В тот день, когда началось великое обучение, Чжэн Чэнь отпросилась из школы, чтобы узнать, как дела у ее бывших учеников. Из сорока трех учеников класса после игры в долине восемь были отобраны для работы в центральном правительстве; остальные, разбросанные по всему городу, под руководством своих родителей приступили к освоению самой сложной программы обучения в истории.
Яо Жуй был первым, о ком подумала Чжэн Чэнь. Из тридцати пяти оставшихся учеников ему предстояло овладеть самым большим объемом знаний. Молодая учительница быстро доехала на метро до тепловой электростанции, которая незадолго до вспышки сверхновой была закрыта по соображениям экологии, но теперь, спасенная от демонтажа, заработала снова, уже как учебный класс.
Чжэн Чэнь встретила своего бывшего ученика у ворот электростанции. Яо Жуй был вместе со своим отцом, главным инженером станции. Старший Яо поздоровался с молодой учительницей, и та ответила в смятении чувств:
– Глядя на вас, я вспомнила, как шесть лет назад впервые вошла в класс.
– Товарищ Чжэн, – улыбнувшись, кивнул главный инженер, – наверное, я сейчас волнуюсь еще больше, чем вы тогда.
– На родительских собраниях вы всегда высказывали недовольство моими педагогическими методами. Сегодня нам предстоит увидеть, насколько вы сами в этом хороши.
Они вошли в ворота вместе с другими парами родителей и детей.
– Какая высоченная толстая дымовая труба! – возбужденно воскликнул шедший впереди Яо Жуй.
– Глупыш, я же тебе говорил, это не дымовая труба. Это градирня, холодильная башня. Дымовая труба вон там, за энергетическим блоком.
Главный инженер проводил своего сына и Чжэн Чэнь к градирне, где вода стекала в круглый бассейн.
– Это вода, которая охлаждает генератор, – указав на бассейн, сказал он. – Она довольно теплая. Когда я пятнадцать лет назад только пришел работать на электростанцию, я в ней купался. – Он вздохнул, предаваясь воспоминаниям молодости.
Затем они прошли к горам черного угля.
– Это угольный двор. Тепловая электростанция вырабатывает электроэнергию, сжигая уголь. При работе на полной мощности наша станция потребляет двенадцать тысяч тонн угля в сутки. Уверен, вы даже представить себе не можете, сколько это. Видите вон тот товарный состав из сорока вагонов? Потребуется шесть таких составов, груженных углем.
Яо Жуй высунул язык.
– Мне страшно, товарищ Чжэн, – сказал он. – Я даже подумать не мог, что у папы такая грандиозная работа.
Главный инженер тяжело вздохнул.
– Малыш, твой папа сам не может свыкнуться с этой мыслью.
Они прошли вдоль транспортера с углем до огромной машины с большим вращающимся барабаном. От страшного грохота у молодой учительницы и ее ученика по спине пробежали мурашки.
– Это измельчитель! – крикнул им в ухо главный инженер. – Транспортер доставляет уголь сюда, и измельчитель перемалывает его в пыль, похожую на муку.
Далее они прошли к основанию высокой стальной конструкции. Всего на станции таких было четыре; их было видно издалека, как и градирни с дымовыми трубами.
– Это топка, – объяснил отец Яо Жуя. – Угольная пыль, поступающая из измельчителя, впрыскивается в топку через четыре сопла, где сгорает. Уголь сгорает практически полностью; остается лишь крохотная часть. Смотрите, вот все, что осталось. – Протянув ладонь, он достал из квадратного бассейна, мимо которого они проходили, горстку камешков, похожих на матовые стеклянные бусинки, и показал их сыну. – Вдоль стен этого котла проходит множество длинных труб. Вода, протекающая по этим трубам, забирает тепловую энергию и превращается в пар высокого давления.
Они вошли в просторный зал, в котором господствующее место занимали четыре приземистых цилиндра.
– Это турбины генераторов. Поступающий от котла пар вращает турбины, которые приводят в движение генераторы, вырабатывающие электричество.
Наконец они вошли в центр управления. Это был чистый, ярко освещенный зал; на приборной панели во всю стену звездами мигали контрольные лампочки, а на компьютерные мониторы выводились сложные изображения.
– Сегодня мы совершили обзорную экскурсию, – сказал своему сыну главный инженер. – На самом деле электростанция – это очень сложная система, работу которой обеспечивают много людей самых разных специальностей. Епархия твоего папы – электричество. Электричество бывает высокого и низкого напряжения; я занимаюсь электричеством высокого напряжения. – Остановившись, он какое-то мгновение молча смотрел на своего сына. – Это очень опасная работа; огромное напряжение способно испепелить человека за доли секунды. Чтобы этого не произошло, ты должен в полной мере понимать структуру всей системы и принцип ее работы. Мы приступим к этому прямо сейчас.
Достав рулон чертежей, главный инженер вытащил один.
– Начнем с принципиальной электрической схемы. Тут все довольно просто.
– По-моему, ничего простого тут нет, – пробормотал Яо Жуй, со страхом разглядывая пересекающиеся линии и значки.
– Вот это генераторы, – объяснил его отец, указывая на четыре кружка. – Тебе известен принцип работы электрического генератора?
Мальчик молча покачал головой.
– Так, вот это сборная шина. На нее подается выработанное электричество. Как видишь, ток трехфазный. Ты знаешь, что такое трехфазный ток?
Яо Жуй снова молча покачал головой.
– Ну хорошо, – продолжал его отец, указывая на четыре пары концентрических окружностей. – Это четыре ГТ.
– ГТ? – переспросил мальчик.
– Ну, главных трансформатора. А это два «допа».
– «Допа»?
– Дополнительных трансформатора… Ты знаешь принцип работы трансформатора?
Яо Жуй опять лишь покачал головой.
– Ну а основы электрофизики? Принцип электромагнитной индукции?
Снова молчание.
– Ну закон Ома хоть ты знаешь?
И снова молчание.
Главный инженер отстранил чертеж.
– А что же ты знаешь, черт бы тебя побрал? Ты что, спишь на уроках?
Его сын залился слезами.
– Мы это не проходили…
Взбешенный отец повернулся к Чжэн Чэнь.
– Чему же вы его учили целых шесть лет?
– Не забывайте, ваш сын только-только окончил начальную школу. А с такими педагогическими методами, как у вас, он вообще ничему не научится!
– У меня есть всего десять месяцев на то, чтобы преподать мальчишке полный курс электрофизики и передать свой пятнадцатилетний опыт работы. – Вздохнув, главный инженер отшвырнул чертежи. – По-моему, товарищ Чжэн, это невыполнимая задача!
– Но вы должны ее выполнить, товарищ Яо.
Главный инженер долго молча смотрел на молодую учительницу, наконец вздохнул, подобрал чертежи и повернулся к сыну.
– Ну хорошо, хорошо. Значит, ты знаешь, что такое электрическое напряжение и сила тока, так?
Мальчик кивнул.
– В каких единицах измеряется сила тока?
– В вольтах.
– О, во имя всего святого!..
– Нет! Подожди, это единицы измерения напряжения. А сила тока измеряется в… измеряется в…
– В амперах! Ладно, значит, мой мальчик, начнем отсюда.
В этот момент у Чжэн Чэнь зазвонил сотовый. Это была мать другой ее ученицы, Линь Ша. Поскольку семья жила по соседству, Чжэн Чэнь ее хорошо знала. Мать Линь Ша пожаловалась, что у нее возникли проблемы с обучением своей дочери, и попросила молодую учительницу помочь. Быстро попрощавшись с Яо Жуем и его отцом, Чжэн Чэнь поспешила обратно в город.
В больнице, где работала мать Линь Ша, девочка и мать возбужденно спорили у двери в помещение, обозначенное большой красной надписью «Прозекторская».
– Я не могу выносить этот запах! – жаловалась Линь Ша, морща лоб.
– Это формалин, консервант. Он используется для пропитки тел, предназначенных для вскрытия.
– Мама, я не собираюсь смотреть, как режут человеческое тело! Я и так уже достаточно насмотрелась на печени, легкие и все остальное!
– Но ты должна узнать, где именно в человеческом теле находится тот или иной орган!
– Когда я стану врачом, разве я не смогу просто давать больным лекарства от тех болезней, от которых те страдают?
– Ша-ша, тебе предстоит стать хирургом. Ты будешь делать операции!
– Пусть мальчики становятся хирургами!
– Прекрати! Твоя мать хирург. В мире много замечательных хирургов-женщин.
Не совсем понимая, что ей делать, Чжэн Чэнь сказала, что войдет в прозекторскую вместе с Линь Ша, после чего та нехотя согласилась присутствовать при вскрытии. Девочка крепко вцепилась дрожащей рукой в руку учительницы, однако та сама чувствовала себя немногим лучше, хотя и старалась изо всех сил не выказывать свой страх. Чжэн Чэнь ощутила лицом прохладный ветерок. Стены и потолок были белые, люминесцентные лампы отбрасывали бледное сияние на стол, вокруг которого стояли дети в сопровождении двух взрослых, все в белых халатах. Единственными красками в этом мире угрюмой белизны был темно-красный объект на столе.
