Хотя пандемия COVID‑19 – явление новое, изменившее многие из существующих шаблонов и представлений, ей удалось вытащить на поверхность одну из старейших истин международных отношений: каждая страна сама за себя. С приходом пандемии государства, издавна поддерживающие партнёрские отношения – например, в Европе, – закрыли границы и сосредоточились на собственном выживании. Такой подход ничуть не удивил специалистов в области международных отношений. По их мнению, самое важное различие между внутренней и международной политикой заключается в том, что в последней отсутствует верховная власть, мировое правительство, некий Левиафан, поддерживающий общий порядок. Многие мыслители описывали это состояние как процесс вечной международной конкуренции и конфликта. Томас Гоббс, например, охарактеризовал государства следующим образом: «Хотя никогда и не было такого времени, когда бы частные лица находились в состоянии войны между собой, короли и лица, облечённые верховной властью, в следствие своей независимости всегда находятся в процессе непрерывной зависти. Они напоминают гладиаторов, направляющих оружие друг на друга и зорко друг за другом следящих».
История насыщена не только военными периодами, но и мирными. Более того, на протяжении последнего столетия страны находились в состоянии мира гораздо более продолжительное время. В результате благоприятного сотрудничества международная торговля, туризм и инвестиции начали стремительно развиваться. Страны создали механизмы и институты с целью построения взаимовыгодных отношений и решения общих проблем. Но в конце концов, когда речь заходит о чрезвычайных ситуациях, каждое государство действует в одиночку и опирается исключительно на свои силы.
COVID‑19 нанёс тяжёлый удар мировому сообществу, которое с момента холодной войны уже приобрело устоявшуюся структуру. С ослаблением соперничества великих держав и бурным ростом мировой торговли страны оказались связаны прочными узами взаимозависимости. Впрочем, экономическая интеграция породила и противотечения: государства боролись за преимущества, а новые экономические конкуренты становились геополитическими соперниками. Информационная революция обеспечила быстрое и повсеместное распространение товаров, услуг, культуры, идей… и, конечно же, болезней. Все эти материальные и нематериальные потоки по-прежнему курсируют через страны, притом что ни одно из государств не в состоянии самостоятельно их регулировать. Получается, что все кругом связаны, но никто ничего не контролирует. Другими словами, наш мир открыт, динамичен, но очень нестабилен.
Привнести стабильность в нечто динамичное и открытое – весьма трудоёмкая и сложная задача. Увы, таково правило игры: из трёх характеристик – открытость, скорость, стабильность – одновременно можно выбрать только две. Открытая и динамичная система по своей сути всегда нестабильна. Динамичная и стабильная система Китая, например, по определению будет закрытой, а вот открытые и стабильные системы Австро-Венгерской и Оттоманской империй пришли в упадок именно из-за своей неповоротливости. Эта «трилемма» является адаптацией идеи технолога Джареда Коэна, отметившего, что с точки зрения децентрализации, безопасности и масштабируемости сети могут обеспечить только два из трёх свойств. Экономисты, в свою очередь, выдвинули собственную версию – «трилемму политики», согласно которой страны полагаются на два из трёх вариантов: свободное движение капитала, независимые центральные банки и фиксированный обменный курс. Все эти трилеммы, какими бы шаткими они ни были, сводятся к простому понятию: открытая и динамичная система несёт в себе внутреннее напряжение и дисбаланс.
Рассмотрим высокодинамичную форму глобального капитализма, способную привести не только к стремительному росту, но и к финансовым кризисам и экономическим спадам. С середины 1930-х и до начала 1980-х годов, когда финансовые рынки стали более регулируемыми, серьёзные кризисы случались редко. Однако в последние десятилетия, когда правительства дерегулировали финансы, мы наблюдаем один коллапс за другим: латиноамериканский долговой кризис, кредитно-сберегательный кризис, финансовый кризис 1994 года в Мексике, азиатский обвал, российский дефолт, крах долгосрочного управления капиталом, технологический пузырь и мировой финансовый кризис.
Мы живём в мире, который непрерывно движется вперёд. За последние два столетия развитие человечества во всех смыслах ускорилось, а в последние несколько десятилетий темпы возросли ещё больше. Люди стали жить дольше, производить и потреблять больше, заселять обширные пространства, потреблять много энергии и производить больше отходов и вредных выбросов. Вот лишь один пример: в докладе ООН за 2019 год, подготовленном 145 экспертами из пятидесяти стран, сделан вывод: «Человечество ведёт войну с природой, и она разрушается невиданными в истории темпами». Необратимые изменения в результате человеческой деятельности произошли с 75 % наземной среды и 66 % Мирового океана. Экосистемы разрушаются, исчезает биоразнообразие. По оценкам авторов доклада, из 8 миллионов видов растений и животных, включая 5,5 миллионов видов насекомых, до миллиона угрожает вымирание, в том числе в ближайшие десятилетия.
