Экономическое наследие Великого Новгорода - читать онлайн

1.1. Берестяные грамоты

Исследование экономики и учета Великого Новгорода обладает подлинностью документальных доказательств. В берестяных грамотах содержится исключительный по достоверности материал, раскрывающий его экономику в течение нескольких столетий. Они найдены археологами в Великом Новгороде (основной массив), Пскове, Старой Руссе, Смоленске, Витебске, Мстиславле, Твери, Торжке и свидетельствуют о широком распространении грамотности в Древней Руси. Часть грамот написана профессиональными писцами (песцы, писцы), что говорит об использовании стандартных документальных форматов. Но берестяные грамоты сохранились там, где были условия их консервации в глине, и совсем не остались от Киева и Рязани, где они также писались, так как распространение кириллицы было одновременным.

Пергамент / пергамен (в первоисточниках – харотия, харатия, харътим, хартим) для документов известен на Руси с конца XII в., но применялся реже, так как стоил очень дорого (в XIV в. конь стоил 1 рубль, пергамент – 3 рубля). На нем писались государственные акты и завещания, сопровождаемые печатями, которые подвешивались к документам на шнурах ("вислые печати", рис. 50.2). Итальянская бумага стала использоваться с XIV в., и также была дорогой. В 1843 г. в московском Кремле был обнаружен медный сосуд, в котором находилось 18 пергаментных и 2 бумажных свитка XIV в. Текст сохранился только на 7 листах, остальной смытый текст прочесть не удается. Поэтому обнаружение обширного архива берестяных документов с записями на них имеет исключительное значение для истории экономической культуры. Разведочные раскопки в Новгороде относятся к 1929 г. (Новгородская область), системно осуществлялись в 932-1941 гг. (Новгород; арх. В. С. Пономарев;[1] А. В. Арциховский), продолжались с 1947 г., но первая берестяная грамота (рис. 1) была обнаружена только 26 июля 1951 г. Эта дата обозначает День берестяной грамоты, учрежденный в современном Великом Новгороде.

Рис. 1. Великий Новгород. Берестяная грамота, найденная первой – 26 июля 1951 г. [НБГ 1; XIV в. – была написана во время судебного заседания, по содержанию – опись доходов с нескольких сел].

Обстоятельства находки были следующими. Молодая работница Н. Ф. Акулова[2] нашла в раскопках Холопьей улицы между плахами мостовой плотный и грязный сверток бересты с ясно различимыми буквами. Находку передали А. В. Арциховскому, который"…в течение минуты на виду у всего раскопа не мог, задохнувшись, произнести ни одного слова, издавая лишь нечленораздельные звуки, потом не своим голосом выкрикнул: "я этой находки ждал двадцать лет!".[3] Свертки бересты до этой находки условно именовали рыболовными поплавками, причем их было обнаружено несколько десятков. В том памятном 1951 г. было найдено 10 грамот – на разной глубине в слоях XII–XVI вв. Сейчас их свыше 1000.[4] Известна берестяная «книга» (кодекс) из 12 страниц с религиозным текстом [НБГ 419; XIII в.]. Она была найдена в 1963 г., и относится к концу XIII в. От других кодексов остались «страницы», подготовленные для записей, и обложки кодексов. Кроме грамот, найдены деревянные бирки (жеребья, рис. 60) и их разновидность – пломбы-цилиндры (другое название: бирки-замки, рис. 47.1).

Берестяные документы, деревянные бирки и пломбы-цилиндры не предназначались для длительного хранения. Они использовались в краткосрочных целях – в оперативном учете и управлении, но их содержание позволяет реконструировать методологию текущего учета (глава III). Берестяные грамоты, бирки и пломбы-цилиндры датируются IX–XV вв., с концентрацией в XII–XIII вв. В документах X–XIII вв. преобладают сюжеты расчетов, XIII–XV вв. – управления хозяйствами.

Текст записывался на внешней белой стороне бересты, затем она непроизвольно сворачивалась белой стороной внутрь, поэтому записи оказывались скрытыми, но иногда запись обнаруживается и на внешней стороне как продолжение текста. Средние размеры грамот составляют 15–40 см в ширину, 2–8 см в длину, в кодексе – 5 см × 5 см. Информация в них размещалась горизонтально, слева направо.

Берестяные грамоты сохранились до нашего времени благодаря их консервации в плотном влажном грунте (глине) без дренажа, воздуха, бактерий ("мертвая земля"). На воздухе они быстро скручиваются из-за неравномерного натяжения прослоек, становятся ломкими, расслаиваются и растрескиваются по прослойкам и прожилкам.

Найденные в раскопках грамоты (рис. 2) археологи отваривают в горячей воде с добавлением соды, чтобы размягчить бересту, загрязнения вымывают кистью, осушают тканью и расправляют между двумя слоями стекла. Толстые грамоты расслаивают.[5] До того, как документы высохнут, их фотографируют и прорисовывают, чтобы сохранить текст подлинника в исходном виде. Прорисованные документы ("прориси") публикуются и сопровождаются комментариями и фотографиями оригиналов. Основной массив документов хранится в Отделе рукописей Государственного исторического музея, частями – в МГУ и Новгородском музее-заповеднике. Дендрологический анализ позволяет датировать документы с точностью до одного года. Палеография изучает формы букв, которые менялись во времени.[6] В изданиях "Новгородские грамоты на бересте" приводятся корректные переводы с последующими уточнениями на основе исторического анализа и палеографии.

Рис. 2. Великий Новгород. Берестяная грамота до обработки. [НБГ 954; XII в.].