Взяв дочь за руку, мать Линь Ша подвела ее к столу и, указав на объект, сказала:
– Для удобства вскрытия тело нужно предварительно подготовить – снять с него кожу.
Линь Ша выскочила из прозекторской; ее начало рвать. Чжэн Чэнь поспешила следом за ней. Она хлопала девочку по спине, сама борясь с приступами тошноты, но радуясь предлогу покинуть прозекторскую и оказаться на улице, на солнце.
Мать Линь Ша вышла из прозекторской и подошла к своей согнувшейся пополам дочери.
– Прекрати, Ша-ша. Вскрытие тела – это неоценимый урок для студента-медика. Со временем ты к этому привыкнешь. Думай о трупе как об остановившейся машине, которую можно разобрать на детали. Так тебе будет гораздо легче.
– Ты тоже бездушная машина, мама! Я тебя ненавижу! – воскликнула девочка, собираясь бежать прочь. Однако Чжэн Чэнь ее остановила.
– Послушай меня, Линь Ша. Любое ремесло, не только работа врача, требует мужества. И где-то, возможно, его требуется еще больше. Ты должна повзрослеть.
Не сразу, но через какое-то время им удалось уговорить Линь Ша вернуться в прозекторскую. Чжэн Чэнь стояла рядом со своей ученицей и смотрела, как острый скальпель с тихим скрежетом разрезает мягкие ткани, как раздвигаются белые кости, открывая багрово-красные внутренние органы… Позже она гадала, что поддерживало ее на протяжении всего этого, не говоря уж о том, что поддерживало девочку, которая еще совсем недавно боялась жуков.
Весь следующий день Чжэн Чэнь провела вместе с Ли Чжипином, мальчиком, чей отец работал почтальоном. Снова и снова отец и сын проходили маршрут, по которому старший Ли ходил больше десяти лет, и к вечеру мальчик впервые прошел его самостоятельно. Ли Чжипин попробовал закрепить здоровенную сумку с почтой на своем любимом горном велосипеде, но у него ничего не получилось, и ему пришлось довольствоваться верным стареньким отцовским «Летящим голубем». Опустив седло до конца, он отправился колесить по улицам и переулкам города. Хотя мальчик выучил наизусть маршрут и пункты доставки почты, отец переживал, и они с Чжэн Чэнь поехали следом, держась от него на некотором расстоянии. Когда Ли Чжипин добрался до последней точки, почтового ящика у дверей административного здания, отец подъехал к нему и похлопал его по спине.
– Отличная работа, сынок! Тут нет ничего сложного. Я занимался этим больше десяти лет и собирался заниматься до конца жизни. Теперь всё в твоих руках. Папа хочет сказать тебе только одно: за все эти годы я доставил точно по адресу всю корреспонденцию. Возможно, кто-то не найдет в этом ничего выдающегося, но лично я, скажу по секрету, этим горжусь. Помни, сынок, какой бы простой ни казалась работа, для того чтобы выполнять ее хорошо, нужно вкладывать в нее свою душу.
На третий день Чжэн Чэнь навестила трех своих учеников: Чан Хуэйдуна, Чжан Сяоля и Ван Жаня. Как и Ли Чжипин, первые двое были из обыкновенных семей, но у Ван Жаня отец был известным игроком в го.
У родителей Чан Хуэйдуна была собственная парикмахерская. Когда пришла Чжэн Чэнь, мальчик стриг уже третьего за день клиента. Получилось у него еще хуже, чем в первые два раза, однако клиент лишь рассмеялся, увидев себя в зеркало, и сказал, что все хорошо. Отец Чан Хуэйдуна, извинившись, отказался брать деньги, но клиент настоял. Четвертый клиент также потребовал, чтобы его стриг ребенок, и когда Чан Хуэйдун набросил ему на плечи простыню, сказал:
– Тренируйся на мне, малыш, сколько душе угодно. Мне в жизни осталось постричься всего несколько раз, но вам, молодому поколению, будут нужны парикмахеры. Нельзя допустить, чтобы вы превратились в обросших дикарей.
Чжэн Чэнь предложила своему ученику подстричь и ее, в результате чего у нее на голове остались спутанные космы. Матери Чан Хуэйдуна пришлось исправлять работу сына, и в итоге получилась короткая стрижка, очень даже неплохая. Выходя из парикмахерской, Чжэн Чэнь чувствовала себя помолодевшей. Такое чувство она не испытывала со времени вспышки сверхновой. По мере приближения неведомого нового мира люди впадали в две крайности: одни молодели, другие старели, и, к счастью, Чжэн Чэнь оказалась в числе первых.
Отец Чжан Сяоля работал поваром в рабочей столовой. Когда Чжэн Чэнь увидела своего ученика, тот с товарищами уже закончил, под присмотром взрослых, варить рис в большом котле. Несколько минут дети, трясясь от страха, смотрели в окошко раздаточной, как плоды их кулинарного творчества разносят по переполненному залу. Затем отец Чжан Сяоля постучал половником по столику, привлекая внимание, и громко объявил:
– Слушайте все! Сегодня обед приготовили наши дети!
После нескольких мгновений тишины зал взорвался рукоплесканиями.
Однако самое большое впечатление произвели на Чжэн Чэнь Ван Жань и его отец. Когда молодая учительница пришла к ним домой, мальчик уходил на занятия на курсах вождения, и отец отправился его провожать.
– От меня нет никакого толка! – вздохнув, пожаловался он Чжэн Чэнь. – Дожил до седин, а не могу передать сыну свои навыки!
Ван Жань заверил своего отца, что научится водить и станет хорошим шофером.
Отец протянул ему маленький пакет.
– Возьми вот это. Читай и тренируйся, как только у тебя появится свободное время. Только не выкидывай – как знать, быть может, когда-нибудь это тебе пригодится.
Отец развернулся и направился домой. Какое-то время Ван Жань и Чжэн Чэнь шли молча. Наконец мальчик открыл пакет. В нем лежали комплект для го и несколько учебников. Обернувшись, Ван Жань увидел, что его отец, мастер го девятого дана, стоит и смотрит ему вслед.
Жизнь Ван Жаня, как и многих других детей, выписала крутой поворот. Когда Чжэн Чэнь месяц спустя снова навестила мальчика, выяснилось, что его намерения стать водителем каким-то образом привели его в кабину бульдозера, где он показал себя способным учеником. Молодая учительница нашла его на строительной площадке на окраине города, где Ван Жань самостоятельно управлял большой машиной. Мальчик обрадовался, увидев свою учительницу, и пригласил ее в кабину, посмотреть, как он работает. Пока Ван Жань гонял бульдозер туда и обратно, разравнивая землю, Чжэн Чэнь обратила внимание на двух мужчин, внимательно наблюдающих за ним. К своему удивлению она поняла, что это военные. На площадке работали три бульдозера, всеми тремя управляли дети, однако военные особое внимание уделяли Ван Жаню, время от времени показывая на него. Наконец они замахали руками, призывая его остановиться.
– А ты неплохо управляешь бульдозером, малыш, – сказал подполковник, поднявшись к нему в кабину. – Не хочешь поехать с нами? Мы научим тебя обращаться кое с чем покруче.
– Вы имеете в виду большой бульдозер? – спросил Ван Жань, высовываясь из кабины.
– Нет. Танк.
Помедлив мгновение, мальчик восторженно распахнул дверь и спрыгнул на землю.
– Вот в чем дело, – объяснил подполковник Чжэн Чэнь. – Наше ведомство, по разным причинам, только сейчас задумалось о том, чтобы готовить детей на смену. Время поджимает, поэтому мы ищем тех, кто обладает основами навыка вождения, чтобы ускорить процесс обучения.
– Разве управлять танком – это то же самое, что управлять бульдозером?
– В какой-то степени. Оба они являются гусеничными средствами передвижения.
– Но управлять танком гораздо сложнее, разве не так?
– Необязательно. Во-первых, у танка нет такого большого ножа спереди, поэтому при движении можно не беспокоиться о встречном сопротивлении воздуха.
Вот как Ван Жань, сын мастера го 9-го дана, стал механиком-водителем танка танковой дивизии.
На четвертый день Чжэн Чэнь навестила двух своих учениц, Фэн Цзин и Яо Пинпин, направленных на работу в ясли. В грядущем мире детей семье как ячейке общества предстояло исчезнуть, поэтому вопрос ухода за детьми на какое-то время должен был выйти на первое место. Многие девочки провели последние годы своего детства, ухаживая за совсем крошечными младенцами.
