Женщины-цветы

– Ах, Атле, надо мной довлеет ужасное проклятие всемогущества, – вздохнул Маал Двеб. – На всем Цикарфе и на пяти планетах тройного солнца никто и ничто не может оспаривать мое владычество. Это навевает на меня нестерпимую скуку.

Глаза Атле смотрели на колдуна все тем же взглядом вечного удивления, вызванного, однако, вовсе не его странным признанием. Она была последней, пятьдесят первой, женщиной, обращенной Маал Двебом в статую, чтобы уберечь от неумолимого времени, безжалостно подтачивающего хрупкую и скоротечную женскую красоту, точно жадный червь-древоточец. С того времени как, обуреваемый похвальным желанием избежать однообразия, волшебник решил больше никогда не повторять это колдовство, он лелеял Атле с той особой любовью, которую художник испытывает к своему последнему шедевру. Он водрузил ее в комнате для медитаций на маленький постамент рядом со своим креслом из слоновой кости. Часто он обращал к ней свои вопросы и монологи, и то обстоятельство, что она никогда не отвечала ему и даже не слышала его слов, было в его глазах ее блестящим и неизменным достоинством.

– Правда, есть одно средство, чтобы развеять мою скуку, – продолжал он. – Надо отказаться, по крайней мере, на время, от той слишком очевидной силы, которая всему виной. Поэтому я, Маал Двеб, правитель шести миров и их лун, тайком уйду в путь, совершенно один, и не возьму с собой ничего, кроме того, чем может владеть любой начинающий колдун. Может быть, так я смогу возвратить утраченное очарование неопределенности будущего и забытое волшебство угрожающей опасности. Я переживу приключения, которых не смогу предвидеть заранее, и грядущее будет подернуто восхитительной дымкой таинственности. Осталось только решить, куда я направлюсь.

Маал Двеб поднялся со своего украшенного диковинной резьбой кресла и отмахнулся от четырех железных роботов, имевших сходство с вооруженными людьми, которые бросились было сопровождать его. Он прошел по залам своего дворца, где расписанные пурпуром и киноварью занавеси в красках представляли грозные легенды о его могуществе.

Створки дверей черного дерева бесшумно распахнулись, подчиняясь какому-то слову, произнесенному им высоким голосом, и пропустили его в зал, где располагался планетарий.

Стены, пол и своды комнаты были сделаны из темного кристалла, в котором играли бесчисленные крошечные огоньки, создававшие иллюзию бескрайней Вселенной со всеми ее звездами. В воздухе, без цепей или какой-либо другой видимой опоры, плавали шары различной величины, представлявшие три солнца, шесть планет и тринадцать лун галактики, находящейся под властью Маал Двебом. Миниатюрные солнца: янтарное, изумрудное и карминовое – омывали свои замысловато вращающиеся миры ярким светом, воспроизводя во всех подробностях ежедневное состояние системы, а крошечные спутники кружили по надлежащим орбитам, сохраняя соответствующее им положение относительно своих планет.

Колдун прошел вперед, словно прогуливаясь в бездонной пропасти ночи, проходя над звездами и галактиками, будто сами по себе миры были вровень с его плечами, когда он проходил мимо них. Не обращая внимания на шары, соответствовавшие Морноту, Цикарфе, Уласе, Ноуфу и Рхулу, он подошел к Вотальпу, самому отдаленному, занимающему положение в дальнем конце комнаты.

Вотальп, большая безлунная планета, незначительно повернулась, пока он рассматривал ее. В одном полушарии солнце из кармина полностью затмило янтарное светило, но вопреки этому и, несмотря на то, что расстояние от этой планеты до солнечной триады было самым большим, Вотальп был освещен достаточно ярко. Он был похож на огромный дымчатый опал, испещренный пятнами странных оттенков; и эти пятна был микроскопическими океанами, островами, горами, лесами и пустынями. Фантастические пейзажи на мгновение становились объемными, как в калейдоскопе, обретая четкость и перспективу реальных ландшафтов, а затем вновь расплывались радужным пятном. Маал Двеб, подглядывавший за планетой, точно какой-то небесный шпион, видел мелькание бьющей ключом разнообразной жизни и смену невероятно живописных чудовищных событий.

