Я уже успела понять, что в Элите оружейник Кент вроде как за главного. Его никто не назначал, но все с ним считались. И Охотники помоложе, как я, почтительно звали его на «вы». Элиту на задания направляли дежурные, но рядовым Охотникам определенно раздавал задания оружейник. И он всегда решал, кто и кого будет учить и с каким оружием. И если мы косячили, он устраивал нам взбучку. Вчера как будто все прошло неплохо, и ругать меня не за что. Скорее всего, Кент заставит делать какие-нибудь упражнения на износ или сам меня потренирует.
Кент меня уже дожидался. Его асимметричный красно-желтый наряд буквально пламенел на фоне всех мыслимых и немыслимых орудий убийства, которыми была нашпигована оружейня. И кстати, про половину этих орудий я даже не понимала, с какого боку к ним подступиться. Оружейник поманил меня пальцем, безмолвно приказывая следовать за ним. Совсем сбитая с толку, я подчинилась. Кент привел меня в свой маленький кабинет, открыл дверь и махнул мне рукой, приглашая войти. Я вошла, а он остался снаружи и закрыл за мной дверь.
Наряд у Кента вычурный, а вот кабинет совсем спартанский: коричневый ковер, коричневато-серые стены с парой симпатичных пейзажей – эти снимки наверняка сделали до Дисерея, – кожаное кресло с высокой спинкой и практичный стол из серого металла. А в кресле спиной ко мне кто-то сидел. Но вот я вошла, человек в кресле развернулся – и передо мной предстал…
…мой дядя! Он был в форме префекта – то есть как бы при исполнении, несмотря на бурю. В гражданской одежде мне его тоже приходилось видеть, хоть и нечасто. Как всегда, я ему обрадовалась. И обрадовалась, что по нему не заметно, как ему трудно. Теперь-то я знала про угрозу, которая все время висит над его головой. А он все такой же – осанистый, подтянутый и спокойный. Разве что лысеет и седеет потихоньку, но больше никаких признаков возраста.
При виде моей ошарашенной физиономии дядя фыркнул.
– А как ты сюда попал? – растерявшись, брякнула я.
– Бронированный транспод, – пояснил он и жестом предложил мне присесть. Я плюхнулась в кресло. – Я, так или иначе, собирался с тобой побеседовать, а тут как раз буря… – Дядя махнул рукой куда-то в потолок. – Никаких происшествий. Во всяком случае, ничего такого, с чем полиция и спасатели не справятся без меня. А офис Кента безопаснее моего.
Я сразу сообразила, о чем он. Да, конечно, мой дядя префект полиции, и к тому же у него под началом все Охотники, не приписанные к армии, – и тем не менее у него имеются политические враги. Возможно, кто-то из них и стоит за покушением на мою жизнь.
– Я тебя слушаю, дядя! – выпалила я.
– Мы уже поговорили с Кентом. – Дядя наклонился ко мне, и я тоже подалась к нему. – Мне нужен кто-нибудь абсолютно надежный, чтобы нести дозор в ливневых водостоках под Узлом… под центром города. Для моих полицейских там становится слишком опасно.
Я кивнула. Цивам про такое знать не положено, иначе они насмерть перепугаются. Злобные опасные пришлецы на самом деле проникают через Барьеры. И чем дальше, тем чаще. А цивы тем временем крутят ролики и думают, что им показывают приукрашенную Охоту. Они понятия не имеют, что в роликах все настоящее. И если до цивов это дойдет, город встанет на уши. Начнется паника. Люди от страха перестанут ходить на работу и вообще появляться на улицах. Цивы живут перед лицом постоянной угрозы, не ведая об этом. И только неусыпная бдительность Охотников спасает их от нечисти, готовой вцепиться им в глотку. Но пока об этом знают только сами Охотники, кое-кто из полиции и Псаймоны. И всё.