Вывод таков: напряжение и дисбаланс неумолимо порождают опасности, причём некоторые из них можно предвидеть, а другие – нет.
Чтобы понять суть непрерывного цикла «действие-реакция», вспомним три великих кризиса двадцать первого века: 11 сентября, финансовый кризис и COVID‑19. Один из них – политический, другой – экономический, третий – природный. Теракты 11 сентября продемонстрировали гневную, жёсткую реакцию мусульманского мира на неустанное шествие капитализма, демократии и американской гегемонии. Западные ценности продолжали окутывать планету, но, как оказалось, не все были этому рады. Говорят, и небезосновательно, что терроризм – это оружие слабых. Но, как бы то ни было, именно реакция недовольного меньшинства застала врасплох весь земной шар.
Кризис 2008 года стал следствием экономики, при которой финансовый инжиниринг приносил больше прибыли, чем реальный. Уолл-стрит изобретала всё более изощрённые продукты; портфели упаковывались в единые деривативы, побуждая людей идти на больший риск ради меньшей прибыли. Добавьте к этому неустанное внимание к частной собственности, когда правительство и компании убеждали людей покупать огромные дома и брать на себя крупные долговые обязательства. В конечном счёте система настолько усложнилась, что небольшое изменение цен на жильё повлекло за собой её крах. Кризис 2008 года стал экономическим эквивалентом каскадного сбоя.
Пандемия коронавируса, можно сказать, – это один из «ответов природы» людям, игнорирующим текущий экологический кризис. Наш нынешний образ жизни создаёт все условия для инфицирования людей вирусами животных. По оценкам Центров по контролю и профилактике заболеваний, три четверти новых вирусов переносятся именно ими: СПИД, лихорадка Эбола, атипичная пневмония, MERS, птичий грипп, свиной грипп и, скорее всего, новый коронавирус. Почему так получается, что в последние десятилетия болезни переходят от животных к людям более быстрыми темпами? Ответ прост: во многих частях планеты население стало жить ближе к диким зверям. Развивающиеся страны настолько быстро модернизируются, что фактически пребывают в разных веках одновременно. В Ухане и других подобных городах Китая выстроена технологически сложная экономика. При этом в тени небоскрёбов расположены рынки, полные экзотических животных, – идеальное условие для передачи вирусов от животных к человеку. Проживающие в этих местах люди стали более мобильными, чем когда-либо прежде, – они быстро распространяют информацию, товары, услуги… и болезни.
Возможно, в этом повинно и разрушение человеком естественной среды обитания. Некоторые учёные полагают, что воздействие цивилизации на окружающую среду (строительство дорог и заводов, расчистка земель, рытьё шахт) увеличивает шансы передачи болезней от животных к человеку. COVID‑19, судя по всему, возник в организме летучих мышей – носителей многих других вирусов, включая бешенство и лихорадку Эбола. Остаётся понять, почему именно летучие мыши накапливают в себе столько вирусов. Дело в том, что рукокрылые обладают высокофункциональной иммунной системой и защитными механизмами, такими как высокая температура тела во время полёта – их клетки эффективно защищены от вирусов и могут находиться в организме годами. В итоге, эволюционируя и становясь более мощными, вирусы быстро инфицируют другие виды животных и так же быстро распространяются [2]. Кроме того, собираясь в большом количестве в непосредственной близости друг от друга, летучие мыши создают идеальную среду для заражения. Недалеко от Сан-Антонио, штат Техас, находится пещера Брэкен, где обитает самая большая в мире колония этих созданий. С марта по октябрь более 15 миллионов мексиканских рукокрылых собираются в этих местах и летают в ночном небе. Это впечатляющее зрелище сопровождается не менее впечатляющими звуками, за что получило название «мышиное торнадо».
Раньше летучие мыши жили вдали от человека, поэтому угроза инфицирования оставалась минимальной. Но потом, по мере вторжения человека в их среду обитания, болезни рукокрылых начали всё чаще передаваться людям. В Малайзии, например, для плантаций масличной пальмы и производства пиломатериалов фермеры десятилетиями вырубали тропические леса. В результате этого процесса плодовые летучие мыши всё ближе и ближе подбирались к местам, где они могли обеспечить себе пропитание. Многие из них группировались возле свиноферм, питаясь манго и другими фруктовыми деревьями. Закончилось всё тем, что в 1998 году вирус под названием Nipah (Нипах), живущий в организме летучих мышей, заразил свиней, от которых впоследствии инфицировались работники ферм.
Нечто подобное, скорее всего, произошло и с новым коронавирусом, который, прежде чем заразить человека, нашёл промежуточного хозяина – возможно, панголина, чья чешуя используется в традиционной китайской медицине. «Наши действия повышают вероятность пандемий, – сказал Питер Дашак, выдающийся эксперт по экологии болезней. – Стоит признать, что природа сама по себе не виновата. Виноваты мы и наши действия по отношению к ней».
