Дежурство в канун женского праздника восемьдесят третьего года для инспектора уголовного розыска городского Управления милиции Соколова не сулило ничего серьезного и обещало быть одним из тех редких по малонагруженности суточных нарядов, который выпадает оперативникам один раз из десяти случаев. Тем более было удивительно, что наступил предпраздничный день, мужская часть населения с утра была уже навеселе, что, конечно же, не улучшало криминогенную обстановку в городе.
Вот уже за полночь из территориальных отделов милиции поступили сведения о тринадцати кражах личного имущества, из них четыре квартирные, три уличных грабежа – запоздавшие домой граждане лишились своих меховых шапок, одно тяжкое телесное повреждение, несколько хулиганств и по мелочи: семейные скандалы, побои, самоуправства и тому подобное.
Милиционеры сработали неплохо – задержаны несколько воров, все грабежи раскрыты патрульно-постовой службой, хулиганы и другие правонарушители ютились по камерам городских отделов. Соколов лично выезжал на тяжкое телесное повреждение, но оно оказалось бытовым, и сыщику не составило большого труда установить и задержать преступника, поместив его в изолятор временного содержания.
Закончив с делами, в три часа ночи Соколов вернулся в кабинет, составил из стульев лежанку и с удовольствием растянулся на ней, быстро провалившись в глубокий сон.
Сергей Соколов, молодой человек двадцати пяти лет, крепкого телосложения, да и роста немалого, работал в милиции чуть более двух лет. После Хабаровской школы милиции молодого сотрудника сразу взяли в городское Управление, где он успешно боролся с убийцами и насильниками, извращенцами и уголовниками разных мастей. Начальство не прогадало, выдвинув новоиспеченного выпускника юридического института на столь ответственную должность, – тот все хватал на лету и вскоре стал одним из лучших оперативников в городе. Сыщик уже успел лично раскрыть несколько убийств, за что из рук самого министра внутренних дел получил почетную грамоту с вручением наручных часов, чем очень гордился на зависть менее удачливым своим коллегам.
Женился он довольно рано, когда ему не было и двадцати лет. Избранница была на год старше его, звали ее Розой. Через год совместного проживания у молодых появился первенец – девочка, которую родители назвали Симона. После пяти лет брака между супругами наметился разлад. Соколов постоянно пропадал на работе, выходных дней у него почти не было, и однажды жена поставила перед ним ультиматум: или семья, или работа.
Сыщик понимал, что жена страдает, что она обделена вниманием, но он уже сросся с работой и не представлял себя на другой стезе, поэтому, не дав ей никакого ответа, продолжал жить прежней жизнью. И вот полгода сыщик живет один – жена после очередной ссоры с дочерью переехала жить к своей маме. Соколов, конечно, сильно скучал по дочери, но эти обстоятельства не могли изменить его жизненной позиции, поэтому в редкие выходные он забирал к себе Симону и целый день возился с ней, иногда посещая кино и детские спектакли.
Постепенно сыщик стал понимать, что между ним и Розой никогда не было любви. Он из каких-то авторитетных источников слышал, что любовь – это самопожертвование ради своей половины, а в их случае брак был банальным союзом совершенно неподходящих друг другу людей, имеющих разные ценности в жизни…
Соколов проснулся от того, что кто-то теребил его за плечи:
– Сергей, вставай, у нас мокруха. Убили какую-то бабу, мы уже собираем оперативно-следственную группу.
Это был помощник дежурного старшина Хлебников. Присев на стул, сыщик посмотрел на свои наручные часы – на тот самый подарок министра, с которым он не расставался никогда. Время было без пяти четыре, он стал одеваться, сетуя на свалившуюся напасть:
– Надо же такому случиться, ведь почти поверил, что будет все спокойно до утра, а теперь попаду домой только к обеду, если не позже! Что за убийство?
– Одинокая женщина, жила в малосемейке. Ночью залила соседей с нижнего этажа, те поднялись к ней – дверь не заперта, а хозяйка с перерезанным горлом плавает в ванне с водой, которая наполнилась и перелилась через край, вот соседи и прибежали, – доложил Хлебников.
– Классика жанра, – с сарказмом проговорил сыщик, натягивая на себя теплый свитер. – Из потолка сочится кровь, а этажом выше – труп. История, достойная пера Эдгара По!
– Не совсем так, наверное, – почесал милиционер затылок, не уловив иронии и не имея никакого представления о великом писателе. – Кровь должна быть сильно разбавлена водой.
– Конечно, разбавлена, – усмехнулся опер, выходя из кабинета. – Это я выразился так для образности.
– А-а-а, для образности, – со знанием дела вторил ему милиционер, покидая кабинет вслед за сыщиком.
Собрав всю группу, дежурный по Управлению напутствовал:
– Давайте, с богом! Надеюсь, до утра раскроете.
– Уже утро, – зевнула следователь прокуратуры и, зябко передернув плечами, недовольно поворчала: – Не дали выспаться перед праздником.
Следователь Марина Станиславовна Черных, молодая женщина двадцати восьми лет, уже считалась не новичком в прокуратуре, опыта в следственной работе ей было не занимать. Руководство доверяло ей вести самые сложные дела по убийствам, с которыми она справлялась с достоинством профессионала, за что снискала уважение у оперативного состава уголовного розыска. Многие сыщики-убойники желали работать только под ее руководством, не считая зазорным беспрекословное подчинение умной, да к тому же симпатичной женщине. Со своей стороны, она никого незаслуженно не обижала и всегда стояла горой за работающих оперативников. Все почтительно обращались к ней по имени и отчеству, но некоторые сыщики, с которыми она раскрывала тяжкие преступления, иногда звали следователя только по имени, что нисколько не оскорбляло ее, поскольку никто не опускался до грубой фамильярности.
– Кстати, поздравляю вас с праздником! – вспомнил дежурный офицер, обращаясь к ней – единственной женщине в составе следственно-оперативной группы. – С этой работой все вылетело из головы, не забыть бы утром жену поздравить.
Все мужчины, словно очнувшись, повернулись к Черных и стали наперебой поздравлять ее с праздником.
