Домой я вернулся только под утро. После нескольких дней отсутствия мне было приятно вновь оказаться у себя дома. Несмотря на то, что предшествующие три дня я провел в относительном комфорте, если забыть про бессонные ночи на скрипучей раскладушке, все равно свой дом ни с чем не сравнится. Даже, если это не совсем твой дом. Последнее – это, как раз, мой случай. Я уже почти полгода живу в доме своей девушки. Причем, так получилось, что живу я в нем совершенно один, не считая кота. Родители Светланы, так зовут мою девушку, или теперь про нее стоит говорить в прошедшем времени? – я часто мучаю себя этим вопросом, но никак не могу на него ответить, даже самому себе. Так вот, родители Светланы выиграли Грин-карту и уже полгода, как живут в Америке, вместе со своей единственной дочерью. Она, как Карлсон, который живет на крыше, – улетела, но обещала вернуться. В первые несколько месяцев, я в это верил. Верил в то, что скоро она вернется и мы снова будем вместе. Но время шло, а в ее ближайшие планы возвращение домой, пусть, даже, на короткий промежуток времени, не включалось. Я понимал это, но принять не мог. Они обживались на новом месте, обзаводились новыми связями, новыми друзьями и новыми взглядами на старые вещи. Вероятнее всего, что в какой-то момент, я для нее превратился, как раз, в одну из таких старых вещей, которую нужно было оставить в прошлом. В первый месяц мы ежедневно созванивались по видеосвязи, но потом эти звонки стали реже, пока, наконец, она не перестала отвечать на мои вызовы. Иногда, я получал от нее сообщения, в которых Светка, с искренними извинениями, ссылалась на неотложные дела и обещала перезвонить позднее. Вывод был очевиден – я остался для нее в прошлом. Как-бы то ни было, я по-прежнему, живу в их небольшом городском доме, оплачиваю коммуналку и присматриваю за котом.
Вернувшись домой, я насыпал в миску Батона сухой корм, не знаю, чем он питался в мое отсутствие, но, судя по виду, кот совершенно не похудел. Батон ел и косился на меня своим ядовито-желтым глазом. Иногда, мне казалось, что этот кот умеет читать мои мысли. На счет мыслей, возможно, я и загнул, но мое внутреннее душевное состояние кот всегда угадывал безошибочно. Сегодня я был усталым и разбитым. Меня до боли терзало чувство вины. Я пытался докопаться до причин этого чувства, но рационального объяснения найти не мог.
Забравшись в ванную, я включил душ, обычно вода помогала мне снять усталость и вернуть здравомыслие, но не сегодня. Я сидел, подставив спину под обжигающие струи воды и старался ни о чем не думать, но какая-то мысль продолжала крутиться на заднем плане в моей голове. Я что-то не понял, чего-то упустил. Кот наблюдал за мной, забравшись на стиральную машину. Взяв в руки кусок мыла, я продолжал рассматривать пустую мыльницу, затем закрыл глаза и попытался мысленно вернуться в дом Александра.
Очутившись на кухне, на той самой кухне, где совсем недавно мы пили чай, в ожидании приезда полиции, только сейчас я не видел там никакого беспорядка. Все шкафы стояли нетронутыми, дверь – целой. Я подошел к двери, она распахнулась, и я мысленно проследовал дальше. В коридоре за дверью я остановился. Внизу, в подвале, я ощущал тяжесть, а сверху… надо мной нависало что-то темное и бесформенное, как туча, только наделенная разумом. Медленно я стал подниматься по ступеням лестницы, ведущей на второй этаж. Страха не было, так как мое физическое тело, в тот момент, находилось далеко от дома, и какое-то внутреннее, седьмое чувство, подсказывало, что я нахожусь в злополучном доме за долго, до развития известных событий. И тем не менее, поднимаясь по лестнице я старался не шуметь – осторожность еще никому не вредила. Поднявшись до конца ступеней, я увидел ту самую нишу стенного шкафа, с которой, как мы думали, все и началось. Мы разобрали шкаф, но не обнаружили в нем ничего существенного. Теперь же я чувствовал, что все зло, выместившее свои обиды на целом доме, включая его хозяев, изначально было сконцентрировано именно в этом стенном шкафу.
Стоя на верхней ступеньке лестницы, я прислушался к своим ощущениям: Так-так-так-так, скорей почувствовал, чем услышал. Что-то темное и пульсирующее дышало и вздрагивало сквозь равные промежутки времени. Я спустился на ступеньку ниже, затем еще на одну, присел и увидел – всю внутреннюю поверхность стены, вплотную примыкавшую к боковой стене, окаймлявшей шкаф, украшали древние символы или руны. Вместе с равномерным гулом: так-так-так, символы начинали светиться, после чего снова гасли. И так продолжалось с каждой пульсацией. Одновременно с этим, я почувствовал, как мои ноги, стоявшие на верхних ступенях лестничного пролета, стали набирать вес и все ощутимей давить на лестницу. Это могло значить только одно – то, ЧТО находилось в доме, заметило мое присутствие.
Я открыл глаза. Передо мной, снова, была ванная комната, льющаяся из-под крана вода и кот, который уже не лежал, как минутой ранее, он сидел и округлившимися глазами смотрел на меня. Впрочем, минутой ли? Я так и не научился определять время, которое проводил там – с другой стороны своего сознания. Судя по увеличившемуся объему воды в ванной, это была не одна и не две минуты, как мне показалось. Все это время, я продолжал сжимать в руке кусок мыла. Посмотрев на него, я отложил мыло в сторону, взял пустую мыльницу и аккуратно положил ее на теплую воду, которая до краев успела наполнить ванную за время моего отсутствия. Вода легко подхватила мыльницу, и та закачалась, подрагивая на волнах. Набрав в руку немного воды, я вылил ее в мыльницу, качание замедлилось. Я повторил это несколько раз, наблюдая, как с каждой новой пригоршней воды, мыльница все медленнее реагирует на колебания волны в ванной. Перед тем, как уйти под воду, наполненная водой мыльница совсем перестала раскачиваться и замерла неподвижно. Вот что было сокрыто в той пульсации! Так-так-так. Я видел, как темная энергия, удерживаемая, теперь уже, утерянными символами, капала и растворялась где-то далеко внизу, в глубинах подвала этого странного дома. Мы же своими действиями, а именно – демонтажем стенного шкафа, нарушили тонкое равновесие невидимой темной материи. Она перестала стекать в недра дома и, подобно воде в мыльнице, стала набираться, аккумулируясь в его стенах, пока этой энергии не набралось столько, что она, образно говоря, захлестнула и потопила весь дом целиком. А мы-то радовались, когда после нашего вмешательства, Александра перестали мучать страшные сны наяву. Дом, так же, как мыльница, потяжелел и на время затих, чтобы потом камнем уйти под воду, забрав с собой всех нас.
Теперь, для меня это было так очевидно, что сжались скулы и на глаза навернулись слезы обиды. Ведь, это же была именно моя задача! Правильнее сказать – это была моя единственная задача, которую я должен был выполнить, находясь в этом доме. Я должен был это почувствовать, я должен был это понять, но сплоховал. И теперь, возможно, Александр расплатился за мою ошибку ценой собственной жизни. Батон не мигая смотрел мне в глаза и урчал, выражая на кошачьем языке какие-то эмоции. Кто бы знал, как благодарен я был этому коту, за то, что в тот момент оказался не один. А потом зазвонил телефон.
Звонил Костик. Костик, своего рода, тот-же кот, который прячась под маской безразличного веселья, на самом деле очень остро чувствует эмоции друзей. И ему за тот звонок, я тоже был искренне благодарен.
– Жрешь сидишь? – со смешком начал Костик.
– Нет, – я не стал говорить, что звонок застал меня в ванной.
– Уже пожрал? – у Костика были два коронных вопроса, которыми он всегда мог вывести собеседника из себя и, как ни странно, этот способ всегда срабатывал. Но не в этот раз.
– Я не хочу есть, я спать хочу. А еще у меня из головы не выходит наша поездка, кажется, я понял, в чем там на самом деле заключалась проблема. Мы кое-что не заметили, когда разбирали нишу в стене. Мне кажется, там что-то было.
