Эксперимент - читать онлайн

1

Этот человек был достаточно пунктуален. Хенесс посмотрел на часы. Без одной минуты семь. Сейчас он должен выйти из дома. Двери подъезда открылись. На улицу вышел среднего роста мужчина лет тридцати с небольшим в строгом темном костюме. Сейчас он перейдет дорогу, направляясь к ближайшей станции метро. Отсюда до нее около километра. У мужчины был автомобиль «вольво» бежевого цвета, но он никогда не ездил на работу на машине. Почему? Возможно, ему хотелось по утрам пройтись пешком. Возможно, он не любил пробки. Они вносили бы определенную дисгармонию в его отлаженный распорядок. Так или иначе, этот человек, сам того не подозревая, давал возможность Хенессу наблюдать за ним в толпе. Несколько раз он провожал его на работу. Естественно, они садились в разные вагоны метро. Хенесс никогда не спешил выйти первым. Он знал, что человек, за которым он наблюдал, не любит давки и суеты. У него всегда оставалось время. Пятнадцать минут до станции метро. Пятнадцать минут езды. И снова пятнадцать минут ходьбы. Без четверти восемь он входил в огромное здание, стоявшее несколько в стороне от остальных домов. Хенесс знал, что вновь увидит мужчину в половине шестого, если… Что если?

Они вместе дошли до станции и спустились вниз. Поезд только что отошел. Через три минуты будет следующий.

Хенесс остановился метрах в десяти от мужчины, ненавязчиво разглядывая его. Красивый брюнет, всегда тщательно выбритый и аккуратный во всем, начиная с одежды и кончая прической. Подозревал ли он о том, что в его жизни появился кто-то, следящий почти за каждым его шагом и отсчитывающий часы до одного-единственного мгновения… Почему утро не подходило? Тот же самый маршрут будет и вечером. Хенесс не смог бы определенно сказать почему. Это из области интуиции. Наверное, все дело в том, что утром люди более собранны и внимательны к мелочам. Любая, самая незначительная на первый взгляд ситуация гораздо четче откладывается в памяти. Утром каждый заполняет собой пустоту, возникшую после ночного декаданса.

Подошел поезд. Они сели, как обычно, в разные вагоны. Хенесс окинул взглядом соседей. Это становилось привычкой. Надолго ли? Толстый мужчина развернул газету, уткнувшись ему в плечо. Хенесс скосил глаза вправо. Крупные заголовки проблемных статей, информация, реклама… Толстяк перевернул газету. В самом низу – колонка криминальной хроники… Вчера, в восемь часов вечера, с моста напротив Дома искусств бросился в канал абсолютно голый мужчина. Свидетели утверждают, что в таком виде он прошел по набережной. Тело самоубийцы выловлено. Установление его личности вызывает у полиции затруднение. Проба крови на алкоголь оказалась отрицательной. Версия о том, что он сбежал из психиатрической клиники, не подтвердилась…

Они вышли из метро. Брюнет остановился у табачного киоска, купил пачку сигарет и сразу же закурил. Хенесс подошел к нему с незажженной сигаретой. Их взгляды встретились. Прикурив, Хенесс поблагодарил его кивком и некоторое время смотрел ему в спину. Сегодня он не будет провожать его дальше. Подождет до вечера. Сколько у них еще оставалось времени? Хенесс усмехнулся. У них. Это слово обладало завораживающей глубиной. Сейчас они представляли неразрывное целое, единую оболочку, разрушить которую может только смерть. Пару минут назад он нарушил одно из незыблемых правил игры. Дал возможность этому человеку прямо взглянуть в свои глаза. Почему он это сделал? Трудно сказать. Это было искушение, соблазн, может быть, что-то еще.

Он не знал точно. За семь лет у него не раз возникало подобное желание, и вот только сейчас он позволил себе это…

Без четверти шесть Хенесс бесстрастно наблюдал за тем, как брюнет вошел в подъезд дома, в котором жил. Спустя несколько минут Хенесс увидел молодую красивую женщину, вышедшую из такси. Она вошла в этот же подъезд. Это была его любовница. Пару раз Хенесс видел их вместе на улице. Странно, ему вдруг стало казаться, что она тоже входит в их целое. По сути, это так и было. Если она любит брюнета, его смерть вызовет в ней боль, но… как бы это сказать? Хенесс чувствовал, что не совсем равнодушен к ней. И это было плохо, очень плохо. У человека, которого он застрелил два года назад в городском парке, тоже была любовница. Чувственная, латиноамериканского типа. Она наверняка вызывала желание в любом мужчине, который видел ее. Хенесс вспомнил, что в тот вечер, когда он уходил по парку с места убийства, он услышал визг собаки. Это вызвало в нем нервную дрожь. По странной ассоциации он представил себе эту женщину. Как если бы это она визжала над трупом любовника.

Хенесс закурил. Не было смысла больше находиться здесь. Он вышел из-под арки старого дома и медленно пошел по улице. Оборванный нищий, как зачарованный, смотрел на его сигарету. Хенесс вынул пачку и отдал ему. При этом он почти инстинктивно постарался, чтобы его не коснулись пальцы нищего.

Он вернулся в свою квартиру, которую снял неделю назад по объявлению в газете. Она находилась на седьмом этаже шестнадцатиэтажного дома. Раздевшись, он принял ванну, потом заварил себе кофе. Была одна вещь, немного смущавшая его. Человек, за которым он наблюдал вот уже несколько дней и которого должен был убить, практически не имел ни с кем контактов, кроме любовницы. Хенесс отдавал себе отчет, что в принципе это ни о чем не говорило, и все же… Трудно было сказать, что именно его здесь не устраивало. В конце концов, это не должно его касаться. Человек имел свою личную жизнь, свои странности, которые, может быть, и делали его т е м с а м ы м человеком. К тому же это была область, вступать в которую обычно не рекомендовалось. Это была слишком тонкая материя, над причудливостью форм которой рассуждали другие. И все же, и все же. Пожалуй, дело было в том, что Хенесс слишком хорошо успел узнать некоторых людей, которые занимались тем же, что и брюнет. Они вели несколько иную жизнь, чем этот человек. Они были контактны, общительны, у них было много знакомых в разных слоях общества. Они не стремились к упорядоченности своей жизни, возможно, это происходило потому, что внутри каждого из них сидел зародыш разрушения. Хенесс считал, что уже определил для себя этот тип людей, даже не столь двойственных, как это было принято думать. Выходит, это не совсем так? Завтра он должен позвонить. ОНИ ждут его сообщения. Но, возможно, э то произойдет не завтра. Когда же? По опыту он знал: чем скорее, тем лучше. Всегда существовала вероятность того, что к человеку может возникнуть внезапная симпатия. Это приходит ниоткуда. Но если это произойдет, считай, ты сошел с дистанции. Это можно назвать недостатком профессионализма. Второе правило игры заключалось в том, чтобы случайно не заговорить с этим человеком. Лучше всего не слышать его голоса. Глаза и голос – как раз то, что дольше всего сохраняется где-то внутри тебя.

Семь лет назад Хенесс держал постоянно с собой несколько фотографий. Там были сняты последствия чудовищного взрыва в супермаркете… исковерканные тела людей среди рождественских подарков… Последний раз он просматривал их за час до того, как нажал спусковой крючок. Человек, которого он застрелил первым, вошел в кабину привокзального туалета… Газеты написали, что его убил кто-то из своих. Потом последовала цепная реакция убийств. В нескольких случаях ответственность за это брали на себя представители некоторых террористических группировок. Но Хенесс знал, что это было далеко не так.

Он налил себе еще одну чашку кофе. Чем официально занимался брюнет? Это огромное здание в форме тетраэдра, окруженное парковой зоной, было, кажется, чем-то вроде исследовательского центра. Брюнет работал там. Кем? Хенесс не мог объяснить, почему это его интересует. Все эти вопросы о месте и характере работы были излишни, не имели никакого смысла, в какой-то степени даже мешали. Это была условность, о которой следовало забыть. Но ему хотелось это знать. Впервые он как-то отчетливо осознал, что его раздражает эта неизвестность, являющаяся частью его работы, эта запрограммированность действий, некий механизм, который приводится в движение где-то по ту сторону доступной ему истины. Думать о себе всего лишь как о машине для убийств? Находить оправдание в необходимости? Хенесс поставил пустую чашку на столик. Возможно, ему не следовало нарушать первое правило. Возможно, он слишком затянул со всем этим, возможно… Он усмехнулся. Так или иначе, ему придется узнать поближе жизнь этого человека. Конечно, тем самым он невольно нарушает заведенный ход тайного механизма, но теперь уже ничего нельзя было поделать. Сомнение, как ржавчина, проникшая внутрь, пожирает собранность и осторожность.

В половине десятого утра Хенесс вошел в его квартиру. И увидел там то, что прежде всего ожидал увидеть. Порядок.

Брюнет был маньяком чистоты. Хенесс начал осматривать все тщательным образом. Хотел ли он найти какие-нибудь доказательства того, что брюнет был именно т е м человеком? Пожалуй, нет. Вряд ли бы он стал хранить дома предметы, прямо указывающие на него. Тогда что? Это должна быть такая маленькая вещица. Своего рода талисман. Символ разрушения. Что-то зашифрованное и на первый взгляд бессмысленное. Осколок иного бытия. Хенесс был очень внимателен к таким мелочам. И здесь не могло быть ошибки. Он чувствовал, что брюнет чем-то похож на него. Может быть, стремлением к уединению, которое становилось сутью жизни? Ему самому было все труднее поверить, что когда-то он жил по-другому.

Хенесс пробежал взглядом корешки книг в книжном шкафу. Большинство составляли различные труды по анатомии, психологии, биохимии, физиологии, специальные медицинские сборники. Из знакомых по университету книг Хенесс отметил только «Историю упадка и разрушения Римской империи» Эдварда Гиббона. Вне всякого сомнения, брюнет был человеком науки, но это отнюдь не означало, что он не вел двойную жизнь.

Хенесс попытался вспомнить, кем работал тот, первый, с узкой бородкой и маленькими пронзительными глазками. Кажется, он занимался коммерцией. А этот желтокожий убийца детей? Он был фармацевтом. Тот, кучерявый, смуглолицый, был всего лишь посыльным. Он видел Хенесса выходящим из подъезда и был застрелен двумя выстрелами в упор. Как потом выяснилось, кучерявый, кроме того, занимался распространением наркотиков. Очень долго Хенесса мучил один вопрос: выстрелил бы он в кучерявого, если бы не видел того на фотографии вместе с фармацевтом, которого он убил за пять минут до этого? В тот момент он среагировал мгновенно. Это становилось условным рефлексом. Кучерявый был одним из т ех людей. Кроме того, он видел Хенесса. Это была необходимая мера. Но если бы там был д ру го й человек?..

Он взял одну из книг, раскрыл, пролистал несколько страниц. фронтальный разрез черепа, сагиттальный разрез, лобно-теменной шов… сухие, бесстрастные анатомические термины: fasies temporalis, fossa submandibullaris…

Веками люди пытались проникнуть в собственную сущность. Но, разложенная на составные, выверенная как на аптекарских весах, природа человека не стала ближе и понятней. Она как бы приняла иную форму, абсурдную и ускользающую. Любые попытки прикрыть ее голой невразумительной истиной выглядели нелепо.

Хенесс взял еще одну книгу. Только раскрыл – и на ковер упали несколько фотографий. Он подобрал их. На одной увидел брюнета в компании мужчин. Они были одеты в белые халаты. Еще несколько групповых фото. А вот на этой брюнету было лет семнадцать. Рядом с ним девочка лет двенадцати. Что-то знакомое в глазах. Он где-то видел ее? Вряд ли такое может быть. Он внимательнее вгляделся в черты ее лица. Они, безусловно, слегка повторяли черты лица брюнета. Скорее всего, это его сестра. Поэтому она и показалась знакомой. Он хотел поставить книгу на место. В сознании прокрутился вчерашний вечер. Женщина, входящая в подъезд этого дома. Его любовница. Она? Хенесс еще раз посмотрел на фотографию, мысленно расправив девочке волосы. Если еще убрать присущую этому возрасту угловатость… Это она. Он был уверен в этом. Но тогда… она не может быть его любовницей? Хенесс почувствовал волнение. Нужно как можно скорей уйти отсюда. Он захлопнул за собой дверь, прислушался. Лифт был где-то наверху. Он быстро спустился по лестнице и вышел на улицу. Пройдя сотню метров, подошел к телефону-автомату. Снял трубку, опустил жетон, набрал номер. Его звонка ждали. Но пока он не мог сообщить ИМ, что все закончено.

Через пять минут он вошел в кафе на углу огромного небоскреба. Наверное, у него есть еще два-три дня. Потом ОНИ начнут беспокоиться. Официант принял у него заказ. Хенесс задумчиво смотрел через широкое окно на улицу. Он до сих пор не решил, что ему следует делать. На том конце провода поинтересовались, как обстоят дела. Он дал понять, что развязка близка. На самом же деле он не был в этом уверен. Он чувствовал себя не готовым. Что будет, если он откажется? Такого прежде не случалось. Он не имел никакого понятия, как к этому отнесутся.

