Теперь, в свои сорок пять лет, Уго живет в резиденции “Ла Касона”, окруженной обширными садами и дворами, где есть своя часовня, много-много залов и много-много фонтанов, непременно мраморных. Прогуливаясь по кабинетам, спальням и залам, Уго с восторгом рассматривает мебель и картины, авторы которых ему неизвестны, но которые, как он полагает, должны быть знаменитыми. Чавес знает, что у него имеется обширный штат прислуги, есть повара, адъютанты, охранники и телохранители. Все эти люди специально подготовлены, чтобы служить ему, охранять его и безоговорочно подчиняться любому приказу президента. И если по какой-то причине это обиталище наскучит ему, в его полном распоряжении имеется правительственный дворец Мирафлорес. Но на самом деле он может получить в свое пользование любой дом, какой только захочет – и где захочет.
Хотя часы напоминают о скором начале торжественной церемонии и гости уже прибывают, а первая дама готова сопровождать его, Уго решает, что сейчас для него гораздо важнее праздника другое дело: сейчас чрезвычайно важно хотя бы на короткое время отдать все свое внимание библейской Книге Притчей Соломоновых, стихам Хосе Марти и речам Кастро. Гости ведь в любом случае не уйдут, не дождавшись его. Он хочет поразить их какими-нибудь замечательными изречениями, хочет услышать от них: “До чего мудрым человеком оказался новый президент! Блестящим, потрясающим, несравненным!”
Несмотря на волнение, с которым ему так трудно справиться, Чавес не может выкинуть из головы сказанную недавно фразу Фиделя. После долгого, изнурительного дня накануне принесения президентской присяги и уже почти под утро учитель и ученик встретились, чтобы поговорить наедине. Попивая виски “Чивас” – ему всегда отдавал предпочтение кубинский лидер, а теперь полюбил и венесуэльский, – Фидель задумчиво произнес:
– Именно в такие моменты стоит вспомнить великих людей. Для меня одним из таких великих был Ленин. Ему приписывают слова, великолепно передающие и то, что происходит сейчас здесь: “Бывают десятилетия, в которые не происходит ничего, и бывают недели, которые вмещают в себя десятилетия”.
– Замечательно сказано! – согласился Уго. – Истинная правда. Сейчас я сам чувствую нечто подобное.
– И ты должен использовать свой шанс, Уго…
– Постараюсь. Но мне нужна твоя помощь, Фидель.
– Ты ее получишь. Получишь, – пообещал наставник, пристально глядя на ученика и поднимая свой стакан.
И вот теперь, уже имея в руках всю полноту власти, Чавес размышляет над словами Фиделя, в то время как во дворец съезжаются самые высокопоставленные, самые выдающиеся люди. Главы государств, видные представители дипломатического, политического, военного мира, люди искусства, спортсмены, журналисты и предприниматели. Это событие звездного уровня. Тут присутствует его высочество принц Астурийский Фелипе де Бурбон. Министр энергетики США и генеральный секретарь Организации американских государств. Здесь при встрече дружески обнимаются колумбийский левый сенатор, женщина, чью голову украшает красный тюрбан, и активистка движения за права индейцев, облаченная в ритуальные одежды одного из племен Амазонии. А вот и бородатый Фидель, которого не спутаешь ни с кем, – сейчас он стоит рядом с доминиканским бейсболистом. Чуть поодаль скромно наблюдают за происходящим вновь обретенные, но уже ставшие очень близкими друзья Чавеса – Вилли Гарсиа с супругой. Она смотрит на все широко открытыми глазами и выглядит ослепленной и, судя по всему, совершенно ошеломленной увиденным. Она пытается завести разговор с красавицей Моникой Паркер. Уго велел непременно пригласить известную журналистку на инаугурацию: ему доставит удовольствие видеть ее и знать при этом, что присутствие на празднике для Моники – приказ, который она не посмеет проигнорировать.
Ожидание длится почти полтора часа. Гости в залах дворца начинают нервничать. Им кажется, будто с огромного портрета, занимающего всю стену, Симон Боливар наблюдает за ними. А трехметровые часы как будто с намеренной настойчивостью отсчитывают нескончаемые минуты, усугубляя тревогу собравшихся из-за отсутствия хозяина дворца.
Наконец появляются президент с супругой. Уго выпячивает грудь и восклицает с сияющей улыбкой:
– Шесть лет назад я попытался ворваться в это здание с помощью танков… И у меня ничего не получилось! – Гости не могут удержаться от смеха, даже Моника улыбается. – А теперь я наконец-то оказался здесь – благодаря отданным за меня голосам избирателей. Добро пожаловать в дом слуги своего народа!