На другом конце телефона послышался вздох, голос Константина посерьезнел. Я уже и сам понимал, что он ответит. Так же, как понимал и то, что думать, а особенно, в который раз прокручивать в голове недавние события – не нужно. Ничего уже не изменишь и до добра такие мысли, уж точно, не доведут, но такова моя суть и себя не изменишь, таков уж я человек. А еще я думал о том, кто на самом деле был инициатором этого телефонного звонка – сам Костик, или же его попросил позвонить Михаил Александрович, но спрашивать не стал.
– Слушай, Макс, я понимаю, как все это выглядит для тебя, тем более, что это был твой первый выезд в составе нашей группы, но пойми, что наша работа – это, как раз, тот самый случай, когда ничего не знаешь заранее. А раз так, то и распланировать заранее мы никогда ничего не можем, по тому, что бывало, и не раз, когда все наши планы, во время выездки, летели к чертям. И поэтому приходится импровизировать на ходу, а это получается не всегда удачно. То, что ты переживаешь – это нормально, но зацикливаться на этом не нужно! Все доски, обои и чего мы там еще от стены отодрали, пойдет в архив, потом разберемся что к чему, а пока, нужно жить дальше и думать о перспективах, тем более, что нам скоро предстоит еще один выезд, который, возможно, окажется серьезней и опасней предыдущего. Так что, нужно сконцентрироваться на новых возможностях, – подытожил Костик.
Я слушал его не перебивая, лишь мысленно отметил для себя последнюю фразу, а именно – как он поставил ударение в слове «сконцентрироваться», – значит, Михаил Александрович, все-таки, приложил руку к нашему разговору. Но сам он звонить не стал, иначе я, по всей вероятности, чувствовал бы себя еще глупее, эту дипломатичность я, тоже, мысленно отметил, а вслух спросил:
– А что за архив?
– Ну, брат, архив – это Архив, – к Костику снова вернулось присущее ему глуповато-шутливое настроение, – это такое место, где годами лежит всякий хлам, прямо, как в гараже у Пухлого, бывал там когда-нибудь? – договорил он уже смеясь, – на самом деле, про архив тебе лучше у профессора спросить, он сможет объяснить лучше меня.
После разговора с Константином, я почувствовал себя лучше, на передний план снова вышла уверенность, а чувство вины отступило назад. Я устал, но в сон не тянуло, поэтому я не пошел в спальню, а лег на диване в гостиной и включил телевизор, уверенный в том, что уснуть мне не удастся. Как оказалось, шестью часами позднее, в этом я сильно ошибался. Не смотря на включенный телевизор и шум с улицы, я крепко проспал большую половину дня. Проснувшись, я обнаружил кота, лежавшего в ногах, по телевизору был включен канал евро-новостей, по которому, к моменту моего пробуждения, показывали ураган, свирепствующий где-то на южных широтах земного шара.
Телефон мигал множеством пропущенных сообщений, меня всегда интересовал вопрос, – как мои корреспонденты узнают о том, что я сплю, ибо, именно на моменты моего сна приходила основная часть пропущенных звонков и сообщений. Я взял телефон в руки, он показался мне потяжелевшим от новых сообщений, и стал просматривать их. Два пропущенных звонка от Светланы по Скайпу и несколько испуганных сообщений после них. Она сильно желала узнать все ли в порядке со мной и домом. Как мне показалось, что ее больше интересовало последнее, чем я – собственной персоной. Она где-то увидела видеоролики, которые показывали бурю с градом, прошедшие в нашем городе. Я набрал ей короткое сообщение, о том, что ни про какую бурю и град я не слышал, а также, подтвердил, что мы, вместе с домом и котом находимся в полном порядке, чего и вам желаем. Света мне не ответила, но я увидел, как мое отправленное сообщение приняло статус «прочитанного». Остальные сообщения, сомнительного содержания, были от Костика. Костя писал, что пока я спал, он увел моего коня, а также, кучу всякой чуши, которую я пропустил не задумываясь, но в конце каждого сообщения он просил перезвонить ему, как только проснусь. Последнее, полученное от него сообщение имело следующее содержание: «Есть новое задание. Вечером собираемся у профессора. Перезвони, как проснешься». Зевая я набрал номер Кости.
– Проснулся? – послышался в телефоне его бодрый голос, – а то я уже думал будить тебя. Мое сообщение видел?
– Видел, – подтвердил я, – в двух словах не расскажешь?
– В двух словах не расскажу. К семи вечера собираемся у Александровича, там обо всем и узнаешь. Не опаздывай, адрес знаешь?
Адреса я не знал, и Костик скинул мне его сообщением. Профессор жил на улице с хитрым названием Сакко и Ванцетти. Не имея представления о местонахождении этой улицы, а также о том, кто эти добрые люди, я решил загрузить Яндекс-карты, но подумав не стал этого делать и решил вызвать такси. Зачем мне география? – ямщик есть, куда нужно довезет! Неплохо было бы еще и перекусить перед выездом, но посмотрев на часы, которые показывали уже половину седьмого, я отогнал эту мысль и пошел в душ, возле дома профессора я оказался уже без четверти семь. Михаил Александрович устроился не плохо – небольшой, но отдельно стоящий домик в частном секторе, практически, в центре города. Невысокий однотипный забор из красного кирпича тянулся вдоль всех домов, стоящих на этой улице со смешным названием. Не знаю почему, но каждый раз, когда я мысленно вспоминаю адрес профессора, губы сами собой растягиваются в улыбке. Я решил сразу же по приезду домой обязательно посмотреть в интернете кто такие эти Сакко и Ванцетти. Пока я рассматривал дом профессора, продолжая глуповато улыбаться, рядом с ним остановилась старая двух-дверная «Нива», из которой, громко хлопнув дверью, вышел невысокий, плотно-сбитый молодой человек, на вид ему было лет двадцать пять. Выходя из машины, он окинул меня хмурым, недобрым взглядом и быстро зашагал к дому. Пухлый – вспомнил я, как Костик, смеясь, описывал Антона. Ну да, под это описание он определенно подходил. Я был уверен, что про меня ему тоже рассказали, но он не соизволил придержать открывшуюся калитку и та захлопнулась у меня перед носом. Что-ж, Антону я точно не понравился, ну да ладно, переживу.
Убедившись, что калитка заперта, я нажал на кнопку звонка и стал ждать.
– Заходи, Максим, – послышался из динамика знакомый голос.
Дверь щелкнула и приоткрылась, я вошел внутрь. За калиткой сразу начинались ступени, ведущие в дом. Входная дверь была приоткрыта, меня ждали, но не дождались – на встречу мне никто не вышел. Я вошел в дом и закрыл за собой дверь. На первом этаже царил полумрак, лишь настенное бра тускло освещало прихожую. Я бы не назвал себя скромным, но и к людям, способным запросто, без приглашения, врываться в чужое жилище, я тоже не принадлежал. Разувшись, я остался ждать возле входной двери. Минут через пять чьи-то тяжелые шаги загрохотали вниз по деревянной лестнице и вниз спустился Костя. По звуку шагов, я ожидал увидеть Антона или Михаила Александровича и судя по довольно-улыбающемуся лицу Костика, он это предвидел.
– Ну, чего встал Макс? Кухня прямо, спальня направо, лестница слева, а мы на верху все. Ты, что ли, указателей не видишь?
Следом за Костей я поднялся на второй этаж, а затем на третий и очутился в ярко освещенной квадратной комнате, где уже собрались все остальные члены команды. По всему периметру комнаты стояло множество шкафов до отказа забитых книгами и папками под бумаги. Некоторые книги выглядели как средневековый антиквариат, другие были новыми в цветных обложках. Посередине комнаты стоял небольшой круглый столик, над которым на длинном пружинистом шнуре с потолка свисала пестрая люстра, по бокам от стола, напротив друг – друга, стояли два кожаных дивана. С другой стороны стола, также напротив друг – друга, стояли два больших аквариума. Диваны вместе с аквариумами образовывали квадрат, отделяющей основную часть комнаты от рабочего стола. Получался квадрат внутри квадрата, – интересный дизайн, подумал я.
На одном диване сидел профессор с Антоном, на другом расположился Игорь, видимо, вместе с Костей, который спустился, чтобы встретить меня.
– Привел! – весело доложил Костик. Это же Макс. Он в прошлой жизни был вампиром, переродился в человека, а привычка осталась – пока не пригласишь, он не войдет!
Разговор прервался и все сидящие посмотрели на меня. Игорь улыбался, профессор внимательно посмотрел мне в глаза и кивнул, Антон не шелохнулся, его взгляд что-то уколол внутри меня.
