Никто не обратил внимания на старого графа Лестера. Бормоча под нос, он проследовал к выходу. Прищурился в победное солнце Альбиона, сделал шаг через дорогу… Лошади, мчавшие карету, смели старика.
– Девяносто! Беру, все! Сто! Давай! Сто десять. Да-а!
Джордж робко взглянул на Дэвида.
– Я разорен. Даже если откупить сейчас, я буду должен… всю оставшуюся жизнь!
– Сделайте это, Джордж, иного выхода нет. – Рикардо философски обозревал толпу.
Джордж выкрикнул:
– Триста лотов по рыночной!
Брокер протянул бумагу.
– Я купил по сто двадцать фунтов, итого… – убито подсчитывал Джордж.
– Боже! – Дэвид воздел руки к небу. – Я вернулся на биржу спустя пятнадцать лет, чтобы в один день потерять все! Вот вам еще один совет, мой друг: фондовым рынком нужно заниматься каждый день, только тогда у вас есть шанс выиграть.
На середину вновь вышел Грешэм, провозгласил:
– Торги закончены. Просьба расходиться.
Рикардо остановил почтенного джентльмена.
– И много сегодня поднял Натан?
– По моему скромному мнению. – Томас Грешэм заложил палец за ворот сюртука и величественно закрыл глаза. – Барон Ротшильд сегодня заработал порядка сорока миллионов фунтов.
У Джорджа глаза вылезли на лоб.
– На эти деньги можно купить… половину Англии!
Грешэм отвесил почтительный поклон и удалился.
– Бросьте убиваться, Джордж, судьба милостива к изобретателям. А мне надо уединиться, дабы переосмыслить сегодняшний день и, наконец-то, дописать «Начала политэкономии и налогообложения».
– Неужто вы пересмотрите свою теорию? И согласитесь на государственное регулирование, хотя бы для наказания таких, как Ротшильд? Уверен, это именно он заварил сегодняшний пунш!
– Да перестаньте вы, Натану просто повезло. Он, конечно, прекрасный финансист, но… не гений! Полагаю, ему поспешили сообщить, что Наполеон вспомнил о гвардии и войскам коалиции – конец. А на деле, все решили пруссаки Блюхера… Человека и паровоза! Если не ошибаюсь, вы ведь в честь него назвали свой первый локомотив. К тому же… если бы все, как стадо баранов, не стали скупать бумаги по любой цене, Ротшильд бы, а не мы, ушел отсюда нищим.
– Мистер Стефенсон? – К Джорджу подошел усатый джентльмен.
– Чем могу служить?
– Меня просил вас разыскать промышленник Эдвард Пиз. Он получил полномочия от парламента на строительство железной дороги Стоктон-Дарлингтон. Его очень интересуют ваши паровозы.
– Я же говорил. – Рикардо толкнул Джорджа в плечо. – Судьба вам благоволит. А на нынешней бирже, похоже, везет только Ротшильдам… – Дэвид глянул на слюнявого лорда Сейнсбери, веером развернувшего заработанные фунты. – И дуракам.
Ротшильд потоптался у колонны с всегдашне-мрачным выражением лица. Встретился взглядом с Рикардо, приподнял шляпу. Дэвид кисло улыбнулся.
Натан что-то шепнул окружающим агентам, повернулся, вытащил руки из карманов. На пол спикировала записка. Не заметив пропажи, барон в сопровождении поверенных направился к выходу.
Не сговариваясь, наши герои метнулись к записке. Джордж первым схватил смятый клочок, развернул трясущимися руками.
«Наполеон разбит! Срочно покупайте!!!»
ГЛАВА IX
Давос
Старик резко встал, приблизился к колонне. После доклада лицо постаревшей лягушки заволокло грозовыми тучами, потупились глаза. Короткий взмах руки – шатен заспешил на выход, исчез, как тень в полдень. Будто по команде, засобирались к выходу впереди- и сзадисидящие. Камеры отвернулись от Михаила Ивановича.
Джентльмен отклеился от колонны, дошагал дрожащей походкой до русского миллиардера, присел на место старика:
– Хай, Майкл!
– Хэллоу, Натан. – Взгляд олигарха вернулся на сцену. – Или мне следует называть тебя Натаниэль Чарльз Джейкоб Ротшильд? Пра-пра-правнук Натана Майера Ротшильда. Биржевого гения, нагревшего руки на Ватерлоо, революциях и много чём еще.
– Как там у вас говорят – ты меня хоть кием назови, только почаще смазывай?
– Что-то типа того.
Ротшильд помолчал, почесал лоб, поизучал точку на полу.
– Почему ты упорствуешь, Майкл? Ведь мы когда-то умели договариваться.
– Ты меня путаешь с другими. Мы не договорились много лет назад, не договоримся и сейчас.
– Ты всегда был не в тренде. Может, пришла пора меняться? Ты можешь войти в Клуб…
– Что дают деньги? – перебил Лугинин. – Независимость. Я сделал выбор в пользу независимости, когда вы собрали новых русских и предложили стать своими эмиссарами. Какой смысл сейчас отказываться от свободы?
– Ты бы мог выбрать небольшую зависимость и еще большие деньги.
– Чтобы как ты управлять миром? Во-первых, не поделишься. Корми обещаниями других. Во-вторых, мне это не нужно.
– И поэтому ты создал город-Солнце, которым управляешь? – Натан усмехнулся.
– Уже не управляю. Надеюсь, система будет работать и после моего ухода в лучший из миров.
– Напрасно надеешься. У тебя нет детей, последователей, а враги слишком сильны. Если не можешь победить, не лучше ли присоединиться?
– Только время покажет, кто из нас прав.
– Человечество это проходило миллионы раз. Результат известен наперед – империя рухнет с кончиной создателя.
У Михаила Ивановича брови сошлись на переносице, заскрипели зубы, сжались кулаки.
– Ладно, Майкл, дело твое. Но мы можем договориться в малом. Не выставляй заявку на золотой рудник в калтыжском районе…
– Ротшильдов, как всегда, интересуют вечные ценности! Но ты опоздал, мы уже подали. И судя по твоему интересу, запасы там гораздо больше заявленных.
– Еще есть время снять. Что хочешь взамен?
Лугинин почесал за ухом, покосился на опустевшие места.
– Почему бы и нет? Но вы оставите город в покое. Никаких правозащитников, демонстраций, боже упаси, терактов! Кстати, из многих состарившихся полузащитников прав человека нужно срочно делать сакральные жертвы – не ровен час, уйдут из жизни по велению миокарда. – Новый русский усмехнулся циничности совета. – И еще, нужно закрыть несколько банков, загоняющих население в кредитную ловушку, отмывающих деньги ваших карманных наркокартелей, оружейных баронов.
Михаил Иванович выудил из внутреннего кармана блокнот, следом паркер. Ручка заскользила по бумаге, хрустнул оторванный листок, сунулся к Ротшильду.
Натаниэль достал золотое пенсне, на расстоянии, как лупой, прошелся по списку.
– Это грабеж, Майкл!
– Справитесь. Вам не впервой сворачивать бизнес в России.
– Возможно, мы и пойдем тебе навстречу. По ряду пунктов. Можем ли мы тогда рассчитывать…
– Вы сделаете, что нужно мне, я – то, что вам.
