– Мне это нравится! – заявил Фрэнк, когда я рассказала ему о том, какую тему хочу взять для очерка. – Маленький мальчик пропал во время бурана. На это откликнется сердце каждого читателя. Сколько тебе нужно времени, чтобы написать об этом?
– По крайней мере, неделя, – ответила я. – Мне бы хотелось по-настоящему покопаться в этой истории… Может быть, я найду родственников или друзей, чтобы взять интервью.
Фрэнк кивнул.
– Хорошо, договорились. Держи меня в курсе.
В тот же день вечером я обнаружила Этана в кухне. Он осматривал пустой холодильник.
– Привет, – поздоровалась я, кладя ключи на стол. Этот звук эхом разнесся по всем уголкам огромной квартиры, заполняя всепроникающую тишину, тяжелую и неуютную.
– Привет, – отозвался Этан, не оборачиваясь. – Сумасшедший буран сегодня, верно? Послушай, у нас вроде где-то оставалось буррито?
– Я его выбросила.
Этан повернулся ко мне и нахмурился, как будто я совершила предательство, выбросив остатки лепешки с начинкой. Хотя нет. С его точки зрения, я просто объявила ему войну.
– И почему ты это сделала? – обиженно поинтересовался он.
– Потому что остатки твоего буррито пролежали в холодильнике две недели и покрылись плесенью.
– Вот как, – констатировал Этан, прежде чем направиться к дивану. – Неужели так долго?
– Да, именно так, – ответила я и в ту же минуту поняла, что именно столько времени мы с ним по-настоящему не разговаривали.
– Звонили от твоего врача.
Я сделала вид, что занята почтой, и не ответила.
– Тебе и в самом деле следовало бы пойти на прием, Клэр.
Я почувствовала, как внутри нарастает гнев. Я была сердита на него за все: за этот тон, бесчувственный, отстраненный, за сегодняшний ленч с Кассандрой, но больше всего за боль прошлого.
– Не наставляй меня, Этан, – отрезала я.
Он пожал плечами и потянулся за пультом, пробормотав что-то сквозь зубы.
Я открыла коробку мюсли с изюмом, высыпала их в миску, залила соевым молоком и ушла в спальню. Я даже не подумала вытереть брызги молока, оставшиеся на гранитной столешнице.
Как он может быть таким бесчувственным? Таким пресыщенным? Этан знал, как я отношусь к возвращению в клинику. Снова увидеть лицо моего врача, пережить все сначала. Почему Этан заговорил об этом? Неужели он хотел сделать мне больно? Я съела ложку мюсли, заставив свои мысли переключиться. Я не хотела думать об Этане, о прошлом. Я начала думать о маленьком Дэниеле Рэе. Что стало с ним и с его матерью? Встретились ли они когда-нибудь снова? И виноват ли в этой трагедии буран?
Когда я была маленькой, то ездила однажды на Рождество в Мэн к дедушке и бабушке. Снега тогда выпало сантиметров тридцать. Мы с моим младшим братом, два калифорнийских ребенка, смотрели на снежную пелену во все глаза. Целую неделю мы лепили снеговиков, падали на снег и рисовали на снегу фигуры, похожие на ангелов, ловили языком снежинки. Вот это была радость! Мне захотелось снова испытать ее, чтобы исчезла боль в сердце, чтобы затянулась рана. Играл ли Дэниел в снегу в то утро, когда он исчез? Радовался ли он?
Я села на кровать и потянулась к телефону. Мне нужно было набраться мужества, чтобы сделать этот звонок. Еще в клинике мой врач дала мне номер своего мобильного и попросила звонить при первой же необходимости. Я набрала нужные цифры, ждала целую секунду, а потом быстро дала отбой. Нет. Не сейчас.
Я забралась под стеганое покрывало и как следует укуталась. Спустя час я услышала, как вошел Этан. В его руке звенели ключи. Я повернулась и увидела, как он, словно робот, достал из гардероба свитер и вышел. Входная дверь громко хлопнула.
На следующее утро улицы по-прежнему были покрыты снегом, и синоптики предупреждали, что снегопад может продолжаться. Я прошла пешком до кафе «Лаванто», на этот раз в более подходящей обуви. Мы с Эбби договорились встретиться там в девять часов, и она уже ждала меня за столиком у камина, в котором, к моей огромной радости, ярко горело пламя.
– Доброе утро, – поздоровалась Эбби, потягивая, как обычно, свой тройной американо.
– Привет, – ответила я, опускаясь на стул рядом с ней.
Моя подруга нахмурилась.
– Что у нас с лицом?
Я удрученно поставила сумку на пол.
– Этан.
– Прости, милая. Что на этот раз?
Я вздохнула.
– Ох, Эб, я даже не знаю, с чего начать. Все так плохо.
– Вам обоим крепко досталось. Такое не проходит бесследно.
Незамужняя Эбби была лучшим семейным психологом, которого я только знала.
