Звездолетостроительная корпорация «Дистис» предлагала девятнадцать моделей – от нового варианта тесного космического корабля 9B до роскошного лайнера «Дистис императрикс» с эмалированным черным корпусом, отделанным золотом. Пользуясь денежными средствами, приобретенными благодаря эпохальному ограблению Менял2, Герсен приобрел «Фараон» – просторный звездолет, оснащенный такими удобствами, как автоматическая система кондиционирования воздуха, постепенно изменявшая давление и состав газовой среды корабля в соответствии с характеристиками атмосферы в пункте назначения.
Ригель и планеты Кортежа остались за кормой. Впереди темнело усеянное звездами пространство. Озабоченно нахмурившись, Алюсс-Ифигения просматривала «Звездный каталог»: «Змееносец – не звезда. Это целый сектор Галактики. Куда мы летим?»
«Звезда – Фи Змееносца, – ответил Герсен после едва заметной паузы. – Мы летим на Саркой».
«На Саркой? – Алюсс-Ифигения быстро подняла голову. – Саркойцы, если я не ошибаюсь, наперебой соревнуются в приготовлении ядов?»
«Саркойцы – отравители, это уж как пить дать», – кивнул Герсен.
Алюсс-Ифигения с сомнением посмотрела на передний экран. Желание Герсена как можно скорее покинуть Альфанор озадачило ее. Она надеялась, что он внезапно решил радикально изменить образ жизни; теперь оснований для такой надежды почти не оставалось. Она открыла «Путеводитель по планетам» и прочла статью, посвященную Саркою. Тем временем Герсен стоял у фармацевтического шкафа, приготавливая смесь сывороток, защищавшую от потенциально вредоносных белков, вирусов и бактерий Саркоя.
«Зачем тебе понадобилась эта планета? – спросила Алюсс-Ифигения. – Судя по тому, что пишут в справочнике, это какое-то змеиное гнездо».
«Мне нужно поговорить с одним человеком, – тщательно сдержанным тоном ответил Герсен и передал ей бумажный стаканчик. – Выпей эту микстуру, она предохранит тебя от чесотки и коросты».
Алюсс-Ифигения молча выпила приготовленное Герсеном зелье.
* * *
На Саркое не было особых формальностей; Герсен приземлился в космопорте Страдаха, как можно ближе к вокзалу – бревенчатому строению с крышей из лакированного тростника. Таможенный служащий зарегистрировал их как посетителей, после чего их немедленно окружили десятки горластых субъектов в темно-коричневых халатах со взъерошенными меховыми воротниками и манжетами. Каждый громко утверждал, что он – лучший местный экскурсовод и устроитель развлечений.
«Чего пожелаете, уважаемый господин, драгоценная леди? Посетить саркойское селение? Я – гетман…»
«Не прочь позабавиться харбайтом? Могу предложить трех превосходных харикапов в самом разъяренном состоянии…»
«Яды, яды в розницу и оптом! Гарантирую свежесть и безошибочную точность воздействия! Моим ядам можно доверять без опасений!»
Герсен переводил взгляд с одного лица на другое. У нескольких гидов и продавцов на щеке была татуировка – небольшой темно-синий мальтийский крест. У одного из них такая татуировка была на обеих щеках.
«Как тебя зовут?» – спросил его Герсен.
«Эдельрод, к вашим услугам. Мне известны древние легенды Саркоя, чудесные сказания! Я могу сделать так, чтобы ваше пребывание на нашей планете стало радостным и познавательным…»
«Насколько я понимаю, ты – токсикант, кандидат в мастера?»
«Верно, – Эдельрод казался несколько разочарованным. – Вы уже бывали на Саркое?»
«Я здесь провел некоторое время».
«А, вы приехали пополнить свою палитру? Будьте уверены, сударь, я могу устроить для вас поразительно выгодные сделки и показать никому еще не известные новшества!»
Герсен отвел Эдельрода в сторону: «Тебе известен мастер по имени Какарсис Азм?»
«Я его знаю. Его приговорили к сотрудничеству».
«Значит, он еще не умер?»
«Он умрет завтра вечером».
«Прекрасно! – заявил Герсен. – В таком случае я мог бы тебя нанять, если твои услуги не обойдутся слишком дорого».
«Я предлагаю все мои познания, а также мою дружбу и охрану – всего за пятьдесят СЕРСов в день».
«По рукам. Прежде всего, нам нужно как-то доехать до постоялого двора».
«Сию минуту!» Эдельрод вызвал ветхий экипаж; переваливаясь и подпрыгивая по испещренным лужами улицам Страдаха, экипаж привез их к гостинице «Отравский замок» – внушительному трехэтажному сооружению со стенами из вертикально установленных бревен и двенадцатиконьковой крышей, покрытой зеленой стеклянной черепицей. Полы в помещениях первого этажа были выстланы домоткаными коврами с яркими черными, белыми и багряными орнаментами; из стен выступали резные пилястры, изображавшие укрощенных харикапов с изможденными, осунувшимися мордами; с бревенчатых перекладин крыши свисали угловатые лозы с зелеными листьями и лиловыми цветами. Из огромных окон десятиметровой высоты открывался вид на степь Горобундур – на западе парило туманом черно-зеленое болото, на востоке темнела полоса леса. Постояльцы подкреплялись в просторном трапезном зале, меблированном столами, стульями и буфетами из плотного черного дерева. К облегчению Алюсс-Ифигении, кухней заведовали, судя по всему, иммигранты с другой планеты, предлагавшие блюда в кулинарных традициях шести миров Ойкумены. Тем не менее, принцесса с Тамбера не доверяла местной пище: «Кто их знает? Вместо приправы здесь могут подсыпать какой-нибудь кошмарный наркотик».
Герсен успокоил ее: «Саркойцы не станут разбрасываться дорогостоящими зельями только для того, чтобы над нами подшутить. Ничего другого, однако, гарантировать не могу. Вот местные чуреки – лепешки кочевников из пресного теста, горки маленьких черных зернышек в пиалах – тростниковые ягоды, а в этом котле – какое-то рагу или гуляш». Герсен попробовал гуляш: «Бывает хуже».