Публика аплодирует так горячо, что сотрясаются Боливар на портрете, Иисус в нише и навечно поселившиеся здесь венесуэльские президенты девятнадцатого века на написанных маслом полотнах. За президентским приветствием следует музыка, общее ликование, исторические объятия и длинная очередь из тех, кто желает поздравить Чавеса.
На лицах президента и первой дамы сияют искренние улыбки. Правда, Элоиса не замечает, с какой настойчивостью ее супруг пытается подойти поближе к Монике и произвести на нее впечатление. Наконец он пользуется тем, что супруга оказалась в другом конце огромного зала, и отводит Монику от группы, где идет оживленная беседа. И опять опытная, умеющая владеть собой и ориентироваться в любой ситуации журналистка начинает заметно нервничать. Но Чавесу кажется, что смущает Монику его любовный натиск.
– Моника, в такой вечер королевой бала должна быть только ты. Я не отступлюсь, пока мы не будем вместе и ты не позволишь мне сделать тебя такой счастливой, какой до сих пор не делал и никогда не сделает ни один мужчина.
Она не находится с ответом и спешит вернуться в прежний круг друзей, где можно чувствовать себя в безопасности и где она участвовала в общем разговоре, пока новый глава Венесуэлы не решил ею заняться. Но никто ничего не заметил, и праздник продолжается. Президент и первая дама беседуют с гостями и ведут себя как королевская пара – пусть и в стране, где уже давно нет монархии. Со временем Элоисе суждено из любящей супруги превратиться в свирепую разоблачительницу Чавеса. А ему, хотя пока он и сам об этом не подозревает, предстоит сделать выбор между двумя Уго, живущими у него в душе. Как написал Габриэль Гарсиа Маркес после знакомства с венесуэльским лидером во время специальной встречи, устроенной Фиделем Кастро: “Меня вдруг потрясла неожиданная мысль, что я совершил путешествие и с удовольствием поговорил одновременно с двумя совершенно разными людьми. Одному неумолимая судьба дала шанс спасти свою родину. А другой был фокусником и ловким обманщиком, который может войти в историю как очередной деспот”.
Настоящее празднование – праздник после праздника, или афтерпати, – началось поздней ночью, когда высокочтимая первая дама, любезнейшие родственники и почетнейшие гости удалились. Некоторые покинули дворец не прощаясь, как предписано протоколом, – чтобы не прерывать пылкие и пространные беседы хозяина с многочисленной и жадно внимающей ему публикой. И каждому, даже тем, с кем Чавес только что успел познакомиться, он давал почувствовать, что их разговор носит исключительно личный, почти интимный и при этом безусловно дружеский характер. Молодой президент сумел очаровать всех, а его обещания приводили людей в восторг и вселяли в них надежды.
Слуги в большинстве своем тоже покинули зал, осталось лишь несколько официантов. Венесуэльцы, уже заперевшиеся по домам, были уверены, что утром проснутся в другой стране.
Фидель вел себя сдержанно. На протяжении всего праздничного вечера он не хотел показывать ни то, с каким большим волнением воспринял победу своего нового друга, ни уже связывавшие обоих близкие отношения. Он меньше других глав государств беседовал с Чавесом. Прошло тридцать с лишним лет со дня, когда он приехал в этот город за помощью – и получил отказ. Но, судя по всему, судьба вот-вот вознаградит его за столь долгое ожидание.
Поэтому, когда во дворце уже не было слышно ничего, кроме легкого шороха от движения секундной стрелки по циферблату, кубинский патриарх предложил Чавесу удалиться в кабинет и побеседовать о предстоящих Уго делах. В президентском кабинете Чавес в первый раз зажег очень красивую и очень старинную лампу, которой было не меньше трехсот лет. Фидель и Уго, оба Львы по гороскопу, уселись в резные кресла красного дерева и начали, как и положено Львам, рычать. С конного портрета на стене за ними молча наблюдал третий Лев. Уго почтительно поздоровался с Освободителем, а потом достал бутылку “Чиваса” и пару великолепных стаканов из хрусталя баккара. Налил в них виски, они чокнулись.
– Удачи тебе, товарищ, – произнес свой тост Фидель.
В ответе Чавеса каждое слово свидетельствовало о том, насколько он все еще переполнен восторгами от своей победы: – Да, а еще пожелай мне безграничной народной поддержки! Ты ведь видел, какая страна лежит у моих ног?
Фидель поглаживает свою богатую бороду и хмурит брови:
– Будь осторожен. Не будь таким легковерным. Нельзя полагаться на власть, если она не опирается на пушки. У тебя слишком много врагов, и если ты действительно задумал помочь бедным, придется начать глубокие перемены, которые принесут тебе еще больше врагов. И очень опасных врагов. Которых нельзя будет усмирить демократическими методами. А их необходимо обезвредить – любыми способами.