То, что сказал дядя, подтвердило мои опасения. Пришлецы уже просачиваются в самый центр города, и полиция не справляется. Видимо, поэтому он и решил встретиться со мной здесь – без риска, что нас подслушают его враги и обернут наш разговор против него.
– Кент считает, ты сможешь нести дозор соло, у тебя ведь большая стая, – продолжал дядя. – Водосток не особенно просторный, туда больше двух Охотников разом не отправишь.
Я задумалась.
– У меня стая как у троих Охотников, вместе взятых, – признала я. – Если оружейник Кент полагает, что мне такая работа по плечу, значит, я готова.
На лице дяди мелькнуло облегчение. Он придвинулся еще ближе и заговорил совсем тихо:
– Я не могу тебе всего рассказать, Радка, но творится что-то очень нехорошее. Кое-что похуже пришлецов в водостоках. И я не хочу взваливать это на тебя. Я лишь хочу предупредить: будь предельно осторожна и в то же время держи нос по ветру. Примечай все, что кажется тебе неправильным. Я скажу Кенту, пусть отправит тебя в водосток при первой возможности. А если столкнешься с чем-то таким, о чем нельзя докладывать официально, воспользуйся нашими родственными связями. Скажи, что соскучилась по старому дядюшке и тебе не терпится с ним посудачить.
Я опять кивнула, и дядя как ни в чем не бывало откинулся на спинку кресла. Будто мы и не обсуждали никаких секретов.
Мы еще немного поболтали о том о сем. Дядя уже не напрягался, и я тоже. Я порасспрашивала его о маме и папе. И спросила, знал ли он лично кого-то из Учителей. Так здорово: разговаривать о Монастыре – и не фильтровать каждое слово!
Как выяснилось, до переезда в Пик дядя кое с кем успел познакомиться. Например, с леди Рианнон – они оба тогда были детьми. Бегая и Джеффриза он помнил еще Охотниками – а сейчас они уже самые-самые старшие Учителя.
Мы как раз беседовали об Учителе Джеффризе, и тут на штаб обрушился залп громовых раскатов. Здание опять тряхнуло, и на мгновение погас свет. Я было испугалась, что сидеть нам в темноте, – но нет, лампы снова зажглись.
– Бури вроде этой напоминают мне, как на Анстонов Родник напали гром-птицы. Охотники вместе создали Щит и закрыли им всю деревню, – улыбнулся дядя. – Я был тогда мальчишкой десяти лет от роду.
Учитель Бегай рассказывал нам об этом – он в те времена сам был Охотником. Но услышать дядину версию – это было бы супер.
– И как это было? – прошептала я, затаив дыхание.
– Я и сам не так давно вспоминал ту историю, – ответил дядя. Я придвинулась поближе, чтобы лучше слышать. – Мы знали, что надвигается буря. Нам позарез были нужны дрова – много-много дров, чтобы продержаться: а то ведь из дому долго будет не выйти. Поэтому все, кто мог утащить хоть малую деревяшку, отправились за растопкой. Каждый уносил в деревню сколько мог поднять. Я уж не помню, сколько перетаскал охапок – двадцать, сорок, а может, и больше. И вдруг Шейла Ядзи как завопит! Дрова выронила, а сама тычет пальцем вверх. Мы все задрали головы и увидели гром-птиц – они летели впереди грозового фронта, такие черные на фоне неба. С первого взгляда было ясно, что это не орлы. Длинные шеи, длинные раздвоенные хвосты, хищные клювы, а глаза сверкают алым огнем. Так ярко сверкают, что даже снизу хорошо видно – а ведь гром-птицы летели высоко.
Гром-птиц я видела только издали. И то по одной, по две – не целую стаю. Но я хорошо представила, что тогда наблюдал дядя: свинцовые грозовые тучи заволакивают голубое небо, а под тучами – гром-птицы: черные, словно вырезанные из бумаги, они даже не летят, а парят. Их держит в воздухе могучий ветер, и им незачем махать крыльями. По ним даже не сразу скажешь, что они живые – лишь кончики крыльев чуть подрагивают, да головы поворачиваются, когда птицы выискивают добычу, да еще алым огнем горят глаза.
