Господь Бог распределяет души на небесах: эта – в рай, эта – в ад, а эта… слишком много грешила, её обратно – в Россию.
Наша жизнь удивительно парадоксальна. Порой то, что происходит в реальности, невозможно описать даже в юмористических рассказах. И тем не менее давно, в начале 80-х, я решил попробовать. Тогда я ещё работал инженером в Московском авиационном институте…
Вскоре профессиональные артисты начали читать мои миниатюры со сцены. Но ведь существовала цензура, и многое, что было в текстах, они просто пропускали. Тогда на некоторые вечера стали приглашать меня.
Однажды Виктор Веселовский, заведующий отделом сатиры и юмора «Литературной газеты», позвал меня на съёмки очень популярной в те времена телепередачи «Вокруг смеха», которую вёл он сам и замечательный пародист Александр Иванов. Если в этой передаче ты выступал и имел успех, на следующий день тебя уже знала вся страна.
Помню, я сидел в зале рядом с Булатом Окуджавой. Очень волновался, наблюдал, как он реагирует на происходящее. И вдруг произошло непредвиденное. Булат Шалвович уже выступил, а Геннадий Хазанов ещё не приехал. И тогда Веселовский, зная, что я могу выступать часов пять кряду, пригласил меня на сцену просто потянуть время.
Тогда-то я и решил рассказать зрителям истории, которые со мной приключались в жизни, забавные ситуации, которые мне приходилось наблюдать. А тут как раз со мной произошёл забавный случай: я должен был ехать из Риги в Ленинград, пришёл на перрон, а первых трёх вагонов нет…
После выхода этой передачи я «проснулся знаменитым». Мне даже приходилось слышать, как женщины в очереди в магазине пересказывали друг другу историю двух девятых вагонов… Молодёжь эту историю ещё не знает, а люди моего поколения уже забыли, поэтому по праву начинаю «Энциклопедию всенародной глупости» с неё и тех приключений, которые практически всегда сопровождают любые путешествия по России.
Я должен был из Риги вечерним скорым поездом номер 15 выехать в Ленинград. Пришёл на вокзал. У меня был билет во второй вагон. Подхожу к поезду – а первых трёх вагонов в составе нет! Человек девяносто в растерянности ходят по перрону с чемоданами, сумками и билетами, выданными в первые три вагона. Многие уже по нескольку раз прошли вдоль всего состава, пересчитав его вагоны. Но тщетно! Первых трёх вагонов нет ни в начале, ни в конце, ни в середине состава. Не могут найти и бригадира поезда. Никто из проводников не знает, где он.
Как человек, имеющий отношение к «Клубу 12 стульев» «Литературной газеты», я пошёл к начальнику вокзала и гневно спросил:
– Где бригадир пятнадцатого поезда?
Он мне ответил:
– В первых трёх вагонах.
Тогда мне этот ответ даже не показался смешным. Начался нешуточный скандал. Часть пассажиров кое-как расселили по остальным вагонам, другой части поменяли билеты на следующий поезд. С грехом пополам все добрались до Ленинграда.
Однако, когда я вернулся из Ленинграда в Москву, гнев мой не остыл, как часто бывает в таких случаях, по прошествии времени я написал фельетон в «Литературную газету». Через месяц из Риги поступил ответ с извинениями и перечнем фамилий людей, получивших выговоры за эту «накладку».
Но самое интересное, что из Киева пришло письмо от одного возмущённого читателя: «Это всё ерунда по сравнению с тем, что произошло со мной и моей женой на железной дороге. Прошу срочно выслать корреспондента. Не пожалеете!»
Поскольку ничего конкретного он не написал, корреспондента высылать не стали. Подобных писем в редакцию ежедневно приходит множество. Но когда я по делам поехал в Киев, всё-таки захватил с собой это письмо и как-то вечером зашёл к его автору. Чем, думаю, чёрт не шутит. Всё-таки он написал: «Не пожалеете!» И я не пожалел!
Если в Риге не было трёх вагонов, то к составу в Киеве присоединили два девятых вагона! Пассажиры, у которых были билеты в девятый вагон, естественно, сели в первый из них. Потому что все нормальные люди с детства знают: девятый вагон идёт сразу после восьмого. И никому в голову не может прийти, что после девятого вагона окажется снова девятый. Состав трогается, удивлённая проводница второго девятого вагона идёт к бригадиру поезда и говорит:
– Мой вагон пустой!
– Какой вагон? – спрашивает бригадир.
– Девятый.
– Странно. Наверное, опять что-то в кассах напутали! – удивляется бригадир и даёт на следующую станцию радиограмму: «Продать билеты в девятый вагон».
