Квартира была моей – точнее, досталась от родителей, которые давно умерли. Теперь она казалась пустой.
Стояла страшная жара.
Я был в отпуске и маялся неприкаянностью.
Не хотелось ни отдыхать, ни даже водить к себе женщин; я ничего не делал, только шарился в Интернете да бездумно бродил по окрестностям.
Я не ездил в нормальные супермаркеты, где обычно покупал продукты, возвращаясь с работы.
За соседним домом имелся дворовой магазинчик с претенциозным названием «Ассоль», где торговали всяческой малосъедобной дрянью.
Там попеременно, чередуясь парами, работали три продавщицы, на вид мои ровесницы.
Я знал их по именам.
Лена была мрачной, всегда одевалась в черное и напоминала героиню китайского фильма по имени Сян-Мэй.
Двух других звали Настями.
У одной, темноволосой, была грудь, как у порнозвезды Авы Аддамс, и живот, как у беременной на последнем месяце.
Вторая Настя – рыжеватая, с зелено-карими глазами – напоминала лисичку, попавшую в западню. Она могла бы мне нравиться, находись я в лучшем состоянии духа.
Я был молод и здоров, не обременен ни жилищными проблемами, ни алиментами.
Я имел работу: не очень денежную, но постоянную – в должности старшего программиста фирмы, занимающейся игровым софтом.
Девяносто процентов ровесников мне бы позавидовали.
Но уход жены что-то подрубил. Я не знал, что дальше делать с собой.
Я потерял смысл жизни, она катилась куда-то по инерции.
В день, с которого все началось, я пошел за продуктами, еще не зная, что куплю.
Хлеб в «Ассоли» всегда был позавчерашним, чипсы – прогоркшими, на смерзшийся монолит пельменей не хотелось смотреть.
Здесь отоваривались преимущественно местные пьянчуги, которым пиво нивелировало вкус.
В торговом зале находилась рыженькая Настя. Из подсобки доносился грохот чего-то переставляемого. Покупателей по утреннему часу не было, я оказался один.
Я прошел туда и сюда, слушая жужжание мух, бьющихся в окна, взглянул на камеру наблюдения, равнодушно мигающую под потолком, потом остановился в раздумьях.
Настя сверяла накладные, склонившись над на стеклянным шкафом с мороженым. Я невольно видел ее белую грудь в недозастегнутой кофточке и темно-розовые мордочки сосков, обнаженные отошедшим от тела бюстгальтером.
– Нравятся мои титьки? – вдруг спросила она, не поднимая головы.
– Что-что? – я вздрогнул от неожиданности. – Что нравится?
– Мои титьки.
Поднявшись, Настя одернулась, но застегиваться не стала.
– Так нравятся, или нет?
– Нравятся, – слегка помолчав, ответил я.
– Пошли в подсобку.
– Зачем?
– Ты совсем дурак?
Зеленые глаза взглянули насмешливо.
– Не совсем. Только наполовину.
Ситуация вышла из-под контроля – точнее, взяла контроль надо мной.
Ноги помимо воли перенесли в нужный угол, тело само повернулось боком, чтобы протиснуться между прилавком и стеной.
В подсобке без окон было страшно, как на том свете.
Сильно воняло печеньем, приготовленным даже не на пальмовом масле, а на какой-то машинной отработке.
«Сян-Мэй» возилась над ящиками, на нас не взглянула.
– Идем в туалет!
Настя прошла мимо железных стеллажей, распахнула узкую дверь, потянула туда.
– В туалет? – переспросил я.
– Ну да. Там тесно, но зато нет камеры.
Я за что-то зацепился, замешкался.
– Идем, идем.
В каморке пахло сыростью. Вероятно, тут непрерывно испарялся конденсат с холодных труб.
– Садись!
Она толкнула меня, я опустился на крышку унитаза.
– Вы что делаете? – глупо спросил я.
– Ты всех женщин, с которыми собираешься потрахаться, называешь на «вы»?
– А разве я собираюсь?
– А разве нет?
Я не понял, как мои джинсы оказались расстегнутыми и даже сдернутыми до колен.
– Лена!
Дверь осталась открытой, я слышал, как «Сян-Мэй» ворочает коробки.
– Лена! – Настя кричала на весь магазин. – Принеси презер с кассы! «Два икс-эль»!
– Не надо презера, – сказал я. – Я бесплоден.
– Еще лучше.
Она завернула юбку, стащила белые трусики.
Дальше рванулось нечто выходящее из образа жизни.
Сиденье скрипело, унитаз шатался, Настя дышала тяжело, закусив губу.
Из кофточки свесилась серебряная цепочка.
На медальоне было зеленое деревце, напоминающее эмблему «Шкоды» классического образца.
Ничего не купив на обед, не чувствуя под собой земли, я выскользнул из «Ассоли».
Было непонятно, как дальше жить, как опять сюда заходить и делать вид, что ничего сверхъестественного не произошло.
Возвращаться домой не хотелось.