– Ты права, – согласилась я. – Я не хочу его потерять, но как все исправить, я тоже не знаю. – Я замолчала и оглядела кафе. Доминик стоял за кофемашиной. – Этан снова встречался за ленчем с Кассандрой.
Эбби помрачнела.
– Эта женщина опасна, я так думаю.
– А то я не знаю, – бросила я и тут услышала слабое позвякивание телефона в сумке. – Извини, мне надо ответить.
Номер оказался незнакомым.
– Алло?
– Миссис Олдридж?
– Да.
– Это Джерри из фирмы «Ювелиры бухты Эллиотт». Вы можете забрать ваши часы. Специальный заказ прибыл из Нью-Йорка сегодня утром, – сказал мужской голос. Я совсем забыла о том, что месяц назад мне вдруг пришла в голову идея заказать часы для Этана. Весь прошлый год он мечтал о часах от Хьюго Аллена. В этих часах был секундомер, и он считал, что это пригодится для детских игр и занятий спортом. Часы для папочки. Приближался День отца, и мне показалось, что такой подарок в третье воскресенье июня заставит его улыбнуться. Что-то вроде оливковой ветви мира.
– О да, – ответила я, думая о том, что лучше бы я вообще не заказывала эти часы. – Я зайду и заберу их.
– Может быть, вы хотите, чтобы мы сделали гравировку?
– Гравировку?
– Вы, разумеется, не обязаны ее заказывать, – пояснил мужчина, – но многим нашим клиентам нравится придать индивидуальность своему подарку. Он становится особенным.
– Вот как! Вы правы, – вяло отреагировала я.
– И какую же надпись нам сделать?
Что бы мне хотелось написать? Моему мужу. Мужчине, который ускользает от меня. Мужчине, которого, кажется, я совсем не знаю. Я покачала головой. Как выразить в одной фразе то, что у меня на сердце?
Клерк явно почувствовал мое замешательство.
– Может быть, вы подумаете об этом, а потом перезвоните нам?
У ювелиров шестое чувство, когда речь идет о любви.
– Да, это было бы лучше всего, – согласилась я. – Благодарю вас.
Я закончила разговор и посмотрела на Эбби.
– У меня ничего не вышло.
Подруга вопросительно посмотрела на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Это был ювелир. Я купила Этану часы, – объяснила я. – Те самые дурацкие слишком дорогие часы, которые он где-то увидел. Я собиралась подарить их ему на День отцов. – Я засучила рукава, в полной мере ощущая жар камина. – Ювелир спросил меня, какую гравировку я хотела бы сделать, и я не смогла ничего придумать, Эбби.
Она открыла еще один пакетик сахара и высыпала его в свою чашку.
– Можно, я кое-что тебе скажу?
– Давай.
– Я не думаю, что его интересует Кассандра, – сказала Эбби. – Он хочет тебя.
– Я у него есть, – фыркнула я.
– Нет, дорогая, это не так. Ты не та девушка, на которой он женился. Ее давно нет, она утонула в печали.
Я внимательно смотрела на свои руки, лежавшие на коленях, и на кольцо с крупным бриллиантом на пальце. Эбби права. Я была леммингом[2], который идет к пропасти, не в силах остановиться.
– Послушай, – продолжала Эбби, – вчера в офисе я увидела в твоих глазах то, чего не видела много месяцев. На мгновение ты снова стала прежней. Тебя что-то увлекло. Господи, Клэр, я так давно не замечала, чтобы ты чем-то интересовалась.
Я кивнула, успев почувствовать огонек эмоций до того, как он погас.
– Мне кажется, эта история, этот маленький мальчик тронули твою душу, – Эбби сделала глоток кофе. – Как звали малыша, напомни.
– Дэниел, – ответила я, глядя на пламя в камине, – Дэниел Рэй.
Тут кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулась и увидела Доминика, стоявшего у стола.
– Доброе утро, – радостно приветствовал он меня. – Надеюсь, я не помешал.
Он поставил передо мной чашку с какао, увенчанную высокой шапкой взбитых сливок.
– Я подумал, что вы не откажетесь от горячего шоколада.
Мои щеки горели. Я наверняка покраснела, но надеялась, что ни Эбби, ни Доминик этого не заметили.
– Спасибо, – поблагодарила я и указала на Эбби. – Вы знакомы?
Доминик покачал головой.
– Эбби – Доминик. Доминик – Эбби.
– Приятно познакомиться с вами, – Эбби улыбалась больше мне, чем ему.
Доминик опустился на одно колено и подбросил еще одно полено в камин.
– Надеюсь, вам не будет слишком жарко, – сказал он.
– Все замечательно, – заверила я его, снимая свитер. Я внимательно посмотрела на кирпичную кладку камина, вспомнив об изразце, который я заметила накануне. Теперь я могла рассмотреть его ближе. На нем была надпись «Паб Лэндера».