Значит, нужен полный контроль. Президент крепко запоминает этот и другие советы своего мудрого наставника. – Как говорил Мао, власть рождается из дула винтовки. И он прав! Демократия – буржуазный фарс, – продолжал Фидель грозным тоном. – Властью либо пользуются по-настоящему, либо ее теряют. Истинный лидер ни с кем не советуется, он отдает приказы.
Итак, Уго узнал много нового для себя, так что день завершился наилучшим образом. Он уважительно слушал гостя и кивал, но на самом деле в глубине души не считал, что ему придется доходить до крайних мер. Однако и возражать не стал. Напротив, всем своим видом демонстрировал предельное внимание, впитывая поток советов и предупреждений, претендующих на высшую мудрость. Фидель настаивал на том, что личная безопасность президента – это самое важное. Глава государства не должен терять бдительности, ему следует проявлять максимальную осторожность, потому что, как показывает практика, едва только закончится его медовый месяц с согражданами, а это произойдет скорее рано, чем поздно, оппозиция начнет дергать за все ниточки.
– Смотри, чтобы с тобой не случилось того же, что и с Альенде, – поучал Фидель, напоминая Чавесу о судьбе чилийского президента-социалиста, который, выиграв выборы, пришел к власти, но погиб во время путча 1973 года. – Я в деталях знаю всю ту историю. Я тогда на целый месяц перебрался в Сантьяго, чтобы помочь Альенде, и видел все собственными глазами. Да, вот этими глазами видел, какие подкопы под него велись. А что замышляли все минувшие годы против меня самого? Но со мной у них ничего не вышло. И я готов оказать тебе любую помощь, поделиться всеми знаниями, которые у нас накоплены, чтобы с тобой не случилось того же, что с Альенде. Ведь если тебя убьют или свергнут – прощай революция. И ты не должен этого допустить.
Уго накрепко запомнил слова Фиделя. В будущем они не раз всплывут у него в памяти в самых разных обстоятельствах. Между тем сейчас в голове у Чавеса всплыли Притчи из Библии, прочитанные перед самым приемом. И вот, извинившись перед атеистом Кастро, Уго с энтузиазмом процитировал:
– “Вот трое имеют стройную походку, и четверо стройно выступают: лев, силач между зверями, не посторонится ни перед кем; конь и козел, и царь среди народа своего…”[13]
Но Фиделю библейские головоломки мало о чем говорят. Ему нет дела до того, что Иисус Христос тоже был Львом, Львом Иуды. Поэтому он снова начал давать Чавесу советы: – Не все враги будут играть чисто. – Затем Кастро привел в пример собственный опыт и рассказал об экономической блокаде острова, а потом еще раз напомнил, что сам стал объектом более чем семисот покушений.
Но его дерзкий ученик ответил на все это еще одной библейской цитатой, правда более очевидной:
– Фидель, брат мой, “чего страшится нечестивый, то и постигнет его, а желание праведника исполнится”[14].
Когда небо начало светлеть, два Льва крепко обнялись на прощанье.
– Ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня, – сказал Фидель и тотчас воспользовался случаем, чтобы внедрить свое доверенное лицо в ближайшее окружение Чавеса: – Если ты не против, я пришлю к тебе лучшего из моих людей. Тебе просто необходимо иметь рядом опытного разведчика, а у меня такой есть: его зовут Маурисио Боско.
Уго поблагодарил Фиделя, тот встал и перед уходом еще раз с искренним чувством обнял Чавеса.
Президент остался один, он предался размышлениям. Несмотря на все свое уважение к Кастро, Уго отнесся к его предупреждению довольно легкомысленно: “Фидель во многом прав, но он не знает Венесуэлу так, как знаю ее я, и не знает, насколько любит меня наш народ. Мне не придется прибегать к тем крайним мерам, которые он рекомендует. Его история отличается от моей. И его время тоже отличалось от моего”.
Между тем Элоиса предавалась воспоминаниям. Она возвращалась мыслями к тем не столь уж далеким дням, когда Уго еще только ухаживал за ней. Она вспоминала, как сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди, когда он декламировал ей по телефону стихи про ее улыбку, написанные им самим. А она, теряя голову от любви, отвечала ему, цитируя строки из переписки между Мануэлитой Саэнс, любовницей Симона Боливара, и Освободителем:
Вы хорошо знаете, что ни одна другая женщина из тех, с которыми вы были знакомы, не сумеет дать вам ту отраду, ту пылкость и страсть, которые соединяют меня с вами. Узнавая меня, вы узнаете настоящую женщину, верную и искреннюю.
Элоиса читала эти строки с таким чувством, словно их могла написать лишь она сама и никто другой.