Наряду с берестой (беросто, берёста, берёсто, грамотка) использовались деревянные дощечки (доски, дъщки, доскы, церы, бирки), которые в общем виде назывались досками. Церы (греч. cerae – навощенная доска; русск. – вощечки, церы, цёры) покрывались воском естественного / черного цвета (им заливалось на 2–3 см углубление в доске с бортиками по всему периметру) и обматывались через отверстия шнурами для сохранности. Доски и церы имели внешний вид книги с размерами страниц до 10–15 см. Использовались и многостраничные полиптихи (кодексы, книги). Первая восковая цера с религиозным текстом (IX–XI вв.) была найдена 13 июля 2000 г. (рис. 3.3.). Деревянные доски и церы сохранились в единичных экземплярах (свыше 10). Наружная поверхность сохранившихся обложек от церимеет орнаментированное оформление резьбой по дереву, что может обозначать их серийное изготовление на продажу (рис. 3).

1

2

3

4

Рис. 3. Великий Новгород. Церы: 3.1. Обложка церы (конец XI в.; 9,5 см × 16,3 см); 3.2. Обложка церы (XII в.; 8,7 см × 11,3 см). [От бересты к бумаге, с. 48]; 3.3. Первая страница церы-псалтири с текстом по воску (X в.; 19 см × 15 см × 1 см); 3.4. Страница церы (XIII–XIV вв.; 7 см × 10 см). [В. Ф. Андреев. Северный страж Руси].

Цер учетного характера не найдено. Но одна из них (рис. 3.2) с остатками текста по бортику (…кланяю(сь)…язъ тиунъ)[7] свидетельствует о записях и отчетах должностных лиц (тиуны) в церах.

Берестяные грамоты, доскии церы выполнены в технике процарапывания. Запись велась писа́лом (инструмент для письма, длиной 12 см), в стиле «граффити» (печатными буквами, так как скоропись процарапыванием на бересте невозможна), на новгородском диалекте. Писа́ла (всего найдено около 300 в 20 пунктах; IX–XIV вв.: Киев, Старая Ладога, Великий Новгород (около 250), Минск, Гнездово) были железными, бронзовыми, костяными, деревянными (рис. 4). Один конец у них был заостренным (степень заострения писал была разной), другой имел художественное оформление, длительное время с колоритными языческими сюжетами (рис. 4.1), но после принятия христианства сюжеты стали сдержанными (рис. 4.2). Писала найдены также в погребениях, которые рядовыми не являются, они – с богатым инвентарем, оружием, весами для взвешивания монет, гирьками.[8] Ясно, что погребенные прижизненно вели учет.

Писа́ла имели три отверстия на верхнем крае и одно сквозное отверстие внизу. В верхние / нижнее продевалось кольцо (сохранились их остатки), очевидно, для крепления к ремню-поясу. Но писа́ла могли быть с одним отверстием / без отверстий (если хранились в футляре / сумке). Писа́ладля цер заканчивались плоской лопаточкой / шариком для заглаживания записей на воске. Записи на пломбах-цилиндрах прорезались ножом, а на деревянных бирках также и процарапывались текстом (для контроля расчетов). До обнаружения берестяных грамот археологи определяли писа́ла как шилья, рыболовные поплавки, булавки, предметы неизвестного назначения. Найдены также записи скорописью по бересте чернилами [НБГ 488; XIV в.].

1

2

Рис. 4. Писа́ла: 4.1. Древнерусские писа́ла с языческими сюжетами (Киевская Русь; X–XI вв.); 4.2. Новгородские писа́ла (X–XIV вв.).

Документальное наследие Великого Новгорода включает разделы:

Исторические документы сделали "несостоятельной мысль о том, что удивительные цветы древнерусской культуры цвели на почве поголовной безграмотности и невежества".[9] Одна из самых ранних грамот относится к торговле: за тобой…сукно…7 аршин [НБГ 245; XI в.], одна из поздних – к частной переписке: да пришли мне цтения доброго [НБГ 271; XIV в.]. Грамотность в Великом Новгороде была хорошим тоном, но ее уровень был разным, о чем свидетельствует стиль документов. Кроме того, грамоты написаны на разговорном языке с особенностями новгородского диалекта. В частной переписке он мог быть нескладным, содержание не всегда ясным, но деловые документы отличаются целенаправленностью, а учетные – также и формализованностью содержания и оформления.

День славянской письменности 24 мая (День единения славян – 25 июня, которых в мире 350 млн.) может означать память о реформе предшествующей кириллице письменности / ее автономных вариантов языческой Древней Руси. Алфавит кириллицы представлял симбиоз из древнеславянского, греческого (стиль "унициал"), коптского и глаголицы. В целом это был алфавит, созданный для русского перевода Евангелия. Древнеславянское письмо и его варианты не сохранились, однако известно свидетельство самих создателей кириллицы и глаголицы (свв. Кирилл и Мефодий) о том, что они видели в Керчи написанное русским письмом Евангелие.

Не исключено, что тексты древнерусских жрецов (волхвов) уничтожались столь активно в период государственного принятия христианской религии и письменности византийского образца, что от них ничего не сохранилось. Имела также значение элитарность письменности, сознательно поддерживаемая ее носителями. Но остались традиции бересты, писа́л и стиль «граффити», имеющий сходство с руническим письмом. Вероятно, языческое древнерусское письмо было слоговым. Причиной отсутствия документов являлся также обряд сожжения, от которого в древнерусских захоронениях сохранились писа́ла, неисписанная береста и сумки для их ношения. Очевидно, их предназначалось использовать для записей в ином мире.

