Воскресенье, 18 июня – суббота, 8 июля, 2017 год
Пробираясь мимо копошащихся вокруг официантов и поставщиков продуктов, полицейских из Джерси, которые опрашивали пьяных дельцов и обкуренных художников, специальный агент Рейчел Прю с удовольствием отметила про себя, какая же все-таки получилась шикарная вечеринка. Которую можно закатить именно в такой Америке – в Америке, которую многие считали страной изобилия. Хот-доги и вегетарианские бургеры для детей, лосось – для дам, стейки – для парней. Расставленные повсюду вазы с орешками и чипсами, сальсой и гуакамоле[14], сэмбэй со специями. «Хейнекен», «Фостер-Шайнер», золотая текила «Куэрво», джин «Бомбей Сапфир», техасская водка «Титос», бурбон «Джим-Бим», скотч «Гленфиддих», великое множество сортов вина. Все это и семьдесят пять друзей в шикарном трехэтажном особняке в викторианском стиле на целом акре парковой территории в имении Монклер, Нью-Джерси.
В другое воскресенье Рейчел целиком пропустила бы такое событие. Арлингтон был в четырех часах езды, но в пятницу ее мать снова упала, так что ей пришлось провести выходные в ее квартире в Кротоне-на-Гудзоне, почти на самой границе штата Нью-Йорк. Она кормила мать супом, смотрела вместе с ней ее любимые телешоу и слушала истории о детстве, которые сама уже давно забыла. Поэтому, когда ей позвонили, ей не составило труда вооружить мать пультом дистанционного управления, пересечь мост Таппан-Зи и совершить часовую поездку на юг, в Монклер.
– Сегодня мы устраиваем облаву на знаменитостей, – сказала она матери, когда забирала ключи.
– На президента, что ли? – спросила мать, и у нее задергался глаз.
– На Мартина Бишопа.
– А кто это?
Тем утром женщина, отказавшаяся назвать свое имя, позвонила в отделение ФБР на Федерал-Плаза с одного из телефонов-автоматов на Манхэттене, в Стайвесант-тауне. Позвонившая сообщила оператору, что в одном гараже неподалеку от побережья Нью-Джерси «Бригада» скрывает «нечто страшное». Когда оператор попросил дать хоть какие-нибудь разъяснения, женщина повесила трубку.
Неизвестная, кем бы она ни была, прекрасно знала, что стоило лишь произнести «Мартин Бишоп», «Бенджамин Миттаг» или «Тяжелая бригада» – и для ФБР этого было бы вполне достаточно. В Нью-Джерси сразу же был направлен агент, по требованию которого владелец гаража немедленно открыл бокс номер 394. И агент связался с Рейчел Прю, которая в данный момент гостила у своей матери в Кротоне-на-Гудзоне.
– Кажется, теперь мы достали этих негодяев, – сказал он ей.
Обнаружить Миттага и Бишопа не составило большого труда, хотя и потребовало времени. Несколько звонков информаторам, а затем более полезный, хотя, возможно, и не слишком законный прием – обращение к приятелю в АНБ, который отследил двоих подозреваемых по их мобильным телефонам. Выяснилось, что оба явились на закрытую вечеринку в Нью-Джерси. Туда отправили полицейских Монклера, чтобы те на месте оценили ситуацию и забрали обоих. Но к тому времени, когда полиция прибыла туда, подозреваемые успели улизнуть, и их телефоны тоже исчезли из поля видимости.
К тому времени Рейчел шла по Парковой автостраде и, невзирая на неутешительные новости, не замедлила ход. Если она хоть чему-то и научилась за двадцать лет работы в Бюро, так это тому, что ключ к успеху не в гениальности или грубой силе, а прежде всего в настойчивости.
К ней подошел усатый полицейский в тесном с виду мундире, который пожал ей руку.
– Они смылись за полчаса до нашего прибытия.
– А хозяева?
– На кухне, – ответил полицейский, указав большим пальцем через плечо. Когда она направилась в том направлении, он спросил: – Что они нашли?
Прю оглянулась и вопросительно посмотрела на него.
– Ну там, в гараже. Нам ведь никто не сказал, – пояснил мужчина.
– Ракету «Стингер ФИМ – девяносто два» и ручную пусковую установку, – холодно ответила Рейчел.
Покачав головой, ее собеседник присвистнул. В этот момент запищал ее телефон. Поступило сообщение от Сэма Шумера: «Это правда – насчет Бишопа и Миттага? Позвоните мне».
Она со вздохом убрала телефон и продолжила осмотр помещений.
На кухне Прю увидела еще несколько человек, которые мыли и вытирали посуду. За небольшим столом детектив со слащавым лицом беседовал с Биллом и Джиной Феррес. Обоим на вид было около шестидесяти. Представившись, Рейчел принялась опрашивать супружескую чету. Детектив быстро понял, что он здесь больше не нужен, и отошел в сторону.
– Как вы познакомились с Мартином Бишопом? – спросила Прю.
– Мы раньше его вообще не видели, – сказала хозяйка дома. – Я даже не знаю, кто его сюда пригласил.
– Гарри, – вмешался Билл. – Думаю, его пригласил Гарри Уайт.
– Разве он? – покосилась на него Джина. – Надо бы его расспросить.
Комментарии миссис Феррис оказались более резкими и откровенными, чем у мужа. При поддержке Рейчел она вспомнила про политическую дискуссию, которая была прервана игрой с пиньятой.
– Каждый из нас чем-то недоволен, – сказала она. – Могу поспорить, что и вы в этом смысле – не исключение. Но послушайте, есть же какой-то предел! Такое насилие не было в моде с тысяча девятьсот семьдесят пятого года!
– Вы и в самом деле так уверены? – спросила Прю.
В последние годы страна выглядела для нее такой же, как в начале семидесятых: поляризация, еженедельные демонстрации, спонтанные вспышки насилия. «Тяжелая бригада» была лишь воплощением гнева, пропитавшего все концы политического спектра.
– В общем, – продолжила Джина, – среди моих друзей таких нет.
– А как насчет вас? – Рейчел повернулась к Биллу. – Вы ведь юрист. И могли бы стать полезным для такого, как Бишоп.
Феррис откинулся назад с видом человека, который в своем отставном положении чувствует себя весьма комфортно – тем более при такой кухне, где полным-полно работников.
– Бишоп никогда не просил меня представляться. Я даже не думаю, что говорил с ним.
– Мы слышали, что Бишоп кое с кем здесь повздорил, – продолжила Прю. – С Дэвидом Паркером. Они подрались?
– С писателем, – добавила Джина, вставая.
– Не назвал бы это дракой, – сказал Билл. – Так, ерунда. Дэвиду пришлось многое пережить. К тому же он подумал, что Бишоп подкатывает к его жене.
– Тот человек – это просто ходячая неприятность, – призналась хозяйка.
– В самом деле? – уточнила Рейчел.
Тут Феррисы взялись за Дэвида и Ингрид и вскоре, как поняла их собеседница, рассказали об их браке намного больше, чем планировали. Прю все записала себе в блокнот.
– А когда Бишоп и Миттаг покинули вечеринку, они уехали вместе? – задала она новый вопрос.
Оказалось, что Джина видела Мартина Бишопа в гостиной. Он пил вместе с Гарри Уайтом, а потом ответил на звонок и выглядел озабоченным. После этого он похлопал Гарри по руке и отправился к Миттагу. Они вышли из комнаты вместе, но хозяйка не могла сказать, сели ли они в один и тот же автомобиль.
Рейчел выпрямилась и улыбнулась, чтобы как-то успокоить своих собеседников. Но она могла точно сказать, что прием не сработал: и Билл, и его супруга выглядели явно напряженными.
– Что вы думаете? – спросила она. – Бишоп выходит отсюда и… что? Каков мог быть его следующий шаг? Есть какие-нибудь мысли?
Первой ответила Джина:
– Он будет скрываться, пока вы или кто-то такой, как вы, не разыщет его.
– Выходит, вас не беспокоят его революционные разговоры?
– А нужно, чтобы беспокоили?
Рейчел пожала плечами.
– Он не двинулся с места, – сказал Билл.
Обе женщины посмотрели на него.
– Бишоп, – пояснил Феррис. – Когда Дэвид ударил его… Он так и остался стоять. Дэвид качнулся, а Бишоп не двинулся. Он чувствовал, чем это все кончится, да и все мы тоже. Но… ему было все равно.
– А как вы думаете, что это значит?
Билл задумался, и на некоторое время в помещении повисло неловкое молчание. Все ждали, что он произнесет что-то глубокомысленное или даже мудрое, но он не нашел ничего лучшего, как просто заметить:
– Наверное, это просто безразличный человек.
Прю поговорила еще с целой группой гостей. Правда, основная их часть уехала вскоре после того, как прибыла полиция. Из того, что удалось собрать, Рейчел сделала вывод, что, как и на большинстве подобных сборищ, гости здесь разбились на мелкие кучки, которые держались обособленно, словно боясь смешиваться между собой. Она и сама в свое время бывала на вашингтонских вечеринках, где приходилось тесно общаться со многими коллегами. Из таких бесед неизбежно рождались сплетни. В гостиной Прю поговорила с Гарри Уайтом, но он клятвенно утверждал, что не приглашал Бишопа.
Выходит, Бишоп и Миттаг с самого начала знали, что к ним нагрянет полиция? Или, может, их насторожил тот звонок Бишопу? И они поняли, что пора исчезнуть? Рейчел понятия не имела. Полицейские из Монклера обещали передать записи с допросами свидетелей, но по выражениям их лиц она понимала, что едва ли чего-нибудь от них дождется…
В Кротон-на-Гудзоне она вернулась лишь к десяти вечера и обнаружила мать дремлющей перед телевизором. Рейчел налила себе бокал розового вина и переключила канал, успев захватить заключительную часть шоу «Говорит Шумер» и насладиться очередной порцией американского популистского яда. Шумер вытер свои вьющиеся усы и заявил аудитории, что в Америке станет еще опаснее, потому что Мартин Бишоп, выражаясь военным языком, ушел в самоволку. «Внутренние источники» Шумера сообщили ему о ракетной установке и о внезапном исчезновении главарей. «Особо опасный преступник номер один только что сорвался с крючка. И он вооружен до зубов».