Но, казалось, он не нашел ничего забавного и соблазнительного в необычных происшествиях или экзотических чудесах. Перед его глазами одна картина сменяла другую, появляясь и исчезая по воле волшебника, точно он перелистывал знакомую книгу. Борьба гигантских тварей, брачные игры чудовищных полурастений-полуживотных, диковинные водоросли, заполнявшие океаны живой шевелящейся путаницей, великолепные отроги полярных ледников – все это не зажгло ни лучика, ни искорки в его потухших глазах цвета темного изумруда.

Наконец, на том континенте, где безлунная ночь еще только сменялась двойным рассветом, он заметил нечто, что привлекло и захватило его внимание. Впервые он стал рассчитывать точную широту и долготу этого места.

– Вот, – сказал он себе, – где складывается небезынтересная ситуация. В самом деле, все происходящее достаточно необычно и любопытно, чтобы оправдать мое вторжение. Навещу-ка я Вотальп.

Он вышел из планетария и начал несложные приготовления к задуманному путешествию. Сменив алую мантию владыки мира, подбитую соболем, на грубый домотканый плащ и сняв с себя все амулеты и талисманы, колдун вышел в сад, окружавший его затерянный в горах дворец. Он не оставил своим многочисленным слугам никаких указаний, ибо эти слуги были роботами из железа и бронзы, и колдун знал, что они безо всяких приказов будут выполнять свои обязанности до тех пор, пока он не вернется.

Пересекая хитроумный лабиринт, из которого лишь он один мог найти выход, маг подошел к краю отвесного обрыва, откуда похожие на питонов лианы уходили в бездну, и металлические пальмы грозили своими смертоносными саблевидными листьями широко раскинувшемуся горизонту планеты Цикарф. Города и империи, покорные его магической власти, расстилались перед ним, но, едва удостоив их равнодушным взглядом, волшебник пошел по дорожке из черного мрамора, вившейся по самому краю обрыва. Вскоре он достиг узкого мыса, над которым неизменно висело густое бесцветное облако, заслоняя вид на земли, лежащие под ним. Тайна этого облака, открывающего проход в разные измерения и самые укромные уголки Вселенной, была известна лишь одному Маал Двебу. Он построил на этом мысе серебряный подъемный мост, и, опуская его конец на облако, мог попасть в какое угодно место на Цикарфе или даже пересечь безвоздушное пространство между планетами.

Произведя несколько крайне запутанных расчетов, колдун взялся за рычаги управления легким мостиком так, чтобы другой его конец опустился в то самое место, которое он хотел посетить на Вотальпе. Затем, убедившись, что его расчеты и настройки безупречны, маг прошествовал по серебряному мосту в поразительный сумрачный хаос облака. Погрузившись в непроницаемый мрак, он почувствовал, как его тело словно натянулось над необъятной бездной, а руки и ноги изогнулись под немыслимыми углами. Единственный неверный шаг мог забросить его в такие места Вселенной, откуда все его изощренное колдовство не смогло бы вернуть его назад, но он часто бродил по этим скрытым тропам, и не потерял равновесия. Переход, казалось, занял целое столетие, но, наконец, колдун вынырнул из облака и спустился по дальнему концу мостика.

Перед ним развернулась картина, привлекшая его внимание к Вотальпу. Его взгляду предстала субтропическая долина, ровная и открытая, постепенно уходящая вверх, во всем вообразимом разнообразии растительности, ощеренная вдали, у скал и ущелий мрачных гор, зубами из кроваво-красного камня. Еще только разгорался рассвет, но янтарное солнце, медленно освобождаясь из плена тени карминового светила, уже начало окрашивать ночную долину странным медно-рыжим светом. Изумрудное солнце все еще скрывалось за горизонтом.

Выход из межпланетного тоннеля пришелся на поросший мхом бугор, за которым клубилось бесцветное облако, такое же, как и у потайного мыса на Цикарфе. Маал Двеб ступил на холмик, нимало не заботясь о мосте. Он останется там, где странствующий волшебник его покинул, до его возвращения. Если же за время его отсутствия какое-нибудь создание с Вотальпа дерзнет пересечь бездну и потревожить его горную цитадель, наглеца настигнет ужасная гибель в западнях и закоулках лабиринта или от рук его верных железных слуг.

Спустившись с холма в долину, волшебник услышал жуткое заунывное пение, точно сирены оплакивали какое-то непоправимое горе. Пение исходило от группы необычных существ, наполовину женщин, наполовину цветов, растущих в низине у тихой пурпурной реки. Там росло несколько дюжин этих красивых и очаровательных существ, чьи жемчужно-розовые женственные тела поникли на алые бархатные ложа трепещущих лепестков, к которым они крепились. Эти лепестки держались на плотных массивных листьях и крепких коротких стеблях с цепкими корнями. Цветы располагались неровными кругами, густо теснясь в центре и образуя зияющие дыры во внешних рядах.