– Не все банки мои, придется договариваться с Рокфеллерами, Варбургами, Морганами… Уйдет уйма времени на согласование.
– Утром – банки, вечером – рудник. Вечером – банки, утром – рудник.
– Почему бы тебе не сделать первый шаг?
Олигарх покачал головой.
– Натан, ты же не с президентом и не с министром России разговариваешь. Это их вы можете разводить, как пацанов, а я простой русский парень – меня на мякине не проведешь.
– Почему ты думаешь, что мы их разводим?
– Потому что, если относится к нашим правителям хорошо, то напрашивается вывод: они – просто доверчивые ребята. Они вам верят, а вы их постоянно кидаете. А если к ним относится плохо, значит, они пляшут под вашу дудку и работают на свое светлое будущее у вас на Западе. – Лугинин широко улыбнулся. – Я отношусь к нашим правителям хорошо.
Ротшильд оскалился золотым ртом, смахнул мифические пылинки с плеча собеседника.
– Ладно, Майкл, это твой выбор.
– И вам не хворать, – перешел на русский Михаил Иванович.
– What?
– Good luck, Nathan!
– И тебе, Майкл. Она тебе очень пригодится.
– Не больше, чем тебе.
Хозяин мира задержался.
– Что ты имеешь в виду?
– Натан, мы давно друг друга знаем. Не думай, что я буду бороться со следствием – лицами, организациями, государствами, которых вы натравите на меня. Я знаю причину. И, если что, буду бить именно по ней.
– Я тебя не понимаю.
– Конечно, мой английский слишком плох, поэтому я скажу проще: если в Калтыге произойдет какая-нибудь диверсия, то в какой-нибудь точке мира умрет один из многочисленных Ротшильдов, Рокфеллеров и так далее.
Натан нацепил пенсне на нос, всмотрелся, словно в первый раз увидел визави.
– Ты себя не переоцениваешь?
– Это правило будет действовать независимо от меня. И после меня. Соответствующие распоряжения даны. А что с людьми делают фантики, которые ты печатаешь, сам знаешь.
Ротшильд поскрёб ногтем по носу.
– Не думал, что наш разговор зайдет так далеко.
– Теперь будешь думать.
– С тобой может случиться все, что угодно, и отнюдь не по нашей вине.
– Разве в этом мире что-то происходит не по вашей вине?
Сильный мира сего заковылял из зала, присутствующие подобострастно следили, камеры почтительно отворачивались.
Лугинин смотрел вслед. «Повёлся или нет? Такой блеф может дорого обойтись, но… Рубикон перейден. Ротшильд – инвестор, ему не привыкать сводить риски к минимуму. Даже гипотетические».
Шваб провозгласил перерыв. Делегаты потянулись в буфет. Изысканные ароматы фондю, раклетта и рести точно указывали направление.
На выходе из зала Михаила Ивановича тормознул шкафообразный охранник с вдавленно-боксерским носом.
– Мистер Лугинин, лорд Сейнсбери хочет с вами познакомиться и приглашает покататься на горных лыжах. Экипировка готова, фуникулер ждет.
– Я не люблю лыжи, тем более горные. Так и передайте лорду. – Миллиардер двинулся дальше.
– Но-о, – придержал «шкаф». У парня явно не хватало инструкций и полномочий для уговоров, – я настоятельно вам рекомендую…
– Обойдусь без ваших рекомендаций.
Олигарх отстранил «шлагбаум» и слился с толпой нуворишей. «Неужели они уберут меня здесь? Как-то недальновидно. Хотя, если они чего-то захотят, ни перед чем не остановятся. Да и времени у них в обрез».
Швейцарский сыр комком застревал в горле. «Дом Периньон» не давал расслабленности. Мысли зудящими мухами роились в голове: «Неужто здесь? Скандал! Это не останется незамеченным. Похоже, я перегнул палку… Что делать?»
Остаток сессии новый русский просидел, подперев рукой щеку, уставившись в пол. Ноги время от времени потрясывались, в наушнике бормотал переводчик, шанелевский «Эгоист» соседа казался смердящим.
Вместе с другими делегатами Лугинин вышел на улицу. Морозец щекотал ноздри, мгла убаюкивала Альпы, у аккуратных домиков желтизной раскочегаривались фонари.
Усатый Константин Петрович и двое помощников отсекли подопечного от толпы. Четыре драповых пальто, без шапок, с выглядывающим галстучным узлом. Миллиардера отличала лишь грузность. Начальник охраны сделал знак водителю.
Михаил Иванович склонил голову вправо, пытаясь заглянуть под днище лимузина. Выпрямился, досадуя на излишнюю мнительность:
– Пройдемся. До отеля рукой подать.
Озабоченный взгляд пробежался по крышам, окнам домов. Ничего подозрительного. «Да и что я могу разглядеть?»
Константин Петрович кивнул шоферу. Авто медленно покатило по улице, группа зашагала по тротуару. Царила тихость, разбавленная английской и французской речью.
– Знаешь, Костя. – Лугинин смотрел под ноги. – Похоже, меня будут убивать…
Верный страж плотнее придвинулся к «объекту», опущенная вниз «виктория» – глаза помощников заскользили по домам, витринам, пешеходам.
– Это исключено, – проговорил главный телохранитель, – здесь беспрецедентные меры безопасности.
– Во сколько оцениваешь?
– Девяносто пять процентов. Максимальный уровень.
– Только убивать будут те, кто эти меры организовал. Значит все девяносто пять против меня.
– Быть такого не может, я лично знаю начальника службы охраны. Порядочный человек.
– Если он пойдет на принцип, получится как с Маркусом Райнхардтом. Помнишь?
– Помню. Покончил с собой, накануне форума.
– И про нынешнего также скажут. И про меня.
– Значит, нужно сваливать. – Константин Петрович мгновенно принимал решения.
– Вот еще! – Михаил Иванович фыркнул. – Вы ж меня защитите?
– Разумеется. Но неизвестно с чем придется столкнуться.
– Не из базуки ж меня будут расстреливать?! Есть надежда – до гостиницы не пришьют. Райнхардт якобы покончил с собой в гостиничном номере.
В смехе миллиардера прозвучали истеричные нотки. Но тут же лицо потемнело и исказилось от гримасы недовольства, брови насупились.
Подбежала женщина в потрепанном пальто:
– Месье, купите колечко!
Охрана моментально оттащила в сторону.
Лугинин крикнул:
– Постойте!
– Не надо, Михаил Иванович. – Константин Петрович закрыл путь. – Русская торговка здесь – уже подозрительно.
– О, вы русские! Какая удача! – залепетала продавщица с французским прононсом. – Купите! «Спаси и сохрани» всегда обережет от несчастий.
Олигарх взял колечко из дешевого серебра, надел на безымянный палец. Село, как влитое.
– Сколько?
– Всего десять евро, месье.
Лугинин раскрыл бумажник, достал купюру в сто.
– О, месье! У меня не будет сдачи.
– И не надо.
Оставшийся путь шли молча. Под ботинками поскрипывал снежок, воздух застыл в ожидании попутного ветра, чуть нахохлились голубые ели.
После проверки спальни охраной, Михаил Иванович устало бросил:
– Ладно, я спать.
– А что вас задерживает на форуме? – Константин Петрович смотрел и спрашивал в упор.
– Да собственно ничего, но не бежать же?
– Не по-русски?