– Заходи, Максим, – поздоровался со мной Михаил Александрович, – Костю и Игоря ты уже знаешь, а это Антон.
После слов профессора Антон кивнул мне, но дружелюбия в нем так и не появилось. Я уже начинал жалеть, что пришел сюда, чувство вины – что в прошлый раз я подвел команду, еще не прошло и взгляд Антона подтверждал, что в этой комнате я был лишним. Как будто прочитав мои мысли, Михаил Александрович посадил меня между Игорем и Костей, а сам обратился к присутствующим.
– Ну, вот теперь вся команда в сборе, приступим! К нам поступила информация о странных явлениях, произошедших недавно в селе Першино, это Нижнедевицкий район, кто-нибудь слышал о таком?
Мы с Игорем и Костей покачали головами, Антон кивнул, глядя в пол.
– Бывал там, – еле слышно прокомментировал он свой кивок.
– Так вот, – продолжил профессор, – это от нас в двух часах езды, само село расположено сбоку от основной трассы, сам я там никогда не был, но справки навел. Теперь про странные события, – вздохнул он, – в течении двух предшествующих недель в этом поселке стали пропадать люди. Вернее, не пропадать, пропадать это не совсем так, физически-то они на месте и никуда не пропадали.
Профессор помолчал с минуту, подбирая слова.
– В общем, с местным населением начало что-то происходить. Человек отключается от внешнего мира, перестает реагировать на окружающих, не отвечает на вопросы. Глаза открыты, он дышит, но при этом не шевелится, ничего не делает и ничего не говорит, а просто смотрит в пустоту перед собой. Самое необычное в том, что происходит это «отключение» при разных обстоятельствах и с разными людьми.
Михаил Александрович обвел нас глазами.
– Понимаю, что все это звучит неубедительно, но я попробую пояснить. Первый случай был зафиксирован с работником частного мясокомбината, расположенного километрах в десяти от самого села. Он лег подремать в обед, а после его обнаружил в таком состоянии кто-то из других рабочих. Сперва все списали на его образ жизни, говорят, он выпивал сильно. Вызвали скорую, отвезли в районную больницу. Врачи проверили все, что смогли, но никаких отклонений не выявили. А через два дня он поднялся и ушел. На вопросы не отвечает, ни с кем не разговаривает и не пьет больше. В общем и целом, он стал другим человеком. На этот случай внимания никто не обратил, – ну мало ли… а через два дня доярка местная, уже с самого села… ее обнаружили утром, стоящей в коровнике. Дома она не появлялась, по всей видимости, так всю ночь и простояла. Глаза открытые, дышит, но ни на что не реагирует. И ее увезла скорая. Два дня ее врачи наблюдали, а потом она поднялась и ушла, молча. С того момента, вот уже неделю как, так ни с кем и не заговорила. А про нее говорят, что говорливая была женщина. Любила пошуметь, поругаться и за словом в карман не лезла. А тут, как подменили ее, молчит и все тут. А в конце недели сразу двое с такими симптомами в больницу попали. При чем, один из них приезжий – водитель из города, он в местный магазин продукты привозит. Обнаружили его грузовик за поворотом, на выезде из совхоза – грузовик уткнулся в дерево, не сильно уткнулся, видимо, ехал медленно, передний бампер, почти не помят, водитель отделался парой синяков, но ничего серьезного, как потом врачи пояснили. Его обнаружили сидящим за рулем, мотор работал, глаза открыты, дышит и смотрит прямо перед собой. И тем же вечером нашли помощника участкового у себя в кабинете, тот, правда, на полу лежал, с пистолетом в руке. Зачем он его из кобуры вынул непонятно, следов насилия нет. Там всего-то два милиционера на весь поселок: участковый, да его помощник. Водителя грузовика скорая забрала, также, как и первых двоих. Он сутки отлеживался, а потом молча встал и ушел, а вот с милиционером уже интересней получилось. Его обнаружили вечером, свет горел, и кто-то в окно увидел, что он в кабинете лежит, позвонили старшему участковому, тот приехал и выяснил, что часом ранее его помощник с женой по телефону разговаривал. Опять вызвали скорую, но ее приезда никто не дождался, милиционер поднялся и ушел. Молча, как и все остальные.
– А почему вы думаете, что это наш случай? – перебил профессора Игорь, – может быть это по медицинской части, просто врачи не разобрались?
– Может быть, – по тону Михаила Александровича не трудно было догадаться, что сам он в это не верит, – может быть и так, вот только, помимо «исчезновений», примерно в то же время, местные жители стали аномалии замечать. Нет, ничего такого ярко выраженного, – тут же спохватился профессор, видимо глаза округлились и заблестели не только у меня, – по мелочам. Местный механик рассказал председателю о необычном звуковом феномене, который он испытал, когда чинил мотор в комбайне. С его слов – провозился он долго, но все же нашел неисправность и устранил ее. Комбайн работал, грохотал, будь-здоров, как мне рассказали по телефону, он его работающим и оставил, на холостом ходу, а сам от грохота в сторону отошел, перекурить. Он отошел не дальше, чем на десять шагов от работающего комбайна и тут грохот смолк. Сначала он подумал, что заглох-то мотор, повернулся, чтобы подойти и посмотреть в чем там дело, сделал два-три шага обратно и снова в закрытом помещении по ушам грохот работающего комбайна ударил. Не услышать работающий комбайн невозможно, я, правда, сам не проверял, но мне так кажется, тем более, с десяти шагов. И другой местный житель рассказывал, что обнаружил свой сарай на заднем дворе весь покрытый пылью и паутиной, как будто туда уже много лет никто не заходил, а с его слов, он только утром туда после поливки шланги складывал. Да-да, я понимаю, как все это выглядит по-вашему и не спорю, возможно кто-то из рассказывающих был не совсем адекватен, а другому просто померещилось, но, если свести все эти случаи воедино, то получается крайне неприглядная картина, которая, на мой взгляд, требует немедленного нашего вмешательства. Ну, что скажете?
Профессор остановился и перевел дух, все молчали, пытаясь мысленно представить жуткую картину – неподвижно стоящих людей, смотрящих в пустоту.
– У нас есть предположения о том, что могло спровоцировать эти явления? – прервал молчание Игорь.
– Кое-какие предположения имеются, – Михаил Александрович поднял толстую папку, лежавшую у него на коленях и положил на стол.
В папке лежали листы бумаги, судя по качеству печати, напечатанные на обычном цветном принтере. Профессор вынул сразу несколько листов и разложил их на столе перед нами, все молча изучали увиденное. Собственно, ничего необычного на распечатанных фотографиях я не заметил – на фотографиях было видно старую деревянную церквушку, расположенную на фоне редколесья.
– Это тот самый поселок Першино, – пояснил Семенихин, – фотография сделана еще до войны, примерно 1930–1940 годы. В каком году была построена эта церковь мне, пока, выяснить не удалось, собственно, как и установить точную дату, когда было основано Першинское поселение, но вот что важно, – профессор вынул из ящика стола большое увеличительное стекло на толстой, блестящей ручке и протянул его нам, – вот, возьмите и взгляните сами.
Антон сидел ближе всех к профессору и первым завладел увеличительным стеклом. Он долго рассматривал распечатанный снимок, морща лоб и щура левый глаз, наконец он сдался.
– А что мы ищем?
Профессор поморщился, несколько раздосадованный невнимательностью Антона, видимо он хотел, чтобы мы сами что-то заметили, не подверженные влиянию чужого мнения. Он обвел карандашом небольшой участок, диаметром с пятак, на распечатанном фотоснимке и постучал по нему карандашом.
– Смотри сюда, Антоша, что ты видишь?
Мы с Игорем переглянулись, пытаясь подавить улыбки, Костик выпучил глаза и попытался надуть живот, Антон немного покраснел. Была у профессора такая привычка – когда он хотел что-либо объяснить для студентов, так сказать, натолкнуть на мысль, он забывался и называл уточняемый материал, названия научных терминов и сами имена и фамилии студентов, до кучи, уменьшительными именами. Порой у него выходило очень забавно, особенно учитывая тот факт, что в остальное время профессор со студентами держался с присущим ему уважением, в разговоре часто переходил подчеркнуто-вежливо на имя – отчество. Антон, видимо, еще не успел познакомиться с этой чертой характера Михаила Александровича. Ну и кто теперь здесь лишний? – ехидно подумал я, впрочем, Антон быстро справился со смущением и разглядев что-то ответил:
– Похоже на дверь, видимо это боковой вход.