Маал Двеб приблизился к женщинам-цветам с некоторой опаской, ибо он понимал, что они – вампиры. Их руки плавно переходили в длинные, бледные, как слоновая кость, и более стремительные и гибкие, чем разящие змеи, усы, которыми они обычно связывали опрометчивых путников, привлеченных их колдовским пением. Конечно, зная неумолимые законы природы, Маал Двеб в своей мудрости не порицал такой вампиризм, но, с другой стороны, совершенно не жаждал оказаться жертвой.

Он обошел эту странную клумбу на почтительном расстоянии, скрытый от их взглядов огромными валунами, пышно заросшими высокими желтыми и красными лишайниками. Вскоре он приблизился к беспорядочно разбросанному внешнему ряду цветов, находящемуся в противоположном направлении от того холма, где он приземлился. И здесь его глазам предстала картина, подтверждающая то, что он видел в искусственном мирке своего планетария: дерн был разворочен в том месте, где пять цветков, растущих поодаль от других, были с корнем вырваны из земли и куда-то унесены. В своем планетарии колдун стал свидетелем похищения пятого цветка, и понял, что подруги оплакивают ее.

Внезапно, точно разом забыв свое горе, причитания женщин-цветов перешли в громкое, мелодичное и сладострастное пение Лорелей. По этому признаку волшебник сообразил, что его присутствие раскрыто. Хотя и привычный к разного рода колдовским чарам, он обнаружил, что далеко не равнодушен к манящему хору опасных голосов. Вопреки своим намерениям, словно забыв об опасности, он выглянул из-за спасительных валунов, поросших лишайником. Обманчиво медленно мелодия зажгла в его крови огонь странного возбуждения и ударила в голову, точно хмельное вино. Шаг за шагом, постепенно теряя осторожность, чему он сам впоследствии не мог дать внятного объяснения, чародей приблизился к цветам.

Остановившись на некотором расстоянии, которое он в своем колдовском опьянении счел безопасным, Маал Двеб отчетливо различил получеловеческие черты вампиров, склонившихся к нему в причудливых приглашающих позах. Их загадочно опущенные глаза, точно чистые как слеза и смертельно опасные удлиненные опалы, змеящиеся локоны бронзово-зеленых волос, яркий, смертельный кармин губ, плотоядно шевелящихся даже во время пения, внезапно пробудили в нем страх. Слишком поздно он попытался сопротивляться искусно наведенным чарам. Мгновенным движением, словно солнечный луч, длинный бледный ус одного из этих созданий обвился вокруг него, и колдун, тщетно сопротивляясь, оказался притянутым на ложе вампира.

В момент его пленения все сестры прекратили пение, начав издавать короткие крики торжества, шипящие и пронзительные. Предвкушающее бормотание, словно урчание голодного пламени, донеслось от ближайших из них, рассчитывавших разделить с захватчицей хорошую добычу.

Маал Двеб, однако, мог воспользоваться своими колдовскими способностями. Не выказывая беспокойства или страха, он пристально разглядывал прелестное чудовище, затянувшее его на край своего бархатного ложа и ласкавшего его плотоядным взглядом.

Применив элементарные основы ясновидения, он получил кое-какие сведения относительно пленившего его создания. Узнав ее истинное, тайное имя, которым назывались и ее сестры, он произнес его вслух твердым, но нежным тоном, и, получив, таким образом, при помощи первичных законов магии, власть над своей пленительницей и над всем ее племенем, он в мгновение ока освободился от их пут. Женщина-цветок, с выражением страха и изумления в своих странных глазах, отшатнулась от него, точно испуганная ламия, но Маал Двеб, произнося полуотчетливые слова ее языка, начал успокаивать и утешать ее. Очень быстро он завоевал расположение всех сестер. Эти простые и наивные существа мгновенно забыли свои кровожадные намерения, свое удивление и изумление, и, казалось, приняли волшебника так же, как они принимали три солнца и погодные условия планеты Вотальп.

