Ирина Комарова Эпоха мобильных телефонов

Вот уже восемь месяцев, как я работаю в детективном агентстве «Шиповник». А как страшно мне было сначала! Сами подумайте, я, Рита Рощина, учитель математики в старших классах, и вдруг – детектив. Нелепость какая! Читать детективы, это да, это я всегда любила, но становиться сыщиком… точнее, сыщицей – такое мне и в кошмарном сне не привиделось бы!

Тем не менее, череда событий, на первый взгляд, между собой не связанных, привела меня в «Шиповник». Коллектив у нас небольшой, всего четыре человека, четыре владельца-партнера. Неравноправных, разумеется. Самый главный, директор и руководитель агентства, Александр Сергеевич Баринов. Он же Сан Сергеич, он же «Пушкин», он же шеф, он же любимый начальник и «наше все». Если Баринов – партнер, так сказать, «генеральный», с правом решающего голоса, то Ниночка и Гоша – простые «старшие». Ниночка – секретарь-референт, начальник отдела кадров, бухгалтер и администратор базы данных (которая, как сама Нина хвастается, не менее полная, чем база областного УВД). А Гошка – оперативный работник, мой наставник, опекун, напарник и самый строгий критик. Четвертым, младшим партнером, или, как любит говорить Гоша, «младшенькой», стала я.

Сначала мне было страшно, неловко и непонятно, но постепенно я втянулась. У меня новая работа, новые друзья, новая жизнь… и совсем не странно, а уже привычно звучит: я – Рита Рощина, сотрудник детективного агентства «Шиповник»!

* * *

– Хочу сказать сразу: если бы мой муж был жив, я бы никогда к вам не пришла!

Екатерина Алексеевна Ларикова заявила это, как только переступила порог кабинета Баринова. Оригинальное начало деловой беседы, правда? Мы с Гошкой позволили себе переглянуться, а шеф даже глазом не моргнул. Он привстал навстречу потенциальной клиентке и указал на удобное кресло:

– Присаживайтесь. Позвольте представить моих сотрудников. Георгий и Маргарита – оперативные работники.

– Оперативные работники, – Екатерина Алексеевна поджала губы. – Надеюсь, они способны на решительные действия?

– При необходимости, – осторожно ответил Александр Сергеевич.

– Гм, – Ларикова уставилась на Гошу.

Под ее пристальным взглядом, он развернул плечи, выпятил нижнюю челюсть и слегка дернул головой, отбрасывая назад легкомысленную прядь каштановых волос. Я зачарованно наблюдала за волшебным превращением напарника в героя боевика – может, немного туповатого, но очень-очень решительного. Екатерина Алексеевна одобрительно кивнула и перевела взгляд на меня. Я тоже постаралась принять вид самый героический. Очевидно, получилось не хуже, потому что Ларикова снова кивнула и повернулась к шефу.

– Разумеется, необходимость есть, – отчеканила она. – Поверьте, если бы мой муж был жив, я бы никогда сюда не пришла.

– Верю, – кротко согласился Александр Сергеевич.

Екатерина Алексеевна несколько мгновений сверлила его подозрительным взглядом, потом снизошла до объяснения:

– Это просто не потребовалось бы. Мой муж всегда сам решал все проблемы. Он это умел.

Ларикова сделала паузу, но Баринов ею не воспользовался. Шеф предпочитает не задавать вопросов, пока клиент не выговорится. Однажды, еще в самом начале карьеры частного детектива, я выразила недоумение такой пассивностью любимого начальника. Ниночка (разумеется, я постеснялась делиться своими сомнениями с шефом, поэтому обратилась к ней) только засмеялась:

– А смысл? Во-первых, пока клиент не выскажет все, что у него наболело, он ни на какие вопросы отвечать не станет. А, кроме того, внимательно слушая и наблюдая за человеком, когда он в таком, раздрызганном состоянии, можно составить его полный психологический портрет.

Психологический портрет, это очень важно. Клиенты, они ведь разные бывают. С иными лучше не связываться, ни за какие деньги. Однажды пришла к нам такая дамочка… впрочем, это совсем другая история. А сейчас у нас на повестке дня – госпожа Ларикова. Которая решила просветить нас, относительно некоторых фактов биографии покойного супруга.

– Мой муж работал директором металлобазы. Прием черного и цветного лома. – Она нахмурилась и, подчеркнуто значительно, добавила: – Мой муж работал директором металлобазы тридцать лет.

Я непроизвольно кивнула. Человек, проработавший тридцать лет в должности директора металлобазы, должен уметь очень хорошо справляться с самыми разными проблемами. Но для нас эта информация не слишком полезна. Допустим, покойный господин Лариков был человеком решительным и энергичным. Ну и что?

Екатерина Алексеевна заметила мое легкое движение и встрепенулась:

– Вы понимаете! – теперь она смотрела только на меня и разговаривала со мной. – К сожалению, он скончался два года назад. А сын не унаследовал… – Ларикова скорбно вздохнула. – То есть, голова у него прекрасная и бизнес идет успешно. Ему принадлежит несколько автомобильных стоянок, со всем комплексом услуг. Вы, наверное, представляете – шиномонтаж, мойка, автосервис и все такое. Да, в бизнесе мой Сережа солидный, уважаемый человек. А вот в семье – тряпка. Женился на какой-то модельке, хотя, что уж в ней модельного, кроме роста? Верста коломенская, а не женщина. Грудь – чистый силикон, можете мне поверить, я точно знаю. Волосы, как пакля, только тем и спасается, что начесывает их каждый день. А уж, что касается ног, то, честное слово, постыдилась бы мини-юбку одевать! Такие ноги прятать надо, а не показывать!

Она посмотрела на свои, прикрытые под бежевыми шелковыми брюками, колени и внезапно замолчала. Потом подняла голову и светски улыбнулась.

– Извините, я отвлеклась. Я всего лишь хотела сказать, что сын мой, женился крайне неудачно. Если бы мой муж был жив, он бы этого не допустил, разумеется. А теперь приходится пожинать плоды. Сережа делает вид, что все в порядке, но разве он может что-нибудь скрыть от матери? Тем более, что я приняла некоторые меры. Понимаете, когда он женился, я, разумеется, отказалась жить с ними. И Сережа купил мне квартиру на набережной. Небольшую, всего три комнаты, но, сколько мне одной надо? Хватило бы места безделушки кое-какие расставить, и ладно. Но я не об этом хотела сказать. Я переехала, но попросила Лидочку присматривать за Сережей.

– Простите, – перебил ее шеф. – Лидочка, это кто?

– Наша соседка. То есть, теперь она только Сережина соседка. Очень порядочная, интеллигентная женщина, инженер-экономист. Сейчас, разумеется, на пенсии. Не могу сказать, что мы с ней были большими подругами, но все-таки, почти двадцать лет на одной площадке, дверь в дверь, прожили. Можно сказать, что Сережа у нее на глазах вырос. Так вот, я попросила ее присматривать. Понимаете, чтобы быть в курсе. Лидочка очень добросовестный человек и я имею самое полное представление о том, что творится в семье моего сына. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – Александр Сергеевич безупречно контролировал голос и выражение лица.

Ларикова окинула его взглядом, полным сомнения – ей явно хотелось, чтобы он проявил больше энтузиазма. Повернулась ко мне и продолжила:

– Дело в том, что эта девица совершенно не подходит моему сыну. Сережа мальчик серьезный, домашний, а у этой вертихвостки одни гулянки на уме. Ее бы воля, так она из «Эдельвейса» не вылезала бы! Да с самого начала, с первой минуты было ясно, что ей только Сережины деньги нужны! Вы себе просто не представляете, сколько она умудряется спустить за неделю! Разумеется, сын начал ограничивать ее в тратах. Так она просто взбесилась! Такие скандалы начала устраивать, что Лидочке стыдно было мне рассказывать! Одним словом, уже всем, даже Сереже, ясно, что дело идет к разводу. А что это означает?

Обычно, во время переговоров с клиентом я, как самый младший партнер, стараюсь не раскрывать рот. Но, поскольку сейчас вопрос был задан конкретно мне, пришлось отвечать.

– Раздел имущества?

– Раздел! – сверкнула глазами Екатерина Алексеевна. – Я бы назвала это ограблением! Какое она имеет право на наше имущество? Завели моду американскую, безобразие какое-то! Впрочем, над этим уже работает наш адвокат. И к вам я пришла по другому вопросу. – Она снова повернулась к Баринову и, четко артикулируя, произнесла: – Я хочу, чтобы вы нашли моего внука.

Мы с Гошей снова переглянулись, а Александр Сергеевич, несмотря на всю свою выдержку, моргнул. Уж очень неожиданным оказался переход. Судя по тому, что говорила Ларикова, дело шло к поручению проследить за снохой Екатерины Алексеевны и собирать на нее компромат, для грядущего развода. И вдруг, такой разворот!

– Игорь пропал два-три дня назад. Точное время мне неизвестно. Лидочка искренне мне помогает, но, сами понимаете, ее возможности несколько ограничены. А Сережа, – она вдруг сменила деловой тон на обиженно-брюзгливый, – вообще старается мне ничего не рассказывать. Если бы не Лидочка, я могла бы и не узнать, что мальчик пропал!

– Понятно, – тон шефа был одновременно и сочувственным, и деловым. – Сколько лет вашему внуку?

– Двенадцать. В сентябре он пойдет в шестой класс. Разумеется, я принесла его фотографию, – она открыла сумочку, достала цветную фотографию размером с открытку и положила на стол. – Вот, пожалуйста.

– Понятно, – повторил шеф. Посмотрел на фотографию и передал ее Гоше. Напарник бросил на снимок один единственный взгляд – ему достаточно – и отдал мне. Я уставилась на изображение загорелого белобрысого паренька. Двенадцать лет, говорите? Пожалуй, на двенадцать он и выглядит. Обыкновенный мальчишка, круглолицый и симпатичный, хотя и, деликатно выражаясь, немного полноватый. Наша завхоз, глядя на такого же упитанного парнишку, однажды сформулировала: «Сразу видно, что у него каждый день мясной завтрак. И не один».

На фотографии Игорь сидел, прислонившись к большому светло-серому камню, на фоне каких-то пальм. Наверное, на юге отдыхал. И вряд ли это Крым.

– Это Игорек в Египте был, – подтвердила мою догадку Екатерина Алексеевна. – У меня есть еще снимки, где он с пирамидами, со сфинксами, с верблюдами и с прочей их экзотикой. Но я выбрала эту, здесь Игорь лучше всего получился.

– Логично, – не удержался Гошка и тут же осекся под хмурым взглядом Баринова, не успев произнести: «Нам же не верблюда искать».

Я положила фотографию на стол и Баринов, участливо глядя на Екатерину Алексеевну, продолжил разговор:

– Двенадцать лет – сложный возраст. Он в первый раз сбежал из дома?

– Что? Нет, вы меня не поняли. Игорь не сбежал, его похитили.

– Похитили? – шеф откинулся на спинку кресла и прищурился.

– Да. Классический кинднеппинг. Украли ребенка и теперь хотят получить выкуп. Угрожают какими-то ужасами, требуют, чуть ли не все, что у Сережи есть, а он ведет себя, как последний осел. Мямлит, тянет время, вместо того, чтобы действовать решительно. Его отец ничего подобного не потерпел бы.

– Простите, – шеф смотрел на женщину с откровенным изумлением. – Но если это похищение, то речь идет о жизни ребенка. И ваш сын совершенно прав, что проявляет осторожность. Очевидно, ему даны четкие инструкции, и он вынужден их выполнять.

– Глупости, – величественно отмахнулась Екатерина Алексеевна. – Ничего страшного не происходит. Ему всего-то и нужно – стукнуть кулаком по столу и потребовать, чтобы Елена вернула сына.

– А, так похититель известен?

– Разумеется. Это жена моего сына, Елена.

Александр Сергеевич снова взял в руки фотографию мальчика:

– Простите, Екатерина Алексеевна, боюсь, я неправильно понял. Вы имеете в виду, что супруга вашего сына похитила вашего внука? Своего собственного сына?

– Это не ее сын. Игорь сын Сергея от первого брака. Сережа женился еще в институте, очень… скоропалительно. Это был неудачный год. У мужа открылась язва, и мы были вынуждены срочно ехать в Кисловодск. Сережа на все лето остался без присмотра. А когда мы вернулись, он был уже женат. Какая-то деревенская девчонка, училась курсом старше. Невзрачная серая мышка, ни связей, ни внешности, ни ума, ни воспитания. Я так и не поняла, что Сережа в ней нашел. Разумеется, мой муж быстро все это прекратил. Правда, девочка уже ждала ребенка, Игоря. Но мой муж и это решил. Стоило, конечно, недешево, но Игорь остался у нас, а она уехала к себе в деревню.

– Простите, а как ее звали? – неожиданно подал голос Гоша. – Эту женщину, первую жену вашего сына?

– Не помню, – Ларикова бросила на него удивленный взгляд. – Разве это имеет какое-то значение? Столько лет прошло. Я и саму ее не помню – сейчас не узнала бы, наверное, если бы встретились.

– И за все эти годы она о себе ни разу не напомнила? – Баринов тоже удивился. – За двенадцать лет, ни разу не захотела встретиться с сыном?

– Я же сказала, этим занимался мой муж, – с гордостью ответила Екатерина Алексеевна. – А мой муж решал проблемы раз и навсегда. Так, чтобы они больше не возникали.

Не знаю, что конкретно она имела в виду, но прозвучало это так, словно ее муж лично пристрелил жену сына и закопал в лесу. Я поежилась.

– Я понимаю, почему вы о ней спрашиваете, – продолжила Ларикова. – Но, заверяю вас, к исчезновению Игоря она не имеет никакого отношения. Это дело рук Елены.

– А зачем ей это было нужно, есть у вас предположения?

– У меня не предположения, у меня уверенность. Я говорила, что у Сергея с Еленой дело идет к разводу. Эта девица рассчитывала основательно ощипать Сережу, но теперь она поняла, что ничего у нее не получится. И ей пришло в голову, что можно добиться своего таким, диким способом! Организовать похищение Игоря, получить выкуп и решить все свои материальные проблемы на сто лет вперед.

Шеф побарабанил пальцами по столу.

– То есть, вы утверждаете, что вместо денег, которые ваша сноха рассчитывала…

– Елена мне не сноха, – перебила его Екатерина Алексеевна.

– Но она жена вашего сына?

– Пока да, временно. Но считать ее снохой, я отказываюсь.

– Э-э… хорошо, – Александр Сергеевич, еле заметно, поморщился. – Не будем спорить. Я, вообще-то, о другом. Вы утверждаете, что вместо денег, которые она рассчитывала получить при разводе, ваша… нынешняя жена вашего сына решила украсть своего пасынка и получить выкуп.

