Мурка задумчиво в небо глядит:
Может быть, там колбаса пролетит?
Мысль, что бывают еще чудеса,
Даже приятнее, чем колбаса.
Медведь все реже появлялся на публике и выглядел глубоко уставшим: опухшая морда, мутный взгляд, вялые движения. Совсем ослаб… Покачивается, телохранители поддерживают, кабы не споткнулся. В очередной насморк верилось с трудом, и по Лесу зашушукались, что на сей раз Хмур Хмурыч занемог окончательно. Поди, вот-вот вынесут горемыку из Теремка.
Многие вздыхали про бардак и что поскорее б уже. Иные спорили о том, отойдет ли Хмур сам иль ему подмогнут. Кто-то гадал, вернется ли обратно уравниловка и Зверосовхоз. Те, у кого глаза велики, и вовсе уверяли, что прошлой ночью видели под стенами Теремка черную фигуру с косой. Неужели и впрямь костлявый к Хмуру пожаловал?
На самом деле он был без косы. И на сей раз пришел не песец, и явился не в одиночку. Шастали двое, а в черные балахоны их заставила облачиться секретность дела. Тенями прокрались они через сад к служебному входу в Теремок, миновали бдительную полусонную стражу и исчезли за высокой стеной.
А песец пока бродил в окрестностях – присматривался. Здесь бывать ему нравилось: места неспокойные, в любой момент произойти может всякое. На них и чумы не надо – диву даешься, чего сами вытворяют друг с другом.
Недаром устроили буйвище на главной площади, где ходят толпы и маршируют парады.
Меж тем важное дельце, по которому наведались ночные визитеры, заварилось с месяц тому назад. Тогда лису Плутону донесли: енот, росомаха и кабан Зюхряк, то бишь главные недруги, спелись и наущают придворных выпереть медведя из Теремка. Лазутчик пролепетал, что в Таежной думе тишком идет сбор подписей за принудительную отставку Хмура.
Излишне напоминать матерому пройдохе Плутону, что поводов для того предостаточно. Что называется, хоть отбавляй: за годы царствования медведь столько дров наломал – на два выпихмента потянет! Главный лесной интриган гроша бы не поставил на то, что Хмурыч пересидит в Теремочке эту зиму, и заботило его нынче другое: кто следующим примостится на жесткий трон дубовый.
«Злодеяния Хмура переполнили чашу терпения лесного народа. Нас в Теремок на лапах внесут, а его вперед ногами!..», – Зюхряк так и прохрюкал, а енот с росомахой покивали. Осведомитель клялся, что запомнил все слово в слово и даже чуть тарелку с подноса не выронил, услыхав: «Недолго осталось, доказательства почти собраны. Взашей самодура с его шайкой!».
Недаром говорят: кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит. Тревожился Плутон не без причины – как-никак числился он в особо приближенных и, значит, при неправильном выборе народа (а он, как показывала история Леса, не очень разборчив) мог оказаться среди приговоренных. Из чего яснее ясного: на случай полагаться опасно! А если верить доносчику, времени почти не осталось.
Лис провел бессонную ночь: то в жар бросало, то студеной водой окатывало. Мысли метались словно куры в курятнике – к утру все мозги истоптали. «Важно не опускать лапы!» – измаявшись, встряхнулся махинатор и с наступлением приемных часов примчался проторенной дорожкой в Теремок.
Придворный глашатай с тоской объявил:
– Его Высокопревосходительство работает с документами.
Медведь обычно работал запоем, стало быть, встреча с высочайшей мордой откладывалась дня на два-три, а при худшем раскладе и до конца недели. Заглянуть к рыси, что ль? Поговорить за жили-были? Куржак, конечно, недалекий хам, но пока при должности – может, чего полезного выболтает. Эх, блин копченый! Все-то у нас через задний лаз делается!
Начальник охраны Теремка – шишка большая. Это сейчас Плутон при дворе свой, а по первости значился у рыси Куржака на побегушках. Поручит Хмур Хмурыч чего, рысь лиса кличет: добудь то, сделай это, доставь пятое-десятое. Тот и рад угодить.
Выгода обоим. Куржак у первой семьи в почете – все-то у него схвачено, все может, чего хошь из-под земли достанет. Расторопному лису тоже недурственно: зная, что Плутоха водит дружбу с могущественным вельможей, лесная братва трогать его остерегается. И можно иногда с вопросами прийти к Куржаку – он много чего про дела лесные знает. Так и дружили к взаимному интересу: Куржаку поручают, Плутон исполняет.
Как бывает, дружба кончилась враз. Выдался как-то год неурожайный, и случились в Лесу перебои с любимым малиновым медом Хмур Хмурыча. Так рыжий раздобыл бочонок! Куржак сам к хозяйке сходить поленился – дал указание прохиндею доставить продукт Большой Медведице.
Хваткий лис долгожданный шанс не упустил. К меду еще корзину свежайшей малинки притартал и для дочки Медвежанны новомодную куклу забугорную.
Матрена Потаповна, принимая подношение, от восторга всплеснула лапами. В ответ на комплимент снабженец сделал хвостом реверанс и, льстиво улыбаясь, предложил:
– Государыня, буде надобность, кличьте сразу меня. Прибуду в ваше распоряжение в любое время по любому поводу. Зачем Куржака от важной работы отвлекать? Пусть, как положено, охраняет Хмур Хмурыча, а мне ваши пожелания исполнить – одно удовольствие-с.
Такое обхождение Матрене Потаповне пришлось по нраву. И то верно: пусть рысь охраной занимается. К нему лишний раз и не подойдешь – такой важный стал.
Отныне Ее Высокомедведие посылали за лисом, а рысь без особых поручений стал им без надобности.
Вместе с доверием к Плутону переползло и влияние, которым доныне безраздельно владел Куржак. Стал доставала особой, приближенной к Матрене Потаповне, и обретенным положением умело пользовался.
С тех пор как Плутон проник на верхние этажи Теремка, их отношения с рысью испортились до крайности. Лис самодовольно усмехался, а рысь кусал когти. Не мог забыть, как хитрый барыга втерся в доверие к медведице, а его оставил не у дел.
– Как житие твое-с, уважаемый Куржачок? Не слыхать ли каких новостей? – прижав уши и пригибаясь, поинтересовался Плутон у начальника охраны Теремка.
– А твое какое рыжее дело?! – презрительно щурясь, ответил рысь бывшему приятелю.
– Уж и спросить нельзя, – с напускным равнодушием сказал лис. Ругаться с Куржаком невыгодно: толку от него уже мало, а гадости еще устроить может. – По-хорошему хотел, как в старые времена, чаю с медком испить.
– Проваливай подобру-поздорову, господин лис! – ощерился Куржак.
«Совсем озверел держиморда! Нервишки шалят? Работу надо менять. Дай срок – справлю тебе волчий билетик», – в мыслях пообещал лис и отвернулся, демонстративно махнув хвостом.
С распадом Зверосовхоза в Лесу начались дележ и свистопляска. Перемены встряхнули пищевую цепочку до основания.
Плутон в очереди за счастьем стоять не собирался. И чтобы двигаться налегке, совесть оставил прямо на старте.
Карабкаясь к вершине общественной пирамиды, лис применял подходы собственного изобретения. Так, на первоначальный капитал, сама того не зная, ему скинулась вся страна. Он напечатал бумажки с красивыми картинками и циферками и всенародно посулил через три года: «Каждому гражданину – по карете!». Всего-то нужно было внести свою долю. Акции разлетелись горячими пирожками. Годик-другой спустя Плутон объявил, что собранной предоплаты для запуска производства «народных карет» оказалось недостаточно, а посему он слагает с себя обязательства. Деньги? Какие деньги? А, эти… Деньги были, сейчас денег нет, деньги будут! После. Не извольте беспокоиться. И нечего об том каждый месяц спрашивать!
Покуда лесичи облизывались, грезя о личных каретах, а потом сжимали кулаки и рычали над черепками своей мечты, махинатор выдумывал новые заходы, чтоб их деньги крутились, оборачивались и множились в его пользу. Быстрее, больше, сильнее!
Плутон любил и умел считать. Предаваясь любимому занятию, виртуоз риска выискивал интересные задачки и находил волшебные решения. Например, условия таковы: из северного лесного порта А вышел корабль с зерном. Он уходит в далекое плавание и прибывает с тем же грузом в южный морской порт Б (тоже лесной). Спрашивается: в чем смысл гонять судно из порта в порт? Ответ таков: во время рейса происходит волшебство с документами. По прибытии оказывается, что груз в трюмах имеет иноземное происхождение. Смысл задачки определяет то, что вывозили груз как бросовый, по символической цене, скажем, 100 деревянных монет за меру, а продавали в порту Б уже как зерно отборного качества по 500 вечнозеленых бабосов. Покупатель – казенное предприятие по госзакупкам. Разница падала в карман продавца, то бишь Плутона, и оседала на забугорных счетах подкупленных чиновников. Следует отметить: бо́льшая часть ввозимого из-за бугра продовольствия на самом деле была произведена в Лесу. И немалая доля закупок шла через лиса.
Пришел, увидел, захватил – в те времена собственники зачастую определялись так. Мастер разводов смекнул: владеет тот, кто пользуется, а не тот, кто хозяин по бумажкам. Отсюда следует – безопаснее не грызть глотки за доходные дела, а через приказчиков выводить деньги. При таком раскладе казенное предприятие работает как прежде, но доходы утекают в карман Плутона. И чем дороже стоит кумпанство, тем выгоднее сделка с начальством. Тут главное – иметь на должности своего зверька.
Для того и нужен вход в палаты Теремка. Про лиса за спиной поговаривали: у него сам Хмур совета испрашивает. Плутон слухи не опровергал. Напротив, нагонял загадочности вокруг своей персоны.
Придет в Теремок, заглянет к Куржаку на минутку, чаю с дорожки попросит и сидит в кабинете. Пока не допил, его из вежливости не выставляют. Посетители идут, а прощелыга как ни в чем не бывало часами цедит одну чашку. У самого ушки на макушке. Услышит, к примеру, что собираются прищучить кого или порядок какой изменить, – разнесет потом эту новость по Лесу. С одним поговорит, с пятым-десятым и подает ее как свою идею. Шепнет по секрету, что на днях примут то или снимут этого. Чтоб создалось впечатление, будто в Теремке действуют по его указке.
Молва бегает быстро. Плутон снискал гремучую славу: у него-де своя лапа, глаза и уши на самой верхушке, с ним лучше дружить.
А то, бывало, приходил в Разрешительную палату, клал на стол тугой мешок, в котором позвякивало, и обращался к хозяину кабинета с просьбой. Постоянно видя пред собою мешок, чиновник рисовал в воображении маленький домик на тропическом мысе иль, на худой конец, свечной заводик в Лукоморье. Вопрос в таких случаях обычно решался быстро. Получив подпись на документе, проситель благодарил и уходил, не забывая прихватить мешочек. Ошалелый бюрократ провожал его с открытым ртом. И ведь о том, что Плутон обманщик, никому не расскажешь! Сразу спросят: а ты что, взятки берешь? Ну его к лешему, связываться с ним! Лучше со следующего просителя в два раза больше взять!
Помимо агентов и соглядатаев, числился у Плутона смышленый помощник для особых поручений. Его, сироту, он еще лисенком заприметил: Жорик с казенного склада масло стырил, не зная, что маслу тому надлежало быть похищенным неделю спустя. Опоздавшие пожаловались заказчику, коим оказался Плутон. Лис резвость сирого заценил: убыток простил, заяснил, что почем, приютил сердягу, приодел, взял под себя.
Сначала поручил Жорику таскать свой портфель. Подмастерье вел себя, как и подобает, учтиво. Приветливо всем лыбился и мотал на ус, как велел шеф.
Однажды заправила взял подручного с собой в Теремок. И покамест обговаривал дела с начальником охраны Куржаком, любопытный лисенок решил осмотреться и пошел по коридору, заглядывая в открытые двери.
Тут-то Жорик и встретил дочку хмуровскую – Медвежанну – и даже заговорить с ней посмел! Малолетке протокольную вольность простили. Матрена Потаповна, видя, как чудненько играют дети, попросила Плутона привести лисенка и в следующий раз.
Лис приставил Жорика к дочери медведей и наказал: исполняй любое ее желание, слушай, что вокруг говорят, и мне докладывай. Задание бывать в Теремочке Жорику очень понравилось.
Лисенок замечательно играл в прятки. Как-то раз он спрятался, а Медвежанна никак не могла его найти. Когда догадалась в кабинете у папы посмотреть, обнаружила там. Сидит приятель ее на полу и листает странички – никогда ведь не видел столько книг.
– Ты что здесь делаешь? Сюда никому нельзя, – испуганно зашептала Медвежанна.
– Я не знал.
– На двери же написано!
– Я не умею читать, – стыдливо опустил глаза лисенок. Лис не торопился обучать подопечного грамоте: много будет знать – быстро скопытится.
– Пойдем быстрее отсюда, пока никто не увидел. А читать я тебя научу.
Так у них появился первый общий секретец. Стали лисенок и Малая Медведица друзьями. Медвежанна обучила его грамоте по своей азбуке, познакомила со своими приятелями. А когда подросли, они обзавелись и другими секретиками, в которые посвящать своего босса прихвостень не спешил.
Скромный и исполнительный воспитанник, подрастая, получил допуск к ответственным делам: стал по распоряжению Плутона деньги пересчитывать и выдавать, кому сколько велено.
Как-то раз лис поручил Жорику документы в Имущественный приказ снести. Не ведал Плутон, что стажер уже читать умеет и, по наставлению Медвежанны, для практики читает все подряд. Лисенок трижды изучил порученный документ и просек, что бумажка сия дорогого стоит.
Уроки лиса не прошли даром. Способный ученик хорошо запомнил: кто не рискует, тот не ест икорки. И решил: то будущее, которое шеф разрисовывал ему в ярких красках, берет начало сегодня. Сейчас! Узнай Плутон о придуманной питомцем махинации, то, пред тем как придушить, несомненно бы им погордился.
