Магия сильно по мне ударила. Я проспала всю ночь, с трудом открыла глаза к перевязкам и процедурам, а затем уснула снова. И лишь к обеду почувствовала себя хотя бы способной поесть. Аппетита не было, но если я оставляла обед нетронутым, лекари ругались, так что пришлось заставить себя съесть пару ложек супа.
– Там тебя ищет парень с первого этажа, – сказала лекарка, убиравшая обед. – Позвать?
– Элай? Нет, скажите, что я не очень хорошо себя чувствую.
Вчера поболтать с ним было приятно и даже весело, а сегодня я вновь вспомнила Дарка, его многоэтажную циничную ложь, и решила, что новые знакомства – последнее, что сейчас нужно. Трусливо спряталась в палате и решила сказаться больной.
Вот только не учла, что отговорка дойдет не только до Элая, но и до Кеймана, который, как и обещал, явился к вечеру. И хоть он обнаружил меня в нервном нетерпении, все равно не стал делать вид, будто лекарская тайна вообще имеет для него хоть какое-то значение.
– Что с тобой? Стало хуже?
– Нет. Просто болела голова. Я в порядке.
Жаль, что за восемнадцать лет я не научилась врать. Кейману хватило мрачного строгого взгляда, чтобы я на едином выдохе призналась:
– Ходила к Даркхолду и немножко…
– Пыталась его вылечить.
– Не пыталась, а лечила, – слегка обиженно пробурчала я.
– Тогда переносим разговор на завтра.
– Нет!
Я вскочила с постели и почувствовала, как мир пошатывается, но героически устояла и даже не дрогнула.
– Я в порядке! Я очень хочу выйти, пожалуйста! Хоть на часок!
И Кейман сдался.
– Ну, хорошо. Сейчас принесу твою одежду.
Уже через полчаса мы стояли у главного входа в лекарский дом, и я полной грудью вдыхала запах свободы. Даже слабость отступила. И никакое серое небо с грозовыми тучами не грозило испортить мне вечер. Разве что разговор…
Долгое время мы шли молча. Второй раз в жизни я была в столице, и с неослабевающим восхищением наблюдала за ее жизнью. За тем, какой яркой, богемной и магической она может быть. Здешнее общество не стеснялось ни творческих порывов, ни использования крупиц. Оно жило на всю катушку: развлекалось, чувствовало, тратило магию и деньги. Где-то там, далеко-далеко, в мрачных шахтах добывали драгоценные крупицы магии, без которых были бы невозможны все эти огненные птицы, порхающие над головами хозяев и водные змеи. Без которых не сияли бы так ярко украшения роскошно одетых женщин. Все вокруг было пропитано магией. Магия покупалась за деньги. А деньги, вероятно, падали на них с неба.
Я понимала, что во мне говорят обида и зависть, но ничего не могла с собой поделать. После мрачных стен игрушечной Школы Темных яркий и беззаботный Флеймгорд показался насмешкой.
– Совет Магов назначил меня твоим опекуном, – сказал Кейман. – Всего на год. Пока ты не встанешь на ноги.
– Что это значит?
– Что я обеспечиваю тебя и отвечаю за твои безопасность и образование. Что я обязуюсь обучить тебя всему, что должен знать подданный Штормхолда. Через год ты получишь полное право считаться законным жителем Штормхолда. Если не попадешь в тюрьму и не уедешь, конечно.
– Мне ведь некуда ехать.
– Да и в тюрьме скучновато, – со смешком согласился Кейман.
Так вот почему ему докладывают о моем самочувствии. Опекун… никаких эмоций эта новость не вызвала, меня уже опекал приют. Немного стало стыдно, что кому-то снова придется платить за меня. Но, может, получится устроиться на работу.
– Еще из хороших новостей: Деллин готова взять тебя в Школу Бури.
– Она ведь мне отказала.
Кейман, как показалось, посмотрел с легким удивлением.
– Не примешь предложение?
– У меня есть выбор?
– Пожалуй. Взять тебя в школу – удобное для всех решение, потому что, если честно, сейчас целая куча задач и проблем. Но если ты не хочешь учиться со всеми или… м-м-м… обижена на отказ и пренебрежение твоим даром – подумаем, что можно сделать. Но учиться нужно, Коралина. Силу нужно учиться контролировать.
– Я не обижена, – слабо улыбнулась я. – Просто не понимаю, что вообще происходит.
– Сейчас сядем за столик и обсудим. Разговор будет долгий и, возможно, в нескольких частях.
Я тяжело вздохнула. Часть меня очень не хотела этого разговора, а другая требовала, наконец, избавиться от неизвестности, мучавшей несколько недель. И, словно мне не хватало душевных терзаний, дико не хотелось уходить с улицы. Погода давно клонилась к зимней, но вечер выдался безветренный и приятный. Я бы с удовольствием побродила по улицам вместо того, чтобы сидеть в ресторации среди всего этого бомонда.
– Что хочешь съесть? Предлагаю попробовать что-нибудь местное.
– Я не голодна, спасибо. Выбирайте на свой вкус.
– Коралина, опекать – это значит и кормить тоже. Ты плохо ешь. Надо восстанавливать силы.
– У меня вообще нет никаких тайн?
– Нужно что-нибудь съесть. Это опекунский указ.
– Я не слишком подходяще одета для ресторана.
– Во Флеймгорде тысячи мест, где можно поужинать. Мы найдем то, в котором ты не будешь выделяться.
Вместо ответа я равнодушно пожала плечами.
– Ну а что ты предлагаешь? Куда хочешь пойти?
– Я бы хотела побыть на улице.
– Все террасы закрыты. Слишком холодно для столиков на свежем воздухе.
Кейман задумчиво посмотрел на меня и вздохнул:
– Мы можем пойти в парк. Но только если ты согласишься взять что-нибудь с собой и там поесть.
– Было бы здорово.
Вот так мы оказались возле небольшой палатки с уличной едой. У меня даже пробудился аппетит от запахов из нее. Здесь подавали пышные лепешки, начиненные всякими разностями: мясом, рыбой, овощами, сыром и грибами. Можно было выбрать сразу все, получив огромную лепешку, завернутую в лист пергамента или придумать какое-нибудь блюдо на свой вкус. Подумав, я решила, что лепешка с овощами и сыром определенно есть в списке того, что я бы с удовольствием съела. К каждой лепешке подавали небольшой стаканчик с горячим напитком, чаем, кофе или теплым морсом.