– Именно так, – кивнула Ларикова. – Хорошую сумму наличными и все сразу.

– А какие у вас основания считать, что дело обстоит именно так?

– Что значит, какие основания? Игорек пропал? Так что вам еще надо? «Ищи, кому выгодно», так, кажется, это формулируется?

– Чтобы обвинить человека в преступлении, обычно нужны доказательства, – резонно заметил Баринов. – Они у вас есть?

– Да. Я думаю, фильм может служить доказательством.

– Что? Похищение было записано на видеокамеру?

– Разумеется, нет! Я говорю о фильме, который Елена смотрела по телевизору, примерно месяц назад, как раз про кинднеппинг. Она, как с ума сошла после этого. Все приставала к Сереже, спрашивала, как бы он повел себя, если бы его ребенка украли. Разве это не убедительно? Я уверена, что этот фильм и подал ей мысль украсть Игоря.

Шеф покачал головой.

– С тем же успехом, мысль о похищении ребенка могла зародиться у вас или у вашего сына. Это всего лишь домыслы и предположения. А я спрашиваю о прямых, конкретных уликах.

– Не морочьте мне голову, – обиделась Ларикова. – Найдете Игоря, будут у вас улики, любые, какие вам понравятся.

– Но его исчезновение может объясняться другими причинами. Например, он мог сам уйти из дома.

– Зачем ему уходить куда-то?

– Может, встретился с матерью и уехал к ней.

– Глупости. Я вам уже сказала, что эту проблему мой муж решил раз и навсегда.

– Все равно остается множество вариантов, – вмешался Гоша. – Мальчики иногда убегают из дома просто в поисках приключений. Рванул на юг, на электричках.

– Молодой человек, – Екатерина Алексеевна наградила его ледяным взглядом. – Мой внук не романтик и не любитель приключений. Это спокойный и прагматичный мальчик. Зачем придумывать и предполагать невероятное, когда есть простое и логичное объяснение. И действия требуются, решительные, но самые простые и логичные. Нужно выяснить у Елены, где она прячет ребенка, и вернуть его домой. Если вам удастся повести дело так, что она сядет на скамью подсудимых, я выплачу премию.

Ларикова открыла сумочку и заглянула в нее, словно проверяя, лежит ли там упомянутая премия. Мне даже показалось, что сейчас она вытащит пачку денег, дабы продемонстрировать серьезность своего предложения. Но Екатерина Алексеевна достала только бумажный платочек и осторожно приложила сначала к левому, потом к правому глазу.

– Разумеется, если бы мой муж был жив, эта нелепая история давно уже закончилась бы. К сожалению, Сергей не обладает его решительностью. Я говорила ему, пыталась заставить, все бесполезно!

Она еще некоторое время жаловалась на тюфяка-сына, постоянно поминая при этом покойного мужа, который «ни в коем случае, не допустил бы». Шеф терпеливо слушал ее, но мрачнел все больше. Наконец, он остановил женщину.

– Это бесполезный разговор. Мы не сможем взяться за ваше дело.

Я ожидала, что Екатерина Алексеевна разразится негодующими восклицаниями, но она молчала. Только смотрела на Баринова округлившимися от удивления глазами и всем своим видом демонстрировала, что ждет объяснений. Александр Сергеевич с объяснениями не задержался.

– Предположения об участии вашей снохи…

– Она мне не сноха!

– Считайте, как вам угодно, это ваше личное право. Но формально, жена вашего сына, является, вашей снохой. Так вот, предположения об участии вашей снохи в похищении вашего внука, с целью получения выкупа, могут быть и логичны, и правдоподобны. Но не менее вероятно, что вы ошибаетесь. И ваш внук похищен настоящими преступниками…

– А Елена что, по-вашему, игрушечная? – тихо проворчала несостоявшаяся клиентка.

Шеф сделал вид, что ничего не услышал, только заговорил громче и выразительнее:

– Если ваш внук похищен настоящими преступниками, то жизнь его сейчас находится в настоящей опасности. Вы не владеете всей информацией, вы сами признаете, что сын вам много не рассказывает. Значит, если бы мы начали работу, то, прежде всего, пришлось бы обратиться к нему. И, по вашему требованию, к его жене. Но появление сотрудников частного детективного агентства около членов семьи похищенного, может привести к самым… неприятным осложнениям. Вы ведь не знаете, какие требования предъявляют преступники, которые сейчас держат в заложниках вашего внука.

– Не надо меня пугать, – Екатерина Алексеевна поискала глазами мусорную корзинку, бросила в нее смятый платочек и достала из сумочки сотовый телефон. Говорила она строго, но пальцы ее дрожали. – Если вы считаете, что я все придумываю, что знаю слишком мало… Я сейчас позвоню сыну, он приедет и… алло! Алло, Сережа, ты меня слышишь? Я сейчас в детективном агентстве… Что? Не слышу! Что там у тебя так трещит? Да-да, в агентстве! В детективном, говорю! Да, частные сыщики! Что значит, зачем? Надо же, наконец, принять меры… А я говорю, что не желаю больше терпеть это безобразие! Если бы твой отец был жив… Не смей грубить матери! Я делаю только то, что ты давно должен был сам… Нет, я, как раз, прекрасно все понимаю. Очень хорошо, для этого я и звоню. Я сама хотела, чтобы ты немедленно приехал. Что? Адрес?

Она быстро продиктовала адрес и даже довольно толково объяснила, как быстрее доехать. После чего, спрятала телефон и обвела нас торжествующим взглядом.

– Через десять минут Сережа будет здесь. И вы, пожалуйста, объясните ему, что надо просто забрать ребенка у Елены!

– Екатерина Алексеевна! – шеф слегка повысил голос. – Если ваш сын решит обратиться к нам за помощью, разумеется, мы ему не откажем. Но я совершенно не уверен, что он захочет это сделать.

Александр Сергеевич, как всегда, оказался прав. Ворвавшийся к нам (через семь, кстати, а не через десять минут) встрепанный и потный мужчина, не испытывал никакого желания обращаться к нам за помощью. Беседовать он тоже не хотел, ни с нами, ни с собственной матерью. Лариков-младший схватил Екатерину Алексеевну за руку и попытался выдернуть из кресла:

– Мама, мы немедленно уходим!

Он быстро оглядел нас и остановил взгляд на Баринове, безошибочно опознав в нем руководителя. Впрочем, ошибиться было мудрено – Александр Сергеевич и старше нас, и выглядит внушительнее. Собственно, его ранг можно было определить хотя бы по тому, что он сидит за обширным «начальственным» столом, а мы с Гошкой скромно пристроились на стульях у стены.

– А вас я прошу… я не знаю, что мама вам наговорила, но забудьте! Все забудьте! У нас все в порядке, у нас ничего… – он заметил на столе фотографию сына, охнул, схватил ее и торопливо спрятал в карман пиджака, – у нас ничего не произошло! И нам совершенно не нужны ваши услуги!

– Как это, ничего не происходит! – Екатерина Алексеевна оттолкнула его и, без посторонней помощи, величественно поднялась с кресла. – А Игорь? Где он? Что с ним?

– Мама! – отчаянно выкрикнул мужчина.

– Я уже тридцать два года твоя мама, – отрезала она. – Если бы твой отец был жив…

– Мама, я тебя умоляю! Ты просто не понимаешь, что делаешь! Какие могут быть последствия… – он начал толкать ее в сторону двери. – Пойдем, пойдем отсюда!

– Какие последствия? – Екатерина Алексеевна упиралась, но сын был сильнее. – Я тебе сто раз говорила, что Игорь у Елены. Нельзя же быть таким тюфяком, Сергей! Почему ты не можешь призвать к порядку даже эту вертихвостку? Если бы твой отец был жив, то Игорь давно уже вернулся бы домой!

– Мама, я тебя умоляю! – наконец, ему удалось выдавить ее в приемную. Возмущенное: «Не груби матери!» мы услышали уже из-за двери. В то же мгновение Лариков обернулся и, прижав левую руку к груди (правой, очевидно, он продолжал удерживать Екатерину Алексеевну), снова попросил Баринова:

– Пожалуйста, забудьте обо всем. Я не хочу никакой огласки.

– Понятно, – кивнул шеф. – Но я бы советовал вам… очень настоятельно советовал, обратиться к профессионалу-переговорщику.

– Не надо! – Лариков попятился. – Ничего не надо!

– Слышь, мужик, – Гошка встал и слегка коснулся его плеча. – Если вдруг помощь понадобится, не тяни, сразу к нам. Ребенок, это святое.

Лариков бросил на него затравленный взгляд, неопределенно взмахнул рукой и скрылся.

Примерно через полминуты, когда хлопнула входная дверь, а Ниночка, покинув свой пост в приемной, привычно встала в дверях, с карандашом и записной книжкой в руках, Баринов задал традиционный вопрос:

– Ну, что скажете, молодежь?

– Нелепая история, – почему-то, сегодня Нина решила высказаться первой. – И ведут себя нелепо, оба. Нехарактерно. Допустим, мадам бабушка считает, что ребенка забрала и где-то спрятала сноха, которую она снохой считать отказывается. Но на чем основана ее уверенность? Елена посмотрела фильм про кинднеппинг и всем рассказывала, что он произвел на нее большое впечатление? И именно этот фильм натолкнул ее на мысль украсть мальчика для того, чтобы решить свои материальные проблемы? Извините! Судя по словам Екатерины Алексеевны, Елена говорила об этом фильме со всеми, кто соглашался ее слушать. И та же самая идея могла возникнуть у самой Екатерины Алексеевны, и у ее сына. У шофера, у домработницы, у подруги – у любого, близкого к дому человека.

– Или у любого дальнего, близкого, к этому близкому к дому, человеку, – уточнил Гоша. – Или у любого, кто посмотрел этот фильм и знает, что Лариковы, люди не бедные.

– То есть, список подозреваемых, практически, бесконечен, – Нина очертила карандашом большой круг в воздухе. – Но Екатерина Алексеевна уперлась, что сделала это именно ее сноха.

– Это, как раз, естественно, – пробормотал Баринов. – Кому знать, как не тебе.

Гоша коротко усмехнулся, а Нина поморщилась. Я, в который уже раз, испытала приступ сильнейшей зависти. Они так давно вместе, так много знают друг о друге, что понимают друг друга с полуслова. А я… до чего же плохо быть младшенькой!

– Ладно, – кисло согласилась Нина. – Уверенность Лариковой в том, что в любых неприятностях должна быть виновата сноха, можно считать естественной. Но мы-то, не обязаны быть пристрастными.

– Ты всерьез рассматриваешь версию, что Екатерина Алексеевна причастна к похищению мальчика? – задумчиво поинтересовался шеф.

– Скорее, не она, а ее сын. Тянет время, отказывается от любой помощи, впал в настоящую панику, когда мать пришла к нам. Такое ощущение, что он больше беспокоится не о безопасном возвращении мальчика, сколько о том, чтобы о его исчезновении никто не узнал. Кстати, я уже проверила сводки – никаких сообщений о пропаже Игоря Ларикова не зафиксировано.

– Но ему-то, зачем собственного сына воровать? – не поняла я. – Никакой ведь выгоды.

– Я не сказала, что он похитил, я сказала, что он может быть причастен, – помахала карандашом Нина. – У меня четкое ощущение, что он прекрасно знает, где мальчик.

– Мне тоже так показалось, – поддержал ее Гоша. – Вопреки убеждению мадам, ее сын вполне мог все эти годы поддерживать отношения со своей первой женой. И сейчас, например, просто отправил мальчишку к ней на каникулы. А мамочке боится рассказать.

– Если ты ему не поверил, зачем помощь предлагал? – спросила я.

– Чтобы проверить впечатление. Видела, как он от меня шарахнулся? И от Сан Сергеича тоже.

– Вы тоже впечатление проверяли? – теперь я задала вопрос шефу.

– Разумеется. И я тоже считаю, что местонахождение сына ему известно.

– Значит, это дело семейное и нас не касается, – сделала вывод Нина. – Кстати, кто-нибудь знает, что такое «Эдельвейс»? Тот, из которого жена Ларикова не вылезает?

– Наверное, какой-нибудь ресторан с наворотами? – предположила я. – Или казино?

Шеф молча пожал плечами и посмотрел на Гошу – именно он считается у нас главным специалистом по злачным местам. Гоша не подвел.

– «Эдельвейс» – это не просто ресторан или казино, там собрано все вместе, да еще со сложным гарниром. Это самый крутой, самый престижный, самый дорогой клуб в городе. Точнее, за городом, он уже за чертой, на берегу Волги.

– И что там такого? – с любопытством поинтересовалась Ниночка. – Что там особенно крутого, престижного и дорогого?

– Все! – коротко и емко ответил Гоша. – Ресторан, дискотека и прочие сопутствующие услуги. Кегельбан, бильярд, сауна, бассейн, тир небольшой, в подвале. Бордель имеется. И казино тоже есть, полуподпольное.

– Почему полуподпольное? – удивилась я – Оформили бы.

– Так интереснее.

– А откуда ты знаешь? Ты что там, был?

– Ага, один раз. Я тогда за очень интеллигентной барышней ухаживал, и захотел на нее впечатление произвести, в смысле культуры. Получил зарплату и говорю: «Выбирай, куда пойдем деньги прогуливать!» Думал, она в консерваторию запросится или на концерт – к нам тогда, как раз, «Машина времени» на денек приехала. А барышня моя «Эдельвейс» выбрала.

– И что? Прогуляли все деньги?

– А то! Я посчитал, что у меня в карманах осталось и говорю, что до следующей зарплаты могу баловать ее только мороженым, и то, не слишком дорогим и не каждый день. На том мой роман и закончился.

– Значит, ты легко отделался, – Нина, без тени сочувствия, похлопала Гошку по плечу. – Эх, все хорошо, жаль только, что клиент не образовался. Сан Сергеич, а может, стоило согласиться, поработать на Ларикову? Нашли бы ее внука, деньги бы получили?

– В такие семейные разборки влезать, все равно, что свинью стричь, – скривился Баринов. – Шерсти мало, а визгу много. Не пропадем мы без Лариковых, без них клиентов хватит.

– Аминь, – жизнерадостно заключил Гоша.

Клиентов у нас, действительно, хватает и без Лариковых. Правда, крупных, «дорогих» дел, в последнее время не было, все мелочевка шла. А мелочевка, она и оплачивается соответственно. Ну что ж, курочка по зернышку клюет. Вот только угадайте, кому приходится писать отчеты по этим мелким делам? Правильно! Гошка беззастенчиво пользуется своими правами старшего напарника и спихивает эту занудную работу мне. С другой стороны, что такое отчет по делу, пусть даже с приложением списка расходов, по сравнению с сочинением актов обследования жилищных условий каждого ученика (по списку в журнале, в классе двадцать восемь человек)? И полный комплект этих актов нужно подготовить к… Я вспомнила округлившиеся от возмущения глаза завуча:

– Как, ты еще не сдала? Еще три дня назад нужно было!