На скопленные деньги шустрый лисец зарегистрировал кумпанство, а соучредителем пригласил Медвежанну.
– Мы уже подросли. Пора и за собственное дельце взяться, – объяснил медведице начинающий предприниматель. – Тебя за бугорчик отправляют учиться. Там денежки понадобятся. Что плохого, если на карманные расходики мы заработаем сами?
Идея финансовой независимости Медвежанне приглянулась. Жорик, не скупясь, сыпал золотой песок на чашу весов в голове будущей студентки:
– Ты учись, а я буду вести наши делишечки. Твою долю буду тебе высылать. Если понадобится помощь, спрошу.
Весы склонились в нужную сторону – Медвежанна согласилась. Поскольку всем собирался заниматься Жорик, она не возражала, что в предприятии ей будет принадлежать всего десятая часть. Как предложил лисенок, он и ее оплатит из своих средств. А Медвежанна, обучившись, внесет долю умными советами.
– По-забугорному это называется консалтинг, – подсказала компаньону начитанная медведица.
Новое кумпанство юное дарование предложило назвать на новомодный манер – «Плутонасфера». Название Медвежанне показалось безвкусным, но Жорик настоял. Так нужно, в знак уважения к благодетелю. Напомнил подруге про свое трудное детство, невзгоды и тяготы, которые облегчил ему Плутон: неизвестно, что бы с ним стало, если б не он! Растроганная Медвежанна смахнула слезу и дала согласие.
Вскоре новое предприятие успешно начало работу бок о бок с почти одноименной империей Плутона. Бизнес-стартап совпал с очередным поручением в Имущественном приказе. Жорик предъявил дьяку подписанный правителем указ, где черным по белому было написано: «За особые заслуги в борьбе с голодом и в зачет за поставку сухарей в прошлые годы передать в распоряжение кумпанства „Плутоносфера“ промысловую артель в Диколесье. Взыскать в казну пошлину по остаточной стоимости».
Доверенность от кумпанства, принадлежащего Плутону, Жорик спрятал. Вместо нее положил перед чинушей устав намедни зарегистрированного кумпанства «Плутонасфера» и раскрыл его на первой странице.
Наметанный глаз служащего должен был обратить внимание, что названия в указе и уставе не совпадают. Но дьяк такую мелочь, как буква «а» вместо «о», не заметил. Его подвело волнение: в уставе кумпанства значилось имя дочки правителя. К тому же перед ним стоял ее приказчик.
Как бы случайно Жорик обронил золотой. Монета звякнула об пол, соблазнительно поблескивая, прокатилась перед столом и закатилась под шкаф с документами. Чиновник смекнул: надо бы оформить бумаги без промедления.
С легкой лапы писаря «Плутонасфера» приросла первым активом. Расторопный дьяк получил от посетителя благодарность и ненароком забытый золотой.
Жорик продолжал выполнять поручения Плутона и втихаря обстряпывал дела на стороне. Благодаря приобретенным связям он быстро множил капитал. Бойкий лис нахватался от шефа разных трюков, поднаторел в них и сам мог утереть нос кому хошь. Воспитатель, ослепленный сознанием собственной гениальности, не замечал, как за спиной вырастает за его счет олигарх.
Дабы сблизиться с Хмуром и получить к нему прямой доступ, минуя Куржака, Плутон выдумал новый фокус. Зная о дружбе Жорика и Медвежанны, он дал помощнику задание организовать с ней встречу. Молодой медведице делец объявил:
– Хмур Хмурыч – фигура мирового масштаба. Приближается его юбилей. Давайте попросим его поделиться с молодым поколением своим богатым жизненным опытом. Было бы здорово издать мемуары. У меня есть несколько толковых писак на примете. Все расходы и организацию продаж возьму на себя. Уверен, спрос будет огромный. Медвежанна, что скажешь?
Медвежанне идея понравилась. Она пообещала поговорить с папой.
Слова об общественном служении и хороший аванс убедили будущего автора. Хмур согласился сделать подарок мировой общественности.
Призвали бригаду литераторов. Началась работа над книгой. Плутон не жадничал и не жалел сил, чтобы поспеть к сроку. В день рождения он лично, в присутствии семьи преподнес юбиляру богато украшенный фолиант. Хмуру издание доставило удовольствие. Он подписал и подарил по экземпляру всем пришедшим его поздравить и распорядился выслать по книжке забугорным коллегам.
Остальная часть тиража осталась валяться на складе у комбинатора.
Месяц спустя издатель принес медведю первый гонорар от продаж. Медведь положил тугой конверт в стол.
– Говорят, в лавках нет моей книги.
– Да, сразу сметают, Хмур Хмурыч! Печатать не успеваем, – глазом не моргнув объяснил лис. – Скажите, сколько экземпляров надобно, лично вам доставлю-с.
– Ладно, скажу, ежели чего. Пока не надо. Пущай народ читает, ему нужнее. А эти с автографами подождут.
У Плутона появился удобный повод для регулярных встреч с правителем. Ежемесячно он приносил очередной конвертик, между делом решая у Хмура свои вопросики.
Медвежанне за содействие в успешном проекте (ты не представляешь, феноменальные продажи!) тоже заплатили щедрое агентское вознаграждение. Плутон напел, как высоко он ценит ее ум и энергию, и тут же предложил сотрудничать на постоянной основе.
Медвежанна Хмуровна получила должность внештатного консультанта с отменным окладом. В ее обязанности входило извещать, с той ли ноги встал папа и когда к нему лучше не лезть. Также, по служебной необходимости, Медвежанна ночью на цыпочках проникала в приемную отца и вписывала в расписание Плутона. Иным приходилось ждать верховной аудиенции по полгода, но лис благодаря консультанту входил в кабинет Хмура в любое угодное себе время. Для сидящих в приемной незапланированные визиты лиса казались наглядным свидетельством близких отношений с правителем, поэтому возмущаться остерегались.
Консультировать получалось у Медвежанны неплохо. Позднее она предложила свои услуги главе государства. «Да, подросла дочурка, выучилась, совсем взрослой стала, а я в трудах и не заметил», – вздохнул родитель и нежно подсадил чадо на верхнюю ступеньку карьерной лестницы. Хмуру пришлось по нутру, что впредь на важных мероприятиях рядом будет кто-то из своих: ну, там, бабочку поправить, имя напомнить, подсказать прореху застегнуть… Да мало ли чего.
Стала Медвежанна Хмуровна личным консультантом правителя. Известие о ее назначении Плутон принял с восторгом:
– Наконец-то в Теремок взяли умного помощника, а то управляют из лап вон плохо. У Хмур Хмурыча забот невпроворот. Естественно, не может все розданные поручения помнить. А звери этим пользуются и подставляют его.
Как дочь, Медвежанна выслушала сие высказывание, кусая губу. Как ответственный госслужащий, смолчать не смогла и спросила:
– А как надо?
– Не волнуйся, Медвежанна, помогу тебе разобраться. Значит, так…
Стала Медвежанна в периоды отсутствия Хмур Хмурыча (которые, кстати, становились все продолжительнее и чаще) раздавать советы министрам и прочим. «Хотите, чтоб папа сам вам повторил?» действовало безотказно.
Нынче выстроенная с трудом плутократия угрожала рухнуть и похоронить под обломками своего создателя. Вот-вот в Лесу грянет буря. Засверкают молнии над Теремком, загрохочут организованные протесты, завоет ураганом Таежный совет, начнут хлопать двери кабинетов, ливанет на улицы народное недовольство (или, того гаже, мятеж), и всех, кто не успеет соскочить, потоком перемен вынесет из коридоров власти прямиком в зал суда.
Перспектива такая Плутона совсем не радовала. Что же делать? Что делать?! Как обычно: посадить в Теремок своего зверя. Вот самый лучший способ обезопасить себя! Но где сыскать ту послушную зверушку, которую не съел медведь и снесет народ?
Лис ковырял вилкой в тарелке и перебирал в уме кандидатов. Его товарищ по застолью хранил тишину. Он это умел.
При Зверосовхозе бурундук служил в Приказе тайных дел и привык оставаться малозаметным. На секретную службу бурундуков охотно брали за их чрезмерное любопытство. В сочетании с верностью родному Лесу и умением прятаться таким разведчикам цены не было. Смена порядка выкинула Бу в другую жизнь: кипучую, с водоворотами, где каждый сам за себя. Новое место под солнцем помогли обрести навыки и прежние знакомства.
– Узнал чего? – вынырнул из размышлений Плутон.
– Замышляют объявить недоверие и сместить, – ответил Бу. – Воду мутят енот и росомаха. Но есть и другие, которым смена власти на лапу.
– Это я и без тебя знаю. Когда намечается буча?
Бу пожал плечами.
– Итак, что у нас выходит? – рассуждал вслух Плутон. – Старикан запоем бумажки перекладывает, а для него эшафот сколачивают. Пока не поздно, главного нужно менять. А кем заменить? Никому медведь не верит, никого к себе не подпускает. Незаменимый наш медвежо…
Бурундук молча наблюдал, как удрученный лис оторвал рыбе голову.
– Что будем делать, Букашка? – лис отодвинул блюдо и уставился на Бу. Бурундук без ответа уткнулся в тарелку. Лис вглядывался в него, вглядывался и… что-то вдруг разглядел.
– А что если нам сделать правителем Леса тебя?!
На первый взгляд, эта возникшая экспромтом идея была бредовой. А если хорошенько подумать? Выпрыгивающие будто из ниоткуда решения всегда доставляли Плутону ни с чем не сравнимое удовольствие. От собственной гениальности защемило под ложечкой. Бесподобно! Ошеломительно смело! И, возможно, сработает.
Бурундук едва не подавился:
– Я об этом и мечтать… Не думал никогда…
Архитектора хитрых схем знобило от азарта. Блестящая комбинация! У меня да не прокатит?! Как грамотно выставленные доминошки, которые от одного щелчка раскладываются в причудливую картину, в рыжей голове выстраивались вариации. Все больше возможностей усматривал лис в такой рокировке.
– А кому сейчас легко, Бу? Понимаешь, Родина сказала, а ты ответил «есть!» – развивал тему лис. – Посмотри вокруг: хорьки распоясались, волки обнаглели! Все, кто ближе к Теремку, норовят урвать кусок пожирней. А тебя никто не знает. Ты с чужбины недавно вернулся, устоял пред тлетворным влиянием, пока не привлекался. На тебя вся тайга смотрит! Ты, без преувеличения сказать, наша единственная надежда! Будешь на благо Леса нас прикрывать.
В первое время после отмены уравниловки лесной народ Хмуру верил. Медведь объявил:
– Теперь каждый сам себе хозяин. Отныне за работу будут платить монетой, а там покупай чего пожелаешь.
Подкармливаемые медвежьими посулами, звери не желали возврата старых порядков. Внезапно свалившаяся свобода пьянила. Эх, заживем!
Первый всенародно избранный распорядился выпустить из темниц тех, кто заикался про права, и дозволил вернуться филину Виргинию. При Зверосовхозе того избили, отмели имущество и сослали от Теремка куда подальше, чтоб не сказывал населению преданья старины глубокой и не пугал страшенным судом. Гонения старика не сломили. Вернулся и, как прежде, знай себе талдычит про древних витязей духа.
– Вот вам пример, – говорит, – верьте, надейтесь и исправляйтесь!
Чудны́е вещи сказывает: те, кто не злится, не шастает по чужим норкам и не завидует, скинут шкуры и будут жить на небе. Будут обходиться без шерсти и клыков, значит… Во какая невидаль!
В Зверосовхозе-то для всех вера была одна – в равенство, героическую смерть и светлое будущее. Как наш ум, честь и совесть скажет, в то и верим, куда укажут – затылок в затылок идем. Хмур этот запрет снял: верь – не хочу! Подписал указ вернуть Виргинию изъятое. Рассчитывал, что старик, восстановленный им в правах, во всем поддерживать его станет. А тот, как заговоренный, твердит об одном:
– Дорогие, опомнитесь! Очнитесь! Покайтесь!
Сдается, из ума выжил. Токмо настоящей жизни нюхнули, а он свое «бу-бу-бу». Так и вертится сказать: сам очнись, развалина! Ты в каком веке-то? Засунь свои дремучие предрассудки знаешь куда?.. Ишь чего выдумал! Пережиток ты! Мы состоим из мяса и костей – и баста!
Правители соседних земель перемены в Лесу приветствовали. Еще бы! Не стало Зверосовхоза, с которым боролись, чай, полвека.
Воевать в открытую мешали ядовитые чемоданы. Соперники обзавелись ими ценой огромных затрат и усилий тысяч умов сразу после предыдущей мировой бойни. Использовать содержимое чемодана – значит обречь планету на вымирание. Отравы в чемоданах с запасом. Не уцелеет никто. Кому нужна такая победа?
А тут Зверосовхоз сам себя стер с карты. Мерзлая война кончена! Glorious victory!
Медведя пригласили посетить Мрикосию и Дубвальд. Показали ему тамошнюю сытую жизнь, угостили как следует. Поглядел медведь – чисто тут, в скатерть не сморкнуться – и решил устроить в тайге не хуже.
– Забудем обиды прошлого! Зверосовхоз и уравниловка кончились – противоречия сняты. Теперь ничто не мешает нам сотрудничать. Мы часть мира, понимашь, а не отрезанный ломоть. У нас тоже стремление к свободе и правам личности.
Улыбчивые хозяева-доброхоты откликнулись – согласились просветить, подучить, как провернуть перемены поживее: свободный мир вам поможет! Хмур, осушив чарку дружбы, в ответ благодарно махнул лапой: «Эх, дружить так дружить! Проси что хошь!».
Приятели забугорские испросили о самой малости – хотя бы частично возместить затраты, понесенные ими в годы противостояния. Сказали и договорчик тотчас подсунули. Хмур в очередной раз подивился расторопности новых друзей и, чтоб не обижать вопросами, не глядя приложил лапу к бумаге. От чего, нужно заметить, ихние министры вздрогнули, ибо готовились к длительным переговорам и многолетнему торгу, как принято.
На радостях медведя опять хорошо угостили, дали оркестром подирижировать. От души повеселился Хмур, аж развезло от усталости.