Я обратилась к Доминику:
– Откуда здесь этот изразец?
Он бросил взгляд на плитку.
– А, это! Когда-то здесь был паб или салун. Не помню точно, как в то время назывались подобные заведения. Оно пережило сухой закон, – Доминик указал на щербину в досках пола, который явно не ремонтировали. – Здесь собирались городские пьяницы. Полиция просто отправляла их всех сюда. Когда-то это было шумное местечко. У нас в мансарде еще осталась парочка старинных пивных бочонков и несколько глиняных пивных кружек.
Он провел рукой по камину, вытащил кусочек серого раствора.
– Но этот изразец особенный, – продолжал Доминик. – Видите эти инициалы? – он указал на уголок плитки с подписью «С.В. Иванов». – Это был один из лучших каменщиков в городе. Он сложил большую часть всех декоративных каминов в отеле «Олимпик» и в других исторических зданиях. Настоящий мастер. Разумеется, его работа была по-настоящему оценена только после его смерти.
– Кто знает? Возможно, отдел архитектуры заинтересуется его работой, – я вытащила блокнот и записала имя.
В эту минуту зазвонил колокольчик у двери, оповещая о появлении нового посетителя. Я почувствовала, как мои щеки обдало ледяным воздухом, несколько укротившим жар пылающего камина.
– Что ж, был рад снова вас видеть, – сказал Доминик, глядя прямо мне в глаза.
– Я тоже, – ответила я. Мужчина развернулся и направился обратно к стойке.
– Кое-кто к тебе неравнодушен, – звонким шепотом объявила Эбби.
Я отвернулась.
– Прекрати, пожалуйста.
– Ладно, ладно. – Моя подруга не стала настаивать. – Но, послушай, по крайней мере, у тебя есть поклонник.
– У тебя он тоже есть, – парировала я. – Или мне стоит напомнить тебе о Рике?
Мы обе расхохотались. Рик – нежный и, вне сомнения, из хорошей семьи – был давно и безнадежно влюблен в Эбби. Увы, он обладал очарованием краснолапой черепахи и к тому же жил с родителями.
Эбби допила свой кофе и потянулась за белым пухлым пуховиком. Она надела его, застегнула «молнию» и улыбнулась.
– Тебе не кажется, что я в нем похожа на парня из рекламы шин «Мишлен»?
– Хочешь услышать правду? – спросила я, стараясь не расхохотаться.
Она кивнула.
– Немного есть, – сказала я, хихикнув, – но зато тебе тепло.
Эбби широко улыбнулась.
– Что ж, пожалуй, парню из «Мишлен» пора отправиться в офис. Фрэнк дал мне задание: я должна кое-что найти для воскресного выпуска. И ты даже не представляешь, чем озадачила меня вчера вечером Кассандра.
Кассандра. Я поморщилась. В ее имени было что-то колючее. Мне всегда хотелось воскликнуть «ой!», если кто произносил его вслух.
– Эта женщина хочет собрать целый том сведений об итальянских ресторанах города в 1980-х и 1990-х годах, – продолжала Эбби. – Ресторанные критики слишком много о себе думают. Но, как бы то ни было, единственный результат моей работы на данный момент – это отчаянное желание съесть запеченные зити[3].
Я усмехнулась.
– Удачи тебе.
Эбби через зал посмотрела на Доминика.
– Ты останешься здесь поработать?
– Нет, – ответила я, вставая. Встретившись взглядом с Домиником, я быстро отвернулась. – Я иду с тобой. Мы можем взять такси.
– Тук-тук.
Я подняла голову от компьютера и увидела Этана, стоявшего на пороге.
– Привет, незнакомка, – напряженно поздоровался он, протягивая мне огромный букет тюльпанов, розовых, белых, оранжевых и желтых. Завернутые в толстый пергамент и перевязанные шпагатом цветы ясно давали понять, что их купили на рынке Пайк Плэйс.
Я отчаянно заморгала, вдохнула аромат лепестков, позволяя их нежной сладости мгновенно опьянить меня.
– Они прекрасны, – сказала я, когда пришла в себя. – Спасибо.
– Я проходил через рынок и подумал о тебе, – объяснил Этан, усаживаясь в гостевое кресло. Высокому, широкоплечему, с каштановыми волосами, зелеными глазами и улыбкой, от которой подгибались колени, ему незачем было стараться быть очаровательным. Он им просто был. Внук патриарха газеты, Этан проходил практику на Восточном побережье, а когда много лет назад он появился в «Геральд» в качестве свежеиспеченного ответственного редактора, я сразу же увлеклась им. И мое увлечение не прошло. Но теперь все было иначе. Когда-то мы безумно любили друг друга. И что теперь? Я даже вспомнить не могу, когда мы в последний раз были близки.
– Как это мило с твоей стороны. – Я произнесла это таким тоном, каким обычно разговариваю с коллегами. Услышав сигнал о том, что пришло письмо по электронной почте, я снова повернулась к компьютеру.