Кейман остался ждать ужин, а я отошла чуть в сторону, чтобы пропустить шумную семью с кучей детей рассмотреть меню. И вдруг поняла, что мы стоим совсем рядом с улицей, на которой мы с Рианой Браунвинг покупали книги. Кажется, прошла целая вечность! А ведь не больше двух месяцев.
– Сто лет не ел на улице. Хочется верить, я еще не слишком стар для этого. Но пахнет вкусно. Держи… Эй, Коралина? Ты в порядке?
Я неотрывно смотрела на крыльцо знакомого магазинчика, ежась от воспоминаний, теперь поданных под совершенно другим углом.
– Здесь мы впервые встретились с Гидеоном. Он назвал мое имя, а Риана быстро меня увела.
– Да, он уволился тогда. Это связали с взрывом в шахте Дома Огня. Многие, рискнув жизнью, переосмысливают цели и планы. Но, похоже, Гидеон передумал возвращаться уже после того, как встретил тебя.
– Что с ним сейчас?
– Пока что в тюрьме. Идет расследование.
– Его же не отпустят?
Я бы не пережила еще одну встречу с ним.
– Нет, после того, что он сделал, ни за что. По крайней мере, пока не убедятся, что он не представляет угрозы.
– Не то чтобы я успокоилась.
– Все это очень сложно.
Я взяла горячую лепешку и лишь откусив немного поняла, что ужасно голодна! И что ароматный поджаристый хлеб, приправленные пряным соусом овощи и расплавившийся сыр – самое вкусное, что я ела за последнее время! Просто невероятно!
Кейман с явным удовлетворением посмотрел на то, как я ем.
Мы спустились вниз, к парку у реки, и расположились на скрытой от посторонних глаз скамейке. Использовав несколько огненных крупиц, Кейман накрыл ее теплым куполом, и внутри стало совсем уютно.
– А Одри? Как она?
– В порядке. С ней уже поговорили. Мы единодушно решили, что она не представляет угрозы, но отдел расследований настаивает на временном заключении до суда. Нам предстоит долго во всем разбираться. Но, думаю, у меня получится выцарапать ее оттуда. Одри нуждается в помощи не меньше вас с Дарком.
Я ела медленно, не столько наслаждаясь ужином, сколько понимая, что когда он закончится, придется задавать вопросы, к ответам на которые я не готова. А ведь так ждала вечера и встречи! Наивная дурочка.
Похоже, Кейман хорошо понимал мои метания, потому что начал сам:
– Давай с самого начала. Меня зовут Кейман Крост. Когда-то давно я основал Школу Темных. Настоящую школу, разумеется. Частную, для детей, чья магия не поддается контролю. Долгое время их отправляли в закрытые школы, которые откровенно калечили. Я стал искать способ помочь хотя бы некоторым. Деллин была моей ученицей. Во время войны Школу Темных разрушили, и я не стал ее восстанавливать, передав все наработки коллегам, в том числе Деллин. Я решил, что имею право уехать, завести семью и забыть о Штормхолде на некоторое время.
Открыв рот, я забыла, что до этого была занята едой, и беззастенчиво рассматривала Кеймана. Хм, об имени он не солгал. Уже в текущих обстоятельствах неплохо.
– Что такое?
– Если Школу Темных разрушили во время войны… вы что, основали ее в семь лет?
– Мы м-м-м… дойдем до этого. Мне немного больше тридцати.
– Немного? Лет на… двадцать?
– На пару тысяч. Просто я слежу за питанием и делаю зарядку.
Я рассмеялась, представив Кеймана в старинном костюме из кружева и блестящих тканей, который однажды видела в учебнике истории.
– Интересная реакция.
– Вы ведь шутите?
– Ну как тебе сказать…
– Вам не может быть несколько тысяч лет.
– Это еще почему? – очень вежливо уточнил он.
– Потому что люди столько не живут?
– В некоторых случаях это огромная удача. Ты дашь мне рассказать или нет?
– Извините. – Я вернулась к лепешке. – Продолжайте.
– После войны я решил, что будет здорово отдохнуть от Штормхолда. Исследовать новый мир, новые места. Отдохнуть от магии, подумать о жизни и вообще. Период отпуска затянулся. До меня долетали слухи, что в Штормхолде не все гладко со светлой магией, но я отмахивался. В истории бывали разные периоды. Расцвета огня и стагнации воздуха, непростые времена для темных и – что мы наблюдаем сейчас – их рассвет. Поэтому я отмахнулся от излишней паники. Пока не встретил одного знакомого. Вообще иной мир недоступен большинству магов. После войны большинство порталов закрылись. Однако каким-то образом один из моих знакомых оказался за границей миров, да не один, а с очаровательной молодой супругой, которая рассказала мне историю, как ее пригласили в Школу Темных, и как она обнаружила, что замок – огромный театр, и как при помощи одного из актеров этого театра, а именно того самого знакомого, сбежала от Даркхолда так далеко, как только смогла.
– Я помню! – не удержалась. – Ингрид рассказывала, что одна из адепток сбежала с преподавателем…
– Да, ты права. Это были они. Когда я услышал о Даркхолде, то понял, что нужно во всем разобраться.
– Вы знали его?
– Его отца. Я не во всем лгал тебе, Коралина. Его отец действительно давно погиб, а до пятнадцати лет Даркхолд жил с отчимом. Довольно мерзкий тип, повернутый на темном боге. В то время их было довольно много. Тех, кто сражался на стороне Акориона. Многие погибли, а многие не афишировали взгляды и сохранили статус, деньги. Отчим Даркхолда получил ребенка Акориона и задался вырастить из него нового темного бога. Но не совладал с силой, погиб. Даркхолд остался один. Люди обошлись с ним довольно жестоко. Поэтому он создал себе и Одри абсолютно безопасный мир. Так, как умел – а учил его садист и псих. Но ты ведь это знаешь, так?
– Да, Одри рассказывала. И я видела шрамы. Но я не понимаю, как трагическая история Дарка связана с Гидеоном, Акорионом и… мной?
– Поймешь. Даркхолд – сын темного бога, полукровка. Это не легенды и не сказки, боги – не мифические существа и не персонажи сказок. Это сильные, очень сильные, практически бессмертные маги. И дети у них очень одаренные. Но без правильного обучения такой дар может натворить много бед. И натворил. Я сразу понял, чей отпрыск может обладать мощью, способной открывать порталы и догадался, кто его мать. А дальше все было просто: всю жизнь она считала, что ребенок умер, так и не родившись. Пришлось распутать клубок, который привел меня к ван дер Гриму, ну и в замок, где Даркхолд устроил – мастерски, надо заметить – Школу Темных.