Она смущенно отмахнулась от всех и скомандовала:
– Не до поздравлений, пора выезжать на преступление!
Во время следования к месту происшествия Соколов высказал с ноткой надежды желаемую версию:
– А может быть, там самоубийство. Быстро соберем материал и разойдемся по домам.
– Ага, два удара, восемь дырок! – как всегда невпопад и не в тему сострил эксперт-криминалист Катин, отличающийся своей неординарностью. – Потерпевшая случайно упала на топор, и так восемь раз!
Эти неуместные в данный момент шутки были придуманы не остроумным криминалистом, а взяты из жизни. Если фраза о вилке и восьми дырках была общеизвестна и нередко встречалась в практике милиционеров, то о падении на топор следует немного пояснить. Некоторые потерпевшие, особенно ранее судимые, получив телесное повреждение, отказывались об этом заявлять в милицию, предпочитая разборки собственными силами. Если же телесные повреждения относятся к тяжким, а ранения проникающими, милиционеры должны возбудить уголовное дело по факту даже без заявления потерпевшего. Иначе все будет расценено как попытка избежать учета преступления с вытекающими оттуда последствиями. Поэтому сыщики шли на всякие ухищрения, чтобы не повесить на себя лишний «глухарь». Однажды сыщик Аркадьев в отказном материале написал следующее: «…потерпевший на стремянке полез ремонтировать карниз, но оступился и упал на пол. Поскольку он был в нетрезвом состоянии, не заметил, как воткнулся спиной в топор, который каким-то образом был направлен лезвием вверх. С топором на спине его и доставили в травмпункт. А ножевое ранение в живот потерпевший получил часом ранее, во время открывания консервов…» Гм, трудно представить, что выпивший человек с ножевым ранением в живот все бросил и полез ремонтировать карниз, да к тому же так «удачно» упал на топор. Но повезло, прокурор не усмотрел в этом какого-то умысла со стороны сыщика и, не вчитываясь в документ, поставил свою подпись.
– Как я понял, у женщины перерезано горло, – заметил судебный медик Старцев. – На самоубийство мало тянет, хотя чем черт не шутит. Ладно, не будем заранее гадать, определимся на месте.
Труп женщины в ночной рубашке плавал в доверху наполненной кровавым месивом ванне. Из крана тонкой струйкой, диаметром со спичечную палочку, текла вода, которая и заполнила ванну, перелившись через край и затопив соседей.
– Да-а-а, если бы не подтекал кран, неизвестно, когда бы ее нашли, – озадаченно протянул судебный медик. – Если женщина одинокая, соседи могли обнаружить ее только по запаху разложившегося тела.
Когда мужчины вынули труп из ванны, сразу бросилась в глаза огромная зияющая рана горла. Казалось, что ее голова держится только на шейных позвонках. Положив тело на пол, следователь и эксперты приступили к осмотру, а Соколов решил поговорить с соседями. Спустившись этажом ниже, он постучался в квартиру, жильцы которой обнаружили труп. Дверь открыл полный мужчина около сорока лет, одетый в белую майку и светлые пижамные штаны. Он ожидающе кивнул оперативнику и осведомился:
– Вы из милиции? По поводу обнаруженной соседки?
– Да, из милиции, – кивнул сыщик. – Прежде чем вы расскажете, как все произошло, я попрошу показать мне места, где вас заливало водой.
– Заливать – слишком громко сказано, – проговорил мужчина, жестом приглашая оперативника в квартиру. – Имеются подтеки на потолке и на стене ванной, но самое неприятное, что они кровавые. Как сейчас избавиться от них? Была бы просто вода, подсушил – и порядок. А тут как быть?
Мужчина открыл дверь ванны, сыщик зашел внутрь и убедился, что часть потолка и стена окрашены в светло-алый цвет.
– Кошмар на улице Вязов, – озадаченно покачал головой сыщик и обратился к хозяину: – Как вас зовут?
– Кирюхин Матвей Сергеевич, – ответил мужчина, с явным сожалением рассматривая испорченный интерьер. – Кто мне все это сейчас восстановит? Соседка-то одинокая, оказывается…
– Матвей Сергеевич, расскажите все по порядку, как вы обнаружили труп вашей соседки. Лучше начните с того, с кем вы тут живете, где работаете, как заметили подтеки в ванной комнате. Одним словом, меня интересуют любые мелочи, которые вам могут показаться незначительными. Итак, я слушаю вас.
Мужчина откашлялся и стал рассказывать:
– Я проживаю в этой квартире с женой и дочерью, которой исполнилось двенадцать лет. Обычно мы все спим в одной комнате, а иногда жена мне стелет постель в кухне. Это происходит в том случае, когда прихожу домой немного поддатым и ночью сильно храплю. Работаю грузчиком-экспедитором на продбазе. Днем на работе отмечали женский день, я, конечно же, немного перебрал и домой явился в довольно пьяном состоянии. Вручил дочери и жене подарки и, несмотря на то что было еще рановато, свалился спать в кухне на раскладушке. Родные оставались смотреть телевизор в комнате, а я дал храпака отдельно от них. Где-то в полтретьего ночи проснулся от того, что хотелось справить малую нужду, а заодно попить холодной воды. Зайдя в ванную, обомлел: одна стена и часть потолка были окрашены в алый цвет. Было очевидно, что какая-то жидкость капала от соседей сверху. Разбудил жену, и мы вдвоем пошли на второй этаж к соседям. Жена постучала в дверь, никто не отозвался. Тогда я дернул ручку, дверь и открылась. Мы вошли вовнутрь, никого в квартире не было, жена открыла ванную комнату…
Мужчина замолк, в глазах блеснул ужас пережитого. Он отпил из стакана воды и продолжил:
– Супруга резко вскрикнула и отпрянула назад, выбежав из квартиры в коридор. То, что я увидел там, заглянув вслед за ней, ввергло меня в шок – в ванне в кровавой воде плавала женщина. Думая, что с ней что-то случилось и что она еще жива, схватил ее за плечи и поднял из воды. Тут только заметил, что у нее горло сильно перерезано, и о том, что она еще жива, не могло быть и речи. Опустив женщину обратно в воду, мы постучались к соседям и оттуда позвонили в милицию.
