Глава 5
Ночью Леонтий видел дурной сон, с трудом поднялся, измотанный и обессиленный поплелся в душ.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила его жена за завтраком. – Всю ночь крутился, выглядишь, как с креста снятый…
– Что у тебя за дурацкие сравнения? – вспылил он. – Я не выспался, а тут еще ты со своими причитаниями.
Она оскорбленно замолчала и углубилась в журнал, где печатались косметические и кулинарные рецепты. Ее манера читать за столом раздражала мужа, и Эмма прекрасно это знала. Она нарочно решила испортить ему настроение. Впрочем, портить было нечего – настроение отсутствовало, как и аппетит. Он отодвинул от себя тарелку с творогом и проворчал:
– Сделай мне бутерброд с котлетой. Эту бурду есть невозможно! Если уж ты пичкаешь меня творогом, будь добра покупать его на рынке, а не в супермаркете!
– Мне некогда ездить на рынок.
– Чем же ты занимаешься?
– Работаю.
– От твоей работы – никакого толку! Лучше бы сидела дома и занималась хозяйством.
Эмма злобно хлопнула дверцей холодильника, что тоже действовало мужу на нервы. Он еле сдержался. Холодильник с огромной морозильной камерой стоил немалых денег. Супруги не бедствовали – Леонтий зарабатывал достаточно, чтобы ни в чем не нуждаться, – но портить дорогие вещи было непозволительно, и он не раз напоминал Эмме о «разумной бережливости».
– Не хлопай дверцей!
Она со стуком водрузила на стол кастрюльку с котлетами.
– Обслужи себя сам хоть раз в жизни! Здесь тебе не ресторан!
Вильнув бедрами, Эмма скрылась, и до Леонтия донеслись из гостиной звуки телевизора. Она включила пошлый сериал и уселась краситься. Будет накладывать на лицо тональный крем, слой за слоем, подводить глаза, мазать губы помадой вульгарного оранжевого цвета. Каждый день одно и то же…
– Боже мой, – процедил он сквозь зубы. – Как я терплю это все?! Не надо было жениться…
Эмма работала закройщицей в ателье за мизерную, по меркам Леонтия, зарплату и ни за что не соглашалась бросить это пустое занятие. Раньше она брала заказы еще и на дом, но после замужества перестала – Леонтий встал на дыбы и потребовал прекратить это безобразие. Вместо того чтобы уделять внимание ему, жена вечерами кроила чужим людям, допоздна возилась с лекалами, повсюду разбрасывала обрезки ткани, иголки и булавки. Однажды Леонтий наступил на булавку, поранился и устроил скандал. Не хватало, чтобы он пострадал из-за чьей-то неряшливости.
– Тебе денег мало? – негодовал он. – Я тебе даю на карманные расходы вдвое больше твоей зарплаты, не считая денег на хозяйство! Зачем ты продолжаешь зря тратить время?
– Это моя жизнь! – взвилась Эмма. – Я не рабыня, чтобы сидеть взаперти и ждать, пока ты оторвешься от своих официанточек и поварих!
– Я нанимаю поваров-мужчин… – опешил Леонтий. «А на официанток даже не смотрю», – собирался добавить он, но прикусил язык. Эмма ревнует! Это было для него открытием.
Их познакомила Глаша, когда еще была жива. Ее подруга шила себе наряды в ателье «Ромашка» и попутно присмотрела Леонтию невесту. Глаша одобрила выбор. «Сколько можно ходить холостяком?» – сказала она пасынку. Они с Эммой два года встречались, и тогда она казалась Леонтию идеальной спутницей жизни. За пять лет брака его иллюзии рассеялись.
«Мы с тобой не созданы для семейной идиллии, Неля, – признался он сестре. – Смерть мамы наложила отпечаток на наши судьбы. Наше детство прошло без материнской ласки и ожесточило нас. Мы не способны любить… вот что я понял! У меня были увлечения, но ни одно из них не переросло в настоящее чувство, ради которого люди соединяются навеки».
Из глаз Нелли градом катились слезы. Она была некрасива и достаточно умна, чтобы не делать ставку на внешность. Роман с научным сотрудником из отдела, который она возглавляла, окончился болезненным разрывом. Мужчина оказался бабником и любителем приложиться к бутылке. Нелли понадобился год, чтобы разобраться в нем. Она обманулась в лучших ожиданиях! Надежды обрести семейный очаг таяли, женская зрелость была на исходе, невостребованная, увядающая, словно забытое на дереве яблоко.