Мне показалось, или Кейман восхищался Даркхолдом?
– Ты наверняка злишься или будешь злиться, что я не вытащил тебя в самом начале, что включился в игру. Но я хотел узнать о Даркхолде больше. О роли Одри в его жизни, о том, представляет ли он угрозу и есть ли в нем хоть что-то человеческое, что можно попытаться спасти. Я придумал легенду о светлом маге, актере-неудачнике, которому знакомый посоветовал попросить работу у Даркхолда. Он как раз искал кого-то на роль директора. И поначалу был жутко доволен моей игрой.
Кейман хмыкнул, а я подумала, что он и сам недалеко от Даркхолда ушел. Спасти… узнать побольше… надо мной издевались, а он проводил там исследования!
– Я быстро понял, что Даркхолд не такой уж монстр, каким мне его описали. Да, он натворил много дел, но, в конце концов, он никого не убивал и не калечил, а это, поверь, огромная удача. Я увидел искалеченного мальчика, который искал тепло и нормальную жизнь, общество сверстников. Он пытался играть в дружбу, в первую любовь, но злился, когда игры шли не по его плану. Казавшемуся единственным безопасным. Ты часто выбивалась из ожиданий. Даркхолд так увлекся противостоянием с тобой, что даже забыл об Одри. Это ее слегка расстраивало, хотя Одри к тому времени уже наигралась и сама не знала, как жить дальше. Но пока вы все были заняты друг другом, я подгребал к рукам школу. Магистров – точнее, тех, кто их играл. Они и сами понимали, что вне закона. Никому не хотелось в тюрьму, так что Даркхолда быстро предали. Со смертью Олбрана стало сложнее обеспечивать быт, на меня легли закупки продуктов, зелий и всего необходимого для функционирования школы. Скоро у Даркхолда почти не осталось власти – кроме магической, разумеется. И его это жутко бесило. Взрыв был неизбежен, но я рассчитывал, что успею поговорить с королем. Подготовлю его, объясню, что Дарк и Одри – жертвы, а не преступники. Мне хотелось разобраться со всем мягко, но…
– Приехал Гидеон.
Кейман кивнул.
– Да, он проследил за тобой и Рианой, я думаю. Понял, что никаких школ здесь не должно быть и затаился. Гидеон – высокопоставленный маг огня, всю жизнь он проработал на дом ди Файров. Ему не составило труда понять, кто такой Даркхолд и чья кровь в нем течет. Тогда-то у Гидеона и родился план.
– Мне кажется, вы упустили значительную часть истории. О…
Ком в горле мешал говорить.
– О Коралине.
– Да. Упустил. Это его дочь. Она погибла восемнадцать лет назад. Несчастный случай, сорвалась в расщелину во Фригхейме. Тело не смогли поднять, слишком глубоко.
– Я знаю… помню. Видела во сне, только думала, это – мое будущее.
Ее застывший остекленевший взгляд преследовал меня снова и снова, едва я закрывала глаза, забыв принять зелье.
– Не будущее. Прошлое. Ее и твое. Гидеон был отцом-одиночкой, мать Коралины умерла при родах. Он тяжело переживал смерть дочери, ушел с головой в работу. Когда в начале осени он вдруг взял отпуск, все подумали, что снова накатила тоска. Ровесники его дочери пошли в школы магии, перед ними открывались многие двери. Ему больно было видеть несбывшиеся мечты наяву. Так думали в его окружении. Но, оказывается, Гидеон продумывал план, как использовать силы Даркхолда, чтобы вернуть дочь.
– Не только силы. И меня.
– И тебя.
Мы замолчали. Кейман воспользовался перерывом, чтобы закончить есть, а в меня больше не лезло.
– И что я такое? – Вопрос сам сорвался с губ, когда молчание стало невыносимым.
– Ну не что. А кто. И на данный момент ты – восемнадцатилетняя девушка с даром светлой магии. Слегка взъерошенная и, кажется, сытая, что меня очень радует.
– Вы поняли, о чем я. Почему я на нее похожа?
– Так бывает. Не все в нашем мире рождаются привычным способом. Но это не значит, что ты – нечто неодушевленное или несознательное. То есть, несознательное, конечно, но исключительно в силу возраста.
– Все, хватит. – Я выбросила в урну остатки лепешки со стаканом и поднялась. – Я сыта по горло вашими туманными витиеватыми формулировками. Воспитывайте Даркхолда, он вам явно дорог. Я возвращаюсь в лекарский дом.
– Коралина, сядь! – неожиданно грозно рыкнул Кейман, и от неожиданности я едва не присела прямо на землю. – Я пытаюсь тебе объяснить так, чтобы ты, во-первых, поняла, а во-вторых, не наломала дров.
– То есть я глупая?
– Ты? Не закончившая ни одного курса даже самого захудалого факультета Школы Светлых? Девочка, выросшая в крошечном городке на севере? Да!
После этого я окончательно сдулась и растеряла решимость. Снова стало грустно.
– Я же не Даркхолд, – мягко произнес Кейман. – Меня на подростковый бунт брал только один адепт. И то исключительно в виду… неважно. Ты не поможешь себе паникой, истерикой. И точно не разберешься, переругавшись со всеми. Итак, вся магия в мире, в том числе и наши души, есть порождение Хаоса. В основном люди рождаются традиционным путем, ты с ним наверняка знакома.
Я открыла было рот, чтобы добавить уточнение, но в последний момент решила, что это будет выглядеть максимально глупо.
– Но иногда, в случае, если сходится сразу несколько фантастических условий, магическая энергия преобразуется в живое существо самостоятельно. Это настолько мощная и сильная энергия, что ей не нужна душа, не нужен природный процесс зачатия и рождения. Она просто появляется из чистой магии – и становится… кем-то.
– Кем-то? Это кем?
– Кростом. Таарой. Акорионом. Все они появились из чистой магии.
– Они ведь боги.
– Они – сильные бессмертные маги. Да, люди называют их богами, но мир существовал и до них. Каким он был? Сложно сказать. Они меняли его под себя, играли с ним, иногда защищали, а иногда ввергали в хаос. Акорион погиб, оставив после себя лишь трагические воспоминания и сына-полукровку. Таара и Крост остались хранить Штормхолд. Магия развивается, мир тоже. Крост рожден из магии стихий, Таара – из темной. Почему бы не появиться девушке из светлой магии?