Разговорившись с ними, маг убедился в правильности тех сведений, которые он получил, рассматривая крошечный шарик в своем планетарии. Как правило, мысли и эмоции женщин-цветов были мимолетными, а их природа напоминала скорее растительную или животную, нежели человеческую, но потеря пяти сестер одной за другой, каждое утро, наполнила их горем и ужасом, которые они были не в состоянии забыть. Похищенные цветы куда-то унесли, а похитителями были какие-то рептилии, огромного размера, с крыльями, как у птеродактилей, спускавшиеся из недавно построенной цитадели в горах на дальнем краю долины. Эти существа, называемые испазарами, которых было семеро, стали грозными колдунами и развили свой разум до вершин, недоступных их сородичам, вместе с многочисленными эзотерическими способностями. Сохранив холодную и гибельно загадочную натуру рептилий, они превратились в знатоков неизвестных людям наук. Но Маал Двеб до тех самых пор не обращал на них внимания и не считал нужным мешать их развитию.

И сейчас, потакая своей прихоти, в поисках приключений, он решил помериться силами с испазарами, не используя никаких колдовских средств, кроме своего разума и воли, своих познаний и ясновидения, при помощи двух простых амулетов.

– Будьте спокойны, – заверил он бедняжек. – Я накажу этих негодяев по заслугам.

При этих словах женщины-цветы разразились пронзительным гомоном, повторяя все истории, которые люди-птицы из долины рассказывали им о крепости испазаров. Ее стены отвесно возвышались на скрытой от всех глаз горной вершине, куда не ступала нога человека; в них не было ни дверей, ни окон, за исключением отверстий в самых верхних бастионах, сквозь которые летающие рептилии могли проникать внутрь и наружу. Они рассказали ему и о свирепости и жестокости испазаров…

Забавляясь, будто слушая детский лепет, Маал Двеб переключил их внимание на другие темы, рассказывая многочисленные истории о небывалых и диковинных чудесах и удивительных происшествиях в далеких мирах. Тем временем он оттачивал свой план, как пробраться в цитадель колдовских рептилий.

День прошел, и одно за другим три солнца скрылись за краем долины. Женщины-цветы стали рассеянными, начали клевать носом и зевать в сгущающихся сумерках, и Маал Двеб приступил к некоторым приготовлениям, которые составляли существенную часть его плана.

Воспользовавшись даром ясновидения, он определил, которой из женщин-цветов суждено на следующее утро стать жертвой рептилий. Так случилось, что ей оказалась одна из тех, кто пытался пленить его. Как и остальные, сейчас она готовилась укладываться на ночь на свое массивное ложе из лепестков. Доверив ей часть своего плана, Маал Двеб применил один из амулетов и уменьшился до размеров лилипута. В таком виде он с помощью сонной сирены мог спрятаться в потайном местечке между лепестками, и, надежно укрытый, как пчела в розовом бутоне, спокойно проспал всю короткую безлунную ночь.

Его разбудил рассвет, проникший в его убежище словно сквозь прозрачные пурпурные и рубиновые занавеси. Волшебник слышал, как сонно перешептываются друг с другом женщины-цветы, раскрывая свои цветки навстречу первым солнечным лучам. Их мирное бормотание, однако, быстро сменилось криками беспокойства и страха, заглушаемыми резонирующим грохотом, производимым как будто гигантскими крыльями драконов.

Он выглянул из укрытия и увидел в свете двойного восходящего солнца снижающихся испазаров, чьи перепончатые крылья заслонили солнечный свет и погрузили долину во тьму. Колдун разглядел холодные красные глаза под чешуйчатыми бровями, длинные изогнутые тела, лапы, как у ящериц, с цепкими когтями, и услышал их низкое отчетливое шипение. Потом лепестки над ним наглухо закрылись, сжимаясь и дрожа, словно пытаясь защитить их хозяйку от отвратительных пикирующих чудовищ. Вокруг колдуна царил беспорядок, ужас, суматоха; но судя по тому, что он видел, наблюдая за предыдущим похищением, двое испазаров обвили змеиными хвостами толстый стебель цветка и потянули его из земли, как колдун человеческого племени мог бы тащить корень мандрагоры. Маал Двеб чувствовал предсмертную агонию выдранного с корнем цветка и слышал горестные крики ее сестер. Потом все заглушило барабанное хлопанье крыльев, и его охватило головокружительное ощущения подъема в воздух и полета.