– А вы знали соседку? – поинтересовался сыщик.
– Нет, не знали.
– Но вы же сказали, что она одинока. Откуда узнали об этом?
– Это мы узнали у соседки, когда звонили от нее в милицию. Она нам рассказала, что женщина одинокая, что ей сорок один год, она не замужем, работает в каком-то институте то ли лаборантом, то ли медсестрой.
– Как зовут ту соседку?
– Не знаю, она бабушка, с ней разговаривала моя жена.
– Где ваша жена? – спросил его оперативник, обводя взглядом убранство крохотной кухоньки.
– В комнате с дочерью.
– Позовите ее сюда.
– Товарищ милиционер, может быть, не стоит? – растерянно развел руками Кирюхин. – Ей дурно от увиденного, она приняла лекарства и легла.
– Все же пригласите, – настоял на своем Соколов. – Я задам ей всего несколько вопросов.
Судорожно вздохнув, мужчина направился за своей супругой.
Когда женщина зашла в кухню, оперативник сразу же задал ей вопрос:
– Как к вам обращаться?
– Нина Васильевна.
– Нина Васильевна, кто первый заметил труп?
– Я.
– Вы были уверены, что это труп?
– Не знаю, но там была такая ужасная картина… Да, не сомневалась, что в ванне труп.
– Ранее знали ее?
– Да, мельком слышала, что над нами живет одинокая женщина, но ни разу с ней не общалась. Она жила тихо и не доставляла нам неудобств. Со второго этажа я больше всего общаюсь с Марусей.
– Кто такая Маруся?
– А это та соседка-бабушка, откуда мы позвонили к вам. Она хорошо знает убитую.
– Ночью не слышали какого-то шума сверху? – спросил ее сыщик. – Может быть, кто-то кричал, звал на помощь?
– Мы с дочерью легли в одиннадцать, посмотрев по телевизору «Служебный роман». Я долго не могла уснуть и где-то в полночь слышала, как кто-то ходит у соседки сверху. Я еще подумала, что к ней пришли в гости, поскольку она ходит очень тихо, я никогда не слышала, чтобы она так топала ногами.
– Как вы думаете, шаги были мужские или женские?
– Как вам объяснить, – призадумалась женщина, отрешенно покачивая головой из стороны в сторону. – Мне показалось, что это был мужчина. По крайней мере, шаги были твердые, так обычно ходят мужчины.
– А крики, ругань?
– Нет, такого не было.
– Все, Нина Васильевна, спасибо за информацию, – завершил разговор сыщик. – Я оставлю вам номер своего телефона, если вспомните что-то дополнительно, пожалуйста, позвоните.
– Да, да, конечно, – закивала головой женщина, провожая Соколова до двери.
Прежде чем выйти из квартиры, сыщик, словно опомнившись, развернулся и обратился к женщине:
– Чуть не забыл. Поздравляю вас с праздником!
Хозяйка улыбнулась и махнула ему вслед.
Когда Соколов вернулся на место преступления, осмотр тела потерпевшей был в полном разгаре, судебный медик огорошил его новостью:
– На теле, кроме раны шеи, имеются несколько колото-резаных ранений в области груди. Убийство в чистом виде, так что, товарищи милиционеры, придется поднапрячься.
– Следов борьбы как таковых не обнаружено, но на простыне и подушке наблюдаются брызги крови, – сообщил эксперт-криминалист. – Орудие преступления не найдено.
– Как звали хозяйку? – поинтересовался Соколов.
– Плахова Лидия Васильевна, тысяча девятьсот сорок второго года рождения, уроженка Пензенской области, – ответил криминалист и протянул оперативнику паспорт.
– За что ее убивать-то? – недоуменно пожал плечами сыщик, рассматривая паспорт потерпевшей. – Жила тихо, скромно, никому не мешала. Пойду к соседке Марусе и узнаю всю ее подноготную.
Соколова встретила пожилая женщина, которая представилась Марией Петровной. Она, тягостно вздыхая, посетовала:
– Как же так получилось с бедной Лидой?.. Никому дорогу не переходила, тихая, смирная…
– Мария Петровна, расскажите про нее, – попросил ее сыщик. – Чем жила, где работала, есть ли у нее родственники, конфликтовала ли с кем-либо.
– Особо рассказывать-то нечего, – пожала плечами женщина. – Кроме меня, она ни с кем здесь близко не общалась. Заселилась она здесь года три назад, а до этого жила в общежитии медиков – ведь она работала сестрой-лаборанткой в туберкулезном отделении.
– Были ли в ее жизни мужчины? – поинтересовался сыщик.
– Даже не знаю, – мотнула соседка головой. – Скорее всего, нет. По крайней мере, она мне никогда не рассказывала о своих ухажерах.
– Не слышали ли шум с ее стороны? Слышимость у вас хорошая?
– Слышимость-то у нас отличная, – усмехнулась женщина. – Когда соседи слева начинают пить и гулеванить – спасу от них нет. Однажды вызывала даже милицию.
– Вчера они пили?
– Да нет же! Муж зимой умер, она остепенилась и притихла. Действительно, сколько можно пить?! У них сын-подросток, надо заняться его воспитанием.
– Хулиганистый мальчик? Сколько ему лет?
– Слава богу, не хулиган! Но от такой жизни любой может начать хулиганить. А мальчику тринадцать лет. Нет, ничего плохого не могу сказать про него – вежливый, всегда при встрече здоровается.
– Мария Петровна, давайте вернемся к Лиде. Слышали ли ночью шум, крики, разговор с ее стороны?
– Ночью кто-то вроде бы ходил по квартире. Мне показалось, что это была не Лида.
– Почему так думаете?
– Шаги тяжелые, мужские.
– Во сколько это было? Постарайтесь ответить как можно более точно.
– В двенадцать – час ночи.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– А кого я могу подозревать? – развела руками женщина. – Жила она тихо, мирно, не пила, мужиков к себе не водила.