На следующей станции поезд стоит три минуты. Пассажиры, которым продали билеты в девятый вагон, тоже оказались людьми нормальными и, как только объявили посадку, дружно ринулись в первый девятый, он ближе всего к вокзалу… Проводница, у которой уже все пассажиры попили чаю и легли спать, в ужасе от такого количества двойников, никого не пускает и говорит:
– Тут какая-то ошибка, товарищи! У меня только два свободных места. Остальные бегите к бригадиру поезда. Он в первом вагоне. Пускай он вас расселяет по другим вагонам. Причём бегите скорее, а то поезд сейчас тронется.
С сумками и чемоданами возмущённые пассажиры наперегонки бегут к первому вагону, в котором их встречает очень удивлённый бригадир:
– Вы откуда, товарищи, в таком количестве?
– Из девятого вагона. Там все двойники.
Бригадир понимает, что он чего-то не понимает. Но не понимает, чего именно он не понимает. Впрочем, разбираться некогда. К тому же у людей законные билеты. Поэтому он быстренько расселяет всех в первые вагоны на свободные места, после чего облегчённо вздыхает и даёт разрешение поезду трогаться.
В это время проводница второго девятого вагона, который по-прежнему пустой, идёт к бригадиру и говорит:
– Мой вагон пустой.
– Как?! – спрашивает бригадир, думая, что он сходит с ума.
Вместе с проводницей он идёт вдоль состава и обнаруживает, что у него два девятых вагона! Тогда бригадир понимает, что произошло. Он опять с облегчением вздыхает, возвращается в своё купе и даёт на следующую станцию радиограмму: «Отцепить девятый вагон».
Дело было ночью. Те, кто отцеплял, тоже оказались людьми нормальными, умеющими считать до девяти. Поэтому, повозив состав по частям туда-сюда, они отцепили первый девятый вагон и отвезли его на запасной путь. О чём немедленно сообщили бригадиру. Бригадир в третий раз вздохнул с облегчением, дал команду отправлять поезд и стал готовиться ко сну.
В это время проводница второго девятого вагона, который по-прежнему пустой, снова идёт к бригадиру и говорит:
– Мой вагон пустой!
Я не знаю, попал в сумасшедший дом после этого рейса бригадир поезда или нет. Мне эту историю рассказывал пассажир, ехавший с женой в первом девятом вагоне.
Поздно ночью он вышел в тамбур покурить. Курил, курил… Думает: «Что-то мы долго стоим». Выглянул в окошко – а ни спереди, ни сзади вагонов нет. Не говоря уж об электровозе. Вокруг степь. Голая. И холодно освещает запасной путь полная луна.
Пока он рассказывал мне эту историю – как будил пассажиров, как все они повыскакивали, в чём были, как вместе пытались сообразить, что случилось и где они сейчас, – я так неприлично хохотал, что рассказчик обиделся и сказал:
– Я не вижу в этом ничего смешного. Мы все в этом вагоне ехали по туристической путёвке в Болгарию!
Мерно подрагивает на стыках спальный вагон. Тиха украинская ночь. Все уже спят. Вдруг открывается дверь из соседнего вагона, и в коридоре раздаётся истошный женский визг:
– Хрусталь! Кому нужен хрусталь?
Проснулся не я один. Первое, что пришло на ум, – приснилось! Однако крик повторился:
– Хрусталь! Свежий хрусталь!
Если есть свежий хрусталь, где-то должен быть не свежий, – пронеслось в голове спросонья. Я выглянул из купе: кто же в два часа ночи будет покупать хрусталь, даже если он свежий. Ещё было любопытно, как выглядит продавщица этого хрусталя. Какое у неё лицо? Знает ли она, что сейчас два часа ночи? Я не успел открыть дверь, как с другого конца коридора послышался не менее истошный крик проводницы:
– Ты чего орёшь? Все же спят!
Голос, отвечающий за хрусталь, принадлежал рыжекрашеной тётке. В руках у неё была корзинка со свежеукраденным с бывшего советского завода хрусталём.
– Так кто ж спит? – возмутилась она.
– Как – кто? – Проводница открыла какое-то купе, показала на человека, чуть ли не дёрнула его за ноги и заорала на него ещё громче рыжей:
– Скажи этой дуре, что ты спишь!