– Мы все оторопели. У кого-то – не знаю у кого – хватило смекалки протрубить тревогу. Звук рога вывел нас из ступора, и мы помчались в укрытие. Двое Охотников из Анстонова Родника – Шади Ньюсом и Янаба Йеллоухорс – выставили Щиты, прикрывая всю деревню. Хорошо, что успели: гром-птицы накренились в полете и ринулись вниз. Ты видела когда-нибудь их атаку?
Я покачала головой. Пока я жила на Горе, гром-птицы ни разу к нам не залетали. Они появлялись иногда, но далеко-далеко и нам не угрожали. И я знала, почему так. Все из-за той истории, которую рассказывал дядя.
– Сокол или орел падают вниз камнем, то есть со сложенными крыльями. А гром-птицы снижаются неторопливо, по спирали, расправив крылья. И при этом из их глаз и клювов бьют молнии.
Очень легко себе такое вообразить: тварь размером с драккена лениво нарезает круги все ближе и ближе к земле. Это на самом деле очень страшно. Если пришлец не спешит – значит он твердо уверен: никуда вы от него не денетесь. А вы просто крошечный мышонок, который таращит глазенки на совиные когти.
– Шади и Янаба вовремя успели со своими Щитами. Ударь молния в деревянный дом или в частокол вокруг деревни – все бы занялось в считаные минуты. Я побежал на крыльцо общинного дома и остался стоять там. – Дядя пожал плечами. – Даже не знаю, зачем я туда побежал. Почувствовал, видно, что так надо. Наверное, по этой же самой причине тот, кто поднял тревогу, тоже не покинул свой пост.
– А сколько там было гром-птиц? – поинтересовалась я.
Мне всегда казалось, что десяток или около того. Я так и видела первую гром-птицу: вот она неспешно снижается, осыпая Щит ослепительными молниями, и Щит еле-еле сдерживает натиск. А в вышине парят остальные и тоже мечут молнии, и оглушительный гром сотрясает все вокруг, совсем как сейчас.
– Шесть или восемь, точно не скажу. Но шесть минимум. И не больше дюжины. И вот началась буря, из туч повалил снег пополам с дождем, повсюду засверкали молнии – уже обычные, не те, что изрыгали гром-птицы. И гром грохотал как из пушки – я потом такой слышал только тут, в Пике. Мы недавно переехали и жили всей семьей на нашей первой квартире, и случилась буря вроде сегодняшней. – Дядя дотянулся до охладителя, достал пару бутылок воды и одну вручил мне. Я молча взяла ее.
Такие бури, как описывал дядя, мне знакомы не понаслышке. Они приходят ранней зимой, когда холода еще толком не установились. Но эти снежные грозы ничем не лучше буранов, а может, даже и хуже. И ладно бы гроза со снегопадом, так тут еще и гром-птицы. У деревенских в этом случае одна надежда: гром-птицы, как и все прочие пришлецы, не большие любители холода. Поэтому гром-птицы постараются, чтобы рядом с ними снега не было, а был дождь.
Но дождь дождю рознь… Сегодня, например, льет как из ведра – возможно, и тогда было так же. Ну значит, с крыльца деревенского клуба дядя даже частокола из-за дождя не видел.
– Шади и Янаба вдвоем долго бы не продержались, но уже минут через пятнадцать-двадцать со стороны Монастыря стали подбегать тамошние Охотники. Первым примчался Охотник Бегай, но и другие отстали не намного. Я даже не сразу сообразил, что подоспела помощь. Но вдруг вижу: там, где стояли двое Охотников, уже стоят четверо. Потом шестеро. Потом восемь.