– Но вы же мне только вчера сказали…

– А сама не знаешь? Какая разница, когда я сказала? Ты что, первый год работаешь, не в курсе, что акты обследования нужны? Да они у тебя еще в сентябре должны были быть готовы, еще в прошлом году надо было их сделать!

Я поежилась. Конечно, я до сих пор скучаю по школе, по своим оболтусам, по тому чувству, с которым входишь в класс… вот по чему я ни капельки не соскучилась, так это по нашей школьной администрации. И поверьте, вся работа с документами в детективном агентстве, несравнима с тем девятым бумажным валом, который накрывает современного учителя. Придя к такому утешительному выводу, я бодро направилась к своему столу, где меня ждал незаконченный отчет по поводу небольшой дачной войны.


Домой я вернулась довольно рано. Но обрадовать этим никого не удалось. Родителей позвали в гости старинные приятели, неожиданно вспомнившие, что у них именно сегодня исполняется тридцать лет со дня знакомства. Маринка сообщила мне об этом коротко, только на полминуты оторвавшись от перетряхивания платьев – она сама торопилась на свидание. Сегодня они с Борисом тоже шли в гости – впервые Маркин решился показать мою сестренку своей семье. То есть, с Борькиной мамой Маринка давно знакома, еще со школьных времен – Татьяна Николаевна всегда пристально следила за окружением сына и знала не только всех его одноклассников, но и их родственников. И Марину, как потенциальную сноху, Татьяна Николаевна не одобряла. Впрочем, она не одобряла всех девушек, которые оказывались в опасной близости от ее обожаемого сыночка. Но сегодня был день рождения Борькиной двоюродной сестры, и Маркин решил, что это вполне удобный и безопасный случай, продемонстрировать Марину остальным членам многочисленного семейства.

Сказать, что Маринка по этому поводу нервничала, значит не сказать ничего. Я даже заподозрила, что родители выдумали своих приятелей, просто для того, чтобы сбежать из дома под благовидным предлогом. Находиться рядом с этим тайфуном было опасно для их слабого здоровья. Потому что сестренка бушевала, именно, как тайфун. Все у нее было не так, ничего не получалось, все было плохо. Завивка легла неровно, тушь оказалась с комочками, помада нужного оттенка никак не находилась и, разумеется, Маринке совершенно нечего было надеть. Она металась по комнате, расшвыривая юбки, сарафаны, босоножки и сумочки, ругаясь при этом так, что ни один, даже самый расположенный к ней человек, не заподозрил бы в сестренке интеллигентную девицу из приличной семьи, скрипачку, которая в этом году перешла на четвертый курс консерватории. Скрипачкам такие слова знать совершенно не обязательно.

Одним словом, кто-то, пусть даже с риском для жизни, должен был привести ее в чувство, и я благородно решила пожертвовать собой. Поймала Маринку за шиворот, подтащила к зеркалу и, угрожая разогретыми щипцами, заставила сидеть смирно. Пока я поправляла ей прическу, почти все комочки туши с ресниц осыпались сами. Кроме того, мне удалось довести до затуманенного сознания сестры, что подобрать помаду нужного тона, принципиально невозможно, пока не решен вопрос с платьем. И сначала нужно понять, что она собирается надеть.

– Так ведь нечего! – горестно взвыла Маринка и попробовала вырваться из моих рук.

Каюсь, прием, которым я удержала ее на пуфике перед зеркалом, не относится к числу разрешенных на официальных соревнованиях. Точнее говоря, приемчик довольно грязный. Гошка меня научил. Прием, повторяю, нечестный, но очень эффективный. Маринка сразу сбросила обороты, захлопала ресницами, роняя на пол остатки лишней туши, и спросила почти нормальным голосом:

– Ты чего? Больно же, и синяки останутся.

– Синяков не будет, – заверила я. – А вот ожоги, если будешь дергаться, тебе обеспечены.

Завивку я закончила спокойно, Маринка сидела, не шевелясь, и только невнятно роптала на свою горькую долю. Правда, когда мы перешли к подбору соответствующего наряда, сестренка встрепенулась, и с прежним пылом закопалась в свой гардероб. Она перетряхивала платья и юбки, прикладывая к себе и, с отвращением, отбрасывая в сторону. Куда летит отвергнутое платье – на кровать, на стол или просто на пол, ее не интересовало.

– Ну что ты все подряд хватаешь, – я отобрала у нее темно-синее шерстяное платье. – В этом все равно нельзя, испечешься. И вообще, заканчивай истерику и включай голову.

– При чем здесь голова? – всхлипнула Маринка, сдергивая с вешалки зеленый сарафан и роняя его. – Одеть нечего, одно старье.

– Ты в этот дом в первый раз пойдешь, откуда им знать, сколько лет твоему сарафану? Может, ты его только сегодня утром из бутика принесла. Главное, не что на тебе надето, а как ты держишься. Так что, сосредоточься. Какое впечатление ты хочешь произвести?

– Приличное, – взгляд у сестры стал более осмысленным. – И жемчуг хочу надеть, мне его Борька подарил, ему приятно будет.

До чего приятно иметь дело с разумным человеком! Пять минут ушло у Маринки на то, чтобы остановить свой выбор на миленьком розовом шелковом костюмчике, к которому прекрасно подошел подаренный Борисом жемчуг. И еще пять минут на то, чтобы подгладить оказавшуюся помятой юбку. Босоножки, сумочка, поправить макияж… не прошло и получаса, как я выставила сестрицу из дома и облегченно вздохнула. Потом огляделась вокруг и снова вздохнула, на этот раз, обречено. Разбросать-то Маринка все разбросала, а вот кому теперь все это убирать?

Поздно вечером, мы с мамой сидели на кухне, болтали о пустяках и старательно делали вид, что сидим просто так, что вовсе не ждем Маринку и нам совершенно неинтересно, как прошли ее смотрины. Мама пила чай, я сварила себе какао. Наконец, в замочной скважине заскребся ключ, и мама вскочила:

– Пришла!

Она сидела ближе к выходу с кухни, поэтому в коридоре оказалась первой. Впрочем, я отстала на какую-то долю секунды.

– Ну? – хором выдохнули мы.

– Что, «ну»? – Маринка стряхнула босоножки и босиком прошлепала на кухню. Мы, как привязанные, двинулись за ней. – И зачем я на эти каблуки забралась? Думала, там, как у людей, разуваются, а пришлось весь вечер цаплю изображать! – Она осмотрела кухонный стол и проницательно заметила: – Чай пьете? Это хорошо. А поесть что-нибудь найдется? Умираю с голоду!

– Тебя там что, не кормили? – мама открыла холодильник.

– Во-первых, когда это было? А во-вторых, я так психовала…

– Волновалась, – автоматически поправила мама, педагог словесник с «дореволюционным», как выражается моя сестрица, стажем. – Гречку будешь?

– Все буду. Я так волновалась, что мне кусок в горло не лез. Спроси сейчас, что там вообще на столе было, не отвечу.

– А что там, на столе было? – тут же влезла я. Захотелось вдруг проверить, как я освоила методику допроса, замаскированного под беседу. Шеф со мной довольно много занимался. – Напротив твоей тарелки что стояло?

– Селедка под шубой. А рядом с ней, ваза с фруктами.

– Вот видишь, – обрадовалась я. – Кое-что, оказывается, ты помнишь! А теперь сосредоточься, и скажи, что справа было?

– Салфетница с салфетками, – отмахнулась Марина. – Отстань!

– Действительно, нашла время выяснять, – вступилась за нее мама. – Какая тебе разница, чем там кормили? Или ты тоже есть хочешь? Марина, лучше расскажи, как все прошло?

– М-м, в целом, неплохо, – в студенческой столовой сестра научилась внятно, и даже с некоторым изяществом, разговаривать с полным ртом. – Борькины родственники, сестра с семейством, нормальные люди. Не без выпендрежа, конечно. Я же говорю, ковры во всех комнатах, а они в уличной обуви шастают. Картины собирают современные – все стенки завешаны, обоев не видно. Такая, прости господи, мазня! Но люди хорошие. Выражали мне сочувствие.

– В каком смысле, сочувствие? – моргнула мама. – Почему?

– Потому, что многоуважаемая Татьяна Николаевна достала свою ближайшую родню, по полной программе. И поскольку всем ясно, что Борька на семейный праздник девчонку с улицы не приведет, то меня воспринимали, как его невесту, – Маринка отодвинула опустевшую тарелку. – Татьяна Николаевна старательно улыбалась, а остальные, по одному, уводили меня в сторонку и рассказывали, какой она тяжелый человек. Делились опытом и всячески морально поддерживали.

– Сделать это громко, насколько я понимаю, никто не рискнул, – констатировала я, наливая сестренке чай и разводя его кипяченой водой. Горячего Маринка не пьет.

– Как все это неприятно, – пожаловалась в пространство мама. – При таких отношениях, очень трудно семью выстроить.

– Что ж теперь, если у Борьки мамаша – дракон, так ему и не жениться вовсе? – огрызнулась Маринка.

– Нет, конечно, этого я не говорю, – мама покачала головой. – Я говорю, что неприятно.

– Ясное дело, было бы лучше, если бы она меня с распростертыми объятиями… А, ладно. Прорвемся, – Маринка сделала последний глоток, встала и потянулась. – Как я устала! Но теперь, все, теперь, спать!

Вы думаете, я не заставила ее помыть за собой посуду? А вот, ничего подобного, помыла, как миленькая! Хватит и того, что я комнату в порядок привела.


На следующий день, я на работу опоздала. Ничего страшного, у нас, конечно, дисциплина, но разумная, без фанатизма. Рабочий день-то ненормированный: когда срочная работа, то мы и до поздней ночи можем задержаться, а если в делах застой – зачем бежать, торопиться? Ну, пришла я на полчаса позже, кого это волнует? Никого, если я отчеты вовремя сдам.

Ниночка приветствовала меня радостно:

– О! Кто последний пришел, тот и чайник ставит!

– Нет вопросов, – согласилась я. Забросила сумку в нашу комнату, убедилась в отсутствии на рабочем месте напарника, вернулась в приемную и поинтересовалась: – А что так тихо?

– Сидоров звонил. Сегодня в новом офисе пластиковые окна устанавливают. Сан Сергеич с Гошкой поехали контролировать процесс.

«Новым офисом» мы, с недавнего времени начали называть стройку, которая ведется силами небольшой бригады специалистов с прорабом Сидоровым во главе. Дело в том, что три комнаты, в которых детективное агентство «Шиповник» размещается сейчас, не отвечают ни нашим потребностям, ни эстетическому чувству главы агентства – Александра Сергеевича Баринова. Поэтому, как только доходы от детективной деятельности позволили, шеф занялся строительством небольшого симпатичного домика, в котором, кроме кабинетов и приемной, предусмотрены отдельная кухня (по настоянию Нины), помещение для архива (по настоянию Нины), спортзал (по настоянию Гошки… хотя зачем он Гоше нужен, ума не приложу. Все равно, напарник предпочитает отрабатывать приемы рукопашного боя в обстановке, максимально приближенной к «естественной»), комната для совещаний (по настоянию Баринова), комната для отдыха и много еще чего. Я никаких конкретных пожеланий не высказываю, во всем присоединяясь к старшим товарищам. Но сама идея офисного здания, принадлежащего только нам, мне нравится.

– Серьезное дело, – я налила воды в чайник и включила его. – Значит, говоришь, окна. А что у нас осталось?

– Пустяки, – легкомысленно ответила Нина. – Стены покрасить, да линолеум положить. А потом только сантехника и двери. Ну, и территорию благоустроить. Строительный мусор убрать, ямы засыпать, дорожку заасфальтировать.

– Действительно, пустяки. Надо к новоселью готовится.

Я взяла с подоконника наши чашки, бросила в каждую по чайному пакетику, залила кипятком.

– Даже не верится, – Нина приняла чашку из моих рук, сразу сделала большой глоток. Как это она умудряется крутой кипяток пить? – Столько лет строимся, неужели скоро закончим? Честное слово, я по Сидорову скучать буду.

– А я нет. Он слишком много разговаривает. И слишком громко.

– Распространенный среди людей недостаток. Ну и что? Зато работает хорошо – домик-то стоит. И окна скоро будут.

Нина уже ополовинила свою чашку, а я только решилась сделать первый осторожный глоток. И тут же поморщилась – все еще очень горячо.

– В новом офисе, на подоконниках только цветы будут, никаких чашек-чайников! – вдохновенно продолжила Нина. – А вообще, я думаю, может уговорить «наше все» профессионального дизайнера пригласить?

– Только не надо профессионального, – вздрогнула я.

Совсем недавно мне пришлось побывать, по делам, естественно, в одной маленькой фирме с большими претензиями. Они арендовали первый этаж в бывшем детском садике и сумели выделить комнатку под кухню. Оформить эту кухню, в соответствии с претензиями, директор пригласил как раз профессионального дизайнера, модного и, кажется, знаменитого. А незадолго до этого, тоже по делам, заглядывала я в морг. Так знаете, что я вам скажу? В морге было гораздо веселее и комфортнее.

– Ну-ну, – Нина успокаивающе похлопала меня по плечу. Она сразу поняла, что я имею в виду – вернувшись с кухни, больше похожей на прозекторскую, я делилась впечатлениями долго и бурно. – Мы другого пригласим, не такого модного. И будем контролировать, что он делает. Заставим соединить строгий офисный стиль и домашний уют.

Хм, домашний уют. По какой-то невнятной ассоциации я вспомнила вчерашние Гошины намеки. Заколебалась на мгновение – дело личное, стоит ли спрашивать? Посмотрела на Ниночку и решила: можно. В конце концов, если разговор на эту тему ей неприятен, Нина просто не станет мне отвечать. Она прекрасно это умеет – мягко и совсем не обидно.

– А ты что, замужем была? Вчера Гоша что-то такое говорил.

– Ага, – усмехнулась Нина. – Сходила по молодости.

– Ненадолго?

– Почему ненадолго. Шесть лет, вполне солидный срок, – она посмотрела на меня и рассмеялась. – Ой, Рита, выдела бы ты себя сейчас! А у меня ведь еще и ребенок есть.

– Ребенок? – я была окончательно ошарашена. Ладно, то, что Ниночка, к ее тридцати годам, могла успеть «сходить замуж», это еще можно было усвоить. Но шесть лет? Это же очень долго! А еще и ребенок!

– Ага, дочка. Лелька. Ей сейчас десять.