Официант поставил перед ним на стол тарелки с едой, бутылку вина. Пожалуй, одну вещь Хенесс знал наверняка. Он хотел получить подтверждение. Он хотел знать точно: был ли брюнет т е м человеком. Впервые на семь лет он начал сомневаться. Конечно, у него не было никаких конкретных причин, и тем не менее. Может быть, это от нервов? Никогда раньше он не задумывался над этим. Но что-то надо предпринимать. Он понимал, что не получит никакого подтверждения, это просто невозможно будет сделать. Хенесс находился на том уровне, где само положение не предполагало подобных случаев. Все очень просто. Вопросы такого рода – это табу. Даже больше. Эту тему, в сущности, нельзя было даже назвать запретной. Ее просто не было. И все же он имел дело с фактами. Но нет такого человека, который без согласования с НИМИ выдал бы ему нужную информацию. Фотографии с последствиями взрыва в супермаркете, хранившиеся у него семь лет назад, были необходимы ему как ключ, с помощью которого он открыл замок. Это было понятно всем, кто заинтересован в этом кроме него. В принципе, такие ключи давались каждому, кто учился ходить. Теперь для него это время прошло. Его уровень предполагал высокую организацию и профессионализм. Было и кое-что еще. Он отдавал себе отчет в том, что, один раз засомневавшись, он, по существу, вынужден будет признать, что ОНИ могли ошибаться. Но это-то как раз и было самым невозможным. Во всем этом строгом, отлаженном механизме не могло найтись места даже для маленькой неточности, поскольку речь шла о человеческой жизни.

2

Служащий банка Родс, маленький человек с внешностью, напоминавшей облик одного из великих комиков прошлого века, по вечерам обычно прогуливался в парке со своей собакой породы доберман-пинчер. Вся прогулка продолжалась примерно час. Полчаса от его дома до парковых аттракционов и назад. Этот вечер был похож на предыдущие. Родс дошел до аттракционов, чуть задержался, прислушавшись к какому-то невнятному шуму, доносившемуся из-за деревьев, и уже собирался идти домой. Внезапно его собака натянула поводок и буквально потащила Родса в сторону площадок для развлечений. Он попытался придержать ее, решив, что она бросилась за кошкой. В собаку точно бес вселился. Родс крикнул на нее и в следующую секунду почувствовал, что падает, зацепившись ногой за корягу. Собака вырвалась и исчезла в кустах. Он услышал ее лай, перешедший в судорожные всхлипывания, потом все стихло. Поднявшись, Родс прошел вперед. Выйдя из-за деревьев, он оказался перед чертовым колесом. В первые мгновения Родс ничего особенного не заметил, озабоченный поисками собаки. Затем, как от внезапного толчка, замер.

Чертово колесо крутилось. Это было довольно странно, поскольку уже стемнело, а аттракционы закрылись часа два назад. Он осмотрелся, надеясь увидеть кого-нибудь из служащих. Вокруг не было ни души. Он позвал собаку. Ее тоже не было видно. Родс еще раз взглянул на крутящееся колесо и тут только заметил, что в одной из кабинок сидит человек.

Чертово колесо было огромным, и поэтому невозможно было все сразу разглядеть. Кабинка с человеком только начала спускаться с высоты. Родс, раздраженный пропажей собаки, решил подождать этого любителя ночных развлечений. Он зашел за ограду, по-прежнему оглядываясь вокруг. Собака не могла так просто потеряться. Должна вернуться, думал Родс.

Кабинка с человеком почти поравнялась с землей.

– Послушайте… – сказал Родс, подойдя ближе и чувствуя, что язык прилипает к нёбу.

Человек сидел, откинувшись назад. При свете фонарей Родс увидел, что глаза его закрыты и лицо напоминает карнавальную маску, вроде тех, что он недавно видел по телевизору. Показывали какую-то театральную постановку. Люди в странных одеждах и масках бродили по сцене. Один из них, в самой ужасной маске, время от времени появлялся как будто из-под земли и утробным голосом обрекал кого-нибудь на смерть, несчастье, сумасшествие. Все это Родс припомнил в какую-то долю секунды, глядя на незнакомца. Он понял, что тот мертв. Во всем этом было что-то неестественное, совсем как в той театральной постановке.

Кабинка с мертвецом опять устремилась в небо. Родс оглянулся, внезапно почувствовав, что за ним наблюдает кто-то, невидимый ему. Он сделал несколько шагов, выйдя за ограду. Вот сейчас из ничего возникнет человек в маске… В эти минуты Родс казался сам себе механической куклой. Мозг был почти парализован. Сознание пульсировало фрагментами. Мерещилось, что человек в кабинке что-то кричал и размахивал руками. В его гримасах было что-то знакомое. Родс почувствовал себя очень маленьким, идущим по краю глобуса. Один неверный шаг – и он сорвется в бездну. Рядом с собой он увидел телефон-автомат. Родс сделал усилие и снял трубку, Номер… какой номер? Пальцы уже набирали комбинацию. «Алло? Алло? Полиция?» Он услышал какое-то бормотанье, потом лай собаки, лай с о б с т в е н н о й собаки… Он бы узнал его из тысячи…

Родс не помнил, как добрался домой. Жена потом сказала ему, что он все время повторял: «Глобус, глобус…» Она спросила: «какой глобус?» Он посмотрел на нее как на маленькую глупую девочку: «Глобус, который стоит в школе, разве ты не понимаешь?»

Полиция отыскала его на второй день по заявлению жены. Она прочитала в газете, что в районе парковых аттракционов были обнаружены труп мужчины и труп собаки породы доберман-пинчер. Нетрудно было догадаться, что это их пропавшая собака.

Баррэт был тем следователем, которому поручили расследование убийства на территории парковых аттракционов. Убитый пока не был опознан. Появление неожиданного свидетеля оказалось весьма кстати. Все произошло случайно. В управление позвонила неизвестная женщина и сообщила, что ее муж, вероятно, что-то знает об этом убийстве. Потом назвала себя и свой адрес. Ее попросили приехать. В любой части света на женщину, готовую выдать своего мужа полиции, смотрят с некоторым подозрением. Тем не менее она была внимательно выслушана. Затем в управление доставили Родса. Когда он вошел в кабинет, Баррэт сразу подумал, что он кого-то напоминает ему. В его глазах Баррэт уловил беспокойство, но это было скорее беспокойство человека, который не понимает, чего от него хотят. Минут десять ушло на то, чтобы Родс наконец уяснил: вряд ли ему удастся отмолчаться. То обстоятельство, что о нем сообщила его жена, видимо, задело его и тем самым выдало.

– Послушайте, Родс, в вашем положении глупо отрицать, что двадцать первого, около девяти часов вечера вы находились недалеко от парковых аттракционов. Ваша жена сказала, что вы прогуливались с восьми до девяти. Ваш обычный маршрут – это полчаса до аттракционов и обратно.

Баррэт посмотрел на него, ожидая согласия.

– Да, – выдавил из себя Родс.

– Куда делась ваша собака?

– Этого я не знаю.

– Ее нашли мертвой на площадке перед каруселью. Доберман-пинчер. Это ведь она?

Баррэт задавал вопросы тоном, не допускавшим, что могло быть как-то иначе. Родс чувствовал, что его загнали в тупик.

– Не знаю, – сказал он, пытаясь собраться с мыслями.

– Но у вас именно в тот вечер пропала собака породы доберман-пинчер, так ведь?

– Да, – ответил Родс.

– Как это произошло?

– Она вырвалась и убежала. Я так и не смог найти ее.

– До этого она когда-нибудь убегала?

– Нет.

– Мы знаем, что у вас была умная собака.

Родс взглянул на следователя. Ему показалось, что тот издевается над ним.

– Может быть, вы чего-то боитесь? – предположил Баррэт.

– Нет.

– Мне показалось, что боитесь. Давайте условимся с вами так. У нас есть факты, которые не очень к вам благоприятны. Понимаете, дело об убийстве…

– Но я никого не убивал!

– Да-да, – кивнул Баррэт, посмотрев куда-то вверх. – Этого никто и не утверждает. Но есть несколько неоспоримых вещей. Первое. В половине девятого вечера двадцать первого числа этого месяца вы находились недалеко от парковых аттракционов. Второе. Утром двадцать второго на территории аттракционов был обнаружен труп мужчины. Экспертиза установила, что он был убит и смерть его наступила именно в промежутке от восьми до девяти вечера двадцать первого. И наконец, третье. Ваша собака лежала недалеко от него. Странно, не правда ли? Ваша жена сказала, что вы вернулись примерно в девять, ничего не смогли объяснить о пропаже собаки, бормотали о каких-то глобусах. Я достаточно ясно выражаюсь?

Жена Родса также пояснила, что ее муж практически не пьет спиртного и в тот вечер от него не пахло. Вообще она никогда раньше не видела его в таком состоянии. У нее даже мелькнула мысль, что он сошел с ума.

Родс чувствовал себя жертвой какой-то бессмыслицы. Но для него стало совершенно ясно, что, если он не попытается что-то объяснить, его могут арестовать.

– Да, – сказал он. – Я был там. И видел е го.

– Кого?

– Полагаю, того человека, которого нашли утром. Он был уже мертв. – Родс помедлил, вспоминая самый жуткий вечер в своей жизни. – Это была обычная прогулка. Когда я дошел до того места аллеи, где дорожка поворачивает к аттракционам, Принц вырвался и убежал. Это действительно так и было. Я пошел за ним. На аттракционах было пусто. Собственно, я и не ожидал кого-то увидеть в это время. Но чертово колесо крутилось.

– Чертово колесо?

– Да. Он сидел там.

– Кто?

– Этот человек.

– Значит, он был еще жив?

– Нет.

Во время возникшей паузы Баррэт внимательно изучал лицо Родса. Убитый был найден возле билетной кассы. Он был удушен. Ни один из аттракционов, разумеется, не работал. Но что-то подсказывало: Родс не лжет.

– А как вы это определили? – спросил Баррэт.

– Я подошел ближе, хотел спросить, но… колесо крутилось. Это было ужасно.

– Вы больше никого не видели?

Родс покачал головой, раздумывая, сказать ли о своей неудавшейся попытке вызвать по телефону полицию. Он решил, что его рассказ будет выглядеть слишком ненатурально и может вызвать лишние подозрения. Он прекрасно понимал: стоит следователю почувствовать, что у него могли быть какие-то отклонения в психике, и все: они вцепятся в него мертвой хваткой. Жена и так хорошо постаралась. Не хватало ему только конец жизни провести за решеткой или в какой-нибудь психушке, что нисколько не лучше.

– Что вы вообще об этом думаете?

– Не знаю… Это походило на какую-то дьявольскую шутку.

– Почему вы сразу не сообщили обо всем в полицию?

– У меня не было уверенности.

– В чем?

– В том, что все было именно так.

– Но ведь у вас действительно пропала собака?

– Ну и что? Кого это может заинтересовать? Это остается лишь моим частным делом. А что касается того человека… это было похоже на бред. Я не был уверен, что меня поймут. У меня и сейчас нет этой уверенности. Представьте, как бы я выглядел, если бы все это оказалось розыгрышем?

– Пока вы можете быть свободны.

3

Когда девушка вышла из подъезда и пошла по тротуару в сторону метро, Хенесс, подумав немного, отправился вслед за ней. Это было почти безотчетное желание. Он сознавал, что поступает вопреки всякой логике, более того, делает ошибку, но это уже не останавливало его. Ему оставалось только успокаивать себя тем, что он, дескать, просто хочет узнать, где она живет. На метро они доехали до центра города. Сразу на выходе девушка остановилась у витрины книжного магазина. Хенессу вдруг показалось, что она поняла: за ней наблюдают. В этом не было бы ничего удивительного. По опыту Хенесс знал, что женщины более чутко, чем мужчины, реагируют на внимание к себе постороннего лица. Если она что-то почувствовала, ее замысел был весьма прост, но эффективен. Вместе с толпой Хенесс будет вынужден пройти вперед или остановиться, обнаружив себя. Он посмотрел на дверь книжного магазина. Там было открыто. Он вошел туда. Окинув взглядом книжные полки, оглянулся на витрину. Девушки снаружи не было. Он вышел, посмотрев на улицу. Еe нигде не было видно. Он перешел на другую сторону тротуара, рассматривая поток людей, входящих в метро. Если она там, он уже потерял ее. По сути, подобный маневр с ее стороны означал бы только одно: девушка заметила его и преследовать ее дальше было бы серьезной ошибкой.

Он повернулся и пошел прямо по улице. В маленьком скверике напротив университета он увидел девушку… Она разговаривала с каким-то парнем, очевидно, уличным художником. Они обычно стояли в этом месте небольшой группой, предлагая свои услуги. Хенесс остановился и достал пачку сигарет, раздумывая, идти за ней дальше или нет. Вполне возможно, она не заметила никакого наблюдения и все ее поведение за несколько минут до этого только казалось расчетливым. Закурив, Хенесс присел на скамейку.