На обратном пути был намечен официальный визит в одно из королевств забугорных. Правителя Леса вышли самолично встречать король и королева.
Но вместо Хмура из кареты вылез Куржак и с прискорбием сообщил, что Его Высокопревосходительство дюже захворал. Так-де укачало в дороге дальней – на ногах не держится, трех букв связать не может. Встречающая сторона выслушала объяснение с королевской невозмутимостью и списала недоразумение на дикие лесные нравы.
Хмур продрых до самого Теремка и очнулся с горьким послевкусием. Из последнего, что помнил, – сломанная о чью-то голову дирижерская палочка и брыкливая княгинька, не желавшая сначала пить, а после целоваться на брудершафт.
Вскоре с милосердным обозом прибыли в Терем-град забугорные советники и принялись подсказывать. Медведь наказал придворным внимать во все уши и делать как говорят.
Первые годы правления Хмура стали временем безграничной любви к иноземным порядкам. Хотелось, чтоб и в Лесу непременно было, как в просвещенном забугорье.
Началось переименование жизни на ихний манер. Лавки превратились в шопы, приказчики стали менахерами, купцы – комерсами. Раздали ваучеры, кинулись делать бизнес, ширился рэкет, размножались мерчендайзеры, появились йогурты, памперсы, випы и киллеры.
Купцам забугорным дозволили беспрепятственно торговать, покупать земли и открывать кумпанства, разрешили зелеными бумажками платить вместо золота. Ибо бабосы по всему миру в ходу!
В лес потянулись обозы с товарами иноземными, из тайги поехали редкие породы деревьев, руды, металлы, каменное масло, целебные травы и дикоросы.
Цивилизованное забугорье одобряло стремление Леса к открытому обществу и свободному рынку.
При старом режиме всего не хватало, а теперича от заморских прелестей глаза пучились. Из Мрикосии завезли долгожеланную жвачку. Диво дивное: во рту сладко, в животе пусто, а денег уже нет!
Зверей отпустили на вольные хлеба в дикое поле рынка. Эй, ухнем! Лес стремительно превращался в гигантскую барахолку. Комки и маркеты росли быстрей грибов после дождя. Торгаши разживались, барыши считать не поспевали: в Лесу, как дикие, сгребали все! Завези сюда хоть тухлятину, и ту продашь, да с выгодой. В Мрикосии за такие дела вмиг хвост укоротят по самую голову, а в Лесу никто и не заметит. Подумаешь, помрет десяток-другой белок… Так новые народятся! Лес, он большой!
В жизни происходили чудные выверты. Верность потеряла значение, совесть уходила по цене однокомнатной конуры, честь обесценилась до горстки монет. А вот правильный прикус всегда в цене! Кто половчее и с зубами, богател как на дрожжах. Менял, кидал и ростовщиков развелось пруд пруди.
Крысы заморские завезли в лес новое чудо – кривые зеркала. Глядишь в такое зеркало, а оно тебе жизнь красивую кажет. Засмотришься! Поднесли купцы забугорные зеркало в подарок Матрене Потаповне (примите, мол, Ваше Высокомедведие, в знак уважения презент), а сами рассказали о том сорокам. Те вмиг по лесу растрещали. Реклама! Звери узнали, чем в Теремочке тешатся, им тоже захотелось. А негоцианты тут как тут: давай деньгу, получай развлечение.
По зеркалам про новые товары рассказывали и красивую жизнь забугорья показывали. Из таежных картинок – только новости. Да и те с заморской приправкой.
Звери лупились в зеркала и узнавали, что за бугром как есть лепота – живут не нарадуются. А в тайге постоянно валит снег и житье все горше: под каждым кустом валяются окосевшие русаки, безработные грызуны толкутся в очередях за бесплатным борщом, медведь в печали тренькает на балалайке:
На столе клопы сидели
И от солнца щурились.
Заглянули в мой карман,
Сразу окочурились.
В сытых Картавии и Дубвальде свобода и веселье, а лесную сторонушку презирают, никто не уважает и все боятся, как бы с голодухи и зависти не поперла она войной на свободный мир.
Прошел год, другой. Лесная дума не успевала прочитывать законы, которые выпекали иноземные советники, и принимала их с ходу: сладкой жизни хотелось побыстрее. У них законы правильные – поэтому и живут хорошо! Чиновники за долю малую помогали купцам принятыми законами пользоваться. Хмур терпеливо ждал, когда ж наступит порядок и благоденствие.
Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Посулы медведя никак не хотели сбываться. Жизнь становилась другой, но, к сожалению, не становилась лучше.
Лавки ломились от товара, но цены росли быстрее жалованья. Вот тебе кукиш, чего хочешь, того и купишь!
Бизнес уполз в серую зону. Власти старались выпихнуть его из сумрака, а он все никак не хотел. Доходы утекали мимо казны. Налоги сделали больше – собирать стали еще меньше.
– Обратимся к друзьям. Забугорье нам поможет!
Хмура обнимали, хлопали по плечу. Ему улыбались, но денег не давали. Помогали все больше советами, постоянно напоминая о необходимости каяться за рабское прошлое и неумение работать.
Когда казенное имущество пустили с молотка, новые хозяева заставили рабочих трудиться в два раза больше, а лишних выгнали. В придачу закрывались некогда большие артели, не устояв под хлынувшим из-за бугра потоком товаров. Многие работяги остались без пропитания.
Хмур Хмурыч не упускал случая подчеркнуть близость к народу:
– Пока мы живем так бедно и убого, не могу я, понимашь, осетрину есть и заедать ее черной икрой. Будет хорошо! Я обещаю! С утеса высокого прыгну, если станет хужее!
В другой раз нос дал на отсечение, что все будет хорошо. Хмур не уточнял, у кого именно грядут улучшения, поэтому когда большинству становилось плоше, выполнять обещание не торопился.
Сколько ни говори «мед», во рту слаще не станет. Лесичи зверели: в карманах-то дыры! Ходят мимо шопов – видит око, да зуб неймет. Может, нас не в то будущее завели?
С грустью оглядывались обыватели на недавнее прошлое, а кабан Зюхряк призывал с трибуны вглядеться взад получше. Тогда хоть и не до жиру было, но всем поровну и не так обидно.
Голова Хмурова шла кругом – не знал, за что ухватиться. Работал не просыхая, а все одно! Как тот дедка, и бабка, и внучка, и Жучка, тянет-потянет, а вытянуть не может. Возьмется за одно, другое расползается. При уравниловке-то было понятно: дали команду – выполняй и не раздумывай, а нынче кто во что горазд. Одна напасть за другой выкорячивается, нос вытащит – хвост увязнет.
Как-то раз медведь заперся в кабинете с бочкой медовухи думку думать. И до того ему тошно сделалось, что не стерпел отложить на утро и прям посреди ночи вызвал советников да министров ответ держать. Полусонные чинуши, видя правителя дюже сердитым, переминались с лапы на лапу и мямлили невпопад.
Мол, на острове Люксбурге и в Мрикосии к нонешним порядкам столетья шлепали, народишко у них покладистый и работящий. А в Лесу за что ни возьмись, он как заколдованный…
Хмур слушал-слушал и взревел, что в тайге без сопливых скользко, что обещали быстро, что… чтоб завтра же духа вашего здесь не было!
На послезавтра медведь пробудился и обнаружил Теремок полупустым. Советники собрали сундуки и свалили к себе за бугор. Министры тоже заобиделись: на столе высилась стопка утвержденных прошений об отставках. Как их подписывал, Хмур не помнил, но на попятную – ни за что!
Выглянул правитель в коридор: по полу разбросаны бумаги, настежь двери опустевших кабинетов. Лишь кое-где за столами тихонечко царапают перьями помощники министров и всякая шушера – остались на перспективу.
Хмур Хмурыч дал распоряжение Куржаку привести самого умного. Предстали сразу пятеро.
– Нам врозь никак нельзя, – тихо прочмокал упитанный детинка.
– Чего можете?
– Все могем! – рубанул вихрастый. – Нас выучили, а полномочий не давали.
Ишь ты! Подивился Хмур, разозлился было, но удержал себя в лапах и дозволил говорить. Молодые умники вещали длинными скользкими фразами. Вскоре от обилия заумных слов Хмура начало мутить:
– Ты величиной секвестра не тряси! У нас тоже, понимашь, размер…
Толстоморденький растерялся – как рыба на берегу, ртом воздух хватает. Ему вызвалась помочь чернявенькая. Стала чего-то гундеть про девальвацию и облигации. Как серпом по стеклу! Ни шиша не понять! Сплошной Доу-мать-его-Джонс!
– Про волатильность свою мужу сказывать будешь! Что, в академиях нормально говорить разучились?!
Образованцы языки проглотили, глазами лупают. Довольный тем, что уел зазнаек, Хмур смягчился:
– Ладно, отвечайте прямо: обещаете?
– Нам бы только право подписи получить, – задумчиво глядя вдаль, высказался за всех рыжий колонок.
Вспомнил Хмур лихую молодость, как за день в одиночку мог избу срубить, посмотрел на отрубленный палец, расчувствовался и доверился грамотеям.
У умников реформы шли туговато, как и у предшественников. Быстренько исправить не получилось. И быстро – тоже. Правителя просили подождать чуток, а он, в свою очередь, просил потерпеть подданных.
А потом головастики объявили в газетах о временной задержке выплаты государственного долга:
– Мы должны защитить лесной рынок и, пользуясь международными правилами, объявляем отсрочку на три месяца.
За обтекаемой формулировкой скрывалось признание неплатежеспособности Леса и последующее обнищание миллионов. Миллионы этого пока не усекали, но на биржах заявление поняли правильно. Денег в казне нет, государство – банкрот! Началась паника: инвесторы побежали из Леса, вкладчики кинулись в банки.
Такого подвоха от младореформаторов никто не ожидал. О готовящемся решении знал во власти очень узкий круг. Хмур, судя по всему, в число посвященных не вошел. Иначе не стал бы накануне давать слово в очередной раз на дорогу лечь, ежели что не так.
От обвальной новости глазищи лесоначальника округлились и челюсть щелкнула. Через секунду-другую тупое недоумение сменилось испепеляющей яростью:
– Чтоб так со мной обойтись, гниды!
Те, кто находился рядом, вмиг испарились. А те, кто не успел спрятаться, из всех желаний у золотой рыбки попросили бы одного – незамедлительно стать прозрачными.
Позже открылось: головастые придумали отдавать долги первым, занимая под проценты у последующих. Какое-то время получалось здорово, а потом одновременно кончились и деньги в казне, и кредиторы.
Бойкие помощники и узкий круг облимонились и оставили после себя гадюшник пуще прежнего. Ежики не горюй! Цены рванули ввысь, биржи покраснели (пришлось закрыть), затрещали-полопались банки, разорились тысячи артелей, квашней поползла через край безработица. Страну залихорадило, как в последний раз. Черный песец точил косу – готовился собирать скопытившихся с голоду.
Поганцев, ясное дело, взашей выгнали из Теремка. Молодых и умных впредь запретили пущать. Но невзгод у медведя не убавилось.
Пережив бросок через голову, опять заперся Хмур в кабинете думать. Чтобы не тревожили, всем объявили: занедужил.
Долго медведь кумекал – одним бочонком не обошлось. Что ж все валится и сыплется?! Может, Лес и впрямь заколдован?
Опять полетели бошки. В Теремке пошла чехарда. Министры сменяли друг друга скорее, чем Хмур успевал додумать очередную бочку. Дело швах!
И тут друзья забугорные наконец созрели поговорить о деньгах:
– Просто так дать не можем – в цивилизованном обществе это не принято. В залог, так и быть, возьмем – земельку, рудники, мануфактурки. Проценты высоки? Так и риски велики. Берите, пока даем.
– Делать нечего, берем.
Однако ж проку от заемных денег оказалось мало. Международные кредиты, пересекши границу, бесследно исчезали на бескрайних лесных просторах, в казне не задерживаясь. Дело в том, что Лес захлестнула стихия казнокрадства и беззакония. Размах бедствия поражал даже забугорных банкиров, принимавших на хранение вывозимые капиталы.
Звери грызлись за металл, как с цепи сорвались. По слухам, уважаемый соловей – и тот стал разбойником: засветло выступал с концертами, а затемно главарил. Расплодились оборотни в погонах. Должности покупали, не стесняясь. Жулики шиковали в обнимку с чиновниками на совместно наворованные деньги. А народ последний корешок без соли доедал…
Ко всем печалям волки в Южных горах принялись безобразничать – грабить обозы, устраивать набеги на деревни у подножия горного хребта, продавать в рабство захваченных селян. Получая подпитку от лесных недругов, они вдобавок почуяли силу и безнаказанность, и объявили, что отделяются от Леса – будут жить своей стаей по своим волчьим обычаям.
Генерал Кирдык дал Хмуру зуб навести порядок за неделю. Получив отмашку, погнал щенят на штурм – а там засели матерые волки. Положили всех. За неделю.
Ни со второго, ни с третьего налету усмирить повстанцев не вышло. Волки биться умели – выреза́ли полуголодных желторотых новобранцев тыщами.
Истребление посланных на смерть недопесков и решимость военачальника смыть позор, бросив в бой остальных, повергли Лес в шок. Матери призывников пообещали полководца самого на жижиг разделать. Воевода опомнился, закаялся так штурмовать впредь. Войска отвели. Дайте денег на подготовку! Дали. Войска подвели. Еще денег надо бы… Войска ввели. Денег срочно! Нехватка стрел! Войска отвели, опять подвели…
Мировая общественность, которая всегда не прочь уменьшить Лес, настойчиво взывала к лесичам, требуя оставить горцев в покое. В кривых зеркалах по всему миру ежедневно рассказывали об агрессии Леса против свободолюбивого горного народа. Зрителям показывали злобных зайцев в ушанках, жгущих дома мирных жителей, и объясняли, что единственная вина погорельцев состоит в нежелании жить в стране рабов, воров и пьяниц.