Когда Чжэн Чэнь разыскала своих учениц, те учились у своих матерей основам ухода за детьми, но, подобно остальным девочкам в яслях, чувствовали себя абсолютно беспомощными рядом с плачущими младенцами.
– Я больше не могу! – воскликнула Яо Пинпин, глядя на кричащего без остановки младенца в кроватке.
– Нужно набраться терпения, – сказала ей мать. – Маленькие дети не умеют говорить словами. Для них плач – единственный способ выразить свои чувства, поэтому тебе нужно научиться понимать, что они хотят.
– Ну и что он сейчас «говорит»? Я дала ему молочную смесь, но он не ест!
– Он хочет спать.
– Так пусть спит! С какой стати он плачет? Меня это просто бесит!
– Все младенцы такие. Ты должна взять его на руки и покачать, и он перестанет плакать.
И действительно, этого оказалось достаточно.
– А я тоже была такой, когда была маленькой? – спросила Яо Пинпин, когда младенец уснул.
– Тебя едва ли можно было назвать такой покладистой, – рассмеялась ее мать. – Ты обычно кричала по целому часу, прежде чем заснуть.
– Какое же это было мучение – растить меня.
– Тебе самой придется еще тяжелее, – печально заметила ее мать. – У детей в яслях есть родители, но в будущем вам предстоит самим полностью ухаживать за ними.
Чжэн Чэнь молчала, и это так бросалось в глаза, что в конце концов Яо Пинпин и Фэн Цзин спросили у нее, как она себя чувствует. Молодая учительница думала о своем неродившемся ребенке.
Своими последними законодательными актами Обыкновенной эпохи все страны мира запретили дальнейшее воспроизведение потомства. Однако все законы и постановления оказались неэффективными: больше половины беременных женщин, и Чжэн Чэнь в том числе, решили выносить своих детей до положенного срока.
На пятый день Чжэн Чэнь вернулась в школу, где ученики младших классов продолжали учиться у учеников старших классов, готовящихся стать учителями. Войдя в свой класс, она застала там Су Линь и ее мать, также учительницу этой школы, обучающую дочь основам педагогики.
– Эти дети сплошные идиоты! – воскликнула Су Линь, сердито отодвигая от себя стопку тетрадей. – Сколько раз я им повторяла, но они так и не научились складывать и вычитать двузначные числа!
– Каждый ученик понимает новый материал в своем собственном темпе, – сказала ее мать. Она полистала тетради. – Посмотри, вот этот не умеет переносить. А вот этот не имеет представления о концепции позиции десятичного знака. Ты должна подходить к каждому ребенку индивидуально. Вот, взгляни на это… – Она протянула дочери тетрадь.
– Идиоты! Просто кретины! Не понимают элементарной арифметики!
Бросив один взгляд на тетрадь, Су Линь негодующе отшвырнула ее. Те же самые кособокие цифры, выстроившиеся в примеры на сложение и вычитание двузначных чисел, те же самые глупые ошибки, которые ей так надоели за эти два дня.
– Это твоя собственная тетрадь пятилетней давности. Я специально ее сохранила.
Су Линь удивленно взяла тетрадь, но не смогла узнать в неуклюжих каракулях свой собственный почерк.
– Работа учителя сложная, – сказала ей мать. – Он должен обладать бесконечным терпением. – Она вздохнула. – Но твоим ученикам повезло. А вот как насчет тебя? Кто тебя-то будет учить?
– Я буду учиться сама. Мама, разве не ты говорила мне, что первый преподаватель университета сам в университете никогда не учился?
– Но ты ведь не училась даже в средней школе! – снова вздохнула ее мать.
На шестой день Чжэн Чэнь проводила троих своих учеников на Западный железнодорожный вокзал. Вэй Мин, чей отец был подполковник, и Цзинь Юньхуэй, сын летчика ВВС, направлялись в армию. Родители Чжао Юйчжуна приехали в столицу на работу из провинции Хэбэй, и они забирали сына домой в родную деревню. Чжэн Чэнь обещала непременно навестить Цзинь Юньхуэя и Чжао Юйчжуна, однако Вэй Мину предстояло отправиться в Тибет, на границу с Индией, и она понимала, что не успеет съездить туда за те десять месяцев, что ей остались.
– Товарищ Чжэн, когда родится ваш малыш, вы напишите нам, куда он попадет, чтобы мы смогли о нем заботиться, – сказал Вэй Мин, после чего крепко пожал ей руку.
Не оборачиваясь, он поднялся в вагон, полный решимости в минуту прощания вести себя по-мужски.
Когда состав тронулся, молодая учительница не выдержала и закрыла лицо руками, пряча слезы. Теперь это она была ребенком, а ее бывшие ученики в одночасье стали взрослыми.
Великое обучение явилось самым рассудительным и упорядоченным периодом в истории человечества, поскольку все события происходили в соответствии со строгим плотным графиком. Однако прежде чем оно началось, мир едва не свалился в пропасть отчаяния и безумства.
После краткого затишья начали проявляться первые предвестники надвигающейся катастрофы. Сначала мутации растений, затем массовый падеж животных: землю усыпали тела мертвых птиц и насекомых, поверхность морей покрылась дохлой рыбой. Стало заметно воздействие радиации на людей. Симптомы были схожими: слабый озноб, полное бессилие всех мышц, внезапные кровотечения. Регенеративная способность детей, хоть и установленная, не была доказана со всей определенностью, и, хотя правительства всех стран готовились к миру, населенному детьми (игра «Мир в долине» проходила как раз в это время, поэтому дети оставались в неведении относительно царящего вокруг хаоса), несколько влиятельных медицинских учреждений независимо друг от друга пришли к выводу, что от лучевой болезни в конечном счете погибнут абсолютно все люди. Страшная новость мгновенно облетела весь земной шар, несмотря на отчаянные попытки правительств помешать этому. Первой реакцией общества явился расчет на везение, вера в бога медицинской науки. Тут и там возникали слухи о том, что такая-то организация или такое-то научное заведение разработали препарат, позволяющий спасти жизнь. Тем временем лекарства от белокровия, такие как циклофосфамид, метотрексат, доксорубицин и преднизон стали цениться на вес золота, даже несмотря на то, что врачи снова и снова повторяли, что больные страдают не от лейкемии. Значительное число людей обратило свои надежды на веру в существование бога, и какое-то время всевозможные секты распространялись со скоростью лесного пожара, своим причудливым многообразием ввергнув некоторые страны и области в Средневековье.
Однако вскоре пузырь надежды лопнул, вызвав цепную реакцию отчаяния, породившую нарастающую волну сумасшествия, кульминацией которой явилась массовая истерия, не обошедшая стороной даже самых хладнокровных. Правительства теряли контроль над ситуацией, поскольку армия и полиция, призванные следить за поддержанием порядка, сами находились в крайне нестабильном состоянии. Временами правительства оказывались буквально парализованы воздействием самого сильного психологического давления за всю историю человечества. В городах количество автомобильных аварий исчислялось тысячами, волнами накатывались взрывы и стрельба, над зданиями поднимался дым от пожаров, с которыми никто и не думал бороться. Обезумевшие толпы были повсюду. Аэропорты закрывались из-за беспорядков, воздушное сообщение между Европой и Америкой оказалось прервано. Общее настроение того времени лучше всего демонстрирует заголовок пугающе большим кеглем на первой полосе «Нью-Йорк таймс»:
НЕБЕСА ПЕРЕКРЫЛИ ВСЕ ВЫХОДЫ!!!
Религиозные фанатики или становились неистовыми, подкрепляя духовные силы перед лицом смерти, или начисто отвергали свою веру в потоке словесных проклятий. Новоизобретенное слово «БОЛОЧЬ», рожденное выражением «Бог сволочь», покрыло стены домов и заборы.
