– Итак… – заговорила я, медленно прохаживаясь между рядами парт и с улыбкой просматривая распечатку сообщения из «Фейсбука», которую держала в руке. – Из всех вопросов, размещенных вчера в группе, наиболее популярным оказался такой: «Почему мужчины вообще перестали носить колготки? Я бы пощеголял в них», – зачитала я вслух классу.
Мальчишки-первогодки зафыркали, а девочки захихикали, вспоминая долгую беседу, состоявшуюся между кое-кем из них прошлым вечером. Маркус Мэтьюз сорвался с места, вскочил на свой стул, поднял руки вверх и улыбнулся. Как автор вопроса он принимал заслуженные похвалы. Я в изумлении покачала головой.
– Сядь, – приказала я, указав на стул. – Сейчас же.
Он рассмеялся, но быстро спрыгнул вниз и занял свое место под одобрительные возгласы остальных учеников.
За три недели, минувшие с начала учебного года, мы быстро продвигались по учебному плану и приступили к изучению темы суверенитета Америки, отцов-основателей и войны за независимость, отсюда и родился вопрос о мужчинах в колготках. Из всех запланированных мной заданий работа с социальными сетями давала наилучшие результаты. В первый же день родители получили длинное письмо с обоснованием необходимости использования социальных сетей на уроках. Школьные правила разрешали ученикам пользоваться ноутбуками, что позволяло нам заходить в интернет когда угодно, не перемещаясь в кабинет информатики. И это прекрасно совпадало с моей целью научить школьников жизни в мире современных технологий.
Социальные сети – неизбежное зло.
Естественно, они таят в себе определенную опасность, и поначалу родители очень переживали из-за этого, но все наладилось после того, как я развеяла их страхи в телефонных беседах и переписке по электронной почте. В итоге они поняли мою позицию и даже стали с удовольствием наблюдать онлайн за проведением уроков, раз уж не могли присутствовать на занятиях в классе. Я выслала приглашения в закрытую группу на «Фейсбуке», где размещала задания, вопросы для обсуждения, выкладывала видеопрезентации и фотографии того, что происходило в классе. За все это время количество участников группы росло в геометрической прогрессии, поскольку родители получили возможность глубже вникнуть в то, как учатся их дети, и понаблюдать за работой других. Я не считала, что нужно сравнивать чьи-то успехи, но находила отличную мотивацию в том, что родители увидят, как учатся более старательные ребята.
Еще мы создали аккаунты в «Твиттере