В пересадке на Клэпем-джанкшен нет ничего страшного, если только не паниковать.
Никто не знал этого лучше, чем мистер Стивенс, и когда их поезд начал приближаться к платформе, его движения стали неторопливыми и уверенными.
Он осмотрел немногочисленные вещи, разложенные на сиденье, и с улыбкой повернулся к жене.
– Времени уйма, – сказал он. – Наш чемодан еще должны выгрузить.
Да, подумала миссис Стивенс, но вдруг его забудут выгрузить!
Мистер Стивенс видел, что жена волнуется, и, хотя вовсе не был человеком эгоистичным, невольно чувствовал тайное удовлетворение. Его собственное хладнокровие оказалось бы никчемным и бесполезным, если бы она тоже держалась хладнокровно. Он прочел на ее бледном лице невысказанный вопрос, увидел, как дрожат ее руки, и понимающе улыбнулся, надеясь ее приободрить.
Багажный вагон был сзади, всего в нескольких ярдах от их купе, и, выйдя на платформу, они увидели, как проводник передает чемодан носильщику, который аккуратно переворачивает его и укладывает на тележку.
– Богнор? – спросил мистер Стивенс.
– Платформа восемь, – ответил носильщик.
– Вы его довезете? Носильщик кивнул и покатил чемодан. Это оказалось до нелепости просто, и миссис Стивенс даже не верилось, что на Клэпем-джанкшен все может пройти без сучка без задоринки.
Потом она вдруг догадалась, что на самом деле все было не очень-то просто – так лишь казалось благодаря ее мужу. Следуя за ним по платформе, она безгранично восхищалась его молчаливой целеустремленностью. Казалось, что Клэпем-джанкшен пробуждает в нем скрытые способности.
Мистер Стивенс и сам думал точно так же. Он чувствовал в себе этот врожденный дар и считал, что обладает талантом руководить другими. Обычная жизнь предоставляла для этого мало возможностей. Чтобы его способности проявились, требовались или Клэпем-джанкшен, или прорыв водопровода.
Они подошли к широкой лестнице, ведущей в подземный переход, и миссис Стивенс крепче вцепилась в свою сумку. Именно здесь два года назад она уронила термос. В нем что-то разбилось, потому что, когда они подносили его к уху и встряхивали, слышалось слабое позвякивание осколков стекла, как в калейдоскопе.
Но на сей раз все было хорошо: Дик помог ей спуститься, и они стали ждать, пока мистер Стивенс купит билеты. Уже начиналась сутолока. У кассы стояло довольно много народу, и лицо мистера Стивенса слегка омрачилось. Но он, как это всегда бывает, оказался у окошка раньше, чем ожидал, и у них оставалось еще добрых десять минут после того, как он раздобыл билеты.
В переходе была настоящая кондитерская – точь-в-точь как обычные кондитерские на улице, – и Эрни, которому дали шиллинг, чтобы он потратил его на приятные мелочи, успел купить булочку-завитушку с шоколадом. Она стоила два пенса, но зато ее было замечательно есть в дороге.
Тем временем остальные члены семьи подошли к книжному киоску по соседству. Мистер Стивенс считал, что в поезде принято читать, и никогда не скупился на журналы и газеты. Он купил “Рэд мэгэзин” для Мэри, “Кэптен” для Дика, “Чипс” и “Скаут” для Эрни и “Таймс” для себя. Жене он купил небольшой журнал по домоводству. Она читала редко, а то и не читала вовсе, и он знал, что она вряд ли будет увлеченно изучать журнал в поезде, но ему не нравилось, когда она сидела напротив и все время смотрела на него, а эта обложка выглядит одинаково, как ее ни поверни – хоть вверх ногами держи.
Сам он обычно не читал “Таймс”, потому что в автобусе разворачивать газету было неудобно, но он любил ее респектабельность и любил чувствовать себя культурным человеком, когда не спеша изучал ее в поезде; кроме того, он нередко натыкался там на что-нибудь увлекательное. Ему нравились письма в редакцию и длинные, взвешенные статьи о международных вопросах, которые живо интересовали его и вызывали желание как-нибудь, когда будет время, узнать об этом побольше.