Все это время Маал Двеб сохранял исключительное присутствие духа и не ничем не выдал своего присутствия испазарам. Спустя много томительных минут стремительный полет замедлился, и он понял, что рептилии приближаются к своей цитадели. Еще через мгновение красноватая полумгла сомкнутых лепестков потемнела и стала пурпурной – они влетели во тьму. Грохот крыльев внезапно стих; еще живой цветок с высоты сбросили на какую-то твердую поверхность, и сила удара чуть было не выбросила Маал Двеба из укрытия. Слабо постанывая и бессильно содрогаясь, женщина-цветок лежала там, где ее бросили похитители. Колдун слышал шипящие голоса колдовских рептилий и неприятный пронзительный скрежет их хвостов по каменному полу.

Шепча слова утешения умирающему цветку, он почувствовал, как лепестки, скрывающие его, обмякли. Очень осторожно маг выбрался прочь и очутился в бескрайнем зале с нависшими сводами и окнами, похожими на выходы из глубокой пещеры. Место выглядело, как лаборатория алхимии, узилище чуждого колдовства и хранилище омерзительных зелий. Повсюду в полумраке виднелись казавшиеся лилипутским глазам Маал Двеба неестественно массивными и огромными чаны, пробирки, маленькие горны, перегонные кубы и реторты, совсем не похожие на человеческие. Неподалеку дымился, точно кратер пробуждающегося вулкана – чудовищный котел из черного металла, чьи закругленные стенки вздымались много выше головы волшебника. Маг не видел ни одного испазара, но, зная, что они в любой момент могут вернуться, поторопился подготовиться к борьбе с ними, чувствуя в первый раз за многие годы возбуждение от надвигающейся опасности и предвкушения битвы.

При помощи своего второго амулета он вернул себе нормальные размеры. Комната, хотя все еще просторная, больше не казалась колдуну залом великанов, и котел рядом с ним уменьшился, доставая лишь ему до плеча. Заглянув внутрь, Маал Двеб увидел, что котел был наполнен дьявольской смесью, в которую, кроме всего прочего, входили мелко искромсанные части похищенных женщин-цветов, желчь химер и амбра левиафанов. Подогреваемое незримыми огнями, содержимое котла бурно кипело, покрытое шапкой черных как смоль пузырей, и испуская тошнотворный пар.

Прозорливым оком опытного мастера алхимии Маал Двеб продолжил исследовать содержимое котла и смог определить, для каких целей предназначалось зелье. Заключение, к которому он пришел, несколько его ошеломило и невольно укрепило его уважение к мастерству и способностям колдунов-рептилий. Он понял, что было бы исключительно благоразумным приостановить их развитие.

По некотором размышлении он пришел к выводу, что, в соответствии с химическими законами, добавка некоторых несложных компонентов в адское зелье приведет к такому результату, которого испазары не только не желали, но и совсем не предвидели. На высоких столах, расставленных вдоль стен лаборатории, в изобилии громоздились кувшины, флаконы и пузырьки, содержавшие хитрые снадобья и сильнодействующие вещества, некоторые из которых были добыты в самых тайных природных царствах. Не обращая внимания на лунную пыль, угли из звездного огня, желе из мозгов горгон, кровь саламандр, споры смертоносных грибов, спинной мозг сфинксов и другие такие же диковинные и пагубные вещества, волшебник разыскал нужные ему эссенции. Влить их в кипящий котел было минутным делом, и, закончив, он стал хладнокровно ждать возвращения рептилий.

Женщина-цветок тем временем перестала стонать и содрогаться в конвульсиях. Маал Двеб понял, что она умерла, ибо существа такого рода, столь варварски вырванные из родной земли, не могли выжить. Она поникла на своем ложе из лепестков, окутавших ее, точно темно-красный саван. Колдун не без сострадания попрощался с ней коротким взглядом, но в этот момент до него донеслись голоса семи испазаров, вернувшихся в лабораторию.

Они приблизились к человеку, двигаясь прямо, подобно людям, на коротких, как у ящериц, лапах, сложив на спинах темные рубчатые крылья, а их глаза красным огнем светились во мраке комнаты. Двое из них были вооружены длинными зазубренными клинками, а остальные несли огромные алмазные пестики, намереваясь, вне всякого сомнения, растолочь ими останки цветка-вампира.

Увидев чародея, они одновременно были ошеломлены и рассержены. Их шеи и тела стали раздуваться, как клобуки кобр, и они начали издавать громкое устрашающее шипение, напоминающее свист бьющего струей пара. Их вид ужаснул бы любого обычного человека, но Маал Двеб невозмутимо смотрел им в глаза, повторяя вслух ровным низким голосом заклинание верховной защитной силы.