– Может быть, познакомилась с кем-то на работе? – поинтересовался сыщик. – У нее на работе ранее судимых туберкулезников должно быть полным-полно.
– Ой, даже не могу представить, чтобы Лида кого-то привела со своей работы. Вы просто не знаете ее – она не такая, чтобы приводить кого-то к себе домой. Вот неделей раньше у нее расшатался стол, а она даже не знала, кого попросить починить, так что пришлось мне подсуетиться и найти мастера.
– И кого же вы нашли?
– Василия Игнатьевича.
– Кто он такой, как его фамилия?
– Левчук его фамилия.
– Где проживает? Откуда его знаете?
– Да его многие здесь знают. Как-никак, фронтовик-орденоносец. А живет он в соседнем доме.
– Сколько ему лет?
– Так же, как и мне – под шестьдесят.
– А каким образом познакомились?
– Он работал с моим мужем в столярном цехе мебельной фабрики. Муж умер два года назад, а он продолжает работать в цехе, я и вспомнила про него. Мужчина видный, крепкий еще, здоровья хоть отбавляй, я ненароком и подумала – пусть заодно и познакомится с Лидой, может быть, понравится она ему. А что? Она довольно симпатичная женщина.
– И он отремонтировал стол?
– Конечно, в тот же вечер и сделал.
– А дальше?
– Что дальше? – недоуменно спросила женщина.
– Сватовство не состоялось? – улыбнулся сыщик.
– Какая из меня сваха, – с улыбкой махнула она рукой. – Лида даже слышать не хотела о замужестве.
– Когда в последний раз встречались с ней?
– Позавчера и было.
– О чем говорили?
– Да ни о чем. Поболтали немного, она спрашивала у меня, не брала ли я ключ от ее квартиры.
– Что за ключ? Объясните.
– Иногда, когда она отлучается из квартиры, запасные ключи оставляет мне – мало ли что, вдруг кран потечет или что-то еще. Полгода назад Лида легла в больницу, я три недели смотрела за ее квартирой.
– Почему она подумала, что вы взяли ключ? Вы можете его взять без спроса?
– Да нет же, я неправильно выразилась, – махнула она рукой. – Она подумала, что забыла забрать у меня ключ обратно.
– Когда в последний раз она давала вам ключ?
– Месяца два назад. Тогда она с бригадой врачей выезжала в район для осмотра населения, три дня ее не было.
– А где обычно она хранила запасной ключ?
– Возле двери на гвоздике.
– Ладно, будем закругляться, – объявил сыщик и предупредил: – Мария Петровна, вы пока никуда не отлучайтесь, к вам зайдет следователь прокуратуры, которой вы изложите все то, что рассказали мне.
– Хорошо, буду ждать, – кивнула она и с навернувшимися на глазах слезами поинтересовалась: – Кто же мог убить Лидочку? Она же была такая безобидная, добрая…
– Выясняем, – уклончиво ответил ей Соколов.
Выходя из квартиры, сыщик стукнул себя ладонью по лбу и, повернувшись к хозяйке, поздравил:
– Мария Петровна, с Международным женским днем!
– Спасибо, сынок, – с грустью промолвила она, прикрывая дверь за оперативником.
Следственная группа уже заканчивала осмотр тела и квартиры, Черных поинтересовалась у только что зашедшего сыщика:
– Сергей, что говорят соседи?
– Ничего конкретного. Где-то в полночь две соседки сбоку и снизу слышали, как кто-то ходил по квартире. Шаги были тяжелые, обе женщины уверены, что это был мужчина. Но самое интересное вот в чем: потерпевшая дня два назад спохватилась, что у нее пропал запасной ключ от квартиры. А неделю назад у нее был столяр, который отремонтировал стол… Кстати, поглядеть бы на этот стол…
С этими словами сыщик зашел в кухню и, осмотрев мебель, озадаченно проговорил:
– Стол и стулья в нормальном состоянии, следов ремонта не вижу.
– А может быть, тот, который в зале, – предположила Черных.
Сыщик перевернул в зале стол вверх ногами и утвердительно кивнул головой:
– Есть. Чувствуется рука мастера – сделано на совесть.
– Значит, все-таки столяр ремонтировал стол? – спросила Черных.
– Да, стол отремонтирован умелой рукой, – подтвердил Соколов.
– Каковы догадки насчет запасного ключа?
– Вот что я предполагаю, – задумчиво произнес оперативник. – Теоретически этот столяр мог похитить запасной ключ… Постойте, надо найти гвоздик, на котором висел ключ.
Соколов быстро нашел возле двери вбитый в стене гвоздь и объяснил следователю:
– Вот на нем она вешала запасной ключ.
– Кто-нибудь, кроме столяра, мог взять этот ключ? – спросила следователь.
– Этого я не знаю, – пожал плечами сыщик. – К ней мало кто заходит. Но однозначно этого столяра надо проверить.
– Обязательно надо проверить, – согласилась Черных. – Как его зовут?
– Левчук Василий Игнатьевич. Но есть одна маленькая загвоздка – он ветеран войны.
– Ветеран? – удивленно протянула следователь. – Сколько ему лет?
– Да, ветеран Великой Отечественной войны, ему под шестьдесят.
– И ты его подозреваешь? – осторожно спросила Черных. – У меня у самой отец воевал, ветераны на такое не способны.
– Ветеран ветерану рознь, – ответил ей сыщик и твердо добавил: – Я все равно его проверю. На данный момент он пока единственный подозреваемый.
– Я не против, проверяй, но будь с ним поаккуратней, не обижай своим подозрением, – напутствовала сыщика Черных. – А я тем временем допрошу соседок потерпевшей.
Прежде чем покинуть квартиру, Соколов поинтересовался у судебного медика:
– Юрий Альбертович, как примерно убивали гражданку? Мне эта информация нужна для разговора с подозреваемым.