– Не по-русски. Спокойной ночи.
Олигарх в расстегнутой рубашке и черных брюках лежал на кровати. Руки подпирали голову, шелковый галстук неряшливо свесился с тумбочки, тускло светило бра. «Да уж, на этот раз я их серьезно разозлил. Я буду не я, если теперь не заполучу этот прииск! А если выберусь отсюда живым, построю церковь. Черт! Еще два дня сидеть на этом дурацком форуме. Сидеть и бояться. Хотя чего бояться? Убьют и убьют».
Лугинин глянул на «Ролекс». «Три часа! Надо попытаться уснуть».
Дверь резко распахнулась. В комнату ворвались двое в масках. Резко перевернули Михаила Ивановича на живот, в рот сунули кляп, сзади руки стянул ремень. Вскрикнуть не успел, от кляпа подташнивало, тело зашлось судорогами.
Налетчики подхватили бизнесмена и выволокли в соседнюю комнату. На полу, прикрытые простынями, лежали три тела. «Лихо они с моей охраной разобрались! Без шума. Простите, ребята, что втянул вас».
На голову набросили холщовый мешок, вытащили из номера. Ветер взвыл нижней струной, по спине сквозанул холодок, ботинки застучали по металлу. «Тащат по пожарной лестнице… Во дворе есть охрана. Они увидят и поднимут тревогу!.. А может у этих молодчиков приказ – уничтожить меня в любом случае? Тогда прикончат. А может охрана отеля с ними заодно?» Олигарх замычал. Безжалостная ладонь сильней вдавила кляп.
Мягкое жужжание открывающегося багажника, аккуратное укладывание тела, легкий хлопок закрытия. Машина плавно тронулась. Лугинин дернулся вперед, ударился о стенку. «Зачем меня похитили? Не лучше ли приговорить на месте? Положить рядом с моими, а трупы вывезти… Или хотят сначала добиться от меня всего, а потом покончить, как с Костей и ребятами? Их трупы искать не будут. Телохранители, кто их хватится? У этих гадов все продумано… Что за гул? Самолет? Они хотят вывезти меня из страны? Куда? На Корфу, конечно, в фамильное гнездо Ротшильдов. Неужели предстоит встретиться с Эвелином? Мерзкий старикашка! Сколько ж золота в этом прииске?»
Мягкое жужжание открывающегося багажника, аккуратное извлечение тела, ноги миллиардера больно застучали о ступеньки трапа.
Михаила Ивановича бросили в кресло, лайнер начал рулежку на взлетную полосу. Короткий разбег, легкая невесомость отрыва от земли.
Сняли мешок, осторожно вынули кляп, освободили руки. Ударил яркий свет, глаза инстинктивно заморгали. Взгляд медленно поднялся к столу с выпивкой, черному пиджаку нараспашку с проглядывающей белой рубашкой, галстуку. Жертва смирилась и не спешила взглянуть в лицо похитителям.
– Мы вас не сильно помяли? – Константин Петрович улыбнулся краешком усов.
Лугинин вспыхнул, зрачки расширились, вырвался выдох облегчения.
– Ты рехнулся?! Я уже сто раз простился с жизнью!
И обложил скупым матом вприхлебку с междометиями.
– Все для вашей безопасности. – Телохранитель улыбался.
– Какой безопасности?! Ты у меня двадцать лет жизни украл! Я два инфаркта пережил!
Константин Петрович благодушно смотрел на разошедшегося босса. Взял бутылку, коньяк с аристократичным плеском наполнил бокал. Михаил Иванович схватил судорожной рукой, залпом опорожнил.
– Иначе вы бы не согласились. – Охранник снова налил.
Второй бокал последовал за первым.
– Конечно, не согласился! Что ты изменил? Теперь нас ждет небольшая авиакатастрофа. Ты упростил им задачу!
Алкоголь согревающе разлился по телу, члены обмякли, кружево легких мыслей расслабило мозг.
– Самолет заказан на имя лорда Сейнсбери, – докладывал Константин Петрович. – Перехватить факс и состряпать гарантийное письмо для Юрки – плевое дело…
Из кабины пилота вышел молодой человек азербайджанской наружности, кивнул.
– …так что нам ничего не грозит. Да и авиакомпания, надеюсь, не обидется, если деньги придут из другого источника.
– Значит, мы летим в Лондон?
– Лорду вдруг захотелось полюбоваться красотами нашей столицы.
– Транзит через Москву? Почему не сразу на юг?
– Для отвода подозрений.
Олигарх усмехнулся.
– Кто меня волок справа? Рука до сих пор ноет.
– Извините, Михаил Иванович. – Юрка вытянулся по струнке «смирно», лицо окаменело. – Не рассчитал.
– Не рассчитал он! – вспыхнул Лугинин, но вслед улыбнулся.
– С ним же мы перенесли вас в машину, – продолжил Константин Петрович. – Сашка нейтрализовал охрану, обеспечил отход.
Новый русский обернулся. Подмигнул стоящий за спиной Сашка. По диагонали полулежал в кресле седой шофер.
– Что, Егорыч, стареешь для такой работы?
– Нормально, Михал Иваныч, еще сгожусь.
– Ты там охранника не сильно нейтрализовал? – Лугинин искоса глянул на Сашку. – А то может тоже «не рассчитал»?
– В пределах допустимого.
– Который час?
– Четыре с четвертью, четыре двадцать, – ответил Константин Петрович.
– Почему ты никогда не смотришь на часы?
– Незачем.
– Четыре часа семнадцать минут. – Юрка глянул на наручные.
Лугинин устало откинулся в кресло:
– Скандал! Теперь напишут – похитили русского миллионера!.. Кстати, я ж видел ваши трупы, там на полу.
– Необходимая маскировка, для правдоподобности. А то бы вы не поверили. – Главный телохранитель снова улыбнулся усами. – По прилету на место отправим факс, мол, с вами все в порядке, необходимо было срочно вернуться по неотложным делам. Юрка уже подготовил. А рассказывать о проколах службы безопасности не в их интересах.
– А вдруг лорд Сейнсбери решит покинуть Давос сегодня ночью?
– Лорд отдыхает с русскими красотками, заказал шампанское, омаров…
– Подробности меня не интересуют.
– Как скажете, но этот банкет тоже за ваш счет.
– Ты меня разоришь! – для приличия взвился Михаил Иванович.
– Зато спасу жизнь.
ГЛАВА X
Обрубаки
«В три раза дороже, чем у нас. – Стас вложил в папку сотню сверху. – Главное, с кем мне сегодня повезет – с молоденькой козочкой или опытной козой?»
– Давайте, девчата, я вас провожу.
– Проводи. – Вторая повела плечиком. – Кстати, меня Ольгой зовут.
Темень окутывала город. Прискользил трамвай, застучал по рельсам, унося троицу на окраину.
Для соблазнения Стас применил «коронку» – обрубаки. С легким смешком пошли «Я встретил вас и всё», «Я – памятник себе», на ура – «Мне осталась одна забава – пальцы в рот».
– «Напрасно старушка ждет сына». – Сорокин пьяно поднял палец.
Улыбчивое недоумение пробежалось по лицам девушек. От Альфии пахнуло жасмином, Ольга отдавала приторной лавандой.