– Но ты никогда ничего про нее не рассказывала! – чуть ли не с обидой, воскликнула я.

– К слову не пришлось, – Нина пожала плечами. – А что про нее рассказывать? Обычная девчонка. Полдня в школе, полдня перед телевизором, остальное время мотает мне нервы. Все, как у людей. А что, собственно, тебя удивляет?

– Не то, что удивляет, я просто… не знаю, как сказать. Вроде, работаем вместе, и я тебя знаю хорошо, а оказывается… оказывается, я ничего про тебя не знаю.

– Забавный ты человек, Ритка. Что значит – не знаю? Мы, про своих родных, и то, всего не знаем. Да и не нужно это. А что до моего замужества, то, честное слово, ничего интересного. Выходила по любви, да не рассчитала. Оказывается, в семейной жизни, главное, не то, чтобы с мужем лад был. Главное, особенно, если вместе жить, надо уметь свекрови угодить. А я не научилась. Шесть лет мы с ней воевали, а потом мой муж не выдержал, понял, что придется выбирать между нами. И, как порядочный человек, выбрал маму. Знаешь, как говорится, жен может быть много, а мама, она одна.

Нина погладила меня по голове и снова засмеялась:

– Не смотри ты на меня, как на жертву! Во-первых, все это давно было. А во-вторых, я ведь тоже не ягненочек. И свекровке достаточно крови попортила.

– У меня Маринка тоже за такую свекровь замуж собирается, – неожиданно поделилась я. – Сам Борька парень неплохой, но мамаша его – это просто конец света! От нее вся родня плачет. Главное, Маринка все понимает, но уперлась.

– Любовь?

– Она самая.

– Тогда ничего не поделаешь. Хотя, зря, конечно, – Нина отодвинула чашку, подтянула к себе стопку газет и взяла ножницы. – На одной любви семейную жизнь не вытянешь. Ну, что, за работу?

И мы мирно принялись за работу. В этот день, ничего интересного в нашей жизни не случилось. И утро следующего дня, тоже прошло спокойно. А вот около полудня…

Не знаю, что по этому поводу думали мои многоопытные старшие товарищи, но сама я была уверена, что Лариковых никогда больше не увижу, ни мамашу, ни сына. Поэтому, когда Нина заглянула в нашу комнату и сообщила, что Сергей Лариков явится через пять минут, я очень удивилась. Вывернулась из-под Гошкиного правого колена, которым он прижимал меня к полу, и сипло переспросила:

– Лариков?

Вы не понимаете, как я оказалась в таком положении – мало комфортном и, прямо скажем, не совсем обычном? Вы считаете, что в разгар рабочего дня я должна сидеть за столом и перекладывать бумажки с одного угла на другой? Извините, но вы, очевидно, забыли, что я – частный сыщик. Хоть и младший, но, все-таки, партнер детективного агентства. И, случается, занимаюсь вещами самыми непредсказуемыми. Мне уже приходилось посещать танцклассы, вязать убийцу, драться в ресторане, отнимать пистолет у нервной дамочки… Но, в данный момент, не происходило ничего криминального. Просто, как я уже сообщала, мой напарник имеет гадкую привычку отрабатывать приемы рукопашного боя на рабочем месте, в нашей, совершенно неприспособленной для такого экстремального времяпрепровождения, комнате. Причем тренировку он начинает без предупреждения. Иногда мне удается блокировать его нападение, гораздо реже – отбиться. А самый частый вариант развития событий – сегодняшний. Когда я, придавленная Гошиным коленом, лежу, распластавшись на полу, и слушаю поучения напарника о правильных реакциях, необходимых в тот момент, когда он, неожиданно, выбивает из-под меня стул. Надо ли говорить, что приходу Ниночки я обрадовалась?

– Лариков? Что он у нас забыл? – заинтересовался и Гошка.

– Не знаю, – Нина с сочувствием посмотрела на меня. Время от времени, ей тоже достается от Гоши, хотя и гораздо реже, чем мне. Ниночка у нас кабинетный работник, для нее бойцовские навыки не так важны. – Звонил, судя по всему из машины. Просил, чтобы мы никуда не уходили, ждали его. Особо напирает, на тебя, Гоша. Мечтает увидеть.

– Меня?

– Ага. Визжит, пищит и брызгает слюной так, что до меня даже через телефонную трубку долетело. Нервничает.

– Нервничает? – Гоша поднялся на ноги и отряхнул брюки. – Нервничает, это хорошо. Значит, жадничать не будет.

– Теперь скажи, что он милейший человек, – усмехнулась я.

Гоша поднял меня за шиворот (мне уже приходилось упоминать, что манеры напарника далеки от джентльменских?) и поставил на ноги.

– Не скажу. Но он начинает мне нравиться. Причешись.

– Вот она, хваленая мужская логика, – проворчала я, доставая из ящика стола расческу. – Лариков начинает нравиться Гошке, а причесываться должна я. Мне он, кстати, совсем не понравился.

Это чистая правда, Сергей Лариков, когда я увидела его впервые, мне не понравился. Невысокий, не то, чтобы толстый, но, какой-то, рыхлый. Лицо круглое, как блин, и на нем – неожиданно маленький, острый носик. Волосики жидкие, неприятного мышиного цвета, кожа бледная и влажная… хотя, может, он тогда просто вспотел от волнения? Может, на мое первое впечатление повлияла вся эта странная ситуация и его непонятное поведение?

Когда потенциальный клиент ворвался в нашу приемную (ну что за человек? Почему нельзя просто войти, обязательно надо врываться?), я поняла, что первое впечатление меня не обмануло. Та же рыхлая фигура, тот же неуместный носик, те же, растрепанные, мышиные волосики. И те же капли пота над верхней губой и на висках. Только теперь, к этому букету добавилась перекошенная от ужаса физиономия, дрожащие пальцы и срывающийся на визг голос:

– Вы… вы здесь! Помогите!

Когда Нина говорила, что Лариков брызжет слюной, я восприняла это, как образное выражение. Оказалось, ошиблась. Не знаю, как Ниночка сумела определить это по телефону, но действительно, слюна веером летела на полкомнаты. Не замечая этого, Лариков метнулся к Гоше и схватил его за рукав:

– Вы сами сказали, дети – это святое! Помогите, умоляю, спасите моего сына!

– Минуточку, – Гоша аккуратно отцепил его от своего рукава и усадил на стул. – Что случилось с вашим сыном?

– Разве вы не понимаете? Его похитили!

Лариков попытался вскочить, но Гошка придержал его за плечи и заставил снова опуститься на сиденье.

– Это мы в курсе, – мягко напомнил он. – Матушка ваша еще позавчера нам это сообщила. С чего вдруг сегодня такая паника поднялась?

– Вы не понимаете! – Лариков заломил руки. Надо же, сколько раз я читала это выражение «заломить руки», а вот увидела впервые. И знаете, действительно, жест неординарный. Сразу становится понятно, что человек не в себе. – Вы не понимаете! Игорь пропал! Он действительно пропал, на самом деле! Сегодня… – не договорив, он всхлипнул.

– Гм, – Гоша убрал ладони с его обмякших плеч, сделал шаг в сторону. Оглянулся на шефа, который, услышав шум, вышел из кабинета: – Сан Сергеич?

– Прежде всего, вам надо успокоиться, – ровно прогудел Баринов. – Рита, дай Сергею… простите, как вас по отчеству?

– А? А-аркадьевич. Сергей Аркадьевич.

– Очень хорошо. Дай Сергею Аркадьевичу воды, пожалуйста.

Нет вопросов. Кажется, это уже становится моей святой обязанностью – поить водой клиентов, находящихся в состоянии истерики. У меня даже свой, фирменный коктейль теперь есть. Я достала из холодильника бутылку минеральной воды, налила полстакана. Добавила двадцать капель валерьянки и подала Ларикову.

Коктейль произвел обычный успокаивающий эффект. Сергей Аркадьевич выпил минералку залпом, на мгновение замер, и лицо его перекосилось еще больше.

– Ф-фу! – выдохнул он. И спросил, уже почти нормальным голосом: – Что за гадость?

– Минеральная вода с валерианой, – голосом школьницы-отличницы доложила я и скользнула на свой стул.

– Спасибо, – Лариков поморгал. – Действительно, помогает.

– Очень хорошо, – повторил шеф. – А теперь, пожалуйста, объясните, что произошло?

– Разве вы не поняли? – встрепенулся Лариков. – Моего сына похитили!

– Когда именно? – спокойно уточнил шеф. – Екатерина Алексеевна сообщила нам об этом, – Баринов взглянул на календарь, – два дня назад. Тогда же, вы просили меня забыть об этом и ни во что, ни в коем случае, не вмешиваться.

– Просил, – Сергей Аркадьевич моргнул. – Тогда, действительно… тогда я его просто спрятал, а мама… она была совершенно не в курсе.

– Простите, я не понимаю. Что значит спрятал? От кого?

– Это долго объяснять. Я сделал вид, что Игоря похитили, потому что жена претендует на половину! Мы сейчас разводимся, понимаете, а там ее денег нет, вообще ничего нет! Вот я и придумал, – он горестно развел руками. – Спрятал Игоря, а Лене сказал, что это похищение. И с меня требуют выкуп.

– А зачем так сложно? – удивился Гошка. – Ваша матушка упоминала адвоката, который занимается формальностями развода. Разве этого недостаточно?

– Мама! Мама много не знает. Понимаете, она все так близко к сердцу принимает, что я стараюсь ей поменьше… в общем, ситуация не такая простая, как она думает.

– А это похищение, – напрашивающееся определение «дурацкое» Гоша не произнес. Просто запнулся на мгновение и закончил вполне вежливо: – оно, по-вашему, сильно упростило ситуацию?

– Так ведь все складывалось хорошо, все и должно было быть хорошо! А сегодня… господи, да я просто потерял голову, когда увидел, что Игорька нет. И сотовый вне зоны! У обоих вне зоны! А потом эта эсэмэска пришла! Вот, смотрите! С его мобильника пришла, Игоря!

Он едва не уронил свой телефон, несколько раз ошибался, нажимая на кнопки, но, наконец, нашел нужное сообщение.

– Вот, слушайте: твой сын… – голос Ларикова сорвался. Он попробовал начать снова, но махнул рукой и сунул телефон Баринову.

– Твой сын в надежном месте. Если хочешь увидеть его снова, готовь деньги, – послушно прочитал шеф. – Гм.

– Я просто не знал, куда бежать, – снова всхлипнул Лариков, – что делать! А этот, – он невежливо ткнул в Гошку указательным пальцем, – говорил: «если помощь понадобится…» Я прыгнул в машину и к вам.

– Разумный поступок, – наклонил голову шеф. – Но если вы пришли за помощью, вы должны обеспечить нас информацией.

– Ребенок пропал! Какая вам еще нужна информация?

– Когда пропал? Откуда пропал?

– Из дома… я снимаю квартиру, – Лариков скривился, словно его настиг неожиданный приступ зубной боли. – Небольшую. В смысле, не живу там, а так, бываю. Время от времени. Ну, вы понимаете, бывает, надо встретиться… вот из этой квартиры он и пропал. А когда? Вчера вечером я звонил ему, мы поговорили. А сегодня… я приехал, а там… никого.

– В помещении все в порядке? Следов борьбы нет?

– А? Я не знаю. Вроде ничего такого… Я не заметил. Господи, да что вы у меня спрашиваете? – он вскочил. – Поехали, вы сами посмотрите!

Шеф поджал губы и перевел взгляд на Гошку. Тот кивнул. После этого, оба посмотрели на меня. Я тоже кивнула. Понятно, что клиент сейчас для обстоятельного разговора непригоден. (Да, формально, Лариков не является нашим клиентом. Надо бы договор сначала подписать и все условия оговорить, но как вы себе это представляете в подобной ситуации?) И внятного изложения всех необходимых данных от него ожидать не приходится. Так что, действительно, разумнее съездить сейчас на место, посмотреть на все своими глазами. И постепенно, потихонечку, постараться успокоить человека и разговорить его.

– Мне ехать, или Гоше? – в последнее время Сан Сергеич, распределяя задания, старается развести меня с напарником. Приучает к самостоятельной работе.

– Поезжайте оба, – после короткой паузы принял решение Баринов. – Такой случай. Сергей Аркадьевич, вы фотографию ребенка с собой захватили?

– Фотографию? – растерялся Лариков. – Зачем? То есть, ах, да, понятно! Но я, кажется… ой, наверное, есть! Я забыл выложить!

Он суетливо проверил один карман, другой и, наконец, достал слегка помятую карточку. Ту самую, которую показывала нам Екатерина Алексеевна.

– Вот! Очень хорошая фотография! Это я Игорька в Египет возил, в июне. Он пятый класс без троек окончил. Я ему обещал, что если без троек, то будет Египет, – Сергей Аркадьевич шумно, со стоном, вздохнул и протянул фотографию Баринову. – Вот он, Игорь.

– Сейчас Нина копии сделает.

Отсканировать и распечатать четыре экземпляра фотографии пропавшего ребенка, было для Ниночки делом одной минуты. Оригинал она вернула Ларикову, одну копию я положила себе в сумочку, вторую взял Гоша, а третью – шеф. Четвертая копия сразу отправилась в тонкую пластиковую папочку-конверт, в которой уже лежало несколько бумаг – наш секретарь время даром не теряет.

– И оставьте, пожалуйста, номера телефонов: вашего сына, жены и мамы, – распорядился Баринов. – Еще какие-нибудь близкие родственники есть?

– Близкие? Н-не знаю… тетка есть и сестра троюродная. Но мы редко общаемся.

– Все равно оставьте. А ваша первая жена? С ней вы связь поддерживаете?

– Это вы о ком? – растерялся Лариков.

Шеф удивился:

– Вы что, не помните, что женаты были? Я про мать Игоря говорю.

– Ах, вы про Надю! Нет, я с ней давно… в общем, после того, как мы расстались, я ее не видел. Слышал, что умерла.

– Точно вам это не известно?

– Ну, на похоронах я не был. Меня не звали, да и вообще, я случайно об этом узнал.

– Нина, выясни, пожалуйста.

– Мне нужна дата рождения, – Нина приготовилась записывать. – Имя-отчество. Фамилию она меняла или девичью оставила?

– Фамилию? – он наморщил лоб, старательно вспоминая. – Да, кажется, меняла. Была Надя Дорохова, а стала Надя Ларикова. Но отчество я не помню. И день рождения, тоже, мы же его ни разу не праздновали. Но Надя была старше меня на год, а мне сейчас тридцать два. Господи, да при чем здесь она! – неожиданно сорвался Лариков. – Мы же время теряем!