Алюсс-Ифигения угрюмо попробовала тростниковые ягоды, вкусом напоминавшие о копоти костра, разведенного на болоте. «Сколько ты собираешься оставаться на этой планете?» – вежливо спросила она.
«Примерно два дня, если не будет никаких неприятностей».
«Я не хочу совать нос в твои дела, но мне все-таки было бы любопытно узнать…»
«Никакой тайны здесь нет. Я хотел бы получить некоторые сведения от человека, которому осталось жить чуть больше суток».
«Понятно». Тем не менее, было очевидно, что Алюсс-Ифигению мало интересовали планы Герсена; когда Герсен вышел, чтобы найти Эдельрода, она осталась сидеть в вестибюле.
«Я хотел бы поговорить с Какарсисом Азмом, – сказал проводнику Герсен. – Это можно устроить?»
Эдельрод задумчиво потянул себя за длинный нос: «Щекотливое дело. Он приговорен к сотрудничеству с гильдией: таких, как он, строго стерегут – по очевидным причинам. Конечно, я могу попытаться организовать вашу встречу. Вы готовы понести некоторые затраты?»
«В разумных пределах. Я мог бы заплатить не больше пятидесяти СЕРСов в казну гильдии, еще полсотни гроссмейстеру токсикантов и, пожалуй, еще двадцать или тридцать СЕРСов тебе, в качестве премиальных».
Эдельрод – дородный человек неопределенного возраста с шапкой мягких, густых черных волос – поджал губы: «Вашу щедрость нельзя назвать королевской. На Саркое самым уважаемым достоинством считается готовность безрассудно швыряться деньгами».
«Насколько я могу судить, моя готовность понести дополнительные расходы произвела на тебя впечатление, – возразил Герсен. – Названные суммы – самое большее, что я могу потратить. Если ты не можешь устроить встречу на таких условиях, мне придется обратиться к кому-нибудь другому».
«Сделаю все, что смогу, – уныло отозвался Эдельрод. – Пожалуйста, подождите в вестибюле, я наведу справки».
Герсен сел рядом с Алюсс-Ифигенией, демонстративно не задававшей вопросов. Через некоторое время вернулся торжествующий Эдельрод: «Лед тронулся! Но затраты несколько превысят установленные вами ограничения». Он прищелкнул пальцами, всем своим видом выражая ликующее нетерпение.
«Я передумал, – заявил Герсен. – Мне не нужно встречаться с мастером Азмом».
Эдельрод встревожился: «Но это вполне возможно! Я уже говорил с гроссмейстером!»
«Как-нибудь в другой раз».
Эдельрод разочарованно поморщился: «Жертвуя всей прибылью, причитающейся мне как посреднику, я мог бы организовать интервью с Азмом за смешные деньги – какие-нибудь двести СЕРСов».
«Интересующие меня сведения не отличаются особой ценностью. Завтра я отправлюсь в Худах, где мой старый знакомый, мастер-токсикант Кудиру, сможет все устроить наилучшим образом».
Эдельрод поднял брови и почтительно выпучил глаза: «Это полностью меняет дело! Вам следовало сразу же упомянуть о ваших связях с Кудиру. Думаю, что теперь гроссмейстер согласится взять гораздо меньше, чем требовал до сих пор».
«Вы знаете, сколько я согласен заплатить», – упорствовал Герсен.
«Хорошо, – вздохнул Эдельрод. – Интервью может состояться сегодня вечером. Тем временем, чем бы вы хотели развлечься? Не желаете ли полюбоваться на окрестности? Вам повезло с погодой: в лесу настоящий калейдоскоп цветов, пылких знойников, корорваток. Я знаю сухую тропу».
Алюсс-Ифигения, не находившая места от скуки, поднялась на ноги. Эдельрод повел их по тропе, пересекавшей по мосту коричневатую речку и углублявшейся в лес.
Флора отличалась типичным для Саркоя мрачноватым разнообразием: в подлеске росли бесчисленные разновидности кустарника, саговников, пузырчаток и трав. Листва в кронах деревьев была в основном черной и коричневой, с отдельными сполохами темно-красного оттенка; кустарник, однако, радовал глаз фиолетовыми, зелеными и бледно-голубыми тонами. Эдельрод оживлял прогулку обсуждением различных достопримечательностей, попадавшихся по пути. Он указал на небольшую поросль серого грибка: «Это источник твитуса, превосходного селективного яда, смертельного только с условием употребления в пищу два раза в неделю. В этом отношении он не уступает мервану, безболезненно и незаметно пропитывающему кожу и оказывающему летальное воздействие только после облучения солнечным светом. Я знал нескольких людей, опасавшихся мервана настолько, что они проводили целые дни, не выходя из юрт».
Они вышли на небольшую прогалину. Эдельрод бдительно поглядывал по сторонам: «У меня нет явных врагов, но в последнее время здесь умерли несколько человек… Сегодня, кажется, все в порядке. Обратите внимание на это деревце, растущее в стороне от других, – проводник указал на гибкий побег с белой корой и круглыми желтыми листьями. – Одни называют его „монетным деревом“, другие – „никчемником“. Оно совершенно безобидно как в качестве основного материала, так и в качестве катализатора. Можно съесть любую часть этого дерева – лист, кусочек коры, сердцевину или корень – и не заметить ничего, кроме легкого несварения желудка. Недавно один из наших токсикантов, раздраженный очевидной бессодержательностью „никчемника“, уделил существенное время исследованию возможностей этого растения, и через несколько лет сумел выделить из монетного дерева необычно сильнодействующее вещество. Для того, чтобы оно оказывало действие, необходимо растворить его в метицине и распылить в воздухе так, чтобы оно образовало туман или дымку, в каковом случае оно проникает в организм через глаза и вызывает сначала слепоту, затем онемение членов и, наконец, полный паралич. Подумать только! Из бросового, казалось бы, материала он сумел добыть полезный, высокоэффективный яд! Разве это не замечательный пример свойственной человеку изобретательности и настойчивости?»
«Впечатляющее достижение!» – откликнулся Герсен. Алюсс-Ифигения промолчала.
Эдельрод продолжал: «Нас часто спрашивают: почему мы настаиваем на приготовлении ядов с использованием только натуральных ингредиентов? Почему не затвориться в лабораториях и не заняться синтезом? Ответ, конечно же, заключается в том, что яды естественного происхождения, изначально непосредственно связанные с живыми тканями, более эффективны».