Судя по всему, она заказала свой моментальный портрет. Парень справился с этим минуты за три-четыре. Он отдал ей набросок, с улыбкой что-то сказав на прощание. Девушка пошла по скверу. Хенесс следовал за ней метрах в тридцати. Пройдя перекресток, девушка обогнула летнее кафе и свернула налево. Здесь начинался один из старых кварталов города. В те времена, когда Хенесс был студентом, вон в том доме жил преподаватель философии. Хенесс часто бывал у него в гостях.

Тяжелый грузовик, почти не сбавляя скорость, накатывал справа. Хенесс подождал, пока машина минует перекресток, затем быстро перешел дорогу. Свернув за кафе, он не увидел девушки. Узкая улочка была довольно пустынна. Только в самом конце навстречу шел мужчина в белой летней кепке. Хенесс сделал несколько шагов, задумчиво окидывая взглядом окна старых домов. В одном из них он увидел странное, заросшее волосами лицо, маленькие глазки внимательно следили за ним. Черная рука дергала занавеску. Хенесс сообразил, что это обезьяна, после некоторого замешательства. Девушка, вероятно, скрылась в каком-то из двух проулков. Но в ближнем или в том, через дорогу? Теперь он был почти уверен, что она заметила его. Мысль об этом совсем не задевала его. Он почувствовал, что встает на зыбкую почву, отбрасывая всякую предосторожность. Это было похоже на манию. Он как будто хотел, чтобы его обнаружили. Помедлив немного, он понял, что в ближний проулок она бы не свернула. За короткое время он успел проникнуть в логику ее поступков. Он перешел узкую дорогу, сворачивая в проулок. Пройдя несколько метров, Хенесс вышел в маленький дворик. Там никого не было. Он оглянулся. Девушка стояла, прижавшись к стене у водосточной трубы. Он шагнул к ней. Она смотрела на него не мигая, как завороженная.

– Не бойтесь… я вам ничего не сделаю.

– Еще шаг – и я буду кричать.

– Повторяю, я не сделаю вам ничего плохого.

– Что вы хотите?

– Мне надо поговорить с вами.

– О чем?

– Я хочу объяснить вам кое-что.

– Не приближайтесь…

– Хорошо, я останусь на месте.

Она напряженно следила за каждым его движением. Раздумывая еще секунды две-три, он попытался найти верный тон.

– Этому мужчине, брюнету, у которого вы были полчаса назад… Ему надо уехать отсюда. Как можно скорее. – Сказав это, он почувствовал облегчение.

– Я вас не понимаю.

Она не выглядела потрясенной.

– Он должен уехать. Так будет лучше для него.

– Почему?

– Это долго рассказывать. Может быть, он сам знает почему. – Хенесс помолчал. – Когда вы передадите ему мои слова, он вас поймет.

– Вы говорите загадками.

«Она слишком легко согласилась, – подумал он. – Что здесь не так?»

– Но это все, что я хотел вам сказать.

Внезапно он понял: она принимает его за сумасшедшего.

– Хорошо, допустим. Я передам ему. Теперь я могу идти?

– Конечно, – кивнул он. – Вы немного не то подумали. Это серьезней, чем…

– Чем?

В ее голосе послышался интерес. Если она не перестанет принимать его за маньяка, его попытка потеряет всякий смысл. Он совсем не учел такого поворота. А что он вообще учитывал? Что девушка кинется ему на шею со словами благодарности?

– Я понимаю, что это все выглядит не очень убедительно. И тем не менее вы должны мне поверить, – сказал Хенесс, стараясь, чтобы в его словах была соблюдена та мера разумности, которая смогла бы настроить девушку на другой лад.

– Но зачем вы шли за мной? Почему бы вам самому не рассказать обо всем моему брату?

– Он ваш брат?

– Да… А что, вы этого не знали?

– Точно… нет. – Он покачал головой.

– Это все очень странно, – сказала девушка.

– Вы, конечно, правы. Мне следовало бы встретиться с ним и объясниться. Но… это не так просто сделать.

– Мне кажется, это какое-то недоразумение.

– Речь идет о его жизни.

В эту минуту у него возникло ощущение, что в этом доме никто не живет. Какая-то оглушающая пустынность двора. Звуки точно вымерли. Он вспомнил об обезьяне, которую видел в окне. Старая надпись на стене, рядом с трубой, полустершийся знак исчезнувшей эпохи. Лица, превратившиеся в тени.

– Знаете, я… все, что вы говорите… – слова девушки проникали в эти стены, растворяясь в них. – Кто вы?

– Мое имя ни о чем вам не скажет.

– Но вы следили за мной, за нами. Что вам известно о нас? Вы говорите, что моему брату что-то угрожает. Как мне все это воспринимать?

– Когда вы передадите ему мои слова, он вас поймет, – повторил Хенесс.

– Я знаю своего брата и уверена, что… – она замолчала, опустив глаза. – Вы можете объяснить, с чем это связано?

– Нет.

– Хорошо, я все расскажу брату, и он подумает, что я дура?

– Вряд ли.

– Но если он захочет сам поговорить с вами? Это возможно?

Хенесс чувствовал, что девушка пытается нащупать ускользающую нить, она все еще не верила ему, но что-то говорило ей: этот разговор не случаен. Могла ли она быть в курсе дел своего брата? Скорее всего, нет. Но она могла что-то видеть, о чем-то догадываться. Возможно, именно это обстоятельство заставляло ее прислушиваться. Она вела себя вполне естественно, и на первый взгляд не было повода подозревать ее в двусмысленности.

И все же это могло быть игрой.

– Он не захочет со мной говорить.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Мистика какая-то…

Он видел, что она уже не так напряжена, как в начале их разговора.

– Откуда вы знаете моего брата?

– Я его не знаю. По крайней мере, лично я с ним не знаком.

– Естественно, он не имеет никакого представления о вас, – сказала она раздумывая, как бы самой себе. – И все же, как вы утверждаете, он поймет. У этого может быть только одно объяснение. Насколько я понимаю, есть нечто, связывающее вас совершенно независимо друг от друга. Так?

– В некотором смысле да.

– И вы хотите, чтобы эта независимость осталась? То есть именно поэтому вы выбрали меня?

– Да.

Хенесс вынужден был признать, что девушка не лишена здравого смысла.

Проблема была в другом. Он не мог решить, как к этому относиться. Их разговор постоянно балансировал в опасной плоскости. С одной стороны, он не знал, насколько может ей доверять, а с другой – хотел, чтобы она поверила ему. Самое лучшее, если бы она ни о чем не задумывалась и просто передала бы его слова. Для нее же, видимо, это были понятия взаимоисключающие. Главное, наверное, заключалось в том, что она была сестрой этого человека. Именно поэтому она хотела во всем разобраться.

– Хорошо, – сказала она. – Я кое-что уяснила. Возможно, это полная бессмыслица, но… решать все равно не мне. И все-таки вас можно как-то найти?

Ему показалось, что она задала вопрос несколько иным тоном, чем говорила раньше. Более сухим, конкретным, что ли…

– Я думаю, в этом нет необходимости.

– Но вы должны понять и меня. Я не требую доказательств, но не хочу, чтобы это превращалось в миф. Вы меня понимаете?

Хенесс с удивлением обнаружил, что колеблется.

– Я дам вам номер телефона. Звонить по нему от шести до семи вечера. В течение трех дней. Потом я уеду. Но запомните, ваш брат должен уехать раньше. У вас есть блокнот?

Она кивнула. Хенесс продиктовал номер и, пока она записывала, смотрел на ее лицо, как будто стараясь запомнить. Это было настолько нереальным, что, казалось, происходит с кем-то другим. Потом он быстро ушел. У него появилось чувство полной бесполезности того, что он сейчас сделал.

4

Кажется, это напоминало занимательную игру. Человек, которого он преследовал, вошел в башню и начал подниматься по винтовой лестнице. Хенесс слышал его шаги над собой. Поднявшись на несколько ступенек, он увидел его бородатое лицо, застрявшее в перилах. Хенесс схватил бороду правой рукой, как-то отстраненно отметив, что туловища человека не видно. Борода осталась в его руке, а голова покатилась по ступенькам вниз. Прямо над собой он услышал смех. Приступ безудержного хохота. Человек издевался над ним. Хенесс начал быстро подниматься вверх. Слева оказалась дверь. Большой черный паук, висевший на паутине, быстро перебирая лапками, исчез за этой дверью. Хенесс толкнул дверь ногой. Он ничего не почувствовал. Тело провалилось в пустоту. Он увидел ровную площадку, похожую на сцену. Многорукая женщина, похожая на индийское божество, вертелась по сцене волчком. Она вставала на руки, гримасничала, подмигивая ему то одним, то другим глазом. Хенесс схватил женщину за руку. Пальцы ощутили ускользающий холодок. Он разжал кулак. Отвратительный черный паук пробежал по его руке, потом по телу и скрылся где-то за пределами сцены. Похожий на птицу жонглер подбрасывал в воздух какие-то странные предметы, напоминавшие воздушный шар, или зеркало, или парик. Это были очки без стекол, пишущая машинка без клавиатуры. женщина, покрытая голубой татуировкой, соскользнула в зрительный зал. Расталкивая неподвижных людей, она продвигалась к проходу. Люди валились в стороны, падали ей под ноги. Хенесс увидел, что это безжизненные манекены. Он пошел вслед за женщиной. Манекены следили за ним мертвыми глазами. В узкой комнате с одним маленьким окном женщина отсчитывала купюры толстому человеку с двойным подбородком. Ее татуировка напоминала письмена древних народов. Толстяк бросал бумажки себе под ноги. Хенесс придержал его за плечи, разворачивая, чтобы рассмотреть получше. У человека не было лица. Это была стеклянная колба, сквозь которую можно увидеть солнце, бродившее по потолку…

Хенесс открыл глаза. Солнечный свет заливал комнату. Он посмотрел на часы. Половина девятого. Сегодня он последний раз должен пойти туда. Номер телефона, который он дал девушке, был номером одного из двух аппаратов, установленных в экспресс-кафе. Если звонили по первому номеру, трубку брал кто-нибудь из служащих. Второй аппарат был установлен рядом со входом. Отсюда мог позвонить любой, вошедший с улицы. Естественно, по этому номеру практически никто не звонил. Первые два дня Хенесс выбирал столик поближе к выходу и в течение часа не спеша пил кофе, наблюдая через широкие окна за улицей и посматривая в сторону телефонного аппарата. Здравый смысл подсказывал ему, что это напрасная затея. Но разве он не знал это с самого начала?

С непостижимым в подобной ситуации хладнокровием он поставил на себе крест, фактически похоронив все то, что составляло основу его жизни. И вот теперь, как школьник, он сидел тут и ждал звонка. Зачем? Помимо откровенной бессмысленности, это могло быть опасным. Если девушка передала его слова по назначению (а в этом он не сомневался), то брюнет, разумеется, сообразил, что к чему. Но этого мало. Он мог поставить в известность людей, с которыми был связан, и эти люди могли попытаться выяснить, что происходит. А эту информацию им мог дать только Хенесс. И в те часы, когда он сидел в кафе и ждал звонка, он был похож на человека, который собственными руками сделал адскую машину и спокойно находился вблизи, ожидая, пока она взорвется. Это походило на одну из форм извращений. В глубине души Хенесс понемногу начал сознавать, что просто-напросто сорвался, потерял психологическую устойчивость. Но мысль об этом не вызывала в нем ничего, кроме насмешливого равнодушия. В какой-то момент у него возникло желание проверить, остался ли на месте брюнет, вообще посмотреть, что там и как. Но желание быстро прошло, и он весь день провел в своем убежище.

Сегодня, кроме всего прочего, он должен позвонить ИМ. Отсутствие сообщения от него может быть истолковано по-разному. Но в любом случае – это знак чего-то неблагополучного. Хенесс еще до конца не решил, что ему делать дальше. Одно, по крайней мере, было ясно. Он должен исчезнуть. И никто не сможет отыскать его. Человек с его опытом способен раствориться без следа. В этом огромном, почти двадцатимиллионном городе в попытке уйти от прошлого скрывалось множество людей, и это несмотря на мощную идентифицирующую компьютерную систему. Кроме того, он был прекрасно осведомлен о разного рода ловушках, созданных для того, чтобы в них попадались люди, по тем или другим причинам изменившие свое имя и свою жизнь. Впрочем, ему хорошо было известно и другое. Сотни и тысячи нищих бродяг составляли клоаку города, живущую по своим законам. Никакая социология не могла бы в полной мере определить подлинную сущность этой формы человеческого состояния. И если высказаться яснее, самому обществу было в огромной степени наплевать на это. Человек, пожелавший стать никем, стать инкогнито, – становился им.

B начале шестого Хенесс вышел из дома. Это напоминало наваждение, и он не мог побороть искушение. Когда он заказал первую чашку кофе, на часах было ровно шесть. Он развернул специально купленную толстую газету и начал просматривать заголовки. Читать ему не хотелось, но газета была той необходимой мерой условности, которая помогала преодолеть этот час ожидания. Он был уверен, что никто не позвонит.

С улицы в кафе вошел длинноволосый парень. Узкая ленточка перехватывала волосы надо лбом. В лице молодого человека было что-то одновременно вызывающее и мученическое. Очевидно, он много работал над этим перед зеркалом. Оглядевшись, парень шагнул к телефонному аппарату. Спустя несколько минут Хенесс опять посмотрел в эту сторону. Парень с лицом воинствующего святого стоял у стены. Очевидно, он собирался позвонить еще раз. В этот момент над аппаратом зажглась лампочка. Телефон не подавал звуковых сигналов. Хенесс напрягся, отставляя чашку от себя. Длинноволосый, недолго раздумывая, взял трубку.