Экономическое развитие происходит высокими темпами, охватывая всё большее количество людей и подвергая их огромному риску. Подумайте, например, о потреблении мяса. Становясь богаче, человек, как правило, начинает включать в свой рацион больше мясной продукции. Но когда этот процесс происходит в глобальном масштабе, цифры достигают поразительных высот: ежегодно во всём мире убивают около 80 миллиардов животных (не считая рыб)! Удовлетворение столь огромного спроса оборачивается значительными потерями как для окружающей среды, так и для нашего здоровья. В то время как животноводство занимает большую часть сельскохозяйственных угодий мира (80 %), оно производит только 18 % мировых калорий. При этом производство напоминает фабрику XIX века, где в жутких условиях содержится огромное количество животных. И именно оттуда поступает большая часть мяса – примерно 99 % в Америке и 74 % во всём мире. (Органическое мясо в настоящее время является настоящим предметом роскоши.) В результате эти крупные предприятия становятся чашками Петри для размножения опасных вирусов. «Генетическая селекция сельскохозяйственных животных (например, усиление характеристик вроде размера куриных грудок) сделала их гены практически идентичными, – объясняет Сигал Самуэль из Vox. – Это означает, что вирус может легко распространяться от животного к животному, не встречая никаких генетических вариаций, способных его остановить. Прорываясь через стадо или отару, вирус становится ещё более вирулентным». Другими словами, отсутствие генетического разнообразия устраняет «иммунологические барьеры». Самуэль цитирует биолога Роба Уоллеса: «Агропромышленные фермы – идеальная среда для размножения патогенов».
Вспышка свиного гриппа H1N1 в 2009 году, по-видимому, возникла на свинофермах Северной Америки, в то время как многие птичьи гриппы – на птицефабриках в Восточной Азии. Устойчивые бактерии и вирусы не просто распространяются от людей и животных, но и встречаются в пище, например, в мясе. Чтобы стимулировать рост скота и птицы, а заодно препятствовать заболеваниям, разводчики прибегают к использованию антибиотиков. Профессор из Университета Джонса Хопкинса Роберт Лоуренс называет устойчивые к антибиотикам бактерии «самым большим риском для здоровья человека». В Центрах по контролю за заболеваниями США подсчитали, что ежегодно от инфекций умирают более 35 000 американцев из 2,8 миллионов заразившихся. Вы только представьте: это один человек каждые пятнадцать минут! Во всём мире число смертей составляет 700 000 в год, и при этом потребление мяса с каждым годом продолжает расти.
Удивительно, что мы, американцы, до сих пор не осознали, что поспешное и незапланированное развитие способно вызвать обратную реакцию – особенно если учесть, что страна уже пережила несколько таких случаев, в частности, «Пыльный котёл» 1930-х годов, величайшую экологическую катастрофу в истории Северной Америки. Это событие запечатлено повсюду – и в романах, и в кино. Горькая история отчаявшихся переселенцев вдохновила Джона Стейнбека на написание романа «Гроздья гнева», где описывается бедственное положение людей, которых можно назвать первыми климатическими беженцами Америки. Этот роман – ярчайший пример реакции природы на действия человека.
На огромных просторах от реки Миссисипи на востоке до Скалистых гор на Западе простираются Великие Равнины. Над этими землями бушует шквальный ветер, иногда даже пугая своим свирепством. На протяжении веков, возможно, тысячелетий, природа решала эту проблему при помощи травы, удерживающей рыхлый верхний слой почвы. Но всё изменилось к концу XIX века, когда первопроходцы отправились на Запад, соблазнённые обещаниями плодородных сельскохозяйственных угодий. В итоге они распахали прерии, превратив травянистые равнины в пшеничные поля. Фермеры вырубали деревья, служившие защитой от ветра, и вспахивали землю, пока не осталось на ней ни единой травинки. Так верхняя почва превратилась в тонкий, рыхлый и едва прикрывающий твёрдую землю слой.
И тут погода испортилась. Начиная с 1930 года, на регион обрушились четыре волны засухи. Вместе с засухой пришли ветры – свирепые порывы, которые срывали верхний слой почвы с такой силой, какую мало кто видел прежде, и поднимали пыльные бури, окрашивая небо в угольный цвет. К 1934 году примерно 35 миллионов акров ранее возделываемых земель стали непригодными для сельского хозяйства, а ещё 100 миллионов начали быстро терять свой верхний слой. Но на этом природа не думала останавливаться. Теперь она добавила страданий в виде жары. 1934 год стал самым жарким годом в Соединённых Штатах (и оставался таковым вплоть до 1998 года). В тот страшный период погибли тысячи людей; миллионы бежали. А оставшиеся фермеры погрузились в десятилетнюю нищету.