Писа́ла по меньшей мере на 100 лет старше первых берестяных грамот, и датируются X в..[10] Зооморфные сюжеты писа́л со стилизованными изображениями дракона, бобра, медведя, волка являются языческими. Алекановская надпись (IX–XI в., рис. 5.1), свидетельства: Ибн-Фадлана ("Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу", 921–922 гг.) о письменности русов на белом дереве, черноризца Храбра ("О писменехъ чръноризца Храбра"; IX–X вв.) о чертах и резах), свв. Кирилла и Мефодия о русском письме, археологические косвенные доказательства (писа́ла), придают определенную уверенность предположениям, что был исторический пласт оригинальной "русской письменности задолго до официального принятия христианства".[11]

1

2

Рис. 5. Возможные версии древнерусской письменности: 5.1. Алекановская надпись по окружности на обломках керамического сосуда (IX–XI вв.; высота 15 см, ширина около 11 см; найдена при раскопках в селе Алеканово Рязанской губернии осенью 1897 г., дюны «Могилки», арх. В. А. Городцов, через год найдены еще два черепка со знаками); 5.2. Велесова книга (IX–X вв., фотография копии страницы, имеющей название "дощечка № 16", с содержанием древнеславянской истории VII в. до н. э. – IX в. н. э.; историки и лингвисты признают Велесову книгу фальсификацией XIX–XX вв.)[12]

Эволюционные варианты азбук также свидетельствуют о том, что был какой-то реликтовый пласт слоговой письменности / несколько. После государственного принятия христианства в 988 г. (фактически: Киев – 882 г., Новгород – 991 г.) эта письменность оставалась известной лишь узкому кругу лиц,[13] а затем исчезла окончательно. Письменность древнерусских жрецов-волхвов была элитарной, кириллица же предложила общедоступный вариант, чем объясняется ее быстрое распространение и овладение всеми слоями населения (герой былин ушкуйник-разбойник Васька Буслаев и его мать Амелфа Тимофевна обменивались письмами!).

Русский алфавит византийского образца формировался в нескольких вариантах. По археологическим данным (надписи-граффити на стенах соборов в Киеве и документы Новгорода) обнаружены азбуки с числом букв от 27 до 36 (рис. 6). Окончательный вариант кириллицы определился в составе из 43 букв, от части которых затем отказались.

Рис. 6. Древнерусские азбуки (XI–XIV вв.):6.1. Азбуки из Киева (XI в. – содержит негреческие знаки) и Новгорода (номера означают ссылки на НБГ и время). [С. А. Высоцкий. Об азбуках, открытых в Киеве и Новгороде, с. 213]; 6.2. Великий Новгород. Цера с азбукой (можжевельник, резьба, 18 см × 7 см; XIII в.) – 36 букв, от А до малого юса. [В. Ф. Андреев. Северный страж Руси].

Наиболее ранняя азбука из Киева относится к началу XI в. и содержит 27 букв (23 греческие и 4 славянские: б, ж, ш, щ – звуки, отсутствующие в греческом языке). Она отражает этап письменности без-устроения, как об этом сообщает черноризец Храбр. Из 6 новгородских азбук наиболее ранняя относится также к началу XI в., но состоит из 29 букв, в т. ч. 11 славянских [НБГ 591; XI в.]. Азбуки XII в. содержат 34 буквы, из них 12 славянских [НБГ 460; XII в.]. Еще 4 азбуки имеют 36 букв, в которых 14 – славянские [НБГ 199, 201, 205; XIII в.]. Азбука XI в. из Синодальной библиотеки под названием Минеи содержит 34 буквы, из которых 14 – славянские.

Формирование новой письменности осуществлялось в направлении увеличения числа славянских букв. Начертание букв также было различным во времени. Наиболее ранняя запись христианского периода Древней Руси относится к X в. (корчага из Гнездово, рис. 7).

Рис. 7. Погребальная корчага (намеренно разбитая крымская амфора с остатками какого-то масла) из Гнездово (деревня с языческим кладбищем в 12 км к западу от Смоленска), найдена в 1949 г. (арх. Д. А. Авдусин) в курганном могильнике (их 2500, многие уничтожены). Наиболее ранняя русская надпись на кириллице (X в.); состоит из одного слова (гороухща) и имеет несколько версий перевода.

Берестяные документы в Великом Новгороде находят между плахами мостовых, но, в основном, между мостовыми (рис. 8), на разной глубине (Людин конец – 6 м; Неревский – 5 м; Славенский – 9 м). Тротуары настилались слоями из мощных сосновых плах, уложенных на длинные лаги, и перестилались через каждые 20–25 лет. Древнейшие из них относятся к X в., самые поздние – к XV в. Великая улицасодержала 28 ярусов, Черницына улица – 29 ярусов (рис. 9). Сложность возведения мостовых была вызвана слабостью грунта, но эта особенность образовала для археологов культурные слои раскопок: "В почве Новгорода сохраняются не только все древние предметы, но и исторические взаимосвязи между ними"[14] (рис. 10). Средняя скорость нарастания культурного слоя в Новгороде составляла по оценке археологов около 1 см ежегодно. Вряд ли новгородцы предполагали, что выброшенные ими грамоты образовали культурные слои, которые с трепетом и заинтересованностью будут исследовать археологи, историки, лингвисты, экономисты. Да, у них не было бумаги, письменных ручек, калькуляторов, компьютеров для записей операций, но они с пониманием значимости решали эти проблемы доступными им средствами.

Рис. 8. Великий Новгород. Схема Троицкого раскопа (1984–1989 гг. с указанием мест обнаружения берестяных грамот, – локализованы за пределами мостовой). [В. Л. Янин, А. А. Зализняк. НГБ, 1993, с. 5].

1

2

Рис. 9. Великий Новгород. Ярусы раскопок: 9.1. Разрез мостовых Великой улицы (нижний 28 ярус – 954 г.); 9.2. Разрез мостовых Черницыной улицы (верхний ярус – XV в., нижний 29 ярус – X в.).

1

2

Рис. 10. Великий Новгород. Остатки мостовых: 10.1. Фрагмент раскопа Ярославова Дворища (1207 г.). [А. В. Арциховский. Раскопки на Славне в Новгороде, с. 156]; 10.2. Перекресток Великой и Холопьей улиц (XIII–XIV вв.).