Почти из всех купе улитками повысовывали головы пассажиры. К удивлению всех, разбуженный не стал скандалить. Он даже купил у рыжей какую-то вазочку, практически не просыпаясь, рассчитался с ней. Она, довольная, с тем же криком перешла в соседний вагон. Улитки втянули головы в свои домики. Наш вагон снова стал мерно и тихо подрагивать на рельсовых стыках. Тиха украинская ночь…
Ехал в поезде в Вологду. В купе вошла проводница. Узнав меня, заулыбалась и радостно сообщила:
– Я вам сейчас по секрету… Только вы никому… У нас по поезду ночью ходят воры! Гы-гы-гы… – заразительно загыгыкала она, словно считала, что этой фразой меня сильно насмешила.
– Зачем вы мне это сказали? Да ещё перед сном?
– Потому что я вас особенно люблю и хотела предупредить, чтобы вы спали осторожнее.
– Интересно, это как – спать осторожнее?
Она наклонилась и зашептала мне на ухо, почти интимно, чтобы, не дай бог, ещё кто-нибудь не услышал. Ведь остальных она так, как меня, не любит, и они могут спать неосторожно.
– Вам надо на ночь изнутри замок закрыть на подстаканник! – И глазами показала на принесённый мне чай в оловянном с прорезями подстаканнике. – Я уйду, а вы попробуйте сейчас закрыться.
Она вышла. Я с восхищением удостоверился, что прорези подстаканника удивительно совпали с формой ручки на двери купе.
В ту ночь я спал, как рак-отшельник, закупорившись от всего внешнего мира, с радостным ощущением, во-первых, потому, что узнал в этой жизни нечто сокровенное, секретное, известное только избранным! А во-вторых, оттого, что все остальные в поезде, в отличие от меня, спали «неосторожно».
Когда-то давным-давно я работал на Курилах в ботанической экспедиции. Разнорабочим. Меня надо было перекинуть на другой Курильский остров, чтобы я подготовил место для лагеря до того, как туда прибудет ботаническая экспедиция.
Приехал в аэропорт. Впрочем, назвать это аэропортом можно с большой натяжкой. На поле – расстеленная металлическая сетка времён войны и небольшое деревянное зданьице, похожее скорее на российскую рюмочную. И самолёт под стать – этакий выкидыш кукурузника. Жара. Мы с моим коллегой ждём, когда механик разрешит самолёту лететь. Тот ползает по самолёту с кувалдой и чего-то старательно прибивает. То ли крыло, то ли хвост. Наконец ему надоело, он вытер пот с лица, спрыгнул с крыла, махнул рукой и говорит:
– Да ладно, летите!
Мы в то время были атеистами, молиться, к сожалению, не умели. Никогда не забуду, как это самолётное чудо, трясясь, как тарантас на колдобинах, разбегается по металлической сетке. Смотрю в окошко – от него отлетают какие-то гайки. А водила – да-да, это был не лётчик, а именно водила – успокаивает:
– Не волнуйся. Это лишнее! – И добавляет, обращаясь ко мне: – Ты, главное, дверь держи!
От Кунашира до Итурупа я держал правой рукой дверь, и мне впервые в жизни очень хотелось научиться молиться!
В первые годы после развала Советского Союза, когда старые порядки уже не работали, а новые ещё не появились, когда жизнь людей на бывшей территории Советского Союза напоминала беспорядочное движение ошалевших молекул, находящихся в объёме под излишним давлением, стюардесса в Днепропетровске решила успокоить бегущих по лётному полю пассажиров, которые боялись опоздать на самолёт. Господи, что же началось после того, как она выкрикнула на все лётное поле:
– Да не спешите вы так торопиться! Всё равно пятеро не полетят!
В 70-е годы со студенческим театром Московского авиационного института я попал на атомоход «Арктика». Ледокол стоял на рейде в порту Диксон. Все моряки и рабочий персонал сошли на берег. В магазинах их ждали товары по талонам: редкая по тому времени колбаса сервелат, а если повезёт, то и финские сосиски… А главное, возможность отчаянно напиться, чтобы, как считалось в то время, вывести из себя накопившуюся за время работы на атомоходе радиацию. Особенно ждали моряков на берегу конечно же местные диксоновские девчонки.
Нас же – агитбригаду, – наоборот, загрузили на судно! Поместили в одно большущее помещение, похожее по объёму на номер совдеповской гостиницы, рассчитанный на 10–12 человек. Я помню, в этой каюте была совершенно неаргументированная жара, как в предбаннике финской бани. Радиаторы разогрелись так, что на них можно было жарить яичницу.
Казалось, на всём ледоколе был только один человек, помощник капитана, который нас встретил и проводил до каюты.
– Видите, как сегодня холодно на улице, – сказал он.
Хотя выражение «на улице» было в данной ситуации совершенно не к месту. Потому что ближайшая улица находилась примерно за две тысячи километров. Дощатые тротуары вдоль диксоновских канав, с двух сторон мостовых, назвать улицами можно было с такой же натяжкой, как назвать валенки кроссовками.