– Я ведь не могу быть богиней.
– Ненавижу это слово. – Кейман задумчиво посмотрел на воду. – Но почему нет?
– Потому что я не сильная! На инициации во мне еле заметили магию! Я только пару раз кого-то вылечила – и все!
– Любая сила развивается постепенно. Таара тоже не сразу стала… Таарой.
– А почему я выгляжу, как Коралина?
– Думаю, в момент твоего рождения магия еще не осознала себя, не выбрала облик. Это лишь стечение обстоятельств. Коралина была первым человеком, которого ты увидела после рождения. Ты взяла ее облик, потому что не знала иных.
– Она была к тому времени мертва.
– Да, к сожалению. Но не ты ее убила. Ты не осознавала процессов, происходящих с тобой. Это тяжело для Гидеона, но совершенно неважно в масштабах мира. Коралине не помочь, а ты – живая, имеешь право быть такой, какой родилась. В конце концов, в разных уголках мира порой живут очень похожие люди. Мы не знаем всех секретов душ, рождения и роли магии в этих процессах. Но иногда… очень редко, но порой одна и та же душа перерождается в теле, очень похожем на предыдущее. Это тоже своего рода дар. В нем нет ничего плохого.
– Гидеон…
– Гидеон готов обвинить в своей боли весь мир. Ему можно сочувствовать, его можно понимать, но поддерживать будет только идиот, Коралина. Он не единственный человек, который потерял ребенка. Но другие почему-то не нападают на чужих детей, не сжигают их заживо и не требуют отправиться в мир мертвых, чтобы ему стало легче жить.
– А имя? Как у меня появилось ее имя?
– Мы мало что знаем о светлой магии. Ты увидела девушку – и приняла ее облик, ты услышала ее имя – и оно для тебя стало неотделимо от внешности. Каким-то образом тот, кто давал имя ребенку, это понял. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что это был светлый маг.
Я вздрогнула, снова вспомнив застывший взгляд собственных глаз. От знания, что это была не я, а девушка, жившая много лет назад, что это не мрачное будущее, а лишь чужое прошлое, почему-то не становилось легче. Кейман, заметив, что я ежусь, снял куртку и накинул мне на плечи.
– Вы замерзнете.
– Я не мерзну.
Да, когда мы встретились во Фригхейме, его тоже ничуть не смущал мороз.
– Значит, у меня нет родителей. Нет родины. Нет души. Я взяла чужую внешность и имя. Просто… появилась. И зачем?
– Если появилась – значит нужна, – усмехнулся Кейман. – Богиня тьмы появилась не раньше и не позже, а именно тогда, когда темных было мало. Катастрофически мало. В Школе Темных курс – целый курс! – хорошо, если насчитывал десяток адептов. А общее число темных магов в школе редко переваливало за сорок. А теперь они учатся в три смены. Для магии важен баланс. Мир не может существовать без огня, без воды или без воздуха. И точно так же он не может существовать без света и тьмы. Мы храним баланс. Не властвуем, а поддерживаем. Хочется верить.
– Я ничего не могу хранить.
– Научишься. Изучишь силу, поймешь, для чего существуешь. Если повезет, обойдешься без драм, потерь и смерти. Хочется верить, не повторишь наших ошибок. Найдешь друзей, семью. Может, выучишь пару десятков светлых магов. Может, однажды спасешь мир.
– А сколько… – Я облизнула пересохшие губы. – Сколько живут такие, как я?
– Пока никто не умер, – фыркнул Кейман. – Не знаю. Вероятно, долго. Очень долго.
– Очень – это…
– Тысячи лет. Может, вечно. Но это не значит, что мы неуязвимы. Старость с нами не дружит, это так, но вот некоторое оружие и виды магии – еще как.
Кажется, от холода (а может, от обилия панически мечущихся мыслей) я стала плохо соображать.
– Погодите… мы? Вы что, не шутили, когда говорили, что вам пара тысяч лет?!
– Не шутил.
– Боги… нет, стоп! Вы же не…
– Крост.
– Бог стихий?!
– И грозы.
– Что?!
Я снова вскочила. Куртка соскользнула с плеч и упала на землю, а порыв ледяного ветра растрепал волосы.
– То есть все, что я сказал до этого: про твое рождение, светлую магию, вечную жизнь и все такое, тебя не смущало и не пугало, но как только выяснилось, что я – бог стихий…
– И грозы, – зачем-то добавила я.
– Это безусловно. Тебя только эта информация так испугала?
– Да! Это безумие какое-то! Какие боги?! Это сказки!
– Сказка только что купила тебе ужин.
– Докажите!
– Что доказать?
– Что вы – бог стихий! Что вы бессмертный, что вам тысячи лет!
– Как я тебе это докажу? Я не умер. И сейчас не умер.
– Не знаю… есть же книги, есть изображения Кроста, есть…
– Оп – снова не умер.
– Вы не можете богом.
– Смотри, все еще живой.
– Да хватит надо мной издеваться!
Кейман рассмеялся, хотя и несколько сочувственно.
– Коралина, я не издеваюсь и ничего не придумываю. Крост и Таара – не сказки, это вполне себе живые маги. Бог грозы и богиня смерти. Они реальны, обладают колоссальной силой. Теперь к ним присоединишься ты. Давай пройдемся, а то ты совсем замерзнешь. Вот уж не думал, что здесь снова гремят грозы.
Идти оказалось легче. По крайней мере, можно было скрыть дрожь. За последние месяцы я, кажется, познала все виды страха, какие только существуют. Страх стать изгоем, страх перед кем-то сильным и жестоким, страх смерти, страх за другого. И вот, теперь, пробую на вкус страх перед будущим. Мерзкий. Совсем не такой, какой был раньше. А по логике мне бы радоваться, я наконец-то знаю правду о своем происхождении. Вот только я всегда думала, что за мной стоит трагическая история любви или родители просто не знают о моем существовании.
– И что теперь будет?
– Ты поедешь в школу и будешь учиться. Четыре года – обязательная программа. В Школе Бури нет факультета для светлых. На общеобразовательные предметы будешь ходить вместе с темными, у них очень хорошая база. А остальное по индивидуальной программе. Я пытаюсь найти тебе хоть каких-то сильных светлых магов, чтобы поделились опытом, но их, кажется, не существует. Однако принципы владения такой силой одни. Разве что можно не бояться внезапных разрушительных всплесков. А практику мы тебе найдем.
– А потом? Что я буду делать после школы?
