Cколько времени длилось такое бессознательное состояние, я не могу сказать. Это было нечто странное: не обморок и не сон, а какое-то тяжелое оцепенение, без мысли и чувств, но смущаемое по временам отвратительными видениями. Когда наконец я открыл глаза и пришел в полное сознание, был уже день. Солнечные лучи заливали пустую палубу, но все было так чисто прибрано, как будто здесь никогда и не разыгрывалась одна из самых ужасных драм.
Сам я лежал у подошвы мачты, свежий и бодрый телом, но как-то странно утомленный душой и с сердцем, сдавленным грустью. Хотя у руля никого не было, корабль быстро несся по волнам, очевидно, придерживаясь определенного курса.
Прислонясь к снастям, стоял Агасфер, устремив на океан задумчивый и печальный взгляд.
Шум, произведенный мною, когда я вставал, заставил его обернуться.
– Здравствуй, брат мой! – с улыбкой сказал он. – Как видишь, все в порядке. Кроме того, я с удовольствием могу сообщить тебе, что мы находимся на пути к месту собрания всех наших братьев.
Я поблагодарил его и осведомился, скоро ли мы прибудем к месту назначения. Агасфер ответил мне, что мы будем на месте, как только окончится мое предварительное очищение, а также другой особы, находящейся у нас на борту.
Видя мое крайнее удивление, он сказал:
– Да, да, у нас есть здесь третий пассажир. Пойдем! Я сейчас покажу его тебе.
Мы спустились в маленькую каюту, которую раньше занимал мой помощник, – и я очутился лицом к лицу с женщиной, нанесшей мне смертельный удар кинжалом.
Она была в трауре и так страшно бледна, что, казалось, в ее жилах не текло ни одной капли крови. Видимо, смущенная, стояла она предо мной, опустив глаза, и все существо ее дышало мрачной грустью.
Я смотрел на нее с таким спокойствием, которое удивило меня самого. Я не чувствовал к ней ни малейшей злобы или ненависти, а, напротив, отлично сознавал, что вся вина была на моей стороне, и почти невольно сказал:
– Прости меня!
– Простите обоюдно друг друга, – сказал старец. – Вы оба согрешили, оба совершили убийство, и на обоих вас тяготят проклятья, которые дадут горькие плоды, так как закон, раз приведенный в движение, должен неумолимо исполниться. Наконец, одна и та же судьба приковывает вас, страждущих и блуждающих, к этой земле.
С тяжелым сердцем я подошел и повторил свою просьбу о прощении. Она протянула мне руку и подняла на меня свои прекрасные глаза, принявшие то странное выражение, какое имеем все мы – мы, которые не умрем, как другие.
Мир между нами был заключен.
С этого дня мы втроем зажили на корабле, которым я уже больше не управлял, но который, как и в настоящую минуту, направлялся невидимыми руками. Часть дня и ночи мы с Лорой проводили в исполнении предписанного нам Агасфером ритуала, в котором и он сам принимал участие своими заклинаниями и странным пением.
Часы отдыха мы проводили на палубе, в мечтах или в разговорах. Мы с Лорой подружились, но только с каждым днем становились все менее сообщительными. По мере того как подвигалось мое очищение и развивался мой ум, мною все больше овладевали глубокая печаль и равнодушие к жизни. Бурная жизнь, полная убийств и грабежей, казалась мне страшным сном. Видения, иногда мучившие меня, заставляли меня бояться смерти; но, несмотря на это, я все еще не мог верить в бесконечную жизнь, о которой говорил Агасфер. Так прошло более двух месяцев. Наконец старец объявил нам, что мы достаточно очистились, чтобы быть допущенными в святилище, и что в эту же ночь мы туда прибудем. Мы находились в открытом море, но где? Я не мог ориентироваться, так как мы ни разу не встретили ни одного корабля, и океан, казалось, превратился в пустыню. Мною овладело сильное любопытство. Наконец-то мы пристанем к берегу, и я увижу, где мы находимся!
Я не покидал палубы. Настала ночь, а желанный берег все еще не показывался. Наконец при бледном свете луны я увидел выходящие из волн высокие черные скалы. Насколько я мог судить, мы приближались к какому-то острову или большому пустынному рифу, так как не заметно было никакой растительности.
Подойдя к громадной остроконечной скале, корабль остановился и мы бортом коснулись серого камня. Старец подошел к борту и трижды громко крикнул:
– Агасфер!
Эхо трижды повторило это имя. Внутри скалы как будто послышался звон колокола. В ту же минуту произошло странное явление: как будто толкаемая невидимыми руками, гранитная масса скользнула в сторону, обнажив углубление. Затем сдвинулась массивная глыба и открыла сводчатую галерею, а в ней двенадцать ступеней, покрытых ковром. На последней ступени стояли два мальчика в белых одеждах, держа в руках лампы, издававшие ослепительный свет.
Вы, знакомые уже с электрическим освещением, конечно, не будете удивлены, когда мы приедем; но я – простой и дикий моряк пятнадцатого столетия – я подумал, что вижу небесный свет.
Агасфер сошел первый, Лора и я последовали за ним. Все мы вошли в галерею, высеченную в скале. Когда я оглянулся, то увидел, что отверстие бесшумно закрылось за нами.
Мы молча шли за Агасфером и очутились наконец в небольшой круглой комнате, откуда в разные стороны расходились такие же галереи, как и та, по которой мы пришли.