Однако как только регенеративные способности детей были подтверждены, обезумевший мир сразу же успокоился, так быстро, словно «щелкнули выключателем», говоря словами одного журналиста. Настроения того времени описывает запись в дневнике одной женщины:
Мы с мужем сидели на диване, прижавшись друг к другу. Наша психика больше не могла вынести все это. Мы определенно должны были умереть от душевных мук, если только сначала нас не доконает болезнь. На экране телевизора снова появилась картинка, а снизу бегущей строкой правительственное сообщение с подтверждением регенеративных способностей детей. Прочитав его, мы почувствовали себя так, словно закончили марафонскую дистанцию: мы тяжело выдохнули, позволяя телу и мозгу расслабиться. Эти последние несколько дней мы не столько думали о себе, сколько нас все больше и больше беспокоила судьба нашего маленького Цзинцзина. Я отчаянно молилась о том, чтобы Цзинцзин не подцепил эту страшную болезнь! Когда я узнала, что дети продолжат жить, мое сердце снова начало стучать, и внезапно собственная смерть уже перестала казаться такой пугающей. Теперь я совершенно спокойна и с трудом могу поверить в то, что так равнодушно отношусь к смерти. Однако мой муж не изменился. Он по-прежнему весь дрожит, буквально падает в обморок на меня. А ведь он был таким сильным и уверенным в себе. Быть может, я спокойна, потому что я женщина, а женщины лучше понимают силу жизни. Становясь матерью, женщина видит в своем ребенке продолжение собственной жизни, она понимает, что можно не бояться смерти, понимает, что можно с ней бороться! Пока будут жить наши мальчики и девочки, это сопротивление продолжится, и вскоре появятся новые матери, новые дети. Смерть совсем нестрашная. Но мужчины этого не понимают. «Что нам приготовить Цзинцзину?» – наклонившись к мужу, шепчу я, словно нам предстоит лишь отъехать по делам на несколько дней. Но, господи, болезненная тревога возвращается, как только я произношу эти слова, поскольку разве не являются они признанием того, что вскоре в мире не останется взрослых? Что будут делать дети? Кто будет готовить Цзинцзину? Кто будет укладывать его спать? Кто поможет ему переходить улицу? Что он будет делать летом? А зимой? Господи, мы даже не сможем его с кем-нибудь оставить, потому что не будет никого, кроме детей. Одних только детей! Это что-то невозможное, невозможное! И что с того? Скоро наступит зима. Зима! А я еще не закончила вязать Цзинцзину свитер. Пора заканчивать писать и приниматься за работу…
Цитируется по: «Последние слова перед Судным днем». «Саньлянь-пресс». 8 год ЭС.
И сразу же началось Великое обучение.
Это был, пожалуй, самый необычный период в истории человечества, когда все человеческое общество приняло вид, которого не было никогда раньше и вряд ли будет в будущем. Весь мир превратился в огромную школу, в которой дети лихорадочно спешили овладеть навыками, необходимыми для выживания человечества, за считаные месяцы получить основы умения управлять миром.
В большинстве профессий дети всех стран шли по стопам своих родителей, перенимая их опыт. Такой подход вызывал определенные социальные трения, однако другого эффективного работоспособного решения никто не предложил.
Исходя из того, какими конкретно задачами предстояло заниматься руководителям среднего и более высоких звеньев, кандидаты на эти должности отбирались отдельно, после чего начиналось их обучение; процедура отбора была разной в разных странах. Такой подход оказался крайне непростым вследствие специфических особенностей детского сообщества, и последующие события показали, что в большинстве случаев выбор кандидатов оказался неудачным, хотя сохранить основные общественные структуры все-таки удалось.
Труднее всего было выбрать руководящих лиц государств – решить эту задачу в такой короткий срок было практически невозможно. Все страны мира независимо друг от друга пришли к одному и тому же весьма необычному методу: моделям государства. Масштабы моделирования варьировались, но повсюду модели по возможности соответствовали жестокому формату настоящего государства. Делалось это в расчете на то, что чрезвычайная обстановка крови и огня даст возможность раскрыться детям, обладающим качествами лидеров. Впоследствии историки единодушно пришли к выводу, что эти модели государств явились самым поразительным фактором конца Обыкновенной эпохи, и недолгая история их существования стала плодородной почвой для фантастической литературы Эпохи сверхновой. Этот период породил целый пласт книг и фильмов, которые все дальше и дальше отрывались от реальности и в конце концов приобрели окраску преданий. Существуют различные точки зрения на этот период, однако большинство историков сходятся в том, что в чрезвычайной ситуации выбор был сделан рационально.
Вне всякого сомнения, ключевым фактором являлось сельское хозяйство, и, к счастью, этими навыками дети овладели относительно легко. В отличие от городских детей, сельские дети в большей или меньшей степени принимали участие в работе своих родителей; труднее всего пришлось тем, кто попал на крупные фермы промышленно развитых стран. Но в целом дети смогли использовать существующее сельскохозяйственное оборудование и ирригационные системы для производства продовольствия в достаточном количестве, тем самым заложив краеугольный камень в деле выживания всего человечества.
Также выяснилось, что дети относительно быстро овладевают и другими основными навыками, необходимыми для функционирования общества, такими как торговля и сфера обслуживания. Финансы оказались гораздо более сложным делом, однако с большими трудностями удалось наладить частичную деятельность и этого сектора. К тому же, в мире детей финансовая деятельность стала значительно проще.
С профессиями, требующими высокой квалификации, также не возникло особых проблем, что явилось для взрослых большой неожиданностью. Дети, пусть и не достигли в этом особых высот, но достаточно быстро освоили азы вождения, слесарного дела, сварки и, что самое поразительное, пилотирования истребителя. Только теперь стало ясно, что дети обладают врожденной способностью к занятиям, требующим ловкости и сообразительности, которая утрачивается по мере того, как они взрослеют.
Гораздо сложнее дело обстояло с техническими профессиями, требующими специальных знаний. Дети быстро учились водить машину, однако гораздо больше времени уходило на то, чтобы подготовить из них квалифицированных автомехаников. Юные летчики управляли реактивными самолетами, однако наземный персонал никак не мог научиться выявлять и устранять проблемы авиационной техники. Найти среди детей технических специалистов, соответствующих уровню инженера, было еще труднее. Поэтому одной из самых впечатляющих задач Великого обучения стала отладка сложных технологических систем, жизненно необходимых для функционирования общества, таких как энергетические сети; эти работы были завершены лишь частично. Практически наверняка в мире детей уровень развития технологий должен был сделать большой шаг назад – по самым оптимистичным прогнозам, на полстолетия, но многие предсказывали возвращение в доиндустриальную эпоху.
И все же труднее всего детям было овладеть искусством научных исследований и государственного руководства.
Трудно было представить себе науку в мире, населенном одними детьми, имеющими лишь начальное образование, которым предстояло проделать долгий путь, чтобы приобрести способности абстрактного мышления, необходимые для передовых научных исследований. И хотя фундаментальная наука в нынешних условиях имела решающее значение для выживания человечества, она столкнулась с серьезной угрозой: дети не были приспособлены к теоретическому мышлению, вследствие чего научный прогресс приостанавливался на неопределенное время. Возродится ли наука? А если нет, неужели человечество, лишившись науки, окажется отброшено назад в Средние века?
Главной насущной проблемой в области политики были навыки управления целым государством. Достигнуть зрелости нелегко, и руководителям высшего звена необходимы широкие познания в политике, экономике и истории, точное понимание общества, опыт управления, искусство межчеловеческого общения, умение правильно оценивать ситуацию, а также выдержка, без которой нельзя принимать важные решения в обстановке стресса, – и всего этого нет у детей. Больше того, сформировать характер и передать опыт в такие сжатые сроки было невозможно – научить этому нельзя, это приобретается лишь с годами. Поэтому молодые лидеры, по наивности или поддавшись сиюминутному порыву, могли в конечном счете принимать неправильные решения, способные привести к страшным, даже катастрофическим последствиям, что грозило обернуться величайшей опасностью для мира детей. Будущие события показали оправданность подобных опасений.
На протяжении следующих нескольких месяцев Чжэн Чэнь разъезжала по городу, помогая своим бывшим ученикам осваивать навыки, необходимые для жизни во взрослом мире. Пусть теперь дети были разбросаны по всему городу, однако ей казалось, будто это по-прежнему единый класс, занимающий учебную аудиторию размером с целый город.
Ее неродившийся ребенок рос с каждым днем, она также набирала вес, не только из-за беременности, но и потому, что у нее, как и у всех людей старше тринадцати лет, все в большей степени проявлялись симптомы лучевой болезни, вызванной вспышкой сверхновой. Теперь у Чжэн Чэнь постоянно держалась чуть повышенная температура, в висках у нее стучало, тело от макушки до пальцев на ногах стало мягким, как глина, и двигаться становилось все труднее и труднее. Даже несмотря на то, что плод развивался нормально, не затронутый лучевой болезнью, молодая женщина гадала, не помешает ли ухудшающееся самочувствие доносить его до конца срока.
Перед тем как лечь в роддом, Чжэн Чэнь навестила своих бывших учеников Цзинь Юньхуэя и Чжао Юйчжуна.
Цзинь Юньхуэй учился на летчика-истребителя на авиабазе в ста километрах от города. Чжэн Чэнь нашла его на взлетно-посадочной полосе, вместе с другими детьми в летных комбинезонах, в сопровождении нескольких офицеров-летчиков. Молодая учительница сразу же поняла, что они чем-то взволнованы. Все смотрели на небо, и Чжэн Чэнь, подняв взгляд, с огромным трудом различила в той стороне крошечную серебристую точку. Юньхуэй объяснил ей, что это сверхзвуковой истребитель, который на высоте пять тысяч метров потерял скорость. Сорвавшись в штопор, перехватчик Джей-8 камнем полетел вниз. Наблюдатели на земле смотрели, как потерявшая управление машина прошла отметку две тысячи метров, оптимальную высоту для катапультирования, однако долгожданный белый купол так и не появился. Отказала катапульта? Или пилот не нашел нужную кнопку? А может быть, он все еще пытался спасти самолет? Все эти вопросы так и остались без ответов. Опустив бинокли, летчики невооруженным глазом следили за падающим самолетом, сверкающим в ярких лучах полуденного солнца, до тех пор пока тот не скрылся из вида за горой. И тотчас же в воздух поднялся огненный шар, окруженный облаком дыма, а через какое-то время донесся приглушенный грохот взрыва.