Ах, если бы все ограничилось любовными письмами… Хорошо ли слушал ее Уго, когда она читала про то, что “ни одна другая женщина…”? Наверное, Элоису просто сбили с толку все эти патриотические мечтания о том, как она сама будет играть роль Освободительницы при Освободителе… А в реальной жизни подхваченная вихрем событий провинциальная журналистка с головокружительной скоростью возвысилась до положения первой дамы, хотя этой профессии не обучают ни в каких университетах. “За что Господь дал мне все это?” – думает она. Но у Элоисы почти нет времени на молитвы и размышления, первая дама страны должна в самые краткие сроки научиться совмещать роли матери, супруги президента, защитницы народа и поборницы революции. “Я буду неустанно благодарить Бога и народ Венесуэлы за то, что они ответили на эту нашу общую мечту о мире и социальных переменах, – заявляет Элоиса журналистам в первые же дни после инаугурации Чавеса. – Я благодарю всех за ту мощную поддержку, которую мы получили”.
Однако медовый месяц ее царствования быстро истаял. Уже через несколько дней она поняла, чем будет чреват ее союз с мужчиной, в которого влюблена вся страна и который нужен всем всегда и повсюду. Так что в море любви очень скоро хлынут потоки черной воды.
Президент устроил многолюдный митинг в честь своей победы, а также чтобы поблагодарить тех, кто за него проголосовал. На его призыв откликнулись тысячи сограждан. – Власть опирается на вас, на народ, на коллектив, это он является всемогущим повелителем. А я лишь жалкая соломинка, которую подхватил ураганный ветер революции.
Толпа отвечает ему восторженными криками. Люди празднуют наступление нового этапа в истории страны – эпохи справедливости и достойной жизни. Но настроение заметно меняется, когда Чавес твердо объясняет, что управлять страной ему будет нелегко – придется сражаться одновременно со многими чудовищами. Поэтому несколько часов назад он подписал свой первый декрет: необходимо провести референдум о том, надо или нет внести соответствующие изменения в Конституцию, чтобы открыть путь “настоящей широкой демократии”. Через два месяца граждане вновь придут к урнам и будут решать, следует ли созывать Национальную конституционную ассамблею. Если люди скажут “да”, нынешний Конгресс будет распущен, а действующую Конституцию заменят новой, современной, отвечающей требованиям ХХI века.
– Друзья, на карту поставлена судьба наших будущих поколений!
Овации долго не стихают, президент чувствует потоки искренней любви и полного к нему доверия.
Уже в первые недели своего правления он участвует в стольких мероприятиях, проводит столько совещаний, что на это не хватает двадцати четырех часов в сутки. И когда Чавес передвигается по городу, весь транспорт встает в пробках. Где бы Уго ни появлялся, он везде видит бешеный энтузиазм и выражения безоговорочной поддержки. Все хотят взглянуть на него, потрогать, как можно громче объявить ему о своей любви.
Между тем Элоиса старается войти в роль первой дамы и велит оборудовать в их резиденции ее личный кабинет. Уго же проводит долгие рабочие дни во дворце в окружении советников, которые готовят новую Конституцию, и обсуждает с Анхелем Монтесом подробные и весьма тревожные доклады о положении дел в стране. Преступность оказалась не меньшей проблемой, чем бедность. Убийства происходят на каждом шагу. Передвигаться по Каракасу ночью гораздо опаснее, чем в любом из городов какой-нибудь воюющей страны. Цены на нефть катастрофически упали, и это не позволяет увеличить государственные расходы, а значит, сделать все то, что президент обещал и хотел бы сделать. Денег нет. Рабочий день Чавеса продолжается далеко за полночь, но он всегда находит время и для свиданий наедине со своими обожательницами.
Рассвет обычно застает президента в кабинете. Его соратники уже стали замечать на его лице признаки очевидной усталости, но никто не может убедить Чавеса, что не следует превращать ночь в день. Сегодня они готовятся сопровождать Уго на встречу с гражданскими активистами на другой конец города.
Утро – час пик для городского транспорта. Президентский кортеж медленно и с трудом пробивает себе дорогу, несмотря на мотоконвой и машины службы безопасности. Такие поездки Чавес совершал не раз. Сегодня ему предстоит пересечь густонаселенный бедный квартал. Через окошко своего бронированного автомобиля Уго смотрит на жалкие, липнущие одна к другой лачуги из кирпича и картона, которые служат людям жильем. Рассматривает холмы, целиком покрытые тысячами таких же жалких построек, где находят себе приют самые обездоленные. Скользит взглядом по длинным и узким лестницам, которые змеями карабкаются вверх и образуют лабиринты. Иногда за поворотом вдруг появляется небольшой свободный пятачок, где мальчишки играют в баскетбол, правда, порой они играют и в другие игры, куда более опасные для жизни, и берут в руки не мяч, а автоматы. Вот и здесь всего несколько минут назад проходивший по улице парень получил пулю. Перестрелка еще продолжалась, а ему на помощь уже сбежались родственники и друзья.
