытаюсь позаботиться о нас обоих. В те времена, когда работал твой отец, нам хотя бы иногда что-то из овощей и фруктов перепадало, хоть раз в неделю. А сейчас мы вообще ничего не можем себе позволить, кроме потрохов, капусты и картошки. На этом жить нельзя.

– Все так живут, некоторые даже намного хуже.

– Мне наплевать на остальных, я думаю только о нашей семье.

– Я не смогу тебя переубедить, да?

– Ты можешь попытаться, но вряд ли получится.

– Ну хорошо, иди, только будь осторожна, – нехотя согласился Калман. – Убежать ты точно не сможешь, так что старайся следить за обстановкой.

– Ой, ерунда! – отмахнулась мама, после чего встала и прошла в прихожую.

– Ты куда? – нахмурено спросил Калман.

– Мне кажется, твоя подруга, как обычно, скребется в дверь.

И действительно, вскоре на кухню вошла его Алма и тут же гордо поставила на стол двухлитровую пластиковую бутылку пива.

– Алмочка, – мама шаркала следом за ней с довольным видом, – давай садись, покушай тоже.

– Нет, тетя Ирма, спасибо. Я вам тут подарок принесла, – она запустила руку в безразмерную куртку и достала оттуда завёрнутый в бумагу увесистый кусок мяса. – Вот держите, оно свежее, родственники из деревни прислали.

– Ты ж моя девочка, – мама растроганно приняла сверток в руки и украдкой смахнула благодарные слезы.

– Что-то я не помню у тебя таких родственников, – нахмуренно произнес Калман.

– Не твое дело, какие и где у меня родственники. Лучше пойдем к тебе, разговор есть.

– Как скажешь, – лениво согласился он и, поднявшись из-за стола, поплелся в коридор.

На пороге своей комнаты еще раз на секунду остановился, поежился и только потом вошёл внутрь. Там всегда было холоднее, чем в остальной квартире. Когда-то она принадлежала его родителям, но после смерти отца маму пришлось переселить поближе к кухне, потому что там было намного теплее.

– Ну что у тебя? – спросил Калман и, усевшись на старый протертый стул возле такого же ветхого стола, достал сигарету.

– Погоди, – тихо сказала Алма, и прикрыв за собой много раз крашеную, чем попало, тяжелую дверь, отчего та почти не закрывалась до конца, вдруг сделала хитрое лицо. – Есть вариант добывать мясо, – заговорщицким шепотом заявила она и плюхнулась на его кровать.

– Так и знал, что ты именно об этом скажешь, – недовольно произнес Калман. – Я уже думал об этом. У матери анемия, ей без него вообще сложно жить, и я знаю, о чем ты. Лес?

– Конечно! Но мы же не можем пойти туда сами, у нас с тобой нет должного опыта. Однако есть люди, которые об этом знают.

– Откуда то мясо, что ты передала матери, и чье оно?

– Не кошка и не собака, не переживай, это лось. Его Ган принес, своим я оставила такой же кусок.

– А у него оно откуда?

– В том-то и дело, что у него имеются друзья, которые ходят окольными тропами, ловят их в ямы и там режут. Наши начальники, кстати, в доле.

– Не удивительно, им всегда и всего мало.

– Всем всегда и всего мало, так что давай лучше поразмыслим, как нам самим его добывать? Я думаю, что для начала нужно какое-то время походить с ними, научиться, и потом уже делать это самостоятельно.

– Неплохое решение, но мне кажется, что прежде важно понять, что мы будем делать, если нас с тобой поймают? Напомню, что у меня больная мама, и твоя не лучше, но на твоей шее еще и два маленьких брата.

– Опять включился Мрак! – недовольно ответила Алма. – Хорошо. Твои предложения?

– Да нет у меня уже вообще никаких предложений. В последнее время у меня только одно желание: попасть на «Эрлик» и уехать на войну.

– О! Ну в этом случае с твоей матерью, конечно, всё будет в порядке! – издевательским тоном процедила она.

– У нее будет небольшое довольствие к пенсии, и как бы страшно это не звучало, так будет лучше, чем есть сейчас. Я ем значительно больше, а моей зарплаты хватает лишь на самое необходимое. Я устал видеть, как она выбивается из сил.

– Какой молодец! А для меня место в твоем дальновидном плане нашлось? Что по-твоему будет со мной?

– Встанешь на мою должность, затем, возможно, наконец, выйдешь замуж за Гана. Тебе всего-то нужно улыбнуться ему, и он будет счастлив. Потом детишек нарожаете, и всё будет хорошо.

– Мне тебя ударить что ли? Кому как не тебе знать, что мужчины меня вообще не интересуют! Думаешь, это смешно? Так нравится издеваться над этим? Ну тогда сходи в ближайший пункт контроля и сообщи им, какая я на самом деле! Меня за это навечно посадят, а ты до конца жизни будешь горд собой!

– Прекрати, я совсем не это имел ввиду, – тут же повинился Калман. – Просто не подумал о тебе в момент принятия этого решения. Прости меня.

– Так бы сразу и сказал!

На минуту повисла тишина.

– А вообще, ты знаешь, всё это невероятно странно, – высказался в итоге Калман и наконец прикурил. – За ним ведь бегают практически все женщины, которых я знаю, но ему почему-то нравится та, которая вообще никаким образом никогда ему не достанется. Судьба не лишена иронии.

– Я говорила с ним много раз, если ты об этом. Конечно, не напрямую, но… – она вздохнула. – Короче, только идиот бы не понял, но он, видимо, из них.

– Он не идиот, просто немного слеп.

– Ладно, давай оставим это, – недовольно произнесла Алма и вновь вздохнула. – Лучше скажи, ты на счет «Эрлика» серьезно?

– А похоже, что я шучу?

– Сам знаешь, что попасть на этот поезд почти невозможно, это особая привилегия. На него забирают только самых сильных и здоровых, а ты не можешь похвастаться ни тем, не этим.

– У нас из соседнего подъезда одного парня туда призвали. Уезжает в ближайший понедельник. Я говорил с ним недавно, он всего-то предварительно оставил заявку на пункте контроля.

– Ты про того огромного увальня, сына главного специалиста соседнего завода, которого отовсюду уволили? Так это не удивительно, куда ему еще идти, если ни на что другое мозгов не хватает?

– Он не настолько туп, как тебе кажется, ему действительно видится, что именно он сможет покончить с этой войной.

– Какая буйная фантазия!

– Тем не менее, когда-то же война должна закончиться?

– Ее точно закончат не ты и не он. Вы – просто люди, а там – инопланетяне. Им наплевать на всех нас, им важно нас уничтожить!

– Тогда почему же они не нападают на соседние страны? Почему именно наша?

– Ты про Мааравию или Мизрахские и Даромские царства? Так там нечего брать, у них нет настолько богатых ресурсов, как в нашей Цафонии.

– А что насчет той, что за океаном, Рахокии?

– Они же в сговоре с ними! Предлагаешь мне тебе элементарные вещи объяснять?

– Хватит пересказывать мне то, о чем вам всем рассказывают по вещателю. Я уже давно его не смотрю и не слушаю.

– И зря, может быть, мозги бы на место встали, и всякую ерунду из головы бы выбросил.

– Или отупел окончательно.

– Причем здесь тупость, Мрак? Я, например, думаю, что ты просто засиделся на одном месте, в твоей жизни ничего не меняется, стало скучно, и именно поэтому тебя посещают такие странные мысли.

– Да, уж скучно. У нас с тобой со дня на день один из станков накроется, и виноваты в этом будем именно мы.

– Ну такое теперь время, в которое решать все возникающие проблемы нужно нам самим.

– Это время настало не теперь. Оно всегда было. Зачем нам это государство, если все проблемы, много лет, мы решаем сами?

– Не смей так говорить! Государство решает нашу главную проблему. Оно заботится о нас в силу возможностей. Считаешь, в Мааравии или в Рахокии сейчас всё хорошо? Люди-же там от голода умирают.

– Да, но только пересечь границу мечтают люди с нашей стороны, а не с их.

– Ну вот опять началось! – пробормотала Алма и закатила глаза. – Все, кто пытается сбежать – предатели! Они ненавидят нашу страну.

– Ненавидят, потому что не желают жить в таких условиях и не хотят участвовать в бессмысленной войне?

– Так всё, хватит! Мы уже тысячу раз об этом говорили, и поверь, меня твои доводы не впечатляют, – остановила его Алма и с недовольным видом поднялась на ноги. – Лучше скажи, ты пойдешь добывать мясо в лес или нет?

– Вот об этом я и говорю, – со вздохом посетовал Калман.

– Ясно. Значит, не пойдёшь, – бросила она и гордо прошла к выходу, но уже возле двери добавила. – Я, конечно, подожду еще пару дней, а ты пока подумай хотя бы о матери, ей это намного важнее, чем тебе.

Когда она ушла, Калман осмотрел догоревшую в руках сигарету и закрыл глаза. Этот спор между ними продолжался уже несколько лет. Всякий раз ему казалось, что он задает довольно примитивные вопросы, на которые должны быть такие же вполне элементарные ответы, но в итоге всегда слышал, что-то вроде «так надо», «это важно», «они предатели», «ты не понимаешь». Тем не менее, говорить с кем-либо еще, кроме Алмы, об этом было сложно или вовсе нельзя. Его второй друг Ган вообще ничем, кроме женщин и работы, не интересовался, а мама, казалось, всё понимала, но как будто нарочно гнала все плохие мысли прочь, видимо, стараясь уберечь и себя, и его.

Следующим утром Калман привычно проснулся раньше будильника и устало поплелся в ванную. В кране вновь не было воды, и потому вся процедура заняла всего несколько минут. Покинув это вечно самое холодное место в квартире, он прошел на кухню и подошел к окну. В соседней многоэтажке уже тоже местами горел свет, люди собирались на работу.

– Ой, милый, ты, как всегда, встал уже? – радостно спросила мать и, шаркая по полу, прошла за ним. – По тебе можно часы сверять. А я вот вчера решила не ложиться рано и приготовила много вкусного из того, что нам Алма принесла.

Она тут же выложила на стол несколько видов блюд, в основном из капусты, картошки и теста, но каждое с добавлением небольшого количества мяса. Калман осмотрел всё это, улыбнулся и, наконец, сел за стол. Его мама никогда не была расточительной, тем более с настолько ценными продуктами. Перекусив холодной едой, он запил всё таким же холодным кофейным напитком и ушел одеваться. Мама, конечно, пошаркала следом.

– Сынуля, сегодня ночью батареи стали немного теплее, так что думаю, и газ скоро дадут.

– Мам, ты хоть помнишь, когда его давали в последний раз?

– Месяца два назад, один раз днем было. Я всегда за этим смотрю, особенно когда готовлю. Электричества ведь почти нет, плитка еле дышит, вот и проверяю.

– Ладно, хорошо, если дадут, – не желая больше спорить, согласился с ней Калман и спешно покинул квартиру.

Сегодняшний день должен был стать очень тяжелым. Калману предстояло, каким-то образом решить проблему с неисправным станком и заодно поговорить с Алмой, желающей участвовать в заранее провальном, по его мнению, мероприятии. На самом деле, он не знал с чего начать, ни в том ни в этом, но так как сам ремонт станка предполагал под собой наличие рядом и Алмы, то законно полагал, что разберется в процессе. Однако к его удивлению в середине дня два вполне реальных, пусть и временных варианта ремонта станка все-таки обнаружились, их выдали те рабочие, которые ежедневно сдавали на нем дневную норму, а вот в отношении Алмы мысли так и не пришли. Ситуацию осложняло еще и то, что она весь день, будто намеренно, избегала встреч со своим прямым начальником, видимо, понимая, в какую сторону может повернуться разговор. Когда прозвучал гудок, означающий конец смены, Калман еще раз окинул беглым взглядом цех и поплелся на выход. Сегодня на площадке перед заводом должны были начать раздавать сертификаты питания на следующий квартальный период, и он, как и все, не мог этого пропустить. По правде говоря, такое и нельзя было пропускать, иначе возникал риск остаться без самых необходимых продуктов и жить впроголодь.

Преодолев незначительное расстояние до выхода из завода, Калман вдруг с негодованием осознал, что пришел одним из последних, потому как там были уже все.

– Кира! – кричал, стоя на импровизированном постаменте в виде небольшого деревянного стола, их лысый начальник. – Подойди, получи, распишись!

Калман осмотрел толпу. В ней, как и следовало ожидать, были все, включая тех, кто в силу кровного родства с высоким начальством редко появлялся на занимаемых должностях. Он еще раз присмотрелся уже более внимательно, его Алма стояла далеко впереди.