Два года назад, прежде чем Сэм Шумер переместил свое шоу с «Ютьюба» на канал «Фокс» и затеял этот апокалиптический разговор, он был одним из тех независимых журналистов, с которыми могла говорить Прю. Говорить и знать, что все то, чем она хочет поделиться с общественностью, пройдет относительно гладко. Это были отношения, которые служили на пользу обоим: она получила доступ к аудитории, избегающей так называемых мейнстрим-медиа, а Сэм мог утверждать, что обзавелся надежным источником в ФБР. Благодаря тому, что Рейчел горячо отстаивала свою позицию, их сотрудничество получило одобрение тогдашнего заместителя директора, и высшее руководство постепенно оценило фанатичного патриота, который всегда ваял нужные им истории. Потом Шумер перешел на телевидение, и внезапный выход на общенациональный масштаб сильно повлиял на него. Он изменился. Он все еще защищал Бюро, но обнаружил, что его самые громкие конкуренты все-таки опережают его в рейтингах.
Перемены проявились девять месяцев назад, когда на шоу «Говорит Шумер» появилась рубрика «Вторжение с Юга», где обсуждалось будущее незаконной иммиграции.
– К две тысячи двадцать восьмому году южная половина Соединенных Штатов превратится, по сути, в северные штаты Мексики, – вещал Сэм. – Ждите раскола. А значит, войны.
Шоу «Говорит Шумер» превратилось в самую популярную новостную программу воскресного вечера.
Три месяца назад, учитывая собственную роль в его успехах, Рейчел попросила прекратить отношения с Шумером. Но новый помощник директора, Марк Полсон, не принял ее прежние аргументы. Теперь, когда аудитория Сэма каждое воскресенье увеличивалась на полмиллиона человек, никто в ФБР не захотел бы избавляться от рупора такого размера, даже если Сэм Шумер иногда и отклонялся от сценария.
Правда, Прю не собиралась облегчать журналисту жизнь. Поэтому, когда через считаные минуты после того, как она покинула дом Билла и Джины, поступила вторая эсэмэска Шумера – «Скоро эфир. Есть какие-нибудь сенсации?», – она не стала отвечать. Сэму нужны были сенсационные подробности по поводу исчезновения Мартина Бишопа, но пока никто не сообщил ему ничего подобного. Бишоп и Миттаг исчезли, и никто не знал, где они сейчас. Но Шумер нашел еще один источник – вероятно, полицейского из Монклера, с которым Рейчел разговаривала по поводу ракетной пусковой установки.
Ведущий притащил откуда-то отставного офицера ЦРУ, который сказал, что если им хочется предсказать следующий шаг «Бригады», то лучше всего приглядеться к берлинской террористической группе «Роза Люксембург коммандо». «Это были какие-то обезумевшие боевики, и немцам просто повезло, что те сами себя взорвали. Только не нужно тешить себя иллюзиями и думать, что Бишоп окажется настолько глуп. Нужно принять меры и усилить безопасность во всех главных транзитных центрах».
– Американцы должны оставаться бдительными, – повторял Шумер.
Его гостья кивала с серьезным видом.
– Бдительными должны оставаться все…
Рейчел налила себе еще вина, наблюдая, как Сэм и его гости энергично обсуждают слабости и просчеты в вопросах безопасности в инфраструктуре Америки. Они «прошлись» по всем потенциальным терактам, которые могла планировать «Бригада». Они сыпали цитатами с сайта «Министерство пропаганды» и рассуждали о том, каких именно строк стоит бояться больше всего. К тому времени, когда Шумер закончил, он пребывал уже в довольно мрачном настроении, призывая аудиторию крепиться и не прятаться по домам.
– Выходите, идите по магазинам. Ведите себя открыто. Не бойтесь. Иначе победу одержат террористы.
– Да… Я смотрю, ты тоже вносишь свой посильный вклад, – проговорила Рейчел и, заметив, что ее мать пошевелилась, встала, чтобы помочь ей. – Давай-ка я провожу тебя к постели. Мне придется рано уехать.
– Вы арестовали его?
– Кого?
– Ну президента?
Помогая матери улечься в постель и подготовиться ко сну, Рейчел кратко рассказала ей о том, что произошло.
– Но вы ведь найдете их? – спросила пожилая женщина.
– Конечно, найдем! – ответила ее дочь, потому что в тот момент верила в то, что говорит.
Это была не просто вера в то, что все агенты ФБР соблюдают принятые в Бюро методы, это было личное, весьма твердое убеждение. В две тысячи девятом, во время одного серьезного расследования, Рейчел впервые наблюдала выступление Мартина Бишопа в Сан-Франциско. Тогда она изучала масштабы деятельности левых радикальных группировок и потенциальные меры безопасности, необходимые для пресечения их вылазок. Стоя перед толпой слушателей в Беркли, он не выглядел тем ярким оратором, которым стал сейчас, но в его речи и в той ясной, простой логике, которой она была пропитана, Прю смогла разглядеть то, на что он делал ставку в будущем. Это толпа. Рейчел, естественно, включила Бишопа в свой отчет, отметив, что этот человек представляет серьезную опасность и что его никак нельзя упускать из виду. Теперь многие в Бюро считают тот ее отчет пророческим. Она предсказала его стремительный взлет. И теперь ей предстояло стать тем человеком, который должен как-то ускорить его падение.
К четырем утра в понедельник Прю уже была в пути, и к тому времени, когда она оказалась в Мэриленде, лучи солнца уже освещали брошенные дома вдоль шоссе. Она припарковала машину неподалеку от своей квартиры в Арлингтоне, а затем поспешила в офис, чтобы побеседовать с коллегами.
Вскоре стало очевидно, что, независимо от того, были ли Бишоп и Миттаг предупреждены о приезде полиции, они все равно готовились исчезнуть – поскольку в бюрократических кругах не возникло никакой суеты. В какой-то момент эти двое были на виду, а после того, как они покинули вечеринку Билла и Джины, оба попросту исчезли, испарились.
Но это было еще не самое худшее. Из управлений Бюро по всей стране стали поступать сообщения о том, что подобным же образом исчезли множество молодых людей. И хотя сотрудники ФБР успели собрать лишь первичную информацию по поводу таких исчезновений, после проверки активности этих субъектов онлайн становилось очевидным одно: все они являлись членами «Бригады»…
Восемь лет назад она думала: когда-нибудь этот человек завоюет массы.
Он был не старше тридцати, и гены наградили его постоянным загаром и обаятельной внешностью. Слишком обаятельной, чтобы впустую тратить время на фундаментальное образование. Он стоял на подиуме, освещенном флуоресцентными лампами, и немного дрожащим голосом обращался к слушателям в наполовину заполненном зале. Он был предпоследним оратором, выступавшим в разгар пятидневного политического коллоквиума в Калифорнийском университете. Учитывая, что в резюме Мартина Бишопа значились лишь общественная работа в Остине, штат Техас, а также «исследовательская поездка» в Германию, она была удивлена, что ему вообще выделили место в этом довольно напряженном графике. Поэтому решила зайти и послушать. Толпа слушателей представляла собой целую мешанину американских политических типов: стареющие хиппи, взъерошенные экономисты, студенты-политологи с подростковыми усиками и панк-рокеры с выкрашенными или бритыми головами. Многие, как водится, жевали жвачку, и их чавканье, благодаря прекрасной акустике, разносилось звучным эхом по всему помещению.
А Бишоп говорил:
– Классические средства контроля злоупотреблений – наблюдение за сбалансированностью работы ветвей власти и обеспечением свободы выборов – мало что сделали, чтобы как-то исправить эту порочную систему. Политики творят то, что им вздумается. Поэтому здесь нужно что-то другое. Но что? Периодические вотумы доверия? Ежегодные независимые расследования? А как насчет прямых угроз? Сами видите, куда я клоню. Я ищу способы вселить страх в наших представителей, потому что американская демократия основана на базовом, первичном мотивационном факторе: на самосохранении.
Лишь один слушатель из всей аудитории – тот, который сидел в трех рядах впереди нее, – казался здесь лишним: на вид ему было около сорока лет, и он был в костюме и галстуке. Слушая критический анализ американской демократии от Бишопа, он то и дело проверял сообщения на двух сотовых телефонах. Этот бизнесмен тоже, как и панки, жевал резинку, но при этом был достаточно вежлив, чтобы держать рот закрытым и не чавкать, как остальные.
– Поскольку придет время – и оно не за горами, – когда лицемерие и гнев достигнут такой крайности, что массовое восстание будет казаться всем единственным и самым правильным выбором, – продолжал Мартин. – Не только для людей, лишенных гражданских прав, но также и для тех, кто хорошо обслуживается этой системой. Ходят слухи, что даже у богатых есть сердце…
По аудитории прокатилось вежливое хихиканье.
Несмотря на чувство неловкости, которое постепенно исчезнет с опытом, Бишоп не стоял, застыв на месте. Когда он говорил, то двигался, жестикулировал руками, словно лаская лица растоптанного электората, о котором он, с его же собственных слов, так волновался. У его голоса – к тому времени, когда он уже достаточно разговорился и обрел уверенность, – был тембр актера, насыщенный и приправленный нужной мерой эмоции, но без слащавости.
Зажужжал телефон, но не у нее – это бизнесмен вынул третий мобильник, взглянул на номер, а затем прижал трубку к уху и что-то прошептал, опустив голову. Слов она разобрать не смогла, но ритм его речи показался ей странным. Он говорил не по-английски… нет. Он говорил по-русски.