– Да? Да?

Хенесс подошел к нему.

– Это меня…

Парень пожал плечами и передал ему трубку.

– Алло?

Он услышал женский голос. ЕЕ голос.

– Да, я вас слушаю.

– Это… вы?

Внезапно появилось какое-то безотчетное чувство опасности. Хенесс посмотрел на длинноволосого. Тот стоял, опершись на стену, с самым безразличным видом. Не было ли все это тонкой инсценировкой? Хенесс чисто рефлекторно перенес вес тела на левую ногу, оставляя длинноволосого в поле зрения и одновременно наблюдая за людьми в кафе.

– У вас есть проблемы? – спросил он.

– Да… то есть… Вы ничего не знаете?

Ему показалось, что голос ее как-то изменился. В нем чувствовался импульс напряжения. И расстояние, которое разделяло их, было здесь ни при чем.

– Я должен что-то знать?

На том конце провода размышляли.

– Нам нужно встретиться, – сказала она.

Хенесс заметил, что парень прислушивается.

– Хорошо. Сейчас?

– Да.

– Где?

– Я не знаю.

– Я буду ждать вас… – он помедлил. – Место, где рисуют портреты. Помните?

Она ответила не сразу.

– Это там? Да?

Он повесил трубку. Длинноволосый едва заметно искривил губы. Выйдя из кафе, Хенесс перешел дорогу и вошел в магазин дамского белья. Минут через пять длинноволосый покинул кафе и не спеша направился вверх по улице. Хенесс наблюдал за ним через витрину. Судя по всему, этот человек оказался в кафе случайно. Но в любом случае Хенесс успел хорошо запомнить его.

5

Они пришли почти одновременно. Хенесс осмотрелся. Кажется, у девушки не было спутников. Когда она подошла ближе, он понял: что-то произошло. Она выглядела как-то иначе. Может быть, все дело было в полном отсутствии косметики? Это обстоятельство может сильно изменять внешность женщины. Он предложил ей сесть на скамейку. Она как-то странно взглянула на него. Было такое впечатление – она что-то узнала о нем. Разумеется, он понимал, что ничего хорошего она узнать бы не смогла. Но что вообще ей стало известно? Разве только брат ее разговорился.

– Вы хотели что-то сказать мне? – спросил Хенесс, разглядывая группу уличных художников.

– Да.

Он повернулся к ней, почувствовав, что она смотрит на него.

– Вы знаете, что мой брат… Я не видела его уже несколько дней. Его нигде нет.

Он понимающе кивнул.

– Вы передали ему мои слова?

– Да.

– Вероятно, он принял к сведению…

– Нет-нет, – она покачала головой. – Он не собирался никуда уезжать.

– Он вам сам сказал об этом?

– Да.

– Но это ничего не значит. Может быть, он не хотел посвящать вас в свои планы?

– Этого не может быть.

– Почему?

– Я знаю своего брата.

– Многие люди так думают.

– Вы ничего не понимаете. Он не мог уехать, ничего не сказав мне и… мне неизвестно, кто вы, но если с ним что-то случилось…

– С ним не могло ничего случиться.

– Вы уверены в этом?

Он внимательно следил за выражением ее лица, пытаясь определить, насколько она искренна. То, что было снаружи, не оставляло сомнений – девушка действительно встревожена. Но это лишь доказывало правильность его выбора.

– Послушайте, мне кажется, я сделал как раз обратное – я предупредил вашего брата о возможных неприятностях. И то обстоятельство, что он скрылся, только подтверждает: он прекрасно понял, о чем идет речь. Вы говорите, он должен был предупредить вас. Я бы назвал это вашим заблуждением. В сущности, это вопрос метода. Говорить или не говорить. Но он поступил разумно. Он, несомненно, любит вас и дорожит вашим мнением.

– Но что вообще происходит?

Он посмотрел на нее с сомнением. Чего, собственно, ему хотелось?

– Какова была его реакция, когда вы сообщили ему о разговоре со мной? – спросил Хенесс.

– Он удивился. Вы понимаете? Он искренне удивился. Я знаю его с детства. Он не способен лгать. Я говорила вам раньше, говорю и сейчас: это какое-то чудовищное недоразумение.

– Мне кажется, в прошлый раз вы отнеслись к этому более спокойно.

– Вы так думаете?

– По крайней мере, вы не так уж взволнованно отнеслись к моему предупреждению. Вы даже пытались проанализировать его.

– Это потому только, что я в него не верила.

– Иными словами, вас насторожил лишь факт моего обращения к вам, а не смысл моих слов?

– Если хотите, да.

– И только когда ваш брат исчез, вы поняли, что повод для волнения действительно есть?

– Я уж не знаю, что вы про это думаете, но мне хотелось бы знать, что все это значит?

– Прежде всего вам надо успокоиться, – сказал Хенесс. – С вашим братом все в порядке. Он вам сообщит об этом, когда появится возможность.

– Это бред какой-то. Если вы мне ничего не объясните, я сообщу в полицию. Я хотела это сразу сделать, но…

– Вам что-то помешало?

Она уловила в его голосе иронию.

– Вы, вы… – она не могла подыскать подходящие слова. Этот человек казался ей скорее странным, чем опасным. Вначале она приняла его за сексуального маньяка, потом просто за сумасшедшего.

Наконец, ей пришлось убедиться, что он вполне разумен, но то, о чем он говорил… Как к этому относиться? Поверить? Но это означало бы признать, что у ее брата была какая-то своя жизнь, о которой она не имела никакого представления. Мало того. В этой жизни существовало что-то темное, что-то, способное уничтожить человека… но за что? Ее брат был вполне обыкновенным. Ей казалось, что она знает о нем все. И вот он исчез. То есть поступил так, как и предполагал мужчина, сидящий рядом с ней на скамейке напротив университета. В этом было что-то недоступное ее пониманию. Она чувствовала, что еще немного – и ее воля будет сломлена.

– Так вы не хотите мне ничего рассказать? – тихо спросила она.

– Хорошо. Я попробую, – сказал Хенесс, удивляясь той легкости, с которой он согласился. – Я скажу вам почти все, что могу сказать в данном случае. Но хочу предупредить. Возможно, мое признание шокирует вас, возможно, разочарует. И в любом случае вы подумаете о полиции. Это неизбежная вещь, когда приходится сталкиваться с чем-нибудь подобным. К тому же это ваше право. Может быть, мы найдем более уединенное место?

– Нет, – твердо сказала она.

– Я вас понимаю. – Он огляделся, как бы убеждаясь в том, что они находятся в многолюдном месте. – Правда, несколько дней назад мы стояли в глухом дворике, и если бы я хотел сделать вам что-то плохое…

Она опустила глаза, боясь, что он сейчас посмотрит на нее. Именно это обстоятельство, о котором он говорил, и давало ей основание немного верить этому человеку. Верить, хотя разум отказывался это делать. Во всем, что происходило сейчас с ней, были только эмоции и ни капли логики, ни капли жизненной теории вероятностей и прочих глубокомысленных вещей, которыми наполнена жизнь цивилизованного человека.

Хенесс достал сигарету и взглянул на девушку.

– Вы позволите?

– Конечно, курите.

Он закурил, с минуту размышляя.

– Для начала я скажу вам вот что. Я приблизительно знаю, какими глазами вы на меня смотрите и что вы обо мне думаете. Я бы даже сказал, что в ваших мыслях произошла некоторая эволюция в отношении меня. Подтверждением служит хотя бы сам факт того, что вы обратились ко мне. Честно говоря, я не думал, что мы еще раз встретимся. Это свидетельствует о том, что в определенной степени вы доверяете мне.

Заметьте, вы предпочли еще раз поговорить со мной, нежели обратиться в полицию. Отсюда я делаю вывод, что вы могли бы принять мою точку зрения, если бы она показалась вам достаточно убедительной. Ведь так?

– Я хотела бы знать правду – если вы ее знаете.

– Я знаю только то, что вашего брата хотят убить.

– Но за что?

Он сделал предупреждающий жест.

– Об этом вы когда-нибудь узнаете.

– Но откуда вы узнали об этом?

– Я знаком с человеком, который связан со всем этим.

– Кто он?

– Этого я не могу вам сказать.

– Почему он решил довериться вам?

– Сейчас это не имеет никакого значения. Важно то, что я успел предупредить вас.

– Зачем вы это сделали?

– Если я скажу, что не знаю, вы мне не поверите?

– А вы действительно не знаете?

Она смотрела на него не отрываясь.

– Да, действительно.

– Откуда вы узнали обо мне?

Он усмехнулся.

– Это было не так трудно.

– Ну да, я понимаю, – кивнула она. – У меня такое ощущение, что вы знаете гораздо больше, чем хотите показать. Разве не так?

– Чуть больше того, если точнее.

– Согласитесь, я узнала не так много, чтобы сделать какие-нибудь выводы.

– Но и не так мало, – заметил он.

– Мне трудно поверить, что мой брат оказался втянут в какую-то гнусную историю.

Он понял, что по его реакции она пыталась определить, какое впечатление произвели ее слова. Ей хотелось знать поточнее, насколько Хенесс осведомлен о тайных делах ее брата.

– Когда-нибудь вы спросите у него об этом сами.

– А если я его больше не увижу?

– Все обойдется. Я уверен, он любит вас.

– Я думаю, это мало что значит, ведь он любил меня все это время и тем не менее что-то скрывал от меня.

– Я не совсем это имел в виду.

– А что же тогда?

– Он любит вас, поэтому у вас есть возможность встретиться.

Некоторое время она размышляла над его словами.

– Вы хотите сказать, что он мог бы уехать и никогда больше не попытаться увидеть меня?

– Пожалуй, что так.

– Но это… это очень серьезно.

Последнюю фразу она сказала таким удивленным тоном, точно до этого весь их разговор был не более чем шуткой.

– Кстати, чем он вообще занимается, кто он по профессии? – спросил Хенесс.

– А вы не знаете? – В ее вопросе сквозило недоверие.

– Нет.

– По специальности он биохимик. Сейчас занимается молекулярной биологией. Когда я рассказала ему о вас, он… предположил, что таким образом вы хотели познакомиться со мной… То есть он абсолютно не отреагировал. Могу вам поклясться. Трудно предположить, что в нем скрывались такие актерские способности. Его не могли ни с кем спутать?

Хенесс хотел ответить сразу, но не смог. Что-то помешало ему.

– Так значит, такое было возможно? – спросила она, почувствовав брешь в его неумолимых тезисах.

– Вероятно, нет.

– Вероятно?

В это мгновение он вдруг ясно представил себе ситуацию, в которую сам до конца не мог поверить. Что все это действительно, как говорит эта девушка, чудовищная ошибка (чего не могло быть в принципе) или что-то другое. Но что? Ведь должно быть ч то – то, приговорившее этого человека к смерти. Тогда как быть с его исчезновением? Если он тот, за кем охотился Хенесс, вполне логично, что после предупреждения он скрылся. А если нет? Как бы повел себя человек, который не может понять, что происходит? Его просят уехать, не объясняя причин. Неизвестный доброжелатель, не называя своего имени, что-то там бессвязно бормочет о готовящемся покушении. Как к этому отнестись? Решить, что это всего лишь глупый розыгрыш или навязчивая идея не вполне здорового человека? Может ли человек, сознающий себя ни в чем не замешанным, вот так просто взять и уехать по первому требованию? Скорее всего, нет. Больше вероятности, что он попробовал бы связаться с полицией. Или вообще не стал бы ничего делать. То есть попросту не воспринял это всерьез. Но ведь брюнета нет уже несколько дней. Или? Хенесс посмотрел на девушку. Не было ли это продолжением игры? Пожалуй, нет. Для их организации слишком тонко. Было бы гораздо проще захватить его, и дело с концом. К тому же девушку он выбрал сам.

– О чем вы думаете? – спросила она.

– Когда вы последний раз видели своего брата?

– После того как я сообщила ему о нашем разговоре, больше не видела.

– Когда это было?

– В тот же день, вечером. Примерно около восьми. Я задержалась у него еще на час. В девять он проводил меня до метро.

– Он был взволнован?

Она едва заметно усмехнулась.

– Я уже говорила вам. Он искренне удивился. Но чтобы волноваться? Нет. Мне кажется, он воспринял ваше предупреждение как абсурд.

– Что было дальше?

– На следующий день я пришла к нему домой, но его уже не было.

– Дверь была закрыта?

– У меня есть свой ключ от его квартиры. Я прождала его до восьми, написала записку и ушла. В субботу вечером опять пришла. Но его не было.

– Я хочу задать вам один вопрос, – сказал Хенесс раздумчиво. – Вы вполне уверены, что хорошо знаете жизнь своего брата?

– Я поняла, что вы имеете в виду. Наверное, было бы глупо утверждать: я знаю все. Но мне всегда казалось, что мой брат увлечен наукой. Так оно и есть на самом деле. В таких вещах трудно сфальшивить.