– О, у тебя аврал? – спросил Этан.
– Нет. Вернее, в некотором роде да. Фрэнк дал мне задание, и сейчас мне кажется, что я наконец нашла интересный аспект.
Этан резко встал.
– Что ж, тогда я не буду тебя отвлекать. Полагаю, мы увидимся сегодня на торжественном вечере?
– На торжественном вечере?
– Ты ведь не забыла, нет?
– Прости, – я смутилась, – но, кажется, забыла.
Этан нахмурился.
– Благотворительный фонд Рональда Макдональда устраивает гала-вечер, – объявил он. – Тот самый фонд, в совете которого состоят мои родители. Сегодня вечером моему деду вручат награду за достижения всей жизни. – Этан вздохнул. – Клэр, тебе об этом известно уже несколько месяцев.
Я действительно давно знала об этом. Но помнила смутно. Разговор об этом событии действительно был. Гленду, мать Этана, особенно беспокоило то, сумею ли я найти подходящее вечернее платье в пол. Я не ношу длинные платья, но мой слабый протест не мог убедить свекровь.
– О да, – равнодушно подтвердила я.
– Ты нашла платье?
– Нет.
– Ты сможешь надеть что-то из того, что у тебя есть?
Как это бестактно, особенно после того, через что мне пришлось пройти.
– Ты же знаешь, что я не могу влезть ни в одно из своих старых платьев!
Я произнесла это чуть громче, чем хотелось бы. Я опустила взгляд и утопила пальцы ног в ковролине. Я уже сожалела, что сорвалась на него. В конце концов, Этан действительно пытался мне помочь.
– Прости, – извинилась я, – твоя мать возненавидит меня за то, что я забыла о платье.
Этан скрестил руки на груди.
– Клэр, зачем ей тебя ненавидеть?
– Не беспокойся, – сказала я, раздражаясь еще сильнее. – Я обязательно буду на этом вечере. И не приду в бумажном пакете. Я заеду в «Нордстром» по дороге домой.
В глазах Этана промелькнула нежность.
– Клэр, – негромко начал он, – я долго думал, и я…
Я выпрямилась в кресле.
– Что?
– Ничего, – ответил он, быстро сменив тон на обычный деловой, которым мы всегда разговаривали в офисе. – Ерунда.
Муж вымученно улыбнулся мне и направился к двери.
Все утро я занималась поисками информации и быстро поняла, что найти мальчика, потерявшегося в 1933 году, не так-то просто. Сотрудница, ответившая по телефону в департаменте полиции, развеяла мои иллюзии на этот счет.
– Кого вы ищете?
– Маленького мальчика, – повторила я. – Он пропал в мае 1933 года. Насколько мне известно, его так и не нашли.
– Мэм, – ответила женщина, чавкая жевательной резинкой, – что вы хотите, чтобы я сделала? Вы хотите подать заявление?
Мне нетрудно было представить себе выражение ее лица.
– Нет-нет, – торопливо начала объяснять я, – я просто надеюсь, что вы можете проверить по своим архивам, есть ли сведения о Дэниеле или Вере Рэй.
Сотрудница вздохнула. Мои слова явно не произвели на нее впечатления.
– Мы не храним сведения такой давности.
– О! – Я опустилась в кресло.
– Послушайте, – наконец после долгого молчания произнесла женщина, – если вы не против поворочать тяжести, приходите в полицейское управление. Я могу проводить вас в наши архивы. Никто не будет возражать, если вы в них заглянете. У вас есть удостоверение представителя прессы, верно? Вы же из газеты?
– Да, из «Сиэтл Геральд».
– Отлично. Только постарайтесь, чтобы в вашей статье департамент выглядел достойно. Шеф выходит из себя, когда ругают его ведомство.
– Я постараюсь, – ответила я и повесила трубку, другой рукой сразу потянувшись за пальто.
– Удивлен, что вы сюда добрались, – улыбнулся младший офицер полиции. Он провожал меня по длинному коридору, который вел в архивы полиции в подвальном помещении. – Синоптики обещают, что после обеда выпадет не меньше пяти сантиметров снега.
Я указала на свои сапоги, на которых еще не растаял снег, и ответила на его улыбку.
– Это было непросто.
– Полагаю, у вас очень важное задание, не так ли?
Я кивнула.
– Да. По крайней мере, я так думаю.
– Так странно – буран весной, – продолжал он. – Одному из наших офицеров позвонила мать. Она живет в Сиэтле с рождения и говорит, что такой же буран был в мае в тридцатых годах.
– Я знаю.
– О, у вас есть родственник, который об этом помнит?
– Нет, но я пишу о маленьком мальчике, который пропал в тот самый день, когда случился снегопад.
