Феодосий Великий – последний правитель той единой Римской империи, какой она была при Августе, – скончался в начале 395 года. Его сыновья разделили страну, Аркадий стал править на Востоке, а Гонорий на Западе, и больше никогда все Средиземноморье не контролировало единое правительство. Веками этот мир разделяли два языка, а позднее разрыв еще больше усилили застой в торговле, озабоченность разными угрозами на противоположных границах и религиозные разногласия. Хотя в умах людей того времени и продолжала существовать единая ойкумена с двумя столицами, в действительности историк сталкивается с двумя отдельными государствами, тесно связанными историческими, а в течение нескольких поколений и семейными узами в высших сферах власти. Каждое из них в основном было сосредоточено на собственных тяжелых внутренних и внешних проблемах и двигалось своим политическим курсом. Поэтому неудивительно, что в V веке Восточная империя отводила от себя варварскую угрозу, направляя ее на Запад, против родственного государства, и весьма редко помогала Западу защищаться в его смертельной агонии.
Чтобы понять, как императорские дворы в Константинополе и в Италии встретили кризис V века – нападение варваров с севера, – необходимо представить общую картину управления и военной машины.
При Феодосии христианство одержало окончательную победу, так что император с этого момента помимо обладателя верховной светской власти стал также духовным представителем Христа на земле. В этом качестве он был особым образом отделен от остальных людей. Его дворец и все, связанное с ним, являлось «сакральным». Те, кто приближался к императору, должны были в знак почтения опускаться на колени. Его личность была священна, и при обращении его именовали Dominus, то есть Бог. Император являлся верховным главнокомандующим всех войск и, хотя теоретически подчинялся традиционным законам и Церкви, на практике контролировал епископов и мог менять законы благодаря эдиктам.
И все-таки это не была наследственная монархия, ибо император до сих пор, как и во времена принципата, оставался выборным чиновником. В действительности же, разумеется, правитель сам избирал преемника, связывая того с верховной властью титулами августа или цезаря, а сенат и армия, а позднее и Церковь просто утверждали этот выбор во время церемонии вступления в должность. Выбор обычно падал на сына императора, если таковой имелся, или на родственника по крови или по браку. Последнее слово в вопросе о том, кто будет править и как долго, принадлежало армии, о чем свидетельствуют частые в тот период случаи поддержки узурпаторов. Однако примечательно, что большинство претендентов на трон имели родственные связи с человеком, которого стремились свергнуть.
Чтобы усилить благоговение населения и избежать неудач и осуждений, императоры делали себя довольно таинственными фигурами, скрывающимися за стенами дворцов, недостижимыми, далекими и защищенными от публики бесчисленными бюрократами и дворцовыми чиновниками.
Сенат во многом стал наследственным и чисто почетным органом знати – чем-то вроде палаты лордов, – не обладающим реальной властью. Однако его члены пользовались большим уважением и в силу индивидуальных обязанностей зачастую обладали огромным могуществом. Для сыновей сенаторов важна была должность претора, благодаря которой они получали доступ в сенат. Единственной обязанностью преторов являлась организация игр или строительство общественных сооружений – часто очень тяжкое финансовое бремя. Каждый год сенат избирал восемь преторов. Высшие чиновники, которые нередко были людьми незнатного происхождения, пробившимися наверх, также могли быть назначены в сенат по требованию императора без преторианских расходов.
Почетным было не только звание сенатора, но и целый ряд других титулов. Высокое положение по-прежнему занимал консул, чьи обязанности были похожи на обязанности преторов, однако ему часто оказывало финансовую помощь государство. Помимо двух официальных консулов каждый год нередко назначался consul suffectus. Такой человек получал титул и должность, не связанную с реальной службой. Следующими за консулами в иерархии шли патрикии, которые не несли службу и не выполняли никаких обязанностей. Император давал этим людям высокое звание за выдающиеся заслуги перед государством. Титулы иллюстрия, спектабиля и клариссима, расположенные в убывающем по значимости порядке, также являлись всего лишь почетными. Однако, по крайней мере к концу V века, все люди, носившие эти титулы, считались равными сенаторам, хотя в действительности в заседаниях сената могли принимать участие только иллюстрии. Титул нобелиссима могли носить лишь члены императорской семьи. По достоинству он следовал за титулом цезаря и в V веке временно исчез из употребления.
Гораздо большей, чем сенат, властью обладал консисторий, или императорский совет, который правитель созывал постоянно. Во главе этого совета, куда входили министры финансов, начальник дворцовой службы (магистр оффиций), префект претория, военачальники и, возможно, другие высшие чиновники, стоял квестор. Им помогал многочисленный аппарат секретарей и клерков.