– Алма! – вновь крикнул начальник, и она также прошла вперед, а потом получив несколько бумажек, быстро вернулась обратно.

– Али! – продолжая список, огласил начальник.

Но его прервал недовольный возглас:

– А по какой причине норму мяса опять сократили?!

Калман сразу узнал голос подруги: у нее он был жесткий, низкий, словно не говорит, а припечатывает.

– Ну, в этот раз так, – нехотя ответил начальник и развел руками. – На иждивенцев норма мяса с конца этого квартала снижена.

– Да сколько можно?! – возмутился кто-то неподалёку.

– Я почем знаю, ребят? Я что ли их устанавливаю? Это всё там, – он многозначительно показал пальцем на небо.

– Да вы издеваетесь! – вновь кто-то крикнул, справа. – И так не жируем! У меня между прочим трое!

– Если трое, тебе должны помогать и помимо этого!

Толпа тут же недовольно загудела разноголосьем. Но это было и понятно, ни какой помощи, помимо мизерной заработной платы и этих сертификатов питания, у людей не было. Всё остальное было лишь красивыми обещаниями, на деле оказывающимися просто фикцией. По закону, семьи с большим количеством детей должны были поддерживать питанием и одеждой благотворительные организации, но из-за того, что многие из них получали частичное иностранное финансирование, деятельность большинства из них на территории их страны была давно пресечена.

– Так! Успокойтесь все! – постарался утихомирить своих работников начальник. – Мы очень скоро всё преодолеем, победа невероятно близка!

– Я слышу это столько же, сколько живу! – бросил кто-то из толпы.

– Не нужно недооценивать наши войска! Они делают всё, что могут!

На этом возгласе все притихли. Опровергать усилия вооруженных сил по закону было не положено, за это можно было получить 20 лет колонии, из которой пока еще никто не возвращался, ну или высшую меру наказания, то есть расстрел.

– Дело не в войсках! – вновь крикнула Алма. – А в том, что нам теперь есть? Лично на моем иждивении находится недееспособная мама и два маленьких брата!

– Значит, подождешь, пока они подрастут! – нехотя ответил начальник, но когда толпа вновь загудела, добавил. – Родные, я в таком же положении, как и вы! Чего вы от меня-то хотите?

Калман на этих словах горько усмехнулся. Он-то не понаслышке знал, что все высокие чины получают гораздо более расширенную норму и еще вовсю пользуются незаконной добычей животных из леса. Впрочем, на людей вокруг аргумент начальника все-таки подействовал. Они, конечно, немного пороптали для правильности, но в итоге согласно покивали.

– Ну вот и хорошо, что все всё поняли! – воодушевленно заявил начальник и продолжил вызывать людей, но теперь уже в более быстром темпе.

Калман получил свои сертификаты чуть ли не последним. Его как одного из самых спокойных всегда ставили в конец списка. И эта стратегия была во многом обоснована. Таким образом можно было добиться иллюзии отсутствия волнений, и данное нехитрое решение всегда работало, так как пока те, кто поактивнее, возмущались, остальные просто ждали своей очереди, и оттого создавалось впечатление, что против, вроде как, только единицы.

Когда Калману, наконец, вручили сертификаты, он не стал туда даже смотреть. И так было понятно, что внутри, горевать об этом было бессмысленно. В тот момент хотелось только одного: отойти куда-нибудь подальше, покурить и серьезно обо всём размыслить, что он и сделал.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросила очень внезапно и совсем некстати сзади него Алма.

– Я ничего не думаю.

– Конечно. Зачем думать. Легче приспособиться.

– Чего ты от меня-то хочешь?

– Хоть каких-нибудь действий, потому что сейчас ты ведешь себя, как все, не хватает только желания напиться с горя! А еще у тебя почему-то напрочь отсутствует потребность защитить от смерти единственного родного человека на этой земле.

– Я тебя сейчас ударю за такие слова.

– Ударь! – намеренно радостно согласилась Алма и развела руки в стороны. – Реши, наконец, настоящую проблему! Ведь именно я ею являюсь! Не анемия твоей матери, не сокращение пайков, а именно я, не так ли? Но если ударишь меня, то все неприятности непременно сами собой улетучатся! Просто не выдержат напора твоего альфа-характера!

– Хватит! – почти крикнул Калман и растеряно отвернулся. Он всегда знал, что Алма умнее его и намного, но признавать этого вслух не хотел.

– Это тебе уже хватит прятать голову в песок, – уже более спокойно продолжила она. – Пора заканчивать строить из себя жертву. Сколько можно? Нам нужно защищать своих родных. Пусть не законно, пусть с риском для свободы и жизни, но ради чего мы тогда живем, если не для них?

– Можно я не стану решать это прямо сейчас?

– Конечно, Калми, ведь у тебя впереди масса времени, примерно до завтрашнего утра. Ну, а дальше, как знаешь.

Алма с недовольным видом вскоре ушла, и Калман вновь остался один на один со своими мыслями. Сопротивляться можно было сколько угодно, но она, как и всегда, была права. Все его глупые рефлексии о том, что жить так дальше нельзя и нужно менять саму суть, раз за разом разбивались о насущную необходимость решения проблем обычной бытовой действительности.

Глава 2

Нельзя сказать, что Калман любил вставать рано, скорее привык, да и спал всегда мало – мрачные мысли мучили его очень давно, примерно лет с 14, а уж про сны и вовсе говорить не стоило. Хорошей, по его мнению, была та ночь, во время которой он не просыпался в ужасе хотя бы раз, но нынешняя стала одной из худших. После очередного из таких пробуждений он наконец поднялся, заправил свою кровать и подошел к окну. В комнате было настолько холодно, что изо рта шел пар, и это не смотря на то, что на дворе стояла всего лишь поздняя осень. Когда наступит зима, станет намного хуже. Осмотрев пейзаж снаружи, Калман нарисовал несколько узоров на замерзшем стекле и пошел одеваться.

Наступающий день должен был стать единственным выходным за две недели, но потратить его нужно было на более важное, хотя и невероятно сомнительное мероприятие с поиском добычи в лесу. Сказать, что он не обдумывал это заранее, было нельзя, думал и много раз, однако реализация самого действия все-таки пугала. Загреметь по такой глупости в тюрьму или под расстрел очень не хотелось. С другой стороны, к людям, которые так бесстрашно этим занимались, оставались вопросы, и вовсе не о их храбрости, а как ни странно, о перебежчиках. Калман много раз слышал, что эти же ушлые граждане часто занимаются еще и перенаправлением людей, например, в Мааравию. Некоторое время назад у него даже был наглядный пример, в его цеху нежданно-негаданно появился новый работник – тощий высокий парень, откровенно некрасивый, полностью лысый и почти беззубый, но очень веселый. Он всегда что-то рассказывал и часто курил, иногда и с самим Калманом. Говорил много и сумбурно, но из его постоянного монолога можно было вывести только одно – он собирался в Мааравию, и каким образом будет туда попадать, для него не имело значения, главное – убежать. По привычной традиции его никто не сдал, такие речи говорили многие, но, как правило, это так и оставалось словами. Однако данный субъект через некоторое время действительно исчез, просто не вышел на работу вовремя. Ну а вскоре на пункте контроля вывесили его фото, где было четко указано о бегстве за пределы страны, и теперь он, вроде как, был в розыске. Вернувшись из воспоминаний, Калман запихнул в рот нехитрый самодельный завтрак из двух бутербродов с заменителем масла, затем полностью оделся и вышел из квартиры.

Общая встреча должна была состояться на краю города, возле старой водонапорной башни, до которой ему нужно было добраться пешком. Проблемы в этом не было, Калман жил совсем неподалеку, но всё равно ощущение того, что кто-то уже встал и, возможно, следит за его действиями, не покидало. В те несколько минут, когда он украдкой преодолевал улицу, и из-за тусклого освещения полуразбитых фонарей в переулках было действительно тяжело, но потом он наконец вышел на давно не ремонтированную трассу, и уже там стало немного легче. В том месте было настолько темно, что камер уже можно было не бояться. Вскоре Калман свернул в те самые, нужные заросли молодняка перед лесом и прошел вглубь. До башни отсюда оставалось метров 300. В случае засады спрятаться там было невозможно, но разницы уже не было.

– Я знала, что ты все-таки придешь, – поприветствовала его довольным шепотом из соседних кустов Алма.

Калман всё время пути был настолько напряжен, что, услышав ее голос, чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– И потому решила убить меня раньше времени?

– Я подумала, что должна встретить тебя. В общем, идем, – она тут же вышла из своего укрытия и, схватив его за руку, повела за собой.

Вместе они прошли еще ряд молодой поросли, затем колючие кусты шиповника, перемешанные с увядшей крапивой и, преодолев оставшиеся препятствия в виде пожухлой высокой травы, вышли к выложенной красным кирпичом полуразрушенной башне. Внутри их уже ожидали. Это были трое крепких бородатых мужчин с винтовками и в соответствующей защитной одежде. Возле них стояли еще два человека, вполне обычные, но явно заинтересованные в происходящем.

– Всем здравствуйте! – сообщил о своем появлении Калман.

– И тебе не хворать, – ответил один из бородачей. – Кого еще ждем?

– Ган, должен быть с минуты на минуту, – уверенно ответила Алма. – Но он знает, как сюда добраться, поэтому без встреч.

– Пять минут и уходим, – отстраненно бросил в ответ тот же человек.

Калман осторожно осмотрел всех и невольно пододвинулся к своей подруге. Сама ситуация нравилась ему всё меньше, и он не мог не высказать своего отношения к ней.

– Ты хоть знаешь их? Кто они? – хмуро спросил он.

– Я знаю, что эти люди умеют охотиться за животными, и что они еще ни разу не попадались. Достаточные основания?

– Они слишком угрожающе выглядят.

– Все, кто сейчас открыто противостоит власти, выглядит именно так.

– Каким образом у тебя в голове сочетается поддержка властей во всех действиях и сотрудничество с теми, кто ей противостоит? – удивился он.

Алма ответить не успела, дверь неожиданно отворилась, и в нее влетел запыхавшийся Ган. Он, как всегда, обезоруживающе улыбнулся:

– Прошу прощения! Немного проспал!

– Главное, что все на месте, – ответил самый крупный и угрюмый из странных бородатых людей в камуфляже.

– Начинай тогда инструктаж, – сказал второй, примерно такой же, но с висящей впереди винтовкой. – Запаздываем.

– Без тебя знаю, – осек его первый и продолжил. – Итак, слушаем сюда, птенцы! Все, кто без оружия, должны загонять дичь. Как и куда, мы скажем, ослушиваться нас не нужно. Если будете сильно шуметь, лезть под ноги или вылетите на прострел – умрете от шальной пули. Ясно?

Все присутствующие неохотно закивали головой, среди них был и Калман.

– Если всё для всех понятно, то выдвигаемся, – резюмировал главарь.

После все трое грозных мужчин немедленно двинулись к выходу, за ними робко семенили еще два, стоявших неподалеку незнакомых человека, за ними прошел Ган, следом Алма и, наконец, Калман. Сложившаяся ситуация не нравилась последнему уже совсем, и дело было даже не в боязни этих странных и, видимо, очень опасных людей, и даже уже не в возможности попасться, а в полной неизвестности. Неизвестность пугала, а Калман уже очень давно и невероятно сильно привык к тому, что его жизнь выстроена по определенным правилам, и потому сейчас испытывал только ощущение надвигающейся катастрофы. Впрочем, как это ни странно, она не наступила сразу после того, как они вышли, и даже не случилась в тот момент, когда их долго и почти в полной тишине водили по лесу, расставляя по местам. Ее также не возникло и тогда, когда они все по общему звуковому сигналу пошли вперед, загоняя невидимую глазу дичь. Калман был уверен в том, что она вот-вот произойдет, но этого почему-то, раз за разом не происходило.

Спустя еще пару часов, уже сидя возле небольшого костра, он наблюдал за тем, как эти же странные люди в камуфляже легко разделывают убитое ими животное и размышлял. Внешне происходящее казалось довольно простым и обыденным, но его последствия могли быть очень тяжелыми, и Калман по какой-то причине думал именно о них.

– Да харе кукситься! – с довольным видом ткнула его в бок сидевшая рядом Алма. – Ну хорошо же всё?

Калман нелепо улыбнулся в ответ, но сказать что-либо не решился. Она, конечно, как и всегда, была права, но он почему-то точно знал, что, определенно что-то упускает, и это «что-то» никак не давало ему покоя.

– Уважаемые господа! – обратился к заканчивающим разделывать их общую тушу Ган. – Я все-таки должен спросить.