– Поскольку она все время находилась в холодной воде, давность смерти точно сказать затрудняюсь, но случилось это около десяти часов назад, – стал объяснять Старцев. – Скажу честно – убийство странное. Злоумышленник проник в квартиру, подкрался к спящей женщине и несколько раз ударил ее ножом в область груди. По всей видимости, женщина умерла не сразу, а пыталась оказать сопротивление – между мизинцем и безымянным пальцем правой руки обнаружены несколько волос, очевидно, нападавшего. Потом убийца почему-то тащит ее в ванну и включает холодную воду. В ванне же режет ей горло. Перед уходом преступник закрывает кран, но он оказался неисправным, и вода продолжает подтекать тонкой струей. Кстати, у потерпевшей течет везде: кран в ванной и в кухне, унитаз в туалете – чувствуется отсутствие мужской руки.
– Какого цвета волосы, обнаруженные у нее меж пальцами?
– Темные с проседью.
– Покажите.
Изучив под лупой изъятые волосы предполагаемого преступника, оперативник недоуменно поинтересовался:
– А зачем он тащил ее в ванну? Оставил бы умирать на кровати.
– Вот это предстоит узнать тебе, – ответил судебный медик. – Для меня это полнейшая загадка.
– Обнаружены следы пальцев на кране смесителя и на ручке двери, – сообщил криминалист. – Они не принадлежат хозяйке. Также есть следы обуви, все нечетко, видимо, это унты, примерно сорок четвертого – сорок пятого размера.
– Огромный тип, – покачал головой сыщик, отмерив рукой примерный рост потенциального преступника. – Я ношу сорок третий, и рост у меня метр восемьдесят три.
В это время в квартиру заглянул милиционер в звании старшего лейтенанта и представился:
– Участковый инспектор Потапов. Меня направил дежурный по городу.
– Организуйте доставку трупа в морг, – распорядилась Черных, обращаясь к нему, и кивнула Соколову: – Иди проверять этого ветерана, а я займусь допросами. Если буду нужна, сразу же позови.
Время было восемь утра. Соколова встретил пожилой мужчина чуть выше среднего роста и крепкого телосложения, который настороженно поинтересовался:
– Вам кого?
– Вы кто будете? – спросил его сыщик. – Как ваша фамилия?
– Левчук, – хмуро ответил мужчина и спросил: – Вы откуда?
– Из милиции.
Сыщик обратил внимание на встревоженное состояние хозяина квартиры. Когда тот пригласил его пройти в квартиру и повернулся левым боком, оперативник заметил вдоль его щеки и на шее слабые полоски розового цвета.
«Ага, на лице явные царапины! – думал оперативник, внутренне напрягшись. – Ранки не открытые, тот, кто нанес их, не имеет длинных ногтей. Эх, не посмотрел, какие ногти у трупа!»
Подозрение в нем еще более укоренилось, когда он увидел летчицкие унты, которые лежали в прихожей.
«Летные унты! – промелькнуло у него в голове. – Они всегда на два-три размера больше, чем носит хозяин!.. А вот стоят и его полуботинки, они, похоже, сорок третьего размера, аккурат как мои».
Уняв волнение глубоким вдохом, Соколов спросил:
– Василий Игнатьевич, что вы делали сегодня ночью?
– Откуда вы меня знаете? – бросил мужчина тревожный взгляд на сыщика. – Мы с вами знакомы?
– Заочно. Мне о вас рассказали люди.
– Значит, они говорили вам, что я ветеран войны? Что орденоносец?
– Говорили. Говорили еще, что вы работаете столяром на мебельной фабрике. Так что мы о вас кое-что знаем. Итак, Василий Игнатьевич, чем вы занимались сегодня ночью?
– Что за вопросы? – оскорбленным тоном осведомился мужчина. – Чем может заниматься ночью одинокий пожилой мужчина? Конечно же спал!
«Чувствуется, что тертый калач, – с сожалением подумал сыщик. – Его голыми руками не возьмешь, надо вызывать подмогу».
Не выпуская подозреваемого из поля зрения, Соколов достал рацию и вызвал водителя, который поджидал следственно-оперативную группу возле дома потерпевшей:
– Семен, подъезжай к соседнему дому и поднимись в двенадцатую квартиру.
Когда водитель, огромный милиционер простоватого вида с ручищами-кувалдами, зашел в квартиру, сыщик приказал ему, указывая на хозяина:
– Охраняй его до моего прихода. Чтобы все время сидел на стуле, никуда его не отпускай.
– Как это «охранять»?! – возмущенно отреагировал мужчина. – Я что, уже арестованный?! Я ветеран войны, со мной так поступать нельзя! Нет, я буду жаловаться, это вам не сойдет с рук!
Не удостоив его ответом, сыщик повторил приказ милиционеру, добавив колкого юмора:
– Охраняй! Шаг влево, шаг вправо – расстрел без предупреждения!
– Фашисты! – крикнул ему вслед подозреваемый. – Немцы не смогли убить, вы хотите меня доконать! Молокососы, боком вам выйдет такое самоуправство!
Огромный милиционер взял старика за шкирку и, насильно усадив на стул, угрожающе сунул ему «кувалду» под нос:
– Сидеть и не рыпаться, а то ненароком нарвешься на это.
Соколов застал Черных за допросом соседки Маруси. Вызвав следователя в коридор, сыщик стал торопливо объяснять ей:
– По-моему, попали в точку! Старик ведет себя очень подозрительно, на лице царапина, в прихожей летные унты большого размера. Видимо, он не ожидал, что на него так быстро выйдут, думал, что Плахова одинокая и ее обнаружат только через несколько дней. Немного ошеломлен этим, поэтому не мешкая надо произвести у него обыск и допросить. Я бы сам обыскал его, но тут ветеран войны, надо все сделать на законных основаниях, тем более он уже грозит жаловаться, обещая всевозможные неприятности, а меня обозвал фашистом.
– Ты уверен, что убийца он? – недоверчиво осведомилась Черных. – Как бы не нарваться на скандал с этим ветераном.
– Уверен на девяносто девять процентов.
– Я же предупреждала, чтобы ты не обижал старого человека, – укоризненно покачала головой следователь. – Надо было тихо, мирно…
– Иначе бы не получилось, – порывисто выдохнул оперативник и нетерпеливо спросил: – Так идем делать обыск?