– Не допевайте за Утесовым, – назидательствовал инженер, – «Напрасно старушка ждет сына домой, Ей скажут, она зарыдает…» Просто вдумайтесь – «Напрасно старушка ждет сына».
Победить непонятки не помогло улыбчивое закатывание девичьих глаз.
– Еще раз по слогам… – упорствовал кавалер.
– Я поняла, – спокойно отреагировала Ольга. – Ты поняла, Альфи?
Татарочка, закусив губку, отрицательно мотнула головкой.
– Старушка не в том возрасте, чтобы рожать. – Зрелая девушка щелкнула по подбородку неопытной подруги. – Кстати, ты позвонила родителям? Будут встречать?
Альфия потупилась, чуть не всплакнув.
«Грамотно она ее отшила. – Сорокин улыбнулся краешком губ. – Значит, все-таки с Ольгой».
После остановки молчания, лавандовая девушка воскликнула:
– О, Альф, твоя остановка! А вон твои папа с мамой.
Пунцовые щечки и прячущиеся глазки неохотно распрощались с новым знакомым, девичьи ножки спрыгнули с подножки.
– А я с тобой! – Сорокин с трудом поднял голову в район шеи официантки.
– Прекрасно, – шепнули чувственные губы, легкой поволокой зашлись глаза напротив.
Под фонарем у подъезда Ольга резко развернулась:
– Спасибо, что проводил, с тобой было очень весело.
Юноша потянулся в надежде поцелуя. Женские пальчики легли на пьяные губы.
– Не надо. Ты – командировочный, завтра уедешь… Мне неинтересны мимолетные связи.
– Зачем же ты мне строила глазки? – Стас чуть протрезвел.
– Тебе показалось.
– Я надеялся провести эту ночь с тобой…
Официантка пожала плечами. Сорокин попытался приобнять за талию.
– Езжай в гостиницу.
Юноша пытался найти смешинку в девичьих глазах, но не находил. Дыхнул перегаром, сдаваясь:
– Какой трамвай идет в район твоей кафешки?
– Трамваи уже не ходят. Дать деньги на мотор?
Стас грустно усмехнулся.
– Спасибо, найду.
Ольга открыла подъездную дверь. Каблучки зацокали по ступенькам. Привалившись к косяку, Сорокин наблюдал манящее покачивание бедер. Девушка порылась в сумочке, выудила ключ.
«Здорово! Живет на первом этаже, прямо напротив двери в подъезд. Если зайдет и замок не щелкнет, значит, хочет, чтоб я ворвался. Чертовка!»
Официантка сделала ручкой и закрыла дверь. Замок промолчал.
Выдержав паузу, пылкий юноша рванулся вверх по лестнице. Щелчок замка. И Стас воткнулся носом в запертую дверь. Басовито-пьяный хохот сотряс подъезд, Сорокин постукивал упрямым лбом в дверь, ногти скребли обшивку:
– Открывай! Я понял твою задумку.
– Будешь буянить, вызову полицию, – раздалось из-за двери.
«Какую к черту полицию? Мы ж не в Америке… Ах да, это у нас упразднили ересь с полицией, вернув милиции милициево». – Юноша почесал затылок, на прощанье бросил шекспировское: «О, женщины! Вам имя вероломство!»
Моторная память довела до остановки. Луна ярко дополняла уличные фонари, вдали надрывались собаки, воздух пропитался тополями.
Стас присел на лавку в «черной дыре» остановки. Из дальнего угла на свет метнулась тень, заходила под фонарем.
«Девушка… одна. Что делает здесь так поздно?»
– Сударыня. – Сорокин подошел. – Позвольте предложить вам свое общество.
Полноватая незнакомка в кожаной куртке с грязной блондинистостью волос сконфузилась и отвернулась.
– Небезопасно гулять одной в столь укромном месте. Гульнем вместе?!
Девушка прыснула слюнявым смешком. Смахнув брызги, юноша приблизился вплотную:
– Как тебя зовут?
Нечленораздельное мычание послужило ответом.
– Как-как?
– Оля…
«Значит, все-таки с Ольгой».
– Позвольте разделить с вами всю прохладу ночи и жар без солнца.
Полуночница вновь окатила влагой. Стас смахнул рукой и обнял за талию. Она, давя улыбку, лишь полуотвернулась.
– Поедешь со мной? – Сорокин попытался заглянуть в глаза. Молчание расценил как знак.
Темноту разрезал «дальник» «жучки», калтыжанин бросился на дорогу.
Взвизгнули тормоза, шины расчертили по асфальту параллельно-черные полосы, запахло бензином.
– Тэбэ савсэм жыт надоел?! – Из машины выскочил джигит в аэродромной кепке.
– Шеф, выручай! – Стас вскинул раскрытые ладони. – Я тут с девушкой. Подбрось до общаги «Турбокомпрессора», рядом с кафе «Голливуд».
Джигит попытался в черноте ночи разглядеть спутницу:
– Пятьсот рублей.
– Что за обдираловка?!
– Нэ хочэш, топай, как знаэш. – Водитель засобирался за руль.
– Ладно-ладно.
Сорокин открыл перед новой знакомой заднюю дверь, примостился рядом. «Жучка» резко дернулась с места, разорвав львиным рыком тишину уснувшего города.
Глаза вахтерши вылезли из-под приспущенных очков, рот раскрылся в вопросе-преграде.
– Кузина, – упредил южанин.
– Какая еще «кузина»? – Вахтерша зарылась в лексических воспоминаниях.
– Дальняя.
Пока вахтерша соображала, Стас протащил «подругу» до комнаты. Загорелась настольная лампа, забухтел телеящик, за стеной шумно гудели шабашники.
Она с порога уставилась в телевизор. Он усадил на кровать, попытался поймать пухлые губы. Она заглянула за Сорокина, как за угол, загораживающий интересности. Вздохнув, он начал раздевать. Она полусопротивлялась, бормоча невнятное «зачем ты?», не отрываясь от экрана.
Стараясь придать мероприятию романтику, он поцеловал мясистое плечо, она воскликнула:
– Смотри, какой смешной!
Показывали рекламу. Вздохнув, калтыжанин начал борьбу с лифчиком. Она полусопротивлялась, нечленораздельно сопя. Он привалил тело на кровать, сетка прогнулась до пола, навалился сверху. Она вела себя, как черствая губка – больше отталкивала, чем впитывала. Женская головка лежала на боку, глаза пристально следили за телекартинкой. От пыхтения Стаса притихли застенные бухарики. С огромным трудом Сорокин довершил начатое.
«Нда-а… Ну и бревна нынче пошли! Еще и отпихивают. Никакого удовлетворения. Лучше б просто лежала»:
– Смотри в потолок. Он требует побелки.
– Что я тебе жена, что ли?
– Логично, – оценил юноша, полежал, подумал. Чувствуя уверенность, зашел на второй круг.
Разошедшиеся после прослушивания мужики, вновь притихли. Несмотря на сопротивление, Стас финишировал. Поймал себя на мысли – бег с препятствиями доставляет больше удовольствия.
– Смотри, какие прикольные! – Она натянула трусы, не отрываясь от «Радуги», шарила руками по кровати в поисках бюстгальтера.
Транслировали рекламу.
«Нда-а… Спать с ней невозможно». – Сорокин выключил телевизор:
– Пошли.
– Куда?
– Подышим свежим воздухом.
– Но я еще не досмотрела.