– А давай без прелюдий? – усмехнулся в ответ один из грозных людей.

– Лады. Что мы будем делать, когда дичь перестанет сюда выходить? Уйдем дальше?

– По-хорошему давно нужно, – сказал самый главный из них и, сев рядом, достал кусок ткани, чтобы обтереть окровавленный нож. – Мы немного засиделись в этих местах, могут обнаружить.

– А что на счет слежки? – неожиданно вступил в разговор Калман. – Кто даст гарантию, что за нами прямо сейчас не следят?

– Никто, – честно сознался бородач. – Но и возможности слежки нашего трухлявого государства за такими мелкими преступниками, как мы, ты явно сильно переоцениваешь.

– Для меня важнее то, что за такое положено двадцать лет тюрьмы.

– У нас вообще за всё положено двадцать лет тюрьмы. Однако и оттуда не возвращаются, так что какая разница? – ответил бородач и наконец выразил единственную за столько времени эмоцию – он прищурился, а после продолжил. – Но вообще если это всё не по тебе, бери свой пакет с мясом и уходи прямо сейчас. Никто корить не станет.

– Я не об этом, – покачал головой Калман. – Мне важно понимать, что существуют хоть какие-то механизмы защиты.

– Особых механизмов нет, но есть вот это, – тихо сказал бородач и осторожно показал край давно не виданного для многих устройства – смартфона, и тут же спрятал его обратно. – Если им правильно уметь пользоваться, то и проблем не будет. Хочешь, покажу?

Он вдруг неожиданно поднялся на ноги и ушел в лес. Калман неуверенно встал и пошел следом. Через несколько десятков метров, уже довольно далеко от костра, этот странный человек также внезапно остановился и показал экран. На нем были обзоры камер и, очевидно, правительственных.

– Так вот в чем дело, – с усмешкой высказался Калман. – Это довольно умно.

– Еще бы! – ответил бородач и спрятал телефон обратно в обмундирование. – Твой страх вполне понятен, но и бояться нужно только того, что видишь.

– Возможно. Но почему ты показал это только мне? Может, я шпион?

– Неет. Шпионы, как правило, хитрые, но туповатые, а ты точно умнее остальных.

На этом моменте мрачный человек приветливо подмигнул, а после развернулся и ушел обратно. Калман еще какое-то время стоял и смотрел ему вслед. То, что он увидел, его немало обнадеживало, но в то же время точно не успокаивало. Вернувшись обратно к костру, он устало сел рядом с Алмой и осмотрел несколько готовых пластиковых пакетов с мясом. Двое оставшихся бородачей всё это время продолжали разделывать тушу, временами интересуясь у остальных, кто желает взять кости, внутренние органы или копыта. Главный сидел чуть поодаль и внимательно наблюдал за происходящим. Иногда он прищуривался и потихоньку тянул настоящую сигару. Взгляд невольно задержался на нем. Этот человек даже в процессе отдыха выглядел невероятно угрожающе, но в то же время сейчас почему-то очень интересно.

– Что? – заметив внимание к себе, хитро осведомился он.

– А можно еще вопрос? – с таким же прищуром поинтересовался Калман.

– Да хоть десять, но только коротко и здесь, – главарь похлопал на место возле себя.

Пришлось быстро переместиться и устроиться рядом.

– Будешь? – уже совсем добродушно спросил бородач и протянул ему сигару.

– Да, не откажусь, – согласился Калман и вроде смело, но всё равно очень неловко схватил предложенную коричневую толстую палку пальцами и, немного повертев, попытался затянуться, но тут же закашлялся.

– Это тебе не сигареты, – вновь прищурившись, сказал главарь и похлопал его по спине, после чего зловеще улыбнулся, обнажив на мгновение почти полностью железные зубы.

– Как давно вы этим занимаетесь?

– Сколько себя помню. Мой отец ненавидел это правительство, еще до моего рождения.

– А почему не берете за это плату?

– С тех, кто участвует, не берем. Остальные хорошо платят.

– Интересная стратегия. И, вероятно, справедливая.

– Да. Мы знаем, что вы здесь от безысходности, а с руководящих боровов сильно не убудет.

Калман усмехнулся и отчего-то ненадолго притих. Этот человек по какой-то причине начинал нравиться ему всё больше. А еще, несмотря на то, что у него курить сигару никак толком не получалось, тот всё равно продолжал делиться ею.

– Как думаешь, это когда-нибудь закончится? – нарушив молчание между ними, вновь спросил Калман.

– Что? Безысходность? – хитро переспросил у него бородач. – Точно никогда.

– Почему?

– Она так же, как и эта война, не имеет конца и начала. Мы находимся в вечном противостоянии и словно застряли в безвременье.

– Не соглашусь. У всего на свете есть и начало, и конец.

– Тебе, вероятно, хочется узнать мое мнение о способах выхода из этого состояния?

– Да.

– На мой взгляд, единственный очевидный и возможный вариант – это покинуть эту землю. Она уже никому не нужна, и уж нам тем более. Мы действительно бездари и относимся к ней как к туалету, в котором можно безнаказанно гадить, причем столько, сколько вздумается. А вот инопланетяне, они вероятно построят здесь что-нибудь приличное, возможно, даже спасут ее.

Калман вновь задумался. Он никогда не рассуждал о сложившейся ситуации в таком ключе.

– Полагаешь, спасения нет?

– Не для нас, – с горечью ответил главарь и отвернулся.

– Но ведь мы живы, относительно здоровы и вполне можем чего-то добиться. Если объединимся, конечно.

– Ради чего объединяться? Да и кого объединять? Послушное стадо, готовое к любым решениям правительства?

– Возможно, тех, кто против.

– Таких, как мы, слишком мало, и все до одного, по мнению большинства, предатели.

– Как и я.

После этих слов главарь вдруг повернулся к нему и внимательно осмотрел.

– Не думаю, что ты из наших, скорее, из сочувствующих.

– Я из тех, кому всё происходящее давно надоело.

– Это серьезное заявление. В таком случае можешь вступать в наши ряды. Мы и есть сопротивление.

– Для начала я хочу узнать, как вы перенаправляете людей на другую сторону. Если это возможно, конечно.

– А ты хочешь сбежать?

– Нет, я просто хочу понять, правда ли это и насколько это реализуемо.

– Это вполне реально, но очень опасно, к тому же, сам понимаешь, что с той стороны нас никто не ждет.

– Разве? Мне казалось, они готовы помогать нам.

– Только в том случае, если у тебя много денег. Без них там никто никому не нужен. Они, конечно, с удовольствием покупают наши ресурсы по сходной цене, размещают наших богатых и высокопоставленных чиновников у себя, но при этом почти открыто ненавидят всех остальных. На самом деле, мы для них – мусор, а деньги – не пахнут.

– Мне почему-то казалось, что они лучше, чем мы.

– Только на словах. В реальности они обычные лицемерные скоты.

– Неприятное знание. Я-то надеялся, что хоть там можно найти поддержку.

– Ее нет нигде.

– В таком случае нужно продолжать пытаться здесь.

– Да, только так, – согласился бородач и достал из-за пазухи флягу со спиртным. – Будешь?

– Нет, – отмел предложение Калман, – Но спасибо.

Наличие алкоголя в крови ему никогда не нравилось, от него всегда хотелось спать или есть, и мысли расслаблялись или путались, а он ценил их чистоту и стройность.

– Хэй, деточки! – грозным хриплым голосом прервал их разговор один из людей в камуфляже. – Туша разделана, голова закопана, можно уходить.

– Ну, на этом всё, – произнес главарь и, хлопнув себя по коленям, поднялся на ноги. – Надеюсь, когда-нибудь свидимся, – он протянул Калману руку.

– И я тоже, – ответил тот и пожал ее в ответ.

Через пару минут все трое грозных мужчин скрылись в зарослях, и от этой во многом жизненной встречи не осталось и следа. Калман так давно мечтал вот так запросто поговорить с таким человеком, как этот главарь, но вышло всё как-то сумбурно и очень недосказано.

– Что-ж, раз у всех всё есть, то загружаем пакеты в рюкзаки и расходимся в разные стороны, – спустя пару минут прервала тишину Алма.

Все, кто сидел возле костра, немедленно засуетились, и очень скоро Калман остался совсем один, и только его пакет продолжал смотреть на него с немым укором. На нем черным маркером было написано «№ 6». Странная аналогия, если не сказать зловещая. Цифра «6» преследовала его всю жизнь, она была всегда и везде. Будь то день рождения, номер в команде по футболу в детстве, номер квартиры, бригады или цеха. Пару раз, по юности, он участвовал в лотерее, и даже там всегда выпадала цифра 6. Немедленно отогнав от себя все эти глупые мысли, Калман наконец подошел к стоящему неподалёку пакету, неспешно погрузил его в рюкзак и повернулся к тому месту, куда все ушли. Затем еще немного подумал и пошел налево. Расчет был прост: Алма сказала, что уходить нужно разными дорогами, а значит, идти следом за ними не стоило. Однако спустя почти полчаса этого неспешного возвращения он вдруг понял, что заплутал, потому как лес не кончался, и с каждым шагом становился всё выше и дремучее. Пришлось ненадолго остановиться и прислушаться. Судя по звукам, совсем неподалеку располагалась трасса: ее редкие, но яркие отголоски разносились по округе, и очень скоро он на нее же и вышел. Поначалу, случилась полная дезориентация, но довольно быстро пришло осознание, что перед ним то самое шоссе, что идет за городом, а значит, нужно просто пройтись к северу. Спешно вернувшись обратно в лес, Калман очень долго старался идти ровно, ориентируясь только на звук позади себя. Когда спустя время впереди показались многоэтажки, он даже выдохнул, расчет оказался верен.

Через полчаса Калман уже был дома, где скинув прямо в коридоре тяжелый рюкзак, прошел в ванную. Все пережитое хотелось смыть с себя, пусть и небольшим количеством накопленной заранее воды. Однако на этот раз ему несказанно повезло: в кране была не просто обычная холодная вода, но и даже очень теплая, вместо горячей. Калман не думал ни секунды, просто быстро разделся и помылся целиком. Подарки в виде такой температуры воды у них случались редко. Закончив, он вышел и с довольным видом прошел на кухню, где, разогрев купленную матерью керосинку, заварил себе чай. Настроение тут же улучшилось – ведь так запросто помыться и всего лишь посидеть с кружкой горячего чая в тишине ему не доводилось уже несколько недель.

– Милый? – осторожно спросил из коридора обеспокоенный голос матери.

– Да, мам. Я здесь.

– А я уж подумала, что тебя тоже забрали, – сказала она и, всё так же шаркая, но уже подозрительно медленно появилась в дверях кухни.

– Что значит тоже?

– Алму нашу забрали.

– Как забрали? – возмутился Калман и непроизвольно вскочил. – За что?

– Это ты мне скажи, родной, – ответила мама, после чего прошла дальше и устало опустилась на ближайший стул. – Говорят, она предала страну, ей грозит высшая мера.

– Не может быть! А где Ган?!

– Там же. Они все там. И не кричи, пожалуйста. Я и так эту ночь еле пережила. Да и соседям этого знать вовсе не нужно.

– Прости, – невольно остановил себя Калман и сел обратно. – Видимо, здесь есть и моя вина. Я отпустил их. А сам ушел другим путем, я даже ненадолго заплутал.

– Ты ни в чем не можешь быть виноват. Уж точно не в том, что умнее остальных. Лучше расскажи мне, что там произошло. Вы ходили за мясом?

– Да, – хрипло сознался Калман. – Вон оно лежит возле двери.

– Ой, пойду, уберу, – сказала мать и попыталась встать.

– Нет, сиди!

Калман в один миг вскочил, ринулся в коридор за пакетом, затем быстро его распаковал, наскоро нарезал мясо крупными кусками и спешно всё убрал в дальнюю часть морозильной камеры их допотопного холодильника. Осмотрелся уже после.

– А что с самим пакетом делать? – растерянно повертев в руках серую пластиковую субстанцию, спросил он.

– Об этом не беспокойся, – уверенно заявила мама. – Я завтра сожгу его где-нибудь на пустыре. Я ведь слыву среди соседей ведьмой, так что вопросов не возникнет.

– Мамочка! – прошептал вдруг Калман и упал перед ней на колени. – Прости меня.

– Так, а ну-ка встань! Ты здесь не причем и потому не смей обвинять себя в том, в чем не виновен.

– Но я должен был что-то сделать! Я должен был это предусмотреть!

– Ты никому ничего не должен, тем более ты и не знал об этом. Постарайся взять себя в руки, нам нужно подумать.