– Зато видите, как у нас тепло внутри нашей «Арктики»! Это потому, что радиаторы обогреваются вторичной водой от реактора!
От его хвастовства захотелось поёжиться. Возникло ощущение, что вокруг летают быстрые нейтроны, пронзая насквозь всё вокруг, вплоть до наших туловищ. Ведь что бы там ни говорили о безопасности современного реактора, но сам реактор был тут, совсем рядом. Главное, очень хотелось пить. Из-под крана лилась обычная совдеповская рыжая вода в рыжую, как голова ирландца, раковину.
Похвастав другими достопримечательностями, вторичным контуром, квазидискретным континуумом и знанием биографии Гейгера – Мюллера, помощник капитана тут же исчез, как будто растворился в парах тяжёлой воды. Мы остались наедине с собственной жаждой и испугом от летающих вокруг нейтронов. Одни, в очень душной каюте. Я вышел в коридор в надежде встретить хоть кого-нибудь из рабочего персонала. Никого! Пустые коридоры, в которых впору было снимать финальную сцену голливудского триллера!
И вдруг… Смотрю, навстречу мне на четвереньках, опираясь сразу на обе стенки коридора, ползёт матрос, периодически прислоняясь, чтобы передохнуть. Я понял, что он уже не первые сутки выгоняет из себя радиацию народным методом. Чтобы он быстрее признал во мне «своего парня», я тоже встал на четвереньки и, тормоша «прислонютого» за плечо, громко и несколько раз повторил вопрос:
– Воду из-под крана пить можно? Воду из-под крана? Здесь? Пить? Можно пить воду? У вас? Из-под крана? Пить воду? А? А? А?
Матрос долго смотрел на меня, видимо соображая, кто я, зачем здесь и почему его отвлекаю. Мы стояли друг напротив друга на четвереньках, точь-в-точь как гиббоны в клетке. Не меняя позиции, я ещё пару раз повторил свой вопрос слово в слово. Наконец он что-то сообразил и, почти предсмертно шевеля губами, выдавил из себя:
– Можно. Но только разведённую! – И, отстранив меня, как неодушевлённое препятствие, пополз дальше.
В товарном вагоне везли свиней. В Питер. Но, как это у нас, к сожалению, частенько случается, их украли на первом же из перегонов, потому что транспортная милиция, которая должна была свиней охранять, напилась. Наутро, протрезвев, ребята сообразили, что за свиней им придётся отвечать – платить. Весьма находчиво, всего лишь за бутылку, они нашли свидетеля, который подписал бумагу, что он видел, как свиньи сами спрыгивали с состава.
Однако! Поскольку транспортная милиция отвечает ещё за полтора метра по обе стороны от полотна, то за вторую бутылку они нашли второго свидетеля, который подписал ещё одну бумагу, будто бы он видел, как свиньи прыгали дальше, чем на полтора метра. Неслабое толчковое копытце было у каждой свинюшки! Да и разбег, видать, брали по всему товарному составу.
Тем не менее бумага сработала, и дело было передано наземной милиции. Наземная милиция сразу сообразила, что на неё сбросили «висяк», – гиблое дело. Впрочем, и они оказались не лыком шиты. Нашли своего свидетеля, который подписал бумагу, что он видел, как свиньи прыгали из состава прямо в Финский залив.
Поскольку свиней никто больше с тех пор нигде не видел, пошёл запрос в Финляндию: «Не появлялись ли у вас русские свиньи?»
Финны – ребята аккуратные. Слово «висяк» для них непереводимо. Со своей финской дотошностью они неторопливо обшарили свои берега, однако следов не нашли. И прислали ответ: «Видимо, русские свиньи утонули по дороге в Финляндию».
Однажды я ехал с БАМа семь дней, с агитбригадой. Была жара. Чего хочется в поезде, когда очень душно и жарко? Правильно. Водки. Я выхожу на одной из станций и говорю проводнице:
– Я за водкой сбегаю.
Она злая такая:
– Поезд стоит четыре минуты.
– Я тебе две бутылки дам.
Только наша могла ответить:
– Беги, буду держать поезд.
Какой там конь на скаку – поезд! Наша баба, она вообще стоп-краном работать может. Я принёс довольно много водки, целую кошёлку. Ей дал две бутылки, три попросил отнеси машинистам. Всё равно поезд по рельсам едет, никуда не свернёт. И только от наших машинистов, вернувшись, она могла передать ответ:
– Просили передать – остановят в любом месте.