«Я скорее предположил бы, что это объясняется наличием в естественных ядах малозаметных примесей сложных катализирующих веществ, нежели метафизической „взаимосвязью“ с живыми организмами», – возразил Герсен.
Эдельрод поучительно поднял указательный палец: «Никогда не следует недооценивать роль человеческой психики! Например – посмотрим, где-то здесь должен быть хоть один экземпляр… Да-да, вот она, взгляните – маленькая рептилия».
Под белесым листом с голубыми пятнышками притаилось небольшое существо, напоминавшее ящерицу.
«Это менг. В одном из его органов содержится вещество, которое могут предлагать в продажу как ульгар или фурукс. Одно и то же вещество, позвольте напомнить! Если оно продается и применяется в качестве ульгара, симптомы отравления проявляются в судорогах, откусывании собственного языка и безумии, сопровождающемся пеной у рта. Но если оно покупается и употребляется в качестве фурукса, его воздействие приводит к растворению межкостного хряща и, в конечном счете, к полной потере способности к передвижению. Что вы на это скажете? Разве это не метафизическая зависимость самого трансцендентального свойства?»
«Любопытно, в самом деле… хм… А что произойдет, если то же самое вещество будет использоваться и продаваться, предположим – исключительно гипотетически – с целью утоления жажды?»
Эдельрод потянул себя за нос: «Интересный эксперимент. Хотел бы я знать… Но в вашем допущении содержится логический изъян. Кто станет пить драгоценный экстракт вместо воды?»
«Я недостаточно продумал свой аргумент», – признал Герсен.
Эдельрод ответил великодушным жестом: «Нет-нет, ни в коем случае! Именно такие смелые – на первый взгляд, лишенные логики – предположения приводят к открытию замечательных вариантов. Возьмите хотя бы сероцвет. Кто бы подумал, что его душистый аромат может приносить какую-то пользу? Но гроссмейстер-токсикант Струбал перевернул цветок стеблем вверх и оставил в темноте на месяц. Эссенция его запаха после такой выдержки – знаменитый токс-мератис! Одно дуновение убивает – токсиканту достаточно пройти мимо субъекта отравления».
Алюсс-Ифигения нагнулась и подняла небольшой окатыш кварца: «Какую ужасную отраву можно приготовить из этого камешка?»
Эдельрод отвел глаза, будучи слегка смущен: «Пожалуй, что никакую. По меньшей мере, насколько мне известно. Хотя мы используем такие окатыши в шаровых мельницах, измельчая в муку семена фотиса. Не беспокойтесь – этот камешек не так бесполезен, как может показаться».
Алюсс-Ифигения с отвращением выбросила кусочек кварца в траву. «Не могу поверить, – пробормотала она. – чтобы целый народ посвятил себя подобной деятельности!»
Эдельрод пожал плечами: «Мы служим полезной цели – каждый время от времени нуждается в яде. Мы можем достигнуть совершенства в этой области и считаем своим долгом стремиться к совершенству». Он с любопытством взглянул на принцессу из Жантийи: «Разве у вас нет никаких навыков в этой области?»
«Никаких».
«В гостинице вы можете купить брошюру под заголовком „Основы искусства приготовления и применения ядов“. Насколько я помню, к ней прилагается небольшой комплект элементарных алкалоидов для начинающих. Если вы хотели бы научиться…»
«Благодарю вас, у меня нет таких намерений».
Эдельрод вежливо развел руками, словно подтверждая, что каждому суждено выбирать интересы и род занятий согласно своим наклонностям.
Прогулка продолжалась. Через некоторое время лес поредел, и тропа вывела их в открытую степь. На окраине городка темнело длинное сооружение из скрепленных чугунными скобами бревен, с восемью коническими выступами на крыше и десятью чугунными дверями, обращенными к степи. Напротив этого здания, на обширной площади, покрытой утрамбованной глиной, теснились сотни мелких киосков и лавочек.
«Караван-сарай! – пояснил Эдельрод. – Здесь заседает Соглашательство, выносящее приговоры». Он указал на площадку посреди крыши караван-сарая, где в четырех узких клетках, безутешно глядя на площадь, стояли четыре узника: «Крайний справа – Какарсис Азм».
«Смогу ли я поговорить с ним сейчас?» – поинтересовался Герсен.
«Пойду спрошу. Подождите, пожалуйста, у этого киоска – там заправляет кухней моя бабушка, она заварит вам прекрасный чай!»
Алюсс-Ифигения опасливо заглянула внутрь указанного заведения. На плите, в большой бронзовой чаше, что-то яростно кипело; рядом стояли бронзовые пиалы. На полках выстроились сотни стеклянных банок с травами, кореньями и не поддающимися определению ингредиентами.
«У нее всегда чисто, и никто лучше нее не разбирается в целебных травах! – радостно заявил Эдельрод. – Садитесь, выпейте чего-нибудь горячего и бодрящего. Я скоро вернусь – надеюсь, с хорошими новостями».
Алюсс-Ифигения молча присела на скамью. Посоветовавшись с бабушкой Эдельрода, Герсен приобрел две пиалы умеренно стимулирующего горячего чая из вербены. Они наблюдали за тем, как из степи прибывал громыхающий караван. Первым приехал восьмиколесный фургон, перевозивший святилище, кабину гетмана и большие бронзовые емкости с водой. За ним следовали десятки других фургонов – одни побольше, другие поменьше; двигатели ревели, лязгали, выли. Каждый фургон представлял собой колесную платформу с поразительно высокой надстройкой, заполненной всевозможными тюками, товарами, пожитками и утварью, на самом верху которой располагались жилые юрты. Некоторые мужчины ехали на мотоциклах, другие сидели, развалившись, на фургонах; правили фургонами старые женщины или рабы племени. Дети бежали сзади, ехали на велосипедах или болтались с опасностью для жизни на подножках и поручнях фургонов.