– Идем, – покорно вздохнула следователь, направляясь в квартиру Маруси. – Сейчас оденусь и предупрежу гражданку, что допрос прерывается.
Подозреваемый обреченно сидел на стуле, над ним огромной тушей нависал водитель-охранник. Невольно ухмыльнувшись от такой картины, Соколов приказал милиционеру:
– А теперь найди двух понятых, а сам можешь быть свободен.
Когда появились понятые – мужчина и женщина из соседних квартир, сразу приступили к обыску. Соколов поднял с пола унты, нащупал подошву, пригляделся и объявил:
– Товарищи понятые, обратите внимание: унты летчицкие, подошва соответствует примерно сорок пятому размеру…
С этими словами сыщик дал потрогать понятым подошву:
…потрогайте – она влажная. Смотрим дальше. В носочной части обуви на гладкой коже черного цвета видны бурые пятна, похожие на кровь. Такие же пятна мы видим и в меховой части голенища.
Следователь быстро внесла в протокол наблюдения сыщика, тот продолжил:
– Давайте посмотрим сейчас эту куртку…
Соколов снял с вешалки короткую куртку, покрытую кирзой с внутренним мехом из овчины, и обратился к подозреваемому:
– Ваша куртка? Вы сейчас носите ее?
Подозреваемый угрюмо промолчал, сыщика это не смутило, и он продолжил следственные действия:
– Итак, куртка мужская. Рукава влажные, с наружной стороны куртки в районе груди и живота видны бурые пятна, похожие на кровь. Такие же пятна заметны и на левом рукаве ниже локтя. Сейчас посмотрим, что в карманах…
Когда сыщик извлек из правого кармана куртки ключ, Левчук крикнул, обращаясь к понятым и к следователю:
– Ключ подбросил мне милиционер! Требую отметить это в протоколе!
Не обращая внимания на окрики подозреваемого, сыщик повертел перед глазами понятых найденную улику и сообщил:
– В правом кармане куртки, принадлежащей гражданину Левчуку, обнаружен ключ. Левчук отказывается признавать факт обнаружения вещественного доказательства, но вы-то видели, что я достал ключ из кармана куртки.
Понятые в знак согласия молча кивнули, с опаской поглядывая на подозреваемого в убийстве соседа, с которым они доселе спокойно пересекались на дню семь раз.
Далее в раковине кухни сыщик обнаружил самодельный нож с длинным тонким лезвием, ручка которого была изготовлена из темного дерева, возможно, ореха.
Взяв находку с двух сторон кончиками пальцев, сыщик присмотрелся к основанию лезвия и подозвал к себе понятых:
– Посмотрите, в том месте, где лезвие примыкает к рукоятке, видно бурое вещество, похожее на кровь.
– Да я куру обрабатывал! – воскликнул подозреваемый с дрожью в голосе.
– Где курица? Покажите, – спросил сыщик.
– Съел! – со злостью выкрикнул Левчук.
– Кости?
– Выкинул на помойку!
– А ведь пойду же на помойку искать кости, с меня станется, – пригрозил сыщик и с уверенностью добавил: – Никакой курицы не было, экспертиза установит, чья это кровь – животного или человека.
Подозреваемый, опустив голову, насупленно промолчал.
Далее обыск ничего существенного не дал, оставался старинный деревянный чемодан с небольшим навесным замком. Взвесив его в руках, сыщик поинтересовался у хозяина:
– Что внутри?
– Мои личные вещи. Это вас не касается.
– Теперь нас касается все, – резко отрезал сыщик и спросил: – Где ключ от замка?
– Не знаю, потерялся! – со злостью бросил подозреваемый, демонстративно отвернувшись от оперативника.
– В таком случае чемодан мы забираем с собой.
– Творите, что хотите, – процедил Левчук, дав понять, что далее разговор с ним бесперспективен.
Закончив с обыском, Соколов поинтересовался у следователя:
– Марина Станиславовна, каковы наши следующие шаги?
Поблагодарив и отпустив понятых, Черных распорядилась:
– Возьми подозреваемого, свози к судебному медику для осмотра тела и одежды, а затем задержи от моего имени и помести в изолятор. А я тем временем закончу допрос свидетелей, управлюсь со своими делами и вечером приду разговаривать с задержанным.
– Подозреваемый! – нервно крикнул Левчук. – Я вам покажу «подозреваемого», вы ответите за все! Такое отношение к ветерану-фронтовику, пролившему за вас кровь, недопустимо!..
Не дав ему договорить, сыщик застегнул на его запястьях наручники и объявил:
– Вы задержаны по подозрению в совершении убийства гражданки Плаховой.
Посадив Левчука в машину к внушительному милиционеру-водителю, который часом ранее охранял подозреваемого, Соколов загрузил туда же изъятые вещи и приказал:
– Посиди с задержанным, а я схожу в квартиру потерпевшей.
Соколов нисколько не сомневался, что изъятый у Левчука ключ принадлежит убитой женщине, но решил окончательно увериться в этом, чтобы вести предметный разговор с преступником. Дверь квартиры была закрыта на замок, сыщик, как и предполагал, смог открыть ее обнаруженным у подозреваемого ключом. Труп, накрытый простыней, еще находился на полу в ванной комнате. Очевидно, участковый инспектор был в поисках грузовой машины для доставки тела в морг, поэтому покинул квартиру. Откинув покрывало, сыщик изучил руки женщины и убедился, что ногти пострижены коротко.
«Вот этими беззащитными руками она пыталась сопротивляться, – тихо проговорил он, накрывая труп женщины простыней. – Эксперт должен идентифицировать царапину на теле подозреваемого».
Судебный медик, раздев подозреваемого догола, осмотрел его тело, одежду, сфотографировал следы царапины, изъял необходимые материалы. Прежде чем расстаться, сыщик поинтересовался у эксперта:
– Сможете идентифицировать царапины на шее? У убитой ногти пострижены коротко.