– А его друзья?

– В последнее время он почти ни с кем не общался.

– Но вы кого-нибудь знаете?

– У него есть круг знакомых… Вернее, каждые пять лет этот круг меняется. Я помню его товарищей по университету. Но ни с кем из них он сейчас не поддерживает отношения…

Высказавшись о брате в настоящем времени, она вдруг замолчала. Неделю назад они как раз говорили об э том. Она вспомнила одного из его сокурсников, того, кто оказывал ей маленькие знаки внимания… невысокий, рыжеволосый. Она спросила Филиппа, где он сейчас. Тот рассмеялся. Он ничего не слышал о нем уже два года… Это было похоже на приступ. Она почувствовала, что слабеет.

– Вы что-нибудь вспомнили? – спросил Хенесс.

– Нет, ничего.

Она попробовала собраться.

– У меня есть к вам предложение, – сказал он.

– Какое?

Хенесс отдавал себе отчет, что его просьба может показаться подозрительной.

– Я хотел бы… осмотреть квартиру вашего брата, – сказал он как можно более мягко. – Возможно, я смогу помочь вам.

«Вот оно, – подумала она. – Он хочет что-то найти. Ему известно, что Филипп мертв».

Она запаниковала от какого-то неясного, тревожного чувства.

– Каким образом? – спросила она, надеясь, что он ничего не заметил.

– Мы попробуем установить, насколько внезапно исчез ваш брат.

– Вы хотите сказать, что… – она взглянула на него. – Вы не имеете никакого отношения к полиции? Впрочем, нет, конечно же нет. Тогда, может быть, к какому-нибудь сыскному агентству?

Ей хотелось, чтобы он помог освободиться от этого внезапного страха, заполнившего ее.

Но Хенесс лишь покачал головой.

– Но вы почему-то уверены, что сумеете разобраться?

«Ведь я сама позвонила ему, сама…» – рефреном отпечатывалось в ее сознании.

– Я ни в чем не уверен, – сказал он. – Но есть одна вещь, которую я тоже хотел бы знать наверняка.

– И что это?

Чувство страха понемногу отступало. Она вновь обрела контроль над своими мыслями.

– Я хочу знать то же, что и вы, – он сделал паузу. – Если высказаться точнее, мне просто необходима уверенность в том, что он с а м сделал свой выбор.

6

Детальный осмотр квартиры все больше убеждал Хенесса в том, что брюнет действительно… или очень торопился, или… Бритва, зубная щетка, тюбик крема для бритья… – все необходимые предметы мужского туалета остались на месте. Он хорошо успел запомнить их расположение в первый свой приход сюда. В платяном шкафу не было темного костюма – повседневной официальной одежды брюнета. Вообще впечатление было такое, что он просто ушел на работу. Может быть, он еще вернется? Хенесс осмотрелся. Что-то во всей этой ситуации настораживало его. Она была абсолютно алогична. В ней отсутствовал какой-то важный связующий элемент. Хенесс попробовал прокрутить все с самого начала. Предположим, брюнет – тот человек. Тогда после разговора с сестрой он должен тщательно подготовиться к своему отъезду. Пусть он ограничится самым необходимым, и все же какой-то след от его сборов должен был остаться. В квартире брюнета не изменилось ничего. Хенесс доверял своей памяти. Он был уверен, что запомнил даже номер страницы в той медицинской книге, которую раскрыл первой. Расположение предметов на кухне свидетельствовало о том, что брюнет перед своим уходом пил кофе. Девушка сказала, что она ни к чему не притрагивалась. В мозаике этой квартиры, в которой Хенесс был несколько дней назад, все разноцветные кусочки остались на своих местах. Какой смысл человеку, пусть даже сильно испугавшемуся, срываться вот так безоглядно? Девушка много раз повторяла, что брюнет не был даже взволнован.

И если теперь перейти ко второму варианту, предполагавшему, что брюнет – случайный человек, не имеющий никакого отношения к террористической организации, то сразу бросается в глаза это несоответствие: он уезжает, не попытавшись как-то объяснить свой отъезд сестре. Ведь совершенно ясно: уехать и ничего не сказать – означает признаться. Был и еще вариант, его могли убить свои после того, как он передал им содержание странного разговора с сестрой. Но это как-то маловероятно. Это был бы слишком грубый, примитивный ход. К тому же в таком случае они должны были попытаться добраться до его сестры.

Сейчас Хенесс по-настоящему пожалел, что перестал наблюдать за брюнетом. Но ведь он и не мог предположить ничего такого. А что он вообще предполагал? Как было на самом деле? Он решил выйти из игры и тем не менее приходил в кафе в ожидании звонка. Более безумного мероприятия нельзя было и придумать. Это idée fixe. Он сам смоделировал эту ситуацию и хотел дождаться финала. Он не знал, как будет, но был почти уверен, что его вмешательство в ход запущенного механизма не пройдет бесследно. В этом-то и было все дело. Он скрывал от себя суть происходящего, но теперь все стало на свои места с пугающей очевидностью. Он сам загнал себя в тупик, надеясь на освобождение от кошмаров.

– Скажите, его работа… его не могли куда-нибудь послать? – спросил он.

– Я не думала об этом. Но вообще… скорее всего нет. Он работал в лаборатории.

– Слушайте, они ведь должны забеспокоиться, как вы считаете?

– Конечно. Но, возможно, они думают, что он болен.

«Она не схватилась за этот вариант», – подумал Хенесс.

– Он мог бы сообщить об этом. Так ведь принято?

– Я не знаю. Может быть, они уже звонили? – предположила она, почувствовав, что этот человек озабочен почти так же, как и она. В этом было что-то странное. Он как будто столкнулся с чем-то непонятным ему самому.

– Вы что-нибудь нашли? – спросила она.

– Мне трудно судить. Но похоже, что ваш брат имеет еще одну квартиру.

– Еще одну… квартиру? Как это может быть?

– Очень просто. Закон физики. Чтобы переместить тело из одного места в другое, нужно приложить определенное усилие.

– Я вас не понимаю.

– Вы не знаете номер телефона его работы?

– Нет.

– И нет никакой возможности узнать это?

– И не знаю, что можно…

– Например, вы сказали «лаборатория». У нее есть какое-нибудь название? Номер? Чем он занимался поконкретнее? Через стол справок Исследовательского центра мы могли бы попробовать что-нибудь отыскать.

Она покачала головой.

– Он вам ничего не говорил?

– Говорил, но… Он не называл имен, цифр, ничего такого.

– Вы же медик. Круг его исследований мог быть вам понятен.

– Мы говорили… в общем. Вы знаете, что такое молекулярная биология? Это может быть или очень много, или очень мало. Мне кажется, весь этот исследовательский центр занимается этими проблемами. Но, конечно, попытаться можно… Его могли знать внизу, в отделе пропусков, если спросить… Но что это может нам дать? Я уверена, его работа здесь ни при чем.

– Дело не в работе. Важно установить, когда его там видели в последний раз.

– Хорошо, – кивнула она. – На следующий день после нашего разговора он не вышел на работу. Или напротив. Проработал еще один день. Но его нигде нет. Я не вижу логики в вашем предложении. Какая разница, когда они его там видели последний раз? Важно то, что он больше не появлялся здесь. И это остается только моей проблемой.

– Ну да, вы правы, – согласился Хенесс, понимая, что не все тонкости его рассуждений могут быть ей понятны. Он не может так просто изменить текст своей роли. – Тогда вам нужно обратиться в полицию.

– В полицию?

– Да.

– Но что я им скажу?

– Вы расскажете о том, что ваш брат не появлялся уже три дня.

– Вы думаете, это может их заинтересовать?

– Вполне. Три дня – срок достаточный.

– Но тогда… я должна буду рассказать обо всем.

– Это ваше дело.

– Но вам ведь не все равно?

– Это не имеет никакого значения. Так или иначе вам придется заявить в полицию. Это естественный ход вещей. Если ваш брат все-таки уехал с а м, он должен был учитывать вероятность такого поступка с вашей стороны.

– А вы допускаете, что могло быть иначе? То есть он мог уехать… но не своей воле? Я хочу сказать, произошло что-то другое?

– Можно допустить все что угодно. Человек уходит утром на работу и попадает под машину. Вы учитывали такую возможность? Вопрос в другом. В совпадении. Все зависит от того, под каким углом это рассматривать.

– Если, предположим, под вашим?

– А вы уверены, что я рассматриваю все это только с одной стороны?

– Я ни в чем не уверена. Мне хотелось бы просто поверить вам, – сказала она. – Кажется, основание для этого есть. Я не знаю, по какой причине вы решили помочь моему брату, но теперь мне известно почти наверняка – все это не случайно. Я чувствую это. Надо быть дурой, чтобы не замечать простых вещей.

Она оглянулась на входную дверь, которая все это время была открыта. Девушка сделала несколько шагов и закрыла ее. Хенесс едва заметно усмехнулся. Что бы она сказала, если бы узнала, кто о н на самом деле и какова его настоящая роль во всем этом?

– Позвоните в полицию, – повторил он. – Это вполне мог быть несчастный случай.

– Вы непременно этого хотите? – спросила она, почему-то надеясь, что он передумает.

– Да.

Девушка подошла к телефону, набрала номер. Ей ответили. Она назвала себя и причину вызова. Ее попросили прийти в управление по адресу… Положив трубку, она взглянула на него.

– Они хотят, чтобы я приехала туда.

– Да, разумеется. Вас попросят изложить все обстоятельства дела.

Хенесс смотрел в окно, чувствуя, что девушка наблюдает за ним.

– Но я не хочу ничего говорить о вас, – сказала она.

– Почему?

– Не знаю. Может быть, это глупо. Может быть… Вы ведь тоже не смогли объяснить, почему хотели помочь моему брату? Ведь так?

– Возможно.

– Вы поедете со мной?

– Зачем?

Она не нашлась, что ответить.

– Вам будет трудно… умолчать обо всем, – сказал Хенесс. – Эти люди сразу почувствуют фальшь и не отпустят вас, пока все не выжмут.

– Но я действительно ничего не знаю.

«Господи, помоги мне», – подумала она.

Девушка стала доверять ему или здесь было что-то другое? Пожалуй, не стоило ничего преувеличивать. Он был единственным человеком, которого она могла как-то связать с исчезновением брата. Все это было очень неопределенно, вряд ли она вполне сознавала, что и как. Хенесс был началом этой странной истории, которая могла иметь трагическую развязку. Он четко расставил акценты и выдержал свою роль. Вот именно. По крайней мере, ей так, вероятно, казалось. Она просто вынуждена от чего-то отталкиваться. Если Хенесс уйдет, она никогда не сможет сама докопаться до истины, и ей останется только одно: прибегнуть к помощи полиции, а этого-то она как раз и не хочет. Хенесс уловил этот маленький штрих ее поведения. Девушка будет скрывать до какого-то момента его существование от полиции совсем не из-за его красивых глаз. Нет. Дело тут в другом. Она не хотела помощи полиции, потому что боялась. Боялась узнать о своем брате нечто такое, с чем не сможет смириться. Хенесс в этом смысле был очень удобен для нее. Он ничего ужасного о ее брате не говорил и ничего не раскрывал. С ним она еще могла надеяться. У полиции же нет времени на подобную деликатность. и желания. Именно в этом была причина того, что она попросила его остаться здесь.

Хенесс присел в кресло. Эти игры не для нее. Девушка попала в ловушку, сооруженную тонкими знатоками своего дела. Тот, от кого она ждала помощи, должен был убить ее брата. Эта хрупкая конструкция, достойная Игнатия Лойолы, колебалась от малейшего толчка. Необходимость выбора постоянно принуждала их к тем или иным действиям. Но было что-то, совершенно не зависящее от их воли и сознания. Это началось раньше. Чуть раньше по времени. И именно в этой последовательности заключалась жестокая неизбежность. У Филиппа не было шансов жить по-прежнему с той минуты, когда где-то в тиши тайного кабинета, являвшегося частью мирной, упорядоченной жизни, его приговорили к смерти. Как это происходило? Кто были эти люди, составившие параллельную невидимую линию закона? Хенесс знал об этом столько же, сколько знал семь лет назад, когда это все началось…

Он не мог понять, как ОНИ узнали об этом. И прошло довольно много времени, прежде чем он перестал надеяться на то, что выйдет на источник информации. Преступление так и осталось нераскрытым. Он проработал какое-то время в управлении, потом перешел работать в ту подставную фирму, о которой ОНИ говорили. В управлении никто поначалу не мог поверить, что один из лучших детективов решил оставить службу. Его отговаривали, но тщетно. Спустя полгода он застрелил одного из «Пауков». Это была первая смерть из длинного списка в двадцать пять человек. Мощная террористическая организация, наводившая ужас в Европе и странах Ближнего Востока, была обезглавлена и практически прекратила свое существование. Это было как раз то, о чем говорил человек в очках. Движение изнутри. В этом была вся идея. Хенессу не раз казалось, что ИМ все известно. Осведомленность, казавшаяся нереальной. Это началось еще тогда, в тот день, когда невзрачный человек в очках вошел в его квартиру. Он начал с вежливого объяснения причины своего визита. Полиция с ног сбилась, отыскивая убийцу известного театрального актера, а между тем убийца – один из следователей специальной бригады по особо тяжким преступлениям Мартин Хенесс. Это казалось продолжением сна. Человек в очках выглядел пришельцем из другого мира. Было в нем что-то ненатуральное, искусственное, точно он был сделан из какой-то материи, бледный как смерть, голос – как из телефонной трубки. Он был похож на оживший манекен. И то, о чем он говорил… Факты. С геометрической точностью выстроенная пирамида фактов. Что это? Провокация? Шантаж? Хенесс едва поборол искушение застрелить его тут же. Человек в очках как будто прочитал его мысли и усмехнулся. Еще одно убийство? Это совершенно излишне. Бессмысленно. Речь идет совсем о другом. С поистине иезуитской скрупулезностью человечек подготавливал почву для чего-то, известного только ему одному и Богу.