Квестор священного дворца (quaestor sacri palatii) составлял проекты законов и ответы императора на петиции, а также обычно ведал делами императора. Важной и могущественной фигурой являлся магистр оффиций (magister officiorum), возглавлявший несколько гражданских и дворцовых служб. Начальники разных канцелярий (скриний) отчитывались перед императором напрямую, но самими канцеляриями управлял магистр оффиций. Он отвечал за придворный церемониал, осуществлял общее управление внешней политикой и прием иноземных послов, ведал императорской почтой (cursus publicus) и тайной службой (агентами). Последние, именовавшиеся по названию начальника своей службы магистрианами, служили посланниками для выполнения конфиденциальных поручений, а также шпионили за другими чиновниками в столице и провинциях. Магистр оффиций также ведал государственными арсеналами и обладал какой-то властью над военными командирами на границах, однако напрямую ему подчинялись лишь телохранители императора – scholae palatii. Последние были разделены на семь когорт, или схол (scholae) – на Западе их было пять, – расквартированных внутри и вокруг столицы. Ими командовали военачальники в должности комитов[1].
Существовало два главных министра финансов, у каждого из которых был свой штат, однако четко разграничить их обязанности, памятуя о всеобъемлющей власти императора, сложно. Один из них – министр финансов, или комит священных щедрот (comes sacrarum largitionum), – ведал повышением налогов и прочими государственными доходами, государственными монополиями и мастерскими, а также чеканкой монет. А министр частных средств, или комит частных дел (comes rerum privatarum), заведовал всеми императорскими доходами, землями, а также личным имуществом императора.
До сих пор мы говорили о гражданских сановниках, помогавших управлять делами империи в целом, однако существовало огромное количество чиновников, которые, по крайней мере в теории, были заняты управлением дворцовыми делами. Во главе этих людей стоял главный управляющий, обычно евнух, известный как «препозит священной опочивальни» (praepositus sacri cubiculi). Со своими помощниками он управлял дворцовыми слугами и даже императорскими поместьями и, входя в более тесный, чем другие сановники, личный контакт с императором и императрицей, часто обладал огромной властью. Поскольку он являлся евнухом, то к нему почти всегда относились с презрением, однако при этом боялись и искали его расположения как человека, имеющего прямой доступ к императору. Отношения между этим человеком и его подчиненными – примикерием священной опочивальни (primicerius sacri cubiculi) и кастренсием священной опочивальни (castrensis sacri cubiculi) в управлении дворцовыми служителями, а также с комитом священных одежд (comes sacrae vestis) в заботах о царском гардеробе – совсем не ясны. Действительно, временами точное положение, которое занимали исторические деятели, неизвестно из-за греческой привычки переводить их титулы словами наподобие «оруженосец» или «служители опочивальни». Так, например, предположили, что весьма могущественный человек (кто-то вроде Распутина) Хрисафий, евнух при дворе Феодосия II, являлся не препозитом, а примикерием с функциями телохранителя (или спафария, от греческого слова «спафа» – «широкий меч»). Возможно, примикерий был независим от препозита и его подчиненных. С уверенностью можно сказать, что последнему повиновались тридцать служителей (силенциариев), которые составляли почетную гвардию дворца. У императрицы часто был собственный управляющий (препозит).
Все высшие чиновники гражданской или дворцовой службы, а также все военачальники в столице и в провинциях при назначении получали документ, составленный главным сановником, ведавшим должностями, – примикерием нотариев (primicerius notariorum), который отмечал точное положение, занимаемое каждым в сложной иерархии придворных должностей.
О центральном управлении сказано достаточно. Империя была разделена на четыре большие префектуры: Галлия, Италия, Иллирик и Восток. Первые две подчинялись императору Запада, а вторые две – императору Востока. Каждая префектура находилась в ведении префекта претория. Префекты Италии и Востока являлись высшими чиновниками империи, их иногда называли презенсами, сопровождающими самого императора. Префект издавал эдикты, касающиеся своей префектуры, следил за ее финансами, чеканкой монет, обеспеченностью зерном, а также осуществлял в ней судебную власть. В последней обязанности ему помогал судебный советник, которого называли асессором. Префектуры делились на диоцезы (под управлением викариев), а те, в свою очередь, состояли из провинций, управителей которых именовали по-разному: президами, проконсулами или прокураторами. Этими чиновниками нередко становились люди незнатного происхождения, и нам известно о людях из тайной службы, поднявшихся до управления провинциями.