Мать вдруг вобрала в себя воздух, осмотрела потолок, и вскоре у нее появилось то самое выражение лица, которого он боялся всю жизнь. Абсолютно серьезное, без капли прежней любви и нежности, невероятно сосредоточенное и во многом грозное.

– Кто мог за вами следить?

– Не знаю. Уходили ночью.

– А кто мог сдать?

– Сложно сказать. Только если те, кто был с охотниками, но тоже вряд ли. Скольких взяли?

– Я не знаю.

– Значит, вероятно, только по приговорам поймем, кто предатель.

– Нам некогда ждать. Тебе нужно уходить. Рано или поздно они тебя сдадут.

– Мам, я должен что-то предпринять.

– И что ты сделаешь? Выйдешь на площадь с плакатом, как все эти бедолаги до тебя?

– Нет. Я могу попытаться найти этих охотников. Их главарь говорил, что наше начальство тоже в доле. Возможно, из-за их участия у меня получится всё замять.

– Хорошая мысль, – согласилась мама. – Значит, сегодня ночью идешь их искать. Уходишь в лес.

– У меня нет связи с ними, так что для начала мне нужно каким-то образом поговорить с Ганом.

– Нет, не нужно, – немедленно отсекла эту мысль она. – Я сама всё разузнаю. А ты будешь сидеть здесь, причем тихо, как мышь.

– Ты со своими больными ногами туда не дойдешь.

– Я дойду хоть на край земли, если это касается моего сына, – безапелляционно заявила она, и Калман невольно притих.

Перечить матери он не любил, не так был воспитан, да и за свою недолгую жизнь был уже научен много раз, что она редко ошибается. Когда-то давно, еще ребенком, Калман навечно запомнил, что именно такое ее поведение и выражение лица всегда означали, что перечить ей не стоит. На такую дерзость не решался даже его отец.

– Ладно, хватит разговоров, – продолжила вдруг мама и с каким-то о воодушевлением поднялась на ноги. – Мне что-то еще нужно у них узнать или только то, как связаться с этими охотниками?

– Только про них.

– Ну тогда сиди и жди, – сказала она, после чего медленно, но уверенно прошла обратно в комнату и, судя по звукам за стеной, начала собираться.

Калман устало сел обратно на стул и обхватил голову руками. Он не верил в то, что это действительно происходит. Когда она ушла, он с силой сжал кожу на своём предплечье для того, чтобы удостовериться, что перед ним не очередной кошмар из бесчисленного множества остальных, которые будили его каждую ночь, однако, похоже, реальность была гораздо более жестокой, чем все его сны.

Мама вернулась только под вечер. За всё это время он почти не сдвинулся с места, терпеливо ожидая и наблюдая за входной дверью прямо из кухни. Когда она вошла, сразу стало понятно, что хороших новостей нет, это было видно по ее четким и жёстким движениям. Хотя в действительности она вроде просто неспешно сняла свое старенькое пальто, затем встряхнула его, повесила на самодельные плечики из твердой проволоки, и сняв с себя такие же ветхие ботинки, прошла к нему. Калман понуро опустил голову, он не знал, что она скажет, но уже был точно уверен, что ничего обнадеживающего.

– Взяли всех, – уверенно заявила она и устало опустилась на стул напротив. – И твоих охотников тоже. Как ты ушел, одному Богу известно.

– Не может быть, – еле слышно произнес Калман и прикрыл глаза.

– Да, уж, – согласилась мама и вновь задумалась. – Меня там спрашивали, где ты был этой ночью, и я сказала, что как раз сегодня тебе пришлось уехать навестить больных родственников. Очень похоже, что пока тебя никто не выдал, но ты же понимаешь, что это просто вопрос времени и количества пыток.

– Господи, мама! – прошептал Калман и до боли сжал кулаки.

– Так, ну-ка тихо! – уверенно пресекла она его истерику. – Как я и говорила изначально, нужно понемногу уходить. Тете Леи, из Кулутра я уже позвонила, она подтвердит, что ты был у нее. Завтра придешь на работу и сразу уволишься, скажешь, что нашел другое место, без объяснений. Потом поедешь к дяде Адаму, в Ильсек, у его жены есть старый неоформленный дом в заброшенной деревне. Помогать будем всем миром, и может, понемногу справимся.

– Я, получается, не буду работать всё это время? За это тоже положена статья, помнишь?

– Тут тоже не волнуйся. Если что, дядя Лева оформит тебе справку, скажем, что ты поехал к родственникам и поломал ногу.

– Я ведь не могу вечно бегать!

– А у тебя есть какие-то другие предложения?!

– Что если я останусь здесь и попытаюсь им помочь?

– Так, ну-ка убери обратно всё свое геройство! Мне от него нехорошо. К тому же, сам понимаешь, что я сейчас подключу все связи, Алму постараюсь вытащить всеми путями, за Гана не обещаю. Их всего-то двое, и они единственные из приличных семей на все восемь человек.

– Семья Алмы не выживет без нее…

– Справимся и с этим.

– Ты не сможешь поддержать их без меня.

– Я намного сильнее, чем тебе кажется, – заявила вдруг мать, после чего вновь поднялась на ноги и пошаркала в свою комнату.

Калман остался один. Хотя это сложно было назвать одиночеством, мыслей в тот момент в голове было настолько много, что он даже не сразу заметил, что она уже ушла. А еще внутри, незримой тенью, постоянно всплывало напоминание, о том, что он ушел позже и надоедливый вопрос – «когда это произошло?» Как ему удалось прожить тот день, Калман почти не помнил. Ночью уснуть тоже не получилось, легкая дрема сморила лишь под утро, и потому, в первый раз в своей жизни он встал на работу немного позже положенного. Мама к тому времени уже была на кухне.

– Сядь, поешь, – безапелляционно сказала она и выставила на стол позавчерашние пирожки с капустой и дымящуюся кружку с кофейным напитком. – Я то мясо пока не готовила, пусть отлежится в холодильнике, чтобы соседи запах не учуяли. Сейчас все на стреме.

– Мам, ты уверена, что у нас всё получится?

– Нет, – честно, ответила она. – Но других выходов у нас тоже нет. Ты должен туда сходить, чтобы не вызвать еще больше подозрений.

Калман не ответил. Просто сел за стол и наскоро съел и выпил всё, что там было. Неизвестно, когда ему еще довелось бы так поесть, а может, и никогда. Уже в коридоре он полностью оделся и прошел к двери. Перед выходом обнял маму напоследок и вышел наружу. К удивлению Калмана, там его никто не ждал. Никого не было и возле подъезда, и даже возле завода. В цеху все, кого он знал, вели себя тоже как обычно, словно ничего страшного не случилось, и самое странное, что они даже не обсуждали произошедшее, просто жили и, как прежде, говорили об огородах, потрохах и о проблемах с водой. Калман слушал и невольно думал, что никогда не чувствовал себя настолько застрявшим в параллельной реальности как сейчас.

Рабочий день начался так же, как и всегда. И даже во время обеда никто ничего, хоть немного приближенного к сложившейся ситуации, не сказал, ни единого вопроса не задал. Много позже, многократно перебирая все обстоятельства того дня, Калман понял, что окружающие, вероятно, сами очень сильно боялись, но у него на тот момент никак не получалось это увидеть. С другой стороны, если бы ему пришлось оценивать поведение людей, то он решил бы, что Алма и Ган и не существовали вовсе, их словно просто не было. Единственное, что произошло с ним за всё это время, это то, что к нему в середине дня совершенно внезапно подошел его начальник и очень тихо, почти неслышно сообщил, о том что в курсе Алмы и Гана. Калман ответил, что ему очень тяжело всё это переживать и попросил увольнения. Начальник понимающе покивал, затем молча развернулся и ушел. Больше они не виделись. Заявление на увольнение Калман написал в конце смены, прямо в отделе кадров, и далось ему это сложнее, чем он предполагал. Несмотря на все трудности, работу свою он любил и совершенно не желал с ней расставаться. Когда все бумаги буквально в несколько минут были подписаны, он вышел на улицу и втянул в себя свежий, уже морозный воздух. Вот так легко и удивительно просто закончилась его карьера продолжительностью почти в десять лет.

Домой Калман вернулся уже довольно поздно, потому как решил, что сегодня все-таки присоединиться к тем, кто отмечает ежедневное окончание смены, и по такому случаю, конечно, немало выпил. Мама встретила его, как и всегда, радушно и даже о неустойчивой походке и откровенном запахе ничего не сказала. Она просто затолкала его в ванную, а потом чуть ли не насильно накормила и после отправила спать. Калман не сопротивлялся, лишь пошатываясь вышел из кухни, проследовал до своей комнаты, открыл дверь, сделал еще пару шагов и просто упал на кровать. В этот раз ему не снилось вообще ничего, он словно умер.

Утро началось внезапно и с какого-то назойливого скрежещущего звука. Несколько минут Калман не мог понять, что происходит, но когда всё же продрал глаза и поднял голову, то тут же как-то резко очнулся. Неприятный звук исходил из его квартиры. Мгновенно встряхнувшись, он выскочил в коридор и застыл. Его маленькая, сейчас казалось даже еще больше скукожившаяся мама стояла напротив входа в квартиру и наблюдала за тем, как замок на входной двери вырезают снаружи. Он невольно прикрыл глаза и, вероятно, в последний раз вдохнул воздух свободы. Буквально спустя секунду раздался громкий удар, и уже за ним крики: «Лежать!» «Поднять руки!» «Не сметь сопротивляться!» «Кто еще есть в квартире?!» Калман послушно упал на пол и завел руки за голову. Сразу после этого к нему подлетели, видимо, двое и с разных сторон ударили его ногами по ребрам несколько раз, затем заломили его руки за спину и, подняв и согнув в три погибели, потащили на выход. Уже возле двери Калман всё же решился поднять голову и посмотреть на маму, но его тут же ударили вновь и крикнули: «Мордой в пол!» Больше головы он не поднимал. Когда его тянули вниз по лестнице, он всё же смог распознать в окружающем гуле голосов позади себя жалобные крики матери. Вероятно, от случившегося у нее началась истерика, и, скорей всего, после нее матери станет совсем плохо, но сделать ничего уже было нельзя. На улице Калмана затолкали в арестантскую часть машины пункта контроля, пристегнули к ледяному полу и захлопнули дверь. Спустя еще секунду машина пришла в движение. Калман устало приподнялся и украдкой посмотрел в маленькое окно под потолком. Там проплывали ветки немногочисленных деревьев и отдельные, но незначительные части его трехэтажки. Он намеренно отвернулся и сел обратно, ему не хотелось запоминать родной дом именно таким.

Везли Калмана долго, и судя по возросшей в какой-то момент скорости, даже выехали на трассу, хотя сейчас это было уже не важно. Куда бы его не направили, ничего хорошего там с ним произойти не могло, а значит, место, куда он едет, не имеет ровным счетом никакого значения. Спустя почти вечность дверь вновь отворилась, и Калмана выволокли наружу. В этот раз тех, кто его забирал, он даже немного увидел, хотя рассмотреть в них хоть что-нибудь было невозможно. Это были люди из специального подразделения по борьбе с такими, как он. Одеты и экипированы они всегда были по последнему слову техники и безопасности, то есть полностью в бронезащите и специальных очках. Кроме общего контура, невозможно было распознать вообще ничего. Обычные граждане называли их «водолазами». Таких, как они, проклинали, ненавидели, но и боялись. Никто не знал, кто служит на этих должностях, а таким мог быть кто угодно, возможно, сосед, знакомый, лучший друг или даже близкий родственник. Адекватным и совестливым людям сложно было представить, что можно избивать, унижать или легко убивать своих же, но данные персонажи таким ненужным самоощущением, как совесть, были явно не обременены и, видимо, именно поэтому там и служили. Те двое, что вытащили Калмана из машины на землю, были, похоже, как раз из тех, для кого «совесть» служила всего лишь ненужным словом в лексиконе. За несколько минут, пока они тянули его неизвестно куда, им удалось вновь пересчитать все его ребра, причем и ногами, и руками, затем раз 10 ударить электрошокером, а потом, просто ради забавы, разбить нос и губы. Калман не сопротивлялся, всего лишь по мере возможности старался прикрыть те места, куда бьют. Пару раз, по глупости, он невольно застонал, но это его мучителей, похоже, только раззадорило. Они начали избивать Калмана еще сильнее, уже со всех сторон и, судя по количеству ног, людей, которые этим занимались, прибавилось. Выдержать такого его организм уже не смог, и сознание само собой отключилось.