Испазары бросились к нему, некоторые – извилистыми движениями скользя по полу, другие – отчаянно хлопая крыльями, поднявшись, чтобы атаковать его с воздуха. Но все они тщетно бились о невидимую силовую сферу, которую колдун воздвиг вокруг себя магическим заклинанием. Странно было смотреть, как они кровожадно царапают пустой воздух и бесполезно размахивают своим оружием, отскакивавшим, звеня, точно от медной стены.

Тогда, убедившись, что перед ними колдун, они пустили в ход свою нечеловеческую магию. Они создали из воздуха огромные огненные молнии, непрестанно двигавшиеся и извивавшиеся, точно гигантские питоны, и пытались поразить защитную сферу, оттесняя ее назад, как щит, который поддается под натиском превосходящей силы. Но им так и не удалось полностью разрушить ее. Кроме того, они начали петь зловещие шипящие руны, призванные сковать память колдуна и заставить его забыть заклинания своей магии. Маал Двебу пришлось немало потрудиться, отражая змеящиеся молнии и борясь с руническим колдовством, и кровь мешалась с потом на его взмокшем от напряжения лбу. Но все же, хотя молнии били все ближе и ближе, и пение становилось все более громким, он продолжал произносить заклятие силы, и оно все еще защищало его.

Вдруг он услышал заглушившее грозное песнопение шипение котла, кипевшего более бурно, чем прежде, из-за тех веществ, которые он тайком добавил к их содержимому. Между вспышками беспрестанно извивающихся молний волшебник увидел, что густой дым, черный, как испарения предвечной трясины, поднимается над котлом и расползается по лаборатории.

Вскоре испазары оказались окутаны парами, точно облаком тьмы, и вдруг начали непонятно извиваться и спотыкаться, сотрясаемые приступом странной агонии. Питонообразные огни растаяли в воздухе, и шипение испазаров стало неотчетливым, точно у обычных змей. Затем, упав на пол под стягивающимся и густеющим облаком черного тумана, они начали ползать на животах туда-сюда, как обыкновенные рептилии, и время от времени показываясь в клубах дыма; они съеживались и уменьшались в размерах, точно адское пламя пожирало их изнутри.

Все случилось точно так, как рассчитывал Маал Двеб. Он понял, что испазары позабыли свою науку и магию, и быстрое вырождение, отбросившее их на начальную ступень развития змей, поразило их из-за колдовского действия пара. Но прежде чем дождаться завершения этого превращения, он впустил одного из испазаров в свою сферу, служившую ему теперь для защиты от испарений. Это существо лизало его ноги, точно ручной дракон, признавая в нем хозяина. Некоторое время спустя черное облако начало подниматься, освободив оставшихся испазаров, которые теперь были не больше обыкновенных болотных змей. Их крылья сморщились и стали бесполезными придатками, и они с шипением ползали по полу, среди перегонных кубов, тиглей и реторт – останков их утраченного знания.

Маал Двеб несколько секунд глядел на них не без гордости за собственное колдовство. Борьба была трудной, даже опасной, и он подумал, что полностью победил тоску, по крайней мере, на какое-то время. С практической точки зрения, он поступил очень предусмотрительно, ибо, избавив женщин-цветы от их мучителей, он одновременно устранил возможную в будущем угрозу его владычеству над миром трех солнц.

Повернувшись к испазару, которого он оставил для своих целей, он удобно уселся на его спине, за толстым гребнем, где сходились крылья, и произнес магическое слово, понятное укрощенному чудищу. Взмахнув огромными крыльями, бывший колдун-рептилия послушно поднялся в воздух, вылетел через одно из высоких окон, навсегда покинув цитадель, в которую не было доступа ни человеку, ни любому другому бескрылому существу, и понесло волшебника над красными отрогами мрачных гор, через долину, где обитало племя цветов-вампиров, и опустилось на мшистом холме, у конца того серебряного мостика, по которому Маал Двеб пришел на Вотальп. Там колдун спешился и в сопровождении ползущего за ним испазара начал обратное путешествие на Цикарф через бесцветное облако над бездной, существующей сразу во многих измерениях.

В середине своего необычного перехода он услышал внезапное громкое хлопанье крыльев, стихшее с поразительной резкостью и больше не повторившееся. Оглянувшись, он увидел, что испазар упал с моста, соскользнул в бездну, из которой нет возврата.

Загрузка...