Ни Рим, ни Константинополь не находились во власти префектов претория. Во главе каждого из них стоял префект города (praefectus urbanus). Он являлся главой сената, и его функции были чисто гражданскими. Этот человек был главным судьей, разбиравшим уголовные преступления, главой охранной службы, а также ведал снабжением города водой и продовольствием.
Одним из главных отличий в системе управления при автократии и принципате являлось разделение гражданской и военной власти. Из этого правила существовали исключения, как в Исаврии, временами в Египте и в столице в отношении определенных отрядов телохранителей, но обычно обе ветви власти были четко разделены. Вооруженные силы того времени состояли из двух видов войск: мобильной полевой армии, которую использовали на любом участке границы, подвергавшемся угрозе, или в случае внутренних проблем, и гарнизонов, расквартированных вдоль границ. На Востоке войсками командовали пять магистров армий (magistri militum). Двое из них (magistri militum praesentales) находились при императоре в Константинополе и занимали более высокое положение, чем остальные, стоявшие во главе крупных военных округов во Фракии, Иллирике и Востоке (Orientis). Им подчинялись комиты (comites), возглавлявшие местные полевые военные подразделения, и дуксы (duces), отвечавшие за приграничные гарнизоны. На Западе военная система несколько отличалась. Там войска были разделены между двумя магистрами, один из которых командовал конницей (equitum), а другой пехотой (peditum). Однако очень часто магистра пехоты делали начальником над его собратом путем подчинения ему обеих частей армии. В таком случае он носил титул magister utriusque militiae, или просто магистр армии. Комиты и дуксы занимали на Западе примерно то же положение, что и на Востоке.
Кроме этих войск существовали разные отряды телохранителей, расквартированные в столицах. Мы уже встречались со схолами, подчинявшимися магистру оффиций, однако кроме них существовали кандидаты (candidati), находившиеся в распоряжении императора, и доместики (domestici). Последние включали как пеших, так и конных воинов, и хотя обычно были расквартированы при дворе, могли быть посланы куда угодно. Ими командовал комит доместиков, который не подчинялся магистру армий, а, вероятно, получал приказы от комита частных дел. В любом случае мы знаем, что иногда их использовали для сбора налогов, что демонстрирует связь с министром финансов. Палатины (palatini), несмотря на свое название, не имели никакого отношения к охране столицы, а представляли элитное военное подразделение – часть полевой армии, расквартированную ближе к столицам, чем прочие войска.
Трудность с идентификацией таких чиновников, как гражданских, так и военных, связана с частой неясностью и отсутствием правильных латинских обозначений, которыми грешат все византийские историки. Кроме того, многие военные титулы комитов и даже магистров даровались иноземным вождям, чтобы завоевать их уважение или преданность, в качестве почетных, без выполнения предполагаемых обязанностей.
Магистры армий, разумеется, обладали очень большим могуществом и соответствующим положением при дворе, удивительно, что весьма многие из них имели иностранное, обычно германское, происхождение. «Иностранизация» войск продолжалась долгое время, однако особенное преобладание германского влияния началось с Константина Великого в первой четверти IV века. Многие представители германских племен зачислялись на военную службу в постоянные войска империй, и целые племена служили под командой собственных вождей (филархов). Это были так называемые федераты – термин, всегда являвшийся довольно неопределенным и неоднозначным. Вождь союзного племени ежегодно получал некую сумму денег, которая предполагалась как плата воинам, которыми он командовал, однако выплаты племенам, находившимся за границами империи, для гарантии защиты от их нападений назывались точно так же (annonae), как и выплаты племенам, живущим на территории империи, и этих, по сути, союзников именовали федератами, лишь чтобы «сохранить лицо». В течение V века федератами стали называть и разных иноземных наемников, которыми командовали римские военачальники и которые образовывали в армиях императора отдельные подразделения.
О. Фр. 7, 11. Во времена Гонория словом «букелларий» именовали не только римских солдат, но и некоторых готов. Также и название «федераты» использовали для разнородных военных отрядов. Историк говорит, что сухой хлеб назывался «букеллатон», он и дал комическое прозвище солдатам, поскольку именно поэтому их называли «букеллариями».
Единственным важным исключением при почти полном преобладании в войсках германских отрядов и военачальников стало во второй половине V века использование в противовес им исавров. Этот народ из внутреннего и все еще преимущественно варварского южного района Малой Азии был практически единственным племенем в пределах прежней империи, откуда до сих пор по призыву приходило множество воинственных и умелых солдат. Благодаря исаврам Восточной империи не пришлось так сильно зависеть от германцев, и отчасти поэтому она избежала судьбы Запада.