Очнулся Калман в полной темноте и холоде, он лежал, видимо, на каменной поверхности и очевидно раздетый до пояса. Тут же пришла мысль, что Дэус его все-таки забрал, но немного пошевелившись, он понял, что это вовсе не так, потому как тело болело нещадно, и любое движение причиняло невероятные страдания. Калман намеренно аккуратно распластался на бетонном полу и застыл. Рано или поздно холод и потеря крови из открытых ран должны были сделать свое дело. И лучше так, чем то, что было до этого.

– Хэй! А этот вроде не сдох! – крикнул кто-то внезапно и совсем неподалеку, но приглушенно, словно под водой. – Шевелится еще.

– Отлично! Тащи его сюда! – ответили ему откуда-то совсем издалека.

Дальше был звук открывающегося затвора двери и сразу за ним, по-видимому, двое вошли внутрь и встали рядом. Калман намеренно не открывал глаза.

– Да хрен знает, – сказал первый и смачно сплюнул прямо ему на руку. – По-моему, уже дохляк. По-хорошему, добить бы надо. Вряд ли выживет. Принимающая группа в этот раз, похоже, прям оторвалась.

– Ну, а как ты думал? Больше суток последнего из этой банды определить не могли. Осерчали ребята.

– Ладно, давай уже сдадим, а там пусть сами решают.

Они тут же вцепились в его ноги с двух сторон и, словно мешок, потащили куда-то наружу. Скользить голой спиной и затылком по бетонному полу, вероятно, должно было быть больно, но Калман почему-то вообще ничего не чувствовал, тело словно окаменело. Дотянув его до какой-то относительно светлой комнаты, охранники не без усилий приподняли его, усадили на стул и пристегнули ремнями к спинке.

– Я не понял, а чего он такой не живой? Ну-ка освежите его! – сказал наглым самоуверенным голосом кто-то третий.

Буквально спустя еще секунду Калману на голову вылили, вероятно, целое ведро ледяной воды. Он только вздрогнул, но головы так и не поднял.

– Я же говорил – дохляк, – сказал первый.

– Валите отсюда, – ехидным голосом бросил третий.

Уже знакомые ноги вокруг Калмана еще немного потоптались, но вскоре вроде вышли за дверь, после чего она с диким скрежетом захлопнулась. На несколько секунд повисла тишина.

– Очухиваться это говно, похоже, не собирается, – едко заметил четвертый голос. – А ну-ка вмажь ему.

Дальше последовало два резких молчаливых удара: один в челюсть, а другой под дых. Калман склонился в сторону и невольно выплюнул из себя весь воздух, причем вместе с кровью.

– Дурак, убьем же, – сказал третий. – Так что заканчивай из себя спящую царевну строить.

– Чего вы хотите? – не открывая глаз, прохрипел Калман.

– Как и когда планировали вооруженное восстание против нашего великого правительства?

– Я? – он всё же попытался поднять голову и приоткрыть, вероятно, сильно опухшие от избиений глаза, но всё равно ничего не увидел.

– А кто еще? Все сказали, что ты главарь, отмазываться бессмысленно.

– Никто не мог так сказать, потому что это не правда.

– Не смей мне врать! – крикнули откуда-то сверху, после чего вновь последовал удар в челюсть. – Ты, тварь, мне всё расскажешь! И поверь, я умею уговаривать, да и времени у меня примерно дохрена!

Калман вновь сплюнул на пол кровь, потом постарался вернутся в исходное положение и обессиленно замер.

– Ты тупой что ли? Вообще ни хрена не понимаешь? Я ведь могу убивать тебя сутками, столько, сколько вздумается, причем медленно и правильно.

Этот человек видимо сел прямо перед ним, потому что голос стал ближе и напористее.

– Мне нечего вам рассказать, кроме того, что вы уже знаете.

– Неплохо, – бросил четвертый и, видимо, обратился к третьему: – Ломай ему руку.

– Хорошее решение, – одобрил предложение Калман. – Этой костью я себя и убью.

– Нет, придурок, – прошипел ему в ответ третий, – мы тебе переломаем все конечности, потом наложим гипс и уже после продолжим. И так будет до бесконечности.

– Еще лучше. Так я точно умру, – с усмешкой ответил Калман.

– Никто до тебя не умирал, и ты не сдохнешь, – с не меньшей усмешкой сообщил ему четвертый.

– Вы меня явно сильно недооцениваете. Скорей всего, у вас до меня не было людей с отличным инженерным интеллектом и полностью готовых к смерти.

На время повисла тишина. Видимо, они пытались осмыслить услышанное.

– Ладно, – сказал неожиданно четвертый, после чего дверь снаружи вновь со скрипом открылась и также быстро захлопнулась. – Давай поговорим.

Если судить по следующим звукам, он пододвинул к Калману стул и сел напротив. На самом деле сказать, что всё происходит именно в такой последовательности, было сложно, но увидеть что-либо всё равно никак не получалось.

– Допустим, что ты ни при чем, – уже более спокойно продолжил четвертый. – Но в таком случае кто из вас планировал свержение нашего великого правительства?

– Никто, – сухо ответил Калман. – Мы просто пошли в лес за мясом.

– Даже если допустить, что всё именно так, то это не просто правонарушение, господин Энквист. Это предательство своей страны и ее граждан.

– В чем? В том, что мы хотим есть?

– В том, что все животные в лесу также принадлежат государству! Это фактически кража национального имущества!

– Вы ведь тоже их едите. И не нужно говорить, что это не так. Я слишком давно и слишком много знаю о том, что всё обстоит именно так.

– То есть ты, гнида, смеешь мне еще и угрожать? – с нервной усмешкой спросил у него четвертый.

– Конечно, нет. Но если я здесь умру, то те, кому нужно, непременно обо всем узнают.

Оценить возникшую после этого тишину Калман не мог, не хватало сил, но где-то на задворках изувеченного избиениями сознания он пребывал в тихом шоке от самого себя. Конечно, у него никого не было, и естественно он блефовал, но при этом с такой уверенностью в голосе, словно совершал такие разоблачения каждый новый день.

– Ладно, уговорил, – со вздохом произнес четвертый. – Отправим тебя в лечебницу на время. И уже затем подумаем, что с тобой дальше делать.

– Дааа, – совсем осмелев, протянул Калман. – Думать – это важно.

– Да пошел ты! – четвертый прошипел ему в ответ, а после крикнул. – Хэй! Кто там есть? Забирайте его.

Дверь вновь отворилась, и в нее кто-то вошел.

– Куда забираем, начальник? В тот же карцер? Или в морг?

– В лечебницу, идиот!

Глава 3

Когда-то давно отец Калмана сказал ему, что постоянно высыпаются либо высокие начальники, либо бездельники. Калман никогда не был ни тем, ни этим, но после перевода в медицинский блок высыпался каждый день. Порой спал так много, что вставал уже ближе к полудню. На удивление персонал местной лечебницы никогда его не будил и вообще относился к пациентам очень внимательно и бережно. Это невероятно поражало, потому, как до сих пор ему казалось, что лечение больных предателей и тем более тех, кто содержится при пункте контроля, вряд ли может отличаться высоким профессионализмом, однако на деле всё обстояло совершенно иначе. Здесь всегда было чисто, одежда и постельное белье выстирывались и выглаживались до ослепительного, почти крахмального состояния, а еда и медикаменты предоставлялись в необходимом количестве. Да и вообще, кроме решеток на окнах, место, где на самом деле находишься, совсем ни о чем не напоминало.

В этот день Калман встал, как обычно, ближе к обеду. Его маленькая одиночная палата, размером квадратов в пять, как и всегда, словно светилась. Возможно, так происходило из-за единственного небольшого окна под потолком, а может, потому что всё вокруг было белого цвета, но ему это даже нравилось. Солнечный свет, да и вообще любой яркий свет, после того жуткого подвала доставляли ему теперь только радость.

– Господин Энквист? – оторвав Калмана от мыслей, позвала его медсестра и приоткрыла дверь. – Вам бы покушать. А еще надо укол сделать.

– Здравствуйте, – спешно поздоровался Калман и улыбнулся. – Как ваши дела сегодня?

– Всё отлично, – коротко бросила девушка и, выкатив вперед каталку с медикаментами, вошла внутрь.

– Вас давно не было, я уж было подумал, что вы уволились.

– Что вы! – отмахнулась она. – У меня отличная работа, и пациенты здесь всегда благодарные. Давайте для начала сделаем все инъекции?

– Конечно! – нарочито смело согласился он и на минуту прилег обратно.

Получив очередную порцию витаминов и антибиотиков в филейную часть своего тела, Калман кряхтя приподнялся и, поерзав, сел.

– У нас на сегодня две куриные ножки, пюре и салат из капусты, – благодушно сообщила медсестра и выставила на его небольшую тумбочку тарелку с едой. – А вечером, возможно, будет мороженное! Я видела, как его загружали утром на склад, – она подмигнула.

– Это очень здорово! – сказал Калман и, растерянно осмотрев ее, продолжил. – Я знаю, что уже надоел, но может, подскажете на счет моих знакомых? Никто не появлялся?

– К сожалению, сегодня новых поступлений из пункта контроля тоже нет. Но я уверена, что они точно появятся, ведь все должны попадать сюда рано или поздно.

– Возможно, и не все, – больше для себя ответил Калман и взял тарелку в руки.

Медсестра довольно быстро ушла, и ему вновь пришлось остаться наедине с собой. Каждый новый день он старался узнать судьбу своих друзей или хотя бы охотников, потому как понимал, что единственная встреча, на которую можно было рассчитывать, могла состояться только в этой лечебнице, однако спустя почти неделю его пребывания здесь этого так и не произошло.

Вечером того же дня у них по графику, как и всегда, состоялась общая терапия. Заключалась она в том, что всех пациентов выводили в большой общий зал, затем включали маленький, висящий высоко под потолком вещатель на полную мощность и усаживали всех пациентов по периметру. Через еще пару минут начинали раздавать потрепанные временем шахматы или шашки, иногда карты – кому как повезет. Калман никогда ни во что не играл и никогда ничего не смотрел. Он всегда садился поодаль и наблюдал за людьми. Многие из них с удовольствием передвигали стулья поближе к вещателю и очень жадно всматривались и вслушивались во всё, о чем там рассказывают, словно никогда раньше ничего подобного не видели. Другие, оставшиеся, придвигались к стоящим посередине столам и начинали играть, но информацию из вещателя всё равно не пропускали, стараясь смотреть параллельно с игрой. Целиком само это действо занимало от силы пару часов, но каждый такой раз Калману казался пыткой. Его искренне удивляло, что можно получать информацию извне и просто принимать ее как данность, не пытаться анализировать, не стараться думать и послушно соглашаться со всем, что оттуда скажут. Порой Калман даже закрывал глаза и нехотя вслушивался в то, что говорят, но каждый раз понимал, что назвать это ничем иным, кроме как бредом больного сознания, невозможно. Там непрестанно радовались смертям на фронте, причем как варварским чужим, так и героическим своим, регулярно упрекали в зверствах других и тут же чинили их сами, восторгались действиями одних и тут же, совсем без перехода, клеймили других за то же самое. Выносить долго это было невозможно, и оттого Калман чаще старался абстрагироваться, наблюдая за играми, рассматривая стены, да и вообще отстраняясь всеми силами. Этот день, по части длительности ежедневной пытки, не стал исключением, и потому, немного понаблюдав за сидящими неподалёку шахматистами, он устало прикрыл глаза.

– Привет! – уверенно сказал кто-то возле него и, видимо, сел рядом.

Калман очень осторожно осмотрел своего нечаянного соседа. Многие до этого пытались пообщаться с ним здесь, но любой разговор всегда заканчивался его отстранением. Ненужные пересуды о войне, о победах их армии или о том, что они ни в чем не виноваты, его не сильно интересовали, однако этот "новый гость" явно был другим. По его внешнему виду было понятно, что он довольно недавно вышел из пункта контроля. Верхняя часть головы и челюсть были перемотаны плотными бинтами, кожа на лице синела, а на носу светился ярко-розовый пластырь. Понять, кто перед ним было сложно, но человек, был явно крупным.

– Привет, – осторожно ответил Калман и осмотрел стоящих в ряд медсестер напротив.

Как бы хорошо ко всем этим девушкам он не относился, внутренне, он, конечно, понимал, что они непрестанно за всеми ними наблюдают.

– Не смотри туда, – сказал вдруг сосед и сделал вид, что уставился в вещатель.

– Ты кто? – уже совсем тихо спросил Калман.

– Я – Хантер. Тот, с кем ты беседовал в лесу тогда.

Калман всего лишь на секунду замер и сжался, но потом также повернулся к вещателю и сделал вид, что тоже заинтересован.

– Как там Алма и Ган? Ты что-нибудь знаешь о них? – почти губами произнес он.