На границе с Молдавией меня остановил очень гордый обозначившейся независимостью от России пограничник и с чувством некоего превосходства, посмотрев внимательно мой паспорт, спросил:
– А ещё какое-нибудь удостоверение есть?
– Есть.
– Покажите.
«Ну на кой, – думаю, – тебе ещё другое удостоверение? Или моё лицо не сошлось с моей фотографией на паспорте? Даже самые придирчивые в мире пограничники-израильтяне и те не требуют другого удостоверения». Естественно, решил приколоться. Вынул и дал ему кредитную карточку «Америкэн экспресс». Он вертел её, вертел, потом довольно серьёзно спросил:
– А почему здесь нет вашей фотографии?
Раз уж начал прикалываться, надо продолжать:
– Как нет, вот она! – показываю ему на мужика в шлеме, вытесненного на кредитке.
Пограничник позвал старшого, стоят оба и сличают мой профиль с профилем Александра Македонского.
Я не раз задумывался, почему таможенники любят заходить в вагоны и проверять пассажиров в предутреннее, самое сладкое для сна время. И понял: спросонья человек толком не знает, что отвечать. Его легче сконфузить, напугать, а если повезёт, то и обобрать.
Ехал из Латвии в поезде в Москву. И вот утро. В соседнем купе только-только угомонились наши «кореша». Они весь вечер провели в вагоне-ресторане и долго ещё потом «базланили» в купе. Пока не свалились.
Вошедший в вагон таможенник тут же, с порога на весь вагон начал кричать:
– Наркотики, оружие есть?
От его крика все проснулись. Даже «кореша». Правда, не совсем врубаются, где они сейчас находятся. И тут из соседнего купе раздаётся голос:
– Пора иметь свои!
В Иркутске я садился на пассажирский поезд, чтобы доехать до Новосибирска. К проводнику моего вагона подошла женщина, ещё не старая, но уже и не молодая. Обычная внешность женщины средних лет, которая потерялась среди бесконечных реформ. Хотя по одежде она всё-таки больше была из нашего советского прошлого.
– Вы можете этот конверт отдать в Новосибирске? – спросила она у проводницы.
– А что здесь?
– Да меня на работе просили в Новосибирск факс передать.
В Днепропетровске есть два аэропорта, один из них – старый, для местных авиалиний. Только наши, только славяне могли в кризис разрешить работнику аэропорта накосить траву на лётном поле для своей коровы. В тот день был дождь. Мужик надел чёрный плащ с капюшоном, взял косу и пошёл на поле. В это время взлетал самолёт. Люди прильнули к иллюминаторам – смерть идёт! А чёрный плащ им ещё помахал: мол, ребята, привет… И вдруг – дикий крик пилота в аппаратуру: «Уберите смерть с поля!..»
©
Взлетает самолёт. В салоне тишина, и вдруг тоненький девчоночий голосок пропищал:
– Мам, мам, а мы к Боженьке летим?
Мама даже задохнулась от неожиданности вопроса:
– Типун тебе на язык!
Ехал как-то с Украины. В купе заходит разносчица. Страшная, и хохочет. А время – к ночи. Она хохочет и не уходит.
– Чего хохочете? – с испугом спрашиваю.
– У меня такая беда!
– Какая беда?
– Я зубы потеряла. – И хохочет беззубым ртом.
На ночь – это улыбка с картины Верещагина «Апофеоз войны». Улыбка черепа.
– И как вы потеряли зубы?
– Выплюнула вместо сигареты.
Ну что нам этот конец света? Тут и я начал хохотать, представив себе, как она зубы выплюнула, а сигарета осталась…
©
В поезде в Омск ехало семейство. Ночью легли спать, а уснуть не могут из-за дембелей, которые на весь поезд орут песни. Папа пошёл разбираться и пропал. Через некоторое время пошла мама, и тоже пропала. Сын ждал, ждал, не выдержал, пошёл их искать. Нашёл! В кабине машиниста, сидящими и поющими громко песни вместе с дембелями. Оказывается, машинист попросил: «Ребята, я после вчерашнего. Вы пойте громко, чтобы я не заснул!» Всю ночь орали!
Это было давно, ещё в СССР. В поезде Харьков – Томск в одном из тамбуров оказалось выбито стекло в дверях. Курильщики расстроились, решив, что теперь им всю дорогу придётся курить в холоде и с ветерком. Но через полчаса «стекло» стояло на месте. Проводницы намочили простыню и приморозили её края к железной двери тамбура! «Стекло» продержалось до конечной станции…
©
Едет междугородний автобус. Весна, закат. Один подвыпивший пассажир попросил водителя остановить, вышел по нужде и пропал. Нет его пять минут, десять, тридцать. Все заволновались. Водитель решил идти его искать. Вдруг – возвращается мужик, счастливый такой, улыбается и, заходя в автобус, говорит:
– Ребята, это ж какая красота там!..
