Гижмар

Когда рассказ хорош – там зернышко на дне.

Ты зернышко найдешь, а сладко будет мне.

Счастлива та страна, где добрые дела

Творятся дотемна, и ночь у них светла.

Могучи их цари, и тюрьмы там пусты.

Светлы монастыри, а пастыри просты.

Мы знаем много слов, но лучшие – тихи.

И что нам до ослов, не верящих в стихи?

Хочу вам рассказать негромким голоском

Историю одну, добытую тайком.

Бретонцы говорят: в стране забытых фей

Истории лежат, но ты найти умей!

* * *

В то время правил Хель, удачливый король.

При нем – один сеньор. О нем скажу, позволь.

Прекрасный кавалер звался Оридиал —

Семейный человек, придворных идеал.

С супругою своей он проводил часы —

И дал им Бог детей невиданной красы.

На то и есть Бретань, там имя – как удар.

Девчушку звать Ноган, а мальчика Гижмар.

Уж как их любят мать и ласковый отец —

Но время вылетать из гнездышка, птенец!

И юноша идет на службу к королю.

Все юноше идет – как я это люблю! —

Доспехи, стремена, и скачки, и бои…

Вот были времена любимые мои!

И юноша не ждет, что грянет волшебство —

Во Фландрию идет, там яростней всего

В огне далеких стран сражался кавалер…

Но был один изъян: на женщин, например,

Он вовсе не глядел, неясно почему,

И ни одна из них не нравилась ему.

Нет, более того: он избегал любви,

Как будто бы и так носил ее в крови.

Уже чуть-чуть смешон для преданных друзей,

Невинен, отрешен – живет наш ротозей.

Но вот пришел домой. Сестра, отец и мать —

Его наперебой ласкать и обнимать.

Со всеми ровно мил, без радостей иных,

Он целый месяц жил в семье, среди родных.

* * *

Так можно и пропасть без видимых причин.

Но есть иная страсть для подлинных мужчин —

Охота! Наконец созвали егерей,

И мчится наш юнец в лесную глушь скорей.

И нож при нем, и лук, и полчище собак.

И что ж он видит вдруг, плечом раздвинув мрак?

Там на опушке лань стоит, белым-бела.

И олененок с ней. И отступила мгла…

И царственнее всех, так нежно хороши —

Что снимут тяжкий грех с измученной души.

Наш воин, наш герой, наш храбрый юный друг!

Достань скорее свой видавший виды лук.

Да не зови друзей и перестань дрожать.

А белой лани – ей стрелы не избежать.

Спасенья зверю нет. Стрела летит хитро.

Но странный был дуплет – Гижмар пронзен в бедро.

Он сам пустил стрелу – и кровоточит он,

И к своему седлу почти что пригвожден!

Он падает в траву… Пред ним олень лежит,

Во сне иль наяву лепечет и дрожит:

Ты, рыцарь молодой, меня не пощадил.

Я, рыцарь молодой, тебя не пощажу!

Ты думаешь, что ты легонько ранен был?

А я судьбу твою сейчас перескажу.

Ни дикая трава, ни тайный корешок

Не вылечат тебя, кровавый мой дружок.

Заклятья и стихи, врачи наперечет —

Дела твои плохи, и боль не истечет,

Покуда не найдется женщина одна,

Что за тобой пойдет до самого до дна,

До сердцевины сна, до пламени в аду.

Отыщешь – будешь жив. Гижмар сказал: найду.

Оставь меня теперь! – мгновение спустя

Шепнул несчастный зверь, и пало с ним дитя.

* * *

Гижмар с тех самых пор не может кровь унять

И странный приговор старается понять:

Куда ему идти, в каком-таком краю

Искать и обрести кудесницу свою?

И отсылает он, всего в слезах, слугу:

Иди, любезный друг. Я больше не могу.

Я бодрствую во сне – такая точит боль,

Как будто в рану мне все время сыплют соль.