Южные горы превратились в болезненную язву, излечить которую Хмур так и не смог. Число его сторонников таяло с каждым днем. Простой народ в нем разуверился: прежде нами правил безумец и убийца, а теперь дурак и свинья! Все чаще раздавались требования справедливости и порядка. Внимательный к голосам снизу председатель Зюхряк обещал озлобленным гражданам и то, и другое.
Тлеющий костер горной войны гарантировал недоверие народа и слабую власть на годы вперед. Тем временем Лес продолжал успешно распиливаться.
Стало яснее ясного и ежу, и ужу: править державой в новых условиях медведю не по зубам. Дошло и до Хмура – он стал хворать.
Своими болезнями и невнятными решениями медведь все пуще расшатывал под собою кресло. В Терем-граде только и говорили, что правитель Леса дремучего совсем от дел устранился. Молва народная с презрением отмечала: как хотят, крутят-вертят трудоголиком горемышным, и похожа страна на курицу, которой отрубили голову, а она продолжает бегать.
Опытный Зюхряк, почуяв, что вчера было рано, а завтра будет поздно, изготовился влезть на престол. В прессе начали обсуждать передачу полномочий правителя премьер-министру. Лидер краснокожих через газеты заявлял на всю страну: «Работать плодотворно Хмур не в состоянии. Самый лучший выход – прислушаться к требованиям народа и уйти в отставку. Не мучить ни себя, ни страну. Не превращать все это в трагикомедию. А некоторым наглым рыжим мордам нужно запретить вход в Теремок!
До чего страну довели! Пока мы с протянутой лапой кредиты за бугром просим, из Леса ежемесячно вывозят обозы денег. На подкуп госаппарата до половины прибыли тратят. Как там в рапорте разведки: «Экономические преступления носят дерзкий характер и несут серьезную угрозу безопасности государства…».
Борьба с утечкой капитала стала главным делом правительства во главе с енотом Примусом. Сыскари взялись разбираться. Хитро скрученные ниточки вели на самый верх – в окружение правителя.
Личный консультант тотчас донесла папе, что первый министр восхотел его подсидеть. Медведь решил проверить енота на вшивость и вызвал к себе.
– Хочу видеть вас своим преемником, – объявил он Примусу.
Енот ответил, что совершенно точно не хочет им быть.
Ко времени означенной беседы Хмур неуловимо для себя перестал быть главным в стране. Пока он болел с документами, верховодила семья во главе с дочкой Медвежанной, Плутоном в придачу с Жориком и нетонущим колонком – умником Чуйбаксом.
Предложение стать преемником не могло быть случайным и заставило опытного енота задуматься. Понимая, кто нынче главный, Примус пригласил к себе папину дочь.
С ней он старался держать дистанцию. Спиной к семейке оборачиваться нельзя: вмиг на шею сядут! После того как глава кабинета министров отверг рекомендации Медвежанны, отношения между ними натянулись в струну. «А то без нее не разберусь, кого назначить главным по лекарствам!», – в тот раз проворчал про себя енот. А на сей раз сказал вслух:
– Мне непонятно – вы в обход меня решаете вопрос, лично меня касаемый.
– Мы вас так уважаем, – с улыбочкой заверила консультант.
Енот решил быть осторожнее и при первой возможности разогнать камарилью.
Медведю мешали спать злобные рожи. Они как карты раскладывались в пасьянс, предательски меняли масти, мельтешили в зловещих комбинациях. Среди вражьих морд мелькали и чучела бывших соратников. Временами из колоды выпадали совсем неожиданные хари. И ты, бобер?!
Хмур Хмурыч просыпался в холодном поту и остаток ночи маялся между сном и явью. Призраки прошлого заставляли его вспоминать, как он, перешагивая через одних и расталкивая других, взбирался в царские палаты. Призраки стращали, что в случае чего крепостные стены не защитят и забугорье не поможет. Сама колода, казалось, раз от разу утолщалась. За годы на престоле мало ли кому тропу переехал аль кого на безрыбье сослал…
Политические кошмары лечению не поддавались. Придворный лекарь разводил крыльями. Оказались бессильны и приглашенные эскулапы. Недуг на время будто уходил и возвращался вновь, не желая уступать медведя докторам. Особенно паршиво Хмур Хмурыч чувствовал себя оттого, что здесь никому не прикажешь. Ничем не уймешь боль лютых воспоминаний и недобрые предчувствия.
Врачи деликатно посоветовали медведице в периоды обострений у мужа убирать с глаз долой крепкие напитки и острые предметы. Матрену Потаповну диагноз весьма расстроил. В доверительной беседе проговорилась она другу лису о растерянности ветеринаров.
Плутон мгновенно смекнул, как обернуть обстоятельства в свою пользу. Поведал он медведице о знакомой ведьме из Глухомани: надо к ней!
Дурные сны и тяжелое похмелье продолжали терзать медведя. После очередного приступа Матрена Потаповна высказала предположение, что в проблемах такого рода могли бы помочь средства традиционной медицины, и осторожно сообщила мужу: таковая специалистка в лесных пределах имеется. Изнуренный бесплодной борьбой медведь уступил:
– Ладно, давай сюда твою бабку!
Вечером того же дня лис получил поручение доставить ведьму в Теремок.
Извиняясь, Плутон объяснил:
– Имеется загвоздка, дражайшая Матрена Потаповна: пациент должен ехать в Глухомань на личный прием. Исключение невозможно даже для лесохозяина. Ведьма не покидает своего логова, иначе силу утеряет и толку от нее не будет.
Лис заверил медведицу, что все устроит и высоких гостей будут ждать. Упирая на свою скромность, он особо просил Хмур Хмурычу о своих благодеяниях не говорить.
Улучив момент, Матрена Потаповна стала уговаривать мужа отправиться в путешествие – повторяя слова лиса о том, как поездка пойдет медведю на пользу, как благотворно повлияет на его самочувствие пребывание на свежем воздухе, как он отвлечется и отдохнет от дел.
Дорога от Терем-града до Глухомани занимала неделю. Лис примчался на место на день раньше.
Ведьма жила посреди болота. Вокруг топи – непролазный лес, самая что ни на есть глухомань. Доброго зверя сюда возом яблок не заманишь. Узкая дорожка с кочки на кочку вела к островку, на котором бородавкой торчала поросшая мхом черная избенка. Из полуразрушенной трубы кошкиной завалюхи выкручивался ядовито-синий дым.
– Ну и духан у тебя! Хоть дверь открой, проветри, что ли, – зачихал с порога Лис.
– Ктой-то к нам? А… Давнехонько не видались, – приглядевшись в полутьме, узнала его одноглазая Нюха. – С чем пожаловал?
– Завтра встречать гостей будешь, старая. Сам хозяин Леса к тебе едет!
Кошка дико захохотала.
– Понос аль золотуха?
Лис осуждающе покачал головой:
– Давай без дурацких шуточек. Не спится нашему много-, широко- и глубокоуважаемому Хмур Хмурычу.
– Что так? Совесть заела?
– Совсем нюх посеяла, кошка драная! Короче, вот тебе задаток. С них еще за лечение возьмешь.
На стол упал увесистый мешочек.
– А это за что?
– Соображаешь, ведьма, что плачу не за красивый глаз.
Кошка ощерилась.
– Ладно, охолонись! Пошутил.
Ведьма спрятала когти не сразу – сверлила обидчика единственным глазом.
– Сказал же – шутка! Дело слушай и держи язык за зубами, – лис подозвал Нюху пальцем и, наклонясь, зашептал на ухо.
Плутон не задержался ни на минуту больше необходимого: поспешил уйти, чтоб до наступления ночи добраться до ближайшего селения.
Следующим утром сыч в углу избушки обеспокоенно завозился, засвистел-заухал. По прошествии времени в дверь торкнули.
– Никак гости пожаловали. Милости прошу к нашему убожеству! – глумливо промявкала ведьма.
Смрад из хибары сбил медвежьего посланника с ног. Второй солдат подхватил падающего товарища, уложил на траву.
– Слабенький какой, – усмехнулась Нюха и вернулась с ковшом. Зачерпнула прямо из болота, окатила служивого. Посыльный открыл глаза и, утираясь, вскочил.
– Его Высокомедведие с супругой прибыли, ожидают на берегу. Вам велено явиться.
– Их благородиям надо – пущай сами сюды идут. Я никого не звала, – без всякого почтения к государственной власти ответила ведьма.
Солдатики онемели от такой беспардонности.
– Как прикажете доложить? – вернулся наконец дар речи к подмоченному.
– Так и скажи: бабка старая – по кочкам прыгать ей в тягость.
Инструкций о том, как действовать на случай сопротивления, служивые не получали. И, правду сказать, в связи с этим испытали сейчас облегчение, поскольку вступать в противоборство с нечистой силой им совсем не хотелось.
Посыльные вернулись и доложили: выполнить приказ не представляется возможным. Дословно передать лесному хозяину сказанное ведьмой они не посмели. С их слов у первой пары сложилось впечатление, что делегация прибыла в последние кошкины дни.
Медведь осыпал супругу упреками. Мол, к чему да почему тащили его в такую даль. Матрена Потаповна молча снесла укоризну.
Хмур Хмурыч в горячке приказал немедленно собираться в обратный путь. По дороге к столице он намеревался заглянуть в пару-тройку владений, где распоясались наместники. Дал, понимаешь, лесным жителям свободу выбирать начальство волостей. Они и навыбирали. Нате шиш в томате! Набрав силу, управители теряли голову и из проводников державной воли зачастую превращались в пупов земли. Правят вразнотык, как борода с утра ляжет. Надо бы вразумить – поговорить с глазу под глаз!
В планы хозяина Леса вмешалась погода. Внезапно потемнело небо, дождь хлынул как из ведра. Дорога расхлябилась. Отъезд пришлось отложить.
Разбили палатки. В самой большой накрыли стол, вскипятили самовар. Матрена Потаповна даже в дорожных условиях стремилась поддерживать уют. Снаружи сырость и несет от болота, а в палатке по-домашнему тепло и пахнет вареньем, медом да пирогами.
Медведица лично налила мужу горячего сбитня. Хмур Хмурыч бережно принял блюдце и подул на дымящийся отвар.
Вдруг погасли свечи. Запахло кошатиной. В свете мелькнувшей молнии возникла сгорбленная фигура. На входе в палатку кто-то стоял! Медведица выронила чашку, едва не ошпарившись.
– Где охрана?! – рыкнул медведь на лакея, который попытался вновь зажечь свечи.
– Спят все, – ответила за слугу нежданная гостья.
– Ты кто?
– Та самая, Ваше Величие, – зыркнула желтым глазом облезлая кошка.
Лакей управился со свечами. В палатке снова стало светло. Ведьма прищурилась.
– Ну и чего тебе надо?
– Сами изволили меня видеть.
– Оклемалась, что ль?
– Пока ведьма сохнет, другой сдохнет. А ты, Ваше Величие, как поживаешь?
– Выйди, – приказал медведь слуге. Испуганного енота не пришлось просить дважды.
– Можешь и не говорить, сама знаю, – продолжала Нюха.
Хмур Хмурыч исподлобья глядел на отвратительную старуху.
– Ну что, пойдем, – позвала кошка.
– Куда это?!
– На болотце, в берложку мою.
– И не подумаю. Ишь чего выдумала!
– Что, Ваше Величие, без сна почивать выучился?
Хмур Хмурыч скис. Ведьма уколола в больное место. В дороге полегчало, но нет гарантии, что кошмары ушли насовсем.
– Али меня испужался? – захохотала колдунья.
– Ты, старая, говори, да не заговаривайся. Матрена, дай чего на плечи накинуть.
Пошли вдвоем: ведьма сказала, даже охране нельзя.
Смеркалось. Дождь ослаб, но не прекратился. Однако бабка не спешила. Медведь плелся за ней черепашьим шагом и вскоре промок. Дважды оступился. Нюха, ухмыляясь, ждала, покуда сиволапый выберется из трясины.
По прибытии старушня дала ему какой-то гадкий отвар, а потом заставила ходить кругом островка, повторяя непонятные фразы. Как утопающий хватается за соломинку, так и Хмур Хмурыч послушно (что уже было для него испытанием) выполнял указания колдуньи.
Через пару часов у медведя заныло в пояснице, он озяб и устал. Меряя шагами пятачок в пятидесятый раз, захотел послать хрычовку с ее лечением куда подальше, бросить все и уйти. Не тут-то было: от дождя вода в болоте поднялась и сделала тропинку к берегу непроходной, невидимой. Островок оказался отрезан от обитаемого мира.
Старуха гоняла медведя до позднего вечера. И искала куда-то запропастившееся блюдо для ворожбы.
– А теперь ложись вздремни. И не открывай глаза, чего бы тебе ни мерещилось. Если откроешь – хуже будет!
Накануне кошка сговорилась с кикиморой как следует попугать гостя. Такой знатный зверь редко заглядывал в их края. Кикиморе было только в радость отработать ловчую сеть для лягушек, которую посулила ей за помощь соседка. В довесок она подрядила скорую на пакости болотную нечисть.
В ту ночь Хмур Хмурыч почувствовал себя сусликом. Ему казалось, кошмары шагнули из сна в явь. Визги, жуткие стоны, бульканье, всплески воды, приближающиеся шаги босых лап. Над самым ухом страшно хрипели и сморкались. На него что-то лили струей, посмеиваясь. Потом на живот шлепнулось нечто зловонное. Опять смешки. Скрежет зубов, похлопывание по щекам, гнилой запах тины, прикосновение противных холодных губ, щипки за нос, щелбан, чилим, еще щелбан и чилим, уколы, тычки, пинки с разных сторон. Медведь терпел изо всех сил, чтоб не прервать лечебные процедуры. В былое время одной левой вколотил бы наглецов в землю по самые уши или что там у них!
Хмур Хмурыч выдержал и никого не тронул, но под утро все-таки подсмотрел. Увидел, как в тумане двигались болотные огни, и теперь боялся признаться колдунье в проступке. Кабы не назначила терапию повторно!
Утром Нюха застала медведя в полуобморочном состоянии. Лежит ни жив ни мертв в грязи и нечистотах, зубами стучит.
