Апрельский день был прекрасен. Солнце ласкало природу нежными лучами, от которых пока ещё не было жарко. По голубому океану небес лениво плыли редкие облака. Деревья и кустарник уже принарядились в радующие глаз зелёные кружева. В воздухе витало состояние надежды и лёгкой радости от того, что впереди тебя ждёт что-то хорошее. Соответствующая погодка поселилась бы также в душе, если бы не досадное обстоятельство – дело происходило на кладбище.
Мы с приятельницей шли по неровной дорожке из глинозёма, поглядывая по сторонам. Оказались в здешних, отнюдь не очень весёлых местах по традиционной причине: наступила Пасха. Вообще-то, священники наложили чуть ли не епитимью на посещающих кладбища в церковный праздник: мол, навещать покойных надо в родительскую субботу. Но коли на Руси нравится поминать родных именно в светлую Пасху, тут сам Всевышний бессилен. Родительский день? Так на него ещё нахлынет люд, кто бы сомневался! По крайней мере, для меня был важнее сам факт почитания, чем всякие религиозные условности.
У Галины усопшие родители как раз лежали у центральной аллеи. Мои родственники, отошедшие в края далёкие, из коих нет возврата, находились по соседству. Подруга прибралась у своих пораньше. Подошла ко мне:
– Ты скоро, Юль?
Я уже протёрла памятник влажной тряпкой и подмела возле него. Поправив в вазочке пластмассовую пародию на живой букет, а заодно – юбку, бросила:
– Щас, только мусор отнесу в бак.
После наведения порядка на могилке ещё раз глянула на фото родных, вздохнувши, попрощалась с ними. Махнула Гале рукой:
– Пошли отсюда. Слава Богу, здесь мы пока на правах гостей.
Направились по дорожке к воротам. Вокруг тоже суетились люди, пытавшиеся как бы загладить невольную вину перед умершими примерной зачисткой захоронений. Галина остановилась у ограды из витого металла с массивными цепями. На её лице мелькнуло едва заметное мученическое выражение, что несколько обескуражило.
Внутри обширной площадки возвышались два надгробия, резко контрастировавшие по цвету. Один – из чёрного гранита – громоздился так, что подавлял прочие образцы вокруг; на нём был выбит профиль крепко сбитого мужчины чуть в годах. Судя по физиономии хозяина последнего пристанища, он и тут был не против изображать из себя крутого молодца̀.
Рядом располагался памятник чуть поменьше, но более трогательный; его сработали из белого мрамора. Две по пояс вырезанные из камня женщины устремились друг к другу, и уже приобнялись за плечи. Покойницы были изображены на верхушке плиты. Ниже с фотографий взирали из того мира в этот два лица, одно из них была явно старше второго. В дополнение к печальной атмосфере разнёсся медленный перезвон колоколов с недалёкой звонницы.
Фамилия на всех троих значилась одна – некие Цыганковы, что мне ни о чём не говорило.
– Знакомые? – поинтересовалась я.
– Ты что, не знаешь этого? – сделала ударение на последнем слове Галина, указав на увековеченного «крутяшку». Она удивилась моей неосведомлённости в местных суете, о которой, якобы, должен знать всяк живущий. Произнесла опять со значением:
– Это же Цыган! О нём в районе кто не наслышан.
Кивнула на белую плиту:
– Рядом – жена и дочь. Смерть их примирила-таки.
– Судя по датам, они в разное время здесь улеглись, – заметила я. И сделала для себя вывод: смерть их соединила не по причине аварии или пожара. Тем не менее, интуиция подсказывала: какая-то общая драма прослеживавалась в их судьбе. Ужель шекспировские страсти? Во мне разгорелось любопытство.
– Так что случилась, Галь?
– Да плохо ладили мать с дочерью в последний год. Всё мужики виноваты.
– В супруге проблема? – заинтересовалась я.
– Измена?
– Не совсем. Давай быстрее на маршрутку, по дороге расскажу. Сейчас народ на остановку подойдёт, не сядем.
***
Действительно, на остановке уже вытянулась змея из ожидавших общественный транспорт. Мы фактически оказались хвостом людского пресмыкающегося. Получалось, с кладбища укатим не раньше, чем через полчаса.
Мне всё не терпелось выяснить, что же случилось меж двух ближайших родственниц. Толкнула Галину:
– Не томи, рассказывай историю.
Она печально усмехнулась:
– Да у нас в Красноармейске произошёл тот несчастный случай.