– Ничего не обещаю, – огорчил его судебный медик. – Если бы у нее были длинные ногти, то да – мог бы и идентифицировать. Сделаем все возможное, если будет нужно, подключим специалистов из Москвы.
Прибыв в Управление милиции, сыщик тщетно пытался поговорить с подозреваемым, но тот, замкнувшись в себе, наотрез отказался общаться с ним.
Определив его в изолятор, Соколов ушел домой, где его ждала пустая квартира и черствая краюха хлеба на столе. Он нашел в холодильнике два яйца, сделав из них глазунью, поел и завалился спать.
На следующий день утром, доложив начальнику уголовного розыска об убийстве гражданки Плаховой, Соколов направился в прокуратуру. Черных была на месте, она пригласила оперативника за стол и рассказала следующее:
– Вчера вечером допросила задержанного – совершенно несносный старик! Полностью сидит в отказе, ни в чем не признается и все время талдычит, что он ветеран-фронтовик, требует с собой вежливого обхождения. Кое-как допросила, в общем, протокол ни о чем. Какие доказательства у нас имеются на этот час? С утра криминалист принес заключение о том, что отпечатки пальцев, обнаруженные на кране смесителя и на ручке двери, принадлежат подозреваемому. Изъятые между пальцев убитой волосы, скорее всего, принадлежат Левчуку, об этом мне сообщил судебный медик, будем ждать заключения экспертизы. У нас еще имеются унты и куртка, с брызгами крови, экспертиза наверняка покажет, что это кровь потерпевшей. Имеется еще нож, который Левчук помыл под краном, но на рукоятке чудом сохранилась засохшая кровь. Вот и все… Ах да, еще имеются следы подошвы, которые по размеру совпадают с изъятыми у подозреваемого унтами. В моей практике не было еще убийства, где преступник оставил так много следов преступления. В принципе, мне признательные показания Левчука уже не нужны – припрем его к стенке одними экспертизами.
– Отлично все складывается! – радостно воскликнул оперативник, хлопнув в ладони. – А то на душе было немного тягостно, что не сможем ему доказать совершенное преступление. А старик действительно вредный, сейчас будет катать жалобы везде и всюду – успевай только отписываться.
– Он вредный, а мы вреднее, – рассмеялась Черных. – Если честно, когда у тебя только зарождалось подозрение в отношении него, я не поверила, что ветеран войны может пойти на такое преступление. А теперь я полностью уверена в его виновности.
– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул сыщик. – Если следователь уверен на сто процентов, то дело обязательно дойдет до суда. Марина, тебе не кажется, что убийство какое-то странное? Такое ощущение, как будто бы убийство ради убийства.
– Мне тоже так показалось, – пожала плечами следователь. – Ничего из дома не украдено, потерпевшая не имела врагов… Словно какое-то ритуальное убийство – как овцу на заклание.
– А ветеран ли войны этот тип? – задался вопросом сыщик. – Настоящие фронтовики так не кичатся своим героическим прошлым.
– Я везде запрошу, – заверила его следователь. – Узнаем, где и как воевал этот Левчук.
Прежде чем Соколов вышел из кабинета следователя, Черных, подумав о чем-то, поинтересовалась:
– Кстати, Сергей, что там в чемодане у этого Левчука?
– Пока еще не смотрел. Сейчас приеду на работу, вскрою замок и изучу содержание этого загадочного сундука.
Замок на чемодане оказался старинным, но довольно крепким. Сыщик, безуспешно примерив все ключи, валяющиеся в ящиках стола, не стал себя утруждать и поддел проушину замка фомкой[1], когда-то изъятой у квартирных воров.
В чемодане он обнаружил военный билет на имя Левчука. Перелистывая документ, сыщик вслух читал боевой путь фронтовика:
– Воевал в составе Воронежского, а затем Первого Украинского фронтов, участвовал в освобождении Киева, за что был награжден орденом Красной Звезды, участвовал в Берлинской операции, восьмого мая сорок пятого награжден медалью «За отвагу», в декабре сорок пятого медалью «За взятие Берлина». Серьезный товарищ! Интересно, почему он пошел на такое страшное преступление? Что его толкнуло к этому?
Далее оперативник нашел и сам орден, который был бережно завернут во фланелевую ткань. Других наград в чемодане не было, удостоверений о награждении сыщик не обнаружил. Там же находились: механическая заводная электробритва «Спутник», машинка для стрижки волос, радиоприемник «Спидола» и много ненужного барахла.
На дне чемодана валялась затертая картонная папка для бумаг на тесемках. Открыв папку, Соколов достал несколько листов бумаги, бегло изучил их и свистнул от удивления:
– Фьють! Обращение к вождям!
Это были, очевидно, копии писем, написанные в разное время фронтовиком Левчуком к Сталину, Хрущеву и Брежневу. Устроившись поудобней, сыщик взял в руки первое обращение, адресованное Сталину, и стал читать послание автора, изложенное на простенькой серой бумаге четким каллиграфическим почерком. Прежде чем приступить к чтению, у сыщика в голове невольно промелькнула мысль:
«Почему у всех людей старшего поколения почерк такой красивый? Неужели мы деградировали и стали писать каракулями?»
Итак, сыщик стал читать письмо к вождю народов:
Дорогому отцу,
генералиссимусу Великой Победы
Иосифу Виссарионовичу Сталину.
Обращается к Вам фронтовик, участвовавший во многих победных сражениях под Вашим умелым руководством и закончивший войну в логове врага в Берлине. За доблесть и храбрость награжден многочисленными наградами, в том числе орденом Красной Звезды за взятие Киева.
Мне очень неудобно, что я отвлекаю Вас от государственных дел, но обстоятельства вынуждают меня искать у Вас защиту. Как воин Великих Побед, Вы поймете меня и встанете на защиту рядового солдата, пролившего кровь за Родину на полях сражений.
Суть дела такова: 23 июля 1948 года в деревне Кривошеево Псковской области в пруду утонула гражданка Савватеева Марфа, 38 лет от роду. В этом обвинили меня, мол, это я утопил ее. Меня арестовали, у следствия нет никаких доказательств моей причастности к преступлению, кроме показаний полоумного сторожа мельницы, которые изобилуют многочисленными противоречиями.