Когда Бишоп закончил высказываться и скромно поблагодарил толпу за внимание, раздались легкие аплодисменты. Он улыбнулся и сошел с подиума. В то время как большинство слушателей подались к выходу, небольшая горстка обступила его, засыпая вопросами. Рейчел не сделала ни того ни другого. Она вытащила небольшую цифровую камеру и тайком сняла поклонников Бишопа. А потом с удивлением увидела, как русский бизнесмен тоже подошел к нему и… вот оно что: Мартин узнал его, и на лице оратора сначала отразились удивление и дискомфорт, которые вскоре сменились сияющей улыбкой.
Русский наклонился поближе и что-то прошептал ему на ухо, после чего передал что-то из своего кармана. Затем он удалился прочь и стал подниматься по лестнице к выходу.
Она встала и последовала за ним.
Прю держалась на почтительном расстоянии. Она научилась этому за долгие месяцы слежки в Районе Залива. По сути, она держала свою цель на длинном поводке, не давая скрыться из виду. А тот человек, ничего не подозревая, шел по территории университета. День выдался необычайно жарким, но ее подопечный не спешил. Рейчел видела, что к тому времени, как русский покинул кампус и добрался до станции «Дюран-энд-Фултон», он успел сделать три или четыре звонка – и на столько же звонков ответить. А на станции он зашел в скромную забегаловку под названием «Бета-Лаунж».
Прю немного постояла на улице, поглядывая на часы и размышляя – как она часто делала в эти дни – о том, как быстро развод меняет жизнь человека. Новое задание поступило ей в считаные часы после того, как были наконец подписаны чертовы бумаги в тесной адвокатской конторе и она в последний раз взглянула на Грегга. Этот проект буквально спас ее, стал своего рода благословением. Уехать – подальше, на другой конец страны. И оставить весь этот бесполезный хлам в вашингтонском пригороде. А свое время посвятить приобретению новых знаний.
Напустив привычную воскресную улыбку, она вошла внутрь.
«Бета-Лаунж» больше походил на столовую или ресторан, чем на бар. За столиками, рассчитанными на шесть человек, сидели посетители, которые пили пиво или вино. Русский сидел за стойкой, читая сообщения в телефоне. Перед ним стоял наполовину полный влажный стакан мартини с парой маслин на тарелочке. Мужчина все еще жевал свою резинку.
Рейчел села на табурет за два места от него и кивнула бармену, лысому парню с татуировкой на шее.
– Бокал белого, – сказала она.
– Чего именно?
– Чего-нибудь холодного и сухого.
Бармен, усмехнувшись, удалился за бутылкой. Русский убрал свой телефон. Прю подняла голову, как будто смутно удивляясь чему-то.
– Постойте, мы ведь с вами только что были на одной и той же лекции?
– Не знаю, – ответил сидевший с ней рядом мужчина. – Разве?
Несмотря на вполне русскую внешность, его мягкий акцент, характерный для жителей Среднего Запада, был абсолютно американским.
– Ну на лекции Мартина Бишопа, – напомнила ему Рейчел.
– Ах, вот оно что! – Он взял свой бокал, слегка улыбнувшись. – Тогда да, так и есть.
Бармен возвратился с бутылкой рислинга и бокалом, после чего налил Прю попробовать. Она выпила, кивнула ему и проследила глазами, как он наливает ей полный бокал.
– Живете здесь? – спросила она у русского.
Тот покачал головой.
– Нынче я всего лишь турист.
– Вы довольно расточительный турист, раз тратите свое время на такие лекции. Откуда вы?
Мужчина несколько секунд неотрывно смотрел на свой бокал. Черт побери, подумала его собеседница. Видимо, здесь она немного дала маху.
– Простите, не мое дело, – пошла она на попятный.
В этот момент он словно очнулся.
– Нет-нет! Я из Швейцарии. Работаю на одну фармацевтическую компанию из Берна.
– Ну и отлично, – сказала женщина и протянула руку: – Рейчел Прю.
– Джеймс Салливан.
Теперь, заполучив его имя, она могла немного расслабиться. Они говорили о Европе и Америке. И о путешествиях. Он был умен, да и внешне вполне привлекателен. И хотя он ни разу не упоминал про жену или детей, Рейчел заметила белую полоску вокруг загорелого безымянного пальца его левой руки. Мужчина, который, будучи в отпуске или в командировке, снимает обручальное кольцо, заходя в бар… Для того чтобы разобраться, зачем он это делает, не нужен спецагент ФБР.
– Ну а вы чем промышляете? – спросил Джеймс.
– Писатель. Ну, пытаюсь им стать.
– Вы пишете? Вот оно что! И что вас подвигло на это?
У Прю была в запасе одна история, довольно близкая к истине, – о разводе, после которого остались сбережения и желание повторно утвердиться в новой для себя жизни. Но она постеснялась использовать это теперь – правда, сама не поняла почему. Прежде чем она успела придумать что-нибудь новое, ее новый знакомый поднял левую руку и показал на бледный след на пальце.
– Вот почему я сейчас чертов турист. Три недели уже.
Вот и причина. Сам все объяснил. Рейчел расслабилась.
– Ничего, со временем станет легче. Довольно скоро, – пообещала она.
Ее собеседник приподнял бровь.
– А сколько это длилось у вас?
– Восемь месяцев.
– Ах, – сказал он, а потом допил свой мартини и махнул бармену, чтобы тот налил еще. И многозначительно посмотрел на Рейчел. – А вы?
– Почему бы нет? Спасибо, мистер Салливан.
Когда прибыли новые порции напитков, Джеймс спросил, как долго она была замужем. Ей даже не захотелось врать.
– Шесть лет. А вы?
– Восемь. – Он взял с тарелочки маслину. – Насколько я понимаю, он у вас проштрафился.
– Конечно.
– Завел роман на стороне? – уточнил мужчина, а потом поднял руку: – Простите, теперь я вмешиваюсь не в свое дело.
Но Прю даже сама удивилась, когда сказала правду:
– Он ударил меня.
Джеймс опустил руку, и его мрачное лицо настолько исказилось от боли, что ей даже захотелось погладить его по руке и сказать, что все в порядке. Но она сдержалась. Наконец он произнес глубоким и холодным голосом:
– Ну что же, надеюсь, он получил лишь единственный шанс сделать это.
– Конечно, – солгала Рейчел, не решившись открыть всю правду. На самом деле понадобилось четыре года из шести – четыре года бесконечной наивности и веры в то, что человек, который выражает собственное разочарование кулаками, может чудесным образом измениться. Вспоминая себя в те годы – а это ведь было не так давно, – она тяжело вздохнула.
После следующего глотка она сменила тему беседы. В сторону политики. В начале года Америка привела к присяге своего первого афроамериканского президента, и в стране, особенно среди левых, царил оптимизм. Прю даже замечала этот оптимизм среди знакомых радикалов, хотя их энтузиазм шел бок о бок с выжиданием. Ведь независимо от цвета кожи человек, избранный главой государства, был все-таки, прежде всего, политиком.
Джеймс отнюдь не смутился такой переменой темы, и Рейчел спросила, что он думает о Мартине Бишопе.
Он поставил свой бокал и уклончиво покачал головой.
– Трудно что-либо сказать на основании одной-единственной лекции.
Прю была разочарована тем, что он не признался, что знаком с Бишопом. А ей так хотелось знать, что собой представляет Мартин Бишоп, этот подающий надежды политический агитатор, и какой у него интерес к фармацевтической отрасли.
– Он прирожденный оратор, – заметила она.
– Таких много, – сказал Джеймс, – особенно в Америке. Нас растят торговцами – мы сами себя продаем. Таких парней, как Бишоп – и столь же умных, – хоть пруд пруди. И нет никаких оснований думать, что именно он свернет горы.
– У меня сложилось впечатление, что вы с ним знакомы.
– Да нет, что вы, – ответил Салливан, нахмурившись. – Я просто считаю, что парень вроде него… Это просто мошка перед лицом глобальной власти корпораций.
Рейчел сдержала инстинктивный смех, но ее собеседник заметил с трудом подавленную улыбку и пожал плечами. Потом загудел его телефон. Он вытащил его и прочитал сообщение. На его лице появилось разочарование.
– Вот черт! Опаздываю на встречу, – сказал он, слезая с табурета.
– Встреча в отпуске?
– Таких вещей, как отпуск, вообще не существует. – Джеймс помахал своим телефоном. – Только не в этом деле.
– Что ж, жаль.
– Я бы с удовольствием встретился с вами еще, но вечером у меня самолет. Нет даже минуты свободного времени.
– Ну тогда как-нибудь в другой раз.
Мужчина протянул руку, но рукопожатие показалось его новой знакомой немного формальным жестом. Хотя чего она хотела? Дружеского поцелуя?
– Очень приятно было познакомиться с вами, Рейчел Прю. Продолжайте писать. Уверен, у вас все получится, – сказал Салливан.
– Лучше, чем у Мартина Бишопа?
Джеймс усмехнулся.
– В этом я не сомневаюсь.
Позже Рейчел передала куда нужно свои фотографии с лекции и попросила коллег в Вашингтоне дать информацию на Джеймса Салливана, сотрудника швейцарской фармацевтической компании. Она почти не удивилась, когда получила ответ: никакого Джеймса Салливана, который работает на какую-либо международную компанию, зарегистрированную в Швейцарии, не существует. Такого имени не значилось на этой неделе ни в списках гостиниц в Районе Залива, ни в полетных листах всех рейсов, запланированных на вечер двадцать пятого сентября…
Родители Ибрагима Ансари приехали в США из Пакистана по студенческим визам еще тридцать лет назад. Мариам работала врачом-педиатром, а Файзаль – преподавателем политологии в университете Мэриленда. Сейчас оба сидели вместе с Рейчел в приемном отделении больницы «Маунт Синай». Она сообщила им, что их сын не арестован, однако ситуация очень серьезная. Он вступил в подрывную организацию, «и если бы не его нынешнее состояние здоровья, то находился бы сейчас в бегах».