– Нет. Всех держат по отдельности. Как ты выбрался?

– Понятия не имею. Думаю, от страха наврал с три короба.

– Все врали, но ты, видимо, попал сюда раньше всех нас.

– Наверное, глупо сейчас начинать оправдываться, меня взяли позже остальных, и я, к сожалению, не знаю, как доказать, что не предатель, но это точно не так.

– Да, успокойся. Предатель здесь и не появится.

– Почему?

– Их обычно сразу отправляют по этапу, без суда и следствия, но только по бумагам, а в реальности просто отпускают.

– Ты откуда знаешь?

– Я когда-то работал в таком же месте.

После этих слов Калман буквально стиснул ладонью коленку, на которую вроде до этого просто облокотился, а потом как-то слепо, но еще более внимательно уставился в вещатель.

– Не бойся, – немедленно отреагировал на его поведение Хантер. – Я давно не из них.

– Хотелось бы думать.

– Будь я из них, ты давно был бы уже мертв.

Ответить не получилось. Хантер быстро встал и пересел к какому-то одиночке с шашками, затем приветливо поздоровался с ним за руку, и они начали играть. Смотреть внимательно в ту сторону не стоило, и потому он бросил лишь мимолетный взгляд.

Следующие несколько дней прошли в прежнем режиме, с той небольшой разницей, что теперь Калман искренне ждал общей терапии. Однако, как бы он не надеялся, Хантер больше близко не подходил, да и вообще вел себя слишком отстраненно по отношению к нему, однако теперь чересчур приветливо по отношению к остальным. Понять такую стратегию было не сложно, все здесь, вплоть до медсестер, наверняка знали, что они из одного уголовного дела, но самому Калману всё равно было очень тяжело. Ему уже просто физически необходимо было знать, как там Алма и Ган, и даже не смотря на то, что Хантер сказал, что ничего о них не знает, ему всё равно хотелось услышать хоть какие-нибудь подробности.

Понимание того, что в действительности происходит, случилось совершенно внезапно. Калман не запомнил, когда конкретно это произошло, да и ощущения дат у него не было. Каждый новый день был в точности похож на предыдущий и радовал только ярким солнцем в окне и неплохой едой. Единственное, что он запомнил, это то, что именно тогда, его полностью обследовали и вынесли однозначный вердикт – «здоров». В тот момент Калман не знал, радоваться ему или огорчатся, да и вообще, не успел об этом даже подумать. Сразу после осмотра всех больных срочно одели, затем вывели на небольшую площадку перед зданием и оставили стоять. Очень скоро массивные боковые ворота из соседнего здания раскрылись, и через них внутрь втащили огромную перемещающуюся виселицу с тремя петлями. Следом за ней вышел высокий худой мужчина в форме, с очень недовольным выражением лица. Он остановился поодаль, затем брезгливо осмотрел людей вокруг себя, а после достал бумагу и начал монотонно читать:

– За предательство родины, за пособничество неприятелю, за ненависть к нашему великому правительству, к смертной казни приговариваются: Алма Вачойкис, Ган Селерман и Кай Бэлт.

Калман от ужаса осознания происходящего окаменел. Он не верил в то, что это происходит на самом деле, ему казалось, что он ослышался. Да и тех людей, которых вывели после приговора из тех же ворот, он точно не знал. Они выглядели, скорее, как распухшие и местами окровавленные, изувеченные алкоголем и распутной жизнью бездомные, но точно не как его друзья. Все трое шли неуверенной походкой, и их постоянно подгоняли нецензурной бранью люди в форме. Уже на эшафоте их расставили возле веревок, накинули на головы мешки, потом петли и, не сказав больше ни слова, нажали на рычаг неподалеку. Пространство под ногами обреченных внезапно открылось, они рухнули вниз, потом еще какое-то время подергались и замерли. Больше он почему-то не помнил вообще ничего.

Очнулся Калман уже в своей палате. Там было тихо и удивительно светло, но на этот раз свет давало не солнце, а луна. Она словно специально светила в его небольшое окно своим огромным диском, как будто в надежде его увидеть. Он не стал сопротивляться, послушно поднялся с кровати и вошел в ее свет, но сразу после того, как это сделал, в голову тут же вернулись все страшные воспоминания. Те измученные люди, которых, как ему казалось, он никогда раньше не видел, их изувеченные лица, движение рычага, холщовые мешки, агония, предсмертный хрип. Калман невольно упал на колени и закрыл уши руками. Этот усталый и в то же время прощальный возглас вдруг оглушил его изнутри. Впрочем, даже сейчас, вполне осознав всё произошедшее, он отчаянно противился соглашаться с тем, что там были Алма и Ган. Вполне возможно, что это были просто полные тезки. На этой мысли он раз за разом запинался, и сразу после что-то глубоко внутри начинало кричать криком и царапало душу. На самом деле, Калман точно знал, что это были они.

В ту ночь он почти не спал, думал много, сложно и тяжело, и когда к нему рано утром заглянула всё та же медсестра и грустно объявила о том, что его вновь переводят в пункт контроля, даже не расстроился. Ему уже было наплевать. И это не было преувеличением, его окаменение после той страшной казни словно поселилось в нем и заполонило всё тело. Калман перестал бояться, перестал бороться и отныне был согласен со всем. Даже откровенный подвал со свободно гуляющими по нему крысами, в который его посадили сразу после лечебницы, Калмана совершенно не смутил. Немного удивило лишь то, что допроса в тот день, так и не случилось, но и об этом долго думать он не стал, просто забрался на дощатую койку и почему-то быстро заснул.

Утро в этом месте наступало не с завтрака, а как раз с допросов. Калман не успел и глаза открыть, как двое дуболомов ввалились в его камеру, схватили за руки и куда-то потащили. Он не сопротивлялся, только всю дорогу думал, что, вероятно, не очень хочет умирать голодным. Тем временем охранники втащили его в какую-то коморку, усадили на высокий стул, пристегнули наручниками и спешно вышли.

– Фамилия?! – грозно спросил его кто-то из темноты комнаты.

– Энквист, – отчеканил Калман.

– Как относишься к нашему великому правительству?

– Насрать на него.

– Вот скотина! – ощетинился второй голос.

– Как есть, ребят. Дайте покурить?

– Ты совсем ахренел?! – вновь возмутился второй голос.

– Угомонись, – осек его первый. – Этот персонаж нам нужен. Ведь вся его спесь может быть направлена на желание отдать долг родине. Так сказать, на личную встречу с неприятелем, лицом к лицу.

– Давайте! – смело согласился Калман. – Уже как-то всё равно, куда и зачем.

– Конечно, всё равно, – вкрадчиво продолжил первый голос. – Ведь у тебя из родственников была только мама, но даже она сегодня умерла в больнице. Инфаркт, знаешь ли, такая опасная вещь.

Калман всего на долю секунды невольно сжался, но быстро взял себя в руки. Показывать этим скотам, что ему от этой новости невыносимо больно, он категорически не хотел.

– Ясно, – максимально отстраненно ответил он. – Ну так что? Курить-то есть?

– Дай этому ублюдку сигарету, – со смехом произнес первый голос. – Вероятно, мама была не из лучших. Да? Господин Энквист.

– Не ваше дело, – уже прикурив ответил Калман.

– Ах ты паскуда! – не выдержал второй.

– Всё нормально, – остановил его первый. – Скажи, чтоб вели обратно.

Глава 4

До сих пор Калману казалось, что он никогда не сможет вынести всего того, что переживает сейчас, но он по какой-то невероятной причине продолжал жить, ходить и иногда даже есть. Поначалу приставленные к нему надзиратели вели себя очень скверно, они старались ударить или унизить, но он на их выпады реагировал только еще большим спокойствием и непонятно откуда взявшейся гордостью. Ему больше не было всё равно, но уже точно не больно. Вся, что была в его теле, боль закончилась в тот момент, когда его вернули обратно после объявления о смерти матери. С тех пор Калман не чувствовал вообще ничего, причем ни физически, ни морально. Наверное, тогда стоило всерьез задуматься о своем психическом состоянии, но и на это обстоятельство ему уже было наплевать.

– Эй, Энквист! – крикнул ему через окошко в двери один из надсмотрщиков, чем вновь вывел его из вечного и теперь уже постоянного отсутствия хоть какой-либо реакции на происходящее. – Жрать принесли.

Калман тут же послушно встал, затем забрал металлическую тарелку с подноса и, быстро вывалив ее клейкое и мерзко пахнущее содержимое в пространство возле туалета, со звоном поставил посуду обратно.

– Ты идиот что ли? – возмутились из-за двери. – Сдохнешь ведь.

– Значит, напьешься, – холодно бросил Калман.

– Что тебе там опять на допросе пообещали? Рыбу в маринаде?

– Нет, тебя на вертеле. Вот сижу, жду.

– Дошутишься. Реально ведь сгноим здесь!

– Придумай что-то новое.

– Тертый парень, – вполголоса восхитился второй, – Думаю, у него и впрямь кто-то наверху есть.

– Да, заткнись ты уже! – зашипел на него первый, и окошко захлопнулось.

Как Калману удалось создать настолько правдоподобную иллюзию своей ангажированности, он и сам не понимал, но теперь даже на продолжающихся допросах следователи постоянно пытались узнать, с кем у него связь. Нужно было отдать им должное, потому как делали они это очень искусно, порой самыми разными и несвязанными между собой манипуляциями, но он в ответ только внимательно смотрел и молчал. И вскоре, по странному совпадению, на их пункт контроля приехала проверяющая комиссия. Калмана по такому случаю спешно отвели помыться и даже переодели. Проверяющие, конечно, толком ничего не сделали, просто походили с умным видом и всё посмотрели, ну а он со странным выражением лица за ними понаблюдал, однако сразу после этого от него отстали буквально все. Вероятно, они решили, что именно он своим присутствием ее и навлек. Калману и на это было уже откровенно наплевать, хотя его мнением они и не интересовались. Тем не менее, сразу после отъезда проверяющих его спешно перевели в довольно чистую и сухую камеру, в которой даже присутствовало окно, и кормить начали относительно неплохо. Так стало еще скучнее, ведь с местными крысами в той тесной и темной каморке Калман к тому моменту уже успел подружиться, и без них было как-то некомфортно. Сам он ел редко, а вот им его еда сильно нравилась. Так продолжалось достаточно долго и, как часто в жизни бывает, изменилось в один день.

– Энквист! – грозно сказал кто-то жестким голосом и почему-то распахнул дверь. – На выход!

В первую секунду Калман подумал, что его ведут на очередной допрос, и потому, даже не посмотрев на посетителя, послушно встал лицом к стене для того, чтобы ему надели наручники, но голос продолжил:

– Я сказал, на выход!

Калман повернулся и, коротко окинув взглядом того, кто с ним разговаривает, пошел вперед. Это был человек в совершенно другой форме, больше зеленой, чем черной, а потому, скорей всего, военной. За ним стояли еще трое очень похожих людей.

– Пойдем, пойдем, – приговаривал человек и, пропустив Калмана вперед, пошел сзади. – Мы очень рады таким прекрасным новобранцам, с настолько достойными установками!

Калман не понимал, о чем тот говорит, но, как и прежде, решил, что ему нет никакого дела до их мыслей. Тем временем его привели в какую-то комнату, также усадили на стул и напоследок как-то по отечески похлопали по плечу.

– Ну что, новобранец?! – гордо и грозно произнес восседающий за столом прямо перед Калманом колоритный бородатый мужчина в фуражке и такой же зеленой форме. – Рады приветствовать в наших рядах! Твои психологические тесты внушают доверие, ты готов убивать!

– Это вы верно отметили, – согласился Калман.

– Прекрасно! Значит, завтра, в девять утра, ты отправишься защищать нашу родину от вероломных захватчиков! Тебе выпала великая честь, солдат!

– Я безмерно счастлив, – отстраненно ответил он.

– Понимаю, что сейчас ты расстроен, – вдруг понизив голос, сказал человек и поднялся из-за стола. – Тебе пришлось нелегко, и кормили тебя неважно, но такого больше не повторится, отныне ты – герой.

– Видимо, мне стоит обрадоваться, но пока не получается.

– Ничего страшного, солдат! – тем же задорным голосом продолжил человек. – От тебя пока многого и не требуется, а достойно отдохнешь ты в «Эрлике»!

После главный повернулся к тем, кто привел Калмана, и скомандовал:

– Возвращайте обратно и проследите, чтобы отправили в баню и нормально накормили!

– Есть, генерал! – выпрямившись по стойки смирно, ответили все четыре человека.