Уличный переполох привлекает внимание президента. Восемь человек бегут вниз по улице, неся на руках окровавленное тело юноши. Появляется мать, которая ничего сейчас не соображает и думает только о том, что может вот-вот потерять сына. Люди пытаются что-то предпринять, но толку от их стараний нет никакого. Машины едут по дороге медленно и сплошным потоком. Редкие свободные таксисты отказываются взять раненого. Кто-то предлагает поднять его на мотоцикл и везти на заднем сиденье “лежа”.
– Остановись! – кричит Уго.
Встревоженные охранники видят, как он поспешно выскакивает из автомобиля, идет к людям и начинает отдавать распоряжения. В первую очередь приказывает отвезти парня вместе с матерью в больницу на одной из сопровождающих его машин. Гвардейцы на мотоциклах мчатся впереди, очищая путь для импровизированной “скорой помощи”. Все происходит так быстро, что пассажиры общественного транспорта, уличные торговцы и попрошайки не сразу успевают узнать благодетеля. Но уже через несколько секунд к нему, как муравьи, привлеченные сахаром, отовсюду спешат люди.
– Это он, это он! – кричат они.
И что тут может сделать охрана? Как взять под контроль столь бурные проявления народных чувств? Чавес не прячется от толпы, наоборот, велит телохранителям отойти в сторону. Люди смотрят на него с обожанием. И не верят своим глазам:
– Это он, это Уго!
Толпа берет его в плотное кольцо, так что Чавес не может пошевелиться. Они боятся упустить выпавший им шанс. Ведь надо столько всего попросить у него! К нему обращаются как к близкому другу:
– Уго, помоги починить мою хибару!
– Уго, мне негде жить!
– Уго, моей старухе нужна срочная операция, а я сижу без работы!
– Уго, я хочу учиться, дай мне стипендию!
– Уго, от бандитов совсем нет житья!
– Уго, дай нам воду, дай электричество!
Чавес выслушивает жалобы бедняков и сочувствует им, спрашивает их имена, интересуется их жизнью. Охрана не знает, куда деть сотни просьб, написанных на клочках бумаги, которые люди пытаются сунуть прямо в руки президенту. А он держит себя как их друг. Охрана выбивается из сил, стараясь вытащить Чавеса из кольца.
Лус Амелия Лобо, двадцатилетняя девушка, работая локтями, тоже хочет пробиться к Уго, чтобы вручить ему свою записку. Наконец она все-таки хватает его за рукав и кричит: – Уго, помоги мне!
Он бросает на нее взгляд, видит, что она беременна, и берет сложенную вчетверо бумажку.
И пока в больнице врачи пытаются спасти жизнь раненому парню, здесь, на улице, телохранители Уго наконец восстанавливают порядок. Президент возвращается в машину, а окрыленная надеждами толпа рассасывается. Лус Амелия исчезает в полном опасностей лабиринте улиц.
Моника Паркер ходит на занятия йогой к Эве Лопес, потом они нередко вместе отправляются обедать, и постепенно их отношения перерастают в близкую дружбу. Эва искренне полюбила Монику, кроме того, она восхищается ее профессиональными талантами. Поэтому разведчица часто испытывает что-то вроде угрызений совести из-за того, что выуживает из Моники важную информацию, которой та делится с ней, не подозревая, что таким образом невольно работает на ЦРУ.
Как легко догадаться, разговоры между ними часто затрагивают и личную жизнь каждой. Моника рассказывает Эве о своих любовных неудачах и о том, как трудно женщине вроде нее найти человека, который соответствовал бы всем ее запросам. Так что обеим знакомо чувство одиночества, обе не могут забыть череду неудачных романов, и обе все еще надеются встретить наконец мужчину своей мечты.
Моника рассказала Эве о своем детстве и своих родителях. Рассказала, что отец происходит из старинной бостонской семьи, но вскоре после получения диплома некий банк послал его работать в Каракас – как раз в те годы Венесуэла переживала нефтяной бум. Молодой человек пустил корни в Венесуэле, женился на красивой девушке из столичного высшего общества, у них родились две дочери. А еще Моника сообщила, что ее мать умерла десять лет назад, сестра живет в Бостоне, отцу сейчас шестьдесят семь лет, он ушел на пенсию и пристрастился ко всякого рода пагубным удовольствиям – в первую очередь к выпивке.