– Верно, – закивал Семенихин, – только вот тут, – он порылся среди бумаг, разложенных на столе и вынул нужную, – вот, это план здания. И вход тут один, ни каких боковых дверей на плане нет.
– И что с того? – Антон был упрямым, – этому плану уже черт-знает сколько лет, да и нарисован он, судя по всему, от руки. Без печати. Что это вообще за документ, как таковой? Мало-ли кто его чертил, могли просто забыть.
– Могли и забыть, – согласился профессор, – это самые старые фотографии нужного нам здания, которые мне удалось найти. Соглашусь, и качество снимков тут оставляет желать лучшего, и с этого ракурса невозможно понять дверь ли это, а если дверь, то куда ведет.
Увеличительное стекло осталось у Антона, а несколько листов с распечатанными фотографиями перешли на наш диван. Профессор извлек из папки другие листы и разложил их на столе.
– А теперь что ты скажешь?
Антон снова принялся разглядывать снимки.
– Это уже послевоенные фотографии, – пояснил профессор, – 1949 год, это точная дата. За годы войны поселок был почти под чистую разрушен, но кое-что, все же, осталось. Эта та же церквушка или часовня, не знаю, чем это здание в те годы считалось, на фотографии видно, что оно тоже пострадало. Вот тут, – профессор ткнул карандашом на обломки, запечатленные на фотографии, – был предбанник, то есть, вход в часовню. И где-то здесь, – он обвел круг на пустом месте снимка, – в довоенные годы была та дверь, о которой мы с тобой, Антон, спорили. А теперь что ты видишь?
Антон снова прищурил глаз и всмотрелся в снимок. В общем-то, я и со своего места видел, что на распечатанном изображении был подвал, заваленный обломками досок, видимо разлетевшимися от взрыва. У подвала были слишком прямые стены, последнее не оставляло сомнений – это был именно подвал, или погреб, вырытый человеческими стараниями, а не яма, в виде воронки от снаряда.
– Я думаю, что та дверь, – профессор указал карандашом в сторону первых снимков, которые теперь разглядывал Игорь, – вела в подвал, а подвал, в свою очередь, вел под церковь, и построено все это было еще в дореволюционные годы. А теперь самое интересное, что мне удалось выяснить по этому вопросу. Я покопался в городском архиве, мне разрешили ознакомиться с теми документами, которые по сей день лежат под грифом «совершенно секретно». Так вот, фотографии с этих документов делать мне строжайше запретили, но от руки я их переписал. Это записи НКВД, слышали о таком? – так вот, здесь говорится про 1942-ой год.
Зачитывая чужие заметки, профессор, даже, сменил интонацию и тембр голоса, наверное, так и нужно было читать военные донесения:
– Двадцать второе октября тысяча девятьсот сорок второго года. В восемнадцать часов ровно. Немецкая артиллерия обстреляла северо-западный участок в двадцати километрах от линии фронта. В восемнадцать часов сорок минут этого дня авиация противника совершила бомбардировку восточной линии фронта. В поселении П. сто пятьдесят девятая стрелковая дивизия понесла значительные потери. Есть погибшие и раненые среди гражданского населения. Разрушено здание школы и сельсовета. Госпиталь не пострадал. В девятнадцать часов сорок минут младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В. в ходе совершаемого обхода близлежащей территории обнаружил здание заброшенной часовни. Рядом со здание есть воронка от взрыва, вызванная авиационным налетом противника. Само здание не пострадало. В ходе проведения работ по расчистке входа в здание был выявлен подземный туннель. Глубина туннеля не превышает восьми метров. В виду отсутствия осветительных приборов выяснить продолжительность туннелей и их назначение не представляется возможным. Укрепительные элементы у входа в туннели выглядят надежными. В виду изложенного, принимаю решение с двадцать третьего октября тысяча девятьсот сорок второго года использовать часть подземных туннелей под склад с боеприпасами.
Профессор закончил чтение и поднял глаза, изучая нашу реакцию. Все слушали неподвижно, лично я всегда относился с уважением и, даже с благоговейным трепетом, слушая рассказы про военные годы или рассматривая фотографии времен войны, а тут был отрывок из официального военного донесения, да еще из такого, которое хранится под грифом «совершенно секретно» и было прочитано считанными людьми. Судя по реакции ребят, они испытывали те же чувства.
Молчание нарушил Костик, высказав общие мысли.
– Да, нелегко, видно, было ребятам. Обстрелы, бомбежки, раненые, погибшие. И как они в этом туннеле ориентировались, если фонарей не было, с факелами ходили, что ли?
По всей видимости, профессор дождался нужной реакции и продолжил чтение уже с другого листа.
– Двадцать пятое октября тысяча девятьсот сорок второго года. Время – шестнадцать часов сорок пять минут. Боеприпасы и сух паек полностью перенесены в подземное хранилище, найденное ранее. Условия хранения – сносные, в помещении сухо. Наблюдаются странности с температурой воздуха внизу. Вход в подземное хранилище заложен досками. Сверху досок, с целью маскировки, наложен сухой валежник. Вход закрыт не герметично, тем не менее, температура внизу, приблизительно, на десять градусов теплее температуры воздуха на поверхности. У входа сквозняка не наблюдается, из чего можно сделать вывод, что другие входы в подземные тоннели полностью завалены или отсутствуют, как таковые. У спуска в хранилище дежурят двое часовых. Смена караула происходит каждые восемь часов. Один из караульных, несших вахту в ночные часы, услышал внизу подозрительные звуки. Спустившись вниз, дежурный караул не обнаружил постороннего присутствия и пропажи хранившегося. На тот момент я не придал донесению караульных должного значения. Днем позже четверо солдат под командованием старшины Ефремова проводили инвентаризацию склада, солдаты докладывали о странных звуках, свидетельствующих о наличии в подземном туннеле посторонних лиц. Старшина Ефремов подтвердил показания рядовых о том, что из глубины тоннеля иногда были слышны звуки, похожие на шарканье ног, а несколько раз все присутствующие внизу слышали доносившийся из темноты монотонный шепот. Пройдя вглубь тоннеля метров на сто, старшина Ефремов обнаружил ответвления от основного тоннеля. Ввиду невозможности исследовать туннели целиком, а также, ввиду невозможности исключения нахождения в лабиринтах тоннелей посторонних лиц, мной было принято решение усилить караул, выставив дополнительную охрану в составе двух бойцов внизу спуска в тоннель. Для круглосуточного освещение припасов будет использован костер из валежника.
Профессор снова перевел взгляд на нас, но на этот раз промолчал, даже Костик и Михаил Александрович продолжил чтение.
– Первое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Шестнадцать часов ровно. Сегодня утром, ввиду ухудшений погодных условий, связанных с понижением температуры воздуха, а также, ввиду участившихся осадков в виде мелкого снега и продолжительных ливней, сопровождаемых резкими порывами ветра, старший военфельдшер Самсонов предложил переместить раненых в помещения подземных туннелей и в дальнейшем оборудовать в нем лазарет. Предвижу затруднения, связанные с отсутствием света, но в целом предложение дельное. Сегодня же вечером планирую взять с собой двух бойцов и изучить куда ведут ответвления тоннелей.
Семенихин отложил в сторону прочитанный лист бумаги в сторону и взяв в руки новый, продолжил чтение.
– Четвертое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Шестнадцать часов сорок пять минут. Каждая смена часовых, карауливших подземное складское помещение, докладывает о звуках шагов, раздающихся из темноты, а также о голосах, которые стали громче. Слов никто разобрать не может, рядовые докладывают о том, что слова и обрывки фраз звучат не на русском языке, но на немецкую речь, тоже не похожи. Рядовой Костроменко до мобилизации работал школьным учителем. В совершенстве владеет английским и немецким языками, немного говорит на итальянском. Рядовой Костроменко, прошлой ночью охранявший склад, смог расслышать обрывки фраз, произносимых неизвестными лицами. Докладывает, что слова по интонации похожи на итальянскую речь, но итальянским языком не являются. В ходе проведения беседы, в форме опроса, рядового Костраменко, мной был подмечен тот факт, что рядовой имеет свою точку зрения, кусаемую странных голосов, слышимых в подземных тоннелях, но не хочет ее высказывать в слух. В ходе приватной беседы с рядовым Костроменко, от него был получен ответ, что обрывки фраз, которые он слышал под землей, по его мнению, были похожи на латынь. Не возьму в толк, что делать с полученной информацией.