Галя вкратце поведала о происшедшем. И я, действительно, слышала о трагедии на остановке, когда у кинотеатра «Юбилейный» трамвай сбил молодую девушку. Потому высказала некоторую заинтересованность:
– Думала, болтовня какая-то. Вроде, городской легенды. Значит, всё правда?
Галина горько покачала головой:
– Это лишь концовка бабских разборок.
– Причём бабские разборки?! Не темни уж!
– Да там всё очень сложно. Я же крёстная той молодой, что на могиле – Камиллы. Её мать – моя подруга Элеонора, я у неё работала в фирме бухгалтером.
– Так, а муж кто? Вид у него бандюганский, как не пытались его увековечить более интеллигентно.
Я намеренно подколола Галину, однако она даже не повела бровью – видно, для неё всё и так было ясно.
– Ходили слухи, в девяностые годы крышевал торгашей в районе. После остепенился, обратился в цивилизованного бизнесмена. Ему принадлежало несколько магазинов и кафе. Вроде, всё налаживалось, но потом его пристрелили. Небось, слышала?
Вот про это я знала. Чуть ли не стала свидетельницей преступления! Спешила утром на работу через двор в квартале. В полусотне метров раздался звук, похожий на тот, когда мокрую простыню сильно тряхнут. Потом малозаметный парень метнулся за угол здания. Я, ничего не поняв, побежала дальше. Уже в обед слух на работе прошелестел: «Грохнули крупного рэкетира. Говорят, первая пуля попала прямо в крест на золотой цепи. Он дёрнулся, и вторая уже в горло вошла. Туда ему и дорога! Жил он, конечно, красиво, да сдох шустро. Судьба таких типов всегда одинакова».
После моего воспоминания о тех делах десятилетней давности Галина кивнула:
– Перепугались мы тогда: что дальше-то с конторой будет? Притихли и ждём.
Она вдохнула:
– Жаль, машина в ремонте. Надоело стоять. Вот так всю жизнь ждёшь и ждёшь непонятно чего. На свою голову… Потом – бац, и что-то непредсказуемое случается.
На лице подруги вновь возникла тень непонятного для меня противоречия.
– Давай дальше, – напомнила я о главном сюжете. Моё любопытство – что муха: ни мне покоя не даёт, ни другим.
– Элька даже сороковину по мужу не отметила, – Галина отрицательно покачала головой. – Умотала с удовольствием залечивать душевные раны на Бали. После вернулась, загуляла на широкую ногу, будто горя не бывало.
– А кто стал заправлять в фирме?
– Да кто… Вылез на первый план начальник охраны, эдакий задорный, здоровенный брюнет Паша. Кстати, внешне тоже похож на Цыгана.
Зато следствие по убийству руководителя фирмы застопорилось. Подозревали заместителя Цыганкова. Но через месяц его машина сбила насмерть вечером. Не знаю всех подробностей, по-моему, дело закрыли. Хотели, было, повесить дело на начальника охраны, но у него полное алиби! У Элеоноры тоже нашлись свидетели, что она как бы ни при чём. Хотя снимала через меня в те дни крупные суммы, но отчёта – никакого.
– Дальше – больше, – продолжила рассказчица. – Всё на глазах сотрудников конторы развивалось. Видим, спуталась Элеонора с Пашей накрепко. Через три месяца в открытую стали миловаться, мотаться на машине туда-сюда. Как-то заехала в коттедж к Эльке, так гляжу, наш брюнет уже там столуется. Да до поры помалкивала.
В интонации Галины проскользнула нотка ревности, и я мысленно сыронизировала: «Тоже виды имела на Пашу? Такая своего не упустит».
***
Маршрутки застряли где-то на линии, а народ уже подпирал сзади. В очереди роптали. Зато меня данное обстоятельство наоборот порадовало. Мы чуть отодвинулись вбок, и Галина повернулась ко мне:
– После всё клёво обернулось. Звонит по лету Элька и воет в трубку благим матом. Ничего не соображу, лишь понимаю, что накрыло её по полной программе. Начала успокаивать. Наконец, сквозь рыдания прорывается: «Подонок, я от него такого не ожидала». И что выясняется с «таким».
Обычно Элька обедала рядом с офисом в ресторане. Разумеется, с Пашей. В тот раз секретарь передаёт ей, что он умотал на склады за товаром. Она взяла такси и помчалась домой. Говорит: «У меня будто кошки скребли на душе, только не понимала, от чего». У неё, кстати, коттедж в посёлке Волго-Донского канала. Звонит в калитку. В ответ – тишина. Она ещё звонит.