У меня засела в памяти та картинка: они сомкнули круг, стоят плотно, плечом к плечу, лицом к нам, а руки простерты ввысь – они как бы подпирают Щит. Учитель Джеффриз и Учитель Бегай были как каменные столпы, и на них опирались все остальные.
Щиты лежали в несколько слоев, да еще их озаряли молнии – из-за этого их могли видеть даже не наделенные магией. Над Анстоновым Родником раскинулся прозрачный купол, и он весь переливался – знаешь, как мыльный пузырь. Меня словно к месту пригвоздило. Я ни рукой ни ногой двинуть не мог.
Многослойный Щит я видела – Элит-Охотники поднимали такой во время моих испытаний. Но в дядиной-то истории в Щит били молнии и он искрился и переливался всеми цветами радуги – вот, верно, было зрелище! Великолепное – и в то же время пугающее.
– А потом что было? – спросила я, когда дядя сделал паузу, чтобы глотнуть воды.
– А потом… – Он улыбнулся. – Потом явились Учителя. К тому времени Охотники изошли манной, двое из них были уже на пределе и едва держались на ногах. Первой не выдержала Шади: у нее подкосились ноги, и она рухнула прямо в лужу, которая была ей уже по щиколотку. И Охотники начали падать один за другим. Тут я очнулся и кинулся на выручку упавшим – ведь они лежали и мокли под проливным дождем. Я кое-как поднимал их и помогал дотащиться до крыльца, до укрытия, где тепло и сухо. Я закричал, и на мой крик из клуба повыскакивал народ, и все принялись помогать.
Я слушала и испытывала гордость за маленького мальчика, который спустя годы стал моим дядей. Щит в любой момент мог треснуть, и юный герой пошел бы на закуску гром-птицам. Но он все равно поспешил на помощь Охотникам. Неудивительно, что мой дядя вырос таким, какой он есть.
– Хон Ли был тогда старейшим из Учителей. И у него были четыре громадные Гончие. Тибетские мастифы, говорил он, священные храмовые псы. Каждый размером с твоего Душану. Он призвал их, открыл им Портал, а остальные Учителя тем временем подхватили Щит. По команде Хон Ли Учителя бросили Щит, а сам он метнул молнию, такую слепящую, что глазам было больно. Молния ударила гром-птицу прямо в верхнюю часть груди, и птица камнем ухнула вниз.
Ого, вот небось вышел шмяк от такой-то туши! Не слабее, чем от драккена!
– Она упала бесшумно. Не успела она коснуться земли – четыре Гончие были уже тут как тут. Одна схватила гром-птицу за шею, вторая и третья – за крылья, а четвертая перекусила ей хребет. А Учителя опять вскинули Щит – пока остальные гром-птицы не опомнились и не ринулись в атаку. Гончие в мгновение ока прикончили добычу и разорвали ее на куски. И тогда молнии прекратились. – Дядя сделал театральную паузу. Я стискивала бутылку в ладонях. – Хон Ли подал знак, и Учителя опять опустили Щит. Мы все, задрав головы, смотрели вверх. Гром-птицы… они просто парили у нас над головой. Они словно растерялись – их, похоже, ошеломила гибель сородича. И даже буря стихла, будто бы тоже ошеломленная. Стало так тихо… совсем тихо. И тогда Хон Ли поклонился гром-птицам.
– Он… что сделал?
Может, я ослышалась? Учитель Бегай нам про это не рассказывал. Правда, к тому времени он ведь потерял сознание и видел не всё.
– Хон Ли поклонился гром-птицам, – повторил дядя. – А потом заговорил с ними. Он говорил негромко, но казалось, его слова разносятся на многие мили. Что-то такое было в его голосе. «Вы потеряли одного из своих, и теперь вам известно, на что мы способны. Сделайте милость, оставьте нас и позвольте жить в мире», – вот что он сказал. Больше ничего. И только он это произнес, как гром-птицы взмыли в небо и исчезли.