Профессор поднялся из-за стола и прошел в дальний конец комнаты, войдя я не заметил сразу – половину комнаты от вошедшего загораживали два аквариума на высоких тумбах, а в дальнем конце помещения располагалось две двери и небольшой стол перед ними. На столе стоял кулер с водой и нечто, по форме напоминающее кофеварку. А две двери, наверняка туалет и ванная – удобно устроился Михаил Александрович, во второй раз подумал я. Налив в чашку воды из кулера, профессор обернулся к нам:
– Ребята, я забыл вам сразу предложить, тут есть кофе и чай, никто не желает?
Я бы не отказался от кофе, по сколько дома не успел его выпить, но все дружно покачали головами, и я постеснялся спросить.
Выпив воды, Михаил Александрович вернулся к нам и занял свое прежнее место рядом с Антоном.
– Шестое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Двадцать два часа ровно. Сменившийся караул доложил о необъяснимом явлении, произошедшим за время несения дежурства. Караульные, стоявшие на часах в нижнем спуске тоннелей, видели в свете костра несколько неясных фигур. Фигуры были похожи на людей, но людьми не являлись. Фигуры появились из темноты туннелей и некоторое время держались на отдалении. Затем, по донесению часовых, фигуры приблизились к свету костра. Они имели человеческие очертания с размытыми лицами и контурами тел. На окрик часового: «стой кто идет?!» неопознанные лица не отреагировали, на повторный окрик: «стой! Стрелять буду!» неизвестные, так же, не остановились. Часовые произвели три выстрела. По их словам, два из них прошли насквозь одну из фигур и срикошетили от противоположной стены. Увидев, что применение оружия не возымело эффекта, а также, учитывая полученную временную контузию от стрельбы в закрытом помещении, нижние часовые поднялись на верх. С их слов, часовые на верху стояли по своим местам у замаскированного спуска в туннели, но ни каких выстрелов не слышали. Мое мнение: не услышать выстрел с такого расстояния невозможно, а судя по найденным гильзам и отверстиям в противоположной стене, часовые из нижней охраны произвели, действительно, три выстрела. Рядовые Бурцев и Касевич, несшие вахту у спуска в бункер, доложили, что выстрелов не слышали и не слышали криков с низу, когда два бойца звали подмогу. Они увидели, как рядовой Сысоев поднимается вверх по ступеням и открывает рот, но они не слышали не только ни каких слов, но даже шума шагов, который, также, должен был присутствовать в замкнутом пространстве тоннеля. Как я уже писал ранее, принял решение исследовать тоннели лично. Займусь этим завтра же.
Не делая паузу, профессор взял со стола новый лист бумаги.
– Пятнадцатое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Время после полудня. Артиллерийские обстрелы возобновились, но с воздуха не бомбят. Видимо, немцы уже совсем близко. Небось, боятся по свои попасть, гады. Неделю назад при осмотре подземных тоннелей пропал младший лейтенант Бойстрюк с двумя рядовыми – Симоновым и Михайловым. Наружные часовые доложили о том, что упомянутые трое спускались в нижнее складское помещение. Двое солдат, дежуривших внизу подтвердили, что видели Бойстрюка, Симонова и Михайлова, уходящих с факелами вглубь тоннелей. Спустя четыре часа караул начал волноваться и доложили мне о том, что ушедшие назад не вернулись. Криков и выстрелов, доносившихся из тоннелей, караул не слышал. Не представляю, что там могло случиться с тремя вооруженными людьми. Заблудились они, что ли? Шестью часа позднее, того же дня, военфельдшер Самсонов раздобыл где-то у деревенских старый железнодорожный фонарь, по виду еще с царских времен. За неимением лучшего, я взял этот фонарь, а также фельдшера Самсонова, так как пропавшим могла понадобиться неотложная медицинская помощь, и сержанта Закипова с тремя рядовыми. Вшестером мы около четырех часов обследовали глубины тоннелей. В нескольких ответвлениях от главного тоннеля (прямой проход, ведший от спуска вглубь, буду считать за главный) мы обнаружили необычные медицинские койки со старинными креплениями. Койки были не лежачими, а закрепленными в сидячем положении с вытянутыми ногами. Черт его знает, для чего там стоял этот хлам. На одной из коек нами был обнаружен младший лейтенант Бойстрюк, который находился с открытыми глазами, но в бессознательном состоянии. Видимых повреждений военфельдшер Самсонов не выявил. Дальнейшие поиски двух пропавших рядовых успехом не увенчались. По возвращению мы обнаружили двух часовых, дежуривших на складе, в таком же состоянии, как лейтенант Бойстрюк. Повторяю, четыре часа назад я лично их опрашивал, в связи с исчезновением Бойстрюка. Повреждений на часовых не было, оружие оставалось при них. Самсонов выдвинул гипотезу о том, что в тоннелях есть подземные газы, которые пагубно сказываются на здоровье людей. Я в это не верю. На всем протяжении поисковых работ, я лично слышал неясные отдаленные голоса. Иногда, мне казалось, что голоса шепчут прямо у меня за спиной, но всякий раз, оборачиваясь, я никого не увидел. Черт его знает, что творится в этих тоннелях. Завтра же дам команду вынести все имущество, хранимое на складе обратно и убрать караул. Что делать с Бойстрюком не знаю. Помещен в лазарет под наблюдение Самсонова.
Конец рапорта.
– На этом внятные пояснения заканчиваются, – профессор смотрел на нас поверх очков, внимательно вглядываясь в глаза каждому из присутствующих и говорил уже своим обычным, хорошо поставленным неторопливым баритоном, – по этому вопросу я зачитаю еще несколько донесений, которые мне удалось раскопать в государственном архиве, но дальше все написано сбивчиво и в спешке. Джентльмены, а может быть еще кто-нибудь, кроме меня, хочет чая? Константин, не сочтите за труд, я по глазам вижу, что Максим бы не отказался. Посмотри там в холодильнике должна быть колбаса и батон, увидел? Тогда и бутерброды нам нарежь, пожалуйста.
– На всех тогда делай, Кость, мы с Игорем тоже будем! А зачем батон-то в холодильник класть? – поинтересовался Антон.
Профессор в ответ лишь хитро прищурился и продолжил чтение засекреченных военных рапортов из архива.
– Двадцать второе ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Десять часов утра. Младший лейтенант Бойстрюк пришёл в сознание. Если то состояние, в котором я его наблюдал вчера вечером, можно назвать сознательным. Большую часть адресованных ему вопросов младший лейтенант игнорирует, на свое воинское звание не отвечает. Бойцы радуются возвращению лейтенанта в строй, проходя мимо него улыбаются и отдают честь. Бойстрюк смотрит на них отсутствующим взглядом, на приветствия не отвечает. Днем ранее караул, дежуривший у бывшего расположения подземного склада, (сам склад ранее был перенесен от греха подальше) услышал из темноты туннелей шарканье и бормотание, несколькими минутами позже, был обнаружен рядовой Симонов, пропавший ранее вместе с лейтенантом Бойстрюком при обследовании подземных тоннелей. Рядовой Михайлов по-прежнему не найден. Спустя, примерно шесть часов от времени обнаружения Симонова, рядовой Костраменко был обнаружен своими товарищами лежащим на койке и не реагирующим на приказы. Старший военфельдшер Самсонов, после осмотра рядового Костраменко, доложил, что у последнего присутствуют все признаки жизни: дыхание, пульс, сердцебиение, но отсутствует всякая реакция на внешние раздражители: зрачки не реагируют на свет, пальцы не реагируют на покалывание. По словам Самсонова, данное состояние похоже на летаргический сон. Самсонов выдвинул (повторно) предположение о том, что в подземных туннелях присутствует скопление опасного газа. Но это не объясняет почему из всего караула, дежурившего более двух недель к ряду в подземном складе, пострадал только рядовой Костраменко. Жаль, что это именно он, так как, это единственный человек на весь отряд, говорящий на немецком.
Конец рапорта.