Восемнадцатого июня во время поездки на автобусе «Грейхаунд» из Балтимора в Ричмонд двадцатичетырехлетнего Ибрагима свалила аневризма мозга. Он находился в коме шесть часов и вышел из нее лишь ранним утром понедельника. Теперь был вторник, и Прю заехала сюда, в местное отделение на Федерал-Плаза, по дороге на Манхэттен. И еще захватила с собой Тэда Пирса, молодого агента, которому предстояло выступить в качестве свидетеля. Ансари перевезли из отделения интенсивной терапии в отдельную палату. Его голова была плотно обернута в бандаж и забинтована, чтобы закрыть ту часть черепа, которая была удалена хирургом, чтобы добраться до мозга.
– Я знаю, что творят ваши люди, – раздраженно повторяла Мариам. – Нет у вас ничего на этого Мартина Бишопа. Ровным счетом ничего! И чтобы не потерять лицо, вы ловите подростков, совсем еще детей, которые не могут постоять за себя. И все для того, чтобы, когда Конгресс спросит, куда потрачены деньги налогоплательщиков, вы перечислили бы им этих детей в больницах.
– Мариам! – укоризненно проговорил Файзаль.
– Что Мариам? – огрызнулась его жена. – Я осмотрела комнату сына. Он даже не упаковал сумку. Как он собирался исчезнуть, не взяв с собой никаких вещей? Даже чтобы переодеться? Скажите мне это, женщина!
– Лорен Харрисон, – начала перечислять Рейчел, – Фрэнк Селлерс, Лора Нелл, Сун-И-Ко, Кайл Вандербильт, Даниела Пиотровски. Вот уже шестеро, кого я вспомнила навскидку. И кто исчез точно таким же образом. Один отправился в бакалейную лавку и не вернулся. Двое выбрались из окон своих спален. Остальные пропали по пути на работу. Ни один из них не захватил сменную одежду. И все оставили свои сотовые телефоны.
– Ты еще слушаешь? – Мариам гневно посмотрела на мужа. – Она говорит нам, что они не оставили пояснений, просто исчезли. Наш сын тоже не оставил – значит, он, должно быть, пытался стать террористом! – Повернувшись к Рейчел, она бросила: – А вам не мешало бы пройти курс логики!
Для того чтобы поговорить с Ибрагимом, Прю не нуждалась в согласии его родителей. Она знала, что так будет, и Пирс даже предлагал вообще пропустить эту перепалку с ними. Но Рейчел знала, как трудно придется ФБР, если родители поднимут шумиху позже, так что вызвала их заранее и напросилась на эту беседу. Она достала из портфеля тонкую манильскую папку и сказала:
– Хорошо понимаю ваши чувства.
– Едва ли! – огрызнулась мать Ибрагима.
– Дай же ей сказать, – попросил Файзаль.
– За истекшие сорок восемь часов, – сказала Рейчел, – Бюро едва не захлебнулось от потока сообщений о без вести пропавших. И все это – молодые люди, в возрасте от восемнадцати до тридцати двух, и значительная часть их – студенты колледжа вроде вашего сына. Они все исчезли в воскресенье, в тот же день, что и Бишоп. Конкретно из этой группы найдены лишь двое.
– Сколько их? – спросила Мариам. – Сколько их, чтобы вот так травить моего сына?
– Сто двенадцать, – продолжала Прю. – По всей стране. И это число растет с каждым часом.
Беседа застопорилась – родители Ибрагима молча уставились друг на друга.
– Эти люди никак не намекнули на то, что собираются исчезнуть, но при этом почти все они были связаны с группой Мартина Бишопа. Электронные письма, дискуссионные группы, комментарии. Вот. – Рейчел передала Файзалю папку. Он открыл ее, и Мариам, устав сверлить агента ФБР своим сердитым взглядом, заглянула мужу через плечо и тоже принялась читать.
– Где вы раздобыли это? – не поднимая головы, спросил мистер Ансари.
– Разве это имеет значение? – отозвалась Прю.
– Вы правы, черт побери, не имеет, – проскрежетал мужчина сквозь зубы, но без особой злости.
– Это нам передало АНБ.
Вместе с женой Файзаль продолжил читать анализ активности Ибрагима Ансари в сети за предыдущие полгода. Рейчел увидела, как гнев на лице Мариам уступил место смятению и растерянности.
Тэд Пирс стоял у входа в палату Ибрагима и что-то набирал в телефоне. А потом посмотрел на свою коллегу.
– Что? – спросила та.
– Идем.
Но в этот момент завибрировал телефон Рейчел, и она взглянула на экран: Сэм Шумер.
– Собираетесь ответить? – спросил Пирс.
– Только когда будет нужно, – ответила она и убрала телефон.
Ибрагим бодрствовал уже сутки, но от лекарств соображал пока не очень. И было видно, что перед глазами у него все плывет. Он выслушал, как зовут посетителей, и когда они показали ему свои значки, то, усмехнувшись, покачал головой.
– Ну и везет же мне.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Рейчел, подвинув поближе стул.
– А что мне думать? Я был на свободе, а теперь вот… – Молодой человек посмотрел на свою руку, в которую была вставлена трубка от капельницы. – А тут еще вы…
– Куда ты ехал, Ибрагим?
– В Ричмонд.
– А потом?
– Просто в Ричмонд.
– А с кем ты собирался там встретиться?
– С другом.
– С кем именно?
Студент вздохнул, а затем посмотрел в сторону двери. Через небольшое окошко в двери на него смотрела мать. Он снова покачал головой.
– Вы не сможете их найти. Вы ведь и сами знаете, не так ли?
– Кого мы не сможем найти?
– Нас тысячи. А может, и миллионы. Мы повсюду.
Рейчел покачала головой.
– Таких, как ты, Ибрагим, чуть больше сотни. Ну, может быть, вас сто пятьдесят. Но не тысяча и, уж конечно, не миллион. Нам это известно потому, что мы – ФБР, а мы много чего знаем. Больше, чем вы. И больше, чем Бишоп. Поэтому не стоит со мной играть в эти игры. Просто скажи, с кем ты собирался встретиться.
Ансари нахмурился.
– Передайте мне воду.
Прю взяла пластмассовую чашку с бокового столика и проследила, как он потягивает воду через трубочку. Позади нее зажужжал телефон Пирса, тот прижал его к уху, повернулся и что-то шепотом проговорил. Наконец Ибрагим сказал:
– Джордж. Я собирался встретиться на автобусной станции с парнем по имени Джордж.
– А потом?
– Потом я должен был исчезнуть.
После того как агенты вновь вышли в коридор, Тэд сказал:
– Когда доберемся до города, надо подъехать в Федерал-Плаза.
– Зачем?
– Исчезла жена Дэвида Паркера.
До нужного им дома в районе Трайбека они добрались уже после полудня. Пока Прю звонила в домофон, Пирс наблюдал за толпами на улице – главным образом туристами, медленно семенящими по тротуарам под вездесущими строительными лесами.
Этот город находился в вечном состоянии ремонта.
– Да? – послышался в громкоговорителе голос Дэвида Паркера.
– Специальный агент Рейчел Прю, – ответила его гостья. – Мы недавно говорили с вами по телефону.
Послышался гул, и они с Тэдом вошли, миновав целый блок почтовых ящиков, на которых кто-то оставил жирную надпись: «Убить всех свиней». Пирс что-то проворчал. В лифте они увидели лишь одну надпись, выполненную нестираемым маркером: «Тяжелая». Оба агента на пару секунд задумались, но ни один из них не потрудился прокомментировать увиденное. Вместо этого Тэд сказал:
– Тебе стоило бы прочитать «Серый снег». Это его лучший роман.
– А ты что же, фанат?
– Я никогда не был чьим-либо фанатом. Но сам по себе роман хорош.
Рейчел сразу же поняла, что Дэвид Паркер пьет. Возможно, этим утром он и вовсе не притрагивался к алкоголю, но все его поры источали запах джина, затуманивая тесное жилище. В квартире царил ужасный беспорядок, хотя жена Дэвида покинула дом лишь накануне утром. На столе лежал старый номер «Роллинг Стоун». Прю хорошо помнила этот выпуск, потому что в нем была статья о Мартине Бишопе. К тому же на экране открытого ноутбука застыло на паузе видео из «Ютьюба»: на нем красовался Сэм Шумер – видимо, в разгар одной из своих напыщенных речей.
Пока Пирс вел машину, Рейчел изучила кое-какие детали из жизни четы Паркеров. Сначала она посетила веб-сайт писателя с чрезмерно подробной биографией, затем просмотрела доступные публичные документы. До написания своего первого романа Дэвид поработал в нескольких книжных магазинах и библиотеках. А потом отправился в Берлин и жил там как эмигрант. Там же он встретил Ингрид Фразир, которая работала в международной благотворительной организации «Старлинг Траст».
Дэвид выдохнул, а потом как-то сразу обмяк, уселся на жесткий стул, положив руки на колени, и рассказал фэбээровцам о том, что произошло на вечеринке у Билла и Джины. По тому, как он рассказывал, было ясно, что все, что сказал и сделал Мартин Бишоп, он воспринял как личное оскорбление.
– Искушение, соблазн. Вот чего я опасался. Но оказалось, что все намного хуже, – вздыхал писатель.
– То есть? – нахмурилась Рейчел.
– Он завербовал ее.
– Это ваше предположение?
Дэвид откинулся назад, разведя руки в стороны.
– Это не теория, а факт. Зачем еще ей было уезжать? Она вообще-то беременна. Она не могла бы так просто взять и забрать моего ребенка. Если только он не убедил ее, что мир от этого станет лучше.
Наблюдая, как Дэвид Паркер излагает свое мнение, считая его единственно правильным, Прю пришла к выводу, что он абсолютно, с головой, ушел в себя: он считал, что если уж его жена собрала вещи и уехала, то это никак не могло быть результатом его поведения. Нет, Дэвид Паркер мог только стать жертвой терроризма. Рейчел слишком хорошо изучила тип таких людей.
