До тех пор пока я не очутился в лабиринте, мне и в голову не приходило, что я подвержен клаустрофобии. Но этот безумный полет сквозь непроглядную тьму, это погружение в катакомбы под ненадежной защитой силового экрана, это чувство, что кругом только камень и мрак… Двадцать минут спустя я отключил автопилот, посадил ковер-самолет, снял экран, встал, сделал шаг в сторону и заорал во все горло.
Потом схватил фонарь и начал водить лучом по стенам. В каменном коридоре было чертовски жарко. Наверно, я глубоко под землей… Ни сталактитов со сталагмитами, ни летучих мышей; голые стены уводящего в бесконечность туннеля. Ковер-самолет в свете фонаря казался половой тряпкой. Неужели я ненароком стер программу автопилота? Если так, мне крышка. По дороге сюда было столько поворотов, что я не запомнил бы их, даже если бы очень постарался.
Я закричал снова, именно закричал, а не завопил, чтобы хоть немного успокоить расшалившееся воображение. Мне чудилось, что стены сдвигаются, однако я усилием воли отогнал наваждение и справился с тошнотой.
Оставалось три с половиной часа. Три с половиной часа подземных кошмаров, чудовищной свистопляски в мыслях, не поддающегося описанию полета с бешеной скоростью… А что потом?
Надо было прихватить с собой оружие. Естественно, с оружием или без, у меня не было ни малейшего шанса победить в схватке с гвардейцем – даже с рядовым необученным сил самообороны; однако для самоуспокоения… Я выхватил из чехла охотничий нож. Стальное лезвие сверкнуло в свете фонаря. Я расхохотался.
Чистой воды безумие.
Убрав нож в чехол, я забрался на ковер и коснулся нитей. Ковер вздрогнул, поднялся над полом пещеры и устремился во мрак, унося меня в неизведанное.
Капитан де Сойя заметил огромную фигуру за мгновение до того, как она исчезла и как раздался вопль. Доктор Чаткра заслонила девочку от де Сойи. Пронесся порыв ветра, и голова врача, подпрыгивая на ступеньках, прокатилась мимо капитана.
– Матерь Божья, – прошептал де Сойя. Тело Чаткры продолжало стоять. Энея закричала; ее крик потерялся в завывании бури, однако тело врача в ту же секунду рухнуло на каменный пол. Санитар Каф, выкрикнув что-то неразборчивое, кинулся к девочке. Ему преградило путь темное пятно. Каф отпрянул; рука санитара осталась лежать на полу. Энея бросилась к лестнице. Де Сойя ринулся вдогонку, но столкнулся с металлической, усеянной шипами статуей. Эти шипы – немыслимо! – проткнули боевой скафандр и вонзились в кожу; хлынула кровь.
– Нет! – закричала девочка. – Перестань! Слышишь, я приказываю!
Трехметровая металлическая статуя медленно повернулась. Де Сойе показалось, он различает пылающие адским огнем глаза. В следующий миг статуя исчезла. Капитан шагнул к девочке, желая одновременно успокоить ее и схватить. Неожиданно левая нога подломилась, и он упал на колено.
Энея приблизилась к нему, прикоснулась к плечу и прошептала – как ни странно, ее шепот перекрыл вой ветра и какофонию в наушниках:
– Все будет хорошо.
Капитан испытал несказанную радость, его сердце исполнилось надежды, и он заплакал.
Девочка куда-то пропала. Над капитаном склонилась огромная фигура. Де Сойя стиснул кулаки и попытался встать, понимая, что зря старается, что демон вернулся убить его…
– Не дергайтесь, сэр! – Это был голос сержанта Грегориуса. Сержант помог де Сойе подняться, подхватил капитана под локоть и повел лазерным лучом вдоль стены.
– Не стреляйте! – воскликнул де Сойя. – Девочка…
– Она исчезла. – Сержант выстрелил наугад. Лазерный луч рассек песчаную завесу, которая тут же сомкнулась. – Проклятие! – Грегориус взвалил капитана на плечо и двинулся к выходу из Гробницы. Вопли в наушниках становились все безумнее.