Караван остановился; женщины и дети установили треножники, развесили котлы и занялись приготовлением обеда, а рабы разгружали с фургонов товары – меха, ценные породы дерева, связки трав, куски агата и опала, птиц в клетках, бочонки с камедью и ядовитым сырьем, а также двух пойманных по пути харикапов – полуразумных автохтонных существ, предлагавшихся в продажу любителям популярного на Саркое спорта, харбайта. Тем временем мужчины-кочевники собрались молчаливой группой, пили чай и бросали подозрительные враждебные взгляды на базар, где, как они ожидали, их непременно должны были обсчитать или надуть каким-нибудь новым, еще более изобретательным способом.
Эдельрод поспешно возвращался из караван-сарая. Герсен проворчал, обращаясь к Алюсс-Ифигении: «Сейчас он перечислит шесть причин, по которым разрешение на встречу с приговоренным обойдется втридорога».
Эдельрод взял у престарелой прародительницы пиалу отвара из опаленного айоля, присел на скамью и принялся с молчаливым озлоблением прихлебывать обжигающее варево.
«Так что же?» – поинтересовался Герсен.
Эдельрод вздохнул и покачал головой: «Все мои хлопоты оказались ни к чему. Главный староста заявляет, что устроить интервью невозможно».
«Ну и ладно! – отозвался Герсен. – Я всего лишь хотел передать ему соболезнования от Виоля Фалюша. Так или иначе, разница невелика. Где он будет сотрудничать?»
«В „Отравском замке“. Соглашательство нынче заседает в Страдахе – а мастерам гильдии тоже охота поразвлечься».
«Может быть, у меня будет возможность перекинуться с Азмом парой слов в гостинице – или, по меньшей мере, подбодрить его каким-нибудь жестом, – Герсен пожал плечами. – А пока что пойдем, посмотрим, что делается на базаре».
Присмиревший и притихший, Эдельрод провел их по базару. Живость вернулась к нему только на рынке ядов; здесь он то и дело указывал гостям на продавцов, предлагавших выгодные скидки на заслуживающие особого внимания препараты. Эдельрод схватил с прилавка комок серого воска: «Взгляните на этот убийственный материал! Я держу его в руках без малейших опасений. Почему? Я приобрел необходимый иммунитет! Но стóит только натереть этим воском предмет, принадлежащий вашему врагу – расческу, ухочистку – и считайте, что с ним покончено! Кроме того, этим составом можно натереть удостоверение личности. Если к вам пристанет особенно назойливый бюрократ, он заразится и дорого заплатит за свою мелочность».
Алюсс-Ифигения порывисто вздохнула: «Как саркойцы доживают до зрелого возраста?»
«Секрет в двух словах! – заявил Эдельрод, дидактически поднимая два пальца. – Осторожность – раз! Иммунитет – два! Я выработал в себе невосприимчивость к тридцати ядам. Ношу с собой индикаторы и детекторы, предупреждающие о клюте, мератисе, чернояде и фволе. Соблюдаю исключительную осторожность, когда ем что-нибудь, нюхаю что-либо, надеваю одежду, ложусь в постель с незнакомой женщиной. Ха-ха! Это излюбленный трюк отравителей – не в меру нетерпеливый развратник наживает кучу неприятностей. Но не будем отвлекаться. Я не теряю бдительность во всех этих ситуациях и даже тогда, когда прохожу с подветренной стороны от переодетого токсиканта – несмотря на то, что не боюсь мератиса. Осторожность становится второй натурой. Если я подозреваю, что у меня появился или может появиться враг, я навязываюсь этому человеку в друзья и отравляю его первый, чтобы не подвергаться лишнему риску».
«Ты доживешь до преклонных лет», – заметил Герсен.
Эдельрод чуть поклонился и сделал почтительные круговые движения обеими руками, правой рукой по часовой стрелке, а левой – в противоположном направлении, тем самым символизируя милосердие Годогмы, соблаговолившего вращать свои колеса на одном месте вместо того, чтобы сразу переехать колею жизни: «Надеюсь. А здесь, – проводник указал на колбу с белым порошком, – здесь у нас клют. Полезное, эффективное средство, находит самое разнообразное применение. Если вам нужен доброкачественный клют, покупайте здесь».
«Клют у меня есть, – почесал в затылке Герсен. – Хотя, может быть, он уже выдохся».
«Выбросьте лежалый клют – чрезмерная скупость нередко приводит к большому разочарованию! – посоветовал Эдельрод. – Враг, покрывшийся гнойными язвами и потерявший ногу из-за гангрены, но выживший, будет опаснее прежнего!» Саркойский гид повернулся к продавцу: «Клют свежий?»
«Свежее утренней росы!»
Поторговавшись на славу, Герсен приобрел небольшую шкатулку с клютом. Все это время Алюсс-Ифигения стояла, отвернувшись и приподняв голову, полная гневного неодобрения.
«А теперь, – сказал Герсен, – давайте вернемся в гостиницу».
«Мне пришла в голову одна идея, – осторожно произнес Эдельрод. – Если бы я подарил старостам бочонок хорошего чая – стоимостью в двадцать или тридцать СЕРСов – возможно, они разрешили бы вам посетить приговоренного».
«Прекрасная мысль! Подари им бочонок чая».
«Но вы, само собой, возместите мне затраты?»
«С какой стати? Я уже пообещал тебе немалую сумму – в общей сложности сто двадцать СЕРСов».
Эдельрод раздраженно махнул рукой: «Вы не понимаете сложность ситуации!» Помолчав и прищелкнув пальцами от досады, он сказал: «Хорошо, так и быть! Исключительно потому, что я испытываю к вам дружеское расположение, мне придется поступиться своими интересами. Где деньги?»
«Вот пятьдесят СЕРСов. Остальное – после интервью».
«Как быть с вашей спутницей? Где она будет ждать?»
«Только не на базаре. Кочевники могут подумать, что ее выставили на продажу».
Эдельрод усмехнулся: «Такое бывало. Не беспокойтесь, однако! Она под защитой Идделя Эдельрода, бакалавра токсикологии! Она не чувствовала бы себя в большей безопасности, даже если бы была стопудовым чугунным монументом покойному бульдогу!»