Поражает та особенность раскопок, что документы выбрасывались, при том, что их ценность осознавалась. Почему учетные документы и служебную переписку выбрасывали, а частные и судебные разрывали / разрезали? Учетные также могли разрезать (рощепить) [НБГ 295; XIII в. – документ в Приложении]. Известно, что во время 80 гражданских волнений и восстаний были грабежи имущества и намеренное уничтожение документов, прежде всего долговых, что сопровождались пожарами (случайными и инициированными). По летописям известно 68 больших пожаров за 425 лет (1045–1470 гг.):…многы пожары бывают грех ради наших. Сложная социальная жизнь Новгорода, пожары, разграбления не способствовали сохранности документов. Специфическая дислокация грамот могла означать и целенаправленное аннулирование копий документов, так как сжигать их в деревянном городе было опасно. Высказано мнение об использовании бересты для копий документов.[15]

Самое надежное и простое средство скрыть ставший ненужным документ (также: его копию, черновик) состояло в том, что его просто выбрасывали между мостовыми, где никто искать не будет по техническим причинам. Возможно, это даже одобрялось для дренажа почвы. Разрезание юридических документов было вызано предотвращением-возможных злоупотреблений с ними в дальнейшем.[16]

Но был и нравственный аспект, состоящий в уважении к письменным текстам, так как ученый Кирик-новгородец в сочинении «Вопрошания Кирикова» (1136 г.) задавался вопросом о степени греховности поступка, если наступить на исписанную грамоту:…нет ли в том греха – ходить по грамотам, если кто, изрезав, бросит их, а слова будут известны.[17]

Бухгалтерское объяснение (Т.М.) состоит в кратковременном назначении берестяных грамот, – это были оперативные документы краткосрочного назначения, по сути – выписки (знатьбы) из регистров текущего учета (церы и доски) учетно-расчетных центров, с их выдачей агентам. Кроме того, береста как материал для письма не выдерживала длительного хранения (ломалась, скручивалась), хотя ее и подвергали специальной обработке – отваривали в воде, расслаивали, убирали грубые слои, обрезали до прямоугольного формата. Долговременнный текущий учет велся в досках и церах; кроме того, первичным документам длительное время в эволюции учета придавали меньшее значение.[18]

Берестяные грамоты стали исчезать с XIV в. в связи с появлением бумаги, использованием вместо писа́ла гусиного пера и вместо «граффити» – беглого курсивного письма чернилами. В Новгороде часть грамот погибла в связи с осушением болот во время Екатерины II. Но береста как материал для письма применялась еще длительное время: свертки на деревце чудотворца Сергия (о Сергии Радонежском – XIV в.), книги…писаху…на берестах (XVII в.), золотоордынская грамота (XIV в. – найдена на берегу Волги, около Саратова), запись ясака (ясак – налог пушниной народами Сибири Московскому царю), НБГ 496 (XV в.), скандинавские грамоты (XV–XVIII вв.), книги старообрядцев (XIX в., Архангельская губерния), у хантов (начало XX в.). В Таллинне до войны хранилась берестяная грамота 1570 г. с немецким текстом. В Швеции использовали бересту даже в XVIII в. В Упсальской библиотеке в старинной книге найдена берестяная грамота XV в., служившая закладкой. Надпись на ней сделана чернилами. Датский принц Олаус Магнус (XVI в.) писал о процарапывании текстов на бересте.

До второй половины XIX в. сохранялась традиция писать на бересте прошения к лешим (леший – лесной злой дух), которые приколачивались к стволам деревьев.[19] Странникам-староверам Урала и Сибири (бегуны) даже в XVII в. выдавались берестяные справки с функцией удостоверения личности.

1.2. Новгород языческий

Новгород был столицей разноэтнической федерации из славянского, финно-угорского, шведского, прибалтийских этносов, с преобладанием славянского, имевшего обособленный (новгородский) праслявянский диалект, восходящий к общей индоевропейской основе. Новгородцы посещали христианские храмы, но долго (тайно – аристократы, явно – крестьяне) хранили память о язычестве. Переход к христианству на Руси имел много причин. Богатство и роскошь Византии оказывали колоссальное воздействие на развитие потребностей. В понятиях того времени, и что характерно для всех древних обществ, тот народ богаче, бог (боги) которого влиятельнее. Не последнее значение имели политические и нравственные причины. В целом, принятие христианства уравнивало возможности Руси в европейском пространстве того времени. Негативную роль играла также амбициозность волхвов, которые применяли конфискации имущества принесенных в жертву, взимали военный сбор в размере трети добычи, налог (повешенное – вешался около идолов), пошлины с купцов. Они также имели собственное войско. Волхвы участвовали в ежегодных торговых экспедициях в Византию и в заключении договоров с нею. Их всесилие сохранялось в народе даже в период христианства.

Новгород специализировался на торговле, и покровителем торговой знати был Велес (Волос) – бог богатства и достатка. Этот культ имел индоевропейское и чрезвычайно древнее происхождение. В его основе – получение материальных ресурсов от охоты, поэтому Велес назывался медвежьим богом, эвфемизмами которого ("чтобы не накликать беду") были волосатый (от индоевропейского "вл") и тот, кто мед ведает. Медвежьи лапы, черепа, маски известны по сохранившимся культовым сооружениям и погребениям всей Европы. С развитием скотоводства Велес приобрел название скотьего бога. Праздник Велеса имел название комоедицы (в Древней Греции – комедия). Велесова (Волосова) улица в Новгороде и р. Волхов оставались памятью о Велесе. Жрецы (от: жертва, жребий, жрать) назывались волхвами (волх – жрец, влъхва – жрица, волхвы – общее название, от них – волшебники; волшение, волшвение – мистерия). Признаки указывают на несомненную связь Великого Новгорода прежде всего с Велесом.[20]

Отношения Новгорода и Киева были сложными, они были соперниками, но оба активно торговали с Византией. Покровителем Киева был Перун, государственный культ которого выражал интересы военной знати и означал военную функцию. Этот культ, как и Велеса был также индоевропейским, но более молодым, связанным с эпохой вооруженных скотоводов, затем древнерусских князей, а культ Велеса означал хозяйственную (экономическую) функцию.[21] Капище Перуна располагалось перед теремом кн. Владимира на Киевской горе:…постави кумиры…Перуна древяна, а главу его сьребряну, а ус _{злат…^[22]}

Конфликт экономических интересов Киева и Новгорода привел к религиозной реформе кн. Владимира,[23] что имело следствием внедрение в Новгороде государственного культа Перуна (рис. 11).