– Двадцать четвертое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Лейтенант Бойстрюк ведет себя странно. Не могу объяснить… он, как будто, многие вещи видит впервые в жизни. Например, днем ранее он попросил жестами (в словах он путается, а в его лексиконе присутствуют много чужеродных слов. Жаль нет Костраменко, он бы, наверное, смог разобрать) рядового Сафонова, дежурного по лазарету, отдать ему автомат. Рядовой Сафонов дал автомат в руки лейтенанту. Во время рассматривания оружия, лейтенант Бойстрюк непроизвольно допустил выстрел в ногу рядовому Сафонову. Прибежавший на место происшествия военфельдшер Самсонов оказал раненому первую помощь и пояснил, что пуля прошла вскользь, не задев мышц и, тем более, кость. У Бойстрюка был растерянный вид (я первый раз вижу его в таком состоянии). Позже мы беседовали со старшим фельдшером Самсоновым, он поясняет состояние младшего лейтенанта Бойстрюка, как шоковую реакцию на стресс. Я в этом сильно сомневаюсь. Я знаю Бойстрюка, почти, шесть месяцев и, по моему мнению, на стресс реагируют, скорее все остальные при общении с ним, чем сам лейтенант Бойстрюк. Самсонов также доложил мне о аналогичных случаях, как у лейтенанта, произошедших с несколькими деревенскими жителями. Я человек простой, не верующий, но здесь творится какая-то чертовщина. И вызвана она, по моему мнению, открывшимся проходом в эти проклятые подземные тоннели. Кому и на кой черт понадобилось копать все это, еще и под часовней? И как объяснить наличие железных коек с ремнями, найденных в одном из подземных тоннелей? Я принимаю решение взорвать и завалить проход в подземные тоннели. Поступил приказ о передислокации. Уже к концу недели мы покинем это проклятое место.
Конец рапорта.
Пока Михаил Александрович дочитывал выписки из рапортов, Костик успел налить чай в пять кружек и соорудить гору бутербродов.
– А дальше что? – спросил он.
– А дальше была война, – мрачно ответил Антон, жуя бутерброд.
– Мрачная, но уместная ирония, – прокомментировал профессор слова Антона, дуя на кружку с чаем, – что случилось потом с этими людьми, как сложилась их судьба нам не известно, как не известно то, что случилось с рядовым Михайловым. Навряд ли его кто-то искал, да и мало вероятно, что в те годы кто-то обратил внимание на эти рапорты, которые я вам зачитывал. Тогда война шла, люди гибли, не до загадок им было.
Михаил Александрович снова достал какие-то бумаги из своей папки. В отличии от предыдущих листов, это оказались газетные вырезки.
– А вот теперь более свежие и более древние новости. Это, как вы видите, вырезки из газетных заметок. Да-да, опять в том же архиве. Есть там местная газета, называется «Ленинский завет». Издается она с 22 сентября 1918 года. Я нашел в архиве ранние статьи, напечатанные в газете. События, которые нам предстоит расследовать, берут свое начало еще до войны. Да чего-там до войны, они еще до революции начались. Вот, – профессор продемонстрировал нам фотографию старой газетной страницы, как по мне, так там еще и шрифт читался замысловато, с неуместными твердыми знаками, – сама статья в газете, – продолжил говорить профессор, – напечатана третьего сентября 1924-ого года, но события, о которых идет речь, судя по этой статье, начались и происходили с мая 1904-го года, примерно, по декабрь 1908-го года. Про само поселение в статье не говорится, поэтому, не берусь утверждать, что тогда в самом поселении было, но пишут, что там некий монастырь стоял, и при монастыре том лечебница была. Прямо тут, опять-таки, не указано, но можно догадаться, что в лечебнице той душевнобольные находились. Я вам не смогу ответить на вопрос – «откуда у меня такие сведения» – скажу честно, что из неофициального источника, пока не готов рассказать подробней, так вот, этот источник поделился информацией, что в той больнице находились не простые пациенты, а те, которые не поддавались стандартным методам лечения, каковые в то время вообще могли быть. Среди них, попадались и такие, которые могли, подобно тараканам, по стенам лазить. Другие пациенты могли своим взглядом свести с ума, их, даже монахи боялись, таких в специальных закрытых камерах держали, полностью изолированных от света. Источник сообщил, также, что среди монахов, что за больными присматривали, бывали случаи беспамятства и суицида, ибо основная часть лечебницы под землей располагалась, непосредственно под стенами самого монастыря и крики в подземных коридорах раздавались не человеческие. Этих сведений я, к сожалению, подтвердить не могу, но вот что совпадает с моим источником, так это наша газетная статья, сейчас, подождите… ага, вот! Слушайте – 16 декабря 1908 года в стенах лечебницы вспыхнул пожар. Пожар произошел ночью, точнее тут не указано, но сказано, что несколько братьев из монастыря пытались спуститься вниз и спасти душевнобольных, но безуспешно. Когда послушники спустились под землю, там уже во всю бушевал пожар, выживших не было. Среди монахов, то же есть жертвы пожара, тут указано, что огонь унес жизни двоих братьев. Я так понимаю, что после этого пожара восстанавливать в монастыре уже было нечего и его просто забросили. Позже первые поселенцы растаскали доски и кирпичи и, частично из них, построили свои жилища. Так от монастыря ничего не осталось. Несколькими годами позднее, местный поп, отец Игнат, скромными силами своего прихода возвел на месте монастыря маленькую часовню, видимо, над тем самым местом, где подземный ход был. Помнишь, Антон, я все-таки думаю, что та дверь вела в подземные ходы, о которой мы с тобой по первым фотографиям спорили? Так вот, – продолжил профессор, – приход частично разрушили, прошел слух среди местного населения, что это монахи из монастыря пожар устроили, чтобы не слышать по ночам душераздирающих криков душевнобольных. Может быть так оно, а может быть и нет, этого мы теперь уже никогда не узнаем, но что нам известно – так это то, что местные жители, после таких слухов, стали враждебно к священнослужителям относиться. Ну, оно и не мудрено, это же послереволюционные годы, когда народ и партия, партия и народ. Рабочие и крестьяне, ну и опиум для народа, – улыбнулся профессор, – в общем, с тех пор долгие годы – это место, то есть, часовня та, заброшена оказалась. А потом… можете взять те фотографии, которые я вам в начале показывал, кстати у кого они? У тебя, Костя? Ну ребята, ну что ж за такое?! Ну кто бутерброды на фотографии поставил? Я же старался, работал, искал все это, в пыльном архиве сидел, ну имейте же совесть! Тем более, что на них, наверное, пыль и миллионы микробов из архива, а ты, Костя, положил туда бутерброд и теперь ешь его.
– Ну все, Костян, домой пешком пойдешь, я тебя не повезу, ты заразный теперь! – хохотнул Антон.
– Нет, я серьезно, ребята! – но Михаил Александрович, тоже улыбался, – так вот, про фотографии-то, недавно там какое – то строительство затеяли местными силами и, видимо, откопали то, чего не стоило откапывать. С тех пор начались в поселке странные события, которые нам с вами предстоит выяснить.
– Как всегда – понять и предотвратить! – вытянулся по стойке смирно Костик.
– И самое главное – все это нужно сделать очень оперативно, – закивал Семенихин, – есть версия, опять-таки от моего источника, что события в скором времени могут принять очень нежелательный оборот. Я бы, даже, сказал – катастрофический оборот, если мы немедленно не вмешаемся и не остановим этот процесс.
– Выезжаем завтра? – Игорь заговорил впервые за весь вечер.
– Нет, думаю, что до завтра мы не успеем собраться. Боюсь, что и после завтра мы не выйдем, – добавил профессор, – нам, то есть мне, нужно еще кое-что сделать… собрать кое-какие сведения, и кое-что из снаряжения.
Профессор посмотрел на часы:
– Ого! Засиделись мы, однако! Думаю, на сегодня достаточно. Антон, подвезешь ребят по домам или лучше им такси вызвать?
– Не нужно никого вызывать, подвезу, – мрачно кивнул Антон.
– Хорошо, что Антоха с радостью согласился нас подвести, а то я уже думал пентаграмму чертить, сто лет таксистов не вызывал, – вставил Костя.