Правда, Моника не стала рассказывать Эве Лопес о том, что обнаружилось два года назад: Чарльз (Чак) Паркер подделал финансовые документы, чтобы скрыть огромную растрату. Этот венесуэльский Мейдофф[15] мошенничал на протяжении многих лет, в результате чего потеряли свои вклады все, кто доверился этому банку. Банк постарался очень аккуратно разрулить неприятное дело, Паркера уволили, но дали шанс: если в строго оговоренные сроки он не возместит украденное, ему не миновать тюрьмы.
Ничего не сказала Моника и о том, что в настоящее время ее отец безвылазно сидит дома, беспробудно пьет с горя и не знает, что делать. Не сказала она и того, что очень любит отца и готова пойти на все, лишь бы не допустить, чтобы его судили и приговорили к реальному сроку заключения. Не сказала, что и красоту свою, и ум, и все связи поставила на достижение этой цели. Да, об этих неприятностях Моника даже не упомянула, поскольку, будучи одной из самых известных персон в стране, должна была вести себя с большой осмотрительностью.
Ее утренняя новостная программа имеет на телевидении самый высокий рейтинг. Паркер берет интервью у политиков и сильных мира сего и умеет держать себя с ними жестко и в то же время уважительно. Весьма часто ее программы служат основой для статей, которые публикуются на первых полосах в изданиях самого разного направления. То, что каждый день звучит в программе Моники, потом обсуждается по всей стране.
На самом деле Эве Лопес хорошо известно все, что так тщательно скрывает Моника. И даже больше того. Эва хотела бы помочь подруге, но не представляет, как это можно сделать. А еще Эва с удовольствием перестала бы использовать Монику в качестве источника информации, но и тут ее личное желание мало что значит. Получаемые от Моники сведения бесценны, как и ее связи.
Кроме того, на Эву очень сильно давят сверху. Во время последнего разговора с Оливером Уотсоном она получила приказ немедленно пустить в ход все возможные средства, чтобы нейтрализовать главного кубинского резидента, на след которого, по признанию Эвы, она так до сих пор и не вышла. Но она снова твердо пообещала, что будет работать в этом направлении еще упорнее, а пока ограничилась составлением отчета, основанного на сведениях, полученных как от Моники, так и от других лиц.
Несколько месяцев назад ее агенты раскопали кое-что о тайных связях между Праном и неким Вилли Гарсиа, весьма любопытным персонажем, который принадлежит к экономической и социальной верхушке страны и, по словам самых надежных осведомителей Эвы, входит в круг близких к президенту людей. Шпионские фотокамеры засняли, как Вилли Гарсиа беседует с Чавесом в роскошных тюремных покоях Прана. На других фотографиях, тайком сделанных с большого расстояния, Пран и Вилли обедают с мужчиной, который сидит спиной к камере. Возможно, это Уго. Где это происходит, непонятно, однако компанию им составляют красивые женщины. Снимки сделаны во время тюремного заключения Чавеса. Люди за столом пребывают в самом веселом расположении духа. Пьют шампанское и вообще шикуют вовсю. А еще Эва внимательно изучает видео, снятое в президентском дворце на приеме по случаю инаугурации Чавеса, где Вилли Гарсиа горделиво улыбается, направляясь к президенту, чтобы засвидетельствовать свое почтение ему и первой даме.
Затем Эва переходит к фотографиям, совсем недавно напечатанным в официальной кубинской газете “Гранма”. На них запечатлены Фидель Кастро и Уго Чавес во время одного из ставших теперь частыми визитов венесуэльца на Кубу. Эва раскладывает перед собой все снимки и пытается найти некое связующее звено.
– Кто же вы такой, господин президент? – шепчет она.
В девять вечера Пран берет трубку самого тайного и самого надежного из своих многочисленных телефонов – тот, что трезвонит сейчас как-то уж особенно настойчиво. Пран здоровается и самодовольно улыбается. Он слышит голос Уго, который объявляет, что теперь, став президентом, хочет по-настоящему отблагодарить его за все, что Юснаби Валентин сделал для него, пока Чавес сидел в тюрьме. Он может, например, подписать указ о помиловании Прана. Тот с улыбкой и очень вежливо отказывается от столь любезного предложения. Ведь там, снаружи, у него слишком много врагов и слишком много неразрешенных конфликтов с конкурентами по преступному бизнесу… Так что, едва он высунет нос на улицу, его сразу же прикончат.
– От всего сердца благодарю тебя за великодушный жест, президент, но пока мне будет спокойнее здесь, пойми меня правильно…
Однако Уго во что бы то ни стало желает щедро рассчитаться за невероятно важную для него в тех обстоятельствах поддержку, и Пран чувствует, что теперь и вправду настал подходящий момент, чтобы получить заслуженное вознаграждение.
