(В комнатах князя Лиговского. Князь и Вера.)
Князь. Вера! посмотри, как переделали твой бриллиантовый фермуар.
Вера. Очень мило – но тут есть новые камни.
Князь. Это любезность бриллиантщика.
Вера. А! понимаю… ты не хочешь моей благодарности… с каждым днем делаешься милее…
Князь. Я рад, что угодил тебе.
Вера (в сторону). Угодил! – право, другой подумает, что он мой управитель.
Князь. Мне очень понравился второй сын Дмитрия Петровича, – не знаю как тебе.
Вера. Я его давно знаю.
Князь. Он веселого нрава.
Вера. Слишком веселого.
Князь. Признаюсь, я сам таков и люблю посмеяться, и, право, ты наконец надоешь мне своей задумчивостью – а ведь Юрий Дмитрич недурен. Мне выражение лица его очень нравится.
Вера. Какая-то насмешливая улыбка – я боюсь говорить с ним.
Князь. Какое предубеждение – напротив, у него в улыбке-то именно есть что-то доброе, простое… я его раз видел, а уж полюбил… а ты?
Слуга (вход<ит>). Юрий Дмитрич Радин.
Юрий (входит). Князь, я почел обязанностию засвидетельствовать вам мое почтение…
Князь. Мы с женой постараемся превратить эту обязанность в удовольствие! – прошу садиться – а вы легки на помине – мы с женой сейчас лишь об вас говорили —…и я ее выведу на свежую воду. Вообразите, она утверждает, что у вас в лице есть что-то ядовитое, злое…
Юрий. Может быть, княгиня права. Несчастие делает злым.
Князь. Ха-ха-ха. Каким у вас быть несчастиям – вы так молоды.
Юрий. Князь! вы удивляетесь, потому что слишком счастливы сами.
Князь. Слишком! – о, да это в самом деле колкость – я начинаю верить жене.
Юрий. Верьте, прошу вас верьте – княгиня никогда еще никого не обманывала.
Вера (быстро прерывает его). Скажите – вы прямо к нам – или были уж где-нибудь?
Юрий. Я сегодня сделал несколько визитов… и один очень интересный… я был так взволнован, что сердце и теперь у меня еще бьется, как молоток…
Вера. Взволнованы?..
Князь. Верно встреча с персоной, которую в старину обожали, – это вечная история военной молодежи, приезжающей в отпуск.
Юрий. Вы правы – я видел девушку, в которую был прежде влюблен до безумия.
Вера (рассеянно). А теперь?
Юрий. Извините, это моя тайна, остальное, если угодно, расскажу…
Князь. Пожалуйста – писаных романов я не терплю – а до настоящих страстный охотник.
Юрий. Я очень рад. Мне хочется также при ком-нибудь облегчить душу. Вот видите, княгиня. Года три с половиною тому назад я был очень коротко знаком с одним семейством, жившим в Москве; лучше сказать, я был принят в нем как родной. Девушка, о которой хочу говорить, принадлежит к этому семейству; она была умна, мила до чрезвычайности; красоты ее не описываю, потому что в этом случае описание сделалось бы портретом; имя же ее для меня трудно произнесть.
Князь. Верно очень романическое?
Юрий. Не знаю – но от нее осталось мне одно только имя, которое в минуты тоски привык я произносить как молитву; оно моя собственность. Я его храню, как образ благословения матери, как татарин хранит талисман с могилы пророка.
Вера. Вы очень красноречивы.
Юрий. Тем лучше. Но слушайте: с самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы… говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно – и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах, одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее – частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки – много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею; вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей, как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно – мы расстались – она была без чувств, все приписывали то припадку болезни – я один знал причину – я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя – я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу убивственную для них – ни одна меня не привязала – и вот наконец я вернулся на родину.