Кроме того, Ингрид Паркер мало соответствовала профилю завербованных бойцов «Бригады»: ей было сорок, да к тому же (как только что пояснил сам Дэвид) она ждала ребенка. Эта дама не являлась частью социальной группы Бишопа. Она выходила на улицы по той же причине, по которой женщины ходят на забастовки каждый день: потому что их мужья стали просто невыносимыми.
– А что случилось, когда вы вернулись домой с вечеринки? – спросила Прю.
Паркер задумался, разглядывая свои руки, лежащие на коленях. А потом поднял голову.
– Во всяком случае, мы не подрались. Все прошло мирно.
Рейчел удержала себя от того, чтобы поправить Дэвида. Ему хотелось мира в доме, и он надеялся, что молчание означает то, что он как будто его добился. Хотя на самом деле никакого мира и в помине не было…
Возможно, ощутив ее сомнения, писатель сам исправил свое утверждение:
– Ну, хорошо, мы в самом деле почти не разговаривали. Я слушал в машине радио, а когда мы вернулись домой, она ушла в душ, и я включил телевизор. «Говорит Шумер». – На некоторое время он замолчал. – А тот как обычно, в своем репертуаре. И снова у него главный герой Мартин Бишоп, мать его! Я даже подумывал вытащить Ингрид из душа, чтобы она могла лично убедиться, какую угрозу представляет собой этот тип.
– Но вы этого не сделали.
Паркер покачал головой:
– Нет. Я налил себе спиртного и продолжил смотреть. А потом понял, что уже утро, а она ушла на работу. – Он сунул руку в карман и вынул оттуда свернутый клочок бумаги. – Вот. Нашел на кухне.
Он передал бумажку Рейчел, и та развернула ее. Первым, что бросилось ей в глаза, было жирно выделенное имя «Дэвид». Потом она прочитала остальную часть записки:
Мне нужно какое-то время побыть одной. Поживу у Бренды.
Не звони и не приезжай. Я буду на связи.
Ингрид
– Кто такая Бренда? – поинтересовалась Прю.
– Ее давняя подруга, живет в Пелхеме.
– А вы звонили Ингрид?
– Конечно, звонил.
– И?
Дэвид почесал затылок.
– Да ничего. Она сбросила звонок. Хотя я извинился! Знаете, я, конечно, был не самым хорошим мужем, что там говорить. Моя последняя книга была… Ну, в общем, ее отклонили. И со мной было трудно жить. Но у меня появилась новая идея. Я пытался ей это объяснить. Она знает – когда работа движется, то жить со мной просто замечательно.
– Но это ее не убедило?
Паркер снова потрогал руками лицо. Какой бы женщиной ни была Ингрид, она, видимо, не запала на его болтовню…
– Она сказала, что ей нужно время, чтобы прочистить мозги. Ну привести мысли в порядок.
– Представляется вполне разумным.
– Позже я узнал, что она и в самом деле позвонила Бренде и попросила разрешить пожить у нее несколько дней, – объяснил Дэвид. – Но через несколько часов она позвонила с работы той же Бренде, сообщив, что передумала. Бренда подумала, что Ингрид, видимо, вернулась домой, но этого не произошло.
– Может, она подалась к другой подруге? Или к кому-нибудь из родственников?
– Я обзвонил всех ее подружек. А ее мать умерла в прошлом году. Она была ее единственной родственницей.
Рейчел проанализировала факты. С тех пор как Дэвид в последний раз видел свою жену, прошло менее двух суток, и маловероятно, чтобы будущая мать решила вдруг исчезнуть и вступить в «Бригаду». Прю ожидала, что через день-другой он получит от нее весточку, и чтобы как-то помочь ему пережить эти часы, сказала:
– Мы можем поискать ее – через кредитные карты, телефон, электронную почту. Мы найдем ее.
– Нет, не найдете.
Реакция Паркера удивила агента.
– Вы уверены?
– Ингрид – не сторонница полумер, – заявил писатель. – Если она не захочет, чтобы ее нашли, то никто ее не найдет. Потому что она отдается этому сполна. И когда она так делает, ничего другого в мире для нее больше не существует. – Он стал приводить примеры из их совместного прошлого. – Сначала она увлеклась йогой и целый день несла тарабарщину, попутно переставляла мебель, чтобы извлечь отовсюду больше энергии. Фэн-шуй. Но это было все-таки не для нее, и тогда она обратилась к каббале. Дом она покидала только ради работы. После этого она провела ужасный месяц с…
– Понятно.
На глаза Дэвиду попался номер журнала «Роллинг Стоун». Он взял его и раскрыл на развороте, посвященном Мартину Бишопу, – на том месте, где, по мнению Рейчел, слишком восхвалялся этот крайне опасный тип.
– Я знаю его, – тихо произнес он.
– Кого, Бишопа?
– Нет, не подумайте, я ведь никогда не встречал его раньше. Но я знаю таких людей. Я мог сразу сказать, что это за парень. Он опасен.
– Вы правы, – согласилась Рейчел.
– Никто больше этому не верит, – сказал Паркер. – Многие думают, что он всего лишь сотрясает воздух. Но я все понял, когда ударил его. Он… – Мужчина сделал паузу, задумавшись. – Он ждал моего удара. Понимаете? Как будто заранее написал сценарий, а я всего лишь сыграл свою роль.
Прю вспомнила, как что-то подобное говорил Билл Феррис. Когда два человека замечают одно и то же, на это стоит обратить внимание.
– Но зачем он так поступил? – спросила она.
Дэвид откинулся назад, раскинув руки в стороны.
– Не знаю, – сказал он. – Чтобы вызвать к себе сочувствие? Оттолкнуть от меня Ингрид? Дело в том, что он хотел пожертвовать собой ради незначительной цели. Рискнуть сломанным носом или сотрясением мозга, лишь бы только что-то доказать. – Писатель фыркнул. – Болтуны так не поступают. Болтуны отступают, спасая свою привлекательную репутацию. А Бишоп по-настоящему предан своему делу.
Ранее тем же утром Рейчел прочитала отчет Нэшвильского отделения ФБР о беседе с родителями Бишопа. Они описывали молодого Мартина как искреннего христианина с любовью в сердце. Его отец утверждал, что Мартин, «служа другим, хочет лишь служить Богу».
– Вы должны понять, – сказал он. – Мартин не похож на наших дочерей. Он всегда был особенным. Для него ценность жизни измеряется тем, насколько он способен помочь окружающим его людям.
– Выходит, это такой способ помочь, – уточнил местный агент, – когда он призывает людей восстать против правительства?
Бишоп-старший пожал плечами.
– Мы не виделись с ним семь или восемь лет.
– Он только что вернулся из Германии, – объяснила мать Мартина.
– И то, что он увидел там, за границей, – добавил ее муж, – убедило его, что людей в Америке – самых бедных, черных, иммигрантов – обманывают и натравливают друг на друга. Он сказал, что все мы – жертвы. И что нам не хочется быть свидетелями такой вопиющей несправедливости.
– Но в Берлине ваши пути, похоже, как-то пересекались, – заметила Прю. – Может, она уже там с ним познакомилась?
Дэвид покачал головой, а затем нахмурился.
– Не знаю, вряд ли. Во всяком случае, она никогда об этом не говорила.
– Вероятность такая существует, – допустила Рейчел, поднимаясь. – Вы позвоните нам, если узнаете что-нибудь новое?
– Только разыщите мою жену, ладно? Она не должна ничего сделать с моим ребенком.
Позже, когда агенты возвращались к своему огромному «Шевроле», зазвонил телефон Прю. Но на этот раз это был не Сэм Шумер, а аналитик ФБР в Вашингтоне.
– У нас появилась новая информация о количестве исчезнувших людей, – сообщил он.
– Выкладывай!
– Двести тридцать восемь.
– Дьявольщина! – выругалась Рейчел и закрыла глаза. – Давай-ка направим кого-нибудь в местный офис «Старлинг Траст» на Манхэттене, – сказала она затем, невзирая на охватившее ее сомнение.
– Хорошо. А зачем?
– Чтобы изучить рабочий компьютер Ингрид Паркер.
Она отключила вызов, после чего вновь посмотрела на дом, в котором проживал Дэвид Паркер. И спросила себя, почему так и не смогла преодолеть в себе естественное отвращение к этому человеку. А потом поняла почему: он напомнил ей о Грегге, ее бывшем муже, о его ханжеском произволе и… о его кулаках. Самовлюбленность, перешедшая в плоть. Она нечасто вспоминала о Грегге, но когда это все же случалось, ее мысли волей-неволей устремлялись дальше, к его новой супруге, Маккензи. Прю спрашивала себя, не бьет ли он сейчас и ее, а если нет, то почему?
Видимо, она все-таки ужасный человек, подумала про себя Рейчел, садясь в джип.
Помощник директора Марк Полсон посмотрел искоса вдоль длинного стола, за которым сидели трое его заместителей, а также Рейчел. Он только что вернулся с совещания в Овальном кабинете, где его прежний кураж несколько поубавился. Меньше двух месяцев назад директор Коуми был с треском уволен президентом, и поэтому любой визит на Пенсильвания-авеню[15] в компании нового директора всегда был чреват какими-нибудь неприятностями.
– Знаете, что заявил нам президент? «Ваша единственная задача – обеспечить безопасность в стране и ни в коем случае не допустить, чтобы Бюро мешало достижению этой цели». Может, я что-то и не так процитировал, но дух президентского послания передал верно. Именно такое мнение сложилось у него о нашей организации, – сообщил Марк своим собеседникам.
Послышался коллективный вздох раздражения. У Лу Барнса вырвалось: «Мудак». А Эрин Линч спросила:
– Когда он сказал, что безопасность – ваша единственная задача, вы ему поверили?
– Виновен по всем пунктам, Эрин, – сказал Полсон, сокрушенно поднимая вверх руки. – Но знаете что? Мне плевать. В Вашингтоне лучше вести себя как наивное дитя. Буду просто мистером Смитом. Потому что в конце концов истина победит.