Казалось, что квартира, где в неожиданных местах до сих пор обнаруживались забытые женой вещицы, встретит молчаливым порицанием.
Ведь сикурсов, подобных сегодняшнему, у меня не бывало даже в молодости.
Я покинул дворы и зашагал по улице.
Она шла мимо нашего квартала, затем пересекала обсаженный рябинами бульвар и бежала до реки – точнее, до частного сектора, протянувшегося вдоль прибрежного леса.
Повернув налево, улица текла мимо кособоких лачуг, пожарной части, складских терминалов.
Через некоторое время она пересекалась с липовой аллеей, а сама медленно угасала между разбросанных домов.
Под липами можно было пройти до рябинового бульвара, от которого оставалось несколько минут до моего дома.
Прогулка по кольцу, охватывающему почти весь наш микрорайон, составляла около четырех километров: это я знал по шагомеру на смартфоне.
Для нынешней ситуации такой маршрут – подобный Ремарковским гонкам «Из Брешии в Брешию» – подходил как нельзя лучше.
Миновав два стандартных панельных дома и один кирпичный, я перешел через бульвар.
Около магазина «Магнит-Косметик» стоял пузатый рыболов. В одной руке он держал серый туристический коврик, свернутый рулоном, в другой – черную сумку, на плече висел чехол со складными удочками.
Удочек торчало три штуки, они были разной длины, на концах висели одинаковые блесны – современные, в желтых и красных тонах.
Взглянув на него мельком, я пошел дальше, думая о своем.
Я пытался собрать мысли в кучку, но этого не получалось.
Перед глазами стояла Настин медальон, покачивающийся в такт ее движениям.
Некстати вспомнилось, что точно такой же два года назад я подарил жене.
На самом деле я его не подарил: таких дешевых подарков я не делал никогда – а взял по купону от банка-партнера, который она получила за пуховик, купленный в магазине «Финфлэр».
Купонов предлагалось несколько, жена выбрала ювелирный магазин, там ей приглянулась именно эта безделушка.
Воспоминания о жизни, которой словно и не было, удручали.
Я шагал по узкому тротуару, мимо шелестели машины, сверкали стеклами и уносились вдаль.
Казалось, что я должен их догонять, тоже куда-то спешить – но куда именно, было неясно.
Я перешел на другую сторону улицы.
Здесь росли березы, аллея протянулась до поворота, еще не уползла тень от домов. Теперь машины катились навстречу и исчезали за спиной. Так стало комфортнее.
Повернув налево, я совсем успокоился.
На половине пути была автобусная остановка – большая, с навесом и скамейками. Рядом стоял продуктовый магазин – убогий ларек, рядом с которым «Ассоль» казалась супермаркетом.
В тени сидел молодой кот – классической серо-пестрой окраски, красивый и тощий. Я знал его и про себя называл Никитой, с весны он побирался около магазина, но почему-то не толстел.
Никиту, вероятно, только что накормили: он сосредоточенно лизал лапку, находясь в состоянии равновесного безразличия к окружающему миру.
Вероятно, мне тоже следовало расслабиться после порции удовольствия.
Заскрежетала подъехавшая маршрутка, я поднял голову и увидел давешнего рыболова.
В том, что это был именно тот, не имелось сомнений.
Полосатая футболка, обтянувшая пивное брюхо, затянутый тесемками коврик, а главное – три удочки с желто-красными блеснами – все автоматически впечаталось в сознание и всплыло из зрительной памяти.
Автобус отъехал, рыболов оглянулся по сторонам и, убедившись, что поблизости нет машин, потрусил через дорогу.
Его маршрут был ясен.
Между последней хибарой и пожарной частью имелся узкий проезд, который спускался к речной переправе, где стучал дизельный паром, стрекотали джонки с навесами.
На том берегу раскинулись садовые участки, между кооперативами взблескивали старицы и небольшие озера.
Я сам иногда ходил туда. Мне нравился широкий простор, речной ветер, утки у берега, вскрики чаек над стремниной. Все это было как-то обещающе.
Но у переправы всегда роились садоводы – угрюмые, одинаково вонючие как на пути туда, так и по пути обратно. Сегодня не хотелось оказаться среди немытых людей в нестиранной одежде, я пошел дальше.
Ненужные воспоминания о жене ушли, их вытеснила мысль о рыболове.
Я не мог понять, как пожилой мужик, нагруженный барахлом, оказался на остановке вперед меня.
До нее от «Магнит-Косметика» было полтора километра. Я шел быстро, он меня не обгонял.
Жилой квартал, который огибала улица, был застроен плотно и беспорядочно. Среди домов пряталась школа, примостились два детских сада, загораживало путь еще какое-то сомнительное заведение, обнесенное забором. Пройти прямо тут было невозможно, приходилось то и дело сворачивать и обходить.
По улице ездил автобус, на той стороне тоже имелась остановка. Но вряд ли рыболов шел на переправу, перейдя дорогу, потом возвращаясь обратно.
Оставалось полагать, что он телепортировался в момент, когда я был занят умывающимся котом Никитой.