«Честно говоря, я не имею права обвинять Олега, – вздыхала она. – Я не любила его. Просто хотелось стать женой, как все мои сверстницы. Надоело быть старой девой. Думала, привычка постепенно превратится в нежную привязанность».
«Стерпится – слюбится?»
«Ну, да. Живут же другие…»
«Не повторяй моей ошибки, сестричка, – говорил Леонтий. – Выходить замуж без страсти – гиблое дело».
«Какие страсти в нашем возрасте? Мне вот-вот сороковник стукнет…»
«Ты отлично выглядишь…»
«Не смеши меня!»
Она улыбалась сквозь слезы, мысленно проклиная свою все еще не преодоленную потребность в любви. Неужели так и суждено ей перезреть, не вкусив самого сладкого из плодов жизни?
«Я послушался Глашу и теперь жалею, – заявил брат. – Мы с Эммой – совершенно чужие друг другу. Надо было не торопиться, искать ту единственную, которая дала бы мне счастье!»
Нелли хотела спросить, как у них обстоит дело с сексом, но постеснялась.
«Ты и так поздновато женился…»
«Папа в третий раз успел!»
Кровь бросилась ему в лицо при мысли о мачехе. Как отец посмел привести в дом такую молодую женщину? Стыд и позор…
«Интересно, они занимаются любовью?»
Нелли вспыхнула, отвела заплаканные глаза. Этот вопрос и ей не давал покоя. Отвратительные картины постельных сцен, где отец выступает в роли любовника Раисы, заставляли ее краснеть и чувствовать себя оплеванной, униженной. Как он может после мамы и Глаши? А как эту девицу угораздило спутаться с пожилым немощным человеком, которому впору о душе заботиться, а не предаваться телесным утехам?
«Даже представить противно!»
«Наверное, отец употребляет какую-нибудь виагру… – предположил Леонтий. – При его здоровье это опасно. Раиса загонит его в гроб».
«К этому она и стремится!»
«Не сомневаюсь…»
Сон, который он безуспешно вспоминал все утро, вдруг сам собой пришел ему в голову и развернулся в лицах и красках.
Мама, молодая и прекрасная, стоит в дверном проеме и улыбается, манит к себе маленького Леонтия…
– Я жду тебя, сынок…
За ее спиной – крылья из блестящих перьев, на голове – венок из золотых цветов и листьев. Что-то в ее лучезарном облике смущает мальчика, он весь дрожит, пятится, закрывает ладошками глаза.
– Верни мне то, что я потеряла…
Она стоит в мощном потоке света, совершенно обнаженная, бесстыдно выставляя напоказ свою пленительную красоту – округлые груди, тонкую талию, гладкий живот и полные бедра.
– Я не могу, мама…
Лицо матери искажает жуткая гримаса, она падает на четвереньки, все ее тело мгновенно преображается: туловище покрывается чешуей, шея удлиняется, сзади вытягивается тонкий чешуйчатый хвост, на голове вырастает рог, а губы, которые так нежно целовали сына, становятся пастью, откуда угрожающе высовывается раздвоенный язык. Но больше всего ребенка пугают ее мощные лапы: передние – как у пантеры, а задние – как у гигантской птицы, с четырьмя когтистыми пальцами…
Он замирает в ужасе, готовый к самому худшему. Он чувствует свою вину, ведь он не в силах исполнить ее просьбу! Значит, она вправе наказать его…
Тишина взрывается чуждыми нелепыми звуками, взламывающими мозг. Он хватается за голову, сжимает виски, стонет от невыносимой боли…
– Ты чего сидишь? – удивленно спросила Эмма, стоя на пороге кухни. – На работу опоздаешь…
– Черт с ней, с работой!
Она застыла с открытым ртом, вглядываясь в серое безжизненное лицо мужа. У него лоб покрыт испариной, а глаза мутные от пережитого страха.
– Тебе плохо?