Калман невольно ухмыльнулся. Всё разыгранное перед ним действо больше походило на очередной спектакль от следователей, чем на присутствие настоящих военных, и потому внутренне он на это вообще никак не отреагировал. Страх того, что Калман вновь что-то выкинет, безусловно, двигал этими людьми, и винить их за бесконечную череду импровизаций не было причины, они были обычными, такими же, каким и он когда-то был. Тем не менее наслаждаться результатом ему всё же нравилось. Ведь Калмана действительно вскоре отвели именно в баню, пусть небольшую, но невероятно уютную, которая к его удивлению в этих стенах тоже присутствовала. Затем его досыта накормили очень неплохой едой и даже предоставили матрас, постельное белье и сменную одежду. Уже засыпая, после такого насыщенного дня, Калман сам себе улыбнулся. Эти люди вели себя, словно те крысы, в обществе которых ему довелось провести так много времени – они вроде и ненавидели его и каждый раз норовили укусить, но всё равно уважали и продолжали бояться.

Глава 5

Утро предсказуемо наступило внезапно. Дверь в камеру Калмана неожиданно распахнули всё те же люди в зелёном камуфляже, затем командным голосом объявили о том, что пора выходить, а после повели в доселе незнакомую часть здания. Калман всегда не очень хорошо ориентировался во всех этих плохо освещенных лабиринтах коридоров, но на этот раз точно понимал, что ведут его не на допрос. Первое, что мелькнуло в его голове после вполне реального осознания происходящего, – это то, что он идет на казнь. Однако эта странная, но довольно ясная мысль почему-то совсем не расстроила, скорее, немного удивила. И вскоре она даже на миг нашла свое подтверждение, потому как Калмана вывели на улицу, но там почему-то не повели на эшафот, а погрузили в раскрашенную с внешней стороны в темно-зеленый цвет, довольно теплую и комфортабельную машину, с отгороженным от водителя салоном. Те двое людей, что вели его сюда, неожиданно сели по бокам, с двух сторон и как только двери закрылись, машина немедленно сдвинулась с места и поехала вперед. Еще через пару минут, она остановилась возле ворот, и те, почему-то без досмотров и вопросов, легко раскрылись. После этого Калман даже удивленно осмотрел своих сопровождающих. Единственным вариантом развития событий был лишь тот, в котором его, вероятно, переводят куда-то еще, ничем другим объяснить происходящее было нельзя. Однако, когда спустя еще время они подъехали к железнодорожной станции, Калман непроизвольно замер.

– Выгружаемся, девочки! – скомандовал один из его провожатых и вышел из машины.

– У солдата нет теплой одежды, – бросил ему второй. – Пусть пока посидит здесь.

– Согласен, – одобрил предложение первый и, достав сигарету, закурил.

– Думаешь, в этот раз не опоздает? – спросил второй и тоже вышел из машины. – Последнее время всегда не вовремя приходит.

– Посмотрим, – прищурившись, ответил первый и захлопнул дверь.

Калман остался один, в полном ощущении, что его изначальная версия сильно не верна, и что происходящее абсолютно точно не является постановкой. Его действительно куда-то отправляли, причем на поезде. На каком и когда именно, он, конечно, не понимал, но когда увидел ту самую черную махину, которая почти неслышно подобралась к станции, даже сам, без предварительного разрешения, вышел наружу. Так близко тот самый легендарный «Эрлик» Калман, пожалуй, не видел никогда.

– Ну что, солдат? – спросил его один из сопровождающих. – Впечатляет?

– Да, – коротко, и не глядя на вопрошающего, ответил он.

До сих пор Калману сложно было даже представить, что он сможет вот так запросто хотя бы увидеть этот поезд, а уж попасть на него, и тем более. На время прибытия поезда всегда перекрывались абсолютно все дороги в радиусе нескольких километров. Впрочем, в голове еще какое-то время теплилась мысль, что Калмана, возможно, привезли просто посмотреть, но она быстро улетучилась, ведь его наскоро подхватили с двух сторон и повели вперед. Остановившись возле состава, его провожатые немного пометались, потом кому-то позвонили прямо с коммутатора на ближайшем столбе, и уже значительно позже в одном из вагонов открылась автоматическая дверь. Они спешно схватили Калмана под руки и потащили в ту сторону. Остановились перед темным входом и, кажется, все до единого удивленно замерли.

– Кто? Куда? Звание? – спросил из темноты грубый женский голос.

– Энквист. На фронт. Рядовой, – так же четко ответил один из его сопровождающих. – Все бумаги были переданы два дня назад!

– Допуск?

Тот спешно протянул вперед дрожащую руку с каким-то куском пластика. Оттуда всего на долю секунды вылезла ответная рука, и очень скоро сказали:

– Ясно. Грузим.

Калмана тут же выпустили и зачем-то даже немного отошли назад, а потом прямо перед ним вниз опустилась пневматическая лестница. Калман неуверенно поставил ногу на первую ступень, затем сделал еще шаг, потом еще, и вскоре оказался в той же темноте.

– Закрываем! – неожиданно скомандовал всё тот же грубый женский голос рядом с ним, и дверь сзади с мягким шипением закрылась.

Калман продолжил стоять, словно истукан. И не потому что боялся, ему на самом деле было не понятно, что дальше делать.

– Отправляем! – вновь сказал тот же голос, видимо, в рацию и потом добавил. – Второго-то посадили?

– Да. На месте, – ответили оттуда.

– Ясно. Отходим.

Калман продолжал стоять, потому как был абсолютно убежден в том, что соблюдать правила важно. Какие они конкретно здесь, он не знал и потому предпочитал не двигаться. Тишину нарушил всё тот же грубый женский голос.

– Ты живой хоть? – спросила женщина и, включив фонарик, осмотрела его с ног до головы.

– Да, – робко ответил Калман и от яркого света невольно прищурился.

– Ну молодец, значит, пошли.

Далее она твердым движением открыла дверь в удивительно красивый и светлый салон вагона и, коротко кивнув в его сторону, пошла вперед. Калман послушно пошел следом, но по дороге всё же мельком рассмотрел и ее. Это была немолодая, но вполне интересная женщина, очень высокая и подтянутая, скорее, даже плечистая. Одета она была в черную форму, но не как у обычных проводниц, женственную и с юбкой, а скорее, в военную, но при этом довольно официозную.

– Вот ваше купе, господин Энквист, – женщина вырвала его из наблюдений и открыла ближайшую дверь.

Калман осторожно вошел внутрь. Первое, что его поразило, – это невероятная чистота и удивительная красота. Купе предназначалось, видимо, для двух человек, но всё в нем, включая обивку на стенах, занавески, постельное белье и коврик под ногами, были настолько безукоризненно стилизованы, что не без преувеличения казались нарисованными. Не очень веря в то, что на самом деле видит, Калман даже потрогал некоторые предметы вокруг себя и вскоре неожиданно наткнулся на почти невидимую ручку в стене. Лишь на секунду задумавшись, он нажал на нее, и перед ним открылась новая дверь. За ней располагался самый настоящий санузел, с небольшой душевой, раковиной и унитазом. Там тоже всё было настолько правильно и удивительно красиво сделано, что Калман на пару секунд невольно зажмурился. Такого уровня убранства ему, пожалуй, до сих пор не доводилось видеть вообще никогда.

– Господин Энквист! – позвала его всё та же женщина. – Второй завтрак через сорок минут. Я принесла меню, ознакомьтесь, на досуге.

– Меню? – растерянно переспросил ее Калман и принял черную кожаную папку в руки. – А там и попить что-то можно выбрать?

– Только горячее, холодные напитки в холодильнике, вон там, – она кивнула куда-то в сторону и тут же захлопнула дверь, причем прямо перед его носом.

От такого жеста Калман невольно скривился, но всё же осмотрелся и после недолгих поисков к своему удивлению нашел еще одну потайную дверь. Ручки у нее не было, и он, не очень понимая, как это работает, просто машинально надавил, после чего услышал щелчок, и дверь послушно открылась. То, что он увидел внутри, могло присниться только в самых смелых снах. Довольно большой, даже по меркам обычной квартиры, встроенный холодильный шкаф был снизу доверху заполнен совершенно неизвестными ему напитками и яствами. От увиденного Калман замер. Полноценного понимания, можно все эти продукты трогать или всё же нельзя, у него не было, и потому на какое-то время пришлось серьезно задуматься, о том, нарушит ли его вмешательство здешние правила. Но Калман довольно быстро решил, что разницы уже нет, и схватив вообще всё, что понравилось, начал спешно есть и пить. Минут через десять его сумбурную трапезу прервала всё та же грозная проводница – она вновь открыла дверь и как раз застала его с набитым ртом.

– Господин Энквист, – со вздохом произнесла она, – сказала же, что скоро будет второй завтрак. Вы меню так и не смотрели?

Калман лишь отрицательно покачал головой.

– Ну ясно. В общем, как и всегда. Побольше мяса, рыбы и хороший крепкий алкоголь?

Наскоро проглотив всё, что не успел прожевать, он уверенно ответил:

– Да!

– Принято, – бросила женщина и закрыла дверь.

Калман вновь повернулся к своему импровизированному столу и, уже не сомневаясь продолжил есть, правда, теперь намного медленнее. Еда, которую он ел, была настолько невообразимо прекрасной, что от ее потребления даже мутился рассудок. Особенно ему понравились колбаски и какие-то красивые бутерброды, видимо, с рыбой. Из напитков Калман выбрал пиво в стильных стеклянных бутылках. Его вкус был мягким, насыщенным и не шел ни в какое сравнение с тем пойлом, которое у них в городе так же называли. Насытившись, Калман облокотился на стенку и еще раз осмотрел свое купе. Место, где он сидел, сложно было назвать полкой в вагоне, скорее, это был полноценный диван. Наверху располагался такой же. Каждый из них был удивительно мягким и отчего-то теплым. Там было расстелено белоснежное постельное белье, а поверх очень приятные на ощупь однотонные покрывала. Калман содрал то, на котором сидел, затем максимально в него укутался, а после, видимо, задремал. Очнулся вновь от возгласа проводницы:

– Господин Энквист!

– Да! – зачем-то крикнул он и по инерции вскочил.

– Поздний завтрак, господин Энквист, – не без иронии сказала она и поставила на стол огромную тарелку с едой и бутылку какого-то спиртного. – Приятного аппетита.

– Спасибо! – отчеканил он и мельком осмотрел всё, что ему принесли.

– Хорошего отдыха, господин Энквист! – напоследок бросила она и тут же вышла.

Калман еще раз и уже в недоумении осмотрел блюдо. Там, казалось, лежало абсолютно всё, от курицы до баранины, рыбы было меньше, и были еще доселе неизвестные ему розовые закорючки. Только присмотревшись, он понял, что это, вероятно, креветки. До сих пор ему не удавалось их не то что есть, но и видеть вовсе, воспоминания пришли только по картинкам из книг. А еще рядом стояла бутылка, и как ни странно, не водки или коньяка, а скорее, чего-то другого. Немного подумав, Калман присел и пододвинулся к столу. На самом деле, есть ему уже совсем не хотелось, но он, не раздумывая, решил, что обязательно и съест, и выпьет вообще всё, что видит, даже если от этого ему станет плохо. Поспешив съесть всё до конца, он с непонятной горечью осмотрел уполовиненную бутылку и пустую тарелку. Его друзья и мама никогда и десятой части подобных продуктов не то что не ели, но и не видели, и погибли, даже не подозревая о том, что такие продукты вообще существуют, а он по какой-то непонятной причине выжил и сейчас с наслаждением вталкивал их в себя, словно так и должно было быть. От этих мыслей Калману неожиданно стало невыносимо тошно, и он со страшной скоростью рванул в туалет, где его через пару секунд вывернуло наизнанку. Немного придя в себя, он глянул на месиво в унитазе и в первый раз за столько времени разрыдался. Только сейчас Калман вдруг осознал, что те скоты в пункте контроля все-таки смогли исполнить задуманное. Им каким-то образом удалось добиться своего, у них действительно получилось убить его, но не физически, а морально.

Дальше всё происходило словно в тумане. Калман сильно хотел спать и даже лег, но где на самом деле, не понимал, хотя и не сильно пытался. Просто закрыл глаза и уснул. Очнулся от нового, но теперь уже настойчивого стука в дверь.

– Господин Энквист! – громко вещала где-то снаружи проводница. – Откройте, пожалуйста!

Калман невольно приподнялся, осмотрелся и прислушался. По всей видимости он лежал на полу в санузле, а поезд, судя по ощущениям, стоял. Калман тут же подскочил, наскоро умылся, затем спешно смыл всё, что было в унитазе, и быстро вернувшись в купе, с деланно бодрым видом открыл дверь.