У меня машина давно уже, а тут сломалась. Я надел очки, надел шапку, чтоб никто не узнал, и поехал на автобусе. Надо сказать, был необычайно счастлив, потому что уже давно не видел, как наш человек бегает за автобусом! И догоняет автобус!
Подумать, что через десять минут другой придёт, – никогда! В нашем же человеке энергия есть. Он мало того что догнал, так на заднюю дверь вообще внимания не обратил, до передней добежал! Забыл в пылу погони, что задняя дверь есть. Автобус едет, а он вцепился в дверь и прямо разворотил её! Пальцы – как пассатижи. Раз – и голова уже в автобусе едет, а ноги ещё снаружи бегут.
Что мне нравится, весь народ, который был в автобусе, включился в этот процесс:
– Мужик, греби левой!
– Бабуля, давай клюкой за шею его!
Раннее утро, а весь автобус участвует в этом действе!
Затащили, всё… Стоит он рядом со мной. Дышит.
Первое, что он меня спросил, когда отдышался:
– Это сорок шестой?
На что я ему, по-моему, очень разумно ответил:
– Скажи, а тебе какая теперь разница?
Он говорит:
– Ладно, мужик, хорош. Сорок шестой или нет?
Я говорю:
– А что ж ты вперёд не забежал посмотреть сначала?
Он говорит:
– Ну, мужик, хорош, я на работу еду!
Теперь поворот совершенно непредсказуемый. Я ему честно отвечаю:
– Нет, это сорок седьмой!
Знаете, что он мне говорит?
– Ну слава богу!
©
Двое пьяных едут в автобусе. Контролёр потребовал оплаты проезда. Один из них заплетающимся языком стал объяснять, почему у него нет денег. Практически всю свою несчастную жизнь пересказал контролёру, пока тот не сжалился:
– Ну ладно, всё, хватит, езжай так.
Затем поворачивается к другому клиенту:
– Платите!
Тогда первый вступается за него:
– А он со мной!
©
Полный троллейбус, толкучка. На нижней ступени задней двери висит пассажир и не заходит. А водитель кричит по громкой связи:
– Зайдите, поднимитесь, чтобы я закрыл дверь!
– Я не пойду.
– Зайдите, поднимитесь с нижней ступеньки!
Наконец кричит:
– Вы что, русского языка не понимаете?
Только наш может послать через весь автобус такой ответ туда, водителю:
– Сам ты еврей!
©
На остановке стоит автобус. Народу так много, что люди висят гроздью и задние двери не закрываются. Водитель автобуса то и дело повторяет:
– Пока не закроется дверь, не поеду!
За автобусом стоит жигулёнок. Водитель жигулёнка нервничает. Обогнать автобус не может: мощное встречное движение. А наш человек ждать не любит. Выскочил из жигулёнка и давай всех пассажиров запихивать в автобус. В это время к остановке бежит животастый, с туловищем татаро-монгольского тарана, мужик. С разбегу животом запихивает всех висящих внутрь автобуса вместе с водителем жигулёнка. Двери автобуса тут же закрываются, и он отъезжает!
Бывший зэк, отправленный после отсидки на поселение, как говорят в народе, «на химию», долго не мог устроиться на работу. Наконец устроился водителем в сумасшедший дом. В день первой зарплаты ему сказали:
– Перевези больных из одной больницы в другую. После этого можешь приходить за зарплатой.
Он очень обрадовался. Когда вёз пациентов по указанному маршруту, решил по дороге попить пивка. Отпраздновать первый день получки. «Запру их, быстренько кружечку опрокину и потом доставлю, куда следует». Так и сделал.
Правда, когда вернулся, ни одного человека в своём микроавтобусе не застал. Уж как открыть дверь при помощи ногтя или канцелярской скрепки у нас сообразят даже больные. Опечалился химик. Понял, что, если никого не привезёт, ему не выдадут зарплату! И, как истинно русский смекалистый мужичок, сделал следующее… Поехал на автобусную остановку… Там людей хоть отбавляй!
– Ребята, кого подвезти?
– А дорого возьмёшь?
– Да на халяву.
– На халяву – это с удовольствием!
Недаром говорят, что халява наказуема. Он привёз их в сумасшедший дом, не открывая дверей автобуса, как можно скорее побежал в приёмное отделение:
– Вы, когда двери откроете, никого из них не слушайте, такое всю дорогу несли… Сумасшедшие!