Первый же его тезис почти обезоружил Хенесса. Человечек знал, что театральный актер был сам убийца. Его жертвами стали две молодые женщины и мужчина лет пятидесяти. По версии Хенесса, мужчина был убит случайно. Одна из женщин когда-то училась вместе с убийцей в колледже искусств, вторая – знакомая режиссера театра, в котором работал убийца. Причины? Их могло быть несколько, и тайну эту унес с собой мертвец. Хенесс провел совершенно независимое расследование и ни с кем не делился его результатами. Решение убить актера пришло внезапно. Наверное, в ту минуту, когда Хенесс окончательно понял, что ему вряд ли удастся доказать вину этого человека. Все его обвинение строилось на догадках, маленьких психологических тестах, которые он подсовывал актеру с самым безразличным видом, на едва заметных несоответствиях во фразах, разрушить которые не составило бы никакого труда любому мало-мальски подготовленному адвокату, не говоря уже о тех, кого мог нанять актер. Это был абсолютно безнадежный случай. И Хенесс все проделал очень тщательно. Он был уверен, что его просто невозможно заподозрить.

И вот какой-то человечек вычислил его. Но ведь его никто не мог видеть. Значит, свидетель все-таки существовал. Это попахивало мистикой. Впрочем, человек в очках менее всего походил на шантажиста. Его казуистика была убийственно точна и конкретна. Он сделал Хенессу предложение. В очень деликатной форме. Он предлагал сотрудничать с НИМИ. Кто это – ОНИ? «Для вас это не имеет никакого значения. Имена – всего лишь бесплотные символы. Вы тоже будете одним из НАС. Важно совсем другое. Вы, конечно, понимаете, что именно? Идея. Из всех мировых культов лишь культ идеи – самый совершенный…» Во всем этом было что-то не совсем естественное. То, о чем говорил человек в очках. Неужели это действительно существовало?

Скепсис Хенесса дал трещину спустя несколько месяцев после того, как он вошел в организацию. Как на проявленных фотоснимках, он отчетливо увидел скрытый прежде рисунок некоторых событий, казавшихся ему раньше случайными. Невидимая война с террором велась весьма изощренными методами. Способы убийств всегда отличались, и невозможно было отыскать хоть какой-нибудь иной след, кроме тех, что предлагались. У полиции в наличии оставалась удобная версия: самоубийство, сведение счетов между своими, несчастный случай, убийство из ревности – все что угодно. И очень далекое от истинной причины. Выстрелы из винтовки с оптическим прицелом были крайне редки. Это было бы слишком очевидно. Ведь совсем не люди, а фатум уничтожал террористов. Со стороны проследить взаимосвязь разрозненных фактов было довольно трудно. Когда велась охота на элиту «Пауков», в газетах писали о разногласиях между террористическими организациями. Укрыть «слона» было не так просто, поэтому двадцать пять человек были убиты теми методами, которые сами проповедовали. Взрывы автомашин, мифические перестрелки. Полиция арестовывала то одного, то другого участника кровавых разборок. Они давали показания, их приговаривали к различным срокам тюремного заключения. Больше о них ничего не было слышно. Они исчезали. Но это никого уже не интересовало. Гигантская изощренная мистификация не раз наводила Хенесса на мысль, что один из НИХ имел выход куда-то наверх, возможно, в Координационный совет. Иначе и нельзя было объяснить многих вещей. Первое. Поразительную информированность. Без специального банка данных Главного управления безопасности здесь наверняка не обходилось. Второе. Возможность использования каких-то рычагов внутри секретных служб и полиции. Свидетели, версии, прокуратура, суд – вещи весьма серьезные. Малейший промах – и вся сложная архитектура невидимого здания могла подвергнуться исследованию. И все же этого не происходило. Опухоль находилась где-то внутри, и никто не знал, как она выглядит на самом деле.

За семь лет Хенесс смог увидеть только трех человек, которые имели отношение к НИМ. Кроме человека в очках, это был связник, использовавшийся для передачи информации, и еще один мужчина. Хенесс видел его только мертвым. И все же он был одним из НИХ. Хенесс знал это наверняка. Семь лет – это номера телефонов, цифры, имена людей, это очень много и почти ничего. Хенесс по-прежнему оставался в изоляции. Он знал результаты, но истоки оставались неизвестными. И кроме этого – некая недосказанность в этих трудноуловимых отношениях между ними. ОНИ знали о нем все, начиная с убийства актера. Он же не знал ничего. Голоса в телефонных трубках, как посланцы чужих миров, были, по существу, той единственной субстанцией, с которой он имел дело. Но, вероятно, это входило в условия договора. А этот договор, безусловно, существовал. ОНИ выбрали его, но и он выбрал их. Человеком в очках не было сказано ни слова о том, что могло бы произойти, если бы Хенесс отказался от его предложения. И сейчас, думая об этом, он как-то отчетливо осознал: он мог отказаться. И ОНИ не должны были ничего предпринимать против него. Ведь так или иначе они были связаны одной идеей еще до того момента, когда Хенесс стал работать вместе с ними. Если это не так, тогда все не так. Он принял предложение не потому что испугался разоблачения. Вопрос так не ставился вообще. Человек в очках пришел не запугивать. Это не имело никакого смысла. Он предложил сообща делать одно дело. Неверие в силу закона – вот как это называлось.

Квартира, в которой сейчас находился Хенесс, была своего рода мышеловкой, захлопнуть которую мог только он сам. Но то, что он затеял, включало в себя и этот элемент, история с этой девушкой – только предлог. Время начало свой иной отсчет для него. Заставить ИХ принимать спонтанные решения. Зачем? Может быть, для того, чтобы чуть-чуть приоткрыть их лица. Ведь то, что происходило с Хенессом, напоминало движение по замкнутому кругу. Это не могло продолжаться бесконечно. Но самое главное (и Хенесс прекрасно понимал это), ОНИ, разумеется, догадываются, что рано или поздно должно произойти что-нибудь в этом роде. OHИ готовы к этому. Но их реакция оставалась для Хенесса загадкой. Так кем он был для НИХ в действительности? Если вдруг полиция арестует его, что произойдет? Он чувствовал, что не вполне может сформулировать свои сомнения. Это был чистый бред, маниакальная идея, пытка самого себя. Конечно, в его положении самое лучшее – исчезнуть. Совершенно напрасно он связался с этой девушкой. Его уже ничто не могло касаться.

Бесполезно что-либо предпринимать. Это все равно, что попытаться нарисовать пустоту.

Он услышал, как кто-то пробует открыть дверь. Сколько сейчас времени? Он сидел в полной темноте. Поднявшись, сделал шаг к выключателю. В последний момент остановился. Инстинкт преследователя. Он все-таки оставался самим собой. Дверь открылась. Полоска света, проникшая с лестничной площадки, разрезала темноту надвое/ Девушка стояла на пороге. Одна. Он шагнул к ней. Она невидяще уставилась на него. Хенесс пошарил рукой слева от себя, нащупывая выключатель. Щелчок. Вспышка света. Девушка зажмурилась, как маленький ребенок. Гримаса боли исказила ее лицо.

– Он… мертв… – сказала она. – Выбросился из окна.

Хенесс хотел что-то спросить, но не успел. Девушка упала в обморок.

7

Звонок телефона. Лежавшая в постели темноволосая женщина подняла голову, как бы раздумывая. Звонок повторился. Она протянула руку и сняла трубку.

– Да?

– Алло? Я хочу поговорить с Анни. Это вы?

Приятный мужской голос с легким акцентом.

– Да, это я.

– Мне сказали, что мы могли бы встретиться… Вы понимаете?

Стряхивая с себя остатки сна, она быстро просчитала варианты.

– Кто дал вам номер моего телефона?

– Этот человек… владелец кафе, Артур, кажется?..

Она посмотрела на часы – половина одиннадцатого утра.

– Какое время вас устроит? – спросила она.

– Может быть, часа в три?

– Хорошо. Вы знаете адрес?

– Да.

– Я буду ждать вас.

Она положила трубку. Несколько минут лежала, свободно раскинув руки. Потом встала, полностью обнаженная, и подошла к огромному, в рост человека, зеркалу. Осмотрела себя критически. В тридцать семь ей можно было дать двадцать пять. Анни закурила, задумчиво оглядывая комнату. Ощущение вчерашнего вечера еще оставалось здесь. Как люди превращаются в призраки? Как всё умирает? Она подошла к окну. Отсюда, со второго этажа, можно было увидеть тихую улицу, старые деревья, свидетелей иной жизни, что-то бесконечное и почти равнодушное. люди прятались здесь от большого города, расползающегося, бесформенного сгустка материи, двигающегося вверх и вширь, каменного идола, которому нужны были новые жертвы… В этом движении неизвестно куда и неизвестно зачем было что-то мистическое, что-то запредельное, непостижимое сознанию.

Анни бросила сигарету в открытую форточку и прошла в ванную комнату. Включила душ. Холодная вода приятно освежила тело. Интересно, кто он? Такой акцент обычно бывает у северных народов. Она знала одного норвежца. Это было давно. Лет двадцать прошло. Он смешно разговаривал. Она выключила воду. Обтираясь полотенцем, прошла в комнату. Что надеть сегодня? Открыв платяной шкаф, осмотрела одежду. Пожалуй, вот это платье. Она не надевала его с тех пор…

Заварив кофе, Анни села смотреть по телевизору дневную получасовую программу новостей. В Японии опять землетрясение, крупная дорожная автокатастрофа в Мексике, в одном из приютов Амстердама заговорила старушка, которую считали немой. Необычность ситуации заключается в том, что пока неясно, на каком языке она объясняется. Специалисты высказали предположение, что язык этот принадлежит к мертвым языкам, затерянным в древности. Впрочем, есть мнение, что она просто сумасшедшая. Однако подключенный к ее мозгу сканер выдал информацию, что речь старушки вполне связна, как бы напоминает какой-то код, пока не поддающийся расшифровке.

Есть основание думать о близости языка к одному из диалектов Юго-Восточной Африки. Сама старушка – белая. В приют попала два года назад. Ее подобрали на улице. Голландский понимает на примитивном уровне. Никому не пришло в голову, что обычно немые одновременно и глухи. До этого она не подвергалась тщательному медицинскому осмотру. Кроме того, исследование мозга показало наряду с обычными электрическими колебаниями наличие излучения неизвестной природы. Впрочем, единого мнения на этот счет нет. Либо излучение есть, либо приборы искажают информацию. Далее на экране появилась сама старушка. Седая, маленькая, похожая на состарившегося подростка. Она послушно выполняла незначительные просьбы окружавших ее людей. Анни невольно сравнила ее с животным, которое точно так же не может понять, что вообще происходит вокруг него, но охотно откликается на конкретные действия выработанными условными рефлексами. Прибавив звук, Анни вслушалась в тот речевой фон, который время от времени издавала старушка. Ей показалось, что она сумела выделить какие-то знакомые составные части слов, но как бы перепутанные в невероятных комбинациях. В этой речи, безусловно, существовал ритм. Но люди и старушка были как бы разделены невидимой чертой, и их попытки разорвать эту преграду были безуспешными. Анни с интересом всмотрелась в ее лицо. Особенно поразили глаза. В них было что-то не совсем человеческое. Казалось, это были глаза иного существа. И именно это существо управляло старушкой изнутри и говорило на странном диалекте.

Анни почувствовала дрожь. Она быстро выключила телевизор. Теперь надо заняться косметикой. Она подошла к зеркалу. Глаза старушки смотрели на нее по ту сторону стекла. Анни закрылась рукой. Отошла от зеркала. Вновь посмотрела. «Ты слишком впечатлительна. Не следует придавать значения таким вещам. В мире каждый день что-нибудь происходит. Какой бы мне хотелось выглядеть сегодня?» Внезапно у нее возникла безумная идея. Ей захотелось проткнуть ноздри и всунуть туда серьги, предназначенные для ушей. Она усмехнулась: «Какие у них странные представления о красоте. Но это может быть красиво, ведь так?» Подводя глаза, она думала об аборигенах некоторых островов Тихого океана, так и не пожелавших войти в цивилизацию. Крохотный мир первобытного очарования. Симпатичный преподаватель колледжа читал им лекции об истории, обычаях и культуре коренных жителей Австралии и Океании… Соломоновы острова, татуировки, каннибализм… Почему она вдруг вспомнила об этом? Жуткий обычай существовал несколько веков назад у туземцев Новой Зеландии… Они препарировали головы врагов… сначала удаляли мозги, выкалывали глаза, затем специальными приспособлениями укрепляли носы, набивали ноздри пучками травы, сшивали рты и веки… далее головы подвергали копчению… они сохранялись довольно долго… Еще несколько гримерных штрихов. Сегодня у нее получается особенно хорошо. Она осталась довольна. Говорили, что этот преподаватель имел любовницу-мулатку. Анни представила их вместе. Черты лица преподавателя почти стерлись в ее памяти. А мулатка… была та самая, которую она знала в детстве… с широким ртом и толстыми губами.