Возникает в калитке взъерошенная Камилла. Эльке ей: «Ты что, до обеда дрыхла?». Та смущённо бормочет: «Меня Паша сейчас разбудил». Они шли по дорожке к дому, и Эля видит своего помощничка на пороге. Настораживается: «Ты чего здесь?». Хотя вопрос начинает звучать слегка глупо. Паша тоже мнётся: «Заскочил на минутку. Камилла просила отвезти в магазин». Элька мигом заскакивает в спальню дочери и замечает у кровати разорванный пакетик из-под известного с советской поры изделия №2. Ах вот какой магазин!.. «Что ж ты, доченька, даже не замела следы?!» – вырвалось у неё. И Пашу припёрла к стенке: «Чего полез к моей дочери?» Он и выдал: «А что? Она ласковая, как кошка. А ты никогда со мной не была по-настоящему нежна».
Рыдала в трубку Эля, а я думала: «Ты, кума, всегда грубовата была, точно прапор в отставке». Она из тех фифочек, которые любят фуфырятся для улицы, а в доме сплошной бардак, что не пролезешь!.. Не зря позже Цыган прислугу нанял. Камилла, напротив, была нежной пай-девочкой, хотя себе на уме. Мы в офисе, честно говоря, даже не подозревали, что она такой изумительный фокус вывернет. И её папаня тоже ласково с женщинами обходился. Все даже завидовали Эльке и удивлялись: в тюрьме что ль курсы есть, как окрутить девушку? Впрочем, такой мужик как приз – не всякому достаётся, у женщин ведь своя конкуренция. В общем, устроила Эля этим ахальникам трамтарарам, и они с треском вылетели из коттеджа.
Подъехала маршрутка, и очередь перед нами значительно уменьшилась. Я выжидающе глянула на Галину, понимая, что среди людей она вряд ли будет откровенничать. Ненавязчиво подтолкнула:
– Скоро следующая маршрутка подъедет.
***
В карих глазах Галины появилось замешательство. Словно ей стало неприятно тянуть дальше нить из клубка прошлого. Она чуть помедлила и продолжила:
– Приехала однажды Камилла, стала жаловаться. Мать разом обломала её с деньгами. Девочка привыкла шиковать, а теперь ей ничего не светило в перспективе. И Пашку с работы Элька погнала. Он ничего толком не умел делать и нигде не мог пристроиться. У крестницы с ним начались потихоньку скандалы.
– Признаюсь тебе, Юля, честно, – обратилась ко мне Галина, – консультировалась я у знакомого психолога в медцентре «Salutem». Хотела помирить мать с дочкой. Он со встречным вопросом: «Элеонора точно любила мужа?». Тут я выдала тайну подруги: «Трудно понять. Делилась со мной: у неё непонятная тяга к Цыгану – как к своему отцу в детстве, которого любила и ненавидела одновременно. Всё хотела заслужить его расположение, чтобы он после её баловал. Так я спрашиваю доктора: «Что из этого выходит?». «Пусть приходит к нам, – отвечает. – Сама не справится с проблемой». И пояснил, показав цитату из книги знаменитого психиатра: мол, ближайшие родственники – часто наиболее вероятные жертвы преступления родного им человека, так как вызывают самые сильные чувства, в том числе агрессию. Я тогда покачала головой в недоумении от дикого парадокса: ничего не напутало умное «светило»? Ты же знаешь этих лучших друзей шизиков и алкашей: ты им пожалуешься, они тебе сразу диагноз! А доктор настаивал: «У вашей подруги комплекс Медеи, когда ненависть на супруга переносится на детей, коли они больше любят отца». И опять настойчиво попросил обратиться к ним. Ушла я от того психолога в смутном беспокойстве. Да, мы многое понимаем позже, когда уже поздно».
Уже зимой Камилла опять наведалась ко мне. Мы отправились в оранжерею, погуляли среди моих экзотических любимцев. Она всё плакала: «Мать возненавидела меня хуже всякого врага, не пускает в дом». Я тогда осторожно отодвинула девочку от одного красавца с листьями сердечком: «Не прикасайся к нему – его яд проникает даже через кожу. И ягодки любого отправят в преисподнюю». В самом деле, это вьющееся растение считается очень опасным. Тут Камилла выдаёт: «Во-во, у меня что-то наподобие с Пашей». Я оторопела: «Ты о чём?». Она вся закраснелась, и я не выдержала: «Признавайся уж! Мы взрослые женщины». Она прошептала: «У меня после секса бывает состояние, как отравление, понимаешь, рвёт иногда». Вот те нате, чёрт из-под кровати! Я с такими вещами никогда не сталкивалась. Засмеялась и говорю: «Остаётся молиться, чтобы мать хотя бы завещание на тебя составила. Только ждать тебе этого, не дождаться». Затем оставила Камиллу по какой-то причине – уже не помню – одну в оранжерее. Помню лишь, крестница странно выглядела, уходя от меня.