Старший полковник, руководивший учениями, отошел в сторону, молча взирая на столб дыма вдалеке, неподвижный, как каменное изваяние, словно воздух вокруг него застыл. Цзинь Юньхуэй шепотом объяснил учительнице, что истребителем управлял его тринадцатилетний сын.
Через какое-то время молчание нарушил замполит. Отчаянно стараясь сдержать слезы, он сказал:
– Я уже не раз повторял это. Дети не могут летать на сверхзвуковых истребителях! Они не подходят для этого по всем меркам: быстрота реакции, физическая сила и психология. И выпускать их в полет одних после всего двадцати часов налета, а потом еще через тридцать часов сажать в кабину Джей-8? Вы просто ни во что не цените их жизнь!
– Мы бы не ценили жизнь наших детей, если бы не учили их летать, – возразил руководитель учений, вновь присоединяясь к остальным. В его голосе сквозило горе. – Как вам всем известно, там дети налетали по две тысячи часов на Ф-15 и «Миражах». А если мы будем ходить вокруг да около, мой сын окажется не единственным, кому суждено будет умереть.
– 83–11 к полету! – громко объявил другой полковник. Это был отец Цзинь Юньхуэя, и он назвал номер своего сына.
Юньхуэй подхватил шлем и ранец. Спешно подогнанные гермокостюмы сидели на детях хорошо, но взрослые шлемы казались непомерно большими. Пистолет у мальчика на поясе также выглядел слишком большим и тяжелым. Когда Юньхуэй проходил мимо отца, тот привлек его к себе.
– Погодные условия сегодня плохие, так что остерегайся бокового ветра. Если сорвешься в штопор, главное – сохраняй спокойствие и постарайся определить направление вращения. После чего выполняй шаг за шагом то, что мы с тобой повторяли столько раз. И помни: первым делом нужно сохранять спокойствие!
Юньхуэй молча кивнул. Чжэн Чэнь увидела, как его отец ослабил объятия, но по-прежнему не отпускал сына, словно хотел сказать ему еще что-то. Юньхуэй мягко сбросил с плеч руки отца и бегом устремился к многоцелевому истребителю Джей-10. Залезая в кабину, он не оглянулся на своего отца, но улыбнулся Чжэн Чэнь.
Та провела на базе больше часа, наблюдая за крошечной серебристой точкой, оставляющей в голубом небе белоснежный след, слушая глухой гул двигателей до тех пор, пока истребитель Юньхуэя наконец не вернулся на землю. Молодая женщина с трудом верила в то, что сверхзвуковым самолетом управлял учащийся начальной школы.
Последним Чжэн Чэнь навестила Чжао Юйчжуна на бескрайних полях провинции Хэбэй. Сев озимых уже закончился, и ученик и учительница сидели в лучах солнца на теплой, мягкой земле, похожей на материнские объятия. Вдруг на них упала тень, и они, подняв взгляд, увидели перед собой старого крестьянина, деда Юйчжунаа.
– Малыш, земля щедрая. Не жалей сил, и она тебя возблагодарит. За всю свою долгую жизнь я не встречал ничего честнее земли, и она сполна заплатила мне за все мои труды.
Оглянувшись на сжатое поле, Чжэн Чэнь вздохнула. Она понимала, что ее собственная жизнь близка к завершению, и можно покинуть этот мир со спокойной душой. Ей хотелось насладиться этими последними мгновениями, однако ее удерживали узы привязанности. Сначала молодая женщина думала, что это привязанность к ребенку в ее чреве, но вскоре поняла, что нити ведут к расположенному в трехстах километрах Пекину, где в пульсирующем сердце страны восемь ее бывших учеников проходили самый сложный курс обучения в истории человечества, осваивая то, что, наверное, у них не было никакой надежды освоить.
– Вот та территория, которую тебе предстоит защищать, – сказал Лю Гану начальник отдела Генерального штаба, показывая на карту страны. Карта занимала всю стену комнаты. Такой большой карты мальчик еще никогда не видел.
– А вот это мир, в котором мы находимся. – Генерал указал на такую же огромную карту мира.
– Товарищ генерал, дайте мне пистолет!
– Малыш, тот день, когда тебе придется самому стрелять во врагов, станет последним днем нашей родины, – покачал головой генерал. – Идем в класс. – Обернувшись к карте, он указал на точку севернее Пекина. – Скоро мы полетим туда. Глядя на карту, мысленно представляй себе огромные пространства, в мельчайших подробностях. Это главное искусство военачальника. Ты главнокомандующий, под твоим началом целая армия, поэтому, глядя на карту, ты должен представлять всю территорию нашей страны.
Генерал проводил Лю Гана на улицу, где они вместе с еще двумя полковниками Генерального штаба поднялись на борт военного вертолета. Взревел двигатель, вертолет взмыл в воздух и полетел над городом.
– В нашей стране тридцать с лишним таких же больших городов, – сказал генерал, указывая на проплывающие внизу скопления зданий. – В тотальной войне они могут стать местами главных сражений.
– Товарищ генерал, нам нужно научиться оборонять крупные города? – спросил Лю Ган.
И снова генерал покачал головой.
– Конкретный план обороны города составляет командующий армией или фронтом. Твоей задачей будет определять – оборонять город или оставить его без боя.
– Разве можно сдать врагу столицу?
– Ради конечной победы в войне можно оставить даже столицу, – кивнул генерал. – Решения нужно принимать, исходя из ситуации. Разумеется, когда речь идет о столице, необходимо учитывать множество различных факторов. Но ты должен знать: принимать это решение крайне сложно. В войне проще всего отчаянно, безрассудно расходовать силы. Однако хороший военачальник не предпринимает отчаянные меры; он вынуждает противника так поступать. Помни, дитя: войне нужны победы, а не герои.
Вскоре вертолет покинул пределы города и полетел над зелеными холмами.
– Если в мире детей разразится война, – продолжал генерал, – она едва ли станет той войной высоких технологий, какой мы видим ее в настоящее время. Скорее она будет напоминать Вторую мировую войну. Однако это лишь предположение. Ум детей сильно отличается от ума взрослых. Возможно, детская война примет такие формы, какие мы даже не можем себе представить. Но в настоящий момент мы можем научить вас только войне взрослых.
Вертолет находился в воздухе около сорока минут. Наконец внизу, на бескрайних просторах долины с разбросанными небольшими холмами, показались остатки земляных сооружений, над которыми поднимались столбы пыли.
– А теперь, малыш, начинается урок, – объявил генерал. – Местность под нами в начале восьмидесятых стала районом самых масштабных сухопутных учений в мировой истории[7]. Теперь мы проведем здесь новые учения. Для этого мы собрали пять полевых армий.
– Пять полевых армий? – удивленно спросил Лю Ган, глядя вниз. – Где же они?
Вертолет быстро спустился вниз, и мальчик увидел, что столбы пыли поднимаются над дорогами, по которым подобно жукам ползли танки и другие боевые машины, направляясь куда-то к горизонту. Лю Ган отметил, что некоторые машины движутся не по дорогам; они не поднимали пыль и перемещались значительно быстрее. Мальчик сообразил, что это летящие на малой высоте вертолеты.
– Под нами собирает силы армия «синих», – объяснил генерал. – Вскоре она начнет наступление на армию «красных». – Указав на юг, он провел по холмам невидимую линию. – Видишь, оборонительные позиции «красных» вон там.
Вертолет направился в ту сторону и приземлился у подножия холма. Здесь земля была иссечена колеями, вспоровшими краснозем. Покинув вертолет, генерал и его спутники сели в зеленую машину связи, которая отвезла их к бункеру, устроенному в склоне горы. Лю Ган обратил внимание на солдат, суетившихся снаружи у боевых машин, среди которых были как взрослые, так и дети.
Открылась массивная стальная дверь, и они вошли в просторное помещение, на трех стенах которого на огромных экранах были карты боевой обстановки. Красные и синие стрелки переплетались на них подобно причудливым насекомым. Посреди помещения стоял большой стол с макетом местности, окруженный ярко светящимися компьютерными мониторами, за которыми сидели офицеры в полевой форме. Лю Ган отметил, что половина из них дети. При появлении генерала все встали и отдали честь.
– Это система управления армии «красных»? – спросил генерал, указывая на большие экраны.