– Да, немного… Принеси лекарство…
Астра держала свое зеркало Алруну накрытым бархатной тканью в запертом шкафчике. Каждый раз, доставая его, она испытывала непередаваемое волнение, любопытство и благоговение. Из золотистого тумана, обрамленного бронзовым багетом, на нее взирала дама, похожая на Астру и в то же время другая – более мудрая, невозмутимая и светлая, как зеркальная гладь «венецианской» амальгамы…
Зажженные свечи трепетали от едва заметного движения воздуха, уходили в зеркальную бесконечность, порождая причудливые образы, сотканные мириадами мыслей, витающих в ее воображении или в смутных коридорах будущего…
Прелестная женщина в венке из мандрагоровых цветов кивала Астре, улыбалась уголками губ, на ее щеках играл розовый румянец…
– С чего думаешь начинать? – спросил Матвей, разрушая очарование и волшебство момента.
– С Мандрагоровой Дамы…
– Не понял.
– С Афродиты! Помнишь мраморную статую на флешке?
Еще бы не помнить. По милости Астры он бессчетное количество раз видел этот пестрый калейдоскоп картинок, созданных безумцем. Они врезались в память, словно египетские иероглифы в каменные стены.
– Сумасшествие заразно, – сказал он. – Сколько можно повторять?
– У меня хороший иммунитет.
Он собрался было возразить, но вместо этого громко чихнул от свечного чада.
– Ну, ты и надымила! Твое баловство с огнем доведет до беды.
– Не каркай…
– Я только предупреждаю.
– Образы могут повторяться, – невпопад заявила она. – Это кирпичики, из которых складывается реальность. Можно их сложить так или этак, все зависит от каменщика.
– И кто же каменщик?
– В данном случае, я, мое сознание. Оно вольно распорядиться «кирпичиками» по своему усмотрению.
Матвей молча наблюдал за колебаниями свечных язычков, которые отражались в зеркале. Ему на ум пришел усадебный дом в огнях, звуки музыки, льющиеся в прохладу ночи за окнами… Это пробудился граф Брюс, затосковал о петровских временах, о тенистых аллеях парка в подмосковных Глинках, о белоснежных богинях, созерцающих свое отражение в неподвижных водах пруда…
– О чем тебе говорит статуя Афродиты в венке из мандрагоровых цветов? Которая из Ракитиных может сравниться с богиней любви и красоты? Уж точно не дочь профессора.
– Ракитиных несколько. Кроме дочери, это еще жена Леонтия, нынешняя супруга самого Никодима Петровича… и покойные Глафира и Лидия. Неплохо бы заглянуть в семейный альбом профессора.
– Глафира и Лидия? – удивился Матвей. – Они же мертвы.
Астра оставила его замечание без комментариев.
– Надо попросить Нелли, чтобы она принесла нам альбом с фотографиями Ракитиных. Наверняка он у них есть.
– И что? Допустим, одна из Ракитиных – живых или мертвых – действительно обладает редкой красотой. Какое отношение это может иметь к убийству?
– Самое прямое… или никакого!
– Замечательный вывод. Впрочем, убийства пока не произошло. Надеюсь, что все ограничится фантазиями нашей клиентки.
Матвей задул парочку свечей, которые почти догорели.
– Какая вещь пропала у Нелли последней? – спросил он. – Зонтик?
– Нет. Браслет с лазуритом. Она говорит, что это подарок мужчины, с которым она встречалась. Лазурит якобы защищает от завистливых глаз. Потом, когда они расстались, Нелли надевала браслет всего два-три раза… она не сразу заметила, что он пропал.
– У нее был мужчина?
– Конечно, был. Она не настолько уродлива! К тому же занимает руководящую должность в фирме, прилично зарабатывает.
– Браслет золотой?
– Да. Тонкий, современного дизайна. Правда, застежка у него барахлила. Нелли как-то обронила его с руки, но это случилось в гостях у отца, и украшение ей вернули.
– Кто?
– Домработница. Она пылесосила ковры после именин профессора и обнаружила браслет на полу, между креслом и диваном.
– Зачем Ракитину домработница…
– …если у него есть жена? – подхватила Астра, смеясь. – Типично мужская логика.
– Я не то хотел сказать, – смешался Матвей. – Профессора не так богаты, чтобы держать прислугу.
– Домработнице платит его сын, Леонтий. Когда умерла Глаша, он нанял эту женщину вести хозяйство отца. После его женитьбы на Раисе прислугу не уволили не столько из жалости, сколько из соображений безопасности. Леонтий не обеднеет, а дочери и сыну так спокойнее, – отец все-таки находится под присмотром. Они не доверяют молодой мачехе.