В этот момент вернулся Эрни, и все они поднялись по лестнице на восьмую платформу.
Там собралась довольно большая толпа, но для первой субботы сентября это было неудивительно.
– Богнор? – спросил мистер Стивенс, когда контролер отрезал краешки билетов. Тот кивнул и ткнул большим пальцем в сторону восьмой платформы.
– Следующий поезд? Контролер кивнул. Они обнаружили носильщика и свои вещи уже на месте, но на Клэпем-джанкшен, среди чужого багажа, чемодан выглядел меньше, чем у них в Далидже, где его не с чем было сравнить.
– Следующий поезд идет до Богнора? – спросил мистер Стивенс у носильщика.
– Да, сэр, – ответил тот. Мистер Стивенс не любил полагаться на слово одного контролера и всегда предпочитал расспрашивать как можно больше железнодорожных служащих.
Пассажиров по сравнению с прошлым годом было и впрямь много, и мистер Стивенс невольно забеспокоился.
– Держитесь рядом, – сказал он вполголоса. – Главное – не потерять друг друга. – С улыбкой обращаясь к жене, он прибавил: – Некоторые точно ждут другого поезда, – но в глубине души боялся, что именно их поезда все они и ждут.
С каждой минутой людей становилось все больше. Они никак не уместились бы в один поезд, даже будь он пустым, – а мистер Стивенс знал, что на вокзале Виктория уже сядет немало народу.
Эрни повезло: за спиной у него находился огромный, внушительный торговый автомат, который он мог спокойно рассматривать, никуда не отходя.
Однажды он видел, как какой-то человек заправлял похожий автомат содержимым одной из картонных коробок, которые стояли у его ног. А потом отпер потайной ящик и высыпал себе в сумку целую кучу монет. С этого дня Эрни решил, что когда-нибудь станет одним из таких людей, если это вообще в человеческих силах. Эта профессия казалась ему пределом земных мечтаний.
Он осмотрел стопки упаковок, смутно видимые через узкие стеклянные окошки. Можно было выбрать карамель, шоколад, миндаль и изюм, марципан или ореховое ассорти. Внизу он прочел: “Задвиньте ящик. Вставьте пенни в прорезь напротив выбранного продукта и выдвиньте ящик”. Он перечитал инструкцию дважды. Она звучала по-деловому коротко. Внизу, на эмалированной табличке, было написано: “По всем вопросам обращайтесь в «Автоматы Виктория лимитед», Бродвей, Уиллсден”.
Он как раз гадал, какой вопрос можно задать об ореховом ассорти, когда толпа расступилась перед носильщиком, который приближался, выкрикивая: “Саттон – Кройдон – Доркинг – Хоршем – Арундел – Форд – Богнор!”
Все зашевелились и подхватили свой багаж. Поезда еще не было видно, и Эрни удивился, как же носильщик узнал, что он едет. Но вот и он! Выезжает из-за поворота, бок о бок с маленьким электропоездом. Паровоз приближался с протяжными, хриплыми, тяжелыми вздохами – медленнее, чем электропоезд, так что можно было разглядеть передние вагоны. Господи! Уже битком! Одна сторона этого вагона полностью занята! А вон в том не меньше десяти человек! Кажется, им предстоит поработать локтями. Мистер Стивенс сунул журналы и рюкзак под мышку, оставив правую руку свободной. Он был готов толкаться, если толкаться будут другие.
Поезд оказался ужасно длинным – он все не кончался и не кончался. Пару раз у них возникло безумное желание побежать за вагонами, в которых были свободные места. Некоторые действительно ровно так и сделали, и их поглотила протестующая толпа, но мистер Стивенс стоял на месте, мягко придерживая жену за локоть, и наконец поезд в последний раз издал дрожащий стон и остановился. На одно мучительное мгновение ряд вагонов первого класса грозил оказаться прямо там, где стояли Стивенсы, но потом поезд прополз чуть дальше, и перед ними остановилось купе третьего класса для курящих, в котором было всего два человека, – невероятная удача.