– Дома досмотришь. У тебя есть дом?
Нечленораздельное бурчание с натяжкой зачлось за ответ. Она осталась на остановке в три часа ночи, просилась обратно в номер… к телевизору.
Калтыжанин протянул предпоследнюю «пятихатку» на такси, она замахала руками. Настойчивые руки затолкали купюру в джинсовый карман.
– Может, вернемся к тебе? – Девичье лицо жалостливо скорчилось.
– Нет. Ты для меня слишком странная. Боюсь влюбиться.
Он почти убежал.
– Ничего не поделаешь. – Стас прошагал мимо вахтерши. – Домой захотела. Не спится на чужом месте.
ГЛАВА XI
Торги
Серые перегородки разделяли журналистскую братию на мнимые кабинеты. На потолке люминесцентные квадраты перемежались аналогично размерными плитками. Белые колонны атлантами подпирали потолок.
– Верочка, ну как ты? – Полногрудая Люба подбежала с участием. – Александр Сидорович распорядился отправить тебя домой.
– Мы переживали. – У кофейного аппарата оторвался от чашки седеющий в двадцать пять Славик.
Коллеги выглянули из-за перегородок.
– Так! Отвяжитесь от меня и не приставайте! – на ходу бросила Вера, прорываясь к рабочему месту.
«Шок», – прочел по губам Любы Славик. Коллеги спрятались обратно.
Панель монитора на столе вишневого цвета, с непрекращающимся хаосом бумаг, ручек и прочей канцелярии. Бардак с невозможностью поиска.
Локти Веры уперлись в стол, взгляд впился в царапину столешницы, ладони обхватили голову. Резкий скрежет ящика подкатной тумбы. Сплющенная бутылка «Бейлиса» стукнула по столу. В пластиковый стаканчик полилось «какао». Залпом прожгло женское горло.
«Соберись, тряпка! – Гольц отвесила себе пару пощечин. – Не убили же. Значит, все путем. Отличный шанс! Прекрасный случай. Все ждут именно этого, а ты раскисла».
Взгляд уставился в чистую страницу текстового редактора. Разминка с хрустом пальцев, взъерошивание волос, еще пару хлопков по щекам и маникюр застучал по клавишам.
– Отошла? – Люба высунулась из-за перегородки.
Не отрываясь от дисплея, отчаянная журналистка замахала руками, зажужжала осой. Подруга с улыбкой ретировалась к кофейнику. Больше подойти никто не рискнул, когда Вера работала, мир переставал существовать.
Через час недовольный принтер выплюнул несколько листов. Гольц схватила, ножки развернулись к кабинету главного редактора. Мимолетный взгляд в зеркало. «Тьфу, ты! Выгляжу, как лохушка». Перерывание сумочки, выуживание «массажки», борьба с непослушными волосами. Перерывание сумочки, выуживание помады. Ротик буквой «О», круговые движения по букве с конечным облизыванием. Женщина сделала пару «круть-верть» в зеркало, подхватила распечатку и к серой двери с табличкой «Бывальцев Александр Сидорович, главный редактор».
В левый угол вжался платяной шкаф с притуленной тумбочкой. На тумбочке чайник песчаного цвета отходил от недавнего пыхтения, лопались последние пузыри. По центру к буковому столу главреда с аккуратно разложенными стопками бумаг примкнул переговорный стол с черными стульями по бокам. На светло-коричневых обоях развесились всевозможно-почетные грамоты, белые занавески покачивались в такт набегам ветра.
Главред, сгорбившись над бумагами, как из засады, выглянул на ворвавшуюся. Сморщенный лоб надвинулся на пробор серых волос, тараканьи усы дрогнули вместе со скулами.
Вера плюхнулась на переговорный стол поближе к главному, правая туфелька уперлась в кстати стоящий стул, три листа упали под нос редактору:
– Саша, срочно в номер! Интервью с Лугининым. Это бомба!
Бывальцев выпрямился.
– Как ты? Я ж распорядился, дать тебе отгул…
– Я в порядке. Ты читай, читай. – Гольц подтолкнула бумаги.
Главред взял листы, пробормотал исподлобья:
– Сколько раз я тебя просил – называй меня по имени-отчеству.
– Ой, простите, Александр Сидорович. – Журналистка закатила глазки.
– И слезь со стола.
Сотрудница сползла на стул, локотки вонзились в стол, пальцы скрестились в «замке» – удав, влюбленно наблюдающий за жертвой.
Бывальцев сгорбился над статьей, сурово покряхтывал, цепляясь за каждое слово. Наконец, отложил бумаги в сторону, отвернулся к окну. Минута молчания закончилась угрюмым раздражением:
– Что ты тут понаписала? «Почти сознался в устранении банды Аврумянов», «Серый кардинал, дергающий за веревочки»…
– А тебе хотелось, чтобы я поддержала имидж «Бога»? Нет, дорогой! Вот таким он мне показался. Холодным, жадным, расчетливым. И читать будет интересно!
– Ты ж прекрасно знаешь – это всё неправда. Если бы не Михал Иваныч Калтыг, по-прежнему, был бы дыра дырой.
– Мне это уже надоело! Михал Иваныч – то, Михал Иваныч – сё! Пора как-то взбодрить население, возбудить общественность, показать темную сторону Луны.
– Нет никакой темной стороны. Ты всё выдумала.
– Ну и что? Зато интересно.
Редактор вздохнул.
– Наверное, это последствия шока. Иди домой, завтра поговорим.
– Нет, срочно в печать!
– Я это не опубликую.
– Не страшно. – Вера ждала подобного развития, ловко сгребла страницы. – Продам столичным газетам. С руками оторвут!
– Уволю.
Журналистка придвинулась, выпятив сливовую грудь.
– Только попробуй. Расскажу твоей благоверной, как Александр Сидорович Бывальцев – не раз бывальцев в «пещерке» Веры Гольц!
– Всего один раз, и то после корпоратива…
– Не важно. Я в красках опишу, как ты надругался над хрупким девичьим телом. Прямо здесь! На этом столе!
Шантажистка застучала кулачками по столешнице, бук содрогнулся гулким стоном.
– Тебе нужно отдохнуть, ты сейчас туго соображаешь. Завтра или послезавтра ты взглянешь на это по-другому, и всё перепишешь.
– И завтра и послезавтра я буду смотреть на это также!
Главред вновь отвернулся к окну.
– Делай, что хочешь.
– Вот и славно! Теперь можешь дать мне новое задание. Например, написать о приезде Гонорина.
– Этот репортаж я обещал Славе…
Вера зашла за спину начальника, приобняла вкрадчивой кошкой, шепнула на ушко:
– Сашенька, миленький, ты же знаешь, как я люблю все столичное. Ты обязан мне отдать этот материал.
– Я обещал.
– Ничего страшного. Отменишь. Не в первый раз. Славик не обидится. Пусть напишет, как наша доблестная милиция нашла еще одну потерявшуюся кошечку. Он это любит.
– Пусть всё останется, как есть.
– Тогда владелица газеты и, по совместительству твоя жена, узнает, как ты со мной развлекался. – Коготки впились в плечи.
Редактор резко развернулся.
– Нельзя же шантажировать одним и тем же!
– Конечно, нет. – Гольц заморгала глазками, изображая испуг. – Так что, мы договорились?
– Ну, ты и стерва.
