Я смотрю в глаза Данила и понимаю, что он едва сдерживается, чтоб не выкинуть меня из своего дома. И прямо жду, что так и сделает. И, в общем-то, прав будет. Таких, как я, заразных, приносящих несчастье, надо побыстрее убирать из своей жизни. Я собираюсь встать и выйти, пока пинком не отправили, но Данил подталкивает мне кружку с чаем, переглядывается с Леной, стоящей у плиты и помешивающей супчик.
– Так. Давай-ка я повторю, а ты посмотришь, правильно ли я понял ситуацию, – говорит он, и я киваю.
Ну а что я еще могу сделать?
Сейчас покиваю и свалю побыстрее.
– Ты бросила все, работу, жилье, учебу, сорвалась автостопом, добиралась без документов, и, как я понял, через жопу мира, петляла, чтоб не отследили. Так?
Киваю.
– Ты реально думаешь, что тебя прям так будут искать? Может ты… Эээ… Преувеличиваешь?
Я молчу.
Даня, я преуменьшаю. Понимаешь? Преуменьшаю.
И, чем больше я про это думаю, тем больше осознаю, в какую жопу влетела.
– Ну… Я могу понять, что у кого-то может прям дикая любовь к тебе возникнуть… Но…
Вздыхаю.
Не понимаешь ты, Даня. Потому что ты – нормальный человек. Хотя, конечно, в том году в Анапе по тебе и не сказать сразу было, такую дичь творил, девки наши слюнями от зависти к Лене давились. Типа, ах, как ухаживает.
Но твои подвиги – это просто смешно, по сравнению с тем, что со мной случилось.
Потому что не каждую в двадцать первом веке насильно замуж волокут.
Это я такая везучая.
Нет, на юге, в принципе, такие случаи есть, но, опять же, не с русскими. У меня была знакомая татарка, которую так вот насильно родители выдали, да и там, где я жила, случалось такое. Не то, чтоб силком волокли, но договорные браки, когда жених невесту видит дай бог чтоб на помолвке – это норма.
Вот только не думала, что меня эта хрень коснется хоть каким-то боком.
Просто не повезло, ага.
Рустик с первого взгляда показался безобидным. Появился в нашей тусовке полгода назад. Шиканул на самом дорогом, но совершенно не пригодном для гонок харлее, который, как потом выяснилось, его папаша пригнал из Штатов.
Понятно дело, во всех заездах проигрывал. Чтоб на харли соревноваться со спортбайками, надо иметь опыт моих нечаянных любовников, близнецов. Вот уж кто умеет обращаться с хорошими зверями. И приручать.
Рустик только понтовался.
Над ним ржали, но по-доброму. Ну чего возьмешь с маленького дурачка?
Правда, потом те, кто особо громко ржал, влипали в проблемы. Сначала никто ничего не понял, и с Рустиком не связал.
Ну, подумаешь, у кого-то байк сгорел? Бывает.
А кого-то подстерегли, по голове дали, да карманы обчистили. Тоже бывает. Конечно, городок у нас маленький, все вроде как друг друга знаем, местные, но туристов много, гастролеров тоже полно, бывает всякое.
А потом Рустик увидел меня.
И вот не знаю, чем я его так сильно цепанула, но за его ухаживаниями наблюдала вся тусовка. И ржали, конечно же. Я тоже. Ржала.
Месяц, второй, третий…
Парень, вроде как, был безобидным. Глупый, молодой, понторез.
Напрягал, конечно, но не то, чтоб сильно.
А потом мой приятель, с которым я в тот момент только начала встречаться, попал в больницу с черепно-мозговой. Напали сзади в темноте.
Я выходила из больницы как раз, когда Рустик подвалил. И так, слово за слово… И поняла я, что это его рук дело! Вот реально, он даже хвалился этим! А я не выдержала. Толкнула так, что на землю свалился, добавила лежачему по почкам тяжелым байкерским ботинком и рванула прочь. К Толику.
У него папа был полицейским.
Толик послушал, обещал помочь, сказал, приходить с заявой завтра в отделение. Он, типа, с отцом поговорит, чтоб сразу делу ход дали.
А я в расстроенных чувствах пошла в мастерскую на работу. Но не дошла.