Мистер Стивенс попытался подвести семью прямо к двери, чтобы все могли сесть вместе, но каким-то образом к ним присоединились еще два человека – и после того, как Дик и Мэри взобрались на подножку, остальным пришлось пропустить других пассажиров, и их компания разделилась. Это было досадно, но на самом деле не так уж и важно. Главное, что все попали в одно купе.
Несколько раз кто-то распахивал дверь, нервно заглядывал внутрь и убегал. Мистер Стивенс подошел к окну и наблюдал, как грузят багаж. После недолгого ожидания раздался свисток, и поезд медленно тронулся.
Дик и Мэри заняли угловые места, но две девушки, устроившиеся друг напротив друга, отделили их от остальных членов семьи, которые сели в середине купе – миссис Стивенс и Эрни по ходу движения, а мистер Стивенс напротив.
Миссис Стивенс оглядела попутчиц. Девушки ей понравились: у них были рюкзаки и крепкие палки для ходьбы, и она не сомневалась, что их не укачает и в обморок они не упадут.
В другом углу сидел какой-то моряк. Не матрос, но вроде того – в синем кителе с медными пуговицами и фуражке с козырьком.
Еще с ними ехал толстый добродушный старик в гетрах – скорее всего, фермер, – а рядом сидел молодой человек, у которого из-за больших зубов не до конца закрывался рот.
Единственная вызывающая сомнения пассажирка сидела напротив миссис Стивенс, рядом с ее мужем; это была тучная женщина с маленьким ребенком. Пожалуй, если ребенок не будет доставлять хлопот, с соседями им повезло. Девушки с палками и рюкзаками, скорее всего, сойдут в Доркинге, и тогда все семейство сможет воссоединиться.
Дик и Мэри наклонились вперед, посмотрели на остальных и улыбнулись. Остальные тоже посмотрели на них, кивнули и улыбнулись, показывая, что все в порядке.
Все устроились поудобнее, кроме ребенка, которого женщина держала так глупо и неуклюже, что он мог смотреть только на мистера Стивенса. Минут пять он разглядывал его, не моргая. Потом протянул руку и ухватился за край шляпы мистера Стивенса.
Мистер Стивенс некоторое время делал вид, что ничего не замечает. Он сидел неподвижно, не отрывая глаз от первой страницы “Таймс”. Но потом ребенок начал тянуть за поля шляпы, пока голова мистера Стивенса не наклонилась немного вбок. Именно на это ребенок и рассчитывал, потому что начал хихикать: потянет и слегка отпустит, затем потянет снова. Мать не обращала на него внимания, и это страшно раздражало.
Наконец мистер Стивенс демонстративно снял шляпу и повесил ее на крючок над головой. Ребенок перевел глаза на шляпу, издал горестный вопль и заплакал. Женщина машинально шлепнула его и развернула так, чтобы он не видел мистера Стивенса, который со вздохом открыл “Таймс”.
Некоторое время они ехали по тому же пути, по которому другой поезд привез их сюда, – мимо пыльных тополей, под будкой стрелочника на мосту. Потом свернули на другой путь и миновали несколько небольших пригородных станций.
Девушки, поначалу оживленно переговаривавшиеся, откинулись на спинки сидений и раскрыли журналы; моряк спокойно смотрел в окно; фермер и ребенок уснули, и в купе стало тихо.
Дик положил журнал на колени и выглянул в окно. Сначала он видел фабрики, дома и маленькие сады, где росла одна трава, но постепенно сады становились все больше и пышнее; иногда мелькали пустые участки земли, но их тут же вытесняли новые ряды домов. Время от времени в окне появлялось поле с живыми изгородями из ежевики, но и в него, словно острие кинжала, вонзалась узкая полоса новых недостроенных домов, тащившая за собой дренажную канаву, ухабистую временную дорогу и полосы голой земли, с которой был снят слой дерна, чтобы кинжал мог войти еще глубже.
Но вскоре полей стало больше – и в какой-то момент Дик увидел сплошные волны травы, простиравшиеся до самого горизонта. Он сидел, подперев подбородок рукой и не отводя глаз от окна, чтобы рассмотреть все в подробностях. Ему нравилось, когда проплывающая перед ним местность служила фоном его размышлений.