– Спасибо за комплимент. Договорились?
Бывальцев махнул рукой.
– Чудненько, – журналистка чмокнула начальника в лоб, вытерла следы помады и убежала.
Проходя мимо Славика, коснулась руки коллеги.
– Тебя босс вызывает.
Вера налила кофе, копчиком прислонилась к кухонному столу, ротик осторожно потянул горячий напиток. Ароматный туман разошелся от чашки. Женщина вглядывалась в коричневую поверхность, как будто ожидая увидеть разбуженного джина, могущего исполнить заветные желания.
– Тоже кофейку попить, что ли? – Люба, нажала кнопку кофеварки. – Ну как, очаровала Михал Иваныча?
– Пыталась. – Гольц улыбнулась в пространство. – Но он про женщин и слышать не хочет. И вообще, про личку ни-ни. Всё еще переживает за дочь, хотя уже столько лет прошло.
– Ах, да, её же убили. С какой-то зверской жестокостью.
– И изнасиловали перед этим. А ей было-то всего лет пять. Убийц посадили всего на пару лет.
– Писали, что они в тюрьме повесились, все, как один – не выдержали издевательств. Думаешь, Фидель руку приложил?
– Не знаю. Не доказано, да и не докажут.
Затрезвонил мобильник, журналистка метнулась к рабместу.
– Алло.
– Вера Гольц? – В трубке зазвучал приятный баритон.
– Да. Кто это?
– Вас беспокоят из редакции «Мира Финансов». Говорят, у вас есть интервью с Лугининым?
– Откуда известно?
– Слухами земля полнится. Продадите?
Гольц присела, заговорила полушепотом, рукой прикрывая свободное ушко.
– Сколько?
– Учитывая интересность материала, готовы поднять расценки до трехсот долларов.
– Несерьезный разговор. Звоните, когда будет реальное предложение.
Тут же раздался новый звонок.
– Добрый день! Редакция «Финансового гуру», Светлана Александровна. – Настойчивый голос не терпел возражений. – У вас есть интервью с Лугининым? За сколько отдадите?
– Сколько предложите?
– Тысячу долларов.
– Маловато.
– Это наш максимум.
– Тогда извините.
– Подождите, минутку…
– Вы подождите. – Пошел следующий звонок с московского номера.
– Вера Гольц? За сколько продадите интервью с Лугининым? – прозвучало голосом мурлыкающего кота.
– За сколько купите?
– Назовите вашу цену, мы подумаем.
– Десять тысяч долларов. Плюс работа в вашей редакции, плюс служебная квартира.
– Красиво жить не запретишь!
– Подумайте. Извините, у меня звонок по другой линии. Алло!
– Хорошо, Вера, – вернулся баритон, – мы готовы предложить вам пятьсот долларов. Но только ради вас!
– Шутку шутите? – Гольц выдвинула требования, как для предыдущего звонаря. – Надумаете, жду.
В трубке вновь заговорила уверенная женщина:
– Мы готовы увеличить сумму в два раза.
– Мало.
– Назовите свою цену.
– Десять тысяч, работа, служебная квартира.
– Хорошо, мы подумаем.
Раздались короткие гудки. Еще пять раз позвонили, пять раз обладательница товара нарасхват выдвинула требования.
«Заломила ж я цену. – Журналистка поморщила носик. – Впрочем, возможно, это мой единственный шанс. Будь, что будет».
Вера уронила голову, похлопала горящие щеки. Вновь запиликал мобильник. С поспешностью нажала:
– Да-а.
– Это снова Светлана Александровна.
Следующий день прошел в переговорах с «Финансовым гуру», к вечеру стороны сумели договориться. Улыбка победителя сияла на женском личике, пальчики листали «Контакты» мобильника. Ноготок тыкнулся в искомый номер, локон откинулся назад, телефон приник к уху.
– Алло, Люд! Это Вера… Узнала? Жаль, значит, богатой не буду, ха-ха-ха… но немного разбогатею. У меня потрясающая новость! Сбылась моя мечта – я покидаю наше тишайшее селенье и перебираюсь в Москву! Это надо отметить. Жду тебя в семь в «Буцефале». Не задерживайся.
Фонари-солнца превращали ночь в день, студенческие гитары соревновались в итальянской мелодичности, южный ветерок дышал тысячелетним можжевельником. Гольц сидела у дремавшего бара, помешивая трубочкой вермут. Локоток разлегся на стойке, ладошка подперла щеку.
– А вот и я! – К журналистке подсела шатенка с лучезарной улыбкой.
Склонная к полноте Людмила, как всякая незамужняя женщина, держала себя в узде. Рыжие волосы будоражили, пятерка груди приковывала взгляд, отчетливая талия подчеркивала соблазнительность. Игривые глазки и звонкий голосок довершали складирование в штабели.
– Наконец-то! – оживилась Вера. – Ты, как всегда, опаздываешь.
– Привычка. – Люда пожала плечиками.
– Я тебе не кавалер, чтобы томиться в ожидании, а лучшая подруга.
– Прости. И не дуйся, пожалуйста. Бармен, мне то же самое!
– И водки! Два по пятьдесят.
– Значит, повод, действительно, значительный.
– Ты даже не представляешь!
Бздзинкнули рюмки, содержимое обожгло, носики сморщились. Человек за стойкой подставил блюдце с булочками, конфетами, дольками лимона.
– Ну, рассказывай. – Людмила помахивала перед ротиком, борясь с першением.
– Я взяла интервью у Лугинина.
– Добилась своего. – Подруга расплылась в голливудской улыбке. – Как удалось?
– Мужчины по своей природе азартны. Мы заключили пари, и я выиграла.
– Надеюсь, ты не сильно рисковала?
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского! Кстати, а не заказать ли нам шампанского?
– Боюсь, мы так сегодня намешаем, что не доползем до дома.
– Бармен, шампанского!
– Позвольте, я вас угощу, – пробасил бородатый здоровяк, с бочкой вместо живота.
Фамильярно положил лапу на плечо Людмилы, оскалился щербатым ртом. Женщина с трудом сбросила тяжелую руку.
– Дамы не расположены к ухаживаниям, – вмешалась Вера, – отвали!
– Тебя никто не спрашивает, кикимора! – гаркнул приставала. – А для твоей подруги эта ночь станет незабываемой.
Здоровяк вновь притянул Люду.
– Бармен! – крикнула Гольц. – Потрудитесь избавить нас от этого хама, если не хотите иметь дело с милицией.
Человек за стойкой кивнул в сумрак зала. К мужику подошли двое крепышей, схватили под руки.
– Пойдемте с нами.
– А в чем собственно дело?
– На улице объясним.
Вышибалы подхватили наглеца под руки, понесли к выходу.
– Надеюсь, вы не собираетесь его убивать? – Журналистка закинула в рот конфетку, смятая обертка вернулась на блюдце.
– Конечно, нет. – Бармен усмехнулся. – Просто выпроводим.
– Жаль. – Вера закатила глазки. – Первое убийство за последние… э-э… лет. Я бы сделала отличный репортаж!
– Типун тебе на язык! – К Людмиле вернулось присутствие духа. – Рассказывай, что там дальше?
– Так вот, я взяла интервью у Лугинина, а наш главред отказался его печатать, представляешь?
– Ты ж говорила, держишь его на коротком поводке.