В следующих главах мы увидим, как империя отвечала на основные угрозы из-за Рейна и из-за Дуная. Что касается скудных упоминаний о значительно меньших опасностях на других границах, то их можно собрать и здесь. Страной, на которую прежде всего было обращено внимание византийцев, в течение долгого времени, несомненно, являлась Персидская империя, или, как они часто неверно называли ее, Парфия. По сравнению с другими периодами отношения между двумя империями в этом столетии были практически лишены конфликтов, вероятно, из-за того, что оба государства были слишком заняты другими угрозами, чтобы беспокоить друг друга. Разумеется, общую опасность в течение многих лет представляли гунны. Краткий военный конфликт произошел в 422 году, а следующий в 441 году, и оба почти сразу были улажены. Римляне многие годы соблюдали соглашение IV века, согласно которому ежегодно выплачивали персам определенную сумму денег, якобы за помощь в защите Каспийских врат от гуннов. Хотя некоторые события и могли привести к военным столкновениям, все они быстро сглаживались.
П. Фр. 31. Около 464 года, когда в Персии правил Пероз (453–482), от царя персов прибыло посольство с обвинением, касающимся людей его страны, сбежавших к римлянам, и магов. Так называли персидских жрецов, которые издревле жили на землях римлян, особенно в провинции Каппадокия. Они заявляли, что римляне хотят воспрепятствовать магам исполнять их родные обычаи, законы и святые обряды в честь их божества, чем постоянно притесняют их, и что они не позволяют зажигать огонь, который те именуют негасимым, чтобы жечь согласно своему закону. Персидская религия представляла собой поклонение солнцу, или огню, богом солнца был Мазда. Кроме того, они сказали, что римляне должны уделить внимание крепости Юроипаах, расположенной у Каспийских врат, заплатив деньги или же послав солдат для ее защиты. Неправильно, что только персы должны нести бремя расходов и охраны этого места. Если римляне не окажут помощь, ярость народов, живущих вокруг, легко обрушится не только на персов, но и на римлян. Они говорили, что римлянам следует помочь деньгами в войне против гуннов, которых называют кидаритами, или эфталитами[2], поскольку они получат выгоду, если персы одержат победу, ведь этому народу не будет позволено даже войти в римские владения.
Римляне ответили, что пошлют кого-нибудь, чтобы вести переговоры об этом с парфянским царем. Они сказали, что у них нет беглецов и они не мешали магам в их вере. Что же касается охраны крепости Юроипаах и войны с гуннами, то, поскольку персы начали ее в своих интересах, то требовать у них деньги несправедливо… К персам был послан Констанций. Он добился поста третьего префекта[3], а в дополнение к титулу консула получил благословение патриарха.
П. Фр. 32. Констанций оставался в Эдессе, римском городе на границе со страной персов, поскольку парфянский царь долгое время не принимал его.
П. Фр. 33. После того, как посланник Констанций ждал времени своего посольства в Эдессе, как было поведано, царь персов принял его в своей стране и приказал ему явиться, хотя и был занят, и не в городах, а на границах между его страной и страной гуннов-кидаритов. Он начал войну с ними под тем предлогом, что гунны не выплатили дань, которой их обложил прежний правитель персов и парфян. Когда отцу Пероза Исдигерду отказались выплачивать дань, тот прибег к войне. Эту войну он передал вместе с царской властью своему сыну, так что персы, измученные сражениями, пожелали разрешить спор с гуннами вероломством. Поэтому Пероз, как звали царя персов, послал правителю гуннов Кунче известие, что он был бы рад заключить с ним мир и желал бы скрепить договор и союз, отдав ему в жены свою сестру, ибо так случилось, что тот был очень молод и еще не имел детей.