Товарищ Сталин!
Разберитесь, пожалуйста, с моим делом, встаньте на защиту простого гражданина и воина.
Спасите меня, Вашего верного сына!
«Та-а-ак, утонула в воде, – тихо протянул про себя оперативник. – Это случайное совпадение или закономерность? Сталин, по-моему, спас-таки автора письма. Давай-ка прочитаем письмо к кукурузнику»[2].
Первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву
Уважаемый Никита Сергеевич!
Пишет вам боец-фронтовик, рядовой солдат Первого Украинского фронта В. Левчук.
Воевал на полях Великой Отечественной войны, защищая Родину от немецко-фашистских орд. За храбрость и самоотверженность награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу», многими другими наградами.
Я считаю вас своим однополчанином, поскольку все блестящие победы нашего фронта связаны с Вашим именем, Вашим талантом, как великого полководца.
Я всегда знал, что Родина относится с благодарностью к своим сынам, пролившим за нее кровь. Но есть некоторые товарищи из правоохранительных органов, которые пытаются обесчестить и унизить меня, боевого фронтовика, прошедшего весь ад огненной войны.
Обращаюсь к Вам по следующему обстоятельству: в августе 1958 года во время купания на пляже Таганрога утонула гражданка Сашко Клавдия, 35 лет. В этом заподозрили меня, предъявив обвинение в умышленном убийстве. Я не отрицаю, что Сашко является моей знакомой. Капризная по своей натуре женщина, она вознамерилась искупаться ночью и позвала меня с собой на пляж. Во время купания она утонула, я даже не заметил, как это случилось. Сейчас следователь почему-то решил, что совершено преступление, и арестовал меня.
Уважаемый Никита Сергеевич!
Прошу вмешаться в это дело и защитить меня, боевого фронтовика, от незаконных действий следственных органов.
Спасите простого воина, рядового солдата Великой Отечественной войны!
«Да что это такое! – удивленно воскликнул про себя Соколов. – Опять вода, опять утопленница! Очевидно, Хрущев вновь вытащил его из тюрьмы. Не слишком ли много смертей на воде вокруг этого Левчука? Посмотрим-ка, что он пишет Брежневу. Чует мое сердце, что речь пойдет о следующей утопленнице».
Генеральному секретарю ЦК КПСС
Брежневу Л. И.
Дорогой Леонид Ильич!
Пишет Вам фронтовик, участник боевых действий в составе Первого Украинского фронта Василий Левчук. Я освобождал город Киев, участвовал во взятии Берлина, награжден медалями и орденом Красной Звезды. В нашей стране для фронтовиков почет и уважение, а все благодаря Вам, поскольку Вы сами прошли войну и как никто другой знаете все чаяния и надежды однополчан, которые, не жалея себя, сражались плечом к плечу с Вами во имя того, чтобы процветала наша Великая Родина.
Но есть некоторые люди из органов, которые не признают это и всеми ухищрениями пытаются принизить нашу роль в победе над фашизмом. Эта несправедливость непосредственно коснулась меня.
Суть дела такова: в июле 1975 года на курорте в Трускавце во время принятия минеральной ванны захлебнулась водой гражданка Евгения Сухорученко, 56 лет. Это был несчастный случай, но руководство курорта, чтобы снять с себя вину, обвинило меня в предумышленном убийстве. По их навету против меня возбуждено уголовное дело за убийство вышеуказанной гражданки, меня арестовали и содержат в ужасных условиях.
Уважаемый Леонид Ильич, я уважаю Вас как фронтовика и настоящего воина, пролившего свою кровь на полях сражений Великой Отечественной войны, и надеюсь, что Вы сможете спасти меня от несправедливого преследования. Моя жизнь в опасности, если Вы не поможете мне, я, скорее всего, умру в застенках тюрьмы, так и не добившись справедливости и не встретив очередную годовщину Великой Победы.
Помогите мне, дорогой Леонид Ильич!
Соколов быстро сложил бумаги в пакет и заспешил в прокуратуру.
Черных была на месте. Он, положив веером перед ней все три обращения, взволнованно выдохнул:
– По-моему, наш старичок – маньяк. Все его преступления связаны с утоплением жертв! Что за такое предпочтение у человека?!
Следователь удивленно стала читать обращения Левчука к первым лицам страны. Закончив с письмами, она некоторое время посидела в изумленной задумчивости от прочитанного и, встрепенувшись, сообщила:
– Я уже подготовила запросы в Министерство обороны и по месту рождения подозреваемого. Дополнительно запрошу и по этим трем случаям, где наш Левчук подозревался в убийствах, но каким-то образом избегал наказания.
– Этот старик не так уж и прост, – усмехнулся сыщик. – Он знает, какие болевые точки нажать, как льстить великим правителям, притягивая их на свою сторону фронтовой общностью. Настоящие фронтовики не такие, чует мое сердце, что он не тот, за кого выдает себя.
– Да, неприятно и мерзко на душе, – с сожалением вздохнула следователь. – Будем ждать ответов на запросы, может быть, они прольют свет в этом загадочном деле.
– Должны пролить, – обнадеживающе кивнул оперативник. – Надо найти хотя бы одного родственника подозреваемого и подробно расспросить его, что собой представляет этот человек. Он говорит о каких-то своих родственниках?
– В том-то и дело, что он не называет ни одного из них. Говорит, что до войны жил в Бобруйске, ушел воевать и больше туда не возвращался. Утверждает, что у него ни одного родственника не осталось, все погибли в войну.
– Такого не бывает, – мотнул головой сыщик. – Все равно кто-то должен остаться.
– Знаешь, Сергей, я, не подумав, рассказала об этом Левчуке отцу, который тоже брал Берлин, – с горечью проговорила Черных. – Он плюется и не верит, что Левчук фронтовик. Расстроился отец, зря я рассказала ему все это.
– Правильно он говорит, – кивнул Соколов. – Мутный какой-то этот тип, не похож на героя-фронтовика.