– Держу. – Гольц пригубила игристого. – Но в данном случае, мне же лучше. Это интервью открывает двери в столицу. Меня завалили предложениями, я получу кругленькую сумму и работу в лучшем издании Москвы!
– Поздравляю! – Люда протянула бокал. Чокнулись. Пригубили. – Правда, я никогда не понимала, чего тебя так тянет туда?
– Эх, тюха ты матюха, ну как что? Там настоящая жизнь – каждый день убийства, грабежи, насилие… Есть где разгуляться, о чем писать. А что у нас? Тишина. Ничего не происходит. Все до тошноты правильно, никакого криминала. Вон, даже до драки в баре не дошло. Не поверишь, грыземся за репортаж о приезде нового заместителя мэра. Во, событие!
Вера отхлебнула шампанского, покосилась на задумавшуюся подругу.
– Ну а ты? Больше в Москву ни ногой? Все из-за своего зазноба?
Глубокий выдох Людмилы сдул с блюдца конфетную обертку.
– О-о! – Журналистка заглянула в глаза. – Похоже, до сих пор сохнешь. Сколько лет прошло, а все никак не успокоишься. Неужто такой красавец был?
– Дурак он был и бандит. – Подруга залпом опорожнила бокал, повеселела. – Не будем о грустном, давай за тебя! Бармен, еще шампанского!
– А я твою московскую хату всегда держала на уме. Думала, как надоест здесь киснуть, рвану в столицу. Сдала б квартирку подруге по дешевке?
– А на что я жить буду? У меня деньги только от аренды.
– Пойдешь работать, как все нормальные люди.
– Вот еще!
– Не больно надо. Скоро у меня будет и квартира, и бабки, и работа в престижном издательстве. За это надо выпить!
В ход пошел вермут.
– Гутен Абенд. – Рядом с Гольц присел мужчина лет сорока, среднего роста.
– И тебе привет! – Журналистка усмехнулась.
Немец затараторил по-немецки.
– Смотри, как распаляется. – Вера подмигнула подруге. – Учуял немецкую кровь. Но я по твоему, не шпрехен зи дойч. Ферштеен?
– О, я, я, зер вундер фройляйн.
– Какая я тебе фройляйн? Отвали! Отвали, говорю. Не понимаешь?
Гольц выдвинула средний палец и крикнула:
– Сталинград!
Немец растворился в полумраке.
– Зачем ты так? – Людмила улыбнулась. – Вроде неплохой мужчинка. А ты давно последний раз с мужиком была?
– Последний раз… Наверно, когда с редактором кувыркалась. Но то ж для дела.
Подруги полупьяно рассмеялись, соприкоснувшись челками.
– Да и мужик он никакой, одно название. А сама? – Лучшая подруга глянула искоса.
– И сама давно. Напиться, что ли? Да закрутить с кем-нибудь?
– Немца догони, может, недалеко убежал.
– До самого Сталинграда.
Подруги пьяно расхохотались на пять минут, покрутились на барных стульях, похлопали друг дружку по коленкам.
– Но мне нравится ход твоих мыслей. – Журналистка остановила кружение. – Бармен, водки!
ГЛАВА XII
Возвращение
«Казань-Новороссийск» пыхтел под парами, изредка по составу пробегала судорога, отдувались газы.
В проходе купе с баклажкой пива переминался Сергеич, Стас и Рамиль присели напротив возлежащего англичанина.
– И как с ним разговаривать? – Сорокин таращился на грузное тело.
– Он немного говорит по-русски. – Татарин таращился аналогично. – К тому же, я взял разговорник.
– Спроси его что-нибудь.
Рамиль порылся в книжке, выдал:
– Хаю ду ю ду?
Калтыжанин прыснул со смеху.
– Окей! Ноу проблем. – Филипп махнул рукой, добавил с широкой улыбкой: – Нэт проблэм.
Поезд вздрогнул и отчалил от перрона.
– Ду ю спик русиш? – Стас взял инициативу в свои губы.
Филипп сжал пальцы в «ОК».
– Немножко, – прочитал по пальцам Сорокин.
– Нэмножко, – пролепетал англичанин.
– «Русиш» – это по-немецки, – шепнул на ухо соседу Рамиль.
– Какая разница? Главное понимает. Понравилась Казань?
Мэннинг таращился.
– Казань найс? – перевел калтыжанин.
Британец пожал плечами.
– Не очень, – прочел по плечам Стас.
– Нэ очэнь.
– Держись меня. – Сорокин подмигнул британцу. – Так и язык выучишь.
Сергеич посторонился, впустив крутобедрую проводницу.
– Готовим билетики. – Татарочка в улыбке раскрылась до ушей.
Все сдали, лишь Филипп заворожено пялился на грудь, едва сдерживаемую бюстгальтером.
– Тикет. – Калтыжанин заводил рукой перед глазами попутчика, снимая «пелену». – Тикет, тикет.
– Да не торопитесь, – отозвалась проводница, – часики не тикают, спешить некуда.
– Наш друг – англичанин. – Стас указал на Фила. – Плохо понимает по-русски.
– О-о! – Проводница сделала пухлые губки буквой «О», осознав международную ответственность. – Какой чай будете: черный или зеленый? Сразу предупреждаю – лимонов нет.
Сорокин за себя и подопечного выбрал черный. Аналогично Рамиль. Сергеич любовно погладил баклажку.
Мэннинг высунулся из купе вслед аппетитным ягодицам. Слесарь обозначил «тюк» донышком бутылки по английской башке. Усмешкой оценил калтыжанин, из опасения международного конфликта Рамиль сохранил каменное лицо.
Передовик производства по слесарному делу скрылся тихой сапой.
– Все лучшее – британцам! А мы на верхних. – Калтыжанин толкнул казанца и начал застилать верхнюю полку.
– Да ты – готовый начальник, – грустно пошутил Рамиль, – только непонятно, чего здесь раскомандовался?
– За начальника – отдельное спасибо. А по существу – с момента покидания гостеприимной Казани Фил теперь наш, калтыжский. Калтыг найс? – Стас подмигнул Британии.
– Вери, вери гуд! – Англичанин поднял большой палец.
– А в остальном, решил взять над вами шефство, ты не против?
Во избежание междугороднего конфликта татарин смолчал.
– Вот и славно. – Сорокин справился с застилкой.
Вошла проводница, громыхнула по столу пустыми стаканами в мельхиоровых подстаканниках, бросила на стол чайные и сахарные пакетики. С улыбкой, адресованной представителю Туманного Альбиона, удалилась.
Мэннинг взял стакан в руки, покрутил, жирные глаза чуть не упали на дно вместе с очками. Наконец, выдал, почти без акцента:
– Нэт воды!
Калтыжанин усмехнулся.
– Ватер нау!
Он подхватил стаканы и трусцой к титану. Котел шикнул, испустил пар и залил тару кипятком.
– Ну вот! – Стас поставил посуду обратно. – Дальше, надеюсь, Британия разберется?
С пакетиками Британия разобралась. Рамиль последовал примеру – проследовал к титану.
– А ты, Фил… – Сорокин засыпал сахар в стакан. – Из какого города будешь?
По непонимающим глазам англичанина россиянин понял – он не понят.
– Ну там, Лондон, Ньюкасл, Дувр…
– Йес, йес… Ланден.
– Столичный значит. Футбол любишь?
