Черное море. Мыс Калиакра.
Пароход «Димитрий»
22 января по старому стилю. 1920 год. 21:00
– Хорошо… – скрипя зубами, я кивнул. Нет, это реальная подстава! Зачем мне дети? Нет, они мне совершенно не нужны. Я их… боюсь, что ли. Скорее опасаюсь, но сути это не меняет. Мля, накрылась свиданка.
– Я так благодарна вам, так благодарна… – Вера Александровна совершила разворот кругом и живенько припустила по коридору, напоследок бросив: – Не спешите их возвращать, пусть надышатся как следует.
Вот не понял; какая-то непонятная у нее улыбка была. Торжествующе-стервозная, что ли… Или около того. Ну ладно, поздно пить боржоми, когда почки отвалились.
Дети без команды переместились ко мне.
– Как зовут? Называемся по очереди.
– Федор… – недовольно буркнул мальчик и отвернулся.
– Анна Михайловна Соломина, – быстро присела в книксене девчушка с торчавшей из-под платка тоненькой косичкой.
– Вера Михайловна Соломина, – представилась ее точная копия, вплоть до бантика на косе. И тут же наябедничала: – Я старше! На целый час!
– Враки, нет я! – тут же возмутилась ее сестра.
– А ну тихо! – как можно строже приказал я. – За мной. Ни на шаг не отходим. И да… вот вам… – скрепя сердце открыл коробку и выделил малышам по конфете в яркой обертке. – Всё, на большее не рассчитывайте. Шагом марш…
Про себя чертыхаясь, подошел к каюте княгини. Выдохнул и коротко постучался. Мля, вот что я ей сейчас скажу?
Дверь отворилась почти без промедления, на пороге появилась Кетеван. Короткий опушенный каракулем полушубок, туго стянутая широким кушаком талия, лихо заломленная каракулевая шапочка, очень похожая на папаху, бриджи и щегольские сапожки – выглядела она донельзя импозантно и очаровательно. Я даже засмотрелся на мгновение.
Кетеван удивленно заломила бровь и ехидно поинтересовалась:
– Барон, а когда это вы умудрились обзавестись потомством?
Ответить я не успел.
– Это не наш папа! – с вызовом сообщила Аня. – Наш папенька приедет в Константинополь позже. Когда красных победит. Он полковник. Вот!
– Георгий Владимирович нас только выгуливает, – тем же тоном поддержала сестру Вера. – Потому что маменька его попросила. Не надо его ругать! Он очень добрый и не жадный!
– И вообще, мама красивее вас… – пискнул Федор и по своему обыкновению отвернулся.
В свою очередь, я просто развел руками. А что тут скажешь?
– Возможно, малыш, возможно, – не стала огорчать мальчика Кетеван и неожиданно улыбнулась мне. – Признаюсь, ни один из моих кавалеров не догадывался приводить на рандеву детей. Это такая изощренная тактика, Георгий Владимирович? Но ладно, идемте уже…
– Идемте, – вздохнул я. – За мной, мелочь… то есть, малыши…
Шторм уже полностью прекратился, а небо очистилось от туч и красиво сверкало россыпями звезд. Пароход словно скала неподвижно застыл на воде, очень похожей на черное зеркало, вдали таинственно чернела громада мыса Калиакра. Все это ненавязчиво склоняло к романтике, но… Но дети прилежно выполняли мои приказы и даже ни на шаг отходить не собирались. Вашу мамашу…
– Одну минутку, – я быстро усадил малышей за столик, сунул в карман несколько конфет, а саму коробку подвинул к детишкам. – Вперед, лопайте. Будете себя вести смирно и тихо, завтра получите большую плитку шоколада. Со стульев не слезать. Если чего захотите, позовете. Я рядом…
После чего подхватил бутылку с бокалами и вернулся к княгине, стоявшей у борта парохода.
– Увы, отказаться у меня не хватило духу… – я открыл шампанское, наполнил бокал и передал его Кетеван. – Уж простите…
– Пустое, – тихо сказала княгиня, не отрывая глаз от фосфоресцирующей воды. – Мне импонирует ваша ненапускная мягкая доброта. Но готова поспорить, внутри вы совсем другой. Жесткий, если не сказать жестокий и коварный. Причем все эти качества каким-то странным образом мирно уживаются между собой. Я угадала?
– За встречу… – я не стал ей отвечать и сменил тему разговора. – Вы грузинка, Кетеван?