Следующим летом узнаю о несчастье: умерла Эля. Мы с ней мало общались, её одолела в последнее время непонятная хворь – врачи то один диагноз ставили, то другой. А куме всё хуже! На похоронах вновь встретились с крестницей, в кафе на поминках сидели рядом. Камилла поделилась печальной новостью: «Тёть Галь, я Пашку бросила. А он взял и кинулся по пьяни с третьего этажа». Я тогда даже перекрестилась в испуге. Но она успокоила: «Выжил – упал на козырёк подъезда, сломал позвоночник. Лежит в больнице». И мне немного полегчало на душе.
У Галины сорвалось с языка:
– Вообще-то я думала, что ничего они обе не понимают в настоящей любви. Когда вот так сердце без причины захолонёт от взгляда на главного человека в твоей жизни…
А ягодки оказались впереди! В августе крестница звонит в очередной раз и ошарашивает: «Мама приснилась. Стоит у могилки, протягивает две красные гвоздики и так жутко произносит: «Приходи завтра к кинотеатру «Юбилейный», хочу свидеться на с тобой. И возьми эти противные цветы, один цветок отдашь своему папе».
Я спрашиваю: «Может быть, на кладбище она сказала поехать?». Крестница тогда растерянно прошептала: «Да нет, именно так сказала. У неё же завтра день рождения. Но поедем всё-таки к ней на могилку».
Правда, мы обе не поняли, почему всего два цветка привиделось? Я подумала и решила сделать фортель: купила четыре гвоздики, чтобы обоим покойникам досталось, как и положено, чётное количество. Мол, от себя положу пару цветочков.
Встречаемся на следующий день в обед на остановке. Бледную Камиллу трясёт, словно осиновый лист. Я ободряюще улыбаюсь, хотя внутри было неспокойно. «Не бойся, – говорю. – Я же с тобой». И она мне тут сквозь слёзы открывается: «Крёстная, меня следователь повторно вызывает. Обвиняют, что я отравила маму. В её организме нашли какую-то дрянь ядовитую». Я тогда отмахнулась и заторопила девочку на такси.
Но Камилла вдруг дёргает меня за рукав: «Мама у «Юбилейного» стоит». Я аж оцепенела! А она упрямо показывает в сторону кинотеатра: «Вон машет мне…». У меня зрение не ахти, поэтому вижу вдаль паршиво. Вроде как фигура в белом, похожая на Элю, маячит. Или померещилось от жары? Не успела ничего понять, как крестница бросилась через рельсы за трамвай. Следом страшный вопль! По второй линии встречный вагон катил, и с размаху ударил Камиллу. Она отлетела метра на три.
Поднялся шум, крик. Я подбежала ещё с надеждой. Из головы девочки хлестала кровища, народ суетился, а у меня в мозгах всё вертелось: «Вот и встретились. Не нужно к следователю».
***
Подошла маршрутка. Мы втиснулись с остальными в тесный салон. Молча докатили до остановки «Кинотеатр «Юбилейный». Вышли с Галиной тоже вместе. Я бросила взгляд примерно туда, где случилась трагедия. Представила, как лежали Камилла и разбросанные цветы. Меня передёрнуло. «Бедняжке, наверное, показалось после ночного кошмара, – сделала я предположение. – А в таком состоянии чего только не натворишь!». Однако монумент моего безверия слегка заколебался под влиянием подземного гула.
Мы двинулись по проспекту в сторону высотки Галины. В следующем доме жила я. И впервые подумала, что, мы знакомы с подругой лет пять, а в гости она никогда не звала. Она вообще была очень замкнутой натурой.
Дошли, стали прощаться. Я случайно посмотрела на окна её квартиры на первом этаже. Мне показалось? Там мелькнул силуэт. По движению угадывалось, что это – человек в инвалидном кресле. Он быстро отъехал от окна. Галина тронула за рукав, словно хотела, чтобы я отвлеклась:
– Ну, до встречи на работе.
Озадаченная, я пошла по проспекту. «Неужели… – пульсировало в мозгу. – Неужели любовь бывает так сильна? Не верю». Я не знала толком ответа. Перед моим взором по-прежнему только беспомощно валялись на асфальте гвоздики, похожие на пятна крови.