Когда мы покинули дом профессора, мои часы показывали половину двенадцатого, на улице было темно и прохладно. Большинство светофоров весело подмигивало желтым светом, мы ехали без остановок. По радио заунывно звучал саксофон, старые автомобильные динамики временами срывались на хрип, от этого звукового амбре у меня по позвоночнику бегали мурашки. С переднего сиденья Костик весело подгонял запоздавших прохожих, нетвердой походкой переходящих дорогу по пешеходным переходам. Его голос, комментирующий всякую ерунду, вносил живое разнообразие в нашу монотонную ночную поездку, за что лично я был ему премного благодарен. Но вскоре он вышел, поблагодарив Антона хлопком по плечу и скрылся за зеленью тротуаров, дальше мы ехали молча. Вскоре вышел Игорь и на меня стало давить неловкое молчание, нарушаемое лишь звуками встречных машин, хорошо, что до моего временного жилища оставалось уже рукой подать. Подумав об этом, в голове тут же мелькнула мысль – я не говорил Антону свой адрес, откуда он знает где я живу? Как будто прочитав мои мысли, водитель спросил:
– Мне Александрыч про тебя кое-что рассказывал, включая адрес, тут налево или направо?
Минут через пять Антон высадил меня возле дома, на мои благодарности бросил: «угу» и развернувшись уехал. И все-таки, я определенно ему не нравился.
Батон встретил меня у входной двери, внимательно обнюхал туфли и весело завилял хвостом. Я насыпал в его миску сухого корма и кот отстал. Приготовив для себя яичницу с ветчиной, я включил телевизор. Не заметив в себе особого аппетита и не найдя ничего интересного в телевизоре, я отправился спать.
Впрочем, сна тоже не наблюдалось. Я ворочался с боку на бок, со спины на живот, пытаясь занять удобное положение, но что-то меня постоянно отвлекало. В зале, где я оборудовал себе берлогу, громко тикали настенные часы, хотя раньше я этого не замечал. Из кухонного крана капала вода, телефон «блюмкнул» новым сообщением, когда я уже начал проваливаться в сон. Вероятней всего, это было сообщение от Светки, мне захотелось встать и посмотреть, но вместо этого я уже ехал на велосипеде…
Дорога убегала вниз и петляла между деревьями, асфальт, который и так оставлял желать лучшего, временами и вовсе неожиданно обрывался и узкие велосипедные колеса, гремя и позвякивая, тряслись по щебенке. Высокие тополя и клены, стоявшие вдоль дороги, заливали яркие лучи солнца. Нужно было внимательно следить за дорогой, количество ям и колдобин на квадратный метр, перекрывало все мыслимые масштабы, а ветви деревьев, низко и неожиданно появляющиеся над дорогой, то и дело пытались больно ударить по лбу. Но вот клены, заслоняющие нас от ярких лучей полуденного солнца, кончились и все чаще стали попадаться березы вперемешку с низеньким кустарником. Исцарапанную спину снова начали весло палить и пощипывать озорные солнечные лучи. Ужасно хотелось пить, до боли в горле, игнорируя жажду, мы во все глотки весело и звучно фальшивили песню – «и снится нам не рокот космодрома». Нас было трое. Было жарко и весело. Мне снова было девять лет и меня взяли с собой Вовка и Виталик. Ребята были лет на пять постарше меня и в их компании я чувствовал себя крутым. Оставив родителей трудиться на дачах, мы погнали купаться на Погонное озеро. Не думаю, что озеро так и называлось, да если на-то пошло, вообще не думаю, что эта лужа могла когда-либо называться озером, но вода в нем была теплой, а это было главное. Озеро, или чем оно там было, располагалось за военным полигоном, где высокие дядьки в пятнистой форме стреляли из автоматов по мишеням. На обратном пути мы решили спрятать велосипеды в лесу и ползком пробраться на стрельбище, Виталик сказал, что знает место, куда они выкидывают отработанные гильзы, а гильзы для пацанов были дороже золота.
На озере ребята стали кидать в меня тиной, что мне совсем не понравилось. Я боялся жучков, копошившихся в ней, было мерзко и противно и все равно я был счастлив, что они взяли меня в свою компанию. На обратном пути Вовка рассказал слухи про соседнюю деревню Березовку. Эти слухи, кстати, он услышал от бабки Виталика, которую за неуемную говорливость окрестные дачники прозвали Говоруньей. Вова слышал, как Говорунья рассказывала соседу про то, что – «в Березовке колдун уже вторую неделю переходит в мир иной, да только перейти-то так и не может, потому, что сила его не пусщает, ему, сперва, нужно свою силу приемнику передать. Да токма никакого приемника у него-то и нет. Ему над домом и крышу сняли, дабы он перейти мог, да только ничего не помогает.» – смеясь и пришептывая, Вовка изобразил бабку Виталика.
Ребята засмеялись, и я вместе с ними. Все-таки, они были почти взрослыми и мне хотелось скопировать у них все привычки.
– А че? Давай заедем в твою Березовку, посмотрим на колдуна, заодно там и воды напьемся, – предложил Виталик.
Мы с Вовкой дружно согласились. Деревня стояла в стороне от дачных поселков, мы ехали до нее не меньше часа. Доехав, мы первым делом бросились к колодцу, который, судя по всему, был ничейный и стоял чуть в стороне от дороги, прямо у въезда в деревню. Ледяная вода из колодца ломила зубы и обдирала горло, но после двух часов езды на велосипеде под палящим солнцем, я выпил два черпака. От холодной воды на глаза Виталику навернулись слезы и Вовка стал над ним подшучивать. Виталик облил его водой из ковша, а заодно и меня, – чтоб не смеялся. К нам подошел высокий деревенский парень и поинтересовался, – какого черта мы тут брызгаемся. Деревенский мальчишка показался мне взрослым, высоким и широкоплечим, но посмотрев на своих друзей, я с гордостью отметил, что Виталик на пол головы выше деревенского, а Вовка шире в плечах, чуть ли не в двое.
– Слушай, а правда, что у вас тут колдун какой-то есть? – спросил у местного мальчишки Вова.
– Ну есть, – не задумываясь ответил деревенский.
И добавил:
– А вам-то зачем?
– Спрашиваем – значит надо! – грубо отрезал Виталик.
Я испугался, что сейчас между деревенскими ребятами и моими друзьями вспыхнет драка, но загорелый мальчишка посмотрел сначала снизу-вверх на Виталика, потом с уважением глянул на Вовкины мускулистые руки и беззлобно ответил:
– Да там, – указал он рукой себе за спину, – по дороге прямо проедете, как магазин увидите, за ним сразу налево сворачивайте, а там правее держитесь. Слева луг будет, а справа дом его, сразу узнаете, он большой с выбитыми окнами и без крыши.
Мальчишка хотел сказать нам чего-то еще, но лишь пожал плечами, развернулся и ушел. А я в очередной раз порадовался, что Вовка и Виталик взяли меня в свою компанию. Мы выпили еще воды из колодца, а потом оседлали велосипеды и помчались по направлению к магазину, которое указал нам деревенский парень.
Магазин мы обнаружили без труда, к нему вели все дороги. За магазином мы свернули налево и увидели луг. На лугу паслось стадо коров, животные нервно мычали и озирались по сторонам, во всяком случае, мне так показалось.
– Ну что, вроде-как вон тот дом, да? – с сомнением показал на заброшенный дом Виталик.
– Похоже, что он, – подтвердил Володька.
Мы двинулись дальше, оставив позади луг и мычащих коров. Остановившись на другой стороне улицы, напротив дома без крыши, мы слезли с велосипедов и оглянулись по сторонам. Мимо дома, изредка, проходили люди. Мне показалось, что многие из них косились на обветшалый дом и прибавляли шагу. Некоторые крестились и что-то бормотали себе под нос. Но больше всего меня поразила одна гражданка средних лет в неряшливом платье и ярко-желтом платочке. Она остановилась возле калитки, ведущей к дому, поставила тяжелые сумки на землю, перекрестилась и ни к кому, конкретно, не обращаясь слезливо заголосила сбивчивой скороговоркой:
– Ох, да что же это! Да он же всю жизнь всем помогал! Да к нему-же из соседних деревень приезжали за помощью. Скотину вылечить, да от гадюки заговорить, никому не отказывал, всем помогал. А теперь-то он как мается?! Да помогите же ему хоть кто-нибудь!