– Только наполовину, – слегка улыбнулась княгиня. – Мать у меня была грузинкой, да, а отец сваном. Знаете такую народность?
– Я бывал в Сванетии… – ляпнул я, совершенно упустив тот момент, что это происходило в моей прежней ипостаси. – Очень красивые места. Очень гордый и… очень своеобразный народ.
– Дикий! – расхохоталась Кетеван. – Вы это хотели сказать? Не стесняйтесь, так и есть. Да, мы очень дикие. Так что опасайтесь меня. Итак, давайте побыстрей покончим с формальностями. Ненавижу условности. Я уже почти два месяца вдова, следую во Францию, в свое имение, которое мой покойный муж, по счастливой случайности, еще не успел проиграть в карты.
– Соболезную…
– Не надо, – очень серьезно сообщила княгиня. – Не вздумайте. Терпеть его не могла. Продолжим. Я сравнительно богата, обожаю лошадей и верховую езду, охоту, драгоценности и красивое оружие. Ваша очередь. И учтите, я не терплю фальши.
– Пажеский корпус, гвардия, война, ранение и отставка, – спокойно перечислил я. – Охота, оружие, история, книги, красивые женщины. Не женат. Вот, пожалуй, и все. Политические предпочтения не упоминаю, так как они могут вам показаться противоречивыми.
– Похоже, вы искренни… – протянула Кетеван, оценивающе глядя на меня. – Мне нравится. Налейте еще шампанского. Хоть одна конфета уцелела? Обожаю сладкое…
– А как же. Три… нет, четыре штуки.
– Три моих, одна ваша. Не молчите, говорите…
И говорили. Знаете, в зрелом возрасте, да и в юношеском, я всегда относился к женщинам с сугубо практической стороны. Нет, увлечения были, но очень кратковременные и без всякой сопливой возвышенной романтики. Просто не видел в длительных отношениях ничего, кроме вероятных проблем. А проблем я всегда старался избегать.
Но в общении с княгиней даже не пахло романтикой. Обычный, ничего не значащий разговор уважающих друг друга собеседников. Но, черт возьми, мне все равно не хотелось расставаться с ней даже на минуту. Иронично язвительная, даже в чем-то циничная, удивительно умная, с очаровательной темпераментной мимикой и жестикуляцией, княгиня дико притягивала к себе. Даже поймал себя на мысли, что еще немного, и я влюблюсь в Кетеван без памяти. Не знаю, почему так происходило: может быть, это остатки сознания фон Нотбека проявляли себя, а может быть, я действительно еще не встречал такую женщину. Но, как бы там ни было, остатки здравомыслия все еще оставались на месте, и, обнаружив, что дети слопали все конфеты и мирно задремали прямо за столом, я очень порадовался возможности прекратить свидание. Хватит, хорошего понемногу. А бордель с умелыми девочками окончательно снимет наваждение. Должен же быть в Константинополе бордель?
Кетеван взяла на руки Федора, я подхватил Анну и Веру, после чего мы вернули ребятню мамаше, которая уже передумала умирать и вовсю резалась в преферанс с Дорой Ипатьевной и Цилей Абрамовной. Вот же курица! Впрочем, какое мне до нее дело.
Перед тем как разойтись по своим каютам, мы задержались в коридоре.
– Мне хорошо было с тобой… – Кетеван в первый раз за наше общение обратилась ко мне на «ты».
– Мне тоже… – я ответил чистую правду.
– В таком случае, – княгиня говорила очень серьезно, даже без малейшей тени жеманства, – в таком случае тебе не стоит закрывать свою каюту на замок сегодня ночью.
Сказала и быстро ушла. Я постоял мгновение, смотря ей вслед, и тоже отправился к себе. Раз так… ну что же, не имею привычки отказываться от таких предложений.
Быстро вымылся, выкурил пару папирос и завалился в постель. Сам себе казался спокойным, но сердце бухало словно у пятнадцатилетнего пацана, который наконец стянул трусы с упрямой подружки, наотрез отказавшейся расставаться со своей девственностью.
Время тянулось словно резина, мне уже начало казаться, что слова княгини мне просто послышались, но наконец-то в коридоре прошелестели едва слышные шаги. Тихонечко скрипнув, дверь отворилась, на пороге появился женский силуэт, похожий в свете ночника на призрачное видение.
В голове звякнули колокольчики, предупреждая о каком-то несоответствии, неправильности происходящего, но когда Кетеван сбросила пеньюар и шагнула ко мне, я забыл про всё…