Когда я была маленькой, я мечтала стать поваром.
Потом посмотрела, как мать денно и нощно только и делает, что бегает вокруг плиты, обслуживая мое многочисленное семейство, и поняла, почему так воодушевленно заулыбались родственники, стоило мне объявить о будущей карьере.
Но приносить гастрономическую радость окружающим мне все равно нравилось. Будто после принятия еды люди оставляли в себе частицу моей любви. Похожая аналогия у меня была и для секса.
Я определенно мечтала оставить после своего правления на Земле пышное наследие. Жутковатый способ, конечно, но Будда вроде ничего подобного не запрещал.
Наблюдать, как Антон ест, было приятным вдвое: чем больше он наворачивал моё фирменное «Рис из топора», тем сильнее походил на прежнего красавчика. Какое-никакое эстетическое наслаждение я от него все-таки получала.
Но я была бы не я, если бы не испортила уютную обстановку на пустом месте:
– Когда-нибудь мы откормим тебя до настоящего человека.
Вопреки ожиданиям, Антон благодарно кивнул.
Чего это он радуется?
– Я серьезно. Ты вчера вел себя, словно собираешься ноги протянуть прям на улице. Почему не закинулся таблетками?
– Я их не пью, – пробубнил он. – Я уже почти здоров.
Многозначительно промолчать, что ли? Где он – и где психическое здоровье. Впрочем, кто я такая, чтобы судить.
– Так а, собственно… Кто же все-таки обитает в твоей голове, кроме тебя? Кхмм… Кого нам надо накормить, чтобы ты выздоровел?
Мне казалось это неплохим заходом на интересующую меня тему. Но Антон сжался, и я недовольно поняла, что все еще поспешила.
Он уставился в пространство между нами. Интересно, со сколькими из них он сейчас разговаривает?
Я замерла, не моргая.
– Они здесь, да?
– Кто? – Антон перевел на меня заторможенный взгляд.
Он издевается?
– Личности твои, придурок! – не выдержала я. – Я все еще жду ответа на вопрос!
– Но у меня нет личностей, – буркнул парень, отодвигая от себя пустую тарелку и глядя в пол. – Кто тебе сказал про них?
– Но ты ведь выглядишь, как типичный их обладатель, – я не веряще упала на спинку стула. – Я почти физически ощущаю, как с тобой кто-то разговаривает, помимо меня!
Антон ойкнул и боязливо покосился вправо.
Ага! Я все же права!
– Познакомь нас, – улыбнулась я елейно. – Обещаю, мы подружимся.
Он без особого вдохновения протянул мне руку и представился:
– Джанджа.
Я опешила.
– Я разговариваю с Джанджей?
– Нет, – Антон покачал головой. – Я просто представляюсь тебе от ее имени. Джанджа спит на твоей кровати.
Оу. Как все интересно, блин.
– А Джанджа – это кто?
– Мой ангел.
– Ангел дрыхнет в моей кровати? – я хмыкнула.
Антон сконфуженно улыбнулся.
– И что, Джанджа – единственная из твоих личностей? Или остальные запрещают себя упоминать?
Мне все казалось, что этот парень должен скрывать нечто большее, чем раздвоение личности. Как насчет расщепление до сотни?
– Нет, мне хватает ее одной, – Антон нервно хмыкнул и зажал рот ладонью, будто изо всех сил просил себя заткнуться. – Раньше было больше, но стоило явиться Джандже… Она особенная. Она… – он вздохнул, – она очень классная. Я обязан ей выздоровлением.
– Ты не здоров, – проговорила я хмуро. – Ты вчера чуть не окочурился, повторяю.
– Но ты не видела меня раньше! – лихорадочный блеск в глазах Антона выдавал его с поличным. – Прежде я был неадекватным. Я, я… – он закрутил головой по кухне, – я плохо разговаривал… несвязная речь, плохая координация… – теперь он уставился на меня с маниакальной улыбкой: – Я даже мать собственную однажды придушить хотел.
– Для этого даже необязательно быть шизофреником, – я буднично пожала плечами.
– Просто… Жить стало сильно легче, когда ко мне пришла Джанджа, вот.
– Ага. И ты уже почти здоров, да?
– Да. И у нас есть план.
– Хоть у кого-то в этом доме есть план, – вздохнув, я направилась к плите, чтобы поставить чайник. – Хотя нет, подождите, вчера у меня тоже был план, ха.
– Такой же эпичный, как мой? – не поверил Антон. – Давай насчет три.
Он что, впал в детство?
– Ой нет, детка, – я покачала головой. – Мой план еще рано твоим ушам слышать. Так что просто позволь тётушке Ладе за тебя порадоваться.
– Почему ты ведешь себя со мной, как с ребенком? – буркнул Антон. – Я сильно старше.
– Потому что ты ведешь себя, как ребенок, – я достала с полки кардамон и сахар. – Жасмин будешь?
– Нет.
– Как хочешь.