1

2

3

Рис. 11. Новгородская область. Древнерусское язычество:11.1. Славянский идол (предположительно Велес, IV–XI вв.). [Б. А. Рыбаков. Язычество Древней Руси, с. 235]; 11.2. Древнее святилище Перуна на озере Ильмень в 6 км от Новгорода (IX–X вв., реконструкция арх. В. В. Седова). [Б. А. Рыбаков. Язычество Древней Руси, с. 255]. В углублениях располагались жертвенные костры, в центре – идол Перуна;[24] 11.3. Роща Перынья на острове Перынь у истоков Волхова (отмечено место капища Перуна по раскопкам арх. В. В. Седова). Сюда приходил новгородский купец Садко, обиженный боярами, не пригласившими его на почестен пир…: как он садился на синь-горюч камень да об озеро… как начал играть во гусли во яровчаты… [Б. А. Рыбаков. Язычество Древней Руси, с. 262].

Замену пантеона осуществлял боярин Добрыня (брат наложницы кн. Святослава), который был известной личностью и вдохновенно воспевал своих современников, как это можно понять по былине о _{Добрыне^[25]:}

Конфликту предшествовал период поиска компромисса, в течение которого выполнение обязательств в договорах с Византией гарантировалось именами обоих богов: …по русскому закону и кляшася оружьем своим и Перуномбогом своим и Волосом скотеем богом[26] (907 г.); …да имем клятву от бога, в него же веруем и от Перуна и от Волоса скотия бога[27] (971 г.).

Но через 8 лет киевские князья заменили весь языческий пантеон на государственную христианскую религию.[28] Причем, заменой руководил все тот же боярин Добрыня вместе с боярином Путятой. В Новгороде святилище Велеса было уничтожено в 980 г., Перуна – в 988 г. (былпосечени плыл по Волхову от Перыни мимо Новгорода). Кардинальные и частые религиозные реформы (по мнению историков, они были и до означенных перестроек) способствовали обновлению экономики, но не ее стабильности. Для разрешения особо спорных вопросов предпринимались совместные усилия на съездах князей.

Жреческое сословие было наследственным и имело специализации, что подтверждается терминами: облакогонештеи – облакогонители, хранильники – специалисты по оберегам, чаровники – гадатели по чарам (чаши могли быть емкостью на сотню человек), кобники – гадатели по полету птиц, исполняющими ритуальные танцы (производн. – кобениться), кудесники, чудесники – с бубнами (кудесы, чудесы), кощеи, кощюньники – сказители (кощюны – мифы), ковали, кузнецы (кузньмногоценная, художьствокузньчьско, гривная утварь, женская кузнь, коварство),[29] ведуны, ведуньи, ведьмы, потворницы, наузницы – знахарки (в XVII в. уже уничижительно определяемые как бабыбогомерзкие), зелейники – травники, скоморохи – странствующие актеры (до XVI–XVII вв.).

По имеющимся данным волхвы были законодателями, управляющими, бухгалтерами (учетчики). Последняя функция подтверждается календарными записями и сведениями по учету денежных средств, причем эта специальность, судя по былине о Добрыне означала карьерный рост:[30]

Непосредственное указание на письменность волхвов содержится в ссылке св. Кирилла на черты и резы, назначение которых могло состоять в текстовой (черты – письмо) и цифровой (резы – зарубки) информации, как и в любой письменной учетной культуре. Календарный индоевропейский учет (рис. 12), имевший древнее происхождение (известен по Западной Европе XVIII в. до н. э.) был значим для земледельческой сезонной экономики и для ритуальных мистерий.

1

2

Рис. 12. Древнеславянский календарный учет: 12.1. Сосуд с календарными знаками по ободу (XVIII в. до н. э. – найден в Венгрии, ареале праславян); 12.2. Совмещеннаясхема календарных записей на ритуальных древнерусских чашах (IV в.). [Б. А. Рыбаков. Язычество древних славян, с. 321, 325].

Учеными восстановлены основные древнерусские календарные даты (по ст. стилю):

Мистерии сопровождались кострами, которые зажигались от живогоогня (добытого трением по традиции палеолита). Неделя начиналась с воскресения – день Дажьбога, четверг – день Перуна, пятница – день Мокоши (торговый день). Единственным женским божеством, представленным в Киеве была Мокошь. Переход к христианской религии сопровождался уничтожением языческих колоритных праздников, их резкой критикой, расправами с волхвами, назначением великих постов на самые значительные языческие праздники (Род и рожаницы, Велес, Купала, Ярила – посты: Рождестваенский, Петров, Великий). Но были также интеллектуальные усилия иерархов церкви по совмещению обеих религий, благодаря которым память о русском этническом наследии хоть как-то сохранилась.

Совмещение функций собственника и управляющего хозяйством описано в былине о Ставре Годиновиче (новгородский боярин-сотский Ставр Гордятич):[33]

Инвентарь волхвов составляли жезл (в его навершие помещались тлеющие сухие травы – признак знахарства: антисептический эффект), гусли, кинжал для жертвоприношений, белая одежда (аналог лебедя / гуся – птицы волхвов) с широкими и длинными рукавами, подхватываемыми широкими серебряными сюжетно-орнаментированными браслетами с замочным креплением (в них прятались деньги). Радзивиловская летопись сохранила облик новгородского волхва (рис. 20).