– У меня самого трое мальчишек, – сказал офицер, – пять лет, три года и годик. – Он с сожалением покачал головой. – Не могу представить, каково это – потерять ребенка. И я даже подумать не могу, что бы случилось с его матерью. Она бы никогда от такого горя не оправилась, вот что я вам скажу.
Я кивнула.
– Ни одна мать не должна терять своего ребенка. – Я не сводила глаз с двери, обозначившейся впереди. – Думаю, именно поэтому эта история так важна для меня. Насколько я могу судить, этот маленький мальчик так никогда и не встретился со своей матерью. Я хочу узнать, что случилось.
Мы вошли в темную комнату, и офицер щелкнул выключателем. Над нашими головами зашипели и заморгали лампы дневного света.
– В каком году исчез мальчик?
Голос полицейского эхом отозвался среди серых бетонных стен.
Я вытащила из сумки блокнот, просмотрела записи.
– В тысяча девятьсот тридцать третьем.
– Нам сюда, – указал офицер. – Убийства вот в этом ряду, все остальное вон там, у стены.
Убийства.
Я оглядела полки, заставленные коробками, пытаясь не думать о том, какие мрачные вещественные доказательства могут в них храниться. Одежда с пятнами крови. Орудия убийства. Кости. Я передернула плечами.
– Благодарю вас, – сказала я и направилась к полке с надписью «Пропавшие люди».
– Я буду в коридоре, если вам вдруг что-нибудь понадобится, – предупредил офицер, поворачиваясь к двери. Но спустя мгновение он уже снова смотрел на меня.
– Вы добрый человек, раз пытаетесь найти этого малыша.
Я пожала плечами.
– Я всего лишь выполняю свою работу.
Воспользовавшись стоявшей неподалеку стремянкой, я сумела стащить несколько коробок с полки и начала перебирать хранящиеся в них папки, пока не дошла до буквы «Р». Я все просмотрела, но ничего не нашла. Я спустилась со стремянки разочарованная. Как он мог исчезнуть так, что не осталось ни одной записи?
Я оглядела верхнюю полку. Или я что-то пропустила? Я снова забралась на стремянку и принялась внимательно оглядывать полку в поисках важной коробки. Но все коробки стояли в алфавитном порядке, и среди них была лишь одна с буквой «Р». А что, если та коробка осталась без подписи? Я открыла следующую коробку под буквой «С». Ничего. Тогда я заглянула в коробку под буквой «П». В самом дальнем ее конце я заметила две папки с буквой «Р». Должно быть, они положили папки не в ту коробку. Я вытащила первую папку, прочитала ее и отложила в сторону. Мои пальцы застыли, когда во второй папке я увидела напечатанное на машинке имя маленького Дэниела Рэя.
Вера Рэй из Сиэтла сообщает, что ее сын, Дэниел Рэй, исчез. Последний раз его видели в квартире 2 в доме 4395 по Пятой авеню. Подозревается побег.Как они могли так быстро прийти к выводу, что мальчик убежал? В три года дети не убегают из дома. Он был еще совсем маленьким. Нет, случилось что-то другое, страшное…
Я записала адрес, затем еще раз пробежалась по папкам, горя желанием найти еще какую-нибудь информацию. Но, потратив на поиски еще целый час, я так ничего и не обнаружила. Я вышла в коридор, и офицер проводил меня по лестнице наверх.
– Нашли что-нибудь? – спросил он.
– Да, – ответила я, выглядывая из двери на заснеженную улицу. – Адрес.
Мне оставалось только гадать, что ожидало меня там.
В два часа я вернулась в офис, надеясь сделать несколько телефонных звонков перед тем, как отправиться с визитом в бывший дом Дэниела Рэя и его матери Веры. Но я еще не успела поставить сумку на пол, как едва не налетела на Кассандру.
– О, привет! – поздоровалась она, стоя у моего отсека. На ней был шелковый топ, и кружево черной комбинации выглядывало в прорезь застежки.
– Привет, – откликнулась я, гадая, что она здесь делает. Но больше всего меня интересовало то, как ей удается выглядеть такой свежей и идеальной. Чуть раньше мне удалось бросить на себя взгляд в зеркало в туалетной комнате, и я пришла в ужас от темных теней под глазами.
– Мы с Этаном только что вернулись с ленча в «Джанкарло» и принесли тебе кое-что, – сообщила Кассандра.
Мы с Этаном.
Я уставилась на маленький коричневый пакет, который она держала пальцами с идеальным маникюром.
Она поставила пакет на мой стол и заметила вазу с тюльпанами от Этана.
– Правда, они красивые? Мы проходили через рынок, и я сказала Этану, что он просто обязан купить их для тебя.
Мое сердце упало. Значит, цветы были ее идеей.
– Иногда мужчин нужно просто чуть-чуть подтолкнуть, – вещала Кассандра, накручивая на палец прядь длинных волос. – Мы же еще с тобой увидимся, правда? На торжественном вечере?
