По устланному мрамором коридору замка быстро идет, почти бежит, его хозяин в покрытых кровью и местами порванных доспехах, сжимая в руках испещренный багровыми пятнами отравленный меч Ночных эльфов. Его войска проигрывают битву с неизвестным им врагом, внезапно появившимся прошлой ночью на границах. Навстречу ему по коридорам бегут отряды воинов, лязгая металлом доспехов и оружия и выкрикивая несоответствующие истине заверения в победе. На лице каждого пробежавшего мимо воина Ун’Шаллах, признанный всеми кланами правитель народа Ночных эльфов, читает безысходность и обреченность. Вот он достиг цели – уютной горницы в глубине цитадели, охраняемую отрядом стражников, не эльфов, но людей-наемников с дальнего северо-запада.
–Милорд, – приветствует правителя старшина, но Ун’Шаллах отталкивает его с дороги и влетает в комнату. В стоящей посреди светлицы кроватке под шелковым балдахином спит маленькая девочка. Судя по всему, ей не больше двух лет от роду.
Стражники смыкают копья, но, признав в ворвавшемся в покои эльфе отца ребенка пропускают того к колыбели. Правитель бросает на пол меч и подхватывает на руки спящую дочь, прижимая ее к окровавленному нагруднику.
–Найтари, – шепчет он, гладя заплакавшую девочку по волосам, – Найтари.
Второй рукой он срывает с шеи тонкую золотую цепочку, на которой висит медальон, сделанный из переливающегося всеми цветами радуги камня, и жестом подзывает к себе старшину человеческого отряда.
–Хэмпши, сохрани ее, заклинаю, сохрани. Возьми всех своих людей и уходи из замка через потайной ход. Я не могу пообещать тебе и другим воинам награду, ибо, что может дать король, чье королевство вот-вот будет разрушено, но я прошу, нет, умоляю тебя, не дай моему роду и моему народу исчезнуть.
В коридоре слышится звон металла о металл и предсмертные проклятья умирающих защитников замка. Старшина, по покрытому морщинами и шрамами лицу которого текут сентиментальные слезы, принимает ребенка и медальон из рук старого товарища.
–Я сохраню ее, Ун’Шаллах, во имя нашей долгой дружбы, – говорит он и объявляет своим подчиненным выход, – Да спасет тебя Творец, эльфийский царь.
Ун’Шаллах поднимает меч и бежит туда, где идет схватка. Он врубается в толпу врагов, сдерживаемую горсткой эльфов, и рубит их направо и налево. Во второй руке его появляется кастет, оканчивающийся длинными, словно кинжалы, когтями. Бой во дворце быстро заканчивается, благодаря вмешательству правителя, но сражение еще далеко от завершения. Уцелевшие выбегают на крепостной двор, где неприятель приканчивает выживших защитников крепости. Вокруг эльфийского царя растет груда трупов, кажется, что он один может перебить всю вражескую армию, но в его плечо впивается арбалетный болт, по боку чиркает чей-то меч, пробив и без того порванную кирасу. На него летит всадник с опущенным для удара копьем. Зазубренный наконечник входит в тело Ун’Шаллаха чуть пониже груди. Он обрубает древко и выдергивает ранившего его всадника из седла, и приканчивает, снеся мечом голову, закрытую шлемом. Силы оставляют короля-воина и он падает на колени, вонзая меч в землю и опираясь на него. Вкруг собирается едва ли не вся оставшаяся неприятельская армия, но окровавленные губы гордого эльфа не просят пощады, они произносят проклятья, серые глаза смотрят решительно и твердо. В тесный круг протискиваются два всадника. Один рослый и облаченный в доспехи, но без шлема, а другой – низкорослый горбун в черной тунике и с закрытым маской лицом. Однако они оба рыжеволосы и преисполнены страшной силы, непонятной эльфу. Собравшись с силами, Ун’Шаллах поднимается с колен и произносит вызов на поединок. Горбун поднимает руку с переливающимся перстнем, но его брат удерживает его и сам спешивается, обнажая меч. Клинки сталкиваются раз, другой, но силы не равны. Эльф бросает свой меч в горбуна, когтями парируя удар второго брата, от чего они ломаются. Клинок, однако, не долетает до цели и сгорает в воздухе. К ногам лошади падает бесполезный обломок. И тут страшный зубчатый меч-бастард настигает Ун’Шаллаха, и он падает. Горбун вновь поднимает руку и что-то кричит на незнакомом никому из присутствующих языке. Сложенный из гранитных плит замок рушится и погребает под собой своего хозяина, воздвигая ему поистине царское надгробье. То, что при этом придавило еще многих воинов, в том числе атакующих, ничуть не беспокоит ни горбуна, ни его брата. И далеко-далеко в ночи разносится их леденящий хохот, смешанный с плачем покоренного народа Ночных эльфов.