В раскопках Новгорода найдены остатки разбитых гуслей с надписью Словиша (XI в., рис. 13). Не исключено, что они принадлежали волхву по имени Богомил, о котором в связи с крещением новгородцев Иоакимовской летописи сказано следующее:[34]

1

2

Рис. 13. Великий Новгород. Музыкальные инструменты: 13.1. Гусли с навершием на окрылкеголовы ящера (XII в.); 13.2. Гусли волхва Словиши [XI в.; мнение Б. А. Рыбакова о принадлежности гуслей волхву Словише: Язычество Древней Руси, с. 274–275].[35]

Один из новгородских домов XIII–XIV в. был жилищем волхва, в срубе которого найден кремневый наконечник копья, оправленный в медный футляр, и с изображением на оправе православного восьмиконечного креста, а поднижним венцом сруба было обнаружено захоронение четырех детских черепов. Из киевских древностей XII в. известны пряслице для веретена и кинжал с серебряной рукоятью, на которой изображены птицы; оба принадлежали волхове-потворе. Повторяющимися предметами в захоронениях волхвов являются ритуальные кинжалы и стрелки громные (атрибуты Перуна, рис. 14).[36]

Рис. 14. Великий Новгород. Стрелка громная: кремневый наконечник, оправленный в медный футляр (камень, цветной металл, ковка, чеканка; 3,2×7,8 см; XIII–XIV вв.) – оберег (считалось, что стрелки образуются в земле от ударов молнии и обладают целебными свойствами; использовались волхвами, и долго в народной традиции).

В сопровождении гуслей волхвы произносили былины. Ритуальные мистерии по сложным сценариям и, надо думать, с колоссальным эмоциональным воздействием происходили на многолюдных торжественных общеплеменных собраниях, праздниках, погребениях, и были инструментом управления обществом.

Древнерусская экономика управлялась князьями-волхвами, с совмещением ими идеологических, хозяйственных, военных функций. Волхвы должны были многое знать (теологию, религиозные процедуры и искусство, календарь мистерий и сельскохозяйственных работ, заговоры, сказы, траволечение, похоронные обряды), что было основано на передаче знаний и их преемственности. Осуществляя хозяйственную функцию, они руководили сборомналогов (полюдье) в натуральных-ценностях и их продажей, что сопровождалось военной поддержкой; кроме того, означало ведение вохвами учета.

Волхвы "имели значение особого, строго отделенного от народа сословия… говорили народу от имени богов… пользовались особенным почетом и богатством, распоряжались и доходами с поместий, принадлежавшим храмам… приношениями… жрец почитается…более, чем князь".[37] Этимология свидетельствует и об их несправедливости: обавники и обавницы – волхвы по межеванию земли (обада – наговор, клевета). Волхвов боялись до такой степени, что их хоронили в мешках / с подрезанием подколенных жил, "чтобы мертвый не встал из гроба".[38]

Злоупотребления известны по практике конфискаций волхвами имущества. Основанием была процедура ритуального жертвоприношения: и убивашета многы жены и имения их имашета собе (Повесть временных лет).[39] Из фольклора VI в. известен трагический плач матери по утопленной в день Купалы дочери: не берите, люде, у броду води, не ловите, люде, у Дунаи риби, не косите, люде, по луках трави – это красота моей дочери, это ее тело, ее коса ("люди, не берите воду, не ловите рыбу, не косите травы на излучинах реки – это красота моей дочери, это ее тело, ее коса").[40] Память о волхвах содержится у С. Гербер-штейна (немецкий дипломат, дважды был в России – в 1517 и 1526 гг.) в сочинении "Записки о московитских делах", где он сообщает об огромных речных ящерицах (коркодилы 60–75 см в длину) в Волхове, которым приносили жертвы (требыт ворят). Эта информация подтверждается Псковской летописью: в лета 7090 (1582 г.)…изыдоша коркодили лютии зверии из реки и путь затвориша; людей много поядоша.[41] Образы ящера и лошади длительное время оставались символами на крышах домов (рис. 15). Лошадь приносилась в жертву со времен индоевропейцев, ящер (крокодил) был реликтом / привезен волхвами с назначением устрашения, и размножившийся в Волхове.

Рис. 15. Конек на крыше дома (индоевропейский и древнерусский культ коня) и громовый знак под коньком.

Радзивиловская летопись 983 г. описывает, как за неделю до Перунова дня князь / намеченные для жертвы кидали игральную кость (кубик с шестью гранями и выемками на каждой из них для обозначения чисел от 1 до 6), жертвой становился выкинувший число 6, которое считалось неудачным как наибольшее, но счастливым для жертвоприношения (!). Такие кости со знаками чисел назывались жеребьями,[42] и известны по летописям (рис. 16); захоронениям из Киева, Чернигова (рис. 19.2), Гнездова; женским погребениям (где они найдены вместе с пряслицами для веретен).

Другим способом (мог быть продолжением первого) было кидание жребия в реку, самопроизвольное утопление жертвы в долбленой колоде / лодке (в былине о Садко – дощечка, дощечечка). Именно таким образом новгородский купец Садко был принесен в жертву (версии: не уплатил волхвам, мало уплатил, имел с ними конфликт – Т.М.).

Вероятно, жертве для облегчения давали какое-то отвлекающее средство (сома, хома, хаома, сурья, сура, квасура[43] – из ведийского и санскритского языков): и будто в сон заснул:[44]

Рис. 16. Киев. Ритуальная жеребьевка 12 июля 983 г. (выбор жертвы Перунукн. Владимиром (новгородский кн. в 970–988, киевский в 980-1015 гг.): мече и жребьи на отрокы и на девици…да сотворим требу богам (изображена грань со счастливым числом 6 (шесть выемок), выбор пал на Федора – сына богатого варяга-христианина, в будущем канонизированного под именем св. Федора (его день по святцам 12 июля). [Летописная миниатюра].