– Выпей, Ваше Величие, – кошка приподняла пациенту голову и дала отпить. Что-то мерзкое проскользнуло внутрь и окатило Хмур Хмурыча жаром. В голове вспыхнуло, запылали уши.
Дождь по-прежнему моросил. Невзирая на погоду, старуха продолжила измываться над клиентом – снова заставила ходить кругами.
Меж тем, когда Хмур Хмурыч не вернулся утром, Матрена Потаповна забеспокоилась и, не дождавшись мужа и к обеду, забила тревогу. По приказу медведицы сколотили плот. Был вечер. По темноте отправить экспедицию в топи – гиблое дело. На берегу посоветовались, решили без острой необходимости не рисковать и убедили хозяйку дождаться нового утра.
В это время на острове лесоцарь как пришибленный весь день совершал круговой марафон, безвольно бормоча: «Эни-бени-шуры-муры-ширли-мырли-дубы-дуры».
– Давай-давай, Твое Величие. Скоро полегчат, – приободряла старая грымза, выглядывая проверить, как косолапый лечится.
Сама же ведьмачила в избушке. Оттуда время от времени доносились ее вопли. Несколько раз окно озаряли вспышки брусничного света. Тянуло едким дымом. В полночь из трубы вылетел сноп искр, осыпав адским фейерверком кусты и коряги. Со скрипом отворилась дверь развалюхи. Колдунья вынесла крынку с еще булькающей жидкостью. Пациент уже не мог ходить: сидел на камушке с лапой во рту и, уставившись в одну точку, непрерывно покачивался взад-вперед. Пришлось приводить в чувство – сунуть под медвежий нос горшок.
– Готово снадобье. Принимай, Ваше Величие.
– Сдурела, что ли? Пить такую гадость, – скривился Хмур Хмурыч.
– Глотай, пока не остыло, а то пропадет зелье почем зря.
Превозмогая себя, повелитель зажал нос и, к нескрываемому удовольствию ведьмы, начал глотать пойло, делая вынужденные паузы, чтобы не стошнило.
– Спать хочу, – заявил Хмур Хмурыч, осушив сосуд.
Нюха забеспокоилась: чего не хватало, Его Косолапие прямо сейчас спать завалится. Кикимора сообщила, что на берегу соорудили плот. Стало быть, завтра, как туман сойдет, за медведем приплывут. А ведь самое главное еще не сделано!
– Потерпи чуток, Ваше Величие. Сейчас мы на водичку посмотрим.
– Отстань, бабка. Надоело все, – зевнул медведь.
– Пойдем, пойдем. Это скоренько. Я тебе подсоблю.
Она повела шатающегося пациента в избу. В дверях полусонный медведь со всей дури треснулся головой о низкую притолоку. В глазах зарябило. Звезды водили хороводы, манили приложиться еще разок.
Боль выскочившей на лбу шишки пробудила клиента.
– Брысь, мерзавки! – отмахнулся медведь от звезд и чуть не снес своей лапой полку с посудой.
Нюха усадила пострадавшего на табурет. Рану смазали, наложили холодную повязку.
– Отошел, Твое Величие?
– Голова гудит.
– Пройдет. Подь сюды.
Медведь с опаской подвинулся к ушату, у которого хлопотала кошка.
Нюха зажгла банный веник. Прыгала, размахивая дымящимся березовым факелом перед медвежьей мордой. Нашептывая, отхлестала медведя по бокам. Потом сыпанула в ушат щепоть лилового песку. Поверхность воды вспенилась и приобрела иссиня-черный цвет со смолистым блеском.
– Смотри супротивников своих! Кто житья тебе не дает, порчу на сны насылат!
Хмур Хмурыч вглядывался в воду под разными углами. Старушня держала над ушатом тлеющий веник:
– Вишь, вон стоят: рогатый и клыкастый?
– Вроде вижу, – неуверенно отвечал пациент.
Для пущей верности Нюха прибегла к другому гаданию. На столе возникла миска с выбеленными временем мелкими костями разной формы.
– Бросай своей лапой, – указала колдунья.
Хмур Хмурыч опрокинул чашку. Костяшки беспорядочно рассыпались по столу. Одноглазая некоторое время всматривалась, многозначительно причмокивая, а затем принялась толковать, почему они так легли.
Избушку окуривали смолистые лучины. Густо воняло горелым веником. От плотной дымовой завесы медведю стало душно. Кочерга болотная его не выпускала, объясняя, что так нужно и даже хорошо.
– Ты лучше, Ваше Величие, сюда глянь. Вишь, как эта лопатка жаворонка прислонилась к мышиному черепку? А здесь скрестились кости округ медвежьего зубу.
– Ну и что? Зуб же вообще в стороне…
– В том и дело, Ваше Величие: замышляют против тя на стороне, подбираются к табе соперники, в угол загоняють.
Медведь с тревогой смотрел картину. Его начинало с души воротить от большой политики:
– Ты яснее говори.
– Куды ясней-то? И так все понятно кости кажут: враги смерти твоей хотят, отмщения жаждут, сети плетут.
Ведьма не спускала глаз с медведя. Похоже, дозрел!
– Успокоится сердце тем, кого и не чаешь вовсе. Вот, видишь кость зимородка и королька, а меж ними лисий коготь?.. Через зверя неведомого помощь придет, Ваше Величие. Ну-ка, дай кольцо, сейчас проверим.
Медведь снял перстень с гербовой печатью. Ведьма проворно завернула его в тряпку, пошептала над ней, поплевала, попросила плюнуть Хмур Хмурыча, отерлась от брызг, перевязала сверток бечевкой, несколько раз обежала с заклинаниями вокруг медведя.
– Пойдем во двор, – позвала Нюха, закончив приготовления.
За избенкой лежал большой камень. Медведь поднял его, кошка положила сверток в ложбинку. Хмур Хмурыч вернул валун на место.
– Завтра заберешь колечко.
– Угу, – зевнул во всю пасть медведь.
Зелье вступало в силу. Одурманенный правитель, шатаясь, добрел до подстилки, рухнул и сразу захрапел.
Пока владыка спал как убитый, старушенция позвала кикимору. Кряхтя, соседки подсунули под камень палку, с большим трудом его приподняли. Нюха сунула лапу в щель, нашарила сверток, сносила его в дом и через несколько минут вернулась обратно. Тряпицу положили на место и привалили камнем, как было.
Как и предполагала кошка, на следующий день к островку причалил плот. Медведя насилу растолкали. Матрена Потаповна зарыдала, увидев мужа. Хозяин леса был на себя не похож: осунулся, грязный, вонючий, шерсть опалена, голова перевязана.
Сонный Хмур Хмурыч обвел верных слуг блуждающим взглядом, потом в его поле зрения попала знахарка. Он невольно вздрогнул и вспомнил, где находится и зачем. А ведь сегодня ничего не снилось! Совершенно ничего. Медведь поскреб затылок, припоминая, как вчера старуха давала ему питье, ворожила, в ведре енота и кабана показывала. А что было дальше, он забыл.
Нюха напомнила:
– Ваше Величие, подсоби камушек отвалить, а то мне, старой, не совладать.
Медведь вспомнил, как перстень под камень схоронили, и приказал слугам помочь старухе. Солдатики, поднатужившись, подняли тяжеленный булдыган. Нюха достала сверток и подала Хмур Хмурычу:
– Не разворачивай до дома. Откроешь токмо как воротишься.
Через неделю Хмур Хмурыч заперся в своем кабинете в Теремке, разорвал бечевку и извлек перстень из тряпок. В отверстии для пальца обнаружился клок шерсти. Что бы это значило?
Медведь вызвал начальника охраны и дал задачу срочно исследовать, чья шерсть. Рысь вернулся и доложил, что сия шерсть определенно бурундучья. Выходит, помощь придет от бурундука?
Хмур напрягся, вспоминая, кого знает из полосатого племени. Настолько мелкие эти звери – в памяти не держатся. Слабо верится, чтоб кто из таких помог.
Лес пылал листовками. Плутон самолично объездил окрестности Теремка – висят во всех нахоженных местах, мимо не пройдешь. Крупными красными буквами: «Долой беззаконие! Низложить Хмура!». Обыватели читали, кивали головами, перешептывались. Где-то стихийно возникали собрания. Плутон встал в сторонке послушать и понял: мнение большинства умело направляют. Надеясь, что ошибается, лис посетил еще пару сходок. В обоих случаях среди простонародья зычно звучали явно обученные голоса.
К полудню вернулись почтовые голуби. Агенты из других частей леса докладывали – у них то же самое. М-да… Прикинув масштаб работы, Плутон ужаснулся. Не сегодня завтра пойдут клочки по закоулочкам! Не дураки, однако. Недооценивал я их. Удобный момент выбрали: зимой с прокормом тяжелее, медведь полусонный и в Теремочке без него еле шевелятся. Если толпу на дыбы подымут, такая таксидермия начнется! Лиса охватило отчаяние: нужно срочно будить косолапого!
Плутон, как известно, ходил в Теремок в обход рыси. Обычно причесанный и по новой моде припудренный, лис явился к Матрене Потаповне совершенно растрепанным. Таким она его не видала: чернота вокруг глаз, шерсть взъерошена, хвост веревкой. Расчет лиса оказался верным – его видок медведицу обескуражил.
– Государыня, вы меня знаете – я всегда и всецело за вас, – напустив в голос дрожи, вымолвил Плутон.
Матрена Потаповна насторожилась:
– Что случилось, друг ситный?
Найдя медведицу в меру обеспокоенной и, следовательно, подготовленной к разговору, лис бахнул на стол прокламацию:
– Отечество в опасности! Нужно срочно спасать Хмур Хмурыча!
Комментарии лиса к воззванию на бумажке Матрену Потаповну шокировали. Она догадывалась, что не все гладко в царстве-государстве, но и подумать не могла, чтоб докатилось до такого!
После лисьего визита Матрене Потаповне понадобилось успокоительное. Немного придя в себя, она поспешила в служебные покои мужа.
– Хмур Хмурыч строжайше запретил кого-либо пускать, – преградил путь начальник охраны.
– Любезный, я не кто-либо, – осадила рысь непреклонная медведица и потребовала немедленно пропустить ее в кабинет. Куржак, сжав зубы, поклонился и отступил.
Из приоткрытой двери в нос Матрене Потаповне ударили пары вчерашней медовухи. Хмур Хмурыч загорал на ковре посреди кабинета: лапы на пузе, вместо шляпы морда прикрыта бумагами. При каждом выдохе, сопровождаемом храпом с присвистыванием, над физиономией правителя трепетали листы пергамента с еще не подписанным указом о борьбе с мздоимством. Повыше, в пыльной полосе света между штор, нервно кружили мухи. Тело храпело так грозно и распространяло такое зловоние перегара, что мухи боялись на него садиться.
Матрена Потаповна вобрала полную грудь воздуха, будто готовилась войти в горящую избу, и принялась будить муженька. Одна затрещина, вторая, третья… Медведица раздавала оплеухи не скупясь, а Хмур Хмурычу снилось, что его голова превратилась в колокол и отбивает набат. Бом! Бом! Бо-о-ом! Да сколько можно звонить! Черепушка раскалывается! Его продолжали настойчиво вытряхивать из сна. Бом! Бом! Он тщетно отмахивался, а потом сквозь рассеивающуюся пелену припомнил, что здесь не должно быть никого. Эта мысль его отрезвила.
Пробудившись с помятым гневным видом, медведь собрался рыкнуть, но увидал зареванную супругу. Матрена Потаповна тормошила мужа и причитала одно да потому. Буде что хорошее, так ведь мемекала полусонному огорчительное, о чем он и сам подозревал, – Теремок уже делят. Это при живом-то хозяине!
– Цыц! – пресек женин ропот Хмур Хмурыч и, охая, сел. – И без того тошно, сон потерял, да ты тут еще печаль нагоняешь. Распорядись лучше, чтоб обед подали.
Матрена Потаповна помогла мужу подняться и привести себя в порядок, не смея упомянуть о вреде хмельного меда для здоровья пожилых медведей.
В столовой накрыли на две персоны. Медведица уже сидела за столом и ждала супруга. Хмур Хмурыч переоделся и вошел, как к снаряду идет тяжеловес, у которого все рекорды в прошлом: он это знает, но для виду пыжится. Ужасно сердитый – от одного виду прислугу сдуло.
Тихо, только вилки-ложки позвякивают. Матрена Потаповна сидит как мышка, собирается с духом. Медведь попросил передать хлеба, и тут ее прорвало.
– Что ж с нами будет, Хмур Хмурыч?.. – заголосила медведица. Всхлипывая, провыла мужу содержание разговора с лисом. Медведь слушал молча, не веря своим ушам. Тяжелые мысли заворочались в державной голове, по спине пробежал холодок, хвост приморозило.
– На кого Лес оставишь?.. – причитала Матрена Потаповна.
– Хватит скулить! – рявкнул медведь, но встать из-за стола не решился: ноги чего-то обмякли.
– Что будет с нами, Хмур Хмурыч, ты подумал? – не унималась супруга.
Хмур Хмурыч свирепел – брови заходили ходуном. И тут медведица сунула ему листовку. Правитель невольно пробежал взглядом по бумажке. Аппетит улетучился окончательно, задергался глаз.
– Пожрать спокойно не дадут! – тяжелая медвежья лапа грохнула по столу. Посуда подпрыгнула до потолка, разбрасывая разносолы. Медведица вздрогнула и, прижав лапы к груди, в страхе вытаращилась на супруга.
На хмуровском носу соплей повисла капуста. Медведь смахнул с морды ошметки, сурово заскрипел зубами и, с трудом волоча ноги, удалился под плач перепуганной жены.
Тотчас вызвал на ковер начальника охраны и сорвал весь гнев на нем:
– Почему не доложил, что Терем-град листовками увешан?!
– Так вы, Хмур Хмурыч, сами третьего дня наказали ни о чем вас не беспокоить, – пытался оправдаться Куржак.
– Я не за то говорил, остолоп ты эдакий! Ты на кой здесь поставлен, понимашь?!