Тормознула напротив, перекрывая дорогу, черная тачка, выскочили крепкие мужики и затащили меня прямо в салон. Пикнуть не успела.
А в салоне…
Сука, такого страшного мужика я в жизни не видела никогда, а уж насмотрелась, вроде как, достаточно.
Седой, костистый, на мертвеца похожий. В дорогом костюме.
Он осмотрел меня медленно, так, словно по косточкам разложил, а потом опять собрал.
– Ну привет, Элина.
– Эля, – огрызнулась я, лихорадочно соображая, как себя вести. Сначала надо было выяснить, какого, собственно, хера? И потом плясать.
– Какого хера? – не стала выдумывать я новых слов.
– Дерзкая, – качнул головой мужик, – понятно, почему Руслан запал на тебя. Весь в меня. Я тоже дерзких люблю.
– Че?
Ну, это я так, прикидывалась уже, потому что сразу стало понятно, чего и почему.
Рустик, значит, сука мелкая…
– Значит так, девочка, – не стал ходить вокруг да около мужик, – моему сыну ты нравишься. Он тебя хочет. А если мой сын чего-то хочет, он это получает. Поняла?
– Нет.
– Все ты поняла, девочка, по глазам вижу, не дура далеко, – не поддержал мою игру мужик, – давай так, сегодня даю время собраться, а завтра ты едешь к нему, и делаешь все, что он захочет. Поняла?
– Да ты охерел?
Это само собой как-то вырвалось, я не хотела, вот честно.
А в следующую секунду оказалась прижатой к спинке сиденья жесткой костистой лапой, причем, так умело и основательно, что даже шевельнуться не смогла. Застыла просто, как курица в плетне, глаза только таращила.
– А ну заткнись, сучка, – голос у мужика хрипел настолько страшно, что реально, чуть не описалась там, даже сердце, кажется, перестало стучать от ужаса, – сделаешь все, как я сказал, поняла? Или, сука, всех удавлю, с кем крутишься, всю вашу левую тусню разгоню, а тебя свяжу и Руслану в постель кину. А, когда он наиграется, себе заберу. А потом по своим ребятам пущу. А то дерзкая слишком. Не учили нормально уважение проявлять. Вот я и научу, поняла, тварь?
Я только кивнуть смогла.
– И не вздумай завтра в полицию идти. Иначе твой мелкий дружок, сын мента, в землю ляжет. Вместе с папашей своим.
Тут меня отпустили, и я закашлялась. До слез и хрипоты.
– Ну-ну… – Лапа участливо постучала по спине, потом, словно невзначай, прошлась до талии, и я замерла в ужасе. Даже кашель прошел. – Ничего так. Гладкая. Хороший вкус у сына. Поняла меня, сука? Не хочешь дружбанов своих подставить под ствол и перо, придешь сама, разденешься и ляжешь. Руслан мой благородный парень, правильный. Жениться на тебе хочет. Так что завтра он тебя трахнет, а послезавтра женится на тебе. Я бы, конечно, ему лучше чистую бабу нашел, не порченную… Но это в другой раз, пусть поиграет мальчик. Если кому скажешь… Будет, как с твоим парнишкой. Как он, кстати? Слышал я, что может дураком остаться на всю жизнь… Ай-ай-ай… Ну беги, девочка.
Меня по-отечески хлопнули по заднице и выкинули из машины.
И в тот момент я вообще ничего не соображала. В голове, кроме ужаса дикого, ни одной мысли не появлялось. Встала и, бросив байк на стоянке больницы, чесанула дворами прочь.
Опомнилась только возле детдома.
Как меня туда вынесло, какой атавистической памятью, хрен его знает.
Дядя Серега был на месте.
Увидел меня, присвистнул на безумный взгляд, усадил. Налил чаю.
– Давай, говори.
Ну, я и рассказала. Видно, в шоке была, иначе бы ни хрена так не поступила. Сказал же тот урод, чтоб никому.
Но я в тот момент мало что соображала.
– Как зовут этого мальчишку, говоришь? – прищурился дядя Серега.
– Руслан. Сазонов.
– Как? Сазонов?
– Ну да.