– Не знаю. Что захочешь. Построишь карьеру, заведешь семью, друзей. Возможно, найдешь способ восстановить баланс светлой магии в Штормхолде. А возможно, придумаешь что-то еще. Я не знаю, Коралина, я могу лишь научить тебя, как обращаться с силой, которая дала тебе жизнь. Все остальное ты сама.
– Вы ждете слишком многого от девушки, которая даже имя украла.
– Возможно. Посмотрим.
– Если все так радужно и боги хранят мир, поддерживают баланс и все такое, почему вы ушли? Почему вернулись лишь когда услышали о Даркхолде?
Кейман долго молчал, с интересом рассматривая набережную и дома, что стояли почти вплотную к воде.
– У меня есть семья. Я люблю свою жену.
– И причем здесь это?
– В Штормхолде есть человек, даже мысли о котором – уже измена. Вот причем.
– То есть вечная жизнь не гарантирует счастья?
– Наоборот. Она смиряет с несчастьями.
– Звучит так, что хочется прямо здесь и утопиться.
– Кто сказал, что у тебя не будет по-другому?
Он помнил ее. Смутно, пятнами и вспышками, но она – единственное, что он помнил.
У нее единственной были теплые руки, поэтому Даркхолд сразу понимал, чья сегодня смена. Наверное, в этом и есть талант светлых. Все остальные, обрабатывая ожоги, причиняли боль, она – нет. Все остальные ледяными руками с силой втирали в крылья заживляющие мази, а у нее мази плавились на пальцах, приятно растекаясь маслом по коже. Несколько раз он пытался проснуться, чтобы увидеть ее, но тьма и туман, вытащившие его из пламени, не желали отступать.
В один прекрасный день Даркхолд просто открыл глаза.
Палата оказалась пуста. Ни лекарки с теплыми руками, ни Коралины, чей голос он однажды слышал будто издалека. Пустая комната, и он, поддерживаемый потоками магии воздуха посреди. С большим трудом, стиснув зубы, Даркхолд сполз на пол.
Даже сквозь литры зелий боль все же пробилась. Противная, ноющая, охватившая всю спину и крылья. Если бы не страх, толкающий вперед, боль бы его подчинила. Но страх – очень мощное чувство. Перед ним меркнет любая боль, даже самая сильная. Ненадолго, лишь чтобы хватило сил уйти, заползти в какую-нибудь темную щель, как можно дальше от источника страха, и тихо там скулить.
Этот вид страха Даркхолд ненавидел. Он клялся, убеждал себя, что никогда больше его не испытает. Что с силой, подобной его, нет места такой позорной эмоции. Но вот в его мир пришел огненный маг – и будто не было тех лет свободы и абсолютного контроля. Он как будто снова мальчишка, неспособный выступить против отца. Снова ноет спина и страшно хочется есть. Но он ни за что в этом не признается.
Но даже у этого мальчишки хватает ума, чтобы понять – надо уходить. Где бы он ни был, надо уходить как можно дальше. Ничего хорошего от людей ждать не приходится, да он и не ждал. И сделал все, чтобы им и в голову не пришло увидеть в нем одного из своих.
Он дернул ручку раз, затем еще и еще, каждый раз прикладывая все больше силы, но дверь не поддалась. Любую другую он бы уже вынес с мясом, но эту словно ставили зная, что ее очень захочет отпереть некто с силой темного бога.
– Она заперта, – раздался негромкий мелодичный голос. – Они не позволят тебе выйти. По крайней мере, пока.
Даркхолд обернулся. Почему-то при взгляде на худощавую, но довольно симпатичную блондинку лет сорока, он сразу понял, что это она. Та лекарка с теплыми руками. Взгляд сам собой опустился к ее запястьям, и Даркхолд понял, что на них нет браслета с крупицами. Лекарка без магии? Сиделка?
– Кто не позволит?
Он не узнал собственный голос и закашлялся.
– Я не знаю. Король, наверное. Не знаю, кто отдает такие приказы.
– Я арестован?
Это не похоже на тюремную камеру, совсем не похоже. Он хорошо помнил ту, в которую попал после убийства отца.
– Не думаю. Но ты останешься здесь, пока не поправишься. А затем с тобой побеседуют о произошедшем.
Она осторожно улыбнулась.
– Тебе здесь не причинят вреда. Хочешь есть?
Даркхолд покачал головой. На самом деле он продал бы душу за кусок хлеба или даже за глоток воды, но признаться в этом почему-то никогда не мог. Разве что Олбрану, но Олбран мертв.
– Одри?
– Твоя девушка?
– Она мне не девушка. Просто Одри.
Сестра? Нет, совсем нет. Подруга? Какое странное слово.
– Она в безопасности. Жива, здорова, ждет окончания расследования. Не думаю, что ей что-то грозит. Но они должны во всем разобраться.
– Одри ничего не сделала. Я ее заставил.
Еще одна улыбка показалась Даркхолду вымученной.
– Ты сам все расскажешь, когда поправишься. Можно я посмотрю крылья?
Он нехотя повернулся. Попытался расправить крылья, но не смог, они просто не слушались, а от малейшего движения все тело взрывалось болью. К счастью, женщина сама осторожно расправила крылья.
Да, он не ошибся. От ее рук действительно исходило приятное успокаивающее тепло. Странно, что у нее нет магии. В ней определенно есть дар. Может, слишком бедная, чтобы купить крупицы?
– Невероятно… – услышал он изумленный вдох.
– Что?
– Мы… мы не были уверены, что ты выживешь. И что крылья восстановятся, но вчера заходила Коралина. За сутки она сделала больше, чем все лекари столицы за несколько недель!
– Коралина здесь?
Он плохо помнил их последнюю встречу, но в память хорошо врезались серебряные цепи, сковавшие тонкие бледные запястья. Даркхорлд помнил, как вложил последние силы, чтобы цепи разорвать: почему-то ему не хотелось, чтобы Коралина погибла совсем беспомощная. Но он не был уверен, что это не сон. Он вообще порой слабо отличал сны от реальности.
– Она в порядке, жива и почти здорова. Вчера заходила. Удивительная девушка. Она, кажется, тебе снилась. Ты несколько раз произносил ее имя.
Жаль, Даркхолду не снился настоящий отец. Может, темный бог подсказал бы, как жить дальше, когда с таким трудом выстроенный безопасный мир вдруг рухнул. Оставил после себя сожженные крылья, смутные воспоминания, запертую больничную палату и лекарку с теплыми руками, но без крупиц.
