Семинар с группой московских студентов, изучающих еврейскую историю, был разбит на три этапа. Сначала я приехала к ним в зимний лагерь в Менделеево, на неделю. Мы начали с упражнений на контрасты, которые давала Фридл Дикер-Брандейс своим ученикам в Терезине, и через них вошли в тему добра и зла, света и тьмы. Дневники погибших мы развернули в пьесу, и их авторы стали для нас живыми людьми, которые влюблялись, решали мировые проблемы, раздумывали над режимом и существованием социума.
Мы даже сняли фильм, без монтажа. Самые шумные, самые амбициозные ребята, которые приехали на семинар оттянуться после сессии, отыграв свой кадр, ходили на цыпочках по коридору, чтобы не помешать съемкам очередной сцены. Мы взяли за основу нацистский пропагандистский фильм, снятый в сорок четвертом году в Терезинском гетто. Выбрали сцены. Всю ночь шли съемки, а в шесть утра мы пошли смотреть в зал наше кино. За всю ночь мы отсняли всего пять минут! Но эти пять минут перевернули наше сознание. Мы поняли, что способны понять уму непостижимое.
В конце концов мы устроили однодневную выставку в зале гостиницы «Космос», и студенты были не только дизайнерами и авторами текстов, но и гидами.
Второй мой приезд был подготовкой к летней поездке в Терезин. За два дня мы определились с темами исследований. «Дети», «Медицина», «Транспорт», «Театр», «История жизни одного человека» и т. д. Они получат доступ в архив, научатся работать с документами.
Терезин. Нас поселили в Магдебургских казармах, где во время войны располагалось еврейское начальство гетто, где в техническом отделе работали знаменитые художники, чьи работы теперь висят в музеях всего мира, и в самом Терезине, разумеется. В этом же здании находился так называемый транспортный отдел, в котором готовились списки на отправку в Освенцим. После московских семинаров студенты узнавали все улицы, они не знакомились, а удостоверялись в том, что да, здесь жил автор вот этого дневника, а здесь был детский дом, где жила Фридл, здесь она учила рисовать.
Все, что удалось собрать за день по теме, с фотографиями и видеосъемками, представлялось на суд публике, и после этого начиналось бурное обсуждение.
Рядом с нами жили студенты из Америки. У них была совсем другая программа. С утра до обеда они слушали лекции, которые им читали работники музея, через переводчиков. Они страшно завидовали «этим русским», которые целый день ходят по архивам, что-то пишут, фотографируют, рисуют.
Американцы попросили меня прочесть лекцию их студентам о Фридл и детских рисунках. Спросили, могу ли я оставить своих студентов на полтора часа. Разумеется, могу. А вот они ни на минуту не могут оставить своих – сбегут в соседний город пить пиво. Такое уже случалось дважды. А ваши не сбегают? Да нет, они же заняты!
Американские студенты приготовились рисовать крестики-нолики, но я предложила им диктант Фридл. Они растерялись. Рисовать? Да. Они стали рисовать и не могли остановиться. Потом мне было проще рассказывать им о Фридл, а им – понимать, что она делала с детьми и как это им помогало жить, пока они жили.
Этой историей я хочу проиллюстрировать не глупость американских педагогов – скорее, порочность такого метода преподавания конкретной темы.
Вместо того чтобы изучать то, что было здесь создано, – вчитываться в тексты, вслушиваться в музыку, всматриваться в рисунки и картины, – студентов загоняют в классы и пичкают общей информацией, которую они могли бы спокойно получить в интернете. А сам город! Если бы они прочли исследование заключенного Хуго Фридмана об архитектуре Терезина, они бы узнали, что казармы выкрашены совсем не в те цвета, что беседка у бывшего немецкого казино, а ныне ресторана, где они по вечерам пьют пиво, никогда не была застекленной и что лампочек, превративших эту очаровательную постройку в стиле рококо в новогоднюю елку, на ней уж точно не было. Как не вспомнить акцию украшательства гетто перед визитом Красного Креста в 1944 году! В 90-х годах власти бросились подновлять город в ожидании грядущего потока туристов. Рукописи Хуго Фридмана они не читали. А ведь она хранилась в том самом здании, которое вместо серого выкрасили в желтый цвет.
Его труд мы тоже изучали на московском семинаре. Денис, студент университета печати, начертил от руки огромный план города, и мы, читая рукопись вслух, отмечали «архитектурные достопримечательности» на плане.
С Денисом мы подружились. Человек-соло, он плохо переносил «коллективное творчество» и приходил ко мне в комнату советоваться. Как быть – он никого не хочет обижать, но при этом физически не может выносить дурацкие театральные идеи. Он готов станцевать Вилли Малера, но только не произносить вслух текстов.
– Конечно, они опять будут надо мной смеяться…
– Никто не будет смеяться. Тебе нужна музыка?
– Да, если можно, дайте мне записи терезинской музыки.
Получив от меня диски, он удалился репетировать.
Следует сказать, кто такой был Вилли Малер. Провинциальный журналист, который описал жизнь в Терезине по дням. Что он ел, на какие лекции ходил, какие спектакли видел, кого любил. А любил он свою невесту чешку Маженку, которая осталась дома, и девушку Труду, заключенную из Берлина. Что будет, когда кончится война? Он не сможет оставить Труду – и не сможет жить без Маженки. Труда его утешала: мы будем втроем. В результате Вилли погиб, Труда выжила. Дневники сохранила мать Вилли.