Я шагал и думал, рыболов сверлил мне мозг.
Не пользуясь общественным транспортом, я знал схемы движения.
За остановкой «Улица Транспортная», откуда начинался спуск к переправе, следовал «ДОК» – «деревообделочный комбинат» давно закрытый и отданный под склады. Это был конец всех маршрутов.
Теоретически толстяк мог сесть на «Гимназии №121» у «Магнит-Косметика», проехать через кольцо и вернуться, поскольку на этой стороне остановка была ближе к переправе, чем на той.
Но ни одна маршрутка не отправлялась в обратный путь сразу. На конечной остановке имелось маленькое кафе для водителей, где они пили чай и отдыхали.
Загадка рыболова не имела разгадки, ее приходилось отнести на странности жизни.
Из тумана размышлений вырвала молодая женщина с грудью, которой позавидовала бы сама Джианна Михаэлс. Она шла навстречу и было непонятно, каким образом ей удается хранить равновесие, не падать вперед.
Чудовищный бюст ударил по глазам и отрезвил голову, выбил глупые мысли.
Рыболов, вероятно, уже сошел с парома и, чертыхаясь, взбирался на песчаный берег, жена жила где-то далеко и отдельно от меня.
А я был остался здесь, и недалеко была рыжая Настя, которая отдалась без малейшего натиска.
Впрочем слово «отдалась» не подходило, она взяла меня сама.
Главным оставалось то, что ко мне – брошенному мужчине – потянулась женщина, обделенная мужским вниманием.
И пусть все произошло не в русско-классическом будуаре, не в гостинице, даже не на съемной квартире, а в затхлом туалете, где я задевал локтями стенки – это было неважно.
Мы сошлись с Настей случайно, случай не следовало перечеркивать.
Я незаметно дошел до перекрестка с липовой аллеей, столь же незаметно прошагал рябиновый бульвар.
Около нашего квартала я заглянул в «Перекресток» и взял на обед упаковку сырого бекона из мраморной говядины. Уже около кассы передумал, вернулся и прихватил еще одну: сегодня я потратил силы, их требовалось восстановить.
На парапете, ограждающем чахлую клумбу у моего подъезда, висел белый бюстгальтер с плотными чашками и кружевной планкой.
Когда я направлялся в «Ассоль» – еще не зная, что там ждет – его тут не было.
Бюстгальтер появился как некий знак.
Подъезд встретил летней духотой, лифт был в меру загажен, на прокуренной площадке стояла банка из-под пива «Белый медведь», в отсеке вязко пахло подгоревшим пловом, за дверью противоположной квартиры перебранивались.
Жизнь ползла по привычному стоку, но мне, кажется, удалось выбраться из канавы.
Рыболов мог лететь на Юпитер, я шел новой дорогой.
Я сам не заметил, как начал оттаивать после потери жены.
Настя работала чаще, чем напарницы.
Все происшедшее между нами случилось столь естественно, что мы даже не обменялись телефонами.
Я просто приходил в магазин, когда хотел, и мы уединялись в туалете.
«Уединение» было условным. Дверь мы не закрывали, иначе задохнулись бы в крошечном пространстве.
В нескольких метрах копошилась то вторая Настя, то «Сян-Мэй», чуть дальше за стеной гомонили покупатели, пищал кассовый аппарат, квакали СМС о списании сумм.
Но все это – как ни странно – не мешало.
Я вдруг начал понимать людей, которые занимаются сексом на крыше.
В первый раз я подчинился Настиной воле.
Потом, действуя осознанно, расстегивал кофточку, высвобождал из бюстгальтера и целовал ее небольшую крепкую грудь.
С каждым днем я понимал, что с женой все было не так.
Жену я любил. Но ей требовались дети, она оставалась холодной и никогда по-настоящему меня не вожделела.
Супружеский секс был каким-то пионерским.
Худенькая Настя отдавалась мне ради удовольствия.
Наше слияние бывало коротким и однообразным, занимало от силы десять минут, в течение которых напарница «прикрывала» в торговом зале. Этого хватало обоим.
Мы давно перешли на «ты», обменивались нежностями.
При всем прочем подсобка оставалась мрачной, вонючей клоакой.
Камеры наблюдения бдили каждую минуту. Записи просматривались – периодически и фрагментарно – и меня однажды заметили.
«Сян-Мэй», которая несла ответственность, наврала, что я – друг рыжей Насти, работаю водителем продуктового фургона, часто оказываюсь в этом квартале и захожу помочиться.
Романтический хозяин был нормальным человеком и объяснение принял, тем более что в магазине ничего криминального не происходило.
Но все-таки мы с Настей стали пробираться в туалет поодиночке, выходить тоже врозь. Я проскальзывал первым, она оставалась там некоторое время, чтобы привести себя в порядок, избавиться от последствий нашей страсти.
Следовало перевести отношения на иной уровень и договориться о встрече у меня в Настин выходной.
Однако тень ушедшей жены еще витала между стен квартиры и на такой вариант я не выходил.