– Да, конечно, – без всякого выражения ответила я. – Увидимся вечером.
– Клэр, тебе действительно стоит попробовать это ризотто со спаржей. Оно было превосходным, – с этими словами Кассандра вышла.
Я кивнула, но не обернулась ей вслед, а потом швырнула пакет в мусорную корзину. В коридоре еще не стих звук ее шагов.
У меня было два часа свободного времени до начала подготовки к торжественному выходу. Поэтому я поспешила на улицу и остановила такси. Я назвала адрес водителю, гадая, что меня там ожидает. Старый многоквартирный дом? А вдруг мне повезет, и я найду кого-нибудь из жильцов, который помнит буран или маленького Дэниела?
Такси остановилось, а я настолько увлеклась поисками десятидолларовой банкноты в сумке, что не сразу обратила внимание на то, куда мы приехали. Но как только я взялась за ручку дверцы и подняла глаза, я просто ахнула от изумления.
– Прощу прощения, – пробормотала я, совершенно сбитая с толку. Мы припарковались рядом с кафе «Лаванто», его зеленый навес над входом был припорошен снегом. – Должно быть, я дала вам неверный адрес. Это ошибка.
– Сорок три девяносто пять, Пятая авеню, так? – уточнил водитель, глядя на табличку с адресом в окне кафе.
Я заглянула в блокнот.
– Как бы там ни было, у меня записан именно этот адрес.
Расплатившись с таксистом, я вышла из машины. На холодном воздухе мое дыхание мгновенно превратилось в пар.
В кафе было тихо, в кресле у камина сидел единственный посетитель. Доминика я нашла за стойкой. Он вытер столешницу посудным полотенцем и перебросил его через плечо.
– Захотелось какао во второй половине дня?
Я покачала головой.
– Если я вам расскажу, вы мне не поверите.
– Что ж, попробуйте.
Я вытащила папку из сумки, положила ее на стойку и открыла на том месте, где лежала вырезка из газеты 1933 года с расплывчатой черно-белой фотографией Дэниела Рэя.
– Этот маленький мальчик когда-то жил здесь, – объяснила я.
– Здесь?
Я посмотрела на потолок, представляя, как выстроен верхний этаж здания.
– Или, возможно, наверху. Квартиры были построены в начале XX века или даже раньше.
– Вполне вероятно, – отметил Доминик, внимательно вчитываясь в заметку. – Верхние этажи пустуют, только склад, но, пожалуй, там и в самом деле когда-то могли быть квартиры. Большинство зданий на этой улице были старыми доходными домами, в которых сдавали квартиры в аренду. Почти все они были перестроены под офисы или роскошные кондоминиумы.
Доминик с восхищением огляделся по сторонам.
– Я бы никогда не смог продать это здание.
Я улыбнулась.
– Но ведь вы не такой, как все.
Доминик явно смутился.
– Почему?
– Вы действительно любите это место, ведь так?
– Да, – просто сказал Доминик. – В каком-то смысле оно меня спасло. Я пришел сюда работать, когда, как я думал, все потеряно, и даже не знал, что делать дальше. И теперь я владелец этого здания. Да я просто везунчик!
Я улыбнулась и указала на дверь, ведущую на верхний этаж.
– Та мансарда, о которой вы говорили мне вчера, – начала я, – не позволите ли вы мне на нее взглянуть? А что, если именно там располагалась квартира, в которой жили Дэниел и его мать?
– Пожалуйста, – Доминик с готовностью повел меня по коридору. Мы дошли до небольшой лестницы, слишком узкой, чтобы соответствовать нынешним строительным кодексам, и начали подниматься. Я шла следом за Домиником. Ступеньки потрескивали под нашими ногами. Мы вошли в помещение, которое в прошлом, несколько десятилетий назад, вполне могло бы быть маленькой гостиной. К нему примыкала крохотная кухня, давным-давно не видевшая ремонта. Шкафчики цвета слоновой кости выглядели совсем древними, старая фаянсовая раковина потрескалась и пожелтела от времени. Возле слива темнели пятна ржавчины.
Заметив еще одну маленькую лестницу справа, я взглянула на Доминика.
– А что там?
– Всего лишь маленькая комната, – ответил он. – На самом деле чердак. Там мы храним коробки с документами. Полагаю, когда-то там была спальня.
– Вы не возражаете, если я взгляну?
– Вовсе нет, – ответил он.
Лестница как будто прогибалась под каждым моим шагом. Когда я споткнулась на предпоследней ступеньке и едва не упала, Доминик успел подхватить меня. После пребывания в больнице я легко теряла равновесие и временами чувствовала себя как старушка.
– Спасибо, – немного нервно поблагодарила я своего спутника.
Я вошла в комнату и сразу обхватила себя руками, чтобы согреться.
– Простите, – извинился Доминик. – На этом этаже я не топлю. Сейчас нам приходится экономить деньги на всем. Да и старый владелец не стал тратиться на плинтусы, поэтому тепло мгновенно уходит.