2.
Едва восток окрасился алым, Канн пробудился. Наскоро позавтракав, бродяги продолжили путь в том же порядке, что и вчера ночью: Канн впереди, Тари на некотором расстоянии. Лишь во время привала на обед, она осмелилась нарушить тишину, так любимую ее спутником.
–Куда мы идем?
–На восток.
–Зачем?
–Я хочу кое-кого повидать.
Продолжая так же клещами вытаскивать информацию, Тари узнала, что идти им еще два дня до деревушки, где обосновалась одна из бессчетных разбойничьих шаек, терроризировавших тракт, с которой Канн одно время грабил купеческие караваны.
По тракту они шли в полном одиночестве. Лишь раз за весь день вдали послышался перестук копыт, а через некоторое время их нагнал всадник. Он придержал лошадь, словно пытаясь как можно лучше разглядеть путников, потом вновь заторопился на восток. Канн заметил, что Тари сильно нервничала, пока всадник был рядом: она прятала лицо и жалась за спину мужчине. Позже девушка объяснила, что разбойники вчера напали на нее не в первый раз, и она очень боится незнакомцев, тем более таких подозрительных, как давешний конник. У ее спутника не было никаких причин не верить ей, и он предложил Тари просто сходить с дороги, как только они кого-либо услышат. Кем бы ни оказался так испугавший полуэльфку всадник, день и ночь прошли спокойно. Ближе к рассвету Канн проснулся и, увидев, что девушка так и не сомкнула глаз, предложил постоять на часах, пока та будет спать.
На следующий день, когда тени вновь начали удлиняться, они подошли к деревеньке, точно такой же, как та, из которой они вышли не так давно. Различие заключалось только в том, что над частоколом этой не полоскалось знамя барона или графа, которому местные жители платили дань. Привратник пропустил их без всяких вопросов, видимо, узнав Канна, хоть и долго смотрел вслед.
Город этот сразу же решительно не понравился Тари. Часто попадались люди, у которых на лице было написано, что держаться от них нужно подальше. Именно они здоровались с Канном, который отвечал им молчаливым кивком или взмахом руки. Часто прямо на улицах вспыхивали драки и совершалось насилие, но ее спутник просто обходил такие места, поэтому Тари не особо боялась. Лишь раз бродяге пришлось вытащить кинжал, чтоб пригрозить в стельку пьяному детине, вознамерившемуся завести Тари в ближайшие кусты. Так они дошли до вполне мирно смотревшегося двухэтажного просторного дома. Канн постучался, и двери открылись. На пороге возник абсолютно лысый здоровяк, покрытый татуировками.
–Никак молчун Канн пожаловал, – осклабился он, – Ну проходи, проходи, – И попытался пнуть постоянно молчащего путешественника под зад, когда они прошли в дом, на что Канн двинул лысому в глаз с такой силой, что свалил его на месте.
Тари и Канн вошли в залу, заставленную столами, за которыми пировала разбойничья шайка почти в полном составе. Мужчина средних лет с повязкой на глазу поднялся с кресла, продавленного его массивным задом, и проорал, размахивая кружкой с элем:
–Оба на, никак Канн зашел. Чего забыл ты в этом месте?
–Ты знаешь, Рага, зачем я здесь.
–Ага. Ну, ребятушки, понеслись.
Пировавшие разбойники повскакивали со своих мест и обступили девушку со спутником. Показались ножи и дубины, у двух-трех разбойников даже оказались при себе мечи. На лестнице послышались шаги, сопровождающиеся скрипом старых половиц, и в залу вошел давешний конник, нагнавший путников на тракте. Тари вскрикнула и спряталась за мускулистую спину Канна.
–Это те, господин хороший? – спросил Рага, который был главарем шайки.
–Да, это те самые, – ответил всадник и бросил на стол увесистый мешочек, в котором звякнуло золото, – Вяжите их.
Рага осклабился, продемонстрировав кривые желтые зубы.
–Э, не. Давай еще столько же и получишь девку. А ты, Канн, уйди с дороги.
Вместо того, чтобы швырнуть на стол еще мешочек с деньгами, богато одетый всадник (который, правда, всадником уже не являлся) выхватил висящую у бедра тонкую шпагу и ткнул ей точно в зрячий глаз предводителю разбойничьей шайки. Жало клинка выглянуло из бритого затылка. Остальные застыли ненадолго, но как только тело Раги хлопнуло по деревянному полу, набросились на всех троих. Оказавшийся хорошим фехтовальщиком, всадник сходу уложил троих, еще двух заколол кинжалом Канн, дав тем самым Тари время заползти под стол и там спрятаться. В зале началась настоящая свалка. Разбойников было намного больше, но явно знатный человек со шпагой сражался просто отлично, да и подобравший вдобавок к своему кинжалу меч бродяга немногим ему уступал. В конце концов, последний разбойник был пронзен кончиком тонкого клинка, и Канну пришлось сражаться уже со своим недавним союзником, внезапно напавшим на него.