– Если умерла, то, скорее всего, ни при чем, – Гоша положил руку Ларикову на плечо. – И время нам терять не стоит, тут вы правы. Давайте, сейчас продиктуйте номера телефонов… Ниночка, ты готова?

Разумеется, Нина была готова. Не готов был Сергей Аркадьевич. Наизусть он ни одного номера не помнил. И вызвать справочник не мог – все время промахивался мимо кнопок. Кончилось тем, что Нина отобрала у него сотовый и сама отыскала всю нужную информацию.

Пока она занималась этим, я отошла к зеркалу, подкрасила губы и причесалась. Посмотрела на себя, на Гошино отражение, маячившее за моим плечом и тихо, чтобы не мешать Нине, спросила:

– Скажи, тебе не странно?

– Что именно, странно? – он говорил так же тихо, почти шепотом.

– Что мы такие спокойные все. Кажется, ребенок пропал, чужой, но все равно, ребенок же! Мне бы, по моему характеру, в истерике биться, как Ларикову, а я губы крашу.

– Просто ты потихоньку становишься настоящим сыщиком. Нервы, истерики, обмороки – это все непрофессионализм. От нас люди не визга с соплями ждут, а работы. Вот мы и работаем. А губы ты, кстати, криво накрасила, – он ласково улыбнулся и дотронулся кончиком пальца до уголка моего рта. – Поправь.


Когда мы вышли на улицу, Лариков дернулся, было, к очень симпатичной, бирюзового цвета «мазде», но Гоша перехватил его.

– Поедем лучше с нами. Не стоит вам сейчас за рулем.

Сергей Аркадьевич бросил на свою машину тоскливый взгляд, но послушно повернул к нашему неприметному «москвичу». За руль сел Гоша. Хотя то время, когда я испытывала панический ужас, оказываясь на месте водителя, давно прошло, и за рулем я чувствую себя вполне уверенно, у нас в агентстве молчаливо считается, что для задушевных бесед с клиентами лучше всего подхожу я. А вести задушевную беседу гораздо удобнее, когда не надо еще и за дорогой следить.

Мы с Лариковым устроились на заднем сиденье, и напарник обернулся:

– У меня предложение, деловое. Зачем нам эти отчества? Нам сейчас надо думать о том, как пацана вытащить, а не о церемониях. Так что, давай так, я – Гоша, ты – Серега, идет?

– Идет, – растерянно моргнул Сергей Аркадьевич.

Мужчины быстро обсудили, как лучше и быстрее проехать, и Гоша тронулся с места. Лариков обессилено откинулся на обтянутую потертым гобеленом спинку сиденья, и я начала задушевную беседу.

– Извините, Сергей, но мне бы, хотелось кое-что уточнить.

Я отнюдь не претендую на ту раскованность в общении, которой славится Гоша. То есть, я согласна, что обратиться к клиенту по имени гораздо удобнее, чем выговаривать каждый раз «Сергей Аркадьевич». Но сократить его до дворового «Серега» и явочным порядком перейти на ты – на подобный подвиг я не способна. Наверное, учительское прошлое дает себя знать.

– Вы сказали, что молчит не только телефон сына, но и второй тоже. То есть, ваш сын был не один все это время? У кого был второй телефон?

– Конечно, он был не один, как можно! С ним была… один надежный человек.

– А кто этот надежный человек? – поскольку он молчал, я добавила в голос металла – чуть-чуть, самую капельку. – Сергей, это несерьезно. Вы же взрослый человек и понимаете: для того, чтобы помочь вам, мы должны обладать всей информацией. С кем ваш ребенок провел последние несколько дней?

Лариков поерзал на сиденье и ответил, не глядя на меня:

– Одна женщина. Знакомая. В смысле, сотрудница. Татьяна. Она у меня на Садовой, на мойке, заведующей. Я дал отпуск, чтобы она за Игорьком приглядела – покормить там, и все такое. Нельзя же мальчишке одному.

– Понятно. Извините за бестактный вопрос, но еще одно уточнение: она ваша сотрудница, и только? Или между вами существуют более близкие отношения? – Сергей снова промолчал, и теперь я заговорила мягко и сочувственно: – Поверьте, это не просто любопытство. Нас не интересует ваша личная жизнь, но нам важны все факты.

– Да какая там личная жизнь. Не представляю себе… – он кашлянул и нервно потер щеки. – Впрочем, ладно. Если вы спрашиваете, является ли Татьяна моей любовницей, то нет. Любовница, это нечто постоянное. Вроде жены, только без штампа в паспорте. А у нас – просто хорошие отношения. И время от времени мы встречаемся… ну, вы понимаете.

Я неопределенно качнула головой – утверждать, что понимаю, я не могла. Консервативное воспитание в учительской семье, привычка читать классику и укоренившаяся вера в то, что есть на свете Настоящая Любовь (именно так, с большой буквы) – да, я идеалистка. Ну и что? Имею право. Зато Гошка, не отрывая взгляд от дороги, уверенно перечислил:

– Ненавязчивые отношения, приятное времяпрепровождение, свободный секс и никаких обязательств. Что еще нужно нормальному мужику?

– Да-да, главное, никаких обязательств, – немного оживился Лариков. – Таня понимает. Она очень умная женщина, хотя и красивая.

Я поморщилась, а Гошка коротко ухмыльнулся. Он в курсе моего отношения к укоренившемуся в сознании мужчин предрассудку, что красота и ум у женщины несовместимы. По моему глубокому убеждению, умная женщина просто не может быть некрасивой, тем более, в наше время. Другое дело – что считать красотой. Если за эталон брать грудь седьмого размера, то извините, здесь уже встает вопрос об уме мужчины. Впрочем, я отвлеклась.

– А эта сотрудница, Татьяна, она все время была в квартире с вашим сыном? Никуда не уходила?

– Не знаю. В принципе, в магазин ей не надо было, я все, что нужно привозил. На работу тоже, я ей отпуск подписал. Если по каким своим делам… не знаю. Игорь не грудной младенец, его можно и одного оставить. Но куда ей… не знаю.

– Ей вы, как я понимаю, тоже звонили. И тоже безуспешно?

– Да. У меня там нет стационарного телефона, но у Тани сотовый и он вне зоны. Хотя, обычно я не ей звонил, а Игорю. Я велел ему свой мобильник дома оставить, а взамен, новый купил. Смартфон последней модели, он давно просил.

Последний смартфон? Мы с Гошкой переглянулись – ничего себе игрушка для ребенка. Балует Лариков сына, ох балует! А Сергей продолжал объяснять, старательно и уныло:

– Вот я и купил, под это дело. А Лене не сказал, естественно. Я про этот номер вообще никому не сказал.

– Разумная предосторожность, – сдержанно похвалила я.

– Да, я тоже так подумал, – оживился Сергей. – Я Игорьку так и объяснил, что это наш секретный канал связи. И к Татьяниному телефону прикасаться запретил. Мальчишка же, сами понимаете. Любит чужие вещи хватать.

Лично я считаю, что в двенадцать лет ребенок должен уже избавиться от привычки хватать чужие вещи. Тем более, его не должен интересовать сотовый телефон постороннего, по сути, человека. Но говорить об этом Ларикову я не стала. В конце концов, это вопрос воспитания, а мы сейчас занимаемся похищением.

Сергей, тем временем, достал свой мобильник, вызвал один номер, потом другой. Расстроено вздохнул:

– Ничего нового. Молчат.

– И в квартире никого нет. Получается, что ваш сын похищен не один, а вместе с Татьяной, – сделала я очевидный вывод.

Но очевидным, мое заявление было только для Гоши, который коротко кивнул, соглашаясь. На редкость плохая дорога – ямы сменялись ухабами, почти не оставляя места ровной поверхности, не давала ему времени для более пространного комментария. А вот Лариков снова удивленно заморгал:

– Таню похитили? А ведь действительно, раз ее нет… Но почему?

Да-а. Как Гоша выразился: «ненавязчивые отношения, приятное времяпрепровождение, свободный секс и никаких обязательств». Любовью здесь и не пахнет.

А Сергей продолжал недоумевать, не чувствуя, насколько это неуместно.

– Таню-то зачем похищать? За нее выкуп платить некому.

– Хотите сказать, что вы не станете этого делать? – не удержалась я. – Пусть сама выпутывается, как хочет?

– Нет, я не имел в виду ничего такого, что вы! В смысле, Таня все-таки была с Игорем по моей просьбе. Но выкуп? Я не знаю… ой, нам вон туда, во двор! За большой ямой налево надо повернуть!

Гоша, пробормотав, что здесь все ямы большие, маленьких не наблюдается, послушно зарулил во двор и остановился у второго подъезда.

– Выходим?

– Подождите! – Лариков вдруг схватил меня за руку. – Подождите! А вдруг? Вдруг, ничего такого… ну вышли Таня с Игорьком на улицу, скучно же все время взаперти! В кино пошли, и телефоны отключили! А сейчас вернулись, дома сидят? Может ведь такое быть, правда?

– Ваши бы слова, да богу в уши, – проворчал Гошка. – Если они, действительно, сидят дома, я спляшу краковяк прямо здесь, во дворе. Ну что вы сидите, как приклеенные? Пошли, говорю, посмотрим!

Не знаю, почему медлил Лариков, а на меня вдруг накатил ужас. Как может выглядеть квартира, из которой похищены ребенок и женщина? Разбросанные вещи, опрокинутая мебель, кровь на стенах, на полу… я зажмурилась и потрясла головой. Что за глупости? Сан Сергеич ведь спрашивал, и Лариков уверенно ответил, что следов борьбы в квартире не было. Так зачем я сейчас такие ужасы придумываю?

– Конечно, пошли! – я выпрыгнула из машины и поторопила клиента: – Сергей, мы вас ждем.

– Д-да-да, конечно, – он неуклюже, полез наружу, зацепился каблуком за подножку и едва не упал. Хорошо Гошка подоспел, подхватил его. Лариков вымученно улыбнулся, поблагодарил: – Спасибо.

– Не за что, – Гоша хмуро посмотрел на него: – Какой этаж?

– Четвертый, – Лариков поднял руку и ткнул пальцем вверх. – Вон там. Только окна на другую сторону выходят.

Он медленно двинулся к подъезду, а я ухватила напарника за рукав:

– Гоша, ты что такой мрачный? Что случилось?

– А чему радоваться?

– Нет, я не говорю, что радоваться… просто у тебя, как-то резко, настроение испортилось. Почему?

– Потому, что в глубине души я надеялся, что это опять глупые заморочки господина Ларикова. Но, похоже, что мы имеем настоящее похищение. А похищение ребенка, Ритка, это такая поганая штука! Ладно, со временем, сама все поймешь. А сейчас пошли, видишь, клиент семафорит.

Действительно, Сергей остановился у дверей подъезда и неуверенно махнул нам рукой. Казалось, он боится идти дальше один.

Боялся Лариков, или нет, но ему было явно не по себе. Мне, впрочем, тоже. Мы быстро поднялись на четвертый этаж и остановились перед тяжелой железной дверью. Сергей достал из кармана изящный кожаный футляр для ключей, начал копаться, отыскивая нужный.

– Элегантная вещичка, – мой напарник решил, что маленький комплимент подбодрит клиента. – Стильная.

– Мама подарила, – Сергей, продолжая звенеть ключами, рассеянно посмотрел на футляр. – Сказала, что так карманы меньше протираются. Ага, вот он! – Лариков, наконец, нашел ключ и вставил его в замочную скважину. – Заходите!

Однокомнатная квартира не поражала изысканностью убранства. Минимум мебели: два дивана, стоящие друг против друга, между ними низкий столик на колесиках и все. Даже стульев нет. Впрочем, если вспомнить, для чего Лариков снимал эту квартиру… действительно, зачем ему стулья? На кухне тоже все просто и функционально. Два табурета, старый холодильник и минимум посуды в шкафчике над раковиной. Женщины, которых Лариков приводил сюда, не отличались требовательностью.

– Ты уверен, что они были именно здесь? – неожиданно спросил Гошка у Ларикова.

– А? – растерянно заморгал Сергей. – В каком смысле?

– В самом прямом. Ты квартиру, часом, не перепутал? Ну, оглянись сам, посмотри вокруг! Похоже, что здесь почти неделю жили женщина и ребенок?

Лариков послушно огляделся. Я, хоть меня об этом и не просили, тоже еще раз окинула комнату внимательным взглядом. Гоша прав. Впечатление, скорее, такое, что здесь вообще никто не жил. И не только в последнюю неделю.

– Сыну сколько, говоришь, двенадцать? – продолжил Гоша. – И что, пацан мог, вот так, никаких следов не оставить? Посмотри, ведь нигде не игрушки, ни книжки, ни носка дырявого! Хоть бы жвачка где завалялась, так и ее нет! Или он у тебя такой чистюля, что все за собой убирает?

– Чистюля? – у Ларикова вырвался нервный смешок. – Да у нас только за последний год три домработницы сменилось… не выдерживают. Но действительно, – он прошелся по комнате, провел ладонью по спинке кресла, внимательно осмотрел пустой подоконник и даже опустился на четвереньки, чтобы заглянуть под диван. – Действительно, странно. Ничего нет. То есть, не игрушек, конечно. Вы же знаете, это поколение next, они только в компьютерные игры играют. И с книгами Игорь тоже не очень… слабо интересуется. Он даже Гарри Поттера не осилил. Но ведь ничего нет, совсем ничего. А Игорь свои вещи разбрасывать мастер, – закончил он, чуть ли не с гордостью.

– Здесь, значит, его вещей нет? – встрепенулась я.

– Нет, ничего нет, – развел руками Лариков. – Я уж не говорю про телефон, Игорь с ним сейчас не расстается, но вчера, когда я приходил, вон там, на кресле, его футболка валялась, а на диване – шорты. И рюкзака нет. Я ему все вещички в рюкзачок сложил, такой, знаете, фирменный. Весь какими-то автомобильчиками обвешанный…

Мы с Гошей переглянулись. Исчезновение ребенка очень походило на второе действие спектакля, который, неделю назад, начал разыгрывать сам Лариков. Впрочем, будем справедливы, действие, нашим клиентом не запланированное. К нам он приехал в настоящей панике.

– Игорь сам выбирал, специально со мной в магазин поехал, – продолжал бубнить Сергей. – Говорил, что один я обязательно какую-нибудь фигню куплю, с которой ему и на улицу стыдно выйти будет.

Гошка недовольно поморщился.

– Он у тебя, значит, за модой следит?

– Ну, двенадцать лет, ты же понимаешь. У них в классе все такие: смотрят, какие ботинки, какая рубашка, какая сумка… мы, как-то об этом не задумывались, а они другие, у них свои правила. И, знаешь, я бы этот рюкзак, действительно, никогда бы не купил. Погремушка ходячая.