Герсен настоял, однако, на том, чтобы проводник нанял экипаж, усадил в него Алюсс-Ифигению и отправил ее обратно в гостиницу. После этого Эдельрод проводил Герсена к караван-сараю; они миновали несколько просторных пустующих помещений и поднялись по лестнице на крышу. Шестеро старост сгорбились, поеживаясь от ветра, на табуретках вокруг кипящего котла; застегнув меховые воротники, они без особого интереса взглянули на Эдельрода, вернулись к распитию обжигающего чая и перебросились парой тихих ворчливых замечаний – судя по всему, сатирического свойства, так как все они одновременно зашлись кашляющим смехом.
Герсен приблизился к клетке Какарсиса Азма, некогда мастера-токсиканта, а ныне смертника, приговоренного к сотрудничеству. Азм был несколько выше среднего саркойца, хотя его обширная грудная клетка и выпуклый живот были типичными для этой расы. Формой головы он тоже отличался от соплеменников – его челюсти и скулы были широкими и массивными, но узкий лоб словно вытянулся по вертикали. На этот лоб черным клином наползли густые матовые волосы, напоминавшие мех; длинные черные усы Азма уныло повисли. Осужденному преступнику не полагалось носить обувь: ноги токсиканта, украшенные традиционными татуировками, изображавшими колеса с многочисленными спицами, от холода покрылись синеватыми и розовыми пятнами.
Эдельрод повелительно обратился к Азму: «Гнусный злодей! Благородный господин с другой планеты пожелал тебя осмотреть. Веди себя прилично!»
Азм взмахнул рукой, словно собираясь швырнуть яд – Эдельрод отскочил, испуганно выругавшись. Какарсис Азм расхохотался. Герсен обратился к проводнику: «Подожди в стороне. Я хотел бы поговорить с мастером Азмом наедине».
Эдельрод неохотно отошел. Азм уселся на табурет, стоявший посреди клетки, и уставился на Герсена, прищурив матовые, как кремень, серые глаза.
«Я заплатил за то, чтобы мне разрешили с вами встретиться, – сказал Герсен. – По сути дела, я для этого прилетел сюда с Альфанора».
Азм никак не отозвался.
«Виоль Фалюш не заступился за вас?», – спросил Герсен.
В мутных глазах появилась искорка: «Тебя прислал Фалюш?»
«Нет».
Искорка погасла.
«Казалось бы, – продолжал Герсен, – в связи с тем, что Фалюш подстрекал вас нарушить правила гильдии, его тоже следовало бы посадить в клетку и приговорить к сотрудничеству».
«Я не стал бы возражать», – отозвался Азм.
«Не совсем понимаю, в чем именно вы провинились. Вас посадили в клетку и приговорили за то, что вы продали яд общеизвестному преступнику?»
Азм хрюкнул и сплюнул в угол клетки: «Откуда я знал, что он – Виоль Фалюш? Давным-давно я знал его под другим именем. Он изменился – его невозможно было узнать!»
«За что же, в таком случае, вас приговорили к сотрудничеству?»
«С постановлением гильдии невозможно спорить. Гроссмейстер приготовил для Фалюша особый прейскурант. Я ничего об этом не знал и продал Фалюшу две драхмы патциглопа и драхму фволя – немного, но любое отступление от прейскуранта не подлежит помилованию. Гроссмейстер гильдии токсикантов – мой заклятый враг, хотя он никогда не смел инспектировать мои яды». Азм снова сплюнул и задумчиво, искоса взглянул на Герсена: «Почему я должен перед тобой исповедоваться?»
«Потому что я могу устроить так, чтобы вы умерли от альфа- или бета-токсина, а не в процессе экспериментального сотрудничества».
Азм крякнул и мрачно усмехнулся: «В присутствии гроссмейстера Петруса? Ничего у тебя не выйдет. Он ждет не дождется испробовать свой новый пиронг».
«Гроссмейстера Петруса можно переубедить. Деньгами, если не поможет ничто другое».
Азм пожал плечами: «Мне не на что надеяться, болтовня не поможет. С другой стороны, мне нечего терять. Что ты хочешь знать?»
«Насколько я понимаю, Виоль Фалюш уже покинул Саркой?»
«Конечно».
«Где и когда ты с ним познакомился?»
«Давным-давно. Сколько лет прошло? Двадцать? Тридцать? Давно. Он уже тогда был работорговцем, в молодости. Еще будучи почти подростком. По сути дела, я никогда не видел работорговца моложе Фалюша. Он приземлился на развалюхе с барахлящими двигателями, набитой девчонками – все они его страшно боялись. Поверите ли? Они были счастливы, когда я их купил!» Какарсис Азм недоуменно покачал своей странной головой: «Пренеприятнейший юноша! Он весь трепетал и содрогался, словно у него внутри извивался змеиный клубок страстей. Теперь он стал другим. Неутолимые страсти все еще его терзают, но Виоль Фалюш научился их сдерживать – пока это требуется. Да, он стал другим человеком».
«Как его звали, когда ты с ним встретился впервые?»
Азм снова покачал головой: «Не припомню. Не знаю. Может быть, я даже тогда не знал, как его звали. Он обменял двух первосортных девочек на палитру ядов, хотя мне пришлось приплатить деньгами. Подружки рыдали от облегчения, когда выбежали из его корабля. А остальные рыдали потому, что им не повезло – я не смог их купить. А, как они плакали!» Какарсис Азм поморщился и вздохнул: «Подружек звали Инга и Дандина. Они без конца болтали! Девочки слишком близко познакомились с Фалюшем и поносили его без устали».
«Что с ними теперь? Они еще живы?»
«Понятия не имею, – Азм вскочил на ноги и стал нервно расхаживать из одного угла клетки в другой, после чего так же неожиданно снова плюхнулся на табурет: «Меня вызвали на юг, в Согмир. Я их продал. Почти за те же деньги – девушки были еще молодые и свежие. Я пользовался ими всего два года».
«Кто их купил?»
«Оптовик, Гаскойн с планеты Мерчисона. Больше я о них ничего не знаю».
«А откуда они были, эти девушки?»
«С Земли».
Герсен поразмышлял немного: «Не могли бы вы подробно описать внешность Виоля Фалюша – такого, каким он стал теперь?»
«Он высокий человек, довольно приятной внешности. У него темные волосы. Никаких особых примет или манер у него нет. Когда он был молод, было сразу заметно, что у него не все дома – лицо у него то и дело искажалось гримасами, голос срывался. Теперь он следит за собой и ведет себя вежливо. Больше не кричит и не повышает голос. Улыбается. Если бы я не знал Фалюша практически с детства, никогда не догадался бы с первого взгляда, что имею дело с сумасшедшим».