В центре этой своего рода прихожей стоял высокий старец в белой одежде, которая так сверкала, как будто была усеяна бриллиантами. К поясу его был пристегнут широкий меч, а на груди, под длинной серебристой бородой, виднелся золотой нагрудник, украшенный драгоценными камнями. Ноги его были обуты в белые башмаки с загнутыми носками.
Старец обнялся с Агасфером, а на нас посмотрел долгим и пытливым взором. Затем, обменявшись с нашим проводником несколькими словами, он поднес к губам небольшой рог из слоновой кости и издал пронзительный звук. На этот призыв явился мальчик, одетый в белое, как и встретившие нас при входе, и повел меня по одной из галерей в роскошно обставленную комнату, где была уже приготовлена постель, а на стол накрыта закуска.
– Подкрепитесь и усните! Когда нужно будет, я приду за вами, – сказал мой проводник и вышел из комнаты.
Я поел с таким аппетитом, какого уже давно не имел. Я чувствовал себя также гораздо лучше. Воздух здесь казался мне легче, чище и был как бы насыщен живительными ароматами. Я чувствовал, как желание жить снова возрождается во мне.
Утолив свой аппетит, я начал осматривать отведенное мне помещение.
Комната, где я находился, очевидно, была гротом, приспособленным к жилью. Обстановка была очень богатая, но форма мебели была такая, какой я еще никогда не видал. Драпировки тоже были сделаны из какой-то неизвестной мне материи, как бы сотканной из металлических нитей.
Предполагая, что одна из портьер скрывает вход в соседнюю комнату, я поднял ее – и с моих губ сорвался крик восхищения.
Я стоял перед пробитым в скале окном. Из этого окна открывался положительно волшебный вид на глубокую внутреннюю долину, окруженную со всех сторон громадными скалами. Над черною массой, подобно темно-синему куполу, выступало усеянное звездами небо. Глубина долины была залита озером, в котором, как в зеркале, отражалась полная луна.
Вокруг озера шли глубокие, причудливой формы и освещенные нежным синеватым светом гроты, глубина которых тонула в таинственном полумраке. В одном гроте виднелись ступеньки узкой лестницы, высеченные в скале и исчезавшие под сводом. Во многих местах стояли на причале лодочки. Два больших белых лебедя плавно скользили по темной и неподвижной воде. Весь этот пейзаж дышал чем-то невыразимо мирным и благотворно действовал на мою страждущую и взволнованную душу.
Только насладившись вполне созерцанием этого волшебного пейзажа, я лег и тотчас же заснул.
Меня разбудил мой маленький проводник и предложил мне одеться. Он отвел меня в соседнюю комнату, где я выкупался в бассейне, сделанном из синего камня и наполненном ароматической водой, а потом одел такую же одежду, какая была на принявшем нас старце. Затем мой маленький паж опоясал меня поясом, только без меча, и надел на шею цепь, украшенную черными бриллиантами, на которой висел красный эмалированный пятиугольник, посредине которого помещался прозрачный камень с заключенным внутри будто огоньком.
Внимательно осмотрев меня, мальчик покачал головой и заметил:
– Сколько на тебе крови, брат мой!
Заметив мое волнение, он тотчас же переменил разговор, показав мне большой чеканный серебряный сундук, отделанный бирюзой, где я должен хранить одежды, надетые на мне. Этими одеждами я мог всегда пользоваться, когда буду являться сюда.
Затем он зажег свечу, и мы вышли. Я молча следовал за ним. Так мы прошли несколько галерей. Наконец в конце одной из них открылась массивная дверь, и я очутился в огромной зале. Из купола залы лились, казалось, каскады золотистого света, отражаясь на мраморных плитах и мозаике пола.
В первую минуту я ничего не мог разглядеть, так как у меня сделалось головокружение; сердце точно перестало биться и дыхание захватило. Я, без сомнения, упал бы, если бы чья-то сильная рука не поддержала меня.
Позже я узнал, что могущественные эманации, наполняющие святилище, всегда так действуют на всякого входящего сюда грешника, покрытого преступлениями.
Когда моя дурнота прошла, я увидел, что меня поддерживает Агасфер, который шептал мне на ухо ободряющие слова. Он был так же одет, как и я, только голова его была украшена тонким золотым обручем со звездой надо лбом, которая испускала яркие лучи. Немного успокоившись, я опустился на колени и оглянулся кругом.
Прежде всего я заметил, что по обеим сторонам залы группировались мужчины в белых одеждах и женщины с лицами, закрытыми покрывалами. Все стояли на коленях и были погружены в молитву. Я заметил также теперь, что купол был открыт, и что каскады света, заливавшие святилище, были не что иное, как лучи солнца.
В глубине залы высился павильон без крыши, сделанный из серебряной материи, которую поддерживали колонны из ляпис-лазури.
Спереди павильон был совершенно открыт. Видны были ступени к большому престолу, на котором горели восковые свечи в золотом подсвечнике с семью рожками. В центре престола возвышался большой крест, над которым реял голубь с распущенными крыльями. У подножия креста видна была громадная чаша, окруженная фосфорически-светлой дымкой.
На покрытых ковром ступенях престола стоял высокий старец с белой бородой, одетый как и мы, с тою только разницей, что его одежда была сделана из иной сверкающей ткани, которая при каждом его движении испускала разноцветные лучи.
На голове этого первосвященника был надет венец с семью зубцами, причем над каждым зубцом пылало небольшое пламя. В руке он держал короткий и широкий меч, которым чертил в воздухе таинственные знаки.