– Доброго дня! – недовольно поздоровалась проводница. – К вам тут, согласно разнарядке, соседа подселяют, так что принимайте.

– Здравствуйте! – неожиданно громко произнес и тут же ввалился в дверной проем молодой, очень высокий и широкоплечий парень, с длинными, но наскоро перевязанными на затылке черными кудрявыми волосами. – А я к вам, – продолжил он и искренне, но как-то по детски приветливо улыбнулся, и тут же неловко скинув с плеча увесистый рюкзак, явно растерянно выпрямился.

– В общем, знакомьтесь. И помним, что обед через час, – напоследок добавила женщина и вновь закрыла дверь.

Калман осмотрел гостя и прищурился. Сейчас ему не очень-то хотелось кого-либо видеть, но других вариантов, к сожалению, не было.

– Твоя полка наверху, – недовольно бросил он.

– Хорошо! – почему-то радостно согласился гость. – Я вообще всегда наверху сплю, у нас детей в семье четверо, а квартира однокомнатная.

– Вот как? – немного устыдившись своего поведения, спросил Калман и сел на свой диван.

Гость еще раз дружелюбно улыбнулся, а затем, аккуратно втиснувшись в небольшое кресло с другой стороны стола, произнес:

– Я – Амир! А вас как зовут?

– Смотря кто. Обычно Мрак, но на самом деле Калман.

– Очень приятно познакомиться!

Калман невольно скривился и еще раз осмотрел сидящее перед ним чудо. Ему было явно не слишком удобно, но он видимо, как и сам Калман, старался соблюдать правила.

– Ладно! – нехотя согласился Калман и встал. – Садись давай на диван, а я в кресле посижу.

– Не надо! Всё в порядке! Я привык.

– Садись, я сказал!

Парень тут же испуганно осмотрел его, но перечить не стал и поспешил встать и пересесть.

– Ну и что ты собрался делать на фронте? – с умудренным видом спросил у него Калман, а потом, одним ударом открыв стоящий рядом холодильник, достал оттуда пиво. – Инопланетян, небось, бить?

– Ух ты! – восхитился Амир. – А так можно делать?

– Конечно. Инопланетян бить всегда полезно.

– Простите, я не про это.

– Да, я понял, – усмехнувшись, продолжил Калман и открыл дверь пошире. – Хочешь чего-нибудь?

– Конечно! – согласился парень и расплылся в улыбке.

Калман немедленно вытащил наружу несколько упаковок колбасок, за ними всё те же сэндвичи, потом еще какую-то ерунду в красивых обертках и разложил всё на столе. Амир тут же набросился на увиденные продукты, причем с настолько шальными глазами, будто вообще никакой еды до этого никогда не видел. Калман невольно скривился от мысли, что, вероятно, выглядел точно так же.

– Пиво будешь? Или, может, что покрепче? – всё еще наблюдая за гостем, спросил он.

– Нет, не буду, – с серьёзным видом ответил тот. – Мне по вере не положено.

– Какая уже разница? Мы с тобой умирать едем.

– Я всё равно не могу, нам нельзя, – почти оправдываясь, пробубнил Амир.

– Ладно, заставлять не стану. Лучше расскажи, как оказался здесь?

– Я – самый старший и самый сильный и потому много ем. Нашей с родителями заработной платы и сертификатов на всех, конечно, не хватает, вот я и решился. Мама, правда, сильно переживала, да и папа был против, но я подумал, что так будет лучше. Им теперь назначат прибавку. Может, трех оставшихся смогут поднять. А я, если вернусь, для братьев буду героем!

– Ты, видимо, ходил на пункт контроля?

– Да. Написал заявление. Рассмотрели быстро, буквально за две недели, но окончательного решения ждал два месяца. Сюда ведь не всех берут.

– И сколько тебе лет?

– Семнадцать. Позавчера исполнилось.

– С днем рождения, – глухо поздравил Калман.

– Спасибо! – Поблагодарил его Амир и улыбнулся. – Знаешь, мне отец всю дорогу до станции говорил, что, возможно, попутчики неадекватные попадутся, но вроде всё в порядке.

– Мы все в одинаковом положении, зачем друг друга стращать?

– Про это место всякое рассказывают. Никто же толком не понимает, что здесь на самом деле происходит.

– Это верно, – согласился Калман и, отставив в сторону бутылку пива, налил себе того крепкого напитка. Он до сих пор так и не смог разобрать, что это конкретно, но уже был почти уверен, что это виски.

– А ты как сюда попал? – наблюдая за ним, спросил Амир.

– Да как все.

– Тоже ради семьи?

– Нет. Я – сирота.

– Ой, как страшно! – скорбно высказался его сосед и сдвинул густые брови. – Без семьи – совсем плохо.

– Без семьи отлично. Терять нечего.

– Нет. Ты, как одинокий волк, никому не нужен и никто тебя не ждет. Если хочешь, мы можем стать твоей семьей. Мои родители очень радушные.

– Спасибо, конечно. Но мы еще с тобой не вернулись.

– Вернемся обязательно, что за глупость?

– Для начала, давай туда хотя бы доедем, – скептически ответил Калман.

Амир неловко улыбнулся и, кивнув, продолжил есть, а Калман еще раз его осмотрел. Перед ним сидел крупный, плечистый, высокий парень, добрый, красивый и с яркими черными глазами. И зачем такого, как он, могли отправить умирать, было непонятно. Неужели тем, кто сидит наверху, совсем никого не жалко? Это же будущий генофонд, это здоровые дети, это следующие поколения. И ладно сам Калман, он, мягко говоря, мало что из себя представлял, но этот был действительно прекрасен. За что его-то могли отправить на убой? Тяжелые мысли прервала всё та же проводница.

– Обед! – безапелляционно заявила она снаружи, и открыв дверь, немедленно вошла внутрь, а после поставила на стол две огромные тарелки с дымящимися мясом и рыбой. Потом сделала шаг обратно и спросила. – Холодильник обновлять нужно?

– Да, – уже смело ответил Калман. – Но вообще хотелось бы узнать, сколько мы еще будем ехать?

– Вы только сели. Весь путь двое с половиной суток.

– Ничего себе! – не переставая жевать, удивился Амир.

– Чего удивительного? Фронт не близко.

– Это он об обеде, – прокомментировал его слова Калман.

– Ясно, – понимающе кивнула проводница. – Но вообще, мальчики, если бы вы все-таки посмотрели меню, то увидели бы, что у нас здесь есть не только разнообразная еда, но и клуб, бильярд, кинотеатр, сауна, ну и самое главное – красивые девочки. Убить время есть где и есть с кем.

– Ух ты! – наконец отреагировал на ее слова Амир.

– Да! – с довольным видом продолжила она. – Так что, когда наедитесь, можно пройтись на пару вагонов влево и всё освоить.

– Спасибо за предложение, – с недоверием ответил Калман.

– Отдыхайте! – напоследок бросила проводница и закрыла дверь.

– Вот это да! – воодушевленно выпрямившись, жарко прошептал Амир.

– Даже не мечтай, – тут же пресек его порывы Калман. – В нашем государстве всё, что она перечислила, давно под запретом. Так что давай не будем нарываться на неприятности.

Его сосед ненадолго задумался, а после, поочередно закинув в себя почти всё содержимое своей тарелки, скорбно притих. Впрочем, хватило его всего на пару минут, и вскоре Амир аккуратно предложил:

– А что если мы просто посмотрим?

– Ты дурак?

– Ну а почему нет? Не просто же так это всё здесь есть? К тому же смотри: вагон, похоже, пустой! Я уверен, что все там.

– А может еще не сели?

– Да какая теперь разница? – удивленно высказался Амир и всплеснул руками. – Ты же сам говорил, что едем умирать?

– А ты недавно говорил, что тебе вера много чего не позволяет.

– Я сказал про алкоголь! А вот про остальное, – он запнулся. – Что там? Про кино и сауну я ничего не говорил.

– Да-да, – протянул Калман. – Именно они тебя сейчас сильнее всего и беспокоят.

– Да ладно тебе! – растерянно ответил Амир. – Ну сам же всё понимаешь?

– Конечно, понимаю и не хочу, чтобы мы с тобой во что-нибудь вляпались.

– Не переживай, я тебя прикрою. Я – сильный, у меня разряд по боксу!

– И именно поэтому пересел, когда я тебе сказал это сделать?

– А зачем ругаться с тем, кто старше и лучше знает? Я просто неконфликтный, но, если что, могу.

– Идет, – почему-то легко согласился Калман. – Тогда давай доедай и пойдем.

– А ты будешь?

– Нет, я, пожалуй, уже только воду буду, так что можешь и мое съесть, если ты об этом.

– Вот спасибо! – с воодушевлением сказал Амир и, пододвинув его тарелку поближе, не без удовольствия продолжил поглощать еду.

Калман наблюдал за ним с какой-то неподдельной радостью. Отчего он так реагировал, он пока сам не понимал. Скорей всего, так действовал алкоголь, но вполне вероятно, ему уже давно на самом деле хотелось простого человеческого общения, какого-то обычного веселья или наслаждения моментом. В его блеклой, и во многом никчемной жизни ничего подобного давно не случалось, и это чувство хотелось хоть немного продлить.

– Ну всё! – отчитался Амир и отодвинул вторую тарелку. – Можем идти.

– Для начала, я думаю, нам обоим нужно помыться, – с усмешкой произнес Калман.

– Да! Точно! – испуганно произнес сосед и ощупал себя, словно это было важно. – А где?

– Здесь, – открыв следующую за холодильником дверь, ответил Калман.

– Вот это да! Как же всё продумано!

– Иди уже! – Калман втолкнул его внутрь и, отставив в сторону воду, налил себе еще виски.

Что ждет их в тех вагонах, невозможно было даже представить, но еще раз подумав, он законно предположил, что хуже, чем было, уже вряд ли может быть.

Глава 6

Когда-то отец Калмана сказал ему, что если в чем-то не уверен, делай только то, что считаешь правильным. И Калман всю жизнь старался придерживаться этого правила. Но сейчас, стоя перед искусно имитирующей дерево, металлической и почему-то синей дверью в тот самый вагон, он был вовсе не уверен в том, что открывать ее правильно.

– Ну? – нетерпеливо толкнул его сзади Амир. – Пропустим же всё!

– Что там можно пропустить? Если это происходит здесь постоянно.

– Но мы-то не видели!

– Ладно, – согласился Калман и, схватив ручку, распахнул дверь.

Их обоих тут же почти оглушило. Непонятная, но очень громкая музыка грохотала с такой силой, что почти невозможно было друг друга услышать. Калман скривился, но всё же неловко втиснулся внутрь и осмотрелся. Помещение казалось больше, чем обычный вагон, там было много диванов, столиков и целых четыре бара, два возле входа и два в конце. Откуда лилась музыка, сложно было определить, но зато происхождение постоянно мелькающего неонового света было известно. Вращающимися без конца светильниками был улеплен весь потолок.

– Смотри, как здорово! – подтанцовывая сзади, крикнул ему на ухо Амир и указал на диваны.

Там сидели видимо такие же, как и они, призывники, но каждый с очень эффектной девушкой. Некоторые из них просто беседовали, а иные и откровенно лапали девушек.

– Мда, – вынес вердикт происходящему Калман и подошел к ближайшему бару.

– Чего желаете? – тут же спросила у него высокая стройная блондинка в очень откровенном наряде.

– Виски, наверное, – глухо произнес Калман.

– Всё для наших героев! – громко заявила она, а потом, как-то неестественно улыбнувшись, одним движением подхватила бутылку, подкинула ее к потолку, словила другой рукой и налила ему темно коричневой жидкости в изящный стакан из тонкого стекла.

– Спасибо, – равнодушно ответил Калман.

– А мне можно пива? – воодушевленно спросил Амир.

– Конечно! Героям можно всё! – ответила блондинка и поставила перед ним высокий бокал.

– Ты такая красавица! – восхищенно и очень громко произнес Амир. – И где только такие персики выращивают?

– Если захочешь узнать, я тебе обязательно покажу! – явно заигрывая, ответила она.

– Конечно, хочу! Я такой красоты никогда не видел!

Дальше Калман не стал слушать и, немного погодя, незаметно сместился на ближайший диван. Амиру нужно было развлечься, а вот ему – всё изучить. Как электротехник, он тут же понял, что лампы под потолком очень дорогие, а как инженер по материалам – что стены обиты специальным звукоизоляционным покрытием, тоже недешёвым. Стойки бара также были не из простых, они светились ярко розовым светом при этом освещении, и это означало лишь то, что в пластик, из которого они были целиком изготовлены, добавлялось что-то еще. Его молчаливый осмотр прервал Амир.