– Так точно, товарищ генерал, – ответил один полковник.
– Дети знают, как ею пользоваться?
– Еще только учатся, – покачал головой полковник. – Им по-прежнему требуется помощь со стороны взрослых.
– Повесьте бумажную карту. В любом случае она достовернее.
Пока офицеры разворачивали большую карту, генерал повернулся к Лю Гану.
– Это командный пункт армии «красных». В данных маневрах военному искусству обучаются несколько тысяч детей. Одним предстоит быть простыми солдатами, другие займут место генералов, командующих армиями. Тебе, мой мальчик, предстоит самая сложная задача. Мы не ждем, что ты многому научишься за столь короткое время, и без тридцатилетнего опыта прохождения армейской службы от низа до самого верха тебе будет крайне трудно понять многое из того, что я скажу. Мы просто постараемся сделать все возможное. К счастью, твои будущие противники немногим лучше тебя. Начиная с этого момента, забудь все, что ты узнал о войне из кино. Начисто сотри это. Вскоре ты поймешь, что киношная война разительно отличается от войны настоящей. Она сильно отличается даже от того сражения, которым ты руководил в долине. Сражения, которые тебе предстоит вести здесь, будут в десятки тысяч раз масштабнее.
Он повернулся к старшему полковнику.
– Начинайте!
Козырнув, старший полковник ушел. Вскоре он вернулся.
– Товарищ генерал, армия «синих» начала наступление на оборонительные порядки «красных».
Лю Ган оглянулся по сторонам, но не заметил никаких явных изменений. Пучок красных и синих стрелок на карте не шевелился. Единственное отличие заключалось в том, что взрослые вокруг стола и у карты прекратили свои разъяснения; дети надели микрофоны с наушниками и застыли в ожидании.
– Мы тоже начинаем, – сказал генерал, обращаясь к Лю Гану. – Малыш, ты получил сообщение о действиях неприятеля. Что ты должен сделать в первую очередь?
– Приказать оборонительной линии остановить продвижение противника!
– Это не приказ.
Лю Ган недоуменно посмотрел на него. К ним подошли еще три генерала из штаба учений. Снаружи донесся приглушенный гул.
Мальчик задумался.
– Так, правильно. В первую очередь нужно определить направление главного удара противника.
– Совершенно верно, – кивнул генерал. – Но как ты это определишь?
– Главное направление там, где противник сосредоточил больше всего войск и наступает наиболее активно.
– В принципе правильно. Но как ты узнаешь, где противник сосредоточил больше всего войск и наступает наиболее активно?
– Отправлюсь на передовую и поднимусь на самый высокий холм, чтобы увидеть с него!
Лицо представителя Генерального штаба не изменилось, но три других генерала тихо вздохнули. Один, похоже, собирался что-то сказать Лю Гану, но представитель Генерального штаба его остановил.
– Хорошо. Отправляемся на передовую.
Капитан вручил каски и бинокли Лю Гану и представителю Генерального штаба, после чего открыл стальную дверь бункера. Порывы ветра принесли слабый запах гари и отголоски взрывов, которые стали оглушительно громкими, когда мальчик и генерал вышли наружу. Земля под ногами дрожала, небо заволокло густым дымом. Щурясь от яркого солнечного света, Лю Ган огляделся вокруг, однако обстановка мало отличалась от той, что была, когда они приехали: та же самая зеленая связная машина, те же самые следы колес на земле, те же самые умиротворенные окрестные холмы. Мальчик не смог определить, где рвутся снаряды: казалось, взрывы доносились откуда-то из другого мира, но в то же время звучали совсем рядом. Низко над землей пролетело звено ударных вертолетов.
Штабная машина помчала Лю Гана и генерала по петляющей горной дороге, и всего через несколько минут они уже были на вершине холма, где находились командный пункт и радиолокационная станция с огромной, медленно вращающейся антенной. Какой-то мальчишка высунул в полуоткрытую дверь центра управления станции голову с болтающейся на ней не по размеру большой каской и, тотчас же юркнув обратно, захлопнул за собой дверь.
Генерал и Лю Ган вышли из машины; генерал обвел рукой вокруг.
– Этот высокий холм – великолепный наблюдательный пункт. Смотри.
Лю Ган огляделся по сторонам. Видимость была приличной. Вокруг расстилалась живописная местность. Мальчик увидел разрывы снарядов, все вдалеке, над свежими еще клубился дым. Некоторые холмы, окутанные более густым дымом и пылью, похоже, находились под обстрелом уже какое-то время, и можно было различить лишь спорадические вспышки взрывов. Ориентиры были видны повсюду, равномерно разбросанные по всему полю зрения, а не выстроившиеся в линию, как предполагал Лю Ган. Взяв бинокль, он осмотрелся вокруг, не выискивая что-то определенное. Его взгляд пробежал по редким зарослям, голым скалам и песку, но больше он ничего не увидел. Направив бинокль на холм вдалеке, который в настоящий момент штурмовали войска, мальчик разглядел только клубы дыма, скрывающие сцену действия, – редкие заросли, голые скалы и песок. Затаив дыхание, он всмотрелся внимательнее и наконец в русле пересохшего ручья у подножия холма разглядел два бронетранспортера, однако в мгновение ока обе машины скрылись в долине. На другой дороге между двумя холмами Лю Ган увидел танк, но вскоре тот развернулся и уехал туда, откуда появился. Опустив бинокль, мальчик в оцепенении смотрел на поле боя.
Где линия обороны и где наступает армия «синих»? Где позиция «красных»? Лю Ган был даже не уверен в самом существовании двух огромных армий, поскольку видел только отдаленные разрывы и столбы дыма над горами, похожие скорее на сигнальные костры. Неужели здесь действительно сошлись в яростном сражении пять полевых армий?
Стоящий рядом с ним представитель Генерального штаба рассмеялся.
– Я понимаю, как ты представлял себе войну: широкая открытая равнина, атакующие силы неприятеля расположены в строгом порядке, движутся вперед, как на параде, а твоя оборонительная линия Великой Китайской стеной пересекает от края до края все поле сражения; ты как Верховный главнокомандующий стоишь на возвышенности позади линии фронта и видишь перед собой все поле сражения, словно большую песочницу, а войска по твоему приказу передвигаются, будто фигуры на шахматной доске… Возможно, такой война была до изобретения огнестрельного оружия, но даже тогда речь могла идти только о небольших столкновениях. Чингисхан или Наполеон могли лично видеть лишь крошечную часть сражения. А в современной войне поле боя гораздо сложнее, высокомобильное оружие, обладающее большой дальностью действия, еще больше разделяет силы противников, стремящихся скрыть свои передвижения. Это означает, что сторонний наблюдатель практически не может увидеть современное поле боя. Твой подход был бы уместен разве что для капитана, командующего ротой. Но, как я уже говорил, забудь фильмы о войне. Предлагаю вернуться назад, в командный центр.
Вернувшись в командный центр, они обнаружили там значительные перемены. От прежнего спокойствия не осталось и следа; взрослые и дети кричали в телефоны и рации; другие дети под руководством взрослых лихорадочно отмечали на картах перемещение войск противоборствующих сторон, получая информацию в наушники; картинки на больших экранах постоянно менялись.
– Теперь видишь? – сказал Лю Гану генерал, указывая на царящее в центре оживление. – Вот твое поле боя. Как у Верховного главнокомандующего свободы передвижения у тебя меньше, чем у простого рядового, но когда ты здесь, твои глаза и уши обозревают все поле боя. Ты должен научиться пользоваться своими новыми органами чувств. Для того чтобы быть хорошим военачальником, тебе нужно уметь создавать в голове реалистичную картину боя, все детали которой полностью соответствуют тому, что происходит на самом деле. Это непросто.
– Это как-то странно, – почесал голову Лю Ган, – отдавать приказания отсюда, из бункера, на основе данных, полученных из компьютеров и по радио.
– Если понимать суть разведывательных донесений, это будет чем-то естественным, – сказал генерал, подводя мальчика к большому экрану. Взяв лазерную указку, он нарисовал на нем маленький кружок и сказал ребенку-капитану, работающему на компьютере: – Дружок, увеличь-ка вот этот участок.
Маленький капитан подвел к указанному месту курсор и увеличил его во весь экран.
– Это данные по высотам 305, 322 и 374, – объяснил генерал. Указав на соседние экраны, он обратился к капитану: – Выведи сюда данные по тому же самому району, но полученные из двух разных источников.
Какое-то время ребенок растерянно тыкал клавиши компьютера, затем к нему подошел майор-взрослый и, забрав у него «мышь», вывел на экраны две схемы. Лю Ган увидел, что на всех трех экранах изображается одна и та же местность – концентрические горизонтали, обозначающие высоты в вершинах равностороннего треугольника, однако красные и синие стрелки заметно отличались количеством и направлением.
Майор объяснил генералу, какая информация выведена на экраны.