– Ладно, я понял. Значит, вещичка приметная. И в данный момент, ни рюкзака, ни его содержимого здесь нет?

– Вот-вот, содержимого тоже нет! А я сам ему все собрал, и одежку и тапочки домашние, и зубную щетку, и полотенце…

– Минуточку! – я вернулась в коридор, открыла дверь в ванную. Гоша не поленился, последовал за мной. В крохотном совмещенном санузле я торжествующе указала на стаканчик, закрепленный над раковиной. Стаканчик был пуст – ни зубных щеток, ни тюбика с пастой.

– Хорошо, – Гоша улыбнулся. – Пошли еще холодильник проверим.

Холодильник тоже порадовал нас пустотой. То есть, он не был совершенно пуст – мы увидели несколько бутылок вина, упаковку пива и пару запечатанных коробок шоколадных конфет. Одна полка целиком была забита консервами. Но все это были продукты, так сказать, длительного хранения: очевидно, чрезвычайный продуктовый набор, который Сергей держал в этой квартире, на всякий случай. Ничего скоропортящегося, вроде колбасы, масла или овощей-фруктов, мы на кухне не нашли. Хлеба, кстати, тоже не было.

– Серега, – окликнул Гоша клиента, – ты их свежими продуктами снабжал, или они на консервах жили?

– На каких консервах, ты что?

Лариков появился на кухне и Гошка ткнул пальцем в открытый холодильник:

– Вот на этих. Что тут? Ага, языки говяжьи в желе, паштет, персиковый компот, кальмары, горбуша и даже икра красная. Ассортимент неплохой, но как насчет чего-нибудь такого, без жестяной упаковки?

– Ничего не понимаю, – Сергей потряс головой, закрыл дверцу холодильника, снова открыл и, убедившись, что на полках ничего не прибавилось, повторил: – Ничего не понимаю. Я им только вчера два пакета всякой всячины притащил! Не могли они все это съесть.

– Рита? – повернулся ко мне Гошка.

– Ага, сейчас!

Я заглянула в шкафчик под раковиной – согласно моему житейскому опыту, именно там обычно помещается мусорное ведро – и вытащила этот полезный в хозяйстве инвентарь на всеобщее обозрение. Ведро было пустым, и в него был вставлен чистый пакет.

– Хорошо, – снова улыбнулся напарник. – Уй, как я не люблю настоящие похищения!

– Что? – Лариков нервно прижал ладонь к сердцу. Даже странно, до чего этот человек склонен к театральным позам.

– Я говорю, что вероятность благополучного завершения нашего дела весьма велика, – подмигнул ему Гоша.

– Правда?! Я так боюсь за Игоря!

– Думаю, что с парнем твоим все в порядке. Если кто-то похищает, с целью получения выкупа, ребенка и присматривающую за ним женщину, он не забирает с собой все их вещи, вплоть до зубных щеток. Не уносит продукты и, уж тем более, не забирает мусор из ведра. Скорее всего, эта твоя Татьяна решила сама подзаработать немного.

– Таня? Ты хочешь сказать, что это она? Она увела Игоря и прислала мне это сообщение? Это она требует деньги?

– А почему бы и нет? – спокойно ответил Гоша. – Что тебя так удивляет?

– Но она же… но я же… но мы же… – Лариков явно был неспособен сформулировать свою мысль, и Гошка, как умел, пришел ему на помощь.

– Хочешь сказать, что ты от нее ничего такого не ожидал? – сочувственно подсказал он.

– В общем, да.

– А зря. Когда затеваешь такие дела, всегда надо помнить, что человек слаб и подвержен соблазнам. А тут деньги, большие. Ей деньги нужны?

– Кому они не нужны? – растерянно пробормотал Лариков.

– Тоже верно, – мирно согласился Гоша. – А, кстати, что вчера под диваном лежало? – вспомнил он странные манипуляции клиента при осмотре комнаты.

– Носки, – Лариков слегка зарумянился и стрельнул глазами в мою сторону. – Но не дырявые, не думайте, целые! Просто у него такая привычка, носки под кровать… я уж его ругал-ругал. Без толку.

– А на подоконнике что искали? – мне тоже захотелось щегольнуть наблюдательностью.

– Зажигалку. У него фирменная, в футлярчике. Мне сотрудники на день рождения набор подарили, такой, знаете – портсигар, зажигалка, мундштук, все в коробке с вензелем. А Игорь у меня зажигалку выпросил.

– Не рано ли мальчику курить позволяешь? – строго спросил Гоша.

Я только головой покачала. Далек, страшно далек от реальной жизни мой напарник. В нашей школе мальчишки уже в третьем классе дымят, весь туалет прокурили. И бороться с этим бесполезно. У меня, по крайней мере, ничего не получалось.

А Лариков развел руками:

– Так ведь дети. Что с ними сделаешь? Не бить же?

Гоша промолчал. Но помолчал так выразительно, что у меня сомнений не осталось: будь у него двенадцатилетний сын, да застань его Гошка с сигаретой – выдрал бы, не задумываясь. Суровый человек, мой напарник.

– Ладно, это к делу не относится, – Гошка сел на диван и достал из кармана рубашки маленький зеленый блокнотик. – Рита, дай ручку!

Блокнот Нина ему выдала под размер кармашка, а ручки такой коротенькой не нашлось. Но Гошка на мелочи обращать внимание не привык. Подумаешь, ручки с собой не захватил, пустяк какой! Чай не в лесу глухом живем и не в пустыне, всегда найдется, у кого пишущий предмет позаимствовать. Например, у меня.

Получив ручку, Гоша приглашающе похлопал по сиденью дивана, рядом с собой:

– Иди сюда, Серега. Сейчас списки составлять будем.

– Какие списки? – не понял Лариков. Но на диван сел, положил руки на колени и уставился на Гошу.

– Родных, близких, знакомых. Куда твоя Татьяна могла отправиться, да еще с ребенком.

– То есть вы что? Вы, все-таки, думаете, это она? Но зачем?

– Зачем, этого мы пока не знаем. Хотя, предположения могут быть разные, – Гоша подмигнул. – Но об этом потом. Сейчас займемся делом. Начнем с родных. Что тебе о них известно?

– Э-э… родители у нее… были, – выдавил Лариков.

– Родители у всех были, – кивнул Гоша. – А как насчет настоящего времени? Живы они? Где находятся?

– Мы, как-то никогда об этом… понимаете, мне своей мамы достаточно, зачем мне еще про чужих родителей… брат у нее есть, точно! Таня ему звонила как-то, при мне. Или это он ей звонил?

– Непринципиально. Что ты знаешь о брате? Имя, фамилия, адрес, телефон?

– Имя – Валик. Она его так называла, по телефону. Фамилия? Таня замуж, кажется, не выходила, значит, если она – Кораблева, то и он должен быть Кораблев. А отчество, тогда, Александрович.

Лариков на мгновение задумался и добавил:

– Это если он не двоюродный брат, конечно. Она просто сказала: брат. Без подробностей.

– Понятно, – судя по выражению лица, Гошке очень хотелось выругаться. – Брат Валик. Очевидно, Валентин.

– Или Валерий, – предположила я. – Тоже подходит.

– Или Валико. Если двоюродный, то вполне может грузином оказаться. Вышла мамина сестра за грузина и, пожалуйста, вот вам Валико.

– Нет, про грузинов Таня ничего не говорила, – непонятно почему, испугался Лариков. Или это хмурая Гошкина физиономия так подействовала на нашего клиента, что он даже грамматику забыл? – Грузинов быть не должно.

– И то хлеб, – нерадостно пробормотал напарник. И достал телефон: – Ниночка? Пошарь по базам, не найдешь ли данные на одного человечка. Записываешь? Предположительно Валентин или Валерий, предположительно Александрович, предположительно Кораблев. Предположительно, брат Татьяны Александровны Кораблевой. Возможно двоюродный. Еще что-нибудь? Ну-у, скорее всего, не грузин. Да, я тоже в экстазе. И я тебя обожаю. Конечно, подключай, какой разговор. Скажи, что за нами не заржавеет, сочтемся. Кстати, солнышко, по телефонным номерам что-нибудь есть уже? Совесть? Ну что ты сразу ругаешься? Подождем, куда мы денемся. Но ты, все-таки, пошевели там народ.

Закончив разговор, он убрал телефон и снова уставился на клиента.

– Что ж, кое-что мы выяснили. Приступаем к следующему этапу. Ты, Серега, теперь сиди здесь, на диване, а мы с Ритой осмотрим все, поищем следы. Но ты сиди тихо. Смотреть можешь, а мешать – ни-ни!

Я сумела сдержать усмешку. Не так давно, во время рутинного осмотра помещения супруга нашего клиента, довольно нервная, к слову сказать, дамочка, сорвалась со своего места и бросилась на Гошу. Действуя зубами и ногтями, она попыталась отобрать у Гошки небольшой пакет, который он достал из-под крышки роскошного пианино «Petroff» – по наивности своей, хозяйка, очевидно, считала это место особо хитрым тайником. Мой напарник, как вы могли заметить, не страдает от приступов излишней деликатности в присутствии дам. А уж когда ему пытаются выцарапать глаза, он, не задумываясь, отбрасывает в сторону правила «благовоспитанного джентльмена». Бить жену клиента он, конечно, не стал, но скрутил так быстро и качественно, что она только сучила ножками, да слабо попискивала. В столь бурной реакции хозяйки не было никакой необходимости – пакет содержал фотографии, довольно интимного свойства, но нас, по нашему делу, нисколько не интересующие. Гоша вовсе не собирался рассматривать их, смакуя подробности, а тем более, пытаться стащить потихоньку пару снимков. Как он заявил дамочке (все еще придерживая ее за правую руку, заведенную за спину): «Я предпочитаю «Плейбой», там девочки моложе и симпатичнее». Она вспыхнула, но повторить нападение на грубого детектива, не решилась.

Впрочем, Лариков и не думал о каких-то активных действиях. Он только покивал испуганно и уточнил:

– Ноги подобрать?

– Не обязательно. Устраивайся, как тебе удобно, – позволил добрый Гоша. – Главное, запомни, твое место – на диване. Без команды, не вставать.

Лариков заверил его и меня, на всякий случай, тоже, что без команды даже не пошевелится, и мы занялись осмотром помещения, грубо говоря, обыском.

Обыск занял у нас совсем немного времени и ничего интересного мы не нашли.

– Ладно, эту тему закрыли, – сделал вывод Гошка. – Теперь, я думаю, имеет смысл продолжить. Серега, ты адрес Татьяны знаешь? Улица, дом, квартира. Ну, где она живет? Хотя бы на пальцах объяснить сможешь? Типа, после второго светофора направо, за булочной заехать в арку и свернуть к детской песочнице?

Гошка уже заметил, что смысл его вопросов доходит до клиента с некоторым трудом, и постарался подробно и популярно объяснить, что такое адрес. Увы, усердие его не было вознаграждено. То есть, Лариков сразу понял, что Гошка имеет в виду. В ступор его вогнали именно эти, развернутые уточнения.

– Вы там были хоть раз? – спросила я, с долей сочувствия. – Дорогу показать сможете?

– А, это, – облегченно тряхнул головой Сергей. – Конечно, могу. Поехали.


Разумеется, в квартиру Кораблевой мы поехали, больше для очистки совести. Ясно же, что если это она увезла мальчика, то прятаться от Ларикова в своем собственном доме было бы верхом глупости. Но, одно из основных правил частного сыска гласит: ничего не принимать, как само собой разумеющееся. Каждое предположение должно быть проверено и подтверждено фактами. Вот мы и приехали – проверять и подтверждать.

На длинный, настойчивый звонок в дверь никто не отозвался. Сергей опустил руку, сообщил виновато:

– Не открывают.

– Гм, – Гоша сделал шаг, деликатно оттер его плечом в сторону и еще несколько раз нажал на кнопку. Только потом, словно нехотя, признал: – Похоже, никого нет дома.

Он повернулся, внимательно осмотрел две другие двери, выходящие на площадку – обе были с глазками – и недовольно поморщился.

– Встань левее.

– Ага.

Я быстро заняла требуемое положение. И Ларикова потянула за рукав, поставила так, что вдвоем мы полностью загородили Гошку от возможных наблюдателей. Сергей открыл было рот, собираясь поинтересоваться, что, собственно, мы собираемся делать, но я так страшно шикнула, что он не посмел издать ни звука. Гошка, тем временем, уже работал отмычкой. Я уже упоминала, что мой напарник виртуозно управляется с этим инструментом? Нет? Так поверьте мне на слово, дело обстоит именно так. Не прошло и двух минут, как замок тихо щелкнул и дверь приоткрылась.

– Прошу!

Гошка вошел первым. Я скользнула за ним. Если меня что и задержало немного, так это усилия, которые пришлось приложить, чтобы втащить за собой растерянного, и потому слегка заторможенного, Ларикова.

– Это мы что? – прошептал он, когда я мягко закрыла дверь.

– Это мы незаконно проникли в жилище Татьяны Александровны Кораблевой, – так же тихо объяснила я. – С целью проведения, незаконного же, обыска.

– Но я…

– Вы стойте здесь, – строго приказала я клиенту и даже пальчиком погрозила, для большей убедительности. – Руки в карманы, ни к чему не прислоняться, следов не оставлять. Работаем мы, вы просто стоите и ждете.

Лариков сглотнул, нервно икнул и кивнул два раза. После этого я позволила себе повернуться к нему спиной и последовать за напарником.

– Квартира однокомнатная, – сообщил мне Гоша, как только я миновала крохотную прихожую. – Людей нет. Явных следов борьбы нет. В остальном, – он пожал плечами, – сейчас будем посмотреть.

Я огляделась. На окне, по летнему времени, плотные шторы отсутствуют, но тюль с люрексом, красоты необыкновенной. К таким занавескам нужен просторный бальный зал, а не стандартная двадцатиметровка. Да еще, на мой взгляд, перегруженная мебелью. Судите сами. Одна стена целиком занята диваном, на который небрежно наброшено покрывало, имитирующее мех леопарда, и креслом с такой же накидкой. Вдоль второй выстроились трехстворчатый шкаф с антресолями и трельяж. Пыльная поверхность трельяжа завалена косметическими принадлежностями, а на антресоли сверху, до самого потолка, наложены какие-то коробки. Кроме того, имеется комод, на крышке которого сложена стопка выстиранного, но не выглаженного белья, а у окна – нелепый журнальный столик, темная полированная столешница на трех неустойчивых ножках. В одном углу комнаты – складной стол-книжка, в другом – большой телевизор на трехдверной тумбочке. На столе керамическая ваза с шикарными искусственными лилиями, а на телевизоре – легкая плетеная корзиночка с искусственными же, фиалками. Свободным остается только небольшой участок в центре, на котором раскинулась шкура зебры. На самом деле, это никакая не зебра, а просто раскрашенная корова. Я точно знаю, видела такую же в магазине и уточняла у продавщицы.