– Ладно… раз ты настаиваешь… Но честно признаюсь: мне самому ничего не надо. Однако я был бы рад, если бы ты прислушался к моим скромным рекомендациям, когда начнешь подбирать себе команду. Есть люди, которым лично я полностью доверяю, весьма одаренные люди… Они искренне восхищаются тобой и могут оказаться тебе весьма и весьма полезными, если вы станете работать вместе.
Повисает напряженная пауза. Пран и Вилли обмениваются взглядами. Осьминог продолжает:
– Естественно, я могу назвать имена! Например, Гильермо Гарсиа. – Уго что-то говорит в ответ. – Да, это именно он! – радостно подтверждает Пран. – Ты ведь знаком с Вилли. Он незаурядный экономист, очень уважаемый, хорошо ориентируется в проблемах нашей страны. Поставь его на экономику, и ему, как никому другому, поверят инвесторы из частного сектора – что наши, что иностранные. Он окончил Гарвард, знаешь? Можно сказать, что два языка для него родные, и это человек фантастически талантливый.
Пран подмигивает партнеру. Прощается со “своим дорогим президентом”, вешает трубку и поднимает стакан с ромом. – Я уже говорил тебе, Вилли, что не являюсь хозяином всего мира. Зато меня можно считать все равно что сыном этого хозяина! И Господь меня любит! – говорит Пран и смеется собственной шутке.
Несколько дней спустя Пран сидит перед телевизором и с явными признаками нетерпения на лице смотрит очень важную пресс-конференцию, которую транслируют из президентского дворца. Чавес, излучая обаяние, представляет стране членов своего первого кабинета министров. Моника Паркер в прямом эфире комментирует это событие:
– Президент несколько задержался с объявлением имен новых министров. Обычно назначения проходят в тот же самый день, когда он принимает присягу. Но наш новый президент любит нарушать установившиеся традиции и оставил министерские посты вакантными до тех пор, пока не почувствовал себя готовым принять нужные решения. Некоторые из его недоброжелателей уже высказались в том духе, что настоящая причина задержки со столь серьезными назначениями кроется в том, что он не хотел, чтобы что-то или кто-то омрачали церемонию принесения президентской присяги. Он хотел быть в тот день главным и единственным героем, хотя, безусловно, эта роль действительно досталась именно ему. Но то, что теперь он наконец-то проявил готовность сделать этот ответственный шаг, – хорошая новость.
Однако Моника избегает говорить о том, что среди министров царят растерянность и взаимное недоверие. Эти по-разному одетые и привыкшие по-разному вести себя люди отныне призваны возглавить министерства. Зато каждая влиятельная социальная группа чувствует себя представленной в новом кабинете. В общем и целом вновь назначенные люди принадлежат к тем кругам, которые с самой ночи путча обхаживали Чавеса. Также становится очевидно, что президент создает огромный бюрократический аппарат. Среди министров есть люди с безупречной репутацией и большим опытом, есть академики, экономисты, левые политики, общественные активисты, но главное – несколько бывших военных, которые сопровождали Чавеса во всех авантюрах – как, например, его верный оруженосец Анхель Монтес.
“Государственный сектор может превратиться в дорогостоящего и недееспособного монстра”, – предупреждают аналитики, которых опрашивает Моника. Но Уго этого не боится. Он верит в Государство, а значит, под его руководством Государство станет столь великим, сколь оно того заслуживает, а министерств будет именно столько, сколько стране потребуется. Это Чавес повторяет при каждом удобном случае. – У меня составлен длинный список первоочередных задач, тех дел, которые я обязан сделать, и тех необратимых перемен, которые я хочу осуществить, потому что мы сейчас совершаем революцию. Разве не так? – гневно вопрошает он тех, у кого появляются сомнения относительно его решения создать десятки новых министерств и прочих государственных учреждений и организаций.
Все ожидают, что первые же назначения покажут, какой путь выбрало правительство. Но, если судить по оценкам аналитиков, эти до крайности противоречивые назначения всех только озадачили.
Моника, пытаясь поглубже разобраться в происходящем, особое внимание уделяет новому министру финансов, доктору Гильермо Гарсиа, ведь те, кто знает его с давних времен, не могут прийти в себя от изумления и не понимают, как такое могло произойти:
– Вилли – министр при Чавесе?!