Дядя Серега подобрал выпавшую изо рта сигарету, прикурил неожиданно дрожащими руками, пугая меня этой своей реакцией до усрачки, и какое-то время отводил душу в тоскливом мате.
А потом выдал. Да такое, что мне, и без того еле живой, стало ощутимо хуже.
Отец этого Руслана, которого мы в тусовке почему-то считали приезжим бизнесменом, оказался не совсем бизнесменом. Вернее, совсем не бизнесменом.
Оказывается, у нас тут не так давно сменилась, скажем так, теневая власть. И на место неожиданно умершего, типа от естественных причин, вора-законника пришел он. Сазон. Недавно освободившийся. Старых устоев, которые, кстати, запрещали иметь семью и детей. Но, как говорится, за других радеем, а сами не плошаем.
Так что Руслан – единственный ребенок, лебединая песня, которому позволяется все. Сазон во время отсидки усылал его за границу учиться, а тут вышел и его забрал себе под бок. И вот теперь любой каприз сопляка на первом месте.
Так что я попала.
И, самое главное, что реально ничего не сделаешь.
Нет, конечно, я могла по закону пойти и написать заяву. Но ей просто не дадут ход. А если кто-то решит заступиться… То ничем хорошим это для заступника не кончится. Воевать с Сазоном себе дороже, полицейские тоже люди, у них семьи и дети. И вообще, регион у нас спокойный, никому войны не нужны.
Так что у меня выход только один – идти завтра к Руслану и ложиться с ним в постель. А после него – в раздвигать ноги перед его отцом, а потом перед людьми отца. Очень мне ясно дали это понять. И никакое замужество от этого не спасет. Рустик – мальчик увлекающийся, со мной закусился только потому, что сразу не дала и бегала потом. Как только получит свое, сразу остынет. И тогда я по рукам пойду. И не факт, что в живых после этого оставят.
Пока я осознавала всю глубину жопы, в которой оказалась неожиданно, дядя Серега напряженно курил. А потом полез на антресоль, достал жестянку.
– Документы с собой у тебя?
– Права только и паспорт.
– Больше и не надо. Короче, слушай сюда. Тебе надо свалить. И прямо сейчас. Не заходя никуда. Ты поняла? Нигде не появляйся. Я дам тебе старый байк, на нем выберешься из города, там автостопом. Вот немного бабок, уж прости, сколько есть. Паспорт нигде не свети, добирайся на своих двоих. Никакого поезда и самолета. Советую куда-нибудь на Дальний валить. Может, они не будут тебя искать. Скорее всего не будут. Щенок этот побегает и переключится на кого-нибудь другого, более сговорчивого. И вообще, посмотрим. Но тебя сейчас никто не защитит, понимаешь? Просто людей подставишь и все. Думай, куда валить будешь. Может, где знакомые есть?
Я сидела, в оторопи и ужасе.
И половины слов не понимала.
Не доходило до меня.
Уехать? Но куда, бл*? Куда? Где меня ждут? Нигде! Я – никто, никому не нужна, никто за меня даже заступаться не будет!
Тут в голове мелькнуло имя: Лена.
Она, кажется, приглашала. И совсем недавно, кстати, приглашала. Мы в директе списывались. И телефон кидала.
Лена! Конечно! Это не Дальний, это средняя полоса, но все равно далеко.
Я не думала больше.
Оглушенная, тормозная, я тем не менее взяла деньги дяди Сереги, мысленно оставив зарубку вернуть обязательно, села на старый, страшенный, как вся моя жизнь, но шустрый байк, и рванула прочь из города своего детства. И вот ничего не испытывала. Абсолютно. Только страх.
Понимание ситуации пришло на третьи сутки примерно, когда сняла койку в хостеле и наконец-то вытянула ноги.
Понимание и осознание.
Я – песчинка в море, никто. Ни один человек за меня не заступится. А если заступится, то… Я сама себя сожру потом, если что-то произойдет. Я до сих пор не могу в себя прийти от того, что мой знакомый парень, с которым я и не спала даже, просто целовалась пару раз, лежит без сознания на больничной койке. Просто потому, что со мной общался. Просто потому, что есть на свете избалованный урод и его безумный папаша-извращенец.