Герсен задал еще несколько вопросов; Какарсис Азм не смог ничего добавить к тому, что уже сказал. Герсен собрался уходить. Азм спросил с притворным безразличием: «Ты намерен вступиться за меня перед Петрусом?»
«Да».
Азм задумался. Открыв рот, он несколько секунд молчал, после чего произнес явно через силу: «Будь осторожен. Петрус – влиятельный человек, и его влияние пагубно. Не доверяйся ему – он может тебя отравить только потому, что ты ему не понравишься».
«Благодарю за предупреждение, – отозвался Герсен. – Я постараюсь вам помочь». Он подал знак Эдельроду, наблюдавшему за разговором с плохо скрываемым любопытством: «Отведи меня к гроссмейстеру Петрусу».
Следуя за проводником, Герсен спустился по лестнице в караван-сарай и, после некоторого блуждания по извилистым коридорам и асимметричным полутемным закоулкам, они зашли в помещение, напоминавшее шатер из желтого шелка. На подушке сидел, скрестив ноги, тощий субъект с изощренной татуировкой на щеках; субъект изучал или сравнивал несколько небольших флаконов, аккуратно выстроенных в ряд на ковре у него под рукой.
«Господин с другой планеты желает говорить с гроссмейстером», – тихо объявил Эдельрод.
Тощий человек одним движением вскочил на ноги, подошел к Герсену, внимательно понюхал его руки, похлопал его по одежде, попросил показать язык и зубы. «Один момент!» – он бесшумно исчез за завесой желтого шелка, почти мгновенно вернулся и подозвал Герсена жестом: «Сюда, будьте добры».
Герсен последовал за ним и оказался в комнате без окон, но с высоким потолком – настолько высоким, что он терялся во мгле. Четыре шарообразных светильника, низко подвешенных на длинных цепях, отбрасывали маслянисто-желтый свет. На столе побулькивал вездесущий бронзовый котел. Тяжелый теплый воздух полнился запахами мускуса, тканей, кожи, пота, резковатых испарений сушеных трав. Гроссмейстер гильдии токсикантов Петрус – бледный старик с яркими черными глазами – только что проснулся. Приподнявшись на узком ложе, он подбросил трав в котел и налил себе пиалу горячего отвара. Старец приветствовал Герсена коротким кивком.
«Вы уже немолоды», – констатировал очевидный факт Герсен.
«В земном летоисчислении мне сто девяносто четыре года».
«Сколько еще вы рассчитываете прожить?»
«Как минимум шесть лет – надеюсь. Многие хотят меня отравить».
«На крыше сидят четыре преступника, ожидающих казни. Все они приговорены к сотрудничеству?»
«Все. Мне нужно провести испытания дюжины новых ядов. Другие мастера тоже ожидают своей очереди».
«Я заверил Какарсиса Азма в том, что он умрет от альфа- или бета-токсина».
«Значит, вы наделены даром предвосхищения чудес. Я скептически отношусь к подобным прорицаниям. Азм давно уже подрывает репутацию региональной ассоциации токсикантов своей самонадеянной дерзостью. Теперь ему придется сотрудничать с ревизионной комиссией гильдии».
В конечном счете Герсену пришлось заплатить 425 СЕРСов за обещание гроссмейстера допустить смерть Какарсиса Азма от быстродействующего и безболезненного альфа-токсина.
Несколько помрачневший Эдельрод вывел Герсена на базарную площадь, и они стали возвращаться в гостиницу, для чего пришлось пройти через весь городок. Вдоль топких улиц Страдаха выстроились высокие бревенчатые избы на сваях; фасад каждой избы был выложен так, чтобы из него получилась карикатурная физиономия – скорбная, нахмурившаяся или изумленная.
В «Отравском замке» Герсен узнал, что Алюсс-Ифигения уже поднялась к себе в номер, и решил ее не беспокоить. Выкупавшись в большом деревянном ушате, он спустился в вестибюль и подошел к огромному окну, глядя на степь. В сумерках пейзаж казался размытым, но четкие черные силуэты высоких столбов с навершиями-колесами продолжали выделяться на фоне пасмурного неба, словно аккуратно нарисованные.
Герсен заказал пиалу чая и, так как ему все равно нечего было делать, стал размышлять о себе и своей жизни… С точки зрения обывателя Ойкумены, он был счастливчиком, обладателем состояния, не поддававшегося представлению. Но что ждало его в будущем? Допустим, по какому-то капризу судьбы ему удалось бы достигнуть своей цели и уничтожить троих оставшихся «князей тьмы» – что тогда? Сможет ли он вжиться в повседневную рутину существования? Или воспитание и опыт настолько изуродовали его, что до конца своих дней он будет выслеживать очередных кандидатов на уничтожение? Герсен невесело усмехнулся. Вряд ли он доживет до той минуты, когда ему придется решать этот вопрос. Тем временем, чтó ему удалось узнать у Какарсиса Азма? Только то, что двадцать или тридцать лет тому назад помешанный юнец продал Азму двух девочек, Ингу и Дандину, которых Азм впоследствии сбыл оптовику Гаскойну с планеты Мерчисона. Скудные сведения… Тем не менее, Инга и Дандина близко познакомились со своим похитителем и «поносили его без устали».
В вестибюль спустилась Алюсс-Ифигения. Игнорируя Герсена, она тоже подошла к окну посмотреть на темную степь, где теперь перемигивалась пара далеких огней. Тучи озарились темно-лиловым заревом, под ними появилось кольцо ярких белых огней, и на взлетное поле опустился пассажирский космический лайнер компании «Робарт-Геркулес». Понаблюдав за приземлением звездолета, Алюсс-Ифигения отвернулась от окна и, чопорно выпрямившись, присела рядом с Герсеном. Когда он предложил ей чаю, принцесса отказалась: «Сколько еще ты собираешься здесь пробыть?»
«Только до завтрашнего вечера».
«Почему мы не можем улететь сегодня же? Ты уже беседовал со своим приятелем и купил свой яд».
