Мы долго думали, как назвать пса. Всякие «рексы», «джеки» и прочие «шарики» были отметены сразу. Сыграл роль черный окрас. Виталик как-то, посмотрев на щенка, сказал: «Я знаю, как его звать: БЛЭК». Спорить с «хозяином» мы не стали, тем более, что на произнесенное слово «БЛЭК» щенок, как по команде, прибежал из кухни и внимательно на Виталика смотрел. А через день он уже понял, как его звать.
Блэк быстро учился самым простым командам: «ко мне», «сидеть», «лежать», «голос». Так же быстро он сообразил, что за каждое «послушание» он должен из рук получить угощение. И, иногда, увидев, что в руках ничего нет, ничего не делал и ждал, когда «командующий» возьмет в руки «угощение».
Игрушки его тоже не очень интересовали. Я, в то время, собирал резиновые игрушки – различных «пищащих» зверьков. Однажды, когда я принес очередную покупку, одна игрушка упала со стола. Блэк подошел, понюхал, а когда взял в зубы, игрушка слегка «пискнула». Не знаю, что ему не понравилось: запах, вкус или то, что она запищала, но больше он игрушками не интересовался. И резиновый мячик, купленный специально для него, пса не заинтересовал.
Примерно два месяца после того, как появился Блэк, мы с ним не гуляли. Опасность подцепить какую-нибудь «собачью» болезнь была велика. Примерно в начале апреля мы решили, что прививки уже действуют, и начали выводить Блэка на улицу. Утром и вечером желающих погулять с пёсом было достаточно. А вот прогулка днем сразу «легла» на Таню. Она приходила обедать с почты домой, гуляла с псом, потом кормила его, и только потом обедала сама.
Прогулки Блэку сразу понравились. И он быстро сообразил, что, если кто-то одевается, значит, возможно, и его возьмут гулять. А когда «одевающийся», уходил без него, обида выражалась лаем. Хорошо, что голос в то время был не очень громкий.
Мы боялись, что щенок может испортить обувь. Однако скоро убедились, что пес к обуви совершенно безразличен. Все мои друзья, кто «имел понятие» о собаках, предупреждали, что, когда у него будут меняться зубы, он будет грызть всё подряд. Может у нас было что-то не так, но была только одна пара домашних тапочек, которая ему особенно нравилась.
Сначала он утащил под кровать, на которой спала Лена, один тапок из пары. Залезть под кровать мог только он, и даже швабра не могла достать до дальнего края. Наверное, когда Блэк оставался один, он доставал этот «тапок» и с наслаждением грыз его. Потом он, наверное, попутал тапки, под кровать оттащил целый, а в прихожей оставил тот, который грыз.
Хозяин тапок и все остальные решили, что не надо препятствовать его желанию грызть эти тапки. И, вскоре, мы видели, как тапочек уменьшается в размерах. При этом один тапок Блэк грыз со стороны носка, а второй со стороны пятки. И это было той малостью, которую мы ему позволили. А вот мебель его не интересовала. Ни один стул или другая мебель от щенка не пострадали.
Нет, нельзя сказать, что Блэк был совсем «безобидным» псом. Летом 93 года я решил немного «облагородить» коридор и переклеил обои. Работа несложная, за пару часов всё было готово. Только отрезать низ обоев по уровню плинтуса не стал, ждал, пока клей просохнет.
На следующий день я сидел в комнате за письменным столом и что-то читал. В тишине я услышал из коридора странный звук, как будто рвется бумага. Причем продолжительность звуков была то совсем короткой, то чуть большая. Я чуть наклонился, чтобы увидеть коридор в проеме двери. Картина меня поразила. Блэк зубами цеплял нижний край обоев и потихоньку отходил назад. Обои отрывались. Когда очередная полоска отрывалась полностью, он выплевывал бумагу на пол и всё начиналось сначала. Я поднялся со стула и тихонько наклонился над ним.
То, что я увидел, описать словами очень сложно. Когда была оторвана очередная полоска обоев он повернул голову в мою сторону. Наверное, ему это занятие доставляло огромное удовольствие. По- другому выражение, которое было на его мордашке, описать нельзя.
Он снова подошел к стене и взял в пасть нижний край обоев. Мой оклик: «Блэк»– заставил его повернуться ко мне. Конечно, политика «кнута и пряника» может быть «основой» воспитания. Но мое глубокое убеждение, что иногда достаточно «просто поговорить с собакой». Не помню, какие слова я ему тогда сказал. Одно знаю точно: и в этот раз, и много раз потом пёс внимательно слушал, что ему говорили. Понимал ли? Или интонация и жесты помогали? Не знаю. Мы все считали, что всё он отлично понимает. И пусть со мной не соглашаются «знатоки собак», я своего мнения об их сообразительности и понимании языка людей не изменю.