– На первой карте разведданные третьего полка 115-й дивизии армии «Д», обороняющего высоту 305. В донесении говорится, что «синие» атакуют этот участок силами двух взводов, основное направление удара на высоту 322. Следующая карта составлена на основании данных авиационной разведки армии «Д», определившей, что «синие» выделили для наступления на этом участке один взвод, наносящий удар в направлении высоты 374. И, наконец, третья карта составлена на основании данных второго полка 21-й дивизии армии «Ф», обороняющего высоту 322. В них говорится, что «синие» выделили для наступления на три высоты целую дивизию, основной удар приходится на высоту 305, а высоты 322 и 374 противник пытается обойти с флангов.
– И эти донесения были отправлены в одно и то же время? – спросил Лю Ган.
– Да, полчаса назад, – кивнул майор, – из одного и того же района.
Лю Ган недоуменно обвел взглядом три экрана.
– Но как они могут так сильно отличаться?
– Покажите все донесения по тому району за указанный промежуток времени, – обратился к майору генерал.
Майор достал пачку листов бумаги толщиной с «Троецарствие»[8].
– Ого! – воскликнул Лю Ган. – Это же целая куча!
– В современной войне информация с поля боя поступает в избытке. Для достоверного анализа всех этих данных необходимо определить отправную точку, которая позволит сделать правильную оценку. Только в кино можно увидеть, как герой в одиночку проникает в расположение вражеских войск, после чего командир на основании его одного-единственного донесения разрабатывает стратегический замысел всего сражения. На самом деле это откровенно нелепо. Разумеется, необязательно читать абсолютно все донесения. Это задача твоих помощников, в распоряжении которых есть система Си-31, позволяющая обрабатывать огромный объем информации о ходе сражения. Однако окончательное решение по-прежнему в твоих руках.
– Все это так сложно…
– На самом деле все гораздо сложнее. Возможно, та линия, которую ты определил в море информации, окажется неправильной. Возможно, это стратегическая дезинформация, тщательно подготовленная неприятелем.
– Это как когда Паттон во время высадки в Нормандии отвлек внимание немцев операцией «Сила духа»[9]?
– Совершенно верно. А теперь давай на основании этих донесений попробуем определить направление главного удара «синих».
Небольшой кортеж, ехавший из Пекина на север, свернул в укромное место в окружении невысоких холмов. Машины остановились, и из них вышли Председатель КНР и премьер Госсовета, а также трое детей – Хуахуа, Очкарик и Сяомэн.
– Посмотрите сюда, дети, – сказал Председатель КНР, указывая на одноколейную железную дорогу, где огромной дугой, концы которой скрывались за холмами, вытянулся остановившийся товарный состав.
– Ого, какой длинный состав! – воскликнул Хуахуа.
– На самом деле здесь одиннадцать составов, – поправил его премьер Госсовета, – по двадцать вагонов в каждом.
– Это испытательное кольцо, – объяснил Председатель КНР. – Оно представляет собой большой круг, на котором всесторонне проверяются новые локомотивы, присланные с заводов. – Повернувшись к помощнику, он сказал: – В настоящее время кольцо не работает, так?
– Совершенно верно, – кивнул помощник. – Оно не работает уже довольно давно. Кольцо было построено в семидесятых и не годится для испытания высокоскоростных поездов.
– То есть вам придется строить новое, – сказал детям премьер Госсовета.
– Возможно, нам и не придется испытывать высокоскоростные поезда, – сказал Хуахуа. Когда Председатель КНР поинтересовался у него почему, мальчик указал на небо и сказал: – Я мысленно вижу воздушный поезд, у которого вместо локомотива мощный самолет с ядерным реактором, тянущий цепочку планеров. Так будет гораздо быстрее, чем по обычной железной дороге.
– Очаровательно, – заметил премьер Госсовета. – Но как твой воздушный поезд будет взлетать и садиться?
– Он обязательно сможет это делать, – сказал Очкарик. – Как именно, я пока что не знаю. Однако у этой идеи есть исторический прецедент. Во время Второй мировой войны союзники с помощью транспортных самолетов буксировали цепочки планеров с десантниками.
– Помню такое, – согласился председатель КНР. – Это было сделано, чтобы захватить мост через Рейн в тылу немецких войск. Операция «Варсити». Крупнейшая воздушно-десантная операция в истории[10].
– Если можно будет буксировать и транспортные самолеты с обычными двигателями, это будет иметь огромное значение, – сказал премьер Госсовета. – В этом случае стоимость воздушных перевозок удастся снизить на девяносто процентов.
– В нашей стране кто-нибудь предлагал что-либо подобное? – спросил Председатель КНР.
– Никогда, – покачал головой премьер Госсовета. – Дети проигрывают взрослым далеко не во всех отношениях.
Обратив взгляд к небу, Председатель КНР взволнованно произнес:
– Да. Воздушные поезда, а может быть, и сады в небе. Какое замечательное будущее! И тем не менее первым делом мы должны помочь детям наверстать отставание там, где оно имеет место. В конце концов, мы приехали сюда не для того, чтобы обсуждать поезда. – Он указал на товарный состав. – Дети, взгляните на то, что в вагонах.
Дети бегом бросились к поезду. Хуахуа взобрался по трапу на вагон, Очкарик и Сяомэн последовали за ним. Они спрыгнули на большие белые пластиковые мешки, которыми был заполнен вагон; такие же в точности белые мешки, сверкающие в лучах солнца, лежали и во всех остальных вагонах. Присев на корточки, Очкарик проделал в одном дырку, из которой высыпались прозрачные остроконечные зернышки. Подобрав одно зернышко, Хуахуа его лизнул.
– Осторожнее, это может быть отрава, – заметил Очкарик.
– Похоже на глутамат натрия, – сказала Сяомэн и сама лизнула зернышко. – Точно, это глутамат натрия!
– Ты можешь определить на вкус глутамат натрия? – подозрительно покосился на нее Хуахуа.
– Да, точно, это глутамат натрия. Смотрите! – Очкарик указал на мешки, на которых большими иероглифами был выведен логотип, знакомый по телевизионной рекламе. Однако дети никак не могли связать телевизионного повара в высоком белом колпаке, бросающего щепотку белого порошка в кастрюлю, с этим гигантским составом, похожим на огромного дракона. Пройдя по мешкам до конца вагона, дети осторожно перелезли по сцепке в соседний, заполненный такими же в точности мешками, также содержащими глутамат натрия. Они проверили три следующих вагона и убедились, что и те тоже доверху заполнены мешками с глутаматом натрия; очевидно, то же самое было и во всех остальных вагонах. Даже один товарный состав показался огромным детям, привыкшим к пассажирским поездам; они сосчитали, и, как и сказал премьер Госсовета, в каждом составе было по двадцать вагонов, груженных глутаматом натрия.
– Ни фига себе, как его здесь много! Наверное, здесь собрали весь глутамат натрия страны!
Спустившись по трапу на землю, дети увидели приближающихся Председателя КНР и премьера Госсовета. Они уже собирались броситься к ним с расспросами, но Председатель КНР поднял руку, останавливая их.
– Посмотрите, что в других составах, – сказал он.
Дети пробежали мимо вагонов, затем локомотива, и через десять метров оказались у хвоста предыдущего состава. Они забрались в вагон, который также был заполнен белыми мешками, но только уже из плетеной ткани, а не гладкого пластика, с надписью «Пищевая соль». Проткнуть эти мешки оказалось непросто, но немного белого порошка просыпалось, и дети, обмакнув в него палец, попробовали его на вкус: это действительно была обыкновенная соль. Впереди вытянулся хвост еще одного дракона – все двадцать вагонов этого состава также были нагружены солью.
Спустившись на землю, дети пробежали вдоль второго состава и забрались в последний вагон третьего. Как и предыдущий состав, этот был с солью. Дети спустились на землю и пробежали к четвертому составу. Снова соль. Потом Сяомэн сказала, что устала и бегать больше не может, и дальше они пошли шагом. Им потребовалось какое-то время, чтобы пройти мимо двадцати вагонов к пятому составу. Там опять оказалась соль.
Дети были обескуражены тем, что увидели стоя сверху на вагоне. Товарным составам не было конца они скрывались за холмом вдалеке. Дети спустились на землю и прошли мимо еще двух составов, груженных солью. Локомотив второго состава остановился на гребне холма, и отсюда дети в итоге смогли увидеть конец этой вереницы товарных составов – они сосчитали, впереди их оставалось еще четыре.
Дети уселись на мешки с солью, чтобы отдышаться.
– Я с ног валюсь от усталости, – сказал Очкарик. – Возвращаемся назад. Там впереди все равно нет ничего, кроме соли.
Поднявшись на ноги, Хуахуа огляделся по сторонам.
– Гм, это что-то вроде кругосветного путешествия. Мы преодолели половину круга, и теперь нам все равно, идти дальше вперед или возвращаться обратно.