Рысь потупил взгляд и про себя ответил: «Пусть тебе рыжий докладывается!». Не забыл Куржак, как стал ненужным, затаил обиду. Вам не надобен – другим сгожусь! Звери добрые предупредили: до Нового года вестями Хмура не удручай – будет тебе в подарок шкура цела и мошна полна. Осталось-то всего ничего, карачун уже…
– С утра чтоб доклад на стол, понимашь: чего ждать, кто виноват и что делать!
– Слушаюсь, Ваше Высокомедведие! – вытянулся по струнке Куржак и крутанулся на выход.
Уже в спину медведь ему объявил, что не желает никого видеть, и повелел никого не впускать.
А сам опять заперся в кабинете и до позднего вечера ходил из угла в угол, как бурый невольник в клетке. Но так ничего толкового и не придумал. Хоть ты тресни! Прискорбнее всего Хмур Хмурычу было оттого, что покинуло его чутье, прежде безошибочно подсказывавшее, что делать.
– Права Матрена, – с досадой вздыхал Хмур Хмурыч. – Видать, пришла пора уходить… Власть не держится в слабеющих лапах, вот-вот ускользнет, и, стало быть, надобно с умом ею распорядиться: передать Терем тому, кто потом не будет тыкать мордой в ошибки молодости. А где такого сыщешь?
На совещаниях медведь приглядывался к придворным – то сядут не так, то вроде смотрят косо или отвечают непочтительно. Выбирать-то не из кого! Кто на лапу нечист (это почти у всех), кто за кусок мыла продаст, этот на передок слаб, а тот – тьфу! – на задок. Одно время на кого-нибудь из молодых умников рассчитывал – но и те обделались.
Может, как в старину, три стрелы наудачу пустить? А что если жаба какая поймает?! Или ненароком архар твердолобый, или того похуже – козел?! Нет, в таком деле авось да небось – хоть вовсе брось. Аль моя плешь – наковальня, чтоб всяк по ней копытом?
В конце концов медведь сказал себе, что утро вечера мудренее, допил початый бочонок и устроился спать на топчане. Уже засыпая, опять вспомнил тяжелые вопросы Матрены Потаповны и призыв в листовке. И как бы в ответ, чтоб от него отстали и дали спокойно уснуть, согласился: ладно, встречусь с лисом – может, и впрямь чего дельного скажет.
Наутро вместо доклада Хмур Хмурыч получил записку: Куржаку-де поплохело, простудился при исполнении, лежит в горячке.
Ночью медведь сам чуть дубаря не дал – как наяву привиделось, будто повязали его прям в кабинете, лапы за спину. Непонятно, как, но Хмур точно знал: ведут его из Теремка на главную площадь. А там весь люд лесной собрался – конца и края не видать. И его заставляют просить у народа прощения. Смотрят на него тысячи тысяч глаз – ныне живущих и потомков. Злые такие! Хмур от страха ни слова в свое оправдание сказать не может, а его уж волокут на лобное место. Держат крепко – не вырваться! Потом немесиду учинили – много раз рубили голову, по числу обещаний сложить ее на плаху. Сам забыл, сколько, а они все помнят и считают. Вслух, громогласно. А из-за спины палача выглядывает, зубоскаля, костлявый с косой и подъелдыкивает: «И-раз! И-два! И-три!..». Вскочил Хмур Хмурыч на постели: шерсть мокрая, лапы трясутся, сердчишко молотит – вот-вот выпрыгнет!
Некогда медведь молод был да удал, везде поспевал, и народ лесной за ним шел. А в последнее время сил не стало, особливо с утра. Подойдет к столу, прочтет страничку – в башке гудит, слова путаются. Надо б медком подлечиться. Вызовет доверенное лицо и велит:
– Вслух грамоты читай!.. Какой еще посол-мосол? Всех в сад!
Рысь ему и читает. Подливает в чарку и читает, новости рассказывает. Между прочим попросит Верховносидящего подписать чего нужно, гербовую печать приложить. Дерябнет с утра Хмур Хмурыч пару законов, в обед накатит указик, вечерком шлифанет распоряжением, а далее под настроение – доклады глушит иль думами о народе догоняется. И так доколе страдалец не уснет. Наутро опять работа с документами. До изнеможения.
За годы службы при медведе Куржак успел приложить печать ко многому. Кому концессию иль особую лицензию на торговлю выправить, кто просит челобитную в папку сунуть. Работы прорва: старые порядки, как водится, уже сломали, а о новых еще только раздумывали. В неразберихе уходило с рысьей помощью казенное имущество направо и налево. Казенное – выходит, общее, а значит, почти ничейное. Вот Куржак и пристраивал бесхозное в протянутые лапы страждущих.
Все шито-крыто: на бумагах высочайший росчерк, а его имя нигде не проскакивает. Благодарность за медвежьи услуги просители приносили исправно – сколько скажет.
За близость к Хмуру рысь побаивались. Хоть и терял силу медведь, но оставался правителем, а когда хворал, знали, кто вход в его кабинет стережет и документы на подпись носит.
Во денек начался: в тайге невесть что творится, а начальник охраны слег! На медведя накатило нехорошее чувство. Не припоминал он, чтоб Куржак болел когда. Всегда на посту, прибегает по первому звонку. А вдруг?.. Ёшь твою гать! На кого теперь положиться?!
Как черт из табакерки, в памяти выскочил лис. Медведь отдал распоряжение привести его немедля, и пока тот добирался, на всякий случай заперся в кабинете на засов.
Значит, вон что удумали подлецы: на зимних праздниках, пока половина Леса в гульбе, а другая в спячке… Зверюги! Раньше бы живо навел порядок – пискнуть бы не успели! Эх, нынче времена не те и здоровье не то.
В дверь постучали. Хмур подскочил как ужаленный, загнанно обежал кабинет глазами, ринулся к камину, обеими лапами схватил кочергу. Унимая трясучку, тихонечко прокрался ко входу, припал ухом к двери. Снаружи чего-то говорят. Не разобрать. Но голоса, кажись, знакомые.
– Кто там?
– Папа, это мы.
Медведь с облегчением выдохнул и отставил шуровку в сторонку.
Ба! Вошли Медвежанна, лис и, что удивительнее всего, Матрена Потаповна. Решительная такая. Осмелели? Оборзели! Раньше церемониться б не стал – вмиг послал бы на три горки, где царь-рыба точит корки! А сегодня все не так… Хмур Хмурыч почуял: лучше смолчать.
Присели за закрытыми дверями. Лис заговорил о тяжелой политической обстановке и преемственности власти, постепенно сужая круги к заслуженному покою. Между «цигель, цигель» и «всем песец!» проскочило «лучше бурундук». У медведя отвисла челюсть. Вдруг вспомнил он про клочок шерсти.
Все срослось воедино: ведьмина ворожба, бормотание лиса про полосатого… Избавитель – это тот тихоня, что ль, который тут где-то ошивается?!
С того дня бурундуки попадались Хмуру повсюду – буквально преследовали его. В столовой бурундук с картины смотрит. Кажись, все время там висела, и что за звери на ней – было без разницы. А нынче не так. На салфетках тоже бурундуки. В кабинете среди бумаг откуда-то взялась «Книга, которая спасет вам жизнь». На обложке отважный полосатик с рюкзаком и посохом.
И в спальню забрался! На прикроватной тумбочке у Матрены – подсвечник в форме бурундука.
– Откуда он взялся?
– Хмур Хмурыч, да ты что: поди, сто лет тута стоит.
– Надо ж, а я внимания не обращал, – почесал затылок медведь. – Что читаешь?
– Стихи.
– Ну-ка, прочти что-нибудь, авось, быстрее засну.
– Бурундук грызет орешки, набивает ими рот, – начала Матрена Потаповна. – Не умеет щелкать мишка, скорлупу одну жует1…
– Хватит! Дальше не надо.
Что ж такое, и тут бурундучина! А может, мне подают знаки свыше? Неспроста же все!
«Сработало! Верно лис сказал», – обрадовалась Матрена Потаповна и, пока не уснула, придумывала, куда бы еще подсунуть подсказки для муженька.
«Точно знаки!» – отпали все сомнения у Хмура, когда утром на рабочем столе он увидел свежую газету с бурундуком на первой полосе. Прессу подложила Медвежанна, а сам номер подготовили под руководством Плутона, набрав и отпечатав в единственном экземпляре.
На той же неделе Бу пригласили в загородную резиденцию на пикник во семейном кругу. Жорик с Чуйбаксом жарили шашлыки. Плутон рассказывал несмешные истории. Матрена Потаповна и Медвежанна вежливо хихикали. Хмур Хмурыч грелся под пледом в кресле-качалке и украдкой поглядывал на званого гостя. Кандидат сидел подле и молчал – отвечал, когда спросят.
Смотрины прошли успешно. Произведенное бурундуком впечатление было хорошее. Уже без участия претендента, посовещавшись, его одобрили. Маленький, скромный, трудоспособный, амбиций не имеет, друзей мало – значит, будет ручным и проблем с ним не возникнет. Это тебе не кабан или несговорчивая парочка енот с росомахой!
В канун новогодья во всех кривых зеркалах Леса традиционно возникла ряха Хмурыча. Лесные жители в ожидании боя часов наполнили бокалы и приготовились терпеливо слушать пожелания, которые из года в год не хотели сбываться. Его Высокопревосходительство первый свободно избранный правитель всея Леса по обыкновению начал про «завтра лучше, чем вчера», но концовкой огорошил:
– Я прошу у вас, э-э-э… прощения за то, что многие наши мечты не сбылись, что многое казавшееся нам таким простым оказалось… э-э-э. Я прошу прощения за то, что не оправдал надежд тех, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого застойного прошлого в светлое богатое будущее. Махом не получилось, понимашь. Знайте: десять лет боль каждого из вас отзывалась болью в моем сердце. Э-э-э… бессонные ночи, головная боль, кошмары. Денно и нощно раздумывал я о том, как сделать, чтоб народ за… зажил лучше.
Я долго думал, э-э-э… и решил: надо дать, э-э-э… дорогу молодым. Зачем держаться за власть, когда есть достойный преемник? Я ухожу. Я наделал всего, что мог, понимашь. Мне на смену приходит новое поколение. Поколение тех, кто может сделать больше и лучше. Прямо сейчас, в последний день уходящего века, я досрочно слагаю с себя полномочия и передаю их своему заместителю.
Было видно, как при этих словах медведь шарит лапой за спиной, потом оборачивается и кого-то зовет. Зрители вытянули морды к зеркалам… Рядом с медведем стоял бурундук. Хмур подтолкнул стеснительного заместителя вперед, чтобы его могли разглядеть получше.
– Новые выборы состоятся весной, – объявил уже бывший правитель Леса. – До них мои обязанности будет исполнять Бу… э-э-э… Бу Бубыч. Прошу любить и слушаться. С Новым годом! Будьте счастливы, дорогие сограждане!
В ту же минуту в зеркалах показали, как заместитель запрыгнул на подставочку в медвежье кресло и сразу приступил к работе – начал подписывать какие-то бумаги.
Кукушка куковала положенные «ку-ку». От Теремка до самых окраин лесные обитатели, забыв загадать желание и поздравить друг дружку с наступлением нового года, обсуждали увиденное, а те, кто не имел дома кривого зеркала, – услышанное.
Тем временем Бу и впрямь трудился. Для закрепления устных договоренностей ему дали подписать Кондиции, в коих оговаривались гарантии медвежьему семейству. А именно, неприкосновенность личностей и имущества, помилование за прошлое и на будущее, предоставление первому добровольно ушедшему правителю Леса пожизненной охраны, обслуги, личного доктора, казенной кареты с мигалкой, персональной пенсии, просторного дома, дачи у моря, охотничьих угодий и прочих мелочей, которых истребовали с бурундука взамен должности.
Своим новогодним поздравлением Хмур спутал кабану все карты (впрочем, не ему одному). Сам бы медведь до такого не допер – рыжий надоумил, гадина! Ничего, барыга, к лету поквитаемся!
Осознав, что шанс вытурить медведя упущен, проклятьем заклейменный со товарищи стали не покладая копыт готовиться к досрочным выборам. Зюхряк рассудил так: кто такой этот Бу? Никто, и звать его никак! Это не Хмур, которого каждая белка почем свет поминает. Потерпим до весны – пока пусть бурундук кресло греет.
В свою очередь Плутон прекрасно понимал, что получил отсрочку, но никак не победил, и если ничего не предпринимать, весной боров займет Теремок на законных основаниях. Опросы показывают, что граждане настроены голосовать за Зюхряка или за Примуса с Пчёлом. Супротив них Бу не выстоит. Зюхряк – кабанчик опытный, закаленный в боях за власть, все его знают. Бардак в лесу кабану как нельзя кстати – чем хуже при нынешней власти живется, тем больше у него сторонников. Росомаха с енотом тоже соперники сильные.
Бурундук свалился в Теремок как снег посреди лета. Нужно ли изумляться, что интерес к его персоне рос день ото дня. Однако желающим удалось узнать немного.
При поступлении на казенную службу бурундук сообщил о себе, что родился и получил образование в Царьграде, где изучал законы. Затем его позвали на секретную работу в Приказ тайных дел. Материалы, относящиеся к тому периоду бурундучьей карьеры, оказались засекречены. Из доступных сведений лишь записи характеристики в личном деле: «Характер приближающийся к нордическому, выдержанный. С товарищами и коллегами по работе поддерживает хорошие отношения. Ни в чем не замечен. Спортсмен».
Послужив под прикрытием в Дубвальде, Бу вернулся на родину. Вскоре Зверосовхоз развалился. Ветром перемен многих сдуло с насиженных мест, а некоторым надуло голову. Бу понял, что как раньше уже не будет, когда архивариус из Тайного приказа сбежал с секретными бумагами за бугор. В тот же день бурундук написал рапорт и подобно тысячам других служащих уволился в запас. Без работы, правда, не остался: погрузиться в пучину безвестности отставнику не дал его бывший учитель, а ныне первый избранный городской глава Царьграда. Он пригласил ученика на казенную должность под свое начало. Повезло! Снюхался, значит, с реформаторами – отрекся от темного прошлого.