Рейчел обратила внимание, что Лу Барнс так и просидел все совещание со скрещенными на груди руками. Как будто за этим столом его поджидали куда более важные вещи. Прю заметила, как изменилось настроение присутствующих, когда в помещение вошел Марк. Он приехал из Вашингтона и пришел прямо сюда, в небольшой конференц-зал на втором этаже Здания Гувера[16], где кондиционеры были такими шумными, что напоминали скорее пылесосы. Как только он прибыл, рябь беспокойства и недовольства тут же разгладилась, словно нить, которую внезапно натянули. В конторе ходили упорные слухи, что ни один из замов не питает особого уважения к Полсону, который перед своим текущим назначением много лет занимал пост президента ныне истерзанного проверками банка «Плейнс Кэпитал». Он выбрал отличное время, чтобы уйти и пролоббировать крайне рискованного кандидата во время избирательной кампании. Однако на лицах собравшихся не было ни тени презрения. Не так давно Марк появился из ниоткуда, дав понять, что обладает выдающимся опытом. Однако это еще предстояло всем доказать. А они… они были удивительно хорошими актерами.
– Тогда скажите нам, – нахмурился Барнс. – Скажите, чего требует Главный жрец.
– Ответов, – проговорил Полсон, постукивая шариковой ручкой по столу, – и решений.
– А я думала, что это его наняли решать проблемы Америки, – заметила Линч.
Раздались смешки. Эрин явно была на взводе.
Но Марк не улыбнулся. Он даже не взглянул в ее сторону. Опустив голову, он открыл тонкую папку, которую принес с собой. И зачитал из нее:
– Мартин Бишоп. Бенджамин Томас Миттаг. – Он посмотрел на каждого из присутствующих, даже на Рейчел. – Знакомые имена?
Наконец нарушил молчание Ричард Крановски из кибернетического отдела:
– В самом деле? Что, теперь из-за какого-то Бишопа у нашего президента бессонница? Пусть меньше смотрит Сэма Шумера!
Линч усмотрела здесь свой шанс.
– Да! Не дадим этому журналюге раздувать свои рейтинги!
На этот раз ее шутка не имела успеха. Хотя Марк вступил в должность всего два месяца назад, все остальные знали, что в высших кругах ФБР уже порядком отошли от выходок, которыми отличались прежние совещания. Периоды такого «разогрева» стали заметно короче, особенно теперь, когда директор, столкнувшись с общественной критикой по поводу резких заявлений в адрес мусульман, все больше ответственности взваливал на плечи Полсона.
Никаких упреков в адрес Линч не прозвучало – у Марка был другой стиль руководства. Плотно сжатые губы – и молчание. Рейчел посмотрела, как Эрин Линч переваривает эту перемену, откинулась на стуле и наконец внесла достойный вклад в совещание:
– Бишоп в бегах. И будет болтаться по стране, пока кто-нибудь не обнаружит его и не направит нам соответствующий запрос. Повсюду разослана его физиономия, и двести штук – отнюдь не маленькая награда.
Барнс посмотрел на свою шариковую ручку и пару раз щелкнул кнопкой.
– Она права. Сейчас Бишоп и Миттаг – звезды. Или вроде того. Они хорошо известны. Ричи следит за активностью онлайн, нам удалось конфисковать ракетную пусковую установку… Даже не знаю, сколько гадостей он еще может наделать. Но прошла неделя, и – ничего. – Он на секунду замолчал, а потом пожал плечами. – Ну хорошо. Если в Белом доме хотят, чтобы мы усиленно раздували историю с преследованием этих преступников, мы можем это сделать.
Пока Барнс говорил, пристальный взгляд Марка Полсона скользнул мимо его заместителей к дальнему концу стола, где у буфетной стойки с дюжиной бутылок воды сидела молча наблюдавшая за происходящим Рейчел.
– Вы ведь все знакомы со специальным агентом Прю? – спросил Марк.
Головы всех сидящих за столом сразу повернулись в ее сторону. Так или иначе, они слышали о ней. Ее имя то и дело фигурировало в каких-нибудь отчетах, либо она сама молча присутствовала на некоторых совещаниях вроде этого. Но никто не был знаком с ней лично. И никто, в случае чего, не смог бы сказать, откуда она пришла в ФБР. Однако все согласно кивнули.
– Рейчел – опытный специалист. Она проводила обширное расследование на Западном побережье. Вы наверняка вспомните ее отчет о левых движениях, потому что это лучшее, что у нас есть на данную тему. И, кроме того, Рейчел обратила пристальное внимание на «Бригаду» еще до того, как это движение толком сформировалось. Достаточно сказать, что, когда она говорит, я всегда слушаю. Вот. – Полсон извлек из папки и раздал замам копии десятистраничного доклада Прю о достигнутых на данный момент результатах, который она утром того же дня отправила ему по электронной почте. Барнс, Линч и Крановски с подозрением пробежались глазами по первым строчкам.
– Рейчел? – позвал Марк и пристально взглянул на нее.
Агент выпрямилась и подвинула стул поближе к столу.
– Как, вероятно, все вы знаете, нами установлено, что неделю назад, восемнадцатого июня, Бишоп завербовал в свои ряды около четырехсот сторонников, – начала она. – Судя по заявлениям и по переписке от указанного числа, причины столь массового исчезновения людей всегда выставлялись как некое оправдание: «Когда на нас обрушится федеральное правительство, мы вынуждены будем уйти в подполье». В то время как мы вполне уверены, что Бишоп задумал нечто большее, чем просто скрыться, фактические планы его организации – это большой знак вопроса. А подготовка упомянутых массовых исчезновений – выбор времени и методов – велась с использованием «Тора»[17], предоплаченных звонков и иногда личных встреч. Заранее предвидеть все это не было никакой возможности. – Женщина откашлялась. – Я побеседовала с одним из завербованных, которому не удалось исчезнуть. Это молодой человек из Балтимора. Если он такой же, как все остальные, то получается, что каждому из них сообщили крайне мало информации. Велели лишь приехать в определенное место и ждать встречи.
– Ничего нового, – вздохнув, сказала Линч.
– Ну не совсем, – заметила Рейчел. – Мы отработали анонимный сигнал, который восемнадцатого июня привел нас на склад Миттага. Звонок поступил с телефона-автомата на Манхэттене – с авеню «Эй», между Тринадцатой и Четырнадцатой улицами. Мы просмотрели записи с видеокамер и выяснили личность звонившего. Вы увидите его на третьей странице. Холли Расмуссен, известная подельница Миттага.
Среди присутствующих возникло шевеление. Ничего особенного, но в мертвой тишине, когда временно отключился кондиционер, любое такое движение уже воспринималось как шум.
– И где же она? – спросила Эрин.
– Исчезла в тот же день, что и Бишоп, Миттаг и другие. Как только мы выяснили ее имя, то вначале подумали, что она решила их бросить. Но тот факт, что она сделала это одновременно с другими, заставляет думать иначе.
– Или ее просто прикончили за предательство, – предположил Крановски.
Рейчел кивнула ему.
– Не исключено. Но до тех пор, пока мы не обнаружим труп, мы будем предполагать, что ей приказали сделать звонок.
– Кто это – мы? – спросил Барнс.
– Я, – ответила Прю. – Мне следовало сказать «я», а не «мы».
– И я, – добавил Полсон. – И еще президент Соединенных Штатов.
Воцарилась тишина. Марк окинул взглядом стол, ожидая, что его заместители что-то добавят. Но ожидание затянулось.
– Восемнадцатого июня Бишоп нас всех разыграл, – снова заговорил Полсон. – Все было тщательно подготовлено. Нужно исходить именно из этого. Он сам привлек внимание к своему исчезновению, а мы невольно помогли ему, раскрутив это в прессе. Поэтому предположение о том, что он «в бегах», выглядит, скажем так, довольно наивным. Согласны?
Все дружно закивали. Ричард Крановски ткнул пальцем в одну из страниц.
– А кто это на пятой странице? Джеймс Салливан?
Рейчел открыла отчет на странице номер пять и еще раз посмотрела на снимок угрюмого человека в телефонной будке. Когда эта фотография впервые появилась в ее ящике входящих сообщений, у нее перехватило дыхание. Она сразу вспомнила про тот напиток, который попробовала восемь лет назад.
– Угол Сорок первой и Сорок второй, в квартале от штаб-квартиры ООН. Мы не знаем точно, как его зовут, но имя «Джеймс Салливан» он использовал в две тысячи девятом, во время одной из ранних лекций Бишопа. На этом снимке он звонит Бишопу во время вечеринки. По-видимому, предупреждает о том, что нужно поскорее покинуть дом Феррисов.
– Кто он такой?
– Честно говоря, мы не знаем. Какой-то друг Бишопа.
– А, – кивнув, протянул Крановски.
И все кивнули, несмотря на то что не было повода ни акать, ни кивать.
Полсон посмотрел на Прю, и та продолжила:
– В докладе вы найдете выводы, сделанные на основании тех ограниченных сведений, которые мы смогли собрать. Боюсь, этого немного, но мы убеждены, что о Бишопе мы еще услышим. Как и о его отряде из четырехсот бойцов…
– А кто такая Ингрид Паркер? – спросила Линч.
Рейчел хотела предложить ей все же прочитать ее доклад, но решила, что тем самым лишь вызовет ненужное раздражение.
– Паркер познакомилась с Бишопом на той самой вечеринке восемнадцатого июня, – рассказала агент. – Когда на следующий день она приехала на работу, то использовала для разговора с кем-то «Тор». Позже она его удалила. Мы не знаем, с кем она говорила и о чем. Но как бы там ни было, она не хотела, чтобы об этом кто-нибудь узнал. Она, кстати, тоже числится среди без вести пропавших.
– И что вы теперь предлагаете? – спросил Полсон.
– Предлагаю предпринять более скоординированные усилия по розыску Бишопа, Миттага и их сторонников. Причем в общенациональном масштабе.