Даже сейчас там, где она касалась теплой мазью, боль и напряжение стихали.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Прежде, чем ответить, женщина замялась.
– Брина.
– Ты лекарь?
– Нет. Я здесь помогаю. Так… небольшие общественные работы. Ну, вот, сейчас должно быть полегче.
– Брина…
Даркхолд впервые произнес это так. Перед незнакомым человеком, будучи запертым и беспомощным. Еще пару недель назад он скорее лично отгрыз бы крылья, чем вообразил такое.
– Я хочу есть. Можно?
Как-то раз, в детстве, отсидев положенное трехдневное наказание в башне после очередного разочарования, он точно так же спросил отца.
«– Если это все, что тебя сейчас волнует, то нет. Ты не заслуживаешь еды, впрочем, как и силы, которой обладаешь. Жаль, что магии лишить не так просто, как обеда».
– Конечно. Сейчас принесу. Будешь блинчики? – улыбнулась Брина.
Самым сложным было наладить поставки еды в школу так, чтобы никто не узнал. Даркхолд ненавидел даже одну мысль о том, чтобы кое-как перебиваться с хлеба на воду, довольствуясь тем, что удастся своровать или купить в редкие вылазки в город. А значит, все нужно было сделать официально.
Ему повезло, отец не хранил деньги в банке, для этих целей подходили многочисленные потайные комнаты замка. Но деньги – не самая большая проблема. Никто в деревне не стал бы сотрудничать с демоном-убийцей, а Одри не могла позаботиться даже о себе, не то что организовать регулярные привозы пищи.
И снова везение: когда Дарк был почти в отчаянии и решился совершить вылазку в столицу, где к демонам с уродствами относились чуть более лояльно, вернулся Олбран. После смерти ван дер Грима-старшего управляющий уехал, но так и не смог устроиться: пожилых редко брали на работу. Олбран слышал, что у замка новый владелец и рассчитывал получить работу в виду опыта. Да и ему просто некуда было идти.
После его возвращения в замке всегда была еда. Олбран знал, что молодой хозяин ненавидит, когда нет еды, поэтому кладовки ломились. Потом Олбран погиб.
Сейчас ко всем прочим чувствам примешивалось недоумение. Все это мало походило на заключение. В тюремном лазарете не дежурят лекарки и не приносят еду по просьбе. В тюрьме вообще лучше закрыть рот даже если подыхаешь от голода или боли.
Смятение тревожило. Оно не вписывалось в картину мира, а то, что в нее не вписывалось, редко кончалось чем-то хорошим. Коралина – отличный пример.
– Я добыла блинчики с яблоком и с мясом, – сказала вернувшаяся с подносом Брина. – Пришлось сказать, что это для меня. Если они узнают, что ты проснулся, то сначала затаскают тебя по осмотрам, а только потом покормят. К тому времени каша с ужина превратится в сопли. Ненавижу кашу.
Вот в этом воспитанию отца не было равных: Даркхолд умел есть все. Он знал, каким вкусным может казаться зачерствевший хлеб или заветренное вяленое мясо. После смерти ван дер Грима Олбран находил в готовке отдушину, но Дарк с одинаковым аппетитом уплетал и кулинарные шедевры друга и неумелые попытки Одри сделать яичницу.
Впрочем, сейчас блинчики показались ему самыми вкусными из всех, пробованных в прошлом.
– Осторожнее, пожалуйста! – кажется, с искренним волнением воскликнула Брина, когда он накинулся на еду. – Если ты подавишься или получишь желудочный приступ, меня отсюда выгонят!
Он с удивлением прислушался к себе и понял, что совсем не хочет, чтобы Брину уволили. Стоило немалых усилий начать есть медленнее.
Его разрывало от вопросов. Хотелось узнать, что происходит, где тот огненный маг, где Кейман и кто он, твари его раздери, такой, что будет дальше и что его ждет. Но он исчерпал лимит душевных сил на вопросы. Вся решимость ушла в просьбу поесть. От этого было одновременно стыдно и смешно. Он много лет убеждал себя, что достаточно силен, чтобы ни с кем не считаться и никого не бояться. Оказывается, иллюзии рушатся очень болезненно, сгорают вместе с крыльями.
– Что-нибудь хочешь? – спросила Брина. – Книгу? Что-то, чтобы убить время здесь? Может, что-нибудь вкусное, чего нет в буфете?
– У меня что, появился богатый покровитель, который собирается оплачивать все капризы?
– Может быть. Не злись. Я хочу помочь. Здесь скучновато.
– Хочешь помочь – отопри дверь.
– Не могу, прости.
– Почему? Тебе-то что? Скажешь, я сам открыл.
– Не хочу, чтобы ты снова прятался и жил один. Знаю, ты никому не доверяешь, и это объяснимо. Но поверь, есть люди, которые очень хотят, чтобы ты поправился, научился жить со своей силой и нашел способ быть счастливым.
– Кейман? – усмехнулся он.
– И Кейман тоже.
– Кто он?
– Поговоришь с ним сам. Он запретил мне рассказывать тебе что-то, что может тебя напугать или расстроить. Тебе нужно поправиться.
Тут следовало бы облить ее холодным презрением и отодвинуть тарелку с блинами, но он не смог. Поэтому умолк, продолжая поглощать ужин. Жизнь учила не разбрасываться едой: неизвестно, когда выпадет новый шанс поесть.
Дверь палаты открылась. Брина испуганно подскочила, а Даркхолд замер над тарелкой, увидев посетителя.
Никогда еще он не видел других демонов. Никогда не видел таких демонов. У него было человеческое (во всяком случае под темным плащом угадывалось именно оно) и голова волка. Жуткая, с короткой блестящей иссиня-черной шерстью и острыми ушами, увешанными массивными серебряными украшениями. Глаза отливали медью, а голос – когда демон заговорил, Брина содрогнулась – звучал гулко и низко.
– Даркхолд ван дер Грим?
– Что вы здесь делаете? К нему нельзя!
В маленькой Брине, к тому же не обладающей магией, было слишком много дерзости и смелости. Даркхолд почувствовал инстинктивное желание спрятать ее подальше. Раньше он испытывал нечто подобное – осознанное – к Одри. И порой инстинктивное – к Коралине.
– Он очнулся и может сидеть, значит, способен ответить на мои вопросы.
– Он слаб!
– Я не собираюсь мериться с ним силами.
– Он едва не погиб, Редран! Вы не можете вот так ввалиться и допрашивать его.