В половине второго Анни спустилась в гараж. Если бы кто-нибудь из знакомых сейчас видел ее! Превращение состоялось. Она уже не была прежней Анни. Это была другая женщина, с властным и чувственным выражением лица. Надев черные солнцезащитные очки, она села в машину. Автоматически открылись ворота гаража, затем металлическая решетка ограды. Она выехала на дорогу. Решетка закрылась. В окне ближайшего коттеджа Анни увидела белевшее пятно человеческого лица. Это соседка. Тучная, малопривлекательная особа. Они не любили друг друга. Анни казалось, что соседка подозревает ее в многочисленных связях с мужчинами и в то же время завидует ей. Но она не могла представить себе и малой части того, что было на самом деле…

«Квартиру надо привести в порядок», – подумала Анни, захлопнув за собой дверь и бросив на столик в прихожей сумку с провизией, которую она только что купила в супермаркете. В ее распоряжении целый час. Он позвонил в пять минут четвертого. Анни открыла дверь. Вошедший в квартиру мужчина, несомненно, принадлежал к скандинавскому типу. Они обменялись оценивающими взглядами. Несколько ритуальных фраз. Все как обычно. И как обычно, в этот момент она пыталась разобраться: может ли он ей понравиться? Скандинав производил двоякое впечатление. С одной стороны, он казался настоящим мужчиной, но с другой – было в нем что-то рыбье: холодная кровь, почти не мигающие глаза, размеренные движения. Только бы он не оказался психом, вроде того, что был тут месяц назад. По этому поводу у нее состоялся серьезный разговор с Артуром, который пообещал, что подобное не повторится. Человек, который был здесь месяц назад, представился врачом. Ей-то все равно – пусть будет врач, пусть кто-нибудь другой, это не имеет значения. Ее никогда не интересовала профессия. Но чтобы она связывалась с сумасшедшим? Этот врач принялся описывать эпизоды своей практики. Вначале все выглядело вполне обыкновенно. Затем она стала замечать маленькие неувязки в его рассказе… описание с точки зрения врача как бы переместилось в иную плоскость… он был одновременно и врачом, и больным. Ощущения больного постепенно становились все более отчетливыми и навязчивыми. Она почти физически чувствовала страдания умирающего.

Мужчина как будто забыл, зачем он пришел сюда, полностью погружаясь в сплетенную им самим фантасмагорию боли и мучений. Он получал удовольствие, она видела это. Он хотел стать больным, стать оперируемым, стать куском живого тела, над которым колдуют врачи-экспериментаторы. Это было непередаваемое ощущение. Она с трудом смогла найти предлог, чтобы выскользнуть из квартиры. Артур заверял ее потом, что парень казался абсолютно нормальным…

И вот теперь она с повышенным вниманием всматривалась в нового знакомого, пытаясь прогнозировать его действия. Ей показалось, что он почти не смотрит в ее сторону. «Артур мне все объяснил», – сказал он. Что он мог ему объяснить? Она чувствовала, что становится излишне эмоциональной. Нельзя в каждом человеке искать идиота. Тем не менее они никак не могли найти общий язык. Это было так на нее не похоже. Она попыталась определить, что именно ее не устраивает. Скандинав выглядел заторможенным. В таком возрасте он, безусловно, не мог быть девственником. и все же… что-то в нем такое… незрелое. Наверное, на нее слишком подействовал тот парень. Все должно быть в порядке. Нужно немедленно выпить… Гость пил очень мало, но, кажется, вино действовало на него. Анни отметила, что атмосфера стала непринужденней. Но все равно чего-то не хватало…

«Музыка? Что вы любите?» – «Мне без разницы». – «Я предпочитаю классический джаз-рок. У меня есть видеокассета с записью концерта…» – «Нет-нет, я не хочу смотреть телевизор». – «Тогда я поставлю запись…»

Он совершенно ни на что не реагировал. Совсем как один из ее одноклассников. Тот, который утонул в реке. Кажется, это было вчера.

«У вас шрам?» – «Да, я попала в автомобильную катастрофу».

Этого не стоило говорить. Он может подумать… То есть ему может показаться… Обычно такое в женщине не очень нравится. Но с чего ты взяла, что он может подозревать тебя? Ты забыла, почему он здесь? Странно, он кого-то напоминает. Не знаю, как долго это будет продолжаться. Кажется, он ждет. Чего? Не знаю, я не знаю. Просто он все время смотрит на часы. Надо будет перевесить их в другое место. Стрелки часов замедляют движение крови.

– Соседи? Я никогда не видела здесь соседей. Вы хотите сказать, что такой огромный дом совсем пустой? Да, он пустой. Раньше там кто-то жил. Артур говорил. Я слышала шаги. Иногда по ночам. Потом какой-то непонятный звук. Как будто кто-то перетаскивал тяжелые мешки с места на место. Только ночью. Я его не видела. Никогда. Ведь я не живу здесь постоянно.

У него слишком пристальный взгляд. Почему она только сейчас заметила это? Его глаза не мигают. Совсем как т е глаза.

Она почувствовала, что глаза старушки наблюдают за ней. Спокойней. Как она раньше не могла догадаться? Глаза старушки были здесь, в этой комнате. Этого нельзя объяснить. Вот почему он показался знакомым. Нужно вести себя как можно более естественно. Главное, чтобы он ничего не заметил. Она вспомнила, что на кухне есть нож. Маленький острый нож. Повод? А какой придумать повод?

– Я сейчас, вы знаете, я кое-что забыла…

В каком ящике?

Сегодня солнце особенно ярко. Раскаленный шар, проникающий в глубину мозга. Она даже не предполагала, что способна к таким продуманным действиям. Надо будет запомнить. Надо будет как следует запомнить. Когда она вернулась в комнату, гость склонился над книгой. Она попробовала вспомнить, что это могло быть? Он не успел повернуться. Она всадила ему нож между лопаток. Странное ощущение. Так это бывает? Сможет ли она сейчас закурить? Она была удивлена. Ее пальцы совсем не дрожали. Она затянулась и выпустила дым. Господи, какое у него лицо. Эти глаза надо закрыть. Она дотронулась до его век.

Ты делаешь не так. Это что-то чужое. Я не могу сказать наверняка, имеет ли это ко мне отношение? Книга… Гюисманс… Какой-то старый автор. Откуда она здесь? Это Артур. Он пользуется этой квартирой в мое отсутствие.

Ей показалось, что мужчина зашевелился. Боже, он пытается встать. Глаза опять смотрят на нее. Пальцы судорожно сжимаются, как будто хотят ухватить воздух.

«Я убила тебя. Мне безразлично. Это совсем не то, что ты думаешь. Ты ведь так обо мне подумал? Я слишком впечатлительна. Не могу представить, что смогу это забыть. И все-таки это нечто другое. Совсем другое. Как будто спускаешься по лестнице вниз. Все время вниз. Если бы я знала это раньше… Я никогда не пыталась обмануть себя…»

В дверь позвонили. Кто это мог быть? Она здесь с мертвецом. Артур? Что он может подумать? Анни подошла к двери и прислушалась. Ничего. Только музыка. Саксофон. В этой вещи слишком много осени… Мертвые листья покрывают землю. Больше никто не звонил. Она посмотрела в зеркало. Боже мой… Это невозможно. Глаза старушки опять смотрели на нее. Хорошо же. Теперь она знает, что делать. Нужен ремень или шнур… Там, в комнате…

Баррэт не очень продвинулся в этом деле. Но, судя по всему, результат мало кого мог заинтересовать после того, как была установлена личность убитого в парковых аттракционах. Этот человек десять лет назад порвал с родственниками. Сейчас уже очевидно – он сделал это по личным мотивам. С тех пор о нем ничего не было слышно. Типичный бродяга. Впрочем, Баррэт был несколько иного мнения обо всем этом. Начать с того, что по первому впечатлению его никто и не принял за бродягу: мужчина был нормально выбрит, одет в чистую, слегка поношенную одежду, вообще выглядел вполне ухоженным. Ничто не указывало на то, что он бродяга. И тем не менее неоспоримый факт – он пропал десять лет назад. Родственники считали, что его давно уже нет в живых. В городе у него осталась только жена. Ей сейчас около пятидесяти. Его старший сын с семьей в Аргентине, младшая дочь – в Новой Зеландии. Через компьютерный банк данных вначале были проверены его отпечатки пальцев. Ничего. Затем запрос был расширен. Его смогли идентифицировать по данным медицинской карточки, заведенной на него в порту, где он работал докером. Его имя – Адам Чински. Родители, очевидно, поляки. Жена – гречанка. Сейчас у нее второй муж. Разговор с ней мало что дал. Она успела забыть о своем первом муже. Очень удивилась, узнав, что он умер всего несколько дней назад. А это действительно он? Как-то странно. Адам исчез внезапно. Не вернулся с работы. Полиция так и не смогла отыскать его. Сможет ли она поехать к ним для опознания? Конечно.

Баррэт чувствовал, что неожиданностей не произойдет. Она опознала его. Сказала, что он мало изменился. И еще призналась, что до последней минуты не верила, что увидит именно Адама. Это казалось невероятным. «Откуда он взялся? Где он был все это время? Прочерк. Как будто он ушел в пустоту. И вот появился. Как призрак. Что с ним произошло? Как его нашли? Неужели он был где-то рядом, в этом городе?» – она не переставала удивляться. Впрочем, было видно, что, в сущности, ей безразлично. Удивлял факт, а не суть происшедшего. Как будто речь шла о чужом человеке, которого она когда-то знала. Баррэт знал десятки подобных случаев. Люди пропадали, уходили из дома, их долго не могли найти, постепенно забывали о том, что они когда-то существовали, потом внезапная смерть на улице, и человек, не имевший имени, вновь обретал его. Ничего удивительного. Но Чински не совсем подходил под эту категорию. Он не опустился на дно городской клоаки. Судя по его облику, он жил нормальной жизнью. Но где? У него должны остаться связи в этом городе. Это вполне могла быть женщина. Для начала Баррэт проверил старые знакомства Чински, поговорил с теми людьми, о которых упомянула его жена. Никакого результата. Никто не видел его с тех пор, как он пропал. Вообще круг его знакомых в этом городе был чрезвычайно мал. Они приехали сюда пятнадцать лет назад. То есть до своего внезапного исчезновения он прожил здесь пять лет. Работал в порту. Был довольно замкнут. Успел сблизиться с двумя людьми, такими же докерами, как и он. Один из них уже умер. Второй, типичный алкоголик, долго не мог понять, о ком идет речь. Он давно забыл об Адаме Чински. «А что, он еще жив? Недавно умер? А где он был все это время? Я думал, что море уже поглотило его…» Никто ничего не знал о его жизни в последние десять лет. Но ведь он все-таки жил? Его фотографию опубликовали в газетах.

В тот же день Баррэту повесили еще одно дело. Впрочем, комиссар сказал, что там, кажется, все ясно: убийство и затем самоубийство убийцы. И все же нужно провести расследование, оформить дело: кто знает, может быть, все это инсценировано? «Посмотри, что там и как, я хочу быть спокоен, – сказал ему комиссар. – А дело Чински, пожалуй, будем закрывать». – «Может быть, еще подождем? Возможно, кто-нибудь опознает его по снимку в газете?» – «Как знаешь». Баррэт понимал, что комиссару не интересны подобные дела…

Едва он переступил порог квартиры, как почувствовал этот запах. Запах смерти. За двадцать лет работы в полиции он видел много смертей. И ни одна из них внешне не была похожа на другую. Но внутренне присутствовало одно и то же: некая неуловимая грань, черта, за которой менялся обычный мир, один шаг, дверь квартиры, телефонный звонок, сообщение, переданное по радио… сигналы другого мира, отзвук небытия… Все так просто. Как день и ночь, постоянно меняющие друг друга.

