Более полувека назад – а именно в 1962 году – мой полный энергии агент с великолепным именем Вирджил Помфрет устроил мне встречу с заведующей отделом иллюстраций издательства «Фонтана Букс» Патси Коэн. На ее письменном столе я увидел «Коллекционера» – первый опубликованный роман Джона Фаулза. Заказ на иллюстрации к этому роману я получил от Тони Коуэлла, заведующего отделом иллюстраций в издательстве «Джонатан Кейп», и это была моя первая серьезная попытка использования техники trompe l’oeil[1] для создания книжных обложек. В то время процесс создания обложек нуждался в чем-то новом – и в ком-то, кто должен был наконец привнести в него настоящее искусство. Его явно не хватало, особенно в том, что касалось книг в мягкой обложке. До того времени я много и с удовольствием работал в области создания серьезных иллюстраций для книг в твердых переплетах, которые включали такие произведения, как «Магус» Джона Фаулза, «Вивисектор» Патрика Уайта и «Сэвилл» Дэвида Стори. Иллюстрации же для книг в мягкой обложке представляли собой, в глазах издателя, нечто второстепенное (если не считать оригинальных типографических обложек издательства «Пингвин»). И действительно, в то время не делалось никаких попыток привнести высокое искусство в процесс создания таких обложек. Однако, с энергичной поддержкой Марка Коллинза, Вирджила Помфрета и Патси Коэн, думаю, что мне это в конце концов удалось.
Мое сотрудничество с Агатой Кристи, начиная с 1962 года, успешно развивалось и ширилось, так как за прошедшие с того момента 25 лет я создал более ста рисунков для обложек ее произведений. Начнем с того, что мне просто нравится хорошо выполнять свою работу. Естественно, что и у меня были неудачи – я знаю, что не всегда мне удавалось удовлетворить Агату или ее семью. Меня часто спрашивают, встречался ли я с Агатой лично? К сожалению, должен ответить отрицательно. Несколько раз подобные встречи пытались организовать: я лично встречался с ее дочерью Розалинд Хикс, ее агентом Эдмундом Корком и другими членами ее команды, но легендарная замкнутость Агаты и частые приступы ее болезни не позволили ей согласиться на встречу с нами. Задним умом я теперь понимаю, что это было даже и к лучшему: думаю, что как я, так и она чувствовали бы себя неловко, обсуждая достоинства и недостатки тех или иных вариантов обложек. Несмотря на это я этим все-таки расстроен, пусть и незначительно. Однако недавно, в связи с проведением выставки моих обложек к произведениям Агаты Кристи в Музее Торквай в 2012 году, я имел честь несколько раз встречаться с ее внуком Мэттью Причардом, красноречивым и верным пропагандистом достижений своей бабушки. Мэтью и его жена Люси всегда поддерживали меня и благодарно восхищались моими работами. Они поддерживали и поощряли мои последние попытки в создании работ, связанных с Агатой, особенно в создании обложки к книге «Эркюль Пуаро и Путаница в Гриншоре». Именно они договорились с Национальным фондом[2], чтобы мне была представлена возможность поработать в доме и в саду в Гринуэе[3]. Однажды, после великолепного ланча с Мэтью и Люси в Ферри-коттедж, нам с моей женой, детской писательницей Джоджи Адамс, была устроена превосходная лодочная прогулка по реке Дарт.
Я был очень рад, когда Дэвид Браун, редактор Агаты Кристи в издании «Харпер-Коллинз», предложил мне сделать рисунок для обложки[4] этого до сих пор не опубликованного произведения. Оно является укороченной версией романа «Причуда мертвеца», и для меня это была еще одна восхитительная возможность вновь посетить Гринуэй. Второй муж Агаты, Макс Маллован, описал Гринуэй как «маленький рай», а для Агаты это было «самое очаровательное место в мире». И это действительно так. Приятное четырехугольное полностью сохранившееся здание георгианского периода во многом является вещественным воплощением своей знаменитой литературной хозяйки. Но настоящий рай находится в саду. В своем рисунке я попытался, насколько это позволяла фабула рассказа, показать все его великолепие и загадочность. Он, без сомнения, является одним из символов Западной страны[5], ее пропитанных дождями, а иногда и солнечными лучами пейзажей, уединенных вересковых пустошей и укромных лесных уголков, окаймленных морем и скалистыми берегами.
В Гринуэе великолепный сад, местами похожий на тропический и граничащий с рекой Дарт, который сейчас принадлежит Национальному фонду. Для Агаты он был надежным убежищем от внешнего, часто назойливого, мира. Мира, которым она восхищалась и за которым тщательно наблюдала, но в который наотрез отказывалась интегрироваться.