Сам же, пока не разобрались, – за зарплатой!
Всех, кого он привёз, разложили по палатам и несколько дней не верили тому, что они рассказали!
©
На троллейбусной остановке стоял молодой парень. Крепкого телосложения. Этакий Здоровяк. Стоял с цветами, ждал девушку, нервничал. Очередной троллейбус уже отъезжал, а её всё не было. Одному из пассажиров в троллейбусе захотелось именно в это время сплюнуть в закрывающуюся дверь. Сплюнул. Попал прямо в Здоровяка. Кое-кто в троллейбусе даже хохотнул. Мол, вот как смешно получилось! Мы отъезжаем, а человек, оплёванный, на остановке остаётся. Тот, кто сплюнул, услышал смешки и решил, что этого успеха ему маловато. Начал Здоровяку носики показывать, рожи корчить. Мол, не достанешь, не достанешь! Пассажиры тоже радуются. Хоть какое-то разнообразие вкралось в их повседневную транспортную жизнь. Где-нибудь в Швеции или Бельгии подобная история на том бы и кончилась. Троллейбус бы уехал, оплёванный вытерся, дождался девушку, подарил ей цветы и обо всём забыл. У нас же история ещё только начиналась.
Здоровяк и так изнервничался из-за опаздывающей девушки, а теперь разъярился окончательно. И вообще, что он – зря был здоровяком? Выбросил цветы и побежал за троллейбусом. Барабанит кулаками в дверь, кричит: «Я тебе покажу! На следующей остановке тебя достану!» Пассажиры прильнули к окнам: неужто действительно собрался бежать до следующей остановки? Интересно посмотреть!
Водитель же всего, что произошло, не видел. Думает: раз человек так мощно барабанит в дверь, значит, он очень сильно куда-то опаздывает. Пожалел набирающего скорость вместе с троллейбусом Здоровяка – остановил троллейбус и открыл двери.
Оплёванный, видимо, был не только здоровяком, но и опытным драчуном. Поэтому залепил обидчику в рог без предисловий. В троллейбусе уже все хохочут: шутка ли, одного оплевали, другому в рог залепили! Счастливый маршрут выдался.
Но обидчик, на его счастье, был не один, а с приятелем. И тоже оказался не из тех, кто просто так себя в обиду даёт. Вдвоём они тут же вытолкнули Здоровяка из троллейбуса. Однако «ударенному в рог» опять показалось недостаточно, что они вытолкнули Здоровяка, не нанеся ему дополнительной обиды хоть каким-то словцом. Он скорчил страшную гримасу и высунулся из дверей, чтобы валявшийся на тротуаре мог получше её разглядеть. Как раз в это время двери троллейбуса закрылись, придав роже ещё более страшное выражение.
Здоровяк, а точнее, оплёванный смотрит: это же подарок судьбы! Теперь обидчик от него никуда не денется. Вскакивает, снова бежит за набирающим скорость троллейбусом и оттягивается по этой роже по полной программе. Так увлёкся процессом, что не заметил, как влетел в столб…
Больше всех радовались те, кто ехал в этом троллейбусе. Маршрут удался!
Что и говорить, русские люди очень энергичны. Сами посудите, в какой ещё стране мира мужики рассказывают о своих неприятностях и при этом смеются?
– Ой, а меня вчера ограбили… – И хохочет. – Ты не представляешь, такую рухлядь унесли… Не знал, как от неё избавиться… Теперь пусть сами с ней мучаются…
– А меня вчера любовница в постели с женой застукала! – И тоже хохочет…
Земля-матушка дала нам особую энергию, только мы всё никак не поймём, что с ней делать. И используем её без логики, без вектора…
Вот что у вас, дорогой читатель, сейчас хранится на балконе? Поинтересуйтесь. Там наверняка валенки старые, запчасти от велосипеда, огурцы солёные в сапогах, варенье в галошах, погнутые лыжные палки, старый холодильник, сломанная микроволновка, внутри которой – старые кроссовки, тапочки стоптанные на случай войны… Ничего ведь никогда не выбрасывается! Так же замусорено и наше мышление. У нас программа сбилась. Понимаю, мне её не наладить, но посмеяться – уже хорошо…
Иногда мы настолько энергичны, что просто не успеваем думать. Только ведь русские стучат в дверь и сразу заходят. Не ждут, когда им скажут: «Войдите».