Потом усердная работа и череда повышений – с компанией земляков Бу подбирался все ближе к Теремку. И, наконец, пик карьеры, когда сам Хмур назначил его своим преемником.
Желая выведать о супротивнике поболе, Зюхряк стал наводить справки через своих приверженцев среди скрытников.
Узнал: во времена Зверосовхоза Бу – мелюзга безродная. Грамоте обучился, на службу взяли по разнарядке. Про эти годы ничего не накопать – все под грифом «секретно».
Потом возникли в деле темные пятнышки. После возвращения в Царьград поручили бурундуку водить дружбу с иноземными купцами, чтоб торговлю устраивать. Местечко в смутное время наваристое. Делишки его, спору нет, мелочевка на фоне столичного размаха, но на заметочку взять их следовало и всенепременно в нужный момент припомнить.
Начальство отмечало покладистый характер Бу, одновременно указывая на дисциплинированность и немногословность. Дело знает, вперед других не лезет. В числе прочего к достоинствам бурундука причисляли способности к иноземным наречиям и спортивные достижения юности. О семье его было известно только то, что она есть.
Бу умел быть вежливым, слыл приветливым, предупредительным и ненавязчивым. Проявил способности расположить к себе кого угодно. Особенно удавалось ему завоевать доверие в отношениях со старшими.
Из зацепок: водит дружбу с лисом Плутоном. Видать, он его и двигал по службе! Надо выведать подробности… Может, где подкуп докажем, огласим на весь Лес.
В целом выяснилось: этот Бу не так прост, как могло показаться по первости. Некоторые периоды его жизни скрылись за плотной завесой секретности. В других случаях сам он вроде бы не при делах, но где-то поблизости, и вокруг него опять – тайны, тайны, тайны.
Плутон получил официальное звание – тайный советник по особым вопросам. Чем занимался такой чин? Готовился к великой битве – весенним выборам.
– Ты думаешь, у меня получится? – спрашивал Бу у лиса, когда они оставались наедине.
– Меня слушай, Букашка, и делай, как говорю. Помни: никому верить нельзя, только мне! – учил подопечного Лис.
Бурундучок смотрел на Лиса снизу вверх и кивал.
– Не моргай беспрестанно, как дурачок! Выпрямись, осанку держи. Привыкай смотреть прямо в глаза – не отводи взгляд.
Бурундук старательно усваивал премудрости. Лис радовался исполнительности протеже. Бу ловил на лету каждое его слово. С неба звезд не хватает, фантазии никакой, зато послушный. Простоват и мелковат, но нам такой и нужен – у черни сойдет за своего.
Лис взялся за дело с размахом. Днем Бу подписывал какие-то бумажки, выслушивал доклады, а каждую ночь лис устраивал ему встречи – знакомил, представлял знатным лесичам как перспективного зверька. Пусть вспомнят потом, кто самый близкий друг правителя, а остальное додумают.
Обычно встречи проходили в Доме приемов у Плутона. Лис знал если не всех, то очень многих. Перед беседой он напутствовал Бу, на что следует обратить особое внимание. У каждого зверя свои повадки – и к каждому нужен особый подход. Бурундука восхищала проницательность лиса, с которой тот определял малейшие изменения в настроении собеседника, его слабости. Казалось, он безошибочно знал, что и кому нужно сказать. Поначалу у Бу было простое задание – молчать и кивать, когда нужно. Но даже эта работа требовала полной собранности. Лис велел следить за его хвостом, которым он собирался подавать сигналы.
Часто лис говорил загадками, какими-то намеками. На полуслове обрывал начатую фразу, акробатически перескакивая на другую тему. При этом многозначительно выпучивал глаза, словно весь смысл заключался в недосказанности. Бу при должном старании и будь у него ума поболе мог бы этот смысл постичь.
Бурундуку было невдомек, что лис нарочно напускает таинственности. Умело запутывая следы в юности, в зрелые годы Плутон овладел искусством пускать пыль в глаза и плести интриги. Он считал себя по этой части непревзойденным мастером, способным обвести вокруг пальца любого, и полагал, что вполне может верховодить лесом. Однако репутация не позволяла рулить в открытую.
– Ты, Букашка, должен понравиться. Мы с тобой таких дел наворотим! Волки заморские взвоют от зависти!
Бу преданно смотрел на лиса. «Может, он взаправду идиот?» – спрашивал себя в такие мгновения Плутон и, вспоминая про секретное прошлое бурундука, прибавлял: «Как таких на казенной службе держат? Или все ж таки умело прикидывается?».
Изречению «Никому не верь» Плутон следовал как заповеди. Сопоставлял самые незначительные факты, оценивал детали, собирал сведения, вычислял и перепроверял. На заре их знакомства не избежал проверки и Бу.
Задолго до назначения бурундука в Теремок, знакомя с ним Жорика, Плутон представил лисенка как своего доверенного помощника. Улыбчивому Жорику подмигнул и отрекомендовал: Бу – честный малый и свой зверек.
В те дни у Бу намечались именины. Очень удобный случай выразить юбиляру свое уважение и заодно кое-что вызнать.
Плутон послал лисенка с поздравлениями к новому другу. Сам он, дескать, не может, потому что нужно срочно уехать по делам, а Жорик непременно должен быть и поглядеть, кто придет на банкет. Что за звери окружают бурундука, есть ли среди них бывшие сослуживцы по секретной службе? Вдруг он лазутчик из действующего резерва? Если он до сих пор состоит в Тайном приказе и водит дружбу со скрытниками, то это проявится. Должны же его поздравить – юбилей все-таки!
Жорик навестил Бу, а по возвращении успокоил шефа, что на дне рождения была обычная компания.
– Даже скучно было, – заверил Жорик, – такая скукотища, что я потом тихонько улизнул.
Плутон мысленно поставил галочку: с бурундуком дела иметь можно.
Меж тем после того, как Жорику надоело и он сбежал, и разыгрался настоящий праздник. Бу отворил дверь в соседнюю комнату и впустил притаившихся там до времени друзей, не желавших выдавать при чужих свое присутствие.
Кандидат есть, время выиграли. Теперь вопрос: где денег взять? Хмур оставил в наследство пустую казну. Поступления расписаны на годы вперед по долгам. Госслужащим платить жалованье надобно, и дружине, и страже. Они и так его третий месяц не видят. А на носу выборы! Тут, как говорится, вынь да положь. Чтоб государевы слуги были в довольстве и голосовали как надо.
Плутон устроил закрытую деловую сходку в Доме приемов. На семикабанщину вызвали основных толстосумов, обогатившихся в годы лихолетья. Явились все приглашенные. Надо же – оделись поплоше, цепи-перстни поснимали! Лис усмехнулся: чуют, оглоеды…
Хозяин приема построже свел брови и поделился печальным известием:
– Ну что, красивые и толстые: если не скинемся, Хмура вытряхнут из кресла. Беда будет – начнут сажать нас по клеткам.
Понимания лис не нашел. Никто из приглашенных сбрасываться не желал. Сидят, гляделки потупили, губы плотно сжали, пряча золотые зубы.
– Медведь, конечно, зверюга еще тот, – продолжал Плутон, – но пораскиньте мозгами, что будет при еноте или кабанище. Они не скрывают, что начнут возвращать казенное, а с виновных спросят.
– Ты поболе других нахапал – за свою шкуру трясешься, – съехидничал лис Куршевель.
– Да, коли изберут не того, меня первого прихватят. Но следом начнут по очереди таскать вас! Легче, что ль, с того? – перехватил инициативу Плутон. – Может, ты, Хабар, свои промыслы в наследство от бабушки-пенсионерки получил? Или ты, Куршевель, золотые артели в «Спортлото» выиграл?
Толстопузы напряженно молчали: у всех рыльца в пушку.
– Так вот, господа, базар за ваши шкурки. Хватит выеживаться! Раскошеливайтесь!
После напоминания о шкурности вопроса возражений поубавилось. Спор перекинулся на размер взносов. Услыхав названную Плутоном сумму, все семеро дюже занервничали.
– Чего так дорого?! Плутоха, давай уполовиним!
– Это без учета трудов моих тяжких. Сколько я уже потратил – никто не считал! А стукачи сколько стоят, знаете? Чем выше, тем дороже. Аппетиты у них ого какие! А нам свои нюхачи на самом верху нужны. Не жмитесь – не у мытаря!
Барыги не сдавались. И дела-де нынче неважно идут, и легавые совсем оборзели. Никто добровольно не хотел расстаться с нажитым даже перед лицом опасности, которую так выпукло изобразил Плутон. Сколько вони, сколько брани, сколько стонов! Звери спорили до хрипоты. Свара переросла в деловую потасовку.
– Вали козла!
– Ты сам вали, козел!
– Ты кто такой? Я щас своим хомячкам свистну – тебя в капусту покрошат!
– Ну давай, свисти! Пока есть чем свистеть. На тебе!
– За козла ответишь! А-а-а…
Становилось очевидным: переговоры зашли в тупик. Положение спас ушлый Зайц.
– Господа, давайте подробную смету составим. Как можно такую сумму просто так отдавать? – подал он голос из-под стола, куда его загнали коллеги. «Лис наверняка планирует часть себе заграбастать. Так мы хоть скостить сможем», – вот что Зайц хотел сказать.
Чуя, что совещание завернуло не туда, Плутон ошарашил скупцов сообщением, что это только половина необходимой суммы. Где вторую раздобыть? Из казны. Он уже придумал, как провернуть. Денег займут за бугром, а по кредиту рассчитается новый правитель, которого они впихнут в Теремок. Известие о том, что они половину все-таки сэкономят, снизило накал страстей.
Ну ладно, если выхода нет и надо давать, то хотя бы меньше других. Куница Хабар, прибедняясь, пустил слезу по расчету. Никого не разжалобил. Пришлось вкладываться, как остальным.
– Вы мне еще спасибо должны сказать, что дело я беру на себя, – подытожил совещание Плутон.
С тем, что организацией правильных выборов займется лис, никто спорить не собирался. Он в Теремочке околачивается и ему больше всех обламывается – вот пусть и суетится.
По окончании встречи, когда зверинец расходился, Плутон отозвал в сторонку куницу. Барышник насторожился: опять денег давай? Лис доверительно взял его под локоток и шепнул, что хорошо бы Хабар чиркнул своим друзьям за бугром и свел его с кротами. Будет сие для общего дела крайне полезно, и воздастся кунице услугой за услугу.
На встречу с кротами лис отправился один, без сопровождения. Куница сообщил ему приметы места в приграничном посаде, где через неделю его будут ждать. Чтоб успеть ко сроку, пришлось поспешать.
Кроты вели себя крайне осторожно. В Лес заглядывали очень редко, предпочитая мягкие теплые земли с хорошей вентиляцией. О них почти ничего не было известно. Скрытая под землей жизнь обросла среди наземных обитателей небылицами. Ходили самые разные домыслы. Одного не мог отрицать никто: за века кроты сумели скопить несметные сокровища и приспособились извлекать прибыль изо всего, что было в земле. Подслеповатые от рождения, они сызмальства научались чуять золото за версту и к зрелым летам овладевали наукой честно отнимать его чужими руками.
Пока на земле шла борьба за выживание, кроты наживали богатства. Где война или смута – ищи кротовий след. При любом исходе они имели барыш. Чтобы победить, требовалось оружие и провиант. Имущество через посредников скупалось за бесценок. Воюющие закладывали ценности под любые проценты. Впоследствии убитые не могли истребовать свое назад, взятое под залог доставалось хранителям. Брошенное оружие складировалось, подновлялось и опять шло в оборот.
Поговаривали, что свои дела мировое подполье проворачивает через тайных приспешников наверху. На оплату их услуг кроты выделяли большие суммы. И, судя по степени творимых безобразий, агенты отрабатывали жалованье сполна.
А сколько забытых кладов и тайников хранила земля! Кроты посмеивались: простаки делят поверхность, а глубины всецело принадлежат им. Ходили слухи, что кротовьими тоннелями соединены материки. Невообразимо! И роща, и тайга, и джунгли, и саванна, а может, даже и пустыни. Чуть ли не весь мир! Под землей нет границ, и неизвестно, где они смогли прорыть свои норы.
Молодую поросль воспитывали на постулате: кроты – истинные хозяева мира. А те, кто на земле, от них зависят и должны на них работать. Чего бы они там снаружи о себе ни думали. То был сокровенный кротовий секрет, передаваемый из поколения в поколение по отцовской линии. Никого из внешних в него не посвящали.
Порода шла на породу, стаи дрались за ареалы, один вид вытеснял другой, а кроты знай себе двигали костяшки на счетах, подсчитывая прибыли.
Но кроты не всегда были такими богатыми, как нынче. Более того, не смели и помышлять об этом. Столетиями жили они бедненько и обособленно, общались в основном с соплеменниками. На кусок зарабатывали тем, что взрыхляли почву под пашней. Получали за свою работу долю урожая и то, что нужно, потом выменивали. Работали также на гномов: искали под землей месторождения ископаемых. Трудиться приходилось много. Гномы – известные скряги, много у них не заработаешь. Большой семье на прокорм хватало кое-как. А что делать? Другой работы кротам не давали. За скрытность и отчужденность земные обитатели их недолюбливали.
Однажды крот по фамилии Кротшильд исследовал по заказу одну местность и наткнулся на чужой ход. Странным было то, что те места, где он копал, считались в Дубвальде малообитаемыми. А тут, судя по всему, перед ним была нора старая, можно сказать, древняя. И вдвойне удивительно: пользовались ею недавно. Следы относительно свежие, кто-то проходил здесь самое давнее год-два назад.
У кротов обоняние лучше, нежели зрение. А на золото нюх особый. Слиток или (что выпадало крайне редко) золотую жилу кроты чуяли сквозь толщу земли. Собственно говоря, гномы потому их и ценили.
Вот и сейчас, оказавшись в неизвестной галерее, крот почувствовал ни с чем не сравнимый притягательный аромат металла, вполне заменившего им солнце.