Скачи к моим родным – им сердце не солжет,

Но объясни ты им, что рана смертно жжет…

Слуга собрал добро, поплакал и исчез.

Перевязав бедро, Гижмар уходит в лес.

* * *

Хромая, будто зверь, он вышел по ручью

На бережок теперь – и увидал ладью.

Он смотрит все смелей: кораблик на воде.

Таких-то кораблей он не видал нигде.

Стоит себе один, и не видать других —

Как будто из глубин он вынырнул морских.

Эбеновая снасть, из шелка паруса —

Готов отплыть, пропасть, взлететь под небеса.

Наш раненый герой немало удивлен:

За этою горой морей не помнит он!

Не знал, что корабли заходят в этот порт.

И вот уже с земли ступает он на борт.

Чеканка и резьба, и жемчуга гряда…

Ну, что ж, сама судьба вела его сюда.

Упасть себе позволь, чтобы очнуться вновь!

Он забывает боль, он вытирает кровь.

Толкнут тебя тычком – в александрийский шелк

Ты упадешь ничком, чтоб не завыть, как волк.

…Кораблик побежал по морю, по волне.

Там наш Гижмар лежал, так думается мне.

Не виден капитан, не слышен экипаж,

А вот корабль летит, как призрак, как мираж.

* * *

Меняется все, захотелось и мне изменить свой стих.

Кораблик причалил, как будто бы ветер внезапно стих.

Страной этой правил давно уже, с незапамятных пор

Тот, кто был и не муж своей госпоже, – пожилой сеньор.

Что за любовь?! Нет горя смешнее, чем ревность мужей-стариков.

Что-то вроде потери зубов, или даже нежнее,

это их прорезывание рогов…

Себя не желая признать уродом,

Карауля ночи и дни,

Он выстроил башню с единственным входом,

Чтоб жена оттуда ни-ни.

Лишь море гладило мраморный

Башенный бок.

Хотя ведь и с моря, если действовать грамотно,

Кто-то подплыть бы мог.

А в башне – унылой, серой —

Часовню устроил муж.

И ценною росписью – сцены с Венерой —

Украсил ее к тому ж…

Вот старый Овидий – он нам нужен самим,

Мы любим читать на сон.

А наша пленница им топит камин —

Извини, дружище Назон.

Так вот, нашей даме, заложнице, избраннице на века,

Была поблажка положена: служанка, племянница старика.

Они подружились и жили как сестры,

Как птички в своем раю,

Хотя этот рай и стоял

У пропасти на краю.

Лишь старый священник, единственный, худенький и седой,

Имел свой ключик к таинственной двери над самой водой.

Он был им вернее друга, капеллан им был и слуга.

Такого слуги услуга особенно дорога.

* * *

Но час приближался, и тем он запомнится вам сей час,

Что в полдень проснулся демон, испытывающий нас.

Юные дамы посмеют выйти проветриться в сад —

Но не думаю, что сумеют легко вернуться назад.

Что видят они? Вот странно: корабль, пестры паруса.

Кораблик без капитана, прекрасный как небеса.

Кораблик все ближе, ближе, какой-то полет стрижа!

Но что я, как зритель, вижу? Несчастная госпожа!

Смертельно бледные обе, дамы бегут к воде.

Корабль еще не причалил, встречающих нет нигде.

Служанка на мостик взбегает, старается не дрожать,

А госпожа выжидает, и некуда ей бежать.

* * *

Случилось то, что случилось.

Все в жизни пошло вверх дном.

Конечно, дама влюбилась

В Гижмара, объятого сном.

Попробуйте не влюбиться,

Не возненавидеть свой хлев —

Когда перед вами рыцарь,

Прекрасный, как спящий лев.

Он в башне уже очнулся,

Когда наступил рассвет.

Прислушался, оглянулся —

А боли почти что нет.

То жизни серьезный признак:

Боль уходит, как дым.

И женщина, будто призрак,

Склоняется перед ним.

Что делать, что дальше будет?