Поэтому дети пошли вперед, мимо бесконечных вагонов, по неровной земле, словно путешествуя вокруг земного шара. Теперь им уже не нужно было забираться на вагоны, чтобы убедиться в том, что в них соль, поскольку они чувствовали ее запах. Очкарик сказал, что так пахнет море. Наконец дети прошли мимо последнего состава и вышли из длинной тени на яркий солнечный свет. Впереди простирался пустой железнодорожный путь, в конце которого стоял груженный глутаматом натрия состав, с которого они начали свое путешествие. Дети направились к нему вдоль рельсов.
– Эй, смотрите, а здесь есть пруд! – радостно воскликнула Сяомэн.
Клонящееся к западу солнце отражалось от водной глади пруда посреди испытательного кольца, превращая ее в лист золота.
– Я его уже видел, но вы не замечали ничего вокруг, кроме соли и глутамата натрия, – сказал Хуахуа, идя по одному рельсу, для равновесия раскинув руки. – И вы тоже залезайте на рельс; посмотрим, кто сможет пройти по нему быстрее.
– Я вспотел и у меня соскальзывают очки, но я тебя непременно обгоню, – уверенно заявил Очкарик. – Стабильность против скорости – если сорваться с натянутого каната, все будет кончено.
Хуахуа сделал несколько быстрых шагов вперед.
– Вот видишь? И скорость, и стабильность. Я дойду до самого конца, не упав.
Очкарик задумчиво посмотрел на него.
– Возможно, сейчас у тебя и получится, но что если бы рельс висел в воздухе над пропастью глубиной тысяча метров? Ты все равно смог бы дойти до конца?
– Да, наш рельс висит высоко в воздухе, – сказала Сяомэн, глядя на золотистую поверхность воды.
Трое тринадцатилетних детей, которым через девять месяцев предстояло возглавить самую большую страну в мире, умолкли.
Спрыгнув с рельса, Хуахуа посмотрел на Очкарика и Сяомэн и, тряхнув головой, заявил:
– Мне не по душе ваша неуверенность! Опять же, в будущем времени на игры не будет.
Шагнув на рельс, он двинулся дальше.
Сяомэн рассмеялась. Возможно, для тринадцатилетней девочки этот смех получился чересчур взрослым, однако Хуахуа был тронут.
– Раньше у меня не было времени поиграть. Очкарик, хоть он и остолоп, игр не любит. Из нас троих ты окажешься в самом большом проигрыше!
– Руководить страной – это уже само по себе очень интересно. Взять, к примеру, сегодняшний день. Столько соли и глутамата натрия, такие длинные составы. Впечатляет!
– Мы сегодня руководили страной? – усмехнулся Очкарик.
Сяомэн также была настроена скептически.
– Да, зачем нам показали все это?
– Может быть, чтобы мы узнали о национальных запасах глутамата натрия и соли, – предположил Хуахуа.
– Тогда нужно было привести сюда Чжан Вэйдуна. Это он заведует пищевой промышленностью.
– Да этот болван у себя на парте порядок не может навести!
У начальной точки железнодорожного кольца стояли Председатель КНР и премьер Госсовета. Премьер что-то говорил, Председатель медленно кивал. У обоих был сосредоточенный вид, и чувствовалось, что они говорят уже довольно давно. Их силуэты вырисовывались на фоне большого черного вагона, словно это была картина, написанная несколько столетий назад. Но как только они увидели приближающихся детей, их лица просияли. Председатель КНР помахал рукой.
– Вы обратили внимание на то, что с нами они совсем другие, чем когда остаются наедине? – шепотом спросил Хуахуа. – Когда мы рядом, пусть хоть земля разверзнется под ногами и небо обрушится на голову – они сохраняют оптимизм. Но когда они вдвоем, они такие мрачные, что у меня создается ощущение, будто небо действительно вот-вот упадет.
– Все взрослые такие, – сказала Сяомэн. – Они умеют сдерживать свои чувства. А ты не умеешь, Хуахуа.
– И что с того? Что плохого в том, чтобы показывать окружающим, кто я такой на самом деле?
– Самоконтроль вовсе не означает лживость. Ты же знаешь, что твои эмоции воздействуют на тех, кто рядом. Особенно на детей – они крайне легко поддаются внушению. Так что тебе следует сдерживать себя. Можешь поучиться этому у Очкарика.
– У него? – презрительно фыркнул Хуахуа. – Да у него на лице только половина нервов нормального человека – выражение всегда одно и то же! Знаешь, Сяомэн, ты сама ведешь себя как учитель-взрослый.
– Верно. Ты не обратил внимания на то, что взрослые нас почти ничему не учат?
Шедший впереди Очкарик обернулся с неизменным безразличным выражением на лице, лишенном нервов, и сказал:
– Это самый трудный курс обучения за всю историю человечества, и они боятся научить нас неправильно. Но у меня такое предчувствие, что обучение должно многократно ускориться.
– Вы хорошо поработали, дети, – сказал Председатель КНР, когда они подошли к нему. – Вы проделали большой путь. И, полагаю, на вас произвело впечатление увиденное, так?
– Даже самые обыкновенные вещи в огромном количестве выглядят восхитительно, – кивнув, подтвердил Очкарик.
– Точно, – добавил Хуахуа. – Я даже предположить не мог, что столько глутамата натрия и соли наберется во всем мире.
Переглянувшись, Председатель КНР и премьер Госсовета улыбнулись.
– Вот вам наш вопрос, – сказал премьер. – Какое время потребуется населению нашей страны, чтобы употребить весь этот глутамат натрия и соль?
– По крайней мере год, – не задумываясь, сказал Очкарик.
Премьер покачал головой, как и Хуахуа, сказавший:
– За год со всем этим не справиться. Минимум пять лет.
И снова премьер покачал головой.
– Десять?
– Дети, этого хватит только на один день.
– На один день? – Дети изумленно выпучили глаза на премьера, затем Хуахуа смущенно засмеялся.
– Вы ведь шутите… да?
– Человеку в день требуется один грамм глутамата натрия и десять граммов соли, – сказал Председатель КНР, – а дальше чистая арифметика: в каждом вагоне шестьдесят тонн, население страны составляет 1,2 миллиарда человек. Считайте сами.
Какое-то время дети сражались с длинными цепочками нулей, но в конце концов вынуждены были признать, что премьер Госсовета сказал правду.
– Но это же только соль и глутамат натрия, – сказала Сяомэн. – А как же растительное масло? И зерно?
– Масло заполнит вон тот пруд. Зерно поднимется вокруг нас такими же высокими холмами.
Потрясенные дети долго молча смотрели на пруд и холмы вокруг.
– О боже! – пробормотал Хуахуа.
– О боже! – пробормотал Очкарик.
– О боже! – пробормотала Сяомэн.
– Последние два дня мы старались найти способ, как помочь вам получить точное представление о размерах нашей страны, и это было непросто, – сказал премьер Госсовета. – Но для того чтобы управлять такой страной, как наша, вы должны представлять ее размеры.
– Мы привезли вас сюда с одной важной целью, – подхватил Председатель КНР. – Вы должны усвоить одно фундаментальное правило, необходимое для руководства страной. Вне всякого сомнения, вы представляете это чем-то очень сложным, и это действительно так, однако основополагающее правило предельно простое. Надеюсь, вы поняли, что я имел в виду.
– В первую очередь заботиться о том, чтобы накормить страну. Каждый день нам нужно обеспечивать людей железнодорожным составом, груженным глутаматом натрия, десятью составами соли, озером растительного масла и несколькими холмами риса и муки. Всего один день без этого – и страна окажется ввергнута в хаос. Перебой в десять дней – и страны просто больше не будет.
– Говорят, производительные силы определяют производственные отношения, – подхватил Очкарик, – а экономический базис определяет надстройку.
– Это поймет любой дурак, взглянув на этот длинный состав, – добавил Хуахуа.
Устремив взор вдаль, Председатель КНР сказал:
– Однако многие умные и образованные люди этого не понимают, дети мои.
– Завтра мы продолжим знакомить вас с нашей страной, – сказал премьер Госсовета. – Мы побываем в многолюдных городах, в которых бурлит жизнь, и в отдаленных горных деревнях, покажем вам промышленность и сельское хозяйство, познакомим вас с образом жизни людей. И мы расскажем вам историю нашей страны – это лучший способ понять настоящее. Мы дадим вам много сложной информации о том, как управлять страной, но помните, что нет ничего более основополагающего и глубокого, чем то, что вы узнали сегодня. Дорога, по которой вы идете, будет изобиловать трудностями, но до тех пор, пока вы будете помнить это правило, вы не собьетесь с пути.
– Не будем откладывать на завтра, – махнув рукой, сказал Председатель КНР. – Мы тронемся в путь сегодня вечером. Времени у нас мало, дети мои.