Я скосила взгляд к окну, привалившись к которому он сидел. Неужели обиделся? Было бы за что. Я ж его даже кипятком не ошпарила еще. Хотя собиралась.
Давай же, чайник, неблагодарная твоя душонка, закипай!
– Так что там у тебя за план? Хочешь выиграть в лотерею и умотать в Монако?
– В лотерею я уже выиграл, – отозвался Антон. – У генетики. Разве не видно?
Я, быть может, излишне оптимистично вылила содержимое чайника в две кружки, попутно успев обжечь себе три пальца. Ничего, мне полезно.
– Ты кидаешь кардамон прямо в кипяток? – глаза Антона полезли на лоб. – Ты все-таки шизофреник, да?
– Да, – я обнадеживающе ему улыбнулась. – У каждого из нас свои заскоки. Давай посчитаем.
Я села по-турецки напротив и уставилась на него голодными глазами.
– Начинай.
Антон хмыкнул и посмотрел в окно. Точнее на муху в паутине в углу стекла.
– Не думаю, что мы должны произносить такие вещи вслух.
– Начинается на С, заканчивается на Д, да? – я горько усмехнулась.
Или все-таки радостно. У меня вообще складывалось впечатление, что я пустила его в квартиру, чтобы больше не выпускать. Он был совершенен.
– Д-да, – нехотя кивнул он, продолжая глазеть на паутину. – Суицид – довольно красивое слово, если подумать. Не то чтобы я много думал.
– Конечно. Ты просто случайно его в своем плове увидел, – я кивнула. – Так что там за план?
– Я хожу в детдом, – признался он с внезапной мечтательной улыбкой на пол-лица. – Мечтаю взять оттуда ребенка на опеку.
– У нас разве дают детей одиноким…
– Нет.
– …мужчинам?
Антон вздохнул.
– Нет, Лада, не дают. Но я мечтаю с кем-нибудь заключить фиктивный брак.
О, Боже. Он произнес мое имя. Не думала, что оно звучит так красиво.
Я сглотнула.
По телу пробежали мурашки.
Он же шизофреник, глупая женщина! Что ты творишь!
Только попробуй сказать, что согласна на брак, и полетишь с ближайшей многоэтажки в свадебную ночь.
– И что… – я рассеянно намотала локон на палец, – уже есть претендентки?
Он досадливо помотал головой.
Разумеется. Как бы ни был он красив, мил и нежен – он был болен. За такими в очередь не выстраиваются. Даже в России.
– А ты уверен, что вообще можешь быть нормальным отцом? – я скептически выгнула бровь и наконец вспомнила, что держу в руках горячий чай. – У тебя есть работа хоть?
– Есть.
Хм, это было неожиданно. Должно быть, какой-нибудь уборщик с задатками вахтера.
– Я графический художник.
Я подавилась чаем.
– Кто? Что? Ты? Кгхм!!
Антон испуганно застучал мне по спине.
– Пожалуйста, не умирай. У меня начнется приступ, – бурчал он, со всей силы заходя мне ударами по позвоночнику.
Я с трудом отползла к плите, исходя слезами от чая не в том горле.
– Ты шо творишь? Ребенка своего тоже будешь спасать избиением? – прохрипела я оттуда.
– Я сделал что-то не то? – пробормотал этот спаситель человечества. – Прости, я… Просто давно не дотрагивался ни до кого реального. А с собой я груб.
– Еще раз тебе говорю, подумай раз с пятьсот, прежде чем смотреть в сторону детей!
Антон отшатнулся, будто от удара. Взгляд его потух.
Мне даже стало почти стыдно за свои слова.
Почти.
Не скажи я их – винила бы себя за покалеченную психику какого-нибудь абстрактного ребенка.
– Но ты ведь…
– Что?
Я подняла на него хмурый взгляд.
Он выглядел таким… невинным. Блин. На таких нельзя долго злиться.
– Ты ведь хотела вылечить меня своим пловом.
– Ты хренов манипулятор.
– Ты сможешь вылечить меня своим пловом?
У него были такие красивые голубые глаза.
Я тут же вспомнила, как в годы юности, лучшие годы своей жизни, я мечтала кормить его пловом до посинения.
– Конечно, – вздохнула я и упала обратно на стул. – У меня все схвачено, чо. Вэлкам ту плов-хаус «У тётушки Ладушки». Накормить и вылечить любого русского – предназначение нашей восточной души.
– Ты красивая и молодая, не называй себя «тётей», – попросил Антон, хмурясь.
– Не делай мне комплименты, – тут же огрызнулась я. – Мы здесь не за этим.
– А за чем?
Хм, действительно.
Я посмотрела на изображение Будды на одном из календарей за позапрошлый год, висящим на стенке.
Мы здесь – чтобы перестать плодить иллюзии. Относительно своей дальнейшей счастливой жизни.
– Ну, если коротко, я быстро порешаю твои проблемы – и направлюсь на тот свет с чистейшей кармой, – буркнула я, отворачиваясь. – У меня все схвачено. Пусть только попробуют вернуть меня обратно.