Как с этою дамой быть?

А вдруг она не полюбит,

Не станет его любить?

Он все-таки иноземец, не знающий языка.

А дама – чужая дама, хотя, возможно, пока.

Хозяйке прекрасной башни он говорит напрямик:

Сударыня, мне не страшно, я к боли своей привык.

Но если, милая дама, вам меня не спасти —

Выходит, у вас тут прямо найду я конец пути.

Она его обнимает, целует горящий рот.

Она его понимает – не всякая так поймет.

К тому же, друзья, к тому же зажегся огонь в крови:

Она прожила при муже, не знающая любви.

Вот так заключилось дело, победу побед верша —

И тело любило тело, а душу нашла душа.

* * *

Герой и любовь героя, укрывшись от всех невзгод —

Так прожили эти двое свой самый счастливый год.

Служанка их тоже не смела вздремнуть среди ночи и дня:

Служила им, как умела, и грелась у их огня.

Ах, милый, единственно милый! —

Шептала дама чуть свет.

Любить вас с такою силой

Уже моей силы нет.

Но, если другая найдется неведомая любовь —

Душа моя разорвется, и выкипит моя кровь.

Не бойся, не надо! – тихо он ей говорит в ушко.

Забыла, что олениха мне напророчила? Что

Я только с тобою буду до самого судного дня,

А если тебя забуду – найдет моя боль меня.

И дама берет рубашку из тонкого полотна.

Надень – говорит – мой милый! И буду лишь я одна

Завязывать хитрый узел сегодня и всякий раз.

И никакая другая. Такой тебе мой наказ.

А та, что его развяжет, распутает на груди —

Она пусть тебе и скажет, что будет там, впереди.

Гижмар ей в любви клянется, хотя и сам поражен,

Что никто узла не коснется – ни ножницами, ни ножом.

А все-таки, беспокоясь о том, чего еще нет,

Он надевает ей пояс: в застежке – старый секрет.

Кто тайной любви желает, кто хочет в огне пропасть —

Застежку сперва сломает, чтоб утолить свою страсть.

…И в тот же день непогожий

Открыли их тайный грот:

Слуга, на крысу похожий,

Нечаянно их найдет.

Как будто бы с порученьем он тихо шел к госпоже —

А дальше видели только, как опрометью уже

Бежал к своему господину… И старый грозный сеньор

Отправился к девичьей башне, где не бывал с давних пор.

Он в ярости дверь обрушил из корабельной сосны

И рыцаря обнаружил в объятьях своей жены.

Ну? – смотрит старик угрюмо. – Откуда же ты, герой?

На дне какого же трюма ты прибыл на берег мой?

Тут корабли нечасты, у этих старинных скал.

За что ты мне дал несчастье, какого я не искал?

Не всякому удается грудь старую растерзать…

И что тебе остается, как правду мне не рассказать?

* * *

Гижмар говорит, как было: как боль его привела

К берегу, где полюбила дама его и спасла.

Как видно, судьба превратна, и случай тут непростой.

Сеньор отвечает: Ладно. Я понял тебя. Постой.

Ты говоришь, что прибыл сюда к нам на корабле.

А что же никто не видел его на нашей земле?

Ты где-то его припрятал? А место не позабыл?

Гижмар отвечает: Помню. Кораблик мой там, где был.

Его сейчас же уводят. Поставили паруса,

И тихо корабль уходит – плывет себе в небеса.

Плачет Гижмар, рыдает, даму свою зовет.

А Бог за ним наблюдает, и корабль – плывет.

* * *

Спустя три дня и три ночи – родимые берега.

Гижмар и глядеть не хочет. Но видит: верный слуга,

Что был в тот день на охоте, он ждал его целый год.

Да где вы еще найдете друга, который так ждет?

Гижмар кидается к брату – надежному, как стрела.

Ей-богу, дорога обратно совсем не напрасной была.