Следов борьбы, или поспешных сборов, действительно, нет. Я снова взглянула на журнальный столик. Печальное зрелище. Явно, что на него неделями, месяцами, а может и годами, складывали то, что надо бы, при случае, разобрать и поставить на место. Или выкинуть. Журналы, листочки с номерами телефонов, сломанная расческа, визитные карточки, рекламные листовки, фен, чеки из магазинов, мелкие пестрые коробочки, оберточная бумага, пустые сигаретные пачки и еще много-много всякого. Если бы в комнате завязалась любая, пусть самая скоротечная потасовка, этот столик непременно опрокинулся бы и завалил мусором всю комнату. Точнее, все свободное место в комнате.

– А можно мне войти? – раздался неуверенный голос Ларикова. – Мне здесь, в коридоре, как-то не по себе. Я бы лучше с вами.

– Можно, – разрешил Гоша. Подождал, пока наш бледный клиент не замаячил на пороге, и огорошил вопросом: – Осмотрись внимательно, не кажется ли тебе в этой комнате что-нибудь необычным? Нет ли здесь предметов, которые ты раньше не замечал? И наоборот, не пропало ли что-нибудь?

Лариков старательно покрутил головой. Прошел в комнату и еще раз добросовестно осмотрелся.

– Вроде все в порядке, – наконец сделал он вывод. – Я, правда, был здесь всего пару раз, но, кажется, все на месте и ничего лишнего.

– Ладно. Тогда давай, по отработанной схеме, снова на диван. А мы здесь немного осмотримся. Ритка, доставай перчатки!

Я послушно достала из сумочки два комплекта резиновых перчаток, одну пару протянула напарнику. И не надо удивляться, что они у меня всегда с собой, это элементарная предусмотрительность. Неизвестно ведь, когда придется, скажем так, не совсем законный, обыск делать. Не оставлять же везде, где мы с Гошей побывали, отпечатки пальцев. Мы натянули перчатки и принялись за дело – Гошка начал проверку шкафов, а я взялась разбирать завалы на журнальном столике.


Обыск в квартире Татьяны Кораблевой занял больше часа. Я аккуратно переписала все, встретившиеся мне на разрозненных бумажках, номера телефонов и фамилии, но вряд ли среди этого мусора было жемчужное зерно.

Гошка взглянул на результат моих трудов:

– Вот Ниночка обрадуется.

– Если выяснит адрес Валика, то ей, может и не придется все это, – я взмахнула своими записями, – проверять.

– Вы думаете, Игорь там? – встрепенулся Сергей. – У Таниного брата?

– Было бы логично, – пожала плечами я. – Не по подружкам же ей, с чужим ребенком, прятаться.

– Еще можно взять билеты, например, на поезд до Владивостока, и на неделю обеспечить себе полную безопасность, – любезно добавил Гоша. – Никто не найдет. Но такой вариант несколько ограничивает свободу маневра. Так что, я бы тоже поставил на братика.

– Да-да, конечно, я понимаю.

Лариков сидел, понурившись, тихий и несчастный. Настолько тихий и несчастный, что я обратила на это внимание и попробовала его подбодрить.

– Не надо так переживать, Сергей. Наверняка, это не настоящее похищение, а глупая самодеятельность вашей подруги.

– Это вы так деликатно намекаете, что моя попытка спрятать Игоря, тоже была глупой самодеятельностью? – Лариков не развеселился, но, по крайней мере, выражение его лица стало не таким похоронным.

– Ну-у… скажем так, особо мудрым ваше поведение не назовешь – мне не хотелось его обижать, поэтому я, как могла, смягчила формулировку.

– Стоит ли из-за этого расстраиваться? – Гоша тоже решил поучаствовать в сеансе терапии, на мгновение вынырнул из шкафа и подал реплику. – В конце концов, все мы время от времени, совершаем ошибки.

– Да, конечно, – Сергей сделал короткий, нетерпеливый жест ладонью, словно отмахнулся от крайне назойливой мухи. – Не переживайте из-за прошлого, не пилите опилки, и все такое прочее. Я читал Карнеги. Я о другом думаю. Я не могу понять, почему Игорь… как он ушел с Таней? Добровольно?

– Не понял, – Гоша закрыл дверцу шкафа и повернулся к клиенту. – Ты о чем?

– О сыне. Понимаешь, я ведь ему все растолковал. Что он посидит тихонько с тетей Таней, а я представлю это, как похищение. И так мы спасем бизнес от Елены.

– Он согласился? – спросила я.

– А почему нет? Ему эта идея очень даже понравилась. Игорь всегда недолюбливал Лену, как-то не сошлись они, сразу. И он тоже считает, что Лена не имеет никакого права на наши деньги. А еще, Игорь пошутил, что ему, за работу, доля полагается.

– Остроумный мальчик, – нейтрально заметил Гоша.

– Да. Мы посмеялись, конечно, и больше к этому вопросу не возвращались. Но теперь я думаю… почему он ушел с Таней? Не позвонил мне, не предупредил? Знает ведь, что я буду волноваться.

– То есть ты боишься, что твоя подружка разговоры о причитающейся ему доле не перевела в шутку, а предложила парню вполне конкретную, убедительную сумму? Купила, чтобы он помогал ей, а не тебе?

– Я не боюсь! Игорь не стал бы делать ничего подобного! В конце концов, он мой сын и я… – голос Ларикова сорвался. Он помолчал и закончил тихо, почти шепотом: – Я не боюсь. Но я не понимаю, почему он ушел? Почему он мне не звонит?

Я положила на стол склеившуюся стопку накладных на моющие средства (кто бы объяснил, что эти замусоленные бумажки делали у Кораблевой дома, в куче бумажного мусора, когда их законное место – в бухгалтерии) и деликатно кашлянула.

– Мне кажется, вы напрасно себя изводите. Кораблевой не было нужды подкупать вашего сына. Не забывайте, она взрослая женщина, а Игорь – всего лишь мальчик, причем мальчик, который ей доверяет. Татьяна легко могла его обмануть. Сказала, например, что у вас возникли сложности и им необходимо срочно перебраться в другое место. И звонить вам сейчас нельзя, потому что Елена строит какие-то очень хитрые козни и неосторожный звонок может провалить все дело. Если она ему что-то подобное наплела, Игорь вполне мог поверить.

– Вы так думаете? – слегка оживился Лариков. И перевел взгляд на Гошу: – Ты тоже думаешь, что она его обманула?

– А почему нет? Вполне логичный ход. У Игоря нет причин ей не доверять, значит, если твоя Татьяна сумела состряпать более или менее убедительную историю, то он отправился с ней, абсолютно уверенный, что выполняет твои распоряжения.

Мы еще немного порассуждали на эту тему, чтобы окончательно успокоить клиента и внушить ему уверенность, что Игорь не собирался предавать и грабить родного отца, а вся ответственность за его исчезновение лежит на Татьяне Кораблевой. Сергею стало заметно легче и настроение его улучшилось. К сожалению, это оказалось единственным нашим достижением. Мы осмотрели всю квартиру и не нашли ничего, что помогло бы нам предположить, где сейчас прячется Татьяна.

– Отрицательный результат – тоже результат! – жизнерадостно сообщил Гоша, снимая перчатки. – Серега, поднимайся с дивана. Поехали.


В офис мы вернулись около трех часов. Гоша с Лариковым, не задерживаясь, прошли в кабинет Баринова, а я притормозила на мгновение около Ниночки – сдала ей листок со своими записями. Гоша очень коротко, без подробностей доложил Баринову о наших действиях и о выводах, которые мы сделали. Шеф кивнул и обратился к Ларикову, уже устроившемуся в кресле.

– Вы как, в состоянии вести беседу?

– Да. Знаете, когда Гоша сказал, что Игорь сейчас, скорее всего у Тани, мне сразу стало легче. Хотя я не понимаю, как она могла, зачем? Но Таня хорошая женщина, с ней Игорь в безопасности.

– Кхм, – Баринов кашлянул. Мне показалось, что он не разделяет Гошиного оптимизма. Но и пугать клиента, снова загоняя его в истерику, шеф не посчитал нужным. Ограничился этим неопределенным звуком и перешел к делу.

– Тогда, давайте, прежде всего, определим наши взаимоотношения.

Мы с Гошей немедленно встали и вышли в приемную, плотно закрыв за собой дверь. Как однажды высказался тот же Гошка, подписание договора – процесс интимный, двоих вполне достаточно. Сформулировано, на мой взгляд, несколько грубовато, но точно.

На этот раз, Сан Сергеич пришел к соглашению с клиентом в рекордно короткий срок, мы не успели даже перекинуться с Ниночкой парой слов. Похоже, Лариков просто подмахнул, не читая, предложенный ему документ, и нас с Гошкой снова призвали в кабинет.

– Я бы хотел знать, с чего началась вся эта история, – обратился к клиенту шеф. – То, что первоначально похищение ребенка инсценировано вами, это мы поняли еще два дня назад. Но зачем вам все это было нужно?

– Разве непонятно? – неохотно ответил Сергей. – Из-за денег.

– Сергей Аркадьевич, – мягко заговорил Баринов, – мне бы не хотелось вытягивать из вас каждое слово. Поймите, чем более ясно мы будем представлять общую картину, тем более эффективно мы сумеем действовать. Итак, повторяю, зачем вам понадобилась эта инсценировка?

– Ох, – Лариков нервно потер щеки. – Это было… это можно рассматривать, как шутку. В общем, когда идея пришла мне в голову, она показалась мне очень хорошей. Понимаете, если рассказывать с самого начала, моя жена… то есть, моя мама, в целом, конечно, права… дело в том, что мой отец всегда…

Он шумно перевел дыхание и замолчал. Мы тоже молчали.

– Извините. Я понимаю, что со стороны это выглядит смешно – взрослый мужчина и такие нелепые… Но поверьте, мой отец, действительно, был очень сильный человек. И я уважал его, правда! И любил, и гордился им! И… и, как-то так всегда выходило, что я слушался его. Понимаете, он всегда был прав, всегда знал, что надо делать и как. А мама, она всегда была рядом с отцом и тоже всегда была права. Но она не такой сильный человек. И когда папа умер… в общем, мне показалось, что я теперь сам… сам могу все решать. Мама была против моей женитьбы, плакала, говорила, что отец никогда, никогда бы этого не позволил. Но я, все равно, сделал по-своему. Понимаете, я даже не могу сказать, что как-то особенно сильно был влюблен. Лена очень красивая, умная, и вообще такая… стильная. Она умеет произвести впечатление, и на меня тогда… произвела. Я не знаю, как это объяснить: я не был в нее влюблен, но я чувствовал, что мне надо на ней жениться. Не потому, что она этого хотела, нет, я сам хотел! Понимаете, было такое ощущение, что если я послушаюсь маму, то все, это будет навсегда. Словно смерть папы дала мне единственный шанс стать независимым! И я женился на Лене.

Он посмотрел на шефа с каким-то отчаянным вызовом, словно ждал, что сейчас тот засмеется или просто скажет что-то очень ехидное. Но Баринов никак не выразил своего отношения к его нелепому, мальчишескому бунту, молчал и ждал продолжения.

– Глупо, конечно, – согласился с невысказанным осуждением Лариков. – Но что теперь… Сначала мы, в общем мирно жили, потом стали ссориться. Мама тоже, масла в огонь подливала. Она ведь, сами видели, особой деликатностью не отличается, что думает, то и говорит. Ясно, что долго так продолжаться не могло. Сначала я упомянул о разводе, потом Лена. Потом, вдруг, оказалось, мы обсуждаем, что она при разводе получит… понимаете, она хотела много, слишком много. В конце концов, все, что у меня есть… она не имеет к этому никакого отношения. Ну что мы могли совместно нажить за два года, да и то, неполных? На самом деле, за это время мои доходы, наоборот, снизились. Она очень много денег тратила, Лена. Главное, непонятно на что, но тянула, как пылесос! Правда, нельзя же тратить на спа-процедуры, пятьдесят тысяч в месяц?

Задав этот вопрос, он уставился на меня. Самое смешное, что Гоша с Сан Сергеичем последовали его примеру. Нашли крупного специалиста по ценам на спа-процедуры! Я неопределенно пожала плечами и качнула головой.

Разочарованный моей невнятной реакцией, Лариков снова повернулся к Баринову и продолжил свою печальную историю.

– Когда я понял, что Лена хочет меня после развода по миру пустить, я естественно принял меры. Адвокат у нас хороший, семейный, так сказать, он еще с папой работал. И конечно, если по-честному судить, то Лене вообще ничего не положено. Но все не так просто. Дело в том, что мой бизнес, он немножечко не совсем прозрачный. Ничего криминального… сильно криминального, я имею в виду. Как у всех – несколько теневых схем, зарплаты не совсем белые… а что вы хотите? – неожиданно агрессивно вскинулся он. – У нас, если все налоги платить, то работать, вообще, смысла нет! А документооборот? Если я с каждой бумажкой, как того инструкция требует, по всем инстанциям бегать буду, дело просто остановится!

– Мы не налоговая полиция, – шеф успокаивающе приподнял ладони вверх. – Цветовая гамма вашего бизнеса нас не интересует.

– Да, – Лариков моргнул. – Да, конечно. Извините. Просто, Лена, она немного имеет представление о моих делах. Она интересовалась и сначала, мне это даже нравилось. Понимаете, приятно, когда жена вот так старается вникнуть, помочь, взять на себя решение каких-то проблем. А проблемы возникают постоянно, вы же понимаете. Но в результате, Лена теперь много знает о моем бизнесе. Слишком много. И если она подаст в суд на раздел имущества, то молчать там не будет. А если она откроет рот… вот тут в меня вцепится как раз налоговая полиция. И не только. Мы, конечно, что смогли, подчистили, хвосты подобрали. Но сами знаете, кто ищет, тот всегда найдет. И я все думал, как бы так сделать, чтобы до суда не доводить?

– А на мировую пойти не пробовали? – подал голос Гоша. – Поторговаться, договориться?

– Поторговаться? – криво усмехнулся Сергей Аркадьевич. – Вы Лену не видели, поэтому не представляете, что предлагаете. Поверьте, с налоговой договориться, и то для меня дешевле обойдется. Эта женщина не имеет совести и не знает меры. Ей нужно все. Так что, я не от хорошей жизни задумался, как ее обмануть. А тут Лена фильм посмотрела, как бандиты мальчишку украли и выкуп потребовали. Она с этим фильмом просто чокнулась – приставала ко всем, пересказывала, требовала, чтобы я подтвердил, что если Игоря украдут, то я все, что у меня есть, отдам… Вот я и подумал, а почему, собственно, и нет? Так все просто складывается: я прячу Игоря в надежном месте, говорю Лене, что его похитили, что мне теперь придется продать существенную долю своего дела, почти все. Знаете, самое смешное, что Лена поверила.