Я подошла к единственному старому окну, которое выходило в проулок, внизу торчал большой пень. Потом повернулась к Доминику.
– Вы когда-нибудь чувствуете энергетику места?
Он кивнул.
– Честно говоря, – признался он, – в этой комнате у меня всегда появляются мурашки.
Я внимательно осмотрела стены со слоями отваливающейся краски и остатками обоев прошлых десятилетий.
– Здесь ее буквально чувствуешь кожей, – сказала я.
– Кого чувствуешь?
Я снова вытащила из папки вырезку и посмотрела на фотографию мальчика.
– Печаль, она ощутима. Здесь случилось что-то плохое.
Доминик кивнул.
– Как вы думаете, что именно?
– Думаю, этого маленького мальчика, – я махнула страницей с фотографией Дэниела Рэя, которую держала в руке, – украли отсюда в 1933 году.
– Его нашли?
– Нет. То есть я не знаю.
Доминик улыбнулся.
– И вы, Шерлок, намерены отыскать его?
– В любом случае я собираюсь выяснить, что с ним случилось. – Я посмотрела на свои часы. Половина пятого. – Торжественный вечер! – Я едва не застонала. – У меня всего час, чтобы купить платье и попасть на очень важное мероприятие.
– Я был знаком с немалым количеством женщин, – усмехнулся Доминик, – но мне до сих пор не встретилась та, которая смогла бы купить платье и одеться меньше чем за час.
Я в смятении запихнула папку обратно в сумку.
– Что ж, я бы вас поразила.
– Может быть, я могу вам помочь? – спросил он, как только мы спустились по лестнице.
– Помочь мне? Если только вы сошьете мне платье…
– Я вас подвезу, – предложил Доминик, протягивая мне мотоциклетный шлем. – Наденьте это. Сегодня я закроюсь пораньше. Я довезу вас до универмага «Нордстром» быстрее, чем такси.
– В такой снег?
– Доверьтесь мне, – сказал Доминик, надевая другой шлем. – Я водил байк и в куда худших условиях. И потом, улицы уже посыпали песком. Все будет отлично.
– Ладно, – после некоторого замешательства согласилась я и пошла следом за ним к задней двери.
Даже на небольшой скорости ледяной ветер насквозь пронизывал мое пальто, и я инстинктивно крепче прижалась к Доминику.
– Холодно? – спросил он, перекрикивая шум мотора, который ревел так громко, что дети, возившиеся на тротуарах со снеговиками, оборачивались.
– Все в порядке, – ответила я, хотя это не было правдой. А что, если Этан увидит меня? Что он скажет? Разве следовало мне, замужней женщине, ездить на заднем сиденье мотоцикла с парнем, которого я едва знаю? Но тогда по какому праву он снова встречался за ленчем с Кассандрой? Счет равный.
Доминик свернул на парковку перед «Нордстромом», и мы слезли с мотоцикла и привязали шлемы к сиденью.
– Не хотите взять с собой еще пару глаз?
Я улыбнулась.
– В самом деле? Вы действительно собираетесь идти вместе со мной покупать платье? Думаю, мой муж скорее согласился бы остаться без глаз, чем решился бы на такое.
– У меня четыре сестры, – объяснил Доминик, – для меня «Нордстром» – дом родной.
Я бросила взгляд на витрину, посмотрела на манекен в серебристом платье и почувствовала, как мое сердце затрепетало от страха. Ну почему мне так сложно это сделать? Это всего лишь шопинг и ничего больше. Ну почему при мысли о примерке платья я начинаю так нервничать? Я посмотрела в добрые глаза Доминика и вдруг обрадовалась тому, что он рядом. Более того, мне хотелось, чтобы он был рядом.
– Да, – ответила я и улыбнулась. – Я была бы рада вашей помощи. У меня полностью отсутствует чувство стиля. И моя свекровь разорвет меня на куски, если я не найду подходящий наряд. И давай перейдем на «ты».
– Идет! Я обо всем позабочусь, – пообещал Доминик и галантно распахнул передо мной дверь.
Мы вместе поднялись на эскалаторе на второй этаж в отдел готового платья и прочесали его весь в поисках подходящего наряда.
– Как насчет этого? – Доминик показал мне длинное черное платье с блестками.
– Слишком облегающее, – я неодобрительно покачала головой. – В нем я буду напоминать колбасу.
Доминик быстро сменил ориентиры и снял с соседней вешалки голубое платье.
– Вот это очень милое.
Я кивнула.
– Согласна.
– Голубой – твой цвет.
Я подняла руку, чтобы был виден браслет. Золотая цепочка с тремя сапфирами засверкала под лампами магазина. Этан подарил мне его на мое тридцатилетие. Я никогда не забуду, как он сиял от гордости, застегивая украшение на моем запястье.