Нанося и отражая удары, противники кружили по зале. Даже не искушенной в фехтовании Тари было видно, что в этой схватке Канну навряд ли победить, даже несмотря на то, что он сражался двумя клинками и устал меньше во время драки с разбойниками. Дворянин владел своим оружием просто мастерски. Накидка бродяги уже окрасилась кровью в нескольких местах, в то время, как черный щегольской костюм неизвестного бойца оставался незапятнанным. От серьезных ран Канна пока спасало то, что он беспрерывно отступал, практически не нанося контрударов. Противник свободного странника быстро разгадал траекторию движения и постепенно загонял спутника полуэльфийки к стене, где пригвоздил бы его словно бабочку своей тонкой, но смертельно опасной шпагой. Однако Канн не пытался сдаться или пойти на сделку – он храбро сражался, хоть и понимал тщетность усилий.
–Уходи, – бросил он одними губами, на миг открываясь, чем и воспользовался дворянин. Клинок шпаги блеснул в молниеносном выпаде и вошел в бедро Канна чуть ли ни на четверть дюйма.
Тари поняла, что обязана предпринять хоть что-то, но что? Фехтовать она не умела, но все-таки подняла с пола длинный кинжал. Тут в нее словно вселился демон, жаждущий крови: лицо девушки, прорезала хищная ухмылка, ясные глаза затуманились и как будто стали темнее. Она взвилась в воздух и, перекувыркнувшись через стол, атаковала противника уже приготовившегося к смерти Канна. Тот парировал удар и отскочил на длину шпаги, но недостаточно быстро – кинжал прочертил на его камзоле длинную алую борозду.
–Трону, Салкандо, – вскричал он и рубанул шпагой, но заточенный клинок встретил только воздух. Кинжал девушки зацепился за эфес, момент, и оружие врага взмыло вверх и оказалось в левой руке Тари. Два стальных вихря проблестели перед глазами Канна, и незнакомый дворянин оказался на коленях – эльфка перерубила сухожилия на обеих ногах. Вновь короткий взблеск, и оба клинка торчат в основании шеи незнакомца, перерезав, по пути, важные жилы. С секунду Тари подержала его в таком положении, а потом, толкнув труп сапогом, высвободила оружие.
Опытный в подобных делах Канн просто не поверил своим глазам: как смогла девчушка, которую еще пару дней назад измочалили грабители с большой дороги, так лихо расправиться с поистине превосходным бойцом, с мастером фехтования (дворянин действительно обучал королевскую стражу бою на мечах)? Еще больше он опешил, когда облик Тари стал прежним и она, выронив клинки, опустилась на пол и заплакала. Канн просто не знал, что сказать (он становился свидетелем женских слез, да и слез вообще, если быть точным, в первый раз за всю жизнь), поэтому он просто подобрал себе второй меч, придирчиво выбирая из двух возможных вариантов и, как мерзко бы это не звучало, занимался мародерством.
Всхлипы прекратились. Канн повернулся к девушке и с самой дружелюбной улыбкой, на которую только был способен, произнес:
–Лихо ты его порубала. Почему не сказала, что умеешь так биться?
–Клянусь кровью рода, – Канн насторожился, услышав самую страшную клятву народа Ночных эльфов, – Я даже не знала…и не знаю с какой стороны за меч браться. На меня что-то нашло…
«-А ты, подруга, не так-то и проста, – подумал бродяга. – Я тебя выведу на чистую воду», – а вслух сказал, – Верю. Пойди, поищи себе какой-либо приличной одежонки, а я поесть сготовлю, коль не побрезгуешь рядом с мертвяками обедать.
Тари скрылась на верхнем этаже дома, а Канн пока наскоро стаскал трупы в соседнюю комнату, обыскал тело загадочного бойца и сготовил, как и обещал, обед. Как раз тогда, когда он управился, спустилась Тари. Теперь вместо нищенских лохмотьев на ней был темно-зеленый охотничий костюм, правда, без драгоценностей, а то бы она была вылитая аристократка, выехавшая поохотиться, волосы вымыты и причесаны. Канн сглотнул подступившую слюну и поспешил отвернуться, слишком уж плотно обтягивал костюм ладную фигурку девушки.
–Плащом прикройся, – буркнул он, – и шпагу прицепи вот сюда, на пояс, где петелька. Поучу тебя ею пользоваться, коль и вправду не умеешь.