Глубинное российское народное мышление сохраняется абсолютно вне зависимости от того, коммунисты пришли к власти или демократы… Мы живём в другом измерении: как будто послезавтра – конец света, а завтрашний вечер уже наступил… Россия энергична и непредсказуема, и слышит лишь одно – вибрации своей души…
Часто, получая письма от своих читателей и телезрителей, я по первым же строчкам понимаю, кто пишет: графоман, шизофреник или человек разумный, наблюдательный, порой даже остроумный. Однажды распечатал письмо, написанное очень корявым, меняющимся от абзаца к абзацу почерком. Автор явно был человеком нервным, скорее всего, даже не в себе. Однако, прочитав первые строчки, я понял, что всё равно дочитаю письмо до конца.
«Пишу вам из реанимации. Когда вспоминаю, как я сюда попал, начинаю смеяться, а делать мне этого нельзя, потому что я весь травмирован».
Согласитесь, человек, хохочущий в реанимации, мягко говоря, заинтриговывает. Я стал читать, с каждой следующей строкой убеждаясь, что передо мной письмо этакого энергичного бедолаги, который очень посредственно учился в школе, в результате чего стал жертвой собственного недообразования.
Он собрался соорудить пристройку к своему дому. Основательную. Из кирпича! Но ему даже и мысли не пришло в голову купить кирпичи. Только наворовать! Жил он в глубочайшей глубинке. Стройка была там всего одна. На окраине. Длилась много лет. Обшарив все окрестности, только на ней он нашёл свободные кирпичи. Правда, на шестом этаже этого недостроенного долгостроя.
Сначала решил, что сил у него хватит сгонять туда-обратно раз двести (я давно заметил, что в нашем человеке появляется самая необузданная энергия, когда он чувствует, что ему что-то где-то может достаться на халяву). Потом, правда, к его чести, он решил всё-таки изучить ситуацию. А вдруг найдётся другой способ спустить вниз кирпичи! Не такой занудный, как беганье с ведром на шестой этаж и обратно. Изучил. Пришёл к выводу, что такой способ есть.
Рабочие сами поднимали кирпичи наверх довольно изобретательно. Бочкой. Бочка была привязана к тросу. Трос пропущен через блок, прикреплённый на шестом этаже. Те, кто стоял внизу, работали при этом лебёдкой. Этакое доморощенное, невозможное нигде, кроме как в России, устройство. Поскольку лебёдку уже давно с этого долгостроя украли сами рабочие, в конце дня строители привязывали внизу конец троса, оставляя бочку наверху, чтобы её не украли. Им на ум не могло прийти, что может однажды случиться. Этой бочкой и решил воспользоваться наш герой.
Несмотря на то что я пересказываю письмо своими словами, одно слово автора не могу не сохранить без изменения. Вспоминая в самом начале тот предреанимационный вечер, он написал: «Смеркалось». Всё-таки в русском человеке всегда теплится ностальгия по поэзии, писательству. От такого вступления у меня создалось ощущение, что сейчас я буду читать Тургенева. Этакие «Записки охотника за кирпичами».
Итак… Смеркалось! Бедолага забрался на шестой этаж. Нагрузил кирпичами бочку. Естественно, нагрузил максимально, чтобы уложиться в минимальное число спусков. И естественно, перегрузил. В экономике цивилизованных стран это назвали бы «неправильным планированием». Спустился вниз. Помните? Смеркалось! Для страховки (чтобы бочка не выскользнула) привязал трос к правой руке и отвязал его конец от коряги.
Поскольку перегруженная бочка была намного тяжелее его самого, смеркалось или не смеркалось, не имело уже никакого значения. Согласно простейшему закону физики наш герой начал возноситься. Он не сразу понял, что с ним произошло. Сообразил, в чём дело, только когда, взмыв над ёлками, увидал закат над лесом. Всё-таки в душе он был поэт. А посему, любуясь закатом над лесом, не заметил, как, пролетая мимо третьего этажа, верхней частью туловища встретился с бочкой. От удара чуть не потерял сознание. Но вывернулся. И полетел дальше. Подлетая к блоку, был уверен, что жизнь закончилась: сейчас переломает все кости. С испугу перекрестился свободной левой рукой. Однако, на его счастье, существуют всё-таки законы физики. Бочка в этот момент ударилась о землю. От удара дно бочки вылетело вместе с кирпичами, и наш «поэт» с той же скоростью полетел вниз…
Как люди проводят вечера в нашей стране? Кто на концерты ходит, кто в театр. В этот момент, по его признанию, он подумал, что лучше бы он сегодня вечером пошёл с женой в клуб на концерт. Хотя концертов терпеть не мог. Видимо, так его эти мысли увлекли, что он опять не заметил, как, пролетая мимо третьего этажа, во второй раз встретился с уже родной для него бочкой. Та отшибла ему и нижнюю часть. Наконец он упал прямо на кирпичи. Можно сказать, на свои