Поморщившись, Барнс сказал:
– Вы хотите деньги.
– Естественно, – ответила Рейчел. – Но деньги – это особая тема. – Все посмотрели на нее. – Как он сам все это финансирует?
– Мы прикрыли его банковские счета, – сказал Крановски. – Об этом позаботились уже через пару часов после того, как он исчез.
– И все же это не помешало ему профинансировать исчезновение четырехсот молодых людей. Он работает с наличными. Где он их получил? Конечно, какая-то часть денег могла поступить от самих завербованных, но постоянно выкачивать с них деньги? Вряд ли. Надолго бы не хватило. Либо на следующей неделе он собирается сбежать, либо у него есть источник, который мы пока не обнаружили. Мне понадобятся дополнительные сотрудники, чтобы расширить расследование.
– Эрин? – повернулся Полсон к заместительнице. – Насколько я понимаю, у вас первоклассные бухгалтеры в антитеррористическом отделе.
Линч глубоко вздохнула.
– И еще нам потребуется выйти на публику, сделать кое-какие заявления, – добавила Прю.
– О чем? – спросил Барнс.
– О тех самых четырехстах юношах и девушках.
Марк поднял вверх указательный палец и потряс им, но Рейчел еще не закончила.
– Понимаю всю озабоченность, но это единственный способ отследить ситуацию, – объяснила она, обращаясь скорее к нему, чем к остальным. – В городе объявляется целая группа молодых людей, она держится вместе. Это кто-нибудь да заметит. Но прямо сейчас никто не знает, что нужно позвонить нам.
Полсон предпочел промолчать. Вместо этого он посмотрел на Крановски, который понял намек и повернулся к Прю.
– Послушайте, а вы представляете, какой получится эффект? Когда мы объявим американцам, что некая террористическая группа захватила четыреста их детей?
– Но ведь сейчас мы не имеем в виду печальный пример «Боко харам». Здесь сторонников никто не захватывал. Они отправились сами, добровольно.
– Просто сначала им как следует промыли мозги, – заметил Крановски. – Вот какая получается игра. Они, по сути, похищены. Увезены. Как ни назови, но это так.
Линч громко вздохнула.
– Это сильно подпортило бы общественные связи нашего Бюро. А президент? – Она сокрушенно покачала головой.
Барнс промолчал, и тогда наконец снова заговорил Полсон:
– Мы ценим ваше мнение, Рейчел, но едва ли будем двигаться именно по такому пути. По крайней мере, не сейчас. Все-таки нам нужно самим их отыскать. Вот тогда мы предъявим общественности и Бишопа, и детей – в качестве своеобразного подарка.
Он и его замы были единодушны, и ничто не могло их поколебать. Невежество, невежество…
– Тогда мы не найдем его, – холодно проговорила агент спустя некоторое время. – И не найдем до тех пор, как он сам этого не захочет.
Эрин едва не рассмеялась.
– Думаю, мы стали неисправимыми пессимистами.
– Но надо же сохранить хоть немного веры в правительство, – сказал Барнс. – Мы тупо суемся в те страны, где ни черта не понимаем, мы сидим сложа руки, когда на наши города обрушивается стихия, и мы позволяем нашим школам превращаться в дерьмо. Несмотря на все это, есть одна вещь, в которой мы действительно хороши, – находить людей, которые не хотят быть найденными.
Кевин Мур был одним из многих. Таких, как он, здесь было еще одиннадцать человек: каждому около двадцати, каждый окончил колледж и полон революционного пыла. Всю группу временно поселили в ветхом двухэтажном доме, неподалеку от подножия Черной горы в Вайоминге. Они вместе готовили, ели и мыли посуду. У них даже были одинаковые псевдонимы – всех парней звали Джорджами, а девушек – Мэри. В самом начале, когда им это сказали, одна из девушек подняла руку.
– А если мы – трансгендеры?[18]
– Тогда вам самим решать, – сказала высокая зеленоглазая Мэри, которая до этого открыла дверь и приветствовала Кевина и Трейси в «антифашистской зоне».
Мур сначала не понял, в чем задумка с одинаковыми именами – как они могли контактировать между собой, если в помещении находилось более двух человек? Но через несколько дней до него все-таки дошло: при общении в группах люди были вынуждены смотреть друг на друга, встречаться взглядами. Конкретный «Джордж» идентифицировался не по имени, а по направлению, в котором смотрел говорящий, по тому, чье лицо говорящий хотел бы увидеть. И все эти пристальные взгляды постепенно сблизили их.
Кевин не раз представлял себе, что произойдет после того, как он окажется в подпольной организации. Он предполагал нечто более схожее с его воинской службой или с палестинскими тренировочными лагерями, которые он помнил по старым кинофильмам. Там занимались усиленной строевой подготовкой, преодолевали бесчисленные препятствия и стреляли по мишеням в пустыне. Но здесь, хотя учебная стрельба тоже являлась составной частью их режима, она казалась не такой важной, как те слова и речи, которые заполнили все дни пребывания на новом месте.
Они читали книги. Дом был битком забит беллетристикой и книгами по политологии и истории, и днем они садились в круг по шесть-семь человек и горячо обсуждали пороки и беды современного общества. Это называлось «Тайным семинаром». Как сказал Муру как-то Джордж, застреливший женщину в «Форде», у каждого человека свои собственные счеты с действительностью. Джордж из Огайо рассказал о старшем брате, славном худощавом юноше, который за пять лет превратился в безработного, ожиревшего, больного диабетом неудачника. А все потому, что закрылся завод, где он работал, а обществу было наплевать на то, что с ним произошло.
– Сочувствие, – сказал он членам группы. – Цивилизация без сочувствия не стоит того, чтобы ее поддерживать.
Мэри из Луизианы – именно она спрашивала о трансгендерах – с головой ушла в детали гендерной политики и даже в одежде американского потребителя увидела репрессии общества и склонение к издевательству над собой.
– Если мы не соответствуем определенному набору качеств, нас просто игнорируют. От такой пустой траты времени выть хочется.
В гендерном вопросе Трейси не выражала ни малейшей дву-смысленности. Она утверждала, что цивилизация родилась с фатальной болезнью: патриархатом. Хотя бывшая официантка называла это по-другому: «Всем заправляют мужики».
Всю свою юность Трейси работала на мужчин и больше не могла выносить их физическое и экономическое господство. На третьем «Тайном семинаре» она рассказала, как ее первый босс в ресторане в Восточном Сакраменто убеждал ее, что минет существенно поможет ее карьерным перспективам. Живя от зарплаты до зарплаты, девушка сдалась – и через полгода, когда начальник переехал в Санта-Круз, была уволена.
– Больше всего я ненавижу себя, – сказала она, – но ненавижу и его – за то, что он вызвал у меня такие чувства.
Мэри из Луизианы сочувственно похлопала ее по спине. Пожав плечами, Трейси продолжила:
– Знаете, люди говорят, что террористы ненавидят Запад за наши беспилотники и комиксы про Мухаммеда. Или, может быть, за нашу свободу. Но дело не в том. Они ненавидят нас из-за наших женщин. Это страх. Страх, что их женщины наконец отомстят им за все столетия унижений. В глазах сердитых и решительных западных женщин они видят зловещее предзнаменование. Они могут вытеснить христиан, евреев и индусов с их земель, но никогда не смогут прожить без женщин, и в любой момент эти женщины могут воткнуть им нож в спину. Поэтому они закутывают женщин в паранджу, отрезают им клиторы, всячески подавляют их. Буквально на днях они похитили сто двадцать девочек в Нигерии, потому что те просто получали гребаное образование.
Наступила тишина. Такое переключение на международную сферу оказалось слишком резким, и Трейси отчетливо увидела это в глазах остальных.
– Таково мое наблюдение, – добавила она. – Я лишь хочу сказать, что ублюдки, которые отрезают головы и забивают женщин камнями до смерти, – это такой же враг, как и американское правительство. Проблема лишь в том, что они вне нашей досягаемости. Пока мы не можем их достать. Но после того, как мы изменим Америку, мы перенесем революцию на другие континенты и доберемся до них.
Когда настала его очередь, Кевин заговорил о том, каково быть чернокожим в расистском обществе – о неестественном почтении, которое он якобы должен демонстрировать полиции, о собеседованиях при приеме на работу, которая по умолчанию достанется белому кандидату.
– Белому мужчине, – заметила Трейси, и Мур кивнул, признав, что она права.
– Но расизм касается не только рас, – продолжал он. – Это то, что выдумали богатые люди, чтобы рабы, получающие зарплату, чувствовали себя получше. «Радуйся, что не родился черномазым! Злишься, что нет работы? Ну не стоит обвинять в этом меня – просто тот мексиканец согласен работать за половину твоего жалованья!» Они никогда не говорят, что, типа, «Я плачу ему половину того, сколько я плачу тебе». Нет, это, видите ли, мексиканец виноват в том, что доведен до полного отчаяния и вынужден работать за гроши. – Молодой человек покачал головой. – Богатые умны. Вот почему и нам не мешало бы тоже поумнеть.
Во время этих дискуссий, когда каждый рассказывал о чем-то своем, Кевин заметил, что все разделяют единственную нужду, которую никак не удовлетворяла жизнь в Америке: востребованность. Все эти Мэри и Джорджи чувствовали себя подобно иностранцам в их собственной стране, отделенным от господствующей тенденции американских убеждений. Поэтому они покинули свои дома в поисках новой, лучшей семьи, с которой могли бы наконец ощутить настоящий комфорт. И тесное пространство, в котором они сейчас находились, вовсе их не смущало.
Во время этих семинаров всплыл один важный вопрос: сколько же их таких набралось? Не только тех, кто сбежал в безопасное место, чтобы скрыться от преследования правоохранительных органов, начавшегося с попытки ареста Бишопа и Миттага в Нью-Джерси. Как насчет тех, кто еще никуда не уехал? Насколько глубокие корни могла пустить в американском обществе их группа? Какой процент американцев чувствует себя отчужденными от Америки? Пять процентов? Пятнадцать? Сорок пять? Один из Джорджей радостно заметил, что когда в России произошла большевистская революция, число коммунистов было просто ничтожным.