– Я, милочка, на правах главы Службы Расследований Совета Магов, могу все. А вот вы…
Он смерил Брину насмешливым взглядом.
– Напомните, пожалуйста, кем вы являетесь лорду ван дер Гриму? Родственницей? Опекуном? Законным представителем? Что, никем? Какая жалость! Тогда вам придется выйти, леди. Если не хотите, чтобы я арестовал вас за препятствие расследованию.
– Вы переходите границы. Кейману это не понравится.
– Как жаль, что мне плевать. Оставьте нас. Немедленно, у меня мало времени.
Брина неуверенно посмотрела на Дарка, и он кивнул. Разговоры с законниками его не пугали.
Когда Брина вышла, демон проверил замок на двери и, удовлетворенно хмыкнув, повернулся к Даркхолду.
– Тебе стоит сказать, что мы беседовали о деле. Что я расспрашивал тебя об отце, о детстве, о том, что ты натворил и с чьей помощью. О том, как познакомился с Коралиной Рейн и чем все закончилось. Скажи, что я был груб, бесцеремонен и обвинил тебя во всех прописанных в законе преступлениях.
– А мы будем говорить не об этом?
– Нет. Мы будем говорить о тебе, Даркхолд. О твоем отце – я имею в виду настоящего. И о силе, которую ты способен получить. Точнее о том, как ты будешь ее использовать и на чьей стороне стоять. Лучше, чтобы Кейман Крост и Деллин ди Файр понятия не имели об истинной сути нашей встречи.
– Пока что я вас не очень понимаю.
– Я объясню. Я долго ждал этого шанса и неплохо подготовился к встрече с тобой.
Даркхолд с сожалением отодвинул тарелку с блинами. Все инстинкты вопили: этот Редран, как назвала его Брина, не просто следователь. Даркхолд часто совершал ошибки, но не в вопросах, касающихся темных. Их он чувствовал нутром.
– Ты ведь знаешь о своем происхождении, так? О том, что ты сын темного бога?
Даркхолд кивнул.
– Это все упрощает. Скоро они, – Редран кивнул на дверь, – начнут лгать о том, что желают тебе добра. Что помогут справиться с силой, дадут крышу над головой и еду, станут тебе друзьями. Тебе умело соврут, что ты станешь одним из них. Поверь, они знают все: как отчим издевался над тобой, как ты и та бедная девочка пытались сбежать, как ты, защищаясь, убил ван дер Грима, как провел целый год в тюрьме и как вернулся в замок Акориона, спасаясь от обезумевшей толпы. Они будут использовать Одри, зная, что ради нее ты пойдешь на все. Но правда в том, что они просто-напросто боятся тебя.
– Для начала хотелось бы знать, кто такие эти таинственные пугливые «они», – с легкой усмешкой поинтересовался Даркхолд.
Он не собирался играть в напуганного мальчишку. И не любил, когда им манипулируют.
– Сестра твоего отца, в первую очередь. Родного отца, конечно.
– Таара? Богиня смерти? И я должен в это поверить?
– В родство с богом ты веришь, а в то, что у него осталась сестра, нет?
– Она погибла.
– Ей выгодно, чтобы так считали, но нет. Она не просто не погибла, но и в разы увеличила свою силу после смерти Акориона. Ты ведь слышал легенду о богах-близнецах? О двух половинках одной души, по ошибке Хаоса ставших темным богом и богиней смерти? После того, как Акориона не стало, равных по силе Тааре просто нет. Тех, кто знает правду, почти не осталось. Но Таара не сможет вечно скрываться за именем Деллин ди Файр.
Это имя ему почти ничего не говорило. Даркхолд слышал, разумеется, о Доме Огня с ди Файрами во главе, возможно, встречал и имя Деллин. Но ненависть, смешанная со страхом, заставляла держаться подальше от всех огневиков.
А ведь она, выходит, его тетя.
Даркхолд прислушался к себе. Странно, что известие о близкой родственнице никак не откликнулось. В детстве Дарк бы сошел с ума от восторга, узнав, что где-то в Штормхолде есть всесильная богиня, его родная тетя. И что в любой момент, если ей станет известно о его существовании, он сможет покинуть замок и… что? Ему никогда не хватало фантазии представить свою жизнь вне опостылевших стен.
– Ну, пока что ни Деллин ди Файр, ни Таара меня не навещали.
– Зато Кейман Крост успел, не так ли?
Даркхолд предпочел промолчать. Он не знал, заходил ли Кейман, он вообще не знал, кто этот Кейман такой. Впервые столкнувшись с кем-то, равным по силе, Даркхолд испытывал странные чувства. Не страх. Может, уважение? Хотя вряд ли. Однажды Даркхолд поймал себя на мысли, что каким-то таким ему представлялся нормальный отец. Но он быстро ее отбросил, Кейман так ловко перехватил управление школой, что оставалось только истекать бессильной злобой.
– Крост умеет вешать лапшу на уши наивным темным. Ты, может, ему даже доверяешь. Я долго работал с ним, хотя в последние годы ничего не слышал. Но вряд ли Кейман расскажет, что именно он убил твоего отца. Это ведь обрушит его образ справедливого учителя.
– Убил Акориона? – Дарк нахмурился. – Бога? То есть Крост – не дурацкая фамилия? Он и впрямь бог стихий?
– Видишь, как легко спрятаться за фасадом уважаемого педагога, королевского советника и опекуна несчастных темных магов, страдающих от неуправляемой силы? Да, твоего отца убил Кейман Крост. А Деллин ди Файр была только рада. Но, разумеется, тебе расскажут совсем другое. Будут лгать раз за разом. В мелочах, прикрывая полуправдой неприглядные поступки. До тех пор, пока не поймут, как тебя уничтожить. Поверь, Даркхолд, каждый из них смертельно боится появления сына Акориона. Каждый: бог стихий, богиня смерти, король, главы Домов Стихий, каждый член Совета Магов. Они сделают все, чтобы уничтожить тебя прежде, чем ты станешь таким же великим, как твой отец. И если для этого понадобится играть любящих и добрых – они будут играть лучше любых актеров.
Редран криво усмехнулся.
– Не верь тем, кто сделал Штормхолд таким! Кто загнал темных в самые дальние углы, оставил их вырождаться среди кровожадных тварей. Я – демон, поверь, я знаю, как к нам относятся здесь, в Штормхолде. Знаешь, что случается при каждой трагедии, будь то убийство, пожар или нашествие тварей? Обвиняют темных! Громят дома, сжигают магазины, забивают до смерти. Никто не поможет тебе здесь, в столице, если ты демон. Возможно, будут бояться, но при первом удобном случае уничтожат. Темных не берут на работу, вынуждая за гроши мыть туалеты, темным не разрешают учиться. Это справедливый мир по мнению наших богов?