Изо дня в день мы всё больше искушаем судьбу. Изменение климата Земли – это глобальная экологическая проблема, заслуживающая отдельных книг и предостережений. Климат оказывает большое влияние на все составляющие природы, на формирование ландшафта как природного явления и как среды обитания. В настоящее время на большей части земного шара устанавливается тропический климат. Повышение температуры, в свою очередь, создаёт благоприятные условия для развития болезней, чему способствуют не только высокая температура и влажность, но и расширение ареала обитания ряда животных – переносчиков болезней. Более того, по оценке ООН, на поверхности Земли идёт активное наступление пустынь – каждую минуту 23 гектара плодородной земли погибает под натиском песков. В 2010 году Люк Гнакаджа, исполнительный секретарь Конвенции ООН по борьбе с опустыниванием и засухой, назвал этот процесс «величайшей экологической проблемой современности», предупредив: «От вымирания человечество отделяют всего лишь двадцать сантиметров плодородной почвы». Тридцать восемь процентов поверхности Земли находятся под угрозой опустынивания, и некоторые из них вызваны не столько глобальным изменением климата, сколько чем-то более легко предотвратимым: чрезмерной добычей воды. Одним из самых важных источников влаги в мире является водоносный горизонт Огаллала, простирающийся через полузасушливые земли Южной Дакоты, Небраски, Канзаса, Оклахомы и Техаса и обеспечивающий около трети грунтовых вод, используемых для орошения американских ферм. Этот, казалось бы, бездонный колодец настолько активно опустошается агробизнесом, что менее чем за пятьдесят лет он сократится на 70 %. Если водоносный горизонт иссякнет, то на его восполнение осадками потребуется целых 6000 лет.
Возможно, вы скажете, что здесь нет ничего необычного: человечество изменяет природные процессы с тех самых пор, как научилось добывать огонь. Да, конечно, климат в прошлом тоже менялся, но никогда прежде он не менялся настолько быстро. Изменения заметно ускорились с изобретением колеса, плуга и, что особенно важно, парового двигателя, а в двадцатом веке и особенно в последние несколько десятилетий этот процесс только набирает обороты. Мало того, что население планеты удвоилось, так с 1900 года средняя продолжительность жизни в мире увеличилась более чем в два раза. Как объяснил Джошуа Ледерберг, биолог, американский генетик, получивший Нобелевскую премию по физиологии и медицине за открытия в области генетической рекомбинации и организации генетического материала у бактерий: «Увеличение продолжительности жизни выносится за рамки действия естественного отбора». В своей блестящей речи в 1989 году на конференции по вирусологии в Вашингтоне Ледерберг утверждал: «Мы настолько изменили биологическую траекторию, что современный человек стал уже рукотворным видом».
Ледерберг сказал: «Продолжающееся экономическое и научное развитие человека – это самая большая угроза для растений и животных, поскольку мы вытесняем их в своём стремлении к господству. Если отбросить несколько паразитических черт, – добавил он, – Homo sapiens имеет неоспоримое превосходство». При этом Ледерберг отметил наличие реального конкурента, который в конце концов может нас победить, – вируса. «Природа не всегда благосклонна. Многим людям трудно смириться с тем фактом, что она не испытывает особых чувств к благополучию человека по сравнению с другими видами». Ледерберг напомнил аудитории о судьбе, постигшей кроликов в Австралии в 1950-х годах, когда в качестве меры контроля популяции их заразили миксоматозом – смертельно опасной вирусной болезнью из Южной Америки, от которой у её жертв появляются опухоли в области глаз, ушей и ануса. В конце концов кролики выработали иммунитет, но только после того, как вирус убил более 99 % особей во время первых вспышек. Ледерберг завершил свою речь мрачной картиной: «Вот что любопытно: а смогло бы человеческое общество выжить, если бы на планете осталось всего несколько процентов людей? Сумели бы мы функционировать на более высоком уровне, или мы ничем бы не отличались от кроликов? А даже если так, то смогли бы мы конкурировать с кенгуру?»
Всё это – лишь естественные риски, а ведь существуют и сугубо человеческие. Способно ли человечество использовать болезни в качестве оружия? В истории, безусловно, найдётся несколько примеров. Австралийский философ Тоби Орд в своей книге «The Precipice» утверждает, что ещё в 1320 году до нашей эры в Малой Азии овец, заражённых туляремией, перегоняли из одного царства в другое. Что касается современной истории, то Советский Союз, например, разработал сложную программу по созданию биооружия (от оспы до сибирской язвы) и задействовал в ней до 9000 учёных. Однако не стоит забывать, что в наши дни, благодаря новейшим достижениям в области биологии и технологии, для производства смертельных патогенов требуется всего несколько учёных и небольшие инвестиции.