Кротшильд потянул воздух и, следуя указаниям своего носа, пошел на запах. Обоняние не обмануло: через сотню-другую шагов он нашел золотой слиток. Небольшой, но все-таки настоящий! Такой кусочек обеспечит семейству годовое пропитание.
Нюх опытного исследователя подсказывал на этом не останавливаться. Крот сунул самородок в суму и решил пройти по коридору до конца. Следы вели в обратном направлении, но Кротшильд посчитал, что будет разумнее идти в ту сторону, откуда несли золото.
До следующей находки пришлось брести долго. И хотя второй найденный кусочек оказался меньше, он утвердил крота в его намерениях. Возможно, кто-то нашел клад или наткнулся на золотую жилу. «Золото – металл тяжелый, – размышлял на ходу Кротшильд. – Сколько может унести за раз один крот? Если не надрываться, то немного. Следовательно, есть вероятность, что большая часть находится еще на прежнем месте».
Крот спешил: встречаться с первооткрывателем в его планы не входило. Коридор неуклонно вел вниз, пока не уперся в камень. Сделав вынужденный поворот, ход продолжался. Запах золота гнал крота вперед.
Огибая камень по его границе, нора потом нырнула под него. Конец пути. Оттуда, снизу, шел неприятный отталкивающий запах. Но, что важнее, в нем была золотая составляющая. Весомая, притягательная. Крот оперся лапами на края дыры и сунул вниз голову. Не видать ни зги.
Кротшильда одолели сомнения: лезть или возвращаться назад? Пуще всего смущал этот чуждый, совершенно незнакомый запах. Крот взвешивал: на одной чаше – возможный куш, на другой – нехорошие предчувствия.
Вспомнились родители. Они неоднократно говорили, что дожили до старости благодаря осмотрительности. И у него бывали случаи, чтобы убедиться в мудрости их слов. Но этот раз не в счет. На кону ведь золото! Кротшильд нутром чуял: там его немало. Подумаешь, запах! В конце концов, он точно знает, что до него в норе благополучно кто-то побывал. А он что, хуже или трусливее? Такой весомый довод заглушил голос благоразумия. Крот полез под камень.
Лаз был узкий. Крот протискивался вперед головой. Потом нора расширилась и одновременно резко ушла вниз. Золотоискатель покатился, тщетно пытаясь затормозить. И не успел он испугаться, как упал на кучу осыпавшейся земли и съехал по ее склону.
Кротшильд затаился. Где-то капала вода. Воняло отвратительно! Больше ничего подозрительного – ни звука, ни движения. Для верности попаданец выждал какое-то время и встал.
Он находился на дне пещеры. В стене, на три роста выше него, виднелась дыра, из которой он вывалился. Мысль о том, как отсюда выбираться, кладоискатель не додумал. Увиденное заставило его позабыть и тревогу, и зловоние, и страхи.
Этот цвет невозможно спутать ни с чем! В нескольких метрах от крота высилась гора золота.
Землекоп сделал шаг-другой навстречу мечте и упал. Как будто запнулся о натянутую веревку. До золота – лапой подать. Он поднялся, шагнул и, вновь запнувшись, свалился к подножию желтого кургана.
Золото – металл благородный и редкий. Уж кому это знать, как не кроту. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться: если в одном месте куча золота – оно тут не случайно. Его кто-то сюда сложил, у него есть хозяин. Кротшильду бы вспомнить о том, что бесхозное золото – такая же редкость, как щедрый гном, но в тот момент все его мысли были обращены исключительно к сокровищам. Их блеск ослепил ум крота.
Золотоискателю хотелось запеть, чего не случалось с ним очень, очень давно. В эту секунду исчезли все проблемы. Кроту было так хорошо, как никогда до сих пор. Он взлетал к седьмому небу, когда темнота рядом с ним пришла в движение. Зверек инстинктивно бросился в другую сторону, но кто-то крепко сдавил ему шею…
Не смея шевельнуться, крот скосил взгляд, пытаясь разглядеть напавшего. Вокруг него, как живой, извивался туман. Размытая фигура с ватной головой – словно смотришь через запотевшее от дождя окно и видишь нечеткий силуэт – была непроницаемо черной, потому и различимой во мраке. К пленнику потянулась исчерно-смоляная дымчатая лапа с размазанными пальцами. Крот почувствовал, как по ногам потекло тепло.
– Какой невежа, – проскрипел в его ухо насмешливый голос, – пришел в гости и прямо на пороге обмочился. Собирался золото стащить? Вор…
Бедный крот ничего ответить не мог. Его прижали так крепко, что он с трудом мог дышать. Он бы рад был сказать, что не знал о нарушении чьих-то границ, что забрел сюда случайно, но смог издать только хрип. Кротшильд предпринял отчаянную попытку вырваться и сделал еще хуже – его ноги обвил жгут.
– Пытался меня обокрасть и сбежать, – продолжал невидимый хозяин пещеры. – Должен заметить, ты не оригинален. А знаешь ли, как поступают с ворами?
По воле говорящего тусклый свет выхватил у тьмы часть пещеры. На глаза крота навернулись слезы: пол был усыпан костями. Над ним от стены до стены хаотично натянулись нити: невозможно шагу ступить, не задев одну из них. Видимо, об эти тонкие прочные струны он и запнулся, чем подал хозяину подземелья сигнал о своем присутствии. И тот не замедлил явиться.
– Дай-ка хорошенько рассмотреть, кто посмел сюда прийти без спроса.
Туманная лапа без усилия подняла крота за шкирку. Он висел высоко над полом и трясся от страха. По тому, как легко им вертели, крот мог догадаться, что тот, к кому он угодил в плен, обладает огромной силой.
Источник света переместился и оказался прямо над головой Кротшильда. Видимо, хозяин пещеры поднес его ближе к себе, чтоб получше разглядеть. Повеяло могильным холодом. Холод чувствовался не только кожей, он проникал внутрь. От этого становилось еще страшнее. Из уплотняющегося тумана вырисовалось чудище: ушей нет, голова вросла в плечи, шесть глаз. Крот хотел зажмуриться, но не смог – гипнотическая сила заставляла его держать глаза открытыми.
Их взгляды встретились. Крот обмер – на него смотрела черная бездна. Она вползала в глаза, ноздри, рот. Зверька пронзила нестерпимая боль. Он задергался. Тьма сжала его и продолжала ощупывать внутри. Крик застрял в горле крота. Он сдался, обмяк. Излазив его нутро, тьма вытянула щупальца и опустила полумертвого пленника вниз.
По прошествии времени подопытный пришел в себя и обнаружил, что еще жив. Клубящаяся тень подплыла к нему и устроилась напротив. Крот с содроганием ждал дальнейшего. Туман начал быстро сгущаться, и из него возникла кротовья фигура. Перед Кротшильдом сидел крупный шестиглазый крот – два больших глаза, где обычно, два поменьше по бокам от них. Еще два – перед ушными отверстиями.
– Давай поговорим, – произнес тот же голос.
Кротшильд невольно сжался.
– Не бойся, больно тебе не сделаю… Если ты пообещаешь не сбегать. Даешь слово?
Крот испуганно закивал.
– Я легко могу тебя уничтожить прямо сейчас, сделать с тобой все что угодно. Надеюсь, ты это понимаешь?
Крот напрягся, с опаской поглядывая на таинственное существо.
– Вижу, что понимаешь. Так вот, вместо заслуженного наказания я хочу предложить тебе сделку.
Крот подался вперед.
– Подумай, сколько стоит твоя жалкая жизнь, – начал издалека шестиглазый. Говорил он медленно и властно. – Ты ежедневно вынужден пресмыкаться, перебиваться подачками. Твои единственные друзья – нужда и голод. И сколько бы ты ни работал, как бы ни надрывался, до конца своих дней останешься в беспросветной нищете. А кто-то наживается твоим трудом и в ус себе не дует. Они живут не зная горя, а ты обречен всю жизнь ползать в грязи. Я могу изменить это раз и навсегда!
Крот весь обратился в слух.
– Ни тебе, ни твоим детям не придется больше горбатиться и унижаться. Посмотри, сколько у меня золота! Служи мне, и ты его получишь. Я сделаю тебя богаче любого гнома. Я открою тебе тайну денег! Сановники будут целовать тебе лапы, вельможи падут пред тобой на колени. Мог ли ты об этом мечтать?
Крот завороженно слушал.
– Такой шанс выпадает только раз! Я предлагаю тебе выбор: богатство или, если ты будешь настолько глуп, что откажешься, самый…
На секунду у крота шевельнулась мысль: кто это такой? Откуда ему, сидящему безвылазно под землей, известна великая тайна денег? Подумал и устрашился: вдруг шестиглазый может подслушать его мысли?
– Я сделаю все, что вы пожелаете, – с готовностью воскликнул Кротшильд в ту же секунду.
– Отныне я твой властелин! – объявил шестиглазый.
– Вы мой властелин, – подтвердил крот, склоняясь.
– Повтори!
– Вы – мой властелин. Я буду вам служить, – увереннее сказал крот.
– Громче, не слышу!
– Вы – мой властелин! Я – ваш раб! – сотрясая пещеру, прокричало многоголосое эхо слова Кротшильда.
– Что я должен делать? – дождавшись тишины, спросил слуга у хозяина.
– Ты поможешь мне уладить разногласия с земным народцем. Мы с тобой похожи: меня тоже там не любят. Заточили здесь, наложили заклятье. Я не могу покинуть пределы этой проклятой темницы.
– Вы же такой могущественный…
– Ты верно заметил. Но даже моей власти недостаточно, чтобы самовольно выбраться отсюда. Граница проходит по камню над этой пещерой. Выше мне нельзя. Меня могут выпустить только сами земные жители.
– А я… Что я могу один?
– Не обольщайся: ты не единственный. У меня наверху есть и другие слуги.
«Похоже, не врет, – подумал Кротшильд. – Ведь кто-то прорыл ход до меня и обронил те злополучные кусочки. И при таком количестве золота в пещере можно нанять на службу кого угодно».
– Но от твоего усердия зависит, как высоко ты подымешься. Какое место займешь у моего престола, когда я приду на землю.
– Я буду стараться.
– Ты поможешь мне отсюда выйти. Я научу сделать так, чтобы они позвали меня. Будут умолять меня прийти. Я знаю их насквозь! Тогда заклятье утратит силу и установится моя власть.
– Но как?
– Должно прийти время. Однако об этом после – выполни пока первое задание. И заруби себе на носу: если вздумаешь меня обмануть, жестокая кара постигнет тебя и все твое семейство. Расплата не заставит себя долго ждать. Ты меня понял?
– Да, повелитель.
– Хорошо. А теперь скрепим наш договор. Подойди и преклони голову.
Крот приблизился к властелину, согнулся в поклоне. Шестиглазый тотчас впился ему в шею.
Ритуальный укус подвел черту под прежней жизнью крота и ознаменовал начало новой – под властью таинственного Лорда-под-Горой.
Крот нагрузил мешок золотом. Туман подхватил его, поднял к дыре в стене и выпихнул наружу. Не успел крот в очередной раз испугаться, как оказался на том самом месте, где нора уходила под камень.
Заполучив в свои лапы кругленькую сумму, Кротшильд сменил ремесло землекопа на доходное и непыльное занятие ростовщика. Первоначальный капитал, умело пущенный им в оборот, быстро поправил финансовое положение семейства. Через год нувориш выкупил землю, на которой была прорыта его нора и за которую раньше приходилось платить аренду.
Время от времени Кротшильд находил в своей конторе письмо без обратного адреса. Он знал, от кого оно, и каждый раз вздрагивал при виде конверта. Получив послание, крот тотчас бросал все дела, какими бы неотложными они ни были, и отдавал помощникам необходимые распоряжения на время своего отсутствия. Потом открывал в дальнем коридоре собственной норы потайную дверь и исчезал на несколько дней.
Шли годы. Смысл большинства заданий кроту был непонятен, однако вопросами он хозяина не утомлял. Полученные инструкции старался выполнять в точности и не показывал виду, насколько его удивляет, как четко соответствуют они обстановке наверху. Казалось, подземный князь умел видеть сквозь толщу пространства и времени.
Кто он, его таинственный господин? Он служит ему много лет, но не знает о нем ровным счетом ничего.
Между тем хозяин открываться не спешил. Он присматривался к слуге и до времени не посвящал его в свои планы.
Кротшильд оказался на редкость сообразительным и прилежным служителем. Шестиглазый был им доволен, о чем спустя двадцать лет уведомил.
– Считай, ты прошел испытательный срок.
– Благодарю, мой повелитель, – отвесил поклон полысевший Кротшильд.
– Как твое семейство, как сыновья? У тебя их, кажется, пять?
– Да, ваша милость. Вы, как всегда, правы.
– Помогают тебе?
– Да, мой повелитель, к труду приучены с малых лет.
– Приведи их ко мне. Настала пора переходить к большим делам…
С того дня семейство вошло в круг приближенных. Вместе с тайной своего восхождения старик передал сыновьям любовь к деньгам и несколько сотен расписок от должников.
С этим наследством молодые Кротшильды разъехались по разным городам, чтобы через десять лет собраться и подвести баланс. Каждый из них отправился с намерением стяжать денег больше, чем братья.
Лис всю дорогу считал, сколько попросить денег на проект «Наседка». Два запишем, три в уме, пятью пять двадцать пять. Задрав голову, Плутон увидел на третьем этаже двухкомнатное дупло с балконом. Кажется, связной здесь. Куница предупредил об опознавательном знаке. Раз, два, три, четыре… Раз, два… Какой дурак это выдумал?! Лис семь раз сбивался и начинал считать заново. Наконец убедился: как оговорено, из кактуса на окне торчит четырнадцать иголок. Значит, чисто. Можно входить.
Бурозубка принял пароль, назвал отзыв и следом распахнул перед гостем дверь:
– Добро пожаловать!
Поздно вечером он повел Плутона к месту глубоко конспиративной встречи. Хотя в новолуние и так темно, на обоих по настоянию связного были черные плащи до пят. За всю дорогу путники не обменялись и парой фраз.
Когда добрались до места назначения, связник шепотом предупредил:
– Свет не зажигать, капюшон не снимать, по возможности не шевелиться.