Хронометр и компас подсказывали, что я почти на месте. Уточнить было не у кого. Я по-прежнему летел вслепую, цепляясь за край ковра-самолета, который сам выбирал, куда сворачивать. Кстати говоря, это было просто замечательно, мне и без того хватало забот: я изо всех сил сражался с головокружением и приступами клаустрофобии.
На протяжении двух последних часов я не снимал ночного визора и не выключал фонарь. При скорости в триста километров в час скалистые стены проносились мимо с ужасающей быстротой. Но уж лучше так, чем лететь в полной темноте.
Внезапно в глаза брызнул свет. Чуть не ослепнув, я сорвал визор, сунул его в карман и принялся моргать, чтобы восстановить зрение.
Ковер несся к прямоугольнику ослепительно-белого света. Помнится, старый поэт говорил, что Третья Пещерная Гробница была закрыта два с половиной столетия. Все прочие Гробницы Времени запечатали вручную после Падения, однако в Третьей Пещерной имелась каменная стена, отделявшая ее от лабиринта. Признаться, я все ждал, что вот-вот врежусь в эту самую стену.
Прямоугольник стремительно увеличивался в размерах. Я вдруг сообразил, что туннель понемногу поднимается к поверхности. Ковер начал сбрасывать скорость – видимо, автопилот заканчивал выполнение программы. «Отлично сработано, старина», – пробормотал я, впервые услышав свой голос после проверки голосовых связок три с половиной часа назад.
Однако если ковер притормозит еще, меня наверняка подстрелят. Кажется, Мартин Силен обещал, что мне поможет некое чудо. Пора бы этому чуду произойти.
Мне навстречу водопадом летит песок. Это и есть чудо? Будем надеяться, что нет. Солдатам ничего не стоит разглядеть меня в песчаной буре. Я остановил ковер у проема, достал из мешка платок и очки, закрыл платком нос и рот, лег на живот и прикоснулся к золотым нитям.
Ковер вылетел наружу.
Я заложил крутой вираж, бросил ковер вправо, отдавая себе отчет, что систему автонаведения такими штучками не собьешь. Ну и ладно, когда речь заходит о спасении собственной шкуры, о логике можно на время забыть.
Буря разбушевалась не на шутку. Уже в двух метрах от ковра ничего не было видно. Дела-делишки… Мы с поэтом как-то не рассчитывали на песчаную бурю. Черт возьми, невозможно даже определить высоту.
Внезапно под ковром промелькнула утыканная шипами летающая крепость, затем я пролетел над второй шипастой махиной и только тут сообразил, что чуть было не врезался в Дворец Шрайка. Выходит, я лечу в обратную сторону, на юг, а мне надо на север. Я посмотрел на компас, убедился, что так оно и есть, и развернул ковер. Если судить по Дворцу, до земли метров двадцать.
Я остановил ковер, на который тут же обрушился ветер, опустился, как на лифте, на камни, снова поднялся – до трех метров и медленно полетел на север.
Где же гвардейцы?
Словно в ответ на мой незаданный вопрос, мимо промелькнули фигуры в боевых скафандрах. Они палили из винтовок и иглометов – но не по мне, а куда-то себе за спину. Швейцарские гвардейцы бегут?! Не может быть!
Внезапно я осознал, что воздух дрожит от истошных, перекрывающих вой ветра воплей. Невероятно… В такую бурю солдаты должны быть в шлемах с опущенными визорами… Вопли раздавались со всех сторон.
Метрах в десяти у меня над головой взревел реактивный двигатель. Пушки скиммера палили во все стороны. Я уцелел только потому, что находился непосредственно под скиммером. Стоило мне резко затормозить, как в глаза ударила ослепительная вспышка: скиммер врезался то ли в Нефритовую Гробницу, то ли в Хрустальный Монолит.
Слева вспыхнула перестрелка. Я взял вправо, затем вновь повернул на северо-запад, предполагая обогнуть гробницы. На сей раз крики послышались справа и впереди. Кто-то выстрелил. Выстрелил и промахнулся. Немыслимо!