В исполнении Учителя Бегая это звучало так: «Мы убили одну гром-птицу, остальные улетели». Но его версия в сравнении с дядиной никак не тянет на полную. Учитель Бегай даже не заикнулся, что Учитель Хон Ли разговаривал с гром-птицами. Да и вообще: расскажи мне все это кто другой, не дядя, я бы не поверила ни единому слову.
– Хон Ли был великий человек, – задумчиво произнес дядя. – Жаль, таких нынче немного.
– Ну ладно, – помолчав, сказала я. – Я знаю, что с тех самых пор гром-птицы нас не трогали. Я их видела вдалеке, обычно перед грозовым фронтом, но они летали сами по себе и к нам не лезли.
– Не исключено, что гром-птицы – из той породы пришлецов, с которыми можно договориться, – предположил дядя. – Или же их настолько испугала гибель сородича, что они предпочли оставить Гору в покое.
– Или и то и другое, – хмыкнула я. – Хотя, может, есть еще какая-то причина, о которой мы даже не догадываемся. Что-то нам непонятное. А вдруг они выжидают, когда со дня смерти Учителя Хон Ли пройдет побольше времени?
Дядя рассмеялся:
– А что, это было бы резонно. – Он встал. – Я скажу Кенту, в чем состоит твое задание, все остальное он устроит сам. Хороших грозовых дней, Радка. – И дядя поманил меня, чтобы обнять.
Мы обнялись на прощание и вышли из кабинета вместе. Дядю куда-то увел Кент, а я зашагала к себе.
Судя по всему, гроза и не думала утихать. В коридорах включили музыку – видимо, чтобы немного приглушить раскаты грома. Но пол у меня под ногами по-прежнему трясся, и это не поправишь никакой музыкой.
Я по привычке проверила, нет ли каких заданий, но их, естественно, не было. Ну что ж. Зато дядя поручил мне секретную миссию. Или что-то вроде того. Да нет, никакая она, конечно, не секретная, но ведь только дяде ведомо, что за нечисть я буду выслеживать в водостоке.
Стены ходили ходуном, и буря рычала утробным звериным рыком. Не как загнанный зверь, а как хищник, приметивший добычу. А говорили, что сильной бури не ожидается… С чего бы ей вздумалось так беситься?
Я многого не знаю – и в то же время знаю слишком много. Сейчас сяду на диван и посмотрю, можно ли связаться с Джошем. Уже до смерти хочется с кем-то поговорить. Может, Джош в курсе моего нового задания.
Джош ответил сразу. Он был в каком-то незнакомом месте – не в дядином офисе и не в своей квартире. Лампы светили тускло, Джош сидел в углу, и казалось, что эфир шел с его перскома. Джош был не в черно-серебристой форме Псаймона, а в чем-то удобном и повседневном. И волосы он не расчесал.
Как ни странно, при виде Джоша, такого спокойного и расслабленного, меня отпустило. Наверное, в глубине души я думала, что если бы он был весь как на иголках, то и мне пора начинать дергаться.
– Привет! – Джош явно мне обрадовался. Как и я ему. – Ну как твой грозовой день?
– Да пока не знаю. Вот только позавтракала, – ответила я. Если Джош знает, что мой дядя был в штабе, то знает и про задание. А если не знает – надо держать язык за зубами. Хорошо бы он знал! Потому что страшно хочется с ним все обсудить. Но я же не могу прямо в лоб его спросить: разговоры прослушивают и записывают. Поэтому надо начать с чего-то безобидного. – Ты представь, нам вчера пиццу давали!
– Тогда тебе с едой повезло больше, – рассмеялся он. – А у меня тут военный паек. – Джош скривился.
Я бы тоже кривилась: пару раз пробовала военный паек. Еда в пакетиках, которой не страшны вселенские катастрофы. Очень питательная. Очень… практичная. И совершенно безвкусная. В паек даже пакетик перца кладут, чтобы какой-то вкус был.