За скромным обедом из остатков разбойничьей трапезы, Канн, преодолев свою природную молчаливость и замкнутость, выспрашивал Тари о ее родственниках и прошлом. Кроме уже имеющейся информации узнать удалось не много. Мать свою она не знала и воспитывалась одним отцом – престарелым солдатом – как-то раз староста деревни почти у рубежей Великой империи, где обитало семейство сообщил, что надвигается отряд неизвестных всадников и попросил на всякий случай потренировать деревенских мужиков. В тот день отец передал Тари небольшой сверточек, запечатанный сургучом, и приказал показать его барону Гарроту, если с ним что-либо случится. Через неделю деревню сожгли, и семнадцатилетняя Тари отправилась искать неизвестно где замок барона Гаррота. Бессчетное количество раз она сбивалась с дороги и попадала в различные переделки, из которых выходила либо по счастливой случайности, либо благодаря чьему-либо вмешательству. Так за почти три года она добралась до городка, где и встретилась с Канном.
Заинтригованный путешественник предложил девчушке пойти к барону сейчас, благо, что владения его начинались в нескольких днях пути на юг отсюда. Сказано – сделано, и маленький отряд вышел по южной дороге и углубился в лесок, чтоб срезать крюк. Как стало известно потом, этот маневр спас им жизни, ибо почти сразу за ними по южной дороге выехало полтора десятка всадников при оружии, но без доспехов, и в богатой одежде.
3
К концу недели изрядно потрепанные и зверски усталые Тари и Канн вышли на тщательно ухоженную лужайку, на которой возвышался четырехэтажный особняк, защищаемый только глубоким, но узким ручьем и стенами, доходящими до второго этажа. Подобная небрежность в обороне вызвала негодование Канна, успевшего, в свое время, еще и послужить в королевской армии простым копейщиком.
На стук молоточка в гонг у широких, окованных железными полосами, ворот выглянул заспанный гвардеец и, отравляя воздух ароматом прогорклого эля, буркнул:
–Убирайся, милостыню не подаем, – на него произвела впечатление изорванная накидки Канна, но, увидев не менее потрепанный, однако явно дорогой костюм Тари вкупе с пристегнутой к бедру шпагой, с которой она ежедневно упражнялась под руководством молчаливого спутника, приосанился и соизволил пропустить незваных гостей в дом.
Их провели в роскошную гостиную и попросили обождать. Канн плюхнулся на диван, не обращая внимания на то, что пачкает обивку, и потянулся к непочатой бутылке вина из Южного предела.
–Кислятина, – вынес он вердикт, отведав дорогущего напитка, предварительно отбив кулаком горлышко бутылки.
Тари же, будто изваяние мифической красавицы, застыла у окна, изучая голубой горизонт.
Вскоре появился и сам хозяин дома – пожилой аристократ барон Гаррот. С первого взгляда на него любому становилось ясно – в жилах этого старца течет поистине голубая кровь. Даже с возрастом черты лица его не стали глаже, тело не потеряло былой силы и сноровки. А вот внук, на руку которого опирался барон, производил совсем другое впечатление: ровесник Тари, утонченный щеголь, чья рука привыкла к изящным хрустальным ножкам бокалов и страшится грубости меча.
–Молодой человек, – начал старый барон, но заметил Тари, высвободился от опеки внука и пересек комнату, словно двадцатилетний юноша, – Найтари, elfallen regna, weirdrunn, – и склонился перед полуэльфкой в почтительном поклоне, ровно перед особой королевской крови. Молодой барон, в это время, беззастенчиво пялился на девушку. Канн хотел разбить о его голову бутылку за это, хотя и сам не понимал, почему, но баронет вовремя обернулся на бродягу.
–Фу, дед, что ЭТО делает здесь.
–Ellora se trenfarso joi Garret, regna, torkchensi myuth.
По-прежнему ничего не понимая, Канн решил взять ситуацию в свои руки:
–Меня зовут Канн, я спас ее…
–Тогда честь тебе, хвала и неисчислимые сокровища в награду, – прервал его барон.
–Дед, что происходит, – вмешался молодой.
–Помнишь, я рассказывал тебе про величайшего воина и могущественного короля Ночных эльфов Ун’Шаллаха? Это его дочь.
Совсем очумевший Канн ляпнул, что Ун’Шаллах никакой не герой и не король, а простой солдат, погибший в маленькой деревушке, на что барон рассмеялся:
–Здесь нет полукровок. Перед тобой чистокровная эльфийка Найтари Эльфарран.
Все трое сели, причем при последних словах старика глаза молодого алчно блеснули. Барон налил себе вина и завел рассказ…