Я не стал выяснять причину подобной снисходительности и спикировал вниз. Ковер плюхнулся наземь, я откатился в сторону в тот самый миг, когда над моей головой сверкнул лазерный луч. Инерционный компас, болтавшийся на шее, чувствительно стукнул меня по носу. Укрыться было негде – ни единого валуна. Я попытался зарыться в песок. В воздухе с характерным звуком просвистели дротики. Да, если бы я решил лететь дальше, мое бренное тело изрешетили бы за милую душу заодно с ковром.
Метрах в трех от меня стояло, широко расставив ноги, некое громадное существо. Оно напоминало великана в боевом скафандре – и с избытком рук. В него, высветив на мгновение усеянный шипами торс, угодил плазменный заряд. Как ни странно, существо не расплавилось и не разлетелось вдребезги.
Невозможно! Ядри твою мать, невозможно, и все! Краешком сознания я отметил, что начал сыпать ругательствами (то была моя обычная реакция на опасность).
Громадное существо исчезло. Слева вновь раздались вопли, впереди громыхнул взрыв. Черт побери, как мне теперь добраться до девчонки? А если доберусь – как отыскать Третью Пещерную Гробницу? Наш план состоял в том, что я благодаря чуду, которое обещал устроить поэт, хватаю Энею, мчусь к Третьей Пещерной, запускаю автопилот, и мы на всех парах несемся к Башне Хроноса, где нас поджидает А. Беттик – который будет там через… три минуты.
Но даже если на поверхности планеты все пошло кувырком, причем непонятно из-за чего, это не помешает факельщикам сбить звездолет Консула. А стоит кораблю задержаться на одном месте дольше чем на тридцать секунд, по нему не промахнутся и наземные ракетные установки. Похоже, все планы пошли насмарку.
Земля под ногами вздрогнула, по Долине прокатился гул: то ли взорвался какой-нибудь склад боеприпасов, то ли рухнул летательный аппарат раза в три больше скиммера. Над северной оконечностью Долины поднялось алое зарево, настолько яркое, что его не могла скрыть даже песчаная завеса. На фоне пламени я различил десятки фигур в скафандрах: они летели, бежали, стреляли и падали. Одна фигурка, гораздо ниже остальных, была без скафандра. Рядом с ней возвышался шипастый великан. Маленькая фигурка колотила кулачками по утыканной шипами груди.
– Твою мать! – Я пополз к ковру-самолету, но с ужасом понял, что не могу его найти. Протер глаза, зашарил руками вокруг, наконец наткнулся на торчащий из-под песка уголок. Принялся рыть – должно быть, со стороны я смахивал на бешеного пса. Мои пальцы коснулись золотых нитей, я взлетел и направил ковер в сторону зарева. Крохотная фигура и шипастый великан исчезли, но у меня хватило ума засечь по компасу направление. Воздух пронизали два энергетических залпа: один прошел в сантиметрах надо мной, другой – в миллиметрах под ковром. – Ублюдки! Гниды поганые! – Честно говоря, я и сам не знал, кому предназначались эти слова.
Сержант Грегориус продвигался сквозь песчаную бурю с капитаном де Соей на плече. Де Сойя смутно осознавал, что поблизости от них какие-то люди стреляют наугад по невидимым целям. Может, это отделение Грегориуса? Господи Боже, только бы увидеть девочку, только бы поговорить с ней…
Грегориус чуть было не врезался во что-то темное. Остановившись, сержант окликнул по рации своих товарищей, затем осмотрел машину. Бронетранспортер-«скарабей» лишился полимерного силового экрана, левая гусеница отсутствовала, стволы пушек на корме расплавились, точно восковые свечи. В правом блистере зияла дыра.
Грегориус осторожно пропихнул капитана внутрь, забрался следом сам и включил фонарь, чтобы осмотреться. Кресло водителя выглядело так, словно кто-то облил его красной краской. Задняя переборка напоминала о нелепом старинном стиле под названием «абстракционизм» (де Сойя видел в музее одну картину кисти художника-абстракциониста): правда, этот металлический холст был размалеван кровью и к нему прилипли ошметки человеческих тел.
Сержант подтащил капитана к передней переборке. В блистер «скарабея» тем временем протиснулись две фигуры в скафандрах.
Де Сойя протер глаза.
– Со мной все в порядке. – Голос капитана был слабым, почти детским.
– Конечно, сэр. – Грегориус достал из ранца медпакет.