Когда Кунча получил эти предложения, то с удовольствием женился, но не на сестре Пероза, а на другой женщине, одетой по-царски. Царь персов прислал ему эту женщину и пообещал, что она получит царские почести и богатство, если ничего не откроет об этом обмане. Если же она расскажет об этой хитрости, то будет казнена. Он сказал, что правитель кидаритов не потерпит, чтобы его женой была служанка, а не дама благородного происхождения. Пероз, заключив договор на этих условиях, недолго наслаждался тем, как обманул владыку гуннов. Женщина боялась, что правитель народа когда-нибудь узнает от других людей, какова была ее судьба, и предаст ее ужасной смерти, и поэтому открыла ему, как с ним обошлись. Кунча похвалил женщину за ее честность и оставил своей супругой. Желая наказать Пероза за обман, он притворился, что будет воевать против своих соседей и ему нужны люди – не солдаты, пригодные к битве, поскольку у него их множество, а те, кто будет вести войну для него в качестве военачальников. Пероз послал ему триста мужчин из своего отборного войска. Некоторых из них правитель кидаритов убил, а других искалечил и отослал назад к Перозу, чтобы сообщить, что он платит за ложь. Так между ними снова разгорелась война, и они упорно сражались. Поэтому Пероз принял Констанция в Горге, ибо так называлось место, где персы разбили лагерь. В течение нескольких дней он милостиво обращался с ним, а затем отпустил, не дав благоприятного ответа относительно цели посольства.
П. Фр. 25. В течение долгого времени яблоком раздора являлась страна христиан-лазов к востоку от Черного моря. В 465–466 годах римляне пришли в Колхиду, чтобы воевать с лазами, а затем римская армия собралась вернуться в свою страну. Двор императора готовился к другой битве и держал совет, должны ли они продолжать войну, следуя тем же путем или же путем через Армению, которая граничила со страной персов, склонив сначала на свою сторону царя парфян переговорами. Они посчитали невозможным плыть вдоль трудных стран по морю, поскольку в Колхиде не было гавани. Царь лазов Гобаз отправил посольство к парфянам и к императору римлян. Царь парфян, ведя войну с гуннами, называемыми кадаритами, изгнал лазов, которые бежали к нему. Этим правителем был Пероз.
П. Фр. 26. Римляне ответили послам, отправленным Гобазом, что прекратят войну, если Гобаз откажется от своего господства или лишит своего сына царской власти, ибо согласно древнему обычаю неправильно было, чтобы они оба являлись правителями страны. И тогда Евфемий предложил, чтобы любой из них, Гобаз или его сын, царствовал в Колхиде, и война там прекратилась. Он занимал должность магистра оффиций, имея репутацию человека умного и искусного в переговорах, ведал делами императора Маркиана, порученными ему, и дал этому правителю много хороших советов. Евфемий взял в помощники историка Приска.
Когда Гобазу предложили такой выбор, он решил отказаться от власти в пользу своего сына, передав тому свои царские знаки. Он послал людей к правителю римлян, чтобы попросить его больше не гневаться и не браться за оружие, поскольку теперь колхами правит один человек. Император велел ему приехать в страну римлян и объяснить, что ему кажется наилучшим. Гобаз не отказался приехать, но потребовал, чтобы император отдал Дионисия в качестве заложника, чтобы ему не причинили вреда. Дионисий был отправлен в Колхиду, и они заключили договор относительно своих разногласий.
П. Фр. 34. После того, как при Льве город был сожжен, Гобаз, облаченный в персидское платье и в сопровождении телохранителя, на мидийский манер прибыл с Дионисием в Константинополь. Те, кто принимал его во дворце, сначала порицали его за мятежное решение, а затем, явив ему милость, отослали его, ибо он завоевал их льстивыми речами и символами христиан, привезенными с собой.
П. Фр. 37. Персы не вмешивались в эти дела лазов, поскольку их почти постоянно атаковали восточные гуннские племена. Например, около 467 года сарагуры, напав на акатиров и другие народы, отправились в поход против персов. Сначала они пришли к Каспийским вратам и, обнаружив, что у них была основана персидская крепость, свернули на другую дорогу. По ней они вышли на иберов и разорили их страну, а затем вошли в земли армян. И вот персы, которые были встревожены этим нашествием в дополнение к прежней войне с кидаритами, которая требовала внимания, отправили к римлянам посольство и попросили денег или людей для защиты крепости Юроипаах. Они сказали – как часто говорили их послы, – что, поскольку они участвуют в сражениях и не позволяют приближающимся варварским племенам пройти, страна римлян остается неразграбленной. Когда они получили ответ, что каждый должен сражаться за собственную территорию и заботиться о собственной крепости, они снова ушли, ничего не добившись.
Время от времени из-за других кавказских народов, которые обращались то к римлянам, то к персам и потому попадали под власть то одной, то другой империи, возникали и другие проблемы. Среди этих мелких стран были Свания и Иберия.
П. Фр. 41. В 468 году между народом сванов, римлянами и лазами существовал очень серьезный разлад; в частности, сванны сражались против Семы, вождя лазов при