– А «тут» – это где? – полюбопытствовала я.
– Да в офисе. Те из нас, кто не успел домой до грозы – ну и кто в бронированных трансподах не ездит, – торчат тут до окончания бури. Койки, паек, куча роликов и игр. Нам даже на бурю не поглазеть: на окнах металлические противогрозовые ставни. – Джош показал на комнату, где сидел. – Мне-то повезло. У меня отдельная спальня – кладовка у префекта. И можно пользоваться его ванной. Префект разрешает мне держать тут кое-какую одежду – хоть не парюсь в форме круглые сутки. Ну вот как-то так.
– А как дядя? – спросила я. – Ты знаешь, где он?
– Укатил на встречу в бронированном трансподе. Скоро вернется. Надеюсь, привезет с собой какой-нибудь еды. – Джош поднял бровь. – Твой дядя самый преданный делу человек на свете. И если он поехал туда, где имеется кухня, зуб даю – он своего не упустит. Прихватит чего-нибудь съедобного. Потому что «преданный делу» не значит «дурак».
Я прыснула в ответ на шутку, как и полагалось. Но выходит, дядя не сообщил Джошу, куда направляется и зачем. Тьфу ты. Ну почему? Или он скажет ему потом? Вот же засада! Аж зло берет. Но нет, это неправильно. Джош-то тут при чем? Он же не виноват, что дядя ему ничего не сказал. Короче, помалкивай, Рада. Пока Джош сам не проговорится, что знает о моих будущих похождениях по канализации.
– Слушай, а раз мы оба тут застряли, может, сыграем в видигру?
Я вспыхнула.
– Знаю, я полная деревня, но если честно – я не умею, – неловко призналась я. – Мы дома в них не играли.
Потому что у нас и так был забот полон рот. Мы пахали, сеяли, сажали, пряли, ткали, охотились и Охотились. Это городские все изнеженные и времени на игры у них выше крыши.
– Так я тебя научу! – предложил Джош. – Хочешь? Ты быстро разберешься. У меня есть одна игра-головоломка, она на нескольких игроков. Сейчас я тебе пришлю ссылку, и начнем.
Вот так мы и провели все утро. Джош перешел за рабочий стол секретарши, чтобы пользоваться ее видэкраном вместо перскома. И надо признать, вышло очень даже ничего. Было прикольно! Гораздо прикольнее, чем я ожидала.
Игра оказалась про викторианский Лондон. Там было загадочное убийство с элементами хоррора и магии. Разработчики молодцы, получилось по-настоящему захватывающе. Все равно что участвовать в фильме или в книге с эффектом полного погружения. Словно превращаешься в одного из персонажей. Мы бы безотрывно сидели перед видэкранами еще сто лет, но мне захотелось есть. Не успела я даже рта раскрыть, а Джош уже поставил игру на паузу.
– Сейчас сохраним, а потом продолжим, – сказал он. – Я слышу, что префект вернулся, надо узнать, не нужно ли ему чего-нибудь.
– Или не принес ли он еды, – поддразнила я. На видэкране угасали наши застывшие аватары. Их перекрыли слова «Сохранить и выйти». Джош снова обернулся к экрану и ухмыльнулся.
– А ты сама-то, часом, не Псаймон? – фыркнул он. – Ладно, Радка, ты наверняка уже с голоду умираешь, как и я. И тебе надо по мишеням пострелять, раз чудищ тебе нынче не выдали. Я тебя вечером наберу.
– Не забудь! – ответила я и прервала вызов, чтобы не разводить долгие прощания.
Обед, стрельба и всякие упражнения в спортзале заняли весь остаток дня, до самого вечера. Я попробовала направлять пули с помощью магии, как Марк, но у меня в итоге ничего не вышло. Как-то оно с самого начала не заладилось. Я даже немного рассердилась. Умом-то я понимаю, что могу! А чутье мне талдычит: брось, не получится. Да ну его, это чутье.