– Отличное сочетание, – одобрил Доминик. – Иди примерь платье.
Я схватила вешалку и быстро прошла в примерочную. В зеркале я на мгновение увидела свое обнаженное тело, но потом его скрыло платье. Я быстро отвернулась. Господи, как же я могла забыть? Сегодня 3 мая. Годовщина того ужаса, что случился год назад.
На глаза навернулись слезы. Я вдруг почувствовала непреодолимое желание как можно быстрее одеться в свою одежду, выбежать из примерочной и бежать до тех пор, пока не окажусь в безопасности, в своей квартире. Я бы свернулась калачиком в кровати. Таблетка снотворного приглушила бы боль. У меня в аптечке еще осталось несколько штук в том флаконе, который мне выписал врач. Но тут на моей руке снова сверкнули сапфиры. Я подумала об Этане и о своем обещании быть на вечере. Я решительно застегнула «молнию» на платье и пригладила ткань там, где она немного морщила, – по бокам. Я смогу это сделать.
Я едва узнала женщину, которая смотрела на меня из зеркала, потому что весь прошедший год я носила только мешковатую одежду. Я почти забыла о том, что у меня есть фигура. Открыв дверь примерочной, я вышла в зал.
– Ты выглядишь… сногсшибательно, – оценил Доминик, терпеливо ожидавший моего появления. – Это то, что нужно.
– Ох! Через пятнадцать минут я должна быть в отеле «Олимпик».
– Иди прямо в платье, – предложил Доминик. – На кассе они отрежут ценник.
Я улыбнулась, показывая на свои желтовато-коричневые сапоги.
– Полагаю, мне стоит подобрать и какие-нибудь туфли.
– Точно, – усмехнулся он.
Я попрощалась с Домиником и взяла такси до отеля «Олимпик». Этан уже ждал меня, меряя шагами вестибюль под свисающей с потолка старинной люстрой изысканной работы. Я мгновенно расшифровала выражение его лица: наивысшая степень раздражения.
– Вот, наконец, и ты, – приветствовал он меня, глядя на часы. – Ты понимаешь, что опоздала на полчаса?
– Я тоже рада тебя видеть, – с сарказмом ответила я, проводя рукой по краю платья, чтобы убедиться в том, что все ценники срезаны.
Этан нахмурился.
– Ну почему тебе нужно быть такой…
Я скрестила руки на груди.
– Какой такой?
– Ты всегда обороняешься и всегда злишься.
Я вздохнула.
– Клэр, – продолжал Этан, – день был долгим. Может быть, мы пройдем в зал и сядем? Притворимся, что у нас все хорошо? Хотя бы на один вечер?
Я почувствовала ком в горле.
– Ты ведь все забыл, верно?
– Что именно?
– Ты не помнишь, какой сегодня день. – Я попыталась встретиться с ним взглядом.
Он посмотрел на бальный зал, потом снова на меня, явно раздосадованный.
– Я не имею представления, о чем ты говоришь, но если мы не пойдем в зал, то пропустим…
– Сегодня ровно год…
Я почти прошептала эти слова, воспоминание было слишком важным, чтобы меня услышали посторонние.
Лицо Этана мгновенно изменилось. Исчезла резкость, оно смягчилось. Он шагнул ко мне.
– О, дорогая, прости. – Муж приобнял меня. – Как же я мог об этом забыть…
– Что ж, – я смахнула слезу, – возможно, ты был слишком занят, встречаясь за ленчем с Кассандрой.
Этан снова напрягся.
– Клэр, не смеши меня. Послушай, давай войдем и сядем. Мы можем поговорить позже.
Меня резанул его тон, но и мой собственный тон мне тоже не понравился. Холодный. Бесчувственный. С какого времени мы стали постоянно ссориться? Мой взгляд упал на черные лодочки, которые совсем недавно мне помог выбрать Доминик, потом снова подняла глаза на Этана. А что, если я возьму и просто поцелую его сейчас? Обнимет ли он меня так, как обнимал когда-то? Меня охватила печаль.
– Ты винишь меня за то, что случилось, – еле слышно произнесла я. Ну вот, я это сказала.
– Перестань, Клэр. Неужели ты серьезно в это веришь?
– Не делай вид, будто ты на меня не сердишься, – продолжала я. – Знаю, ты думаешь, что во всем виновата я. Я вижу это в твоих глазах каждый раз, когда смотрю на тебя.
– Клэр, это нечестно.
– Видишь, ты этого не отрицаешь.
Этан опустил взгляд.
– Я…
Мы оба подняли глаза, когда услышали приближающиеся шаги.
– Вот ты где, Этан, – протянула Кассандра, держа два бокала с шампанским. Ее золотистое платье с блестками облегало тело, выгодно подчеркивая все изгибы. На мне никогда ни одно платье так не сидело. – У вас все в порядке? Твоя мать попросила меня найти тебя. Твой дедушка вот-вот поднимется на сцену.