Оружие хранилось в подвале, в ящиках. Коктейль из полуавтоматических и охотничьих винтовок, пистолетов и шестизарядных револьверов, собранных на оружейных выставках, на чердаках у родителей, украденных из шкафов и сейфов у друзей. Каждый день они разбирали оружие и поднимались на гору, где стреляли по сосновым шишкам, на которые приклеивали разрисованные смайликами липкие бумажки. Иногда на деревьях висело по десять или двадцать сосновых шишек, на всех были листочки со смайликами, и лишь на одном листке было написано слово «СВИНЬЯ». Задача заключалась в том, чтобы поразить именно свинью-копа и больше никого не задеть.
– Так в этом и состоит наш план? – спросил Джордж из Висконсина. – То есть однажды мы все выйдем из подполья и начнем мочить копов по всей Америке?
Зеленоглазая Мэри покачала головой.
– Думаешь, они не станут в тебя стрелять? Научись сперва защищаться, уважаемый. Я же, со своей стороны, не хочу стать мученицей. По крайней мере, пока…
Кевин со своей военной подготовкой показал отличные результаты в стрельбе, заслужив уважительные взгляды и одобрительные оклики товарищей. Он заметил, что днем они теперь слушали его намного внимательнее, как будто его навыки в обращении с оружием являлись отражением более здравого рассудка. Когда зеленоглазая Мэри спрашивала, что он думает по тому или иному вопросу, головы всех присутствующих поворачивались к нему в ожидании ответа.
Правда, сам он не был уверен, нравится ему это или нет…
Лу Барнс предоставил Рейчел кабинет, комнату пятнадцать на двадцать футов, без окон, в которой, как и в старом конференц-зале, можно было оглохнуть даже от звука работающего кондиционера. Полсон также приказал выделить значительный бюджет из подконтрольного фонда. И хотя, по сути, это были гроши, но все же лучше, чем ничего. Прю пыталась сохранять оптимизм.
Сотрудников для нее отбирали из других отделов. Четыре аналитика, отвечавших за один из национальных регионов – Запад, Средний Запад, Юг и Северо-Восток, – делили между собой три стола, в то время как у двери стоял еще один – для Рейчел. Эшли, тот самый «первоклассный бухгалтер», о котором на совещании говорила Эрин Линч, пришла в сопровождении рабочего, который катил на тележке ее компьютер. Для Дага, сотрудника, которого Прю выклянчила себе из киберотдела, места не нашлось, но он мог вполне обойтись и так.
Она привлекла двух специальных агентов. Оба в течение прошлого года работали под прикрытием внутри «Бригады». Вообще, из шести агентов ФБР, которые просочились в эту группировку, лишь один, Освальд, восемнадцатого июня получил команду перейти на нелегальное положение. Другой тайный агент – женщина, следившая за одной из новообращенных по имени Трейси Хилл, – была найдена застреленной в собственной машине посреди пустыни в штате Невада. Несмотря на подозрения, прямых улик на то, что убийство как-то связано с ее профессиональной деятельностью, все-таки не было…
Джанет Фордем, одна из привлеченных спецагентов, оказалась крошечной пятидесятилетней женщиной, которая так разволновалась из-за нехватки сидячих мест в помещении, что Рейчел предложила ей собственный стул. Фордем уселась и потерла угол глаза мизинцем.
– Жаль, что пока нет новостей от Освальда, – проговорила она наконец. – Поступило лишь одно-единственное сообщение, после чего он исчез.
– Что вы думаете по этому поводу? – спросила Прю.
Джанет вздохнула.
– Ну он-то в порядке. Освальд год работал под прикрытием в Новом Орлеане. Он не расколется, я точно знаю. Но если он не сможет нам ничего передать, что толку от него? Тогда он бесполезен.
– Но ведь это же не просто так? – нахмурилась Рейчел.
– Простите, не поняла?
– Если он не может ничего вам передать, значит, видимо, их держат в строгой изоляции. И что-то замышляют.
Фордем снова потерла глаз.
– Не знаю, Рейчел. Мне пока непонятно.
Даг был двадцатипятилетним уроженцем Западной Виргинии, и в его речи ощущался сильный «горный» акцент, который не исчез даже после учебы в Йельском университете. Он давно взломал сервер «Министерства пропаганды» и всякий раз определял его местонахождение, когда получал доступ к страничке администратора. Тот, даже с учетом IP-маскировки, всегда выходил в сеть из разных мест: один раз его отследили в Луизиане, другой – на Аляске. По мнению Дага, администрированием сайта занималось много людей, каждый из которых всплывал где-нибудь однажды, а затем, возможно, никогда не возвращался.
– Но как они общаются между собой? – спросила Прю.
Хакер пожал плечами.
– АНБ все время прочесывает мобильные сети. Пока ничего не нарыли. Очевидно, они используют телефоны – здесь другого выбора нет, – но предпочитают одноразовые мобильники. На электронной почте у нас ничего нет. Мы подозреваем, что они используют множество методов. Одноразовые мобильники. Распределенные аккаунты. Временные папки. Газетные объявления. Курьеры. Но прежде всего используется личный контакт.
– По-видимому, Бишоп много перенял у нас…
– Или из дешевых триллеров, – кивнул Даг.
– Прощупайте связи «Аль-Каиды»[19], – предложила Эшли, а потом подошла и вручила ему белый бумажный пакет.
Каждый день бухгалтер ходила в «Фого де Шао», бразильский стейк-хаус, на фирменный «обед гаучо». Рейчел испытывала особую нежность к послеобеденной Эшли, хорошо заправленной и пахнущей жареным мясом.
Днем они с Дагом пытались решить, как разделить между собой и просмотреть гигабайты онлайн-переписки Мартина Бишопа, недавно полученные по каналам АНБ. Когда в дверь постучали, оба подняли головы: в комнату вошел мужчина лет сорока с короткой стрижкой и лысиной. Протянув руку, он подошел к столу Рейчел.
– Мисс Прю? Я Оуэн Джейкс. Очень рад познакомиться. Ваш отчет по Сан-Франциско – просто класс!
Рейчел неуверенно пожала ему руку и спросила, откуда он.
– Разве вам не сообщили? – удивился Джейкс и закатил вверх глаза. – Почему же я тогда не удивлен? Я только что приехал в город. Меня послал Лу Барнс.
– Мне показалось, что, по мнению Лу, мы лишь впустую тратим его деньги.
Оуэн подмигнул собеседнице.
– Он ведь обычно последним начинает все понимать, не так ли?
В том, как уверенно Джейкс вошел в ее кабинет и как он небрежно дразнил своего босса, ощущался скорее неуклюжий флирт. Рейчел посмотрела на Дага, который, по-видимому, решил не выдавать свое мнение на этот счет.
– Что же, присаживайтесь, – ответила она. – Давайте выясним сначала, зачем он вас сюда послал.
– Да, конечно, – сказал вновь прибывший, а потом взглянул на хакера. – А вы кто, простите?
Даг встал, пожал ему руку и коротко представился.
– Послушай, приятель, – небрежно бросил Джейкс, – моя история не имеет никакого отношения к компьютерам. Понимаешь?
Молодому человеку стало неудобно. Он посмотрел на Рейчел, и та кивнула. Даг отошел и присел рядом с Эшли.
Прю нагнулась к столу.
– В следующий раз, Оуэн Джейкс, я просто пошлю вас куда подальше.
– Конечно-конечно. Я все понял.
– Итак, зачем вы здесь?
– Вероятно, потому, что знаком с Мартином Бишопом, – ответил Джейкс.
По его словам, с 2005 по 2010 год он работал в американском посольстве в Берлине, сообщал оттуда развединформацию и сотрудничал с коллегами из немецкого BfV, федерального ведомства внутренней разведки. Одним из источников обоюдного беспокойства были «Роза Люксембург коммандо» (РЛК). Один из ее основателей был арестован во Франкфурте за взлом главного сервера христианских демократов и выкладывание в интернет тысяч электронных писем.
– Но РЛК не взяли на себя ответственность за то, что совершил один из ее членов, и поэтому немцы не могли однозначно связать ее с этим преступлением. Поэтому обошлось лишь одним арестом – и все. Потом мне позвонил один американец, посещавший сборища РЛК. Тогда на Мартина Бишопа у нас ничего не было. Поэтому я решил вступить с ним в контакт.
– Официально? – спросила Рейчел.
Ее собеседник покачал головой.
– Я был просто молодым парнем. Очаровательный американец в Берлине. Вообще, если нужно, я могу выглядеть очаровашкой. – Он усмехнулся, но на лице Прю не дернулся ни один мускул. – И вот через несколько дней он начинает рассказывать мне о «Коммандо». И описывает просто дискуссионный клуб.
– То есть он пригласил вас туда.
– Ну как вариант. Знаете, эдакий южный баптист, всеобщий благодетель. Типа, растите бедных, чтобы они могли сами себе помочь. В общем, он завел себе друзей из числа либералов и научился во всех бедах винить богатых. Нет, он не какой-нибудь ярый революционер, но поглядывает именно в ту сторону. Умный, тут нет сомнений. Но легковерный. И у него тогда не было того магнетизма, который проявился позже. «Коммандо» могли бы просто его сожрать. С потрохами. Поэтому я принял решение доставить его сюда. Потолковал с немецкими коллегами, а потом отвез Мартина в конспиративный дом, где «залег» вместе с ним. Вы наверняка знаете, что группы вроде РЛК – многослойные. Там, куда попал Мартин, царил счастливый идеализм. А вы окунитесь поглубже – и найдете там хакеров. Потом еще глубже – и здесь уже боевики с бомбами, у которых в спальнях висят фото Андреаса Баадера[20]