Больше других удивлена сама Моника, ведь она прекрасно с ним знакома, мало того, когда-то давно у нее даже случился с Вилли долгий и несчастливый роман, который чуть не свел ее с ума и о котором, к счастью, только чудом не прознали журналисты. Она до сих пор не понимает, как могла угодить в подобную ловушку: больше года верила его коварным заверениям в любви и обещаниям оставить жену, с которой прожил несколько лет, а также детей, чтобы начать новую жизнь вместе с Моникой. Они уедут в США или в одну из европейских стран. У них будет семья. Он займется бизнесом, а она будет снимать документальные фильмы. Они будут путешествовать по всему миру. И счастливо проживут не расставаясь до конца своих дней. Все оказалось пустой болтовней, и в тот момент Монике, конечно, было больно, но сегодня она благодарит судьбу за то, что все эти планы полетели к черту, после того как однажды она увидела, как мужчина, обещавший ей вечную любовь, разгуливает по пустынному пляжу, держа за ручку самую известную модель той поры. Моника оказалась там по чистой случайности – вместе со своей группой она снимала в тех местах фильм. Они решили поближе подойти к красавице. А Вилли? Он не знал, что сказать и как себя вести. Зато Моника знала. Она порвала с ним отношения и запретила себе впредь попадаться в сети соблазнителей, для которых порядочность является не более чем обременительным аксессуаром. В результате Моника снова решила крепко вцепиться в свое одиночество – да, порой оно было неуютным, зато можно было не бояться обмана.
И вот теперь, думает Моника, по капризу судьбы они снова оказались почти что рядом. Как же получилось, что Вилли вошел в круг приближенных Чавеса? Как удалось человеку, который принадлежит к социальным кругам, столь чуждым новому президенту, занять пост министра? Однако многие этому рады, потому что он “разбирается в экономике и бизнесе”. А знающие его деловые люди пребывают в тревоге, поскольку помнят: в тот период, когда Вилли понадобилась помощь, они не помогли ему, а, наоборот, постарались утопить.
По случаю назначения Вилли Гарсиа министром в пещере осьминога был, разумеется, устроен праздник. Имя нового президента значилось в телефоне Прана в списке быстрого набора под первым номером, а несколько министров состояли у него “в личном штате”. Теперь Юснаби Валентин мог пожинать плоды своего хитроумного плана. Мог уверенно расширять свой легальный и нелегальный бизнес до пределов, о которых раньше не смел и мечтать. Он откроет новые рынки и купит новые предприятия. Понятно, что не все пойдет гладко. Он знает, что у него появятся сильные враги – и даже из числа сторонников его друга Чавеса. Но страх – насекомое, которое давят каблуком. И Прану известно, как это делается.
Убедившись, что его политическая судьба очень во многом была предрешена за те сорок секунд, когда после неудачной попытки военного переворота он произносил свою эмоциональную речь перед телекамерами, Чавес твердо вознамерился сформировать вокруг себя управляемое медийное пространство. И вот теперь каждое воскресенье он рассказывает о новых программах правительства, беседует в прямом эфире с министрами и отвечает на звонки сограждан, друзей и даже других латиноамериканских президентов. Эту передачу Чавес назвал “Алло, президент!”.
А так как радиоканал, который находится в распоряжении правительства, имеет ограниченный радиус действия, владельцы частных радиокомпаний охотно идут навстречу президенту, и в результате его может слышать практически вся страна. Оппозиция удивлена тем, как смело Чавес пользуется такой возможностью. “Он на этом деле непременно прогорит. Подобный ритм никому не выдержать. Вот увидите, он свою затею скоро бросит”, – весьма недальновидно предсказывали его противники, а также некоторые эксперты по СМИ.
У первых передач не было заранее подготовленного сценария, они опирались на хронику текущих событий и график предстоящих в ближайшее время поездок президента – либо в одну из провинций, либо за границу. Помогали Чавесу двое ведущих, хотя в основном они были заняты тем, что курили ему фимиам в паузах при переходе от одной темы к другой. А Чавес на полную катушку пользовался тем, что он здесь главный герой, и охотно демонстрировал разные свои таланты, включая и вокальные: скажем, запросто подпевал исполнителям шлягеров или песен протеста. Кроме того, чтобы развлечь слушателей, он пускался в воспоминания о своем детстве и военной службе, рассказывал, как мечтал стать классным бейсболистом или о том, каким успехом в юности пользовался у девушек.
Однако стержнем каждой программы были долгие беседы с радиослушателями. Люди звонили в студию, чтобы поделиться с Чавесом своими бедами, и обращались с просьбами. Многие настаивали на личной встрече, даже приглашали Уго к себе домой, желая подробно рассказать о своих проблемах. Президент спрашивал номера телефонов и отдавал распоряжение помощникам позвонить по ним сразу же после окончания передачи. Но сограждане мечтали лично увидеться с ним, со своим президентом, занявшим трон спасителя человечества.
– Как ваши дела, президент? – спрашивает Педро Марреро, один из слушателей.
– Все хорошо, парень, со мной рядом мои друзья-патриоты, – отвечает Чавес.