Эта величайшая детективная писательница, искусная создательница загадок и головоломных сюжетов, была моей вдохновительницей при работе над ее книгами. Мой рисунок к этому рассказу – это дань уважения ее дому и саду, но несмотря на это при его создании я не мог забыть о том, что рисунок в данном случае должен был быть в первую очередь иллюстрацией к происходящему. Я знаю, что Агата инстинктивно не принимала натуралистичных изображений различных происшествий, сцен и человеческих фигур и особо настаивала на том, чтобы Эркюль Пуаро и мисс Марпл никогда не присутствовали на обложках. Хотя издательство «Харпер-Коллинз» и придерживалось этого требования, его американский филиал потребовал большей визуализации, что видно на обложке американского издания «Причуды мертвеца». Я тоже в основном следовал этим требованиям автора, но иногда стоит нарушить какие-то правила, так, как я сделал это для обложки «Путаницы в Гриншоре», на которой присутствуют вполне реалистичные изображения, например, дома, лодочного сарая, паромного колокола и старого форта; магнолии (любимого цветка Агаты), лица леди Стаббс, трупа и садового здания[6]; и даже слегка стилизованный портрет самой Агаты в заботливо скрытом укромном уголке рисунка. В иллюстрации присутствует также намек на праздничную толпу на передней лужайке. И все это вплетено в то, что, на мой взгляд, является художественной данью Гринуэю.
Читатели могут обратить внимания на то, что я покрыл лодочный сарай тростником, так, как это описано в рассказе. Сейчас он покрыт шифером, но Мэтью Причард помнит, что изначально он действительно был крыт тростником. То есть, сам того не желая, я восстановил здание в его былом великолепии!
Я никогда не относил себя к великим художникам, таким как Фрэнсис Бэкон, Люсиан Фройд и Грэхэм Сазерленд, однако я считаю себя хорошим мастером и иллюстратором, который, я надеюсь, достоин занять место где-то в середине пантеона британского искусства XX–XXI вв. Кстати, совершенно случайно Грэхэм Сазерленд стал моим другом и учителем в середине 50-х годов, когда я был его близким соседом в кентской деревушке Троттисклиф. Мои визиты в его студию в Белом доме и его визиты в мою в Оуст-хаус были значительными событиями в моей жизни начинающего художника. То, что я смог дожить до XXI века и все еще могу работать в возрасте восьмидесяти лет, во многом объясняется поддержкой и любовью моей семьи и дорогих друзей, не говоря уже о великих и мудрых издателях и покровителях, включая таких, как издательства «Джонатан Кейп» и «Харпер-Коллинз». Джон Фаулз однажды любезно охарактеризовал меня как «одну из самых приятных традиций в английском искусстве, начинающихся в великом искусстве школы деревянной гравюры 60-х годов XVIII столетия и пронесенной Ракхамом, Дюлаком и братьями Детмолдами до наших дней. Том с честью занимает место в этом длинном списке…» Все это прекрасно, но без вдохновения, которое я черпал у таких великих писателей, как Джон Фаулз и Агата Кристи, моя карьера как иллюстратора и создателя обложек не состоялась бы. И мне хватает дерзости позиционировать себя среди людей моей профессии так же, как я позиционирую Агату Кристи среди детективных писателей. Неторопливое погружение в тему и мастерство исполнения являются ключом к нашему успеху. Я всегда думал, что способность к сопереживанию не является единственной отличительной чертой гениальности, хотя и очень важна для этого трудно определимого состояния человеческой души. Вне всякого сомнения, Кристи обладала этим волшебным качеством в полной мере. Не мне судить, есть ли это качество у меня.
С годами я пришел к выводу, что Агата Кристи, без всякого сомнения, является выдающимся мастером детективного романа.
Она была настоящей кружевницей интриги, которая вела нас по тропинке, двигаясь кругами, и в конце концов выводила нас в совершенно неожиданное место. «О, великий боже, – говорили мы, – вот этого мы никак не ожидали». Из первых советов, которые она получила от своей подруги Элен Филпоттс, Агата хорошо усвоила, что писательский труд – это не только искусство, но и мастерство и что существует множество методов и уловок, чтобы обходить стилистические и технические трудности в творчестве.
Работы Агаты – настоящий подарок для любого художника. Характеры, объекты и места действия неисчислимы, но в то же время достаточно расплывчаты, что дает иллюстратору свободу фантазии и творчества. Что же касается воображения, то здесь Агате просто нет равных. Согласно мнению Джэнет Морган, высказанному в ее книге «Агата Кристи. Биография», на писательницу сильно повлияли две книги: «Эксперименты со временем» Дж. У. Данна и «Таинственная вселенная» сэра Джэймса Джина. В 1930 году Кристи пишет Максу:
«Я очень мало в этом понимаю, но все это наполняет мою голову призрачными идеями. Как интересно было бы, если бы Бог был будущим – не чем-то, что мы придумали и создали и что существует в настоящем; представим себе, что он не причина, а результат… Интересно поразмышлять и о следующем: то, что Бог создал этот мир и доволен своим созданием, выглядит очень маловероятным. Ведь изначально человек умирал от голода и холода (сидя на куче угля в земле) и каждая эпидемия бубонной чумы «была делом рук Божьих», а не результатом глупости самого человека. Если жизнь на этой планете зародилась в результате маловероятного стечения обстоятельств, противоречащего законам космографии, то очень интересно было бы понять, как и когда она наконец закончится? В каком-то абсолютном и великолепном разуме…»
Блестящая биография, написанная Джэнет Морган, рассказывает о том, каким плодовитым и искусным фантазером была Агата. Она «видела реальные сны, помнила их и обсуждала и наслаждалась теми снами, во время которых летала…».