– Поверила? – Баринов не пытался скрыть сомнения.

– Поверила, поверила! Даже плакала. Я еще подумал, что надо будет ей после развода что-нибудь выделить. Не столько, сколько она хотела, конечно, но… может, квартиру ей купить? Понимаете, Лена, в сущности, не плохая женщина. Вот только жениться на ней, мне не стоило. Это как-то очень быстро все испортило.

– Вам виднее, – дипломатично согласился шеф. – Итак, ваша жена поверила в похищение пасынка.

– Да, поверила. Вообще, все складывалось очень удачно. Игорь сидел с Татьяной в моей квартире, Лена перестала говорить о разделе имущества, какой тут раздел! Еще немного и мы бы оформили развод – общих детей нет, претензий нет, все делается быстро. Мама, правда, шум подняла. К вам, зачем-то пошла. Я ей ничего не рассказывал, сами понимаете.

Вошла Нина, помахивая листком бумаги с распечаткой. Положила его шефу на стол, молча указала пальцем на обведенные красным фломастером номера. Рядом, тем же фломастером было помечено, кому эти номера принадлежат.

Вообще-то, по закону, у нас нет доступа к такой информации. Милиция, с санкции прокурора, та да, та имеет право… С другой стороны, мы выступаем от имени владельца, который и сам мог бы получить часть данных (ведь телефон сына оформлен на него), сделав запрос в соответствующую службу. Правда, это не относится к телефону жены Ларикова и его, так называемой, нелюбовницы. Вообще, работа детективного агентства в нашей стране ограничена таким количеством запретов и ограничений, что соблюдение всех правил сделало бы существование фирм, подобных нашей, абсолютно бессмысленным. Но, как и двести лет назад, суровость российских законов компенсируется их неисполнением. Так что, получение списка звонков, сделанных Еленой Лариковой, Татьяной Кораблевой и мальчиком Игорем, является не самым большим правонарушением в списке наших прегрешений. Ох, знала бы моя мама, как изменила работа в агентстве ее законопослушную дочь!

Впрочем, раздумывать на эту тему сейчас, не было ни времени, ни желания. Баринов, ознакомившись с содержанием распечатки, повернул листок так, чтобы нам с Гошей было хорошо видно. Мы одновременно наклонились над столом и едва не столкнулись лбами. Да-а, результат нашего незаконного вмешательства в работу телефонной сети оказался впечатляющим. Ниночка не зря использовала красный фломастер.

Шеф откинулся на спинку кресла и спросил:

– Сергей Аркадьевич, а в каких отношениях находятся ваша жена и Татьяна Кораблева? Они знакомы?

– Знакомы? Ну да, конечно, они, знакомы. Я же говорил, Лена моими делами очень интересовалась и многих сотрудников знает.

– Кхм. Я не совсем корректно задал вопрос. Я хотел узнать, насколько хорошо они знакомы? Они подруги?

– Подруги? – Лариков покачал головой. – Не думаю. По крайней мере, ни разу их вместе не видел. То есть, Лена заезжала к Тане, и машину помыть и так… посмотреть, как работа идет, все ли в порядке. Но не представляю, чтобы у них было что-то общее.

– Тогда, как вы объясните, что последнюю неделю они созваниваются каждый день?

– То есть, как? – он взял листок с распечаткой и некоторое время внимательно его изучал. – Ничего не понимаю. Действительно… Может, они, как-то, мимо меня, подружились, а я не заметил?

– Да уж, похоже, что так, – ухмыльнулся Гошка.

– Женщины, – Лариков еще не понимал, что означала эта распечатка. – Любят поболтать по телефону.

– На простую болтовню это не похоже, – покачал головой Баринов. – Вот, смотрите: все разговоры не длиннее минуты. Больше напоминает короткий обмен сообщениями. Кроме того, обратите внимание, за первую декаду августа – только один звонок, пятого числа. Ваша супруга звонила Кораблевой. А начиная с двенадцатого, каждый день. Вы какого числа своего сына на тайной квартире спрятали?

– Тринадцатого, – тихо ответил Сергей.

– А когда с Кораблевой договорились, чтобы она за мальчиком присмотрела?

– Двенадцатого, – Лариков уже почти шептал.

– Угу. А теперь, смотрим. Пятого числа ваша супруга поговорила с Кораблевой очень коротко. Погоду или, например, модный фасон за это время обсудить невозможно. А вот назначить встречу для более обстоятельной беседы – вполне реально.

– Вы думаете… вы считаете, что Лена… что она сразу обо всем догадалась?

– Вы сами сказали, что ваша супруга умная женщина, – пожал плечами шеф. – Возможно даже, что она сама срежиссировала эту ситуацию. Ведь мысль об инсценировке похищения ребенка пришла вам в голову именно после ее настойчивых разговоров о фильме, не так ли?

– Так. И если хорошо подумать… если вспомнить… Я принял решение в начале августа. И знаете, когда Игорь исчез из дома, Лена ни разу про этот фильм не вспомнила. А ведь должна была бы, правда? – почему-то, Лариков обратился с этим вопросом не к Баринову, а к Гоше.

– Было бы логично, – согласился тот.

– Вот! А она словно забыла, про этот чертов фильм! Две недели только про него и трещала, а потом, как отрезало! Так вы думаете, они сговорились? Лена с Татьяной? – теперь Лариков повернулся ко мне.

Я старалась держаться не менее солидно, чем напарник:

– По крайней мере, на это очень похоже. Если пятого числа ваша жена встретилась с Кораблевой и посвятила ее в свои планы, то до тех пор, пока вы не начнете активные действия, им ни встречаться, ни созваниваться, необходимости не было. Но как только вы поговорили с Татьяной и попросили помочь, она немедленно перезвонила, – я нашла в распечатке соответствующую строчку и подчеркнула ее ногтем. – Вот, смотрите. Двенадцатого зафиксирован один звонок от Кораблевой вашей жене, в шестнадцать сорок. Вы не помните, в какое время с Татьяной разговаривали?

– До минут не помню, конечно. После обеда дело было, но задолго до конца рабочего дня. У меня есть две мойки круглосуточные, но на той, где Таня заведующей, заканчивают в восемь.

– Если разговор был в четыре часа, то это вполне укладывается: после обеда, но и до восьми еще далеко, – кивнула я. – И почти сразу после разговора, Кораблева связалась с вашей женой.

– Мне еще, когда мы с ней говорили, показалось, что Таня обрадовалась. Я подумал – потому, что я именно к ней за помощью обратился, вроде как особое доверие. Вот ей и приятно. А оказывается… – он безнадежно махнул рукой и уставился на распечатку. – А тринадцатого, смотрите, как получается. Без десяти час Лена позвонила Тане, и сразу Таня перезвонила мне. И еще один звонок, в три часа. Снова Таня, но уже не мне, а Лене. Знаете, почему такой расклад?

– Почему?

– Мы с Таней не договаривались, в какое точно время я приведу Игоря. Просто он, часов в двенадцать, пошел гулять, и мы в парке встретились. Лена, очевидно, прикинула, когда мы будем на месте, и позвонила Тане, чтобы убедиться, что все идет, по плану. А мы задержались – через парк шли, а там такой аттракцион, вроде американских горок. Игорь захотел прокатиться, потом еще раз. Вот Таня и стала нас искать. Я подумал, что она просто нервничает, не каждый ведь день хозяйского сына прятать приходится. А она, оказывается, по-настоящему нервничала.

– Да уж. Не каждый ведь день хозяйского сына похищать приходится, – откликнулся Гоша. – А пришли вы с мальчиком, судя по ответному звонку Татьяны вашей жене, около трех. Так?

– В два, – слабо улыбнулся Лариков. – Мы посидели, чаю попили. Таня, она знаете, очень неплохая хозяйка. А в три я ушел.

– И она сразу позвонила вашей жене, – удовлетворенно закончила я, – сообщила, что все в порядке.

– Черт побери, – тоскливо сказал Лариков. – Я, в этой истории, выгляжу полным идиотом.

– Лучше выглядеть идиотом, чем рисковать сыном, – неделикатно утешил его Гоша. – Вряд ли эти барышни причинят ребенку какой-нибудь вред. Скорее всего, Татьяна соврала ему, что у вас какие-то сложности с налоговой, например, и вам временно нужно исчезнуть, спрятаться. Поэтому вы и не звоните. И им вы тоже велели сменить квартиру, на всякий случай.

– Да, конечно, главное сейчас, это Игорь, – как-то рассеянно согласился Лариков и посмотрел на Сан Сергеича. – И что мне теперь? Наверное, ехать домой, поговорить с Леной? Узнать, куда они его увезли?

– Вы хотите попросить, чтобы с вами поехал кто-нибудь? – вопросом на вопрос ответил шеф. – Гоша или Рита?

– А можно оба? – робко уточнил Лариков. – Мне будет… спокойнее.

– Почему бы и нет, – пожал плечами «наше все». – Если ребята не возражают.

– Какие проблемы! – Гоша встал. – Поехали, призовем к ответу твою благоверную.

Я поднялась со стула молча.

На улице, Гошка засмеялся и хлопнул Ларикова по плечу:

– А матушка-то твоя, хотя и опередила события, но в результате оказалась совершенно права. Она сразу потребовала, чтобы мы припугнули Елену и заставили ее отдать ребенка. Мудрая женщина!


На этот раз, Гошка посчитал состояние Ларикова нормальным и позволил ему ехать на своей машине. Мы двинулись следом, на нашем «москвиче», причем, за рулем, для разнообразия, сидела я. Машин на улице было мало, дорога приличная, и я решила, что можно и поговорить:

– Гоша, а как ты думаешь, на что эти дамочки рассчитывала?

– Ты про Ларикову с Кораблевой? – сразу понял меня меня напарник. – Знаешь, сам удивляюсь. Даже если они обе, дуры беспросветные, должны же они были о будущем подумать? Ну, хорошо, допустим, получили они от Ларикова деньги. Вернули мальчишку – не думаю, что они собирались избавляться от заложника криминальным путем. А дальше что? Ясно, что Серега этого так не оставил бы, обратился бы, если не к нам, то в милицию. И мальчишка, хоть что-нибудь, а рассказал бы. Значит, вычислить похитителей – дело времени. И что им, в бега подаваться? Не знаю, сколько они рассчитывали получить, но фамилию Ларикова в списках российских миллиардеров я не встречал. Значит, Серегиных денег, да еще поделенных на двоих, на то, чтобы получить политическое убежище где-нибудь в Шенгенской зоне, и на безбедную жизнь, вряд ли хватит. Так на что они рассчитывали? Может, ты понимаешь? Со своей, с женской точки зрения.

– На такую же беспросветную глупость супруга, – усмехнулась я. – А что? Если к мелочам не придираться, то все аккуратно выстраивается. Елена хочет денег, а воевать за них нужно долго и упорно, да и уверенности в победе нет. Тогда она ловко внушает мужу идею похищения ребенка. На пять с плюсом разыгрывает сочувствие и снимает все имущественные претензии. Теперь, в глазах Сергея, она само бескорыстие и непорочность. Он даже приходит к мысли, что нехорошо такую женщину после развода оставлять ни с чем, надо бы подбросить деньжат, на добрую память. Жаль, Елена этого не знала.

– А если бы знала, то изменила бы свои планы?

Я немного подумала, потом отрицательно покачала головой.

– Пожалуй, нет. Судя по рассказу Сергея, Елене не милостыня отступная нужна, а все и сразу. Если бы она и знала, что супруг хочет сделать «жест доброй воли», это ничего не изменило бы.

– Согласен. Продолжай.

– А на чем я остановилась?

– На том, что госпожа Ларикова безупречным поведением обеспечила себе репутацию порядочной женщины.

– Ага, точно. Теперь, когда мужу и в голову не могло придти, что она хоть каким-то боком причастна к похищению, Елена могла приступать к осуществлению своего хитрого плана. С Татьяной Кораблевой она договорилась, и та увозит ребенка из квартиры. После чего, посылает эсэмэс с телефона Игоря…

– А откуда у нее телефон Игоря?

– Мало ли? Взяла на минутку, посмотреть или просто стащила. А если мальчишке предложили долю, и он согласился, то и сам мог отправить.

– Ты же Ларикову говорила, что это невозможно, – напомнил Гоша.

– Утешала. Ему и так не сладко, а если думать, что твой родной сын тебя же и ограбить хочет, да еще таким подлым способом, тут и до инфаркта недалеко. Хотя, согласись, сам факт, что Сергею такая идея в голову пришла, о многом говорит. Наверное, знает, что сыночек за деньги многим может поступиться. А за большие деньги… – я не договорила, сделала выразительную паузу.

– А за большие деньги, и на родительскую любовь положить может, – закончил за меня Гоша. – По щенячьему нахальству, пацан может решить, что с парой миллионов, он и без отца прекрасно проживет.

– Думаешь, он настолько нахален?

– Я в этом уверен. А ты, что, сомневаешься?

– Скажем так, пятьдесят на пятьдесят. В общем, пока оставляем вопрос открытым. Найдем его, тогда и разберемся. Хотя, ради Сергея, я бы хотела, чтобы Игорь в этом не участвовал. В конце концов, обмануть ребенка не так уж трудно. Или, например, дать снотворное. Выпил мальчик газировки и отрубился – вези его, куда хочешь. И телефоном его можно пользоваться, сколько душе угодно. Согласен?

– Согласен. И заранее согласен, что Ларикова с Кораблевой придумали жутко хитрый план, как безопасно получить деньги. Например, Сергей оставит их в автоматической камере хранения на вокзале, а они заберут.

– На нашем вокзале нет автоматической камеры хранения.

– Хорошо, в ручной. А жетон надо будет бросить в шляпу хромого одноглазого китайца, который торгует мочалками у входа на рынок. Ритка, это сейчас непринципиально, как они собирались получить деньги! Я пытаюсь понять, что они собирались делать дальше? Или Сергей, не догадался бы спросить у Татьяны, куда ее черт понес из квартиры?

– Соврала бы, что-нибудь.

– Например? Вот давай, ты Татьяна, я Сергей, и я у тебя спрашиваю: «Какого черта, ты не сидела, как договорились, с мальчишкой в квартире»? Давай, соври!

Я подумала, потом осторожно уточнила:

– Если я скажу, что пришел хромой одноглазый китаец, усыпил нас и унес в неизвестном направлении, ты мне не поверишь? Даже при условии, что ты Сергей?

Загрузка...