Словно отвечая на ее вопрос, появился Эдельрод, отвесивший любезный поклон, в его случае выглядевший достаточно нелепо. Теперь он нарядился в длинный халат из зеленого сукна и напялил высокую меховую шапку. «Крепкого здоровья и прочного иммунитета! – приветствовал он своих гостей. – Вы будете присутствовать при отравлениях? Они состоятся в ротонде гостиницы, для развлечения и просвещения собравшихся знаменитостей и экспертов».
«Сегодня вечером? Насколько я понял, сотрудничество было назначено на завтра».
«Колеса Годогмы повернулись, и казнь перенесли на сегодня. Мерзавцам придется сотрудничать раньше, чем они думали».
«Я непременно приду», – пообещал Герсен.
Алюсс-Ифигения быстро поднялась на ноги и удалилась из вестибюля.
Герсен поднялся к ней в номер: «Ты на меня сердишься?»
«Я не сержусь. Я совершенно ошеломлена. Не могу понять, почему тебя так интересуют эти отвратительные, болезненно извращенные люди… Почему тебя так интересует смерть…»
«Это не совсем справедливое заключение. Да, жизнь саркойцев устроена по-другому. Да, она меня интересует. Я могу у них чему-то научится – чему-то, что поможет мне выжить».
«Но тебе не нужно у них учиться! У тебя есть огромные деньги, десять миллиардов СЕРСов…»
«У меня больше нет этих денег».
«Как то есть, нет? Ты их потерял?»
«Мое богатство больше не исчисляется наличными. Сформирована анонимная корпорация, владельцем акций которой являюсь я. Вложение капитала приносит постоянный доход – что-то вроде миллиона СЕРСов в день, насколько мне известно. Конечно, это все еще большие деньги».
«Об этом я и говорю – тебе, с такими деньгами, нет необходимости самому ввязываться в грязные истории. Если тебе нужно кого-то убить, найми убийц, в конце концов! Найми этого жуткого душегубца, Эдельрода. По сходной цене он с радостью отправит на тот свет родную мать!»
«Любому наемному убийце могут поручить отправить на тот свет меня самого, заплатив еще больше. Но есть еще одно соображение. Я не хочу, чтобы обо мне знали – чтобы знали о том, чем я занимаюсь. Для того, чтобы у меня был хоть какой-нибудь шанс добиться успеха, я должен быть абсолютно неизвестен – незаметен, как призрак. Боюсь, что Институт уже взял меня на заметку, и это огромная потеря».
Алюсс-Ифигения возразила со страстной серьезностью: «Ты одержим, ты маньяк! Ты весь сосредоточился на умерщвлении врагов и ни о чем не беспокоишься, ничем не интересуешься, кроме повышения эффективности своей смертоносности!»
Яростная атака подруги ошеломила Герсена. Ее обвинения были достаточно преувеличены для того, чтобы не нанести болезненный удар; тем не менее, если она верила в то, что говорила – каким чудовищем он должен был казаться в ее глазах! Герсен успокоительно ответил: «Ты говоришь неправду. Может быть, в один прекрасный день ты поймешь…» Алюсс-Ифигения зажала уши руками и гневно трясла головой – ее золотистые волосы болтались из стороны в сторону. Голос Герсена замер. В любом случае то, что он собирался предложить, по ближайшем рассмотрении представлялось маловероятным, даже абсурдным: он не смел помышлять об отдыхе в кругу семьи, о домашнем уюте…
«Что будет со мной?» – холодно спросила Алюсс-Ифигения.
«Я не вправе распоряжаться твоей судьбой или даже препятствовать тебе в чем-либо, – сказал Герсен. – У каждого из нас только одна жизнь – каждый делает все, что может, руководствуясь своими наклонностями и своим чувством долга».
Алюсс-Ифигения продолжала молча стоять, теперь уже собранная и сдержанная. Герсен печально вернулся к себе в номер. В каком-то смысле, однако, он приветствовал эту ссору. Вполне может быть, что подсознательно он хотел привезти ее на Саркой, чтобы показать, в каком направлении будет развиваться его дальнейшая жизнь, и предоставить ей возможность уклониться от участия в этой жизни.
Он был несколько удивлен, когда Алюсс-Ифигения спустилась к ужину – замкнутая и бледная.
В трапезном зале было людно, всюду жестикулировали и разговаривали видные и влиятельные саркойцы в халатах с меховыми воротниками; их густые черные волосы тоже напоминали шкурки пушных зверей. Кроме того, сегодня вечером можно было заметить необычное для Саркоя множество женщин в характерных длинных платьях из блестящего лилового, красновато-коричневого и черного атласа, обремененных ожерельями, браслетами и крупными заколками из бирюзы и нефрита. В углу расселась многочисленная группа туристов, прибывших в Страдах на экскурсионном звездолете – объявление о предстоящих публичных отравлениях вызвало интерес не только на Саркое. Судя по их манере одеваться, туристы прилетели с одной из планет Кортежа – скорее всего, с Альфанора, так как они красили кожу в бежевые и сероватые тона. Рядом с Герсеном вырос, как из-под земли, Эдельрод: «Ага, лорд Герсен! Рад вас видеть в этом блестящем собрании! Могу ли я присоединиться к вам и к вашей очаровательной спутнице? Возможно, мне удастся сопроводить экзекуцию полезными пояснениями». Не дожидаясь ответа, напористый гид уселся за стол: «Сегодня подадут ужин из шести блюд, в саркойском стиле. Пока вы здесь, на нашей чудесной планете, вы обязаны насладиться ее дарами в полной мере! И я чрезвычайно рад содействовать вам в этом начинании. Надеюсь, у вас все идет хорошо?»
«Все в порядке, благодарю вас».
Прогноз Эдельрода оказался правильным – сегодня кухня гостиницы предлагала только саркойские блюда. На первое подали отчетливо горьковатый бледно-зеленый бульон из болотных овощей и болотной живности, с гарниром из обжаренных в масле стеблей молодого тростника, а также салат из сельдерея и черники, приправленный стружкой пикантной черной коры. Пока постояльцы ели, прислуга вынесла на дощатую террасу четыре столба и установила их в предусмотренных гнездах.