– На мачеху все же не помешало бы взглянуть. Нельзя ли как-нибудь хитро с ней познакомиться?
– Я думаю над этим. Есть варианты… Нелли сказала, что профессор дает консультации по культуре древней Вавилонии, платные, разумеется. Прикинусь богатой бездельницей, любительницей экзотических штучек наподобие «исторического ландшафта».
– Чего-чего?
– «Исторического ландшафта»! – с улыбкой повторила Астра. – Термин я сама придумала. Заявлю, например, что мечтаю соорудить возле загородного дома арку в виде «Ворот Иштар» или что-нибудь в этом роде…
Еще несколько свеч потухли и задымили. Матвей встал, распахнул форточку. По спине побежали мурашки…
– Слушай, убери-ка ты его!
– Кого?
– Зеркало. Оно будто в спину смотрит…
– Что за выдумки? – захихикала она. – Как зеркало может смотреть?
– Ну, не зеркало… а то, что в нем… или та… – Он запутался, рассердился и в сердцах накинул на зеркальную поверхность кусок бархата. – Так гораздо лучше. Без соглядатаев…
– Ага! А кто надо мной потешался? Кто говорил, что у меня «не все дома»?
– Каюсь, был не прав. Ладно, что там насчет арки в виде…
– …Ворот Иштар. Я тут порылась в Сети, прочитала интересные вещи. Прежде чем идти к профессору, надо быть подкованной. По свидетельству Геродота, Вавилон потрясал воображение чужеземцев своей красотой и роскошью. Его жемчужинами были Ворота Иштар, висячие сады и зиккурат Этеменанки. Зиккурат – это храмовая башня, выстроенная ступенчатыми террасами. Оказалось, Вавилон – вовсе не «библейская легенда», а реально существовавший город. При раскопках археологи обнаружили и остатки Ворот Иштар, от которых брала начало Дорога Процессий, и основание разрушенного зиккурата, и фрагменты садов. Ворота Иштар были реконструированы в натуральную величину и находятся в берлинском музее. Зрелище впечатляющее! Почему бы мне не построить нечто подобное у себя в Подмосковье? Не таких внушительных размеров, конечно… просто миниатюрную копию. И хвалиться перед гостями!
Карелин с сомнением покачал головой:
– Ты уверена, что ученый согласится беседовать о вавилонской культуре с какой-то претенциозной выскочкой?
– Во-первых, я не собираюсь играть роль выскочки. Напротив, изображу скромность и смирение. Во-вторых, Ракитину нужны деньги. У него молодая жена, если ты помнишь. Я упрошу его встретиться! Наверняка он пригласит меня к себе домой, а там познакомит с супругой. Он воспитанный, интеллигентный человек. А дальше все будет зависеть от меня, сумею я найти общий язык с Раисой или нет.
– Попробуй, – без энтузиазма кивнул Матвей. – Чем черт не шутит?
Они сидели в гостиной ее квартиры на Ботанической улице. Шторы на окнах были раздвинуты. Внизу раскинулся засыпанный снегом сад, весь розовый от полуденного солнца, чуть дальше виднелись крыши выставочного центра. Расставленные по всей комнате свечи оплыли, уменьшились наполовину. Пахло горячим парафином и дымом.
Астра вдруг просияла, будто ее посетило озарение.
– Вот тебе и Мандрагоровая Дама! – воскликнула она. – Богиня Иштар олицетворяет планету Венеру, а Венера – это Афродита у греков.
Матвей состроил ироническую мину.
– Должен признать, в семье Ракитиных с женщинами творится что-то странное. Одни умирают, другие боятся насильственной смерти, третьи… – Он запнулся. – Забыл спросить. Как Нелли заметила пропажу браслета?
– Ей захотелось надеть его на корпоративную вечеринку, но браслет исчез.
– Из квартиры?
– Она хранила его в ящичке секретера, вместе с остальными драгоценностями, которых у нее немного.
– Тогда найти вора проще простого! Установить, кто побывал у нее дома за это время и…
– Дело в том, что Нелли не может точно вспомнить, положила ли она браслет в ящичек. Возможно, она обронила его в прошлый раз. В любом случае потеря дареного украшения повергла ее в шок…