Я тоже обладаю таким же даром фантазировать и мечтать, и я всегда считал, что это одна из причин, которая позволяет мне так удачно сопереживать книгам Агаты.
Однако в то же время Агата была очень земным человеком. В своей собственной биографии она дает нам возможность прикоснуться к ее человеческим качествам и юмору.
«Я не люблю толпу, в которой тебя притирают к другим людям, громкие голоса, шум, пустую болтовню, вечеринки, особенно коктейли, сигаретный дым и курение вообще, мармелад, устриц, чуть теплую еду, серые небеса, птичьи лапки и вообще птиц. Но больше всего на свете я не люблю вкус и запах горячего молока.
Я люблю солнце, яблоки, практически любую музыку, математические головоломки и все, что связано с цифрами, отдых на море, купание и плавание, тишину, сон, мечты, еду, запах кофе, лилии, практически любых собак и походы в театр.
Я могла бы написать список, более впечатляющий и включающий гораздо более важные вещи, но тогда это буду уже не я. А мне кажется, что самое главное – это оставаться самой собой».
Агата всегда работала сама по себе. «Самым привлекательным в писательстве является то, что ты занимаешься этим один на один с собой и тогда, когда тебе этого хочется».
Я с этим полностью согласен. Я работаю в студии, набитой всевозможной ерундой, где повсюду лежат книги и где совсем не прибрано. Мне иногда кажется, что по отношению к ее писательскому месту Агата думала о порядке и прибранности не больше, чем я. Когда ее однажды, на радиопрограмме «Увеличение» на BBC, спросили о ее творческом процессе, Агата ответила:
– Вас это, наверное, разочарует, но никакого творческого метода у меня нет.
В своей подробной и очень тонкой книге «Агата Кристи готовит убийство» Джон Курран отмечает: «Свое вдохновение она черпала в хаосе – он возбуждал ее гораздо больше порядка; механистичность ограничивала ее творческий процесс». Это был ее метод, который очень подходит и мне. Из моего хаоса, набросков и множества заметок появляются мои законченные работы.
Археология – это еще одна область, которая сближает нас с Агатой. Она была замужем за археологом, сэром Максом Маллованом. Мой старший сын, профессор Джонатан Адамс, работает морским археологом. Он был заместителем руководителя экспедиции, которая раскапывала и поднимала «Мэри Роуз»[7]. В своей работе он создает целое из груды, казалось бы, никак не связанных между собой осколков; так же поступаю и я, как художник, – а он, кстати, совсем неплохой художник. Каждый по-своему, но мы оба разделяем творческий метод Агаты – мне кажется, что процессы и методы, применяемые в археологии, очень схожи с теми, которые применяются при написании детективных историй: сложение не связанных между собой осколков, следование за подсказками, розыск фактов и использование воображения…
Помимо того, что она была великолепным писателем, Агата Кристи была превосходным драматургом. Моя собственная любовь к театру возникла в детстве, когда мои родители сами ставили пьесы и играли в любительских спектаклях. Мне посчастливилось встречаться со многими их друзьями из мира театра, такими как Флора Робсон и Сибил Торндайк, и я с удовольствием вспоминаю, как ребенком посещал театры в Лондоне и Париже. Моя мать, Констанция, была ученицей дамы Кэрри Табс в музыкальной школе Гилдхолла, хотя после свадьбы ей, к сожалению, пришлось оставить пение. Агата тоже училась пению, но предпочла ему литературу.
С созданием обложки для «Эркюль Пуаро и Путаница в Гриншоре» мое сотрудничество с Агатой Кристи как ее художника по обложкам продолжается уже более 50 лет. Надеюсь, что этим оно не закончится. Мое мнение об этом великом авторе, которое постоянно росло все эти годы, может быть охарактеризовано следующей цитатой литературного обозревателя газеты «Ньюс Кроникл», которую я вычитал в книге Джона Куррана «Агата Кристи готовит убийство»:
«Миссис Кристи – величайший гений по созданию детективных сюжетов, который когда-либо жил на нашей земле».
Сам бы я не смог сказать лучше.