– Футбол из грейт гейм!
– А за кого болеешь? А-а ты не андестенд. Ничего, я все лондонские команды знаю. Челси?
– Фу-у! – Сморщенный английский нос подбросил очки на лоб.
– Арсенал?
– Фу!
– Тоттенхэм?
– Фу!
– Неужто «Вест Хэм» или «Фулхэм»?
– Тьфу, тьфу, тьфу!
Появившийся татарин аккуратно поставил стакан на стол.
– Рамиль, ты знаешь какие-нибудь лондонские команды?
Тот лишь пожал плечами.
– И я больше не знаю. – Стас почесал под носом. – Пойдем по самым известным. Манчестер Юнайтед?
– Фу-фу-фу! – Мэннинг взвился и победно провозгласил: – Ливерпул!
– Ливерпуль? Почему?! Ты ж лондонец. Телл ми вай.
– Май вайф. – Фил красноречиво указал на обручальное кольцо на левой руке. – Май вайф из фром Ливерпул.
– Его вдова из Ливерпуля? – Сорокин слегка толкнул Рамиля в плечо. – Бедняга. Но какова логика! Болеет в память о жене.
Казанец нарыл в словаре:
– Вайф – это жена, а не вдова.
– А почему кольцо на левой руке?
– Они – католики. Или у них там Англиканская церковь, но суть вроде та же.
– Странная нация. Как большие дети, а еще и католики.
– У вас в Калтыге, говорят, одни иностранцы, а ты удивляешься. – Рамиль отхлебнул чайку.
– В городе – да, но у нас на заводе, по-прежнему, «совок». Так что сталкиваться не приходилось.
Из калтыжского портфеля выпали сланцы, майка, шорты. Стас переоделся.
– А ты чего не застилаешься? – Сорокин по-отечески улыбнулся англичанину. – Оформляй бэд, говорю.
Южанин указал на заправленную постель и на полку Мэннинга.
Фил постучал фалангами пальцев по тугой обшивке, выдал:
– Жьостко!
– И что теперь? Не спать, что ли? Ишь, какие изнеженные.
Стас достал банку с кофе, перемешанным с сахаром.
– Что-то чай у нее не очень. Может, кофейку забабахаем? Ты как, Фил?
Англичанин заграбастал банку, начал внимательно изучать этикетку.
– М… а… Май… Майон… Майонез. Майонез! – с гордостью прочел Филипп.
– Молодец! – похвалил Сорокин. – Мои уроки не прошли даром.
Мэннинг рассмотрел содержимое сквозь мутное стекло, с вселенской скорбью провозгласил:
– Сахар.
Озадаченные очки снова обратились за помощью к этикетке:
– Мо… Моя… Семь… Семья. Моя семья! Уот из «моя семья»?
– Май фэмили, – подсказал калтыжанин.
– Майонез «Май фэмили»?! Сахар? – Мэннинг оттолкнул банку, отвернулся в окно, обидевшись на всю российскую пищевую промышленность.
– Ты-то, надеюсь, не побрезгуешь? – Стас подмигнул Рамилю.
Татарин взял банку. Раскрученная крышка запрыгала по полу.
– А руки у тебя… – Сорокин поднял. – Золотые!
Филипп встал с ложа, выдал непонятную скороговорку и выскользнул из купе.
– Куда это он интересно? – озадачился южанин.
– Сходи, проследи. – Казанец насыпал смесь в стакан. – Ты ж начальник.
– Поэтому делегирую этот вопрос тебе! Заодно и кипяточку принесешь.
– С тех пор как ты стал начальником, ты как будто… поглупел.
– Это я, чтоб соответствовать твоим представлениям, – не обиделся Стас. – Ладно, я все шучу, а ты все дуешься. Давай выпьем!
Сорокин самолично сходил за кипятком.
– У проводницы сидит наш хахаль. – Калтыжанин присел на место. – Интересно, принимает ли она фунты стерлингов?
– Думаешь, она…?
– Да нет, что ты! Просто они там печеньица, шоколадки разложили. Кстати, а куда Сергеич делся?
– В тамбуре пьет и курит. Манера у него такая.
– А, вообще, слесарь хороший?
– Кого попало не пошлют.
«А вот меня послали», – подумал Стас и почесал под носом.
Передовик производства проторчал в тамбуре всю ночь, уговорив два литра пива, выкурив две пачки «Примы». Мэннинг проболтал всю ночь с проводницей, приговорив несколько плиток шоколада. Оба появились под утро, ближе к высадке.
– Ка-алтыг! Ка-алтыг! – Крутобедрая шла по коридору. Остановилась у купе англо-татарской братии. – А кто за иностранца платить будет?
– И много он наел? – Сорокин спросонья протер глаза.
– На пятьсот рэ.
Последняя «пятихатка» перекочевала в карман проводницы. Филипп и ухом не повел, полулежал, полуулыбался.
– Еще и расплачиваюсь за него, – вздохнул калтыжанин, – а Варварин говорил, «он тебя должен пивом поить».
– Варварин? – Мэннинг услышал знакомое.
– Варварин – май босс.
– О-о, гудмен!
На перроне встречал Косых с переводчиком.
– Надеюсь, за нами прислали «мерин» Семеновского? – Стас пожал руку коллеги.
– Держи карман шире! На Лехиной «Ниве» приехали. – Женька кивнул на переводчика – парня, одетого с иголочки, пока на подхвате у генералитета, но с обещанными перспективами.
– Наверное, последняя нашемарка в городе. – Сорокин пожал руку Лешке. – Э-эх, хоть бы раз на директорской машинке прокатиться. А что это пресса набежала, телевидение? Не по нашу душу случайно?
– Наверно, какая-нибудь «звезда» приехала, – вставился в разговор переводчик.
– Заместитель мэра, ставленник Москвы. Гонорин какой-то. – Косых всегда смотрел местные новости, кивком пригласил следовать к машине.
Англичанина отвезли в загородный отель зятя генерального директора, казанцев в общагу.
– А меня везите домой, – распорядился почетный эскортмен.
– Вживаешься в роль начальника? – Женя поигрывал в зубах зубочисткой, бросал курить.
– А куда деваться? Они ж, как дети.
– Завтра поедешь на компрессорную станцию, дальше нянчиться. Распоряжение Варшавского.
– Так завтра ж суббота.
– Ничего не знаю. Приказ.
Утром на специально выделенном автобусе Стас с казанцами добрался до компрессорной станции. Англичанина привез Леха.
Сорокин ввалился в нагнетательный отсек газоперекачивающего агрегата – новехонький ангар с голубыми стенками. Посреди раскрылся полуразобранный компрессор. Рамиль присел в сторонке с видом испуганного кролика. Лешка остался у входа на чистом месте.
Хрусть! И крышка деревянной тары слетела – Сергеич знал толк в монтировках. Подошел британец. С тонким шуршанием извлек из ящика пенопластовые формы, бережно притулил к стеночке – Мэннинг знал толк в аккуратности.
Сорокин по-начальнически мерил шагами узкий отсек – авторский надзор предполагал лишь моральное закручивание гаек.
– Стас, комон! – Филипп установил одно уплотнение на вал, протянул юноше гаечный ключ. – Ай энд ю.
Сорокин попробовал на вес аглицкий инструмент. «Удобный, легкий, красивый… Вот, сволочи! Всё для людей».