Гражданка поправила на голове свой ужасный желтый платок, вытерла руки о подол платья и зарыдала в голос. Потом вздохнула, перекрестилась, подняла с земли свои тяжелые сумки и бегом умчалась прочь от дома. От этого зрелища, а в особенности от ее голоса, у меня на загривке волосы встали дыбом. Мне показалось, что мои друзья притихли и затаили дыхание – Виталик вжал голову в плечи и ссутулился, а Вовка, вдруг, похудел и стал рассматривать ногти на пальцах.
– Ну что, посмотрели и поехали? – я попытался, чтобы голос не выдал того страха, что спиралью разжимался внутри меня.
– Да нет! Зря мы, что ли, сюда ехали? – первым пришел в себя Вовка.
– Ага! Пошли, на колдуна посмотрим! – поддержал друга Виталик.
Мне было страшно до ужаса, но собрав всю силу воли в кулак, я перешагнул через калитку и направился к дому, вслед за ребятами.
Внутри было темно. Даже несмотря на то, что в доме не было крыши, зияли, лишь, кое-где сохранившиеся деревянные доски и частично были выбиты окна, все равно, за порогом царил полумрак. Я не сразу разглядел одинокую койку, стоявшую посередине единственной комнаты, мне бросилось в глаза другое – орды черных ворон, сидящих на потолочных балках и стая огромных черных котов, дежуривших у кровати. Возле кровати стоял деревянный стул и стол, более ничего в доме не было. Мои друзья резко остановились на пороге дома, так и не решившись войти внутрь. Кто-то из них резко выдохнул и оба попятились назад, я слышал позади себя их быстро удаляющийся топот и хриплое дыхание.
– Заходи, раз пришел! – услышал я властный голос из дома.
Голос был мощным и басовитым, вне всяких сомнений, он принадлежал сильному, волевому человеку, привыкшему безоговорочному подчинению окружающих. И я вошел внутрь. Я не хотел туда идти, мне хотелось развернуться и броситься прочь, догнать своих друзей, запрыгнуть на Вовкин велосипед, который на это лето стал моим, и убраться отсюда куда подальше. Но, вместо этого, мои ноги нехотя перешагнули порог дома, и я оказался внутри.
Внутри все было по-другому, стол и стул, одиноко стоявшие посередине комнаты, казавшиеся мне с порога маленькими и неприметными, теперь обрели вес и размер, облезлые стены дома, минуту назад, я был в этом поклясться, были аккуратно заштукатурены и выкрашены приятной голубой краской. И самое главное – наверху дома был потолок и крыша, которых не было и в помине снаружи. Но самого человека, который пригласил меня войти внутрь я так и не видел, я видел черных котов, среди которых сидело несколько крупных собак, видел деревянные резные ножки кровати, но саму койку и того, кто на ней лежал я не мог увидеть, все это скрывало плотное одеяло мрака. И вот, из мрака высунулась рука, она поманила меня к себе и снова властный голос произнес:
– Подойди, возьми мою силу!
Я боялся котов и собак, мне казалось, что они вот-вот набросятся на меня, но животные расступились в стороны, образовывая проход. Я сделал еще шаг вперед и наконец увидел саму кровать и того, кто на ней лежал.
На кровати лежал старец, правильнее сказать, он не лежал, а сидел на ней. Я представлял, что увижу древнего старика с трясущейся рукой, но тот, кого я увидел не был похож на нечто из моего воображения. На кровати сидел высокий, широкоплечий старик, который показался мне не таким уж и старым, только его черные, мудрые глаза выдавали настоящий возраст.
– Максим, – обратился старик ко мне по имени, хотя он навряд ли мог его знать, – ты готов забрать мою силу?
Я почувствовал, что та неведомая сила, которая заставила мои ноги перешагнуть порог дома больше на меня не давит, почувствовал себя свободным сделать выбор – остаться или уйти. В тот момент я был уверен, если уйду, то ничего не изменится, на мне не будет висеть проклятье и я стану жить дальше своей обычной мальчишеской жизнью. Наверное, именно это – свобода выбора и сделала за меня мой выбор, я остался. Подойдя к кровати, я протянул свою тонкую детскую руку навстречу могучей взрослой руке. Старик посмотрел мне в глаза и улыбнулся, принимая мою руку в свою широкую ладонь.
Он держал меня за руку и улыбаясь смотрел мне в глаза. Никакого страха я не чувствовал. В тот момент я вообще ничего не почувствовал, лишь легкость и свободу. Свободу и легкость. Наконец, колдун отпустил мою руку.
– И все? – с разочарованием спросил.
– И все! – ответил он с улыбкой, – езжай с миром.
– А сила? Вы же обещали передать мне силу, – сконфуженно и обиженно произнес я.
– И ты ожидал ее сразу почувствовать? – рассмеялся старик громко и весело, – я понимаю, ты хочешь почувствовать Силу, узнать на что она способна, но все бывает совсем по-другому, сначала Сила должна почувствовать тебя, узнать на что способен Ты.
Я вышел из дома колдуна, чувствуя себя пустым и обманутым. Мой велосипед стоял на прежнем месте, а Вовка и Виталик уехали, не дождавшись меня. Это добавило свою каплю в чашу моей обиды и я, стараясь не пустить слезу, поехал обратно. Оказалось, что друзья ждали меня возле колодца на выезде из деревни. Я не ожидал их там увидеть, и едва не проскочил мимо на полной скорости.
– Живой? – с испугом в голосе спросил Вовка.
– А мы уже хотели на помощь звать! – подтвердил Виталик.
– Живой, – уныло подтвердил я, – поехали домой?
И мы тронулись в долгий путь обратно на дачи. Ребята пытались меня разговорить, узнать о том, что было в доме, но я чувствовал себя уставшим и злым, отвечал на их вопросы, но подробности не рассказывал. Наконец, друзьям надоело выпытывать из меня детали, и они принялись за свое любимое дорожное занятие – пристроившись позади моего велосипеда, Вовка весело нараспев горланил песню: – «по кривой извилистой дорожке ехал Ваня, Ваня казачок!»
– Гоп-Гоп! – Весело вторил ему Виталик, когда мой велосипед подскакивал на ямах.
В это лето я первый раз сел на велосипед, не считая детских лет, и водил его, прямо сказать – так себе. А по тому, постоянно выезжал на обочину, ловил колесами ямы и ухабы, и звонкая песня, звучавшая всю дорогу, лишь изредка переключаясь на популярную песню ансамбля Земляне.
Проезжая очередной поворот, я попытался объехать лужу, которая непонятно откуда взялась в это жаркое, засушливое лето. Сам по себе маневр был не сложным, но я не учел скорость и вместо того, чтобы плавно объехать лужу, я круто вывернул вправо и на всей скорости полетел в сторону автомобильной дороги, по которой под горку катились зеленые жигули-копейка. Навряд ли водитель мог видеть мой велосипед и мои неуклюжие попытки выровнять руль, и вернуться на обочину, но у жигулей завизжали тормоза и автомобильчик пошел юзом, это дало мне время для беспрепятственного пересечения проезжей части. Водитель жигулей, лишь мельком глянул на группу чумазых мальчишек на велосипедах, и испуганно забегал вокруг своей машины, а потом и вовсе встал на колени и стал что-то высматривать под днищем автомобиля. Я остановился на другой стороне дороги у дикой яблони. Вслед за мной, но уже более аккуратно, дорогу пересекли мои друзья. На бледном Вовкином лице, как два маленьких чайных блюдца, горели глаза, у Виталика отвисла челюсть.
– Ты что творишь, Макс? Разве так можно? Он же не видел тебя! – с упреком обратился ко мне Вовка.
– Ага, не видел, но как вовремя затормозил! Вон, до сих пор под капотом лазит, не поймет в чем дело, – вставил Виталик.
Ребята посмотрели на водителя жигулей, который окончил осмотр своего автомобиля и непонимающе морщил лоб, затем перевели взгляд на меня и, сперва у Володьки, а потом и у Виталика начала зарождаться одна и та же мысль. Мысль эта отчетливо читалась в глазах друзей, ребята переглянулись и не сказав мне ни слова сели на велосипеды, стали ждать, когда я буду готов продолжить поездку.
Посмотрев еще раз на озадаченного автолюбителя, я сел за руль. Автомобилист что-то бормотал себе под нос, до меня доносилось мяуканье и что-то щекотно ползало вдоль носа.
Я проснулся на своей постели, была половина четвертого утра. Батон терся мне о лицо и тихо мурлыкал. Следующий сон я не запомнил, но провалился в него еще до того, как моя голова коснулась подушки.