Позднее жертву изображала соломенная кукла – купала (от: купол, т. е. череп; аналог – древнегреческий Аполлон); кострома, морена (от: мор, морить, до настоящего времени сжигается на масленицу), существовали и другие обычаи: топить лошадь (покупалась в складчину), сталкивать в омут запоздалого путника.[45]

Известная летописная история о мести кн. Ольги имеет устрашающий характер (возможно, создавалась / редактировалась с этим намерением). Но она означала и ее несостоявшуюся обязанность как супруги князя (не исключено, что вместе с четырехлетним сыном кн. Святославом) взойти по языческому обряду на погребальный костер кн. Игоря. Его гибель при сборе полюдья была экстраординарным событием, но имела причины. Походы на Византию не были успешными – он проиграл сражение в 941 г., и фактически проиграл в 943 г., предпочтя получить богатую дань от греческого посольства (дань взял князь Игорь на грецех злато. 6451 – надпись на Добружанском камне[46]) и принять предложенный Византией торговый договор, который не был столь же выгодным, как прежние, заключенные кн. Олегом в 907 и 911 гг.[47] (рис. 17 и 18).

Рис. 17. Заключение мирного договора кн. Игоря с Византией (943 г.). [Летописная миниатюра].

1

2

Рис. 18. Греческие дары: 18.1. Прием кн. Игорем даров от греческого посольства (943 г.). [Летописная миниатюра]; 18.2. Добружанский камень с надписью о греческих дарах кн. Игорю: "дань взялъ кнзь Игори (две верхних восстановленных строки) на грьц злато. 6 4 | 5 | 1 | (943 г.) при Деимитрие жоупане" [Б. А. Рыбаков. Киевская Русь и русские княжества, с. 355–356].

Для компенсации потерь была увеличена дань с племени древлян (творили насилия). Излишняя алчность (похожу еще…в мале дружине) привела кн. Игоря к гибели. Древляне похоронили его в Искоростене без ритуальных почестей, и в виде компенсации предложили вдове брак со своим кн. Малом (город Малин существует и сейчас). Он также мог быть удобной формой захвата власти в связи с безвыходным положением кн. Ольги.[48] Но ее окружение не было заинтересовано в князе из зависимого племени. Разрешение кризиса зависело от неординарного решения. Таким решением был переход кн. Ольги в иную религию (в христианстве – Елена). Есть разные версии о дате тайного принятия ею христианства:21 мая 946 г. (Б. А. Рыбаков Язычество Древней Руси, с. 377), ок. 954 г. (М. Н. Тихомиров. Древняя Русь, с. 266), еще до событий 944 г. (Р. М. Рапов. Русская церковь, с. 165), так как она могла их предвидеть (кн. Игорь был немолод), но вместе с тем она, очевидно, доверяла авторитету византийской церкви. Не исключена также версия об иностранной военной поддержке.

Ритуальные грандиозные погребения (творяху краду велику) известны археологически и письменно. По раскопкам Черной могилы (Чернигов, 960-е гг., рис. 19) пламя от погребального костра могло быть видимым в радиусе 30 км. Вместе с умершим / погибшим князем были сожжены женщина (жена / наложница) и юноша (сын / смерд).[49] Почти от этого же времени известно описание ужасающего подробностями обряда погребения знатного руса, умершего в пути (922 г.).[50]

Есть мнение, что знатный рус в описании Ибн-Фадлана мог быть и скандинавским конунгом, так как погребальный обряд "позволяет с большой долей вероятности видеть в "русах"…представителей…скандинавских воинов-купцов".[51]

Но русы могли быть и самоназванием в зависимости от обстоятельств (Т.М.).

1

2

3

Рис. 19. Черная могила: 19.1. Раскопки (800 км от Чернигова, X в.; арх. Д. Я. Самоквасов, 1872-73), высота кургана – 11 м, окружность – 125 м, на верху кургана – следы древнего столба (бдын деяти). [Описание: Б. А. Рыбаков. Древности Чернигова, с. 26, 29, 31, 44]; 19.2. Схема погребения Черной могилы (реконструкция); 19.3. Предметы из Черной могилы: жребии (изображения и разверстка); жреческие ритоны – турьи рога,[52] окованные чеканным серебром, рисунки оковок рогов содержат ритуальные сюжеты и, вероятно, изображения хмеля (хъмьль), как символа ритуального напитка; золотые византийские монеты IX–X вв.

Всесильные волхвы избавили кн. Ольгу и ее малолетнего сына Святослава (будущий кн. Святослав[53] – в молодости княжил в Новгороде) от подобной участи. Кн. Ольга осталась регентом при малолетнем кн. Святославе.

В Новгороде была оппозиция Киеву, основанная на династическом праве. Налоговая реформа кн. Ольги не случайно началась с Новгородских земель. Луга и Мста стали центрами сбора полюдья. Сопки Передольского погоста относятся к IX–X в., крупнейшей из которых является Шум-гора, высотой 14 м и диаметром свыше 100 м. В ее культурном слое найдены арабские и западноевропейские предметы – дирхемы и украшения. На ее вершину даже в начале XX в. клали разные амулеты, а также ходили крестным ходом с молитвами о дожде и урожае. В ее нижних слоях отмечены следы большого пожара. Но погост имел и культурное значение – на его территории найдены княжеские и епископские печати XI, XII,XIV вв. и бронзовая накладка от переплета рукописной книги XII в.