В семье его ждали страстно – без памяти каждый рад,

Что сын вернулся из странствий, бесценный вернулся брат.

И мать, и отец хлопочут, соседи прочат невест.

Но рыцарь смотреть не хочет. Но рыцарь не пьет, не ест —

О даме своей тоскует, которая узелком

Ему затянула рубашку, к себе привязав тайком.

Об этом узле новейшем, как об одной из примет,

Узнало множество женщин, а как развязать – так нет.

Как только они ни бились – всех ждал один эпилог:

Ничего они не добились, крепкий был узелок.

* * *

А что же с нашею дамой тем временем произошло?

С той дамой, любимой самой, с той, что излучала тепло,

Которое исцелило и сердце, и раны боль?

Позволь, расскажу, читатель, о, ты только мне позволь!

Как прежде, она томится в башне на берегу.

От мужа во всем таится – зачем, сказать не могу.

Два года, два долгих года никто к ней не заглянул.

Едва ли он жив, твой рыцарь, верней всего – утонул.

Из башни она спустилась – а как, откуда мне знать?

И вскорости очутилась на том же месте опять…

Дух этой маленькой бухты два года секрет таит,

И видит она: как будто такой же корабль стоит.

Ах, так? Молодая дама решительно рвется в бой.

Ах, так? И кораблик прямо летит в простор голубой.

Куда он бежит – не знаю, куда бегут корабли:

И в Индию, и к Китаю, и к самому краю Земли.

Но Бог наш корабль направил в Бретань, а не на Луну.

Сеньор Мерьядюк там правил, вел небольшую войну.

И вот коменданту форта видится из окна:

Корабль швартуется гордо, а на корабле – она.

Она хороша как фея, да, может, фея и есть?

И воин глядит, не смея руку судьбы отвесть.

Должно быть, она уважит сурового сердца стук

И скоро-прескоро скажет: Сядь ближе, мой Мерьядюк…

Вот гостью, чуть беспокоясь, к себе пригласил сеньор.

Но что это? Грубый пояс, странный на нем узор.

Где гладкие женские ножки хотелось обнять рукой —

Одни лишь пряжки-застежки, и нежности никакой.

Что это? – спросил он сухо. – Я должен об этом знать.

И даме хватило духу о поясе рассказать.

Ах, вот вы какого роду! – досадует наш сеньор.

Я слышал про эту моду в округе с недавних пор.

Я даже знаю мужчину, что даст себя растерзать,

Но только бы без причины рубашку не развязать.

Рубашку?.. Под ней качнулся и тихо поплыл весь мир.

Сеньор меж тем отвернулся и кликнуть велел турнир.

Турнир! Вот и все терзанья окончатся что ни есть.

Кто выиграет состязанье – тому и дама, и честь.

И женщина ждет и бредит, и страстно ждет новостей:

Конечно, Гижмар приедет из облачных областей.

Да вот уж и он – и нету ни мрака, ни пустоты.

Любимая, ты ли это? Возможно ли – это ты?

С тревогою наблюдает за встречей наш Мерьядюк:

Еще одно ожидает вас испытанье, мой друг.

Велите подать рубаху – ту самую, со шнурком.

Вот мы и увидим пряху, что справится с узелком.

Сестра Мерьядюка, в надежде, пробует в свой черед —

Но узел тугой, как и прежде. Ничто его не берет!

А фея как ухватила – узнала свой узелок

И с легкостью распустила, как вязаный свой чулок.

* * *

Сударыня, Боже, Боже! Лишь вы это знать могли!

Скажите же, что вы тоже мой пояс уберегли!

И, трогая понемножку одно из приятных мест,

Нащупывает застежку – эмблему вечных невест.

…Вы думаете, смирился с таким пораженьем наш друг?

Вы думаете, изменился наш воин, наш Мерьядюк?

Думаете, отдали невестам их женихов?

Тогда вы мало читали и книг, и старых стихов.

Гижмар говорит Мерьядюку: Два года вам буду служить,

Загрузка...