Женщина убила ножом своего любовника, а затем повесилась на шнуре от телефона. Их обнаружил владелец дома, у которого она снимала квартиру…

На следующее утро, сидя в своем кабинете, Баррэт вспоминал ее лицо. Зачем она сделала это? Экспертиза установила, что в тот вечер женщина практически не была пьяна. Одна-две рюмки вина. Мужчина – то же самое. Наркотики? Их присутствие в крови как женщины, так и мужчины не было обнаружено. Расположение трупа мужчины указывало на то, что в момент нанесения удара он, по-видимому, читал книгу. Она лежала рядом с ним, вся залитая кровью. Гюисманс… французский автор девятнадцатого века. То, что он позволил женщине ударить себя ножом в спину, свидетельствует о том, что он вряд ли подозревал о ее намерениях. На открытую ссору не похоже. Впрочем, нечто подобное Баррэт уже видел. Женщины убивали своих мужей и любовников в те минуты, когда они меньше всего думали о смерти. Причины? Они стары, как этот мир. Другое дело, что далеко не каждая после этого убивала себя. Баррэт вспомнил один случай. Жена, узнав о любовной связи мужа, выстрелила в него, потом себе в голову. Сильный эмоциональный срыв. Бесполезно пытаться что-либо объяснить. Очевидно, здесь то же самое. И тем не менее придется как следует покопать вокруг. Версия об инсценировке? Баррэт как-то сразу в это не поверил. Но… необходимо соблюсти формальности. Что еще? Оттенок бессмысленности. Эти двое как будто спрятались от всех в замкнутой, непроницаемой оболочке. Подлинная суть вещей исчезает вместе с теми, кто эти вещи создает.

8

Хенесс два дня не выходил на улицу. Город был во власти дождя. С зажженной сигаретой и чашкой горячего кофе Хенесс сидел у окна и смотрел на потоки воды, бегущей по тротуарам к водостоку, на разноцветный серпантин зонтиков, на караваны машин, скользящих по мокрому асфальту в разных направлениях и на разных высотах. Город опутывали кольца подвесных дорог, как щупальцы гигантского осьминога. Весь мегаполис был похож на слоеный пирог. Где-то внизу – старая архитектура, остатки трущоб, разбитые, поблекшие обломки минувших столетий, а вверху – небоскребы, и где-то рядом футуристический пейзаж, очертания нового города, некая каменная макроструктура со своим математическим принципом устройства и управления.

Хенесс стряхнул пепел с сигареты на маленькое блюдце. Все получилось не так. Брюнет сам убил себя. Тем самым он подтвердил свою принадлежность к террористической организации. До сих пор Хенесс почему-то не мог заставить себя поверить в это. Но факт остается фактом. Просто так самоубийством не кончают. Тем более само стечение обстоятельств подводило к этому. А уж за объяснением далеко ходить не надо. Вероятно, брюнет слишком любил свою сестру. Вот так. Он не хотел убивать его. Но судьба распорядилась по-своему. Здесь он был бессилен. Теперь можно подумать о положении, в котором он оказался. Оно не выглядит безнадежным. Что он имеет в виду? Да, да. Тонкая усмешка тронула его губы. Самоубийство брюнета – это выход из тупика. Так ли? Он не смог убить его, но брюнет мертв. Так или иначе дело сделано. Означает ли это, что он может продолжать игру? Разве он не сделал выбор? Хенесс чувствовал неудовлетворенность. Казалось, он сел в лодку и оттолкнулся от берега. Но берег по-прежнему притягивал к себе. Смерть брюнета, казалось бы, расставила все по своим местам. Но это мучительное чувство неопределенности… Девушка… Когда она пришла в себя, она кое-что рассказала ему. И на следующее утро он дополнил картину подробностями из газеты…

В полиции ее ждали. То есть ждали человека, который обратится к ним за помощью в поисках пропавшего мужчины лет тридцати, хорошо одетого, темноволосого… его труп был найден в понедельник утром вблизи строящегося дома. По-видимому, он покончил с собой, выбросившись из окна этого дома в пятницу вечером, и лишь пришедшие на работу после выходных рабочие смогли обнаружить тело. Это здание стоит несколько в стороне от жилых кварталов, поэтому даже мальчишки появляются тут нечасто. Впрочем, он лежал в плохо просматриваемом месте, полуприкрытый каменными блоками. Сомнений в самоубийстве у полиции не было. Мужчина имел травмы, полученные только в результате падения. А если его столкнули? Это вызывало сомнения.

Читая газету, Хенесс спросил себя: а верит ли он в это самоубийство? Кроме медицинского заключения, у полиции было только одно подтверждение их версии – показания свидетельницы, живущей в самом первом от пустыря доме. В пятницу вечером она вроде бы видела од н о го мужчину, идущего в направлении стройки. Она еще подумала: «зачем он туда идет?» Хенесс понимал, что это еще ничего не доказывало, но… как бы это поточнее выразить? У него уже возникло убеждение, что брюнет мог поступить именно так. Со слов девушки Хенесс сделал вывод, что она ничего не рассказала о нем. Пока. Полиция так или иначе будет держать ее в поле зрения. Кроме того, он из своего опыта детектива знал, что версии, публикуемые в газетах, зачастую тонко поданная мистификация. Однако, по мнению Хенесса, именно самоубийство выглядело наиболее логичным. Поверила ли девушка в то, что ее брат сам покончил с собой? Хенесс не стал бы это утверждать. Вообще в тот вечер было трудно понять, во что она верит. Она казалась подавленной и безразличной.

Погасив сигарету, Хенесс по-прежнему смотрел на огромный город, заливаемый августовским дождем. Решение пришло внезапно. Он должен позвонить ИМ. Его сомнения как будто оказались беспочвенными, но трещина осталась. Она была где-то внутри, расщепляя его на двух человек, каждый из которых хотел бы закрыться в собственной раковине. Через час он стоял в будке телефона-автомата и набирал номер…

– Алло? Алло?

Ему ответил все тот же мужской голос.

– Да, я слушаю.

– Это я.

– Мы ждали вашего звонка. У вас все в порядке?

– Более-менее. Я хочу сообщить, что… дело сделано. – Вероятно, в этот момент его голос дрогнул и это почувствовали на том конце провода.

– Что-нибудь не так?

– Я не имел к этому никакого отношения.

Хенесс сделал паузу, но там молчали, ожидая продолжения.

– Во вчерашней утренней газете. На четвертой странице. Недостроенный дом.

– Хорошо. Я все понял. Вас будут ждать завтра. В пять. Там же.

Хенесс повесил трубку.

Постояв немного в раздумье, взял зонтик и вышел под дождь. ГОЛОС… Что с этим ГОЛОСОМ? Та же немногословность, что и всегда. По первому ощущению ничего необычного. ГОЛОС давал ему свободу? Нет, не так. ГОЛОС как бы предоставлял ему возможность изложить свою точку зрения. Вот оно. Как будто было заранее известно то, о чем он скажет. Или ему это только показалось? Газета? Во вчерашней газете мужчина, найденный мертвым на стройплощадке, не имел имени. После того как девушка связалась с полицией, его имя стало известно, но печатать его в газетах полностью без согласия девушки никто не имел права. Все-таки стоит проверить. В двух кварталах отсюда городская публичная библиотека с читальным залом. Он добрался туда за полчаса. В зале почти не было посетителей. Хенесс сразу же углубился в просмотр газетных подшивок. Его интересовали все вчерашние газеты, в также подборка сегодняшних утренних. После десяти минут внимательного чтения ему стало ясно: имя брюнета не всплыло нигде. В сегодняшних утренних об этом деле вообще не было ни слова. Колонки криминальной хроники заполнялись свежей информацией… Двое китайцев, служащие ресторана, стали жертвами ограбления, один из них в тяжелом состоянии доставлен в больницу, полиция организовала поиск преступников… семнадцатилетняя девушка-наркоманка с проникающим ножевым ранением брюшной полости была найдена вчера в десять часов вечера случайным прохожим, девушка в реанимации, есть предположение, что удар ножом ей нанес один из ее друзей-наркоманов, девушка состояла на учете в наркологическом отделении… в областную клинику был доставлен девятнадцатилетний юноша, вскрывший себе вены, состояние его после оказания медицинской помощи удовлетворительное… По статистике, в городе ежедневно совершалось до пяти попыток суицида, три из них приводили к смертельному исходу… Хенесс отложил газеты и направился к выходу. Если информация, которую он искал, не прошла в газеты, вероятно, ее не было и по телевизионным каналам.

Он вышел из библиотеки, раскрыв зонтик. Прямо напротив него на перекрестке остановился легковой автомобиль. Из-за полуспущенного стекла задней дверцы высунулась голова мальчика лет десяти. Мальчик звал мокрую кошку, присевшую на тротуаре рядом с дорогой. Дверца машины приоткрылась. Мальчик выбежал под ливень и, схватив котенка, быстро вернулся в машину. В этот момент светофор дал зеленый. Хенесс медленно, стараясь обходить лужи, пошел по тротуару в сторону метро. Почему он подумал, что ГОЛОС знал о самоубийстве брюнета? Какой-то неясный штрих. Что ему должны были сказать? Он усмехнулся. Неужели дело дошло до того, что он пытается прогнозировать их действия? Достаточно очевидно: это бесполезное занятие. И тем не менее. Из чего это состояло раньше? Строго ограниченное пространство, время, отмеренное, как песок в песочных часах. Точный выбор фраз. Полная условность, доведенная до идеальной формы. ОНИ знали об этом так же, как знали обо всем в его жизни… Это было так? А разве он предполагал что-нибудь другое? Но ведь это похоже на безумие. Это абсурд. ОНИ не могли знать. Иногда ему казалось, что по телефону с ним говорит машина. Она держала в своем холодном безжизненном мозгу тысячи вариантов ответа. Она чувствовала на расстоянии малейшие колебания его голоса, предвидела его вопросы, поступки. Машина проникла в его мысли, в его суть. Он перестал быть самим собой…

Вернувшись в свою квартиру, Хенесс попытался сосредоточиться. Так можно сойти с ума. Нужно пробовать делать простые вещи. Самое элементарное. Завтра его ждут. Он сказал: «там же». Это означает то место, где с ним связались последний раз. Там, где он узнал о брюнете… Его фотография, адрес – все было в конверте, который он потом сжег. Итак. Игра продолжалась. Но что-то в ней изменилось. Безусловно. Он окинул взглядом книжную полку. С десяток книг, оставленных хозяином квартиры. Взял крайнюю слева, с золотым тиснением, название набрано готическим шрифтом… Необходимо отвлечься. Он что-то пропустил. Что-то сделал не так. Сборник мистических новелл… Лавкрафт, Майринк, еще несколько старых авторов… вампиры, ведьмы, кабалистика, алхимия, ренессанс черной фантазии, оргии обезумевшего сознания, вереница фантомов, дождь за окном, пустота бытия как тонкая завеса между ним и чем-то темным, очень чужим и бесполезным… Поиск искаженного смысла. Ощущение размягченного сознания… Он снова увидел это лицо. Лицо паяца. В ярком гриме. Даже когда не играл на сцене, паяц накладывал на себя грим. Ведь жизнь и была его главной сценой. Грим – разрисованная скорлупа, без которой он не мог существовать. Эротический плакат на стене… Пальцы… Отпечатки пальцев, оставшиеся на стекле. Это его роль. «Метаморфозы, или Золотой осел» Апулея… Женщина, забавляющаяся с животным… паяц, укрытый ослиной шкурой… безмолвный свидетель. Кто мог видеть его тогда? Хенесс снова увидел страх смерти в глазах паяца. У него были странные глаза. Холодная обволакивающая пустота как будто проступала откуда-то изнутри… глаза античной статуи… пьеса театра марионеток, разыгранная в точном соответствии оригиналу. Разве только паяц остался жив? Это объяснило бы многое. Но ведь он раздробил ему голову двумя выстрелами.

Хенесс вышел из дома на два часа раньше назначенного времени. Он знал, что доберется туда минут за сорок. Проходя через площадь Нации, он взглянул на огромную каменную фигуру одного из самых двусмысленных деятелей истории цивилизации, стоявшую в самом центре на высоком постаменте. Что-то ирреальное было в каменном лице этого колосса. Его застывшие глаза, казалось, наблюдали за людьми, идущими через площадь, сквозь призму времени. От него исходил инфернальный холодок прошлого, исчезающего почти полностью и остающегося лишь в странной, нелепой, иногда трудноуловимой символике, проникающей из века в век с настойчивой обреченностью. Идол одной из самых изощренных мировых инквизиций, чьи кости давно уже обратились в прах, продолжал существовать в этой жизни, играя роль соглядатая умершего времени.

Без двадцати четыре Хенесс был на месте. Старый квартал, предназначенный к сносу. Вот в этом подъезде, на втором этаже… Хенесс вошел в соседний дом, стоявший по диагонали от того, в который ему надо было войти. Он поднялся на девятый, последний этаж, прошел в квартиру направо, плотно прикрыл за собой дверь без замка, положив снизу осколок кирпича. Затем он встал возле окна на кухне. Это была очень удобная точка для наблюдения. В поле зрения попадал весь двор и подходы к подъездам двух противоположных домов. Он ждал не очень долго. В четверть пятого в пустынном дворе появился мужчина с черным дипломатом в руке. Осмотревшись, мужчина вошел в один из домов. Хенесс облизал губы. Теперь оставалось определить окно. Через несколько минут сквозь паутину дождя он увидел, как отворилось одно из окон шестого этажа. Убийца выглянул на мгновение. Его выбор был удачен. Любой подошедший к подъезду противоположного дома как на ладони. Хенесс посмотрел на часы. Половина пятого. Створка окна вернулась в прежнее положение. Убийца аккуратно снял стекло. Хенесс вышел из квартиры, по лестнице поднялся на чердак, прошел в самый конец, к последнему люку и спустился вниз. Выход из этого подъезда находился вне пределов видимости убийцы.