Есть версия, что в сопке похоронен один из многочисленных сородичей и соперник кн. Ольги, имя которого в летописях не указано, как и других претендентов на княжеский престол / на независимость. Кроме того, у кн. Игоря было несколько жен (име же Игорь потом ины жены, но Ольгу, мудрости ее ради, паче иных чтише), имя одной из них известно (кн. Предслава), так как ее представитель Каницар (судя по имени – чудин) упомянут в договоре с Византией (943 г.). К сожалению, те события, усилия соперников кн. Ольги, военная поддержка многократно и целенаправленно редактировались в летописях, поэтому их реконструкция производится учеными по косвенным доказательствам, чему посвящена обширная литература.

Волхвы предпринимали неоднократные и безуспешные попытки возврата к язычеству, возглавляя восстания: был мятеж велик (Суздаль, 1024 г.); и бысть мятеж в граде…разделишася надъвое: кънязь бо Глеб и дружина его сташа у епископа а людие вьси идоша за вълхва (Новгород, 1071 г.), когда он вышел в сопровождении сторонников в свой последний и трагический поединок, творяся акы бог (одет в длинный белый плащ, с широкими рукавами, орнаментированным оплечьем и большим числом крупных пуговиц; он безбород – в новгородских раскопках найдены бритвы). Конфликт был разрешен ужасным способом – кн. Глеб Святославич зарубил секирой волхва. Князь подавлял восстание и тем самым исполнял клятву, даваемую на вече, а волхв уже не имел собственного войска, и, вероятно, не ожидал столь кардинального исхода. Радзивиловская летопись запечатлела это значимое событие в миниатюре (рис. 20). Новгородцы затем князя прогнали, и через 7 лет он погиб: выгнаша из города, и бежа за Волок, и убиша и Чудь.

Рис. 20. Великий Новгород. Волхв-жрец за мгновение до гибели (1071 г.): глаголешеть бо людьм, творяся акы бог. [Летописная миниатюра].

Инициатива волхвов в 1227 г. раскрывает драматическое прощание с языческой Русью в Новгороде – волхвы были сожжены на публичном аутодафе: В лето 6735 (1227 г.)… и сожьгоша вълхвы четыре творяхутье потворы деюще а богъ весть и сожгоша ихъ на Ярославле дворе. В 1411 г. псковичи сожгоша 12 жонке вещих. Характерно, что наказанием было именно сожжение по языческой традиции. Следствием двоеверия являлись также ереси, носителями которых были стригольники, которые отвергали церковную иерархию и монашество, выражали недовольство практикой продажи должностями (поставления пастырей на мзде), отвергали евхаристию.[54] Их казнили публично как преступников: оглушали палицей и сбрасывали в р. Волхов (рис. 21).

Рис. 21. Великий Новгород. Казнь еретиков-стригольников (1375 г.). [Летописная миниатюра].

В итоге все факторы нашли завершение сначала в реклассификации языческой религии (980 г.), затем ее полной замене на христианскую усилиями военной аристократии (988 г.), периоде синкретизма и окончательном утверждении христианства на Руси. Но еще длительное время язычество исповедывалось неофициально, что подтверждается известным по документам особому налогу (забожничье) за старую веру (ведовсто, ведьство), тайными мистериями в среде аристократов и простого народа (бесовские игрища), скоморошьими представлениями (скоморохи, игрецы – до XVII в. сохраняли древний пласт в виде скоморошин, вставляя их в былины XI в.). Язычество осуждалось идеологически (волсви и еретицы и богомерские бабы кудесницы и иная множайшая волшебствуют и березки подвязывают и ветвие сплетают да жив будет человек того лета – из рукописи Черниговской духовной семинарии[55]) и материально налогом (забожничье). Затем оно стало преследоваться законодательно в форме репрессий (в XVII в. игрецов изгнали из Москвы, а их инструменты утопили в Москве-реке).

Но заговоры применяются до настоящего времени, исходная цель которых состояла в предотвращении вреда от товарищевой мысли и от завидливого глаза. Причем, они модернизировались – текст одного из заговоров датирован XVII в. (но списан с более старого), в нем упоминаются пергамент (харатья, греч.: хартия) и бумага:[56]

Христианское мировосприятие и древнерусская культура объединились с модификацией части древних богов и праздников (Перун – Илья-пророк; Велес – св. Власий; Купала – Иоанн-креститель; Ярила – св. Троица, св. Юрий (Георгий); Мокошь – св. Параскева-Пятница). Никакой внутренней связи между ними не было, цель состояла в прямой замене. Христианские храмы возводились на местах языческих капищ. В Новгороде были возведены церковь Параскевы Пятницы на Торгу (1207 г. – симбиоз древнего культа и общерусского торгового дня), на древней Волосовой улице – церковь св. Власия (1407 г.), христианские праздники и посты приходились на время языческих мистерийили соседствовали с ними (причем, в XI в. Петров пост в июнебыл намеренно удлинен). Нехристианские бояре и князья, на пиру у христианского князя не могли сидеть за общим столом, они сидели перед дверьми на земле по языческому обычаю.[57]

Русская культура и экономика имеют древнее индоевропейское происхождение. Индоевропейская основа всех славянских языков была доказана еще в XIX в. [F. Bopp, VergleichendeGrammatikdesSanskrit, Send, Armenischen, Griechischen, Lateinischen, Litauischen, Altslavischen, Gotischenund Deutschen.Bd. 1. Berlin, 1833 / Bd. 1–3, 1833–1852].Обособление праславянских языков от других индоевропейских произошло в III тыс. до н. э., а разделение славянских языков – во II тыс. до н. э. Вероятнее всего, единого индоевропейского государства не было, а было общество с вождями (вождества) различных уровней в сложной иерархии, после распада которого последовало изолированное развитие и взаимная ассимиляция племен. Память об этом имеется у Нестора в Повести временных лет, XII в.: семидесяти и дву языку бысть языкъ словенскъ. Речь идет о диалектах славянских языков, их взаимном влиянии и восприятии из иных языков.