– Не нужно, – запротестовал капитан. – Скафандр… – Он имел в виду, что все боевые скафандры самостоятельно герметизируют разрывы и залечивают не слишком серьезные раны. Де Сойя окинул взглядом свое тело и… Левая нога держалась непонятно на чем. Ниже бедер от взрывоустойчивого, энергозащитного полимерного скафандра остались одни обрывки. На левом бедре эти обрывки сформировались в некое подобие турникета. В нагруднике зияли бесчисленные отверстия, лампочки медицинского анализатора тревожно мигали красным. – Иисусе! – выдохнул капитан. Это была молитва.
– Не беспокойтесь, сэр. – Сержант Грегориус перетянул капитанское бедро жгутом. – Мы вас быстренько доставим на корабль, оглянуться не успеете. – Он повернулся к солдатам, в изнеможении привалившимся к переборке. – Ки? Реттиг?
– Так точно, сержант, – отозвался один.
– Где Меллик и Отт?
– Погибли. Их прикончила эта тварь.
– Ясно. Не отключайтесь. – Сержант снял перчатку и притронулся пальцем к ране на груди капитана. – Больно, сэр?
Де Сойя покачал головой. Он ничего не чувствовал.
– Ясно, – мрачно повторил Грегориус и принялся вызывать кого-то по тактическому каналу.
– Девочка… – проговорил де Сойя. – Надо найти девочку…
– Есть, сэр, – произнес Грегориус, не трогаясь с места. Он переходил с частоты на частоту, и де Сойя слышал обрывки передач:
– Осторожно! Господи! Он возвращается!..
– «Бонавентура»! «Бонавентура»! Вас уносит в космос. Повторяю, вас уносит…
– «Скорпион» один-девять вызывает командный пункт… Боже мой, левый двигатель накрылся! «Скорпион» один-девять вызывает… Откликнитесь хоть кто-нибудь! Ничего не вижу…
– Джеми! Джеми! Господи!
– Хватит визжать! Солдаты вы или кто, мать вашу? Освободите канал!
– Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое…
– Этот долбаный… ах, черт! Я попал в этого долбаного выродка, а он…
– Множество целей… Повторяю, множество целей по периметру обороны… – И пронзительный вопль.
– Командный пункт, прием! Командный пункт, прием!
Чувствуя, что сознание вытекает из него, как кровь – из чудовищной раны на ноге, де Сойя опустил визор. На тактическом дисплее царила полная неразбериха. Он переключился на канал прямой связи с Барнс-Эйвне.
– Генерал, это капитан де Сойя. Как слышите?
Барнс-Эйвне не отзывалась.
– Она погибла, сэр, – проговорил сержант Грегориус, втыкая в руку де Сойе иглу шприца. Капитан и не заметил, когда с него сняли скафандр. – Я видел, как ее скиммер врезался в какую-то Гробницу. – Сержант ловко, как заправский портной, притянул ногу де Сойи к бедру и закрепил проволокой. – Полковник Брайдсон не отвечает. И капитан Ранье с факельщика. «Три К» тоже молчит.
– Что происходит, сержант? – Де Сойе лишь неимоверным усилием воли удалось сохранить сознание.
Грегориус наклонился к капитану. Только теперь, когда он поднял визор, де Сойя увидел, что у сержанта черная кожа.
– Знаете, сэр, у нас в морской пехоте была хорошая фраза.
– А, ПП, – силясь улыбнуться, отозвался де Сойя. – Плакали подарки, так, что ли?
– Офицеры – люди вежливые, – пробурчал Грегориус. Он жестом указал Ки и Реттигу на блистер. Те послушно выбрались наружу. Сержант взял капитана на руки, как ребенка. – А солдаты народ простой. Мы говорили: «Полный пи…».
Де Сойя на мгновение потерял сознание.
– Капитан, слышите меня? Капитан?! Черт подери, вы меня слышите?
– Выбирайте выражения, сержант, – проговорил де Сойя, чувствуя, как погружается во мрак. Ничего не поделаешь, да и не хочется ничего делать. – Не забывайте, я священник… Браниться грешно, тем более в присутствии духовного лица…
Он так и не понял, произнес ли последние слова вслух.