Вторым блюдом оказалось рагу из бледного мяса в соусе из болотных полипов, обильно удобренное специями, с гарниром из студенистых овощных бананов, кондированного жаоика и местных фруктов.
Алюсс-Ифигения ела без особого аппетита; Герсен вообще не был голоден.
Перед ними поставили третье блюдо: тонкие ломтики душистого вареного теста на кружочках охлажденной дыни, в сопровождении чего-то вроде небольших моллюсков в перченом масле. По мере того, как посуду убирали, приготавливая столы к четвертому блюду, приговоренных вывели на террасу, где те стояли, жмурясь от непривычно яркого света. На них не было никакой одежды, кроме массивных ошейников, подбитых мехом, огромных набитых войлоком рукавиц и тугого кушака, продетого между ногами и перевязанного на поясе.
Алюсс-Ифигения взирала на них с напускным безразличием: «Это преступники? Что они натворили?»
Эдельрод с трудом отвлекся от только что выставленной перед ним вереницы небольших мисок, содержавших кишмиш из давленых насекомых и зерновых хлопьев, маринад, красновато-фиолетовый джем и катышки жареного мяса. Вспомнив, в чем заключался смысл вопроса, он бросил взгляд на осужденных: «Справа – Какарсис Азм, он предал интересы гильдии. Рядом с ним – кочевник, обвиненный в сексуальном правонарушении».
Алюсс-Ифигения рассмеялась, не веря своим ушам: «На Саркое такое возможно?»
Эдельрод болезненно поморщился и посмотрел на нее с укоризной: «Третий облил свою бабушку скисшим молоком. Четвертый осквернил фетиш».
Алюсс-Ифигения явно недоумевала. Она взглянула на Герсена, чтобы проверить, не шутит ли саркойский гид.
Герсен сказал: «С нашей точки зрения обвинения могут показаться странными, а проступки – не заслуживающими казни. В то же время, некоторые общественные запреты Земли и Альфанора, например, кажутся не менее бессмысленными саркойцам».
«Именно так! – подтвердил Эдельрод. – На каждой планете свои порядки. Меня просто поражает бесчувственность некоторых господ, прибывающих к нам с других планет. Как правило, их самый заметный порок – скаредность. На Саркое имущество одного принадлежит всем. Деньги? Мы расстаемся с деньгами без задних мыслей. Чтобы заслужить настоящее уважение на Саркое, проявляйте щедрость без оглядки!» Бакалавр токсикологии с надеждой посмотрел на Герсена, но тот только улыбнулся.
Алюсс-Ифигения даже не попробовала четвертое блюдо. Подали пятое – трех больших пареных сколопендр на лепешке из слоеного теста, с гарниром из мелко нарубленного синего овоща и пиалой шелковисто-черной пасты, мгновенно наполнившей воздух едким ароматом. Алюсс-Ифигения поднялась со стула и покинула трапезный зал. Эдельрод с соболезнованием проводил ее глазами: «Она нездорова?»
«Боюсь, что так».
«Жаль! – Эдельрод с энтузиазмом набросился на еду. – Ужин еще далеко не кончился».
На террасу вышли четыре бакалавра; они установили перед каждым из приговоренных по табурету, а на каждом табурете – белое блюдце с ядом.
«В первую очередь испытанию подвергнется небезызвестный Какарсис Азм! – объявил мастер-токсикант. – В качестве возмещения ущерба, нанесенного гильдии его махинациями, он согласился испробовать разновидность активанта, именуемого „альфа-токсином“. Оральное употребление альфа-токсина вызывает почти мгновенный шок главного спинномозгового ганглия. Сегодня вечером альфа-токсин приготовлен в новом растворителе, который, возможно, катализирует летальное воздействие эффективнее любого другого вещества, известного человечеству. Преступник Азм, будьте добры, приступите к сотрудничеству».
Какарсис Азм не шевелился, но глаза его бегали. К нему подошел бакалавр; Какарсис Азм открыл рот, проглотил дозу и уже через две секунды был мертв.
«Потрясающе! – заявил Эдельрод. – Каждую неделю что-нибудь новое!»
Экзекуция продолжалась; мастер-токсикант подробно пояснял присутствующим происходящее. Сексуальный правонарушитель попытался пнуть блюдце, стоявшее на табурете, так, чтобы яд плеснул в лицо бакалавру, за что получил выговор. Остальные отравления завершились без непристойных инцидентов. За шестым блюдом – сложносоставным салатом – последовали всевозможные чаи, отвары и подносы с леденцами и цукатами; торжественный ужин подходил к концу.
Герсен медленно поднялся на второй этаж и постучался в номер своей спутницы. Алюсс-Ифигения уже собрала багаж. Герсен стоял в дверном проеме, озадаченный внезапным блеском паники в глазах принцессы – ему было невдомек, что на фоне светлой деревянной обшивки стен он казался ей темной зловещей фигурой.
Алюсс-Ифигения поспешно проговорила, словно запыхавшись: «Экскурсионный корабль возвращается на Альфанор. Я заказала каюту. Нам придется расстаться».
Некоторое время Герсен не отвечал, после чего сказал: «На твоем банковском счету есть деньги. Я прослежу за тем, чтобы там всегда были деньги – столько, сколько понадобится… В чрезвычайной ситуации, даже если ты истратишь все, что у тебя есть, тебе достаточно будет известить управляющего отделением банка, и он переведет тебе требуемую сумму».
Алюсс-Ифигения молчала. Герсен повернулся, чтобы уйти: «Если тебе когда-нибудь нужна будет помощь…»
Алюсс-Ифигения Эперже-Токай, принцесса Жантийи, коротко кивнула: «Я знаю».
«Тогда до свидания».
«Прощай».
* * *
Герсен вернулся в свою комнату и лег на постель, подложив руки под голову. Так закончилась приятная интерлюдия в его жизни. «Больше никогда! – поклялся он себе, – Никогда не стану вовлекать женщину в темные хлопоты моего дела. Благородству, великодушию и доброте нет места в преступном мире…»
Рано утром пакетбот компании «Робарт-Геркулес» вылетел из Страдаха с Алюсс-Ифигенией на борту. Герсен отправился в космопорт, подписался в ведомости для выезжающих, уплатил налог на выезд, наградил Эдельрода чаевыми и тоже покинул Саркой.