– Что-то по вам не слишком видно, что темным не разрешают работать и учиться, – заметил Даркхолд.
За дверью послышались шаги. Редран нервно дернул ушами и оскалился:
– Будь их воля, я бы уже отправился в Хаос. Но пока Бавигор граничит со Штормхолдом, они вынуждены с нами договариваться. Мы – их щит от тьмы, что прячется в наших подземельях. Жертвуя нами, они живут в безопасности. Мы работаем на износ и умираем, а они устраивают балы и показы. Мы добываем для них ресурсы, а они каждый год меняют штормграмы. Они хотели бы объявить нас рабами, но знают, что мы будем сражаться. А если с нами будет сын бога… наследник Акориона, равный ему по силе. Бавигор сможет поднять голову. Он сможет торговаться, а не отдавать ресурсы за бесценок. Сможет стать равным Штормхолду. Демоны смогут жить без страха.
Шаги и голоса стали ближе. Демон поднялся.
– Вот за это я борюсь. Ты можешь пересказать наш разговор – и для меня все закончится на виселице. А можешь отправиться туда, где никто и никогда не взглянет на тебя с отвращением. Никто и никогда не проронит ни единого слова лжи. Где твоя девушка будет в безопасности, окруженная защитниками, а не тюремщиками. В Бавигор. В королевство, где ты сможешь быть тем, кем являешься, Даркхолд.
Дверь распахнулась, и грохот заглушил последнее слово Редрана. Но Дарк умел читать по губам:
Богом
Невысокий коренастый лекарь внимательно оглядел палату. За его спиной маячила слегка бледная, но решительная и, кажется, злая Брина.
– Боюсь, я вынужден попросить вас покинуть лекарский дом, – произнес целитель. – Я не давал разрешения на посещения лорда ван дер Грима. Даже вам.
– Как пожелаете, – холодно ответил Редран.
Брина улыбнулась. С неожиданным торжеством во взгляде. Когда демон, проходя к выходу, на несколько секунд замер, глядя ей в глаза, она произнесла:
– Вы немного забыли, с кем имеете дело, Редран. Я не позволю вам делать преступников из жертв. Не забывайте, кто сейчас в тюремной камере, а кто едва выкарабкался после ожогов. И занимайтесь своей работой, а не сводите личные счеты.
– Как радостно, что наконец-то, спустя двадцать с лишним лет, у бедного мальчика появился хоть кто-то, кому до него есть дело. Жаль, что большую часть жизни бедняжка был совсем один.
Брина смерила его яростным взглядом, полным холодного огня, а Дарк едва слышно хмыкнул. Простейшие манипуляции его не впечатляли, отец был куда более искусен в таких вопросах. И надо отдать ему должное: учил приемного сына с полной отдачей. Правда, тот не всегда был готов учиться.
Когда лекарь его осматривал, Брина неотрывно наблюдала, замерев у окна. Дарку хотелось морщиться от касаний ледяных рук, но он мужественно терпел, стиснув зубы. Лекарь был стар и молчалив, но даже по выражению лица Даркхолд понял: он не должен был проснуться. По крайней мере, не так рано и не таким здоровым.
Когда лекарь ушел, Брина принесла чашку горячего чая. Блины уже успели остыть, но он все равно с удовольствием продолжил ужинать. И с любопытством: ждал, решится ли она спросить.
– Редран тебе угрожал?
Дарк покачал головой, хотя и не был уверен в том, что не слышал в голосе демона угрозы.
– Тебе не нужно волноваться о нем. Редран всегда ведет так расследования. Он грубый и бесцеремонный, но он редко ошибается. И никогда не наказывает невиновных. Это лишь его метод, вывести допрашиваемого на эмоции.
– Но я виновен, – заметил Даркхолд.
– В некоторых моментах бесспорно. Но ты не убийца и никто не забудет о том, что сделал лорд ван дер Грим.
Для лекарки она слишком посвящена в происходящее. Недостаточно, чтобы догадаться об истинной теме разговора с Редраном, но знает об отце и Коралине. И кто же тогда эта Брина? Кто-то из числа стражей, присматривает за опасным пациентом? Если так, то отлично маскируется.
– Расследование будет справедливым. Ты совершил много ошибок, но далеко не все из них по своей вине.
Дракхолд предпочел промолчать. Он не считал ничто из того, что сделал, ошибкой.
Пока Брина уносила посуду, он подошел к окну. Сегодня луны не виднелись, небо затянуло тяжелыми темными тучами. На секунду показалось, будто в комнате витает характерный запах дождя и грозы, но затем наваждение пропало.
А потом он увидел Коралину.
Даже к просто прогуливающейся Коралине он не был бы готов, слишком тесно сплелись воспоминание об охватывающем крылья пламени и ее руках в серебряных оковах.
Но она была не одна.
И она летала.
Поднявшись над кронами невысоких деревьев больничного сада на роскошных водных крыльях, Коралина смеялась, крепко держась за какого-то парня. С такого расстояния Даркхолд не сумел его рассмотреть, лишь догадавшись, что он водник – за его спиной мерцали точно такие же, сотканные из воды, крылья.
– Лекарь велел лечь.
Брина вернулась с подносом, полном каких-то зелий и порошков.
– Кто это? – вместо ответа спросил Даркхолд.
Ему показалось, она замялась прежде, чем ответить.
– Наверное, кто-то из соседней палаты. Вы здесь несколько недель. Достаточно времени, чтобы с кем-нибудь подружиться.
Коралина обращалась с крыльями неумело, то и дело теряя высоту. В один момент она не успела подпитать их крупицей и едва не рухнула вниз, но «кто-то из соседней палаты» молниеносно успел ее подхватить.
Даркхолд почувствовал злость.
– Ты должен лечь, – настойчиво повторила Брина. – Если хочешь, можешь спать на обычной кровати, только побереги крылья.
– Их можно отрезать?
– Что?
– Крылья. Можно их отрезать совсем?
– Я не знаю. Давай поговорим об этом позже. Тебе нужно отдыхать. И принять лекарства.
Он нехотя оторвал взгляд от двух парящих в небе фигур, чувствуя горький привкус раздражения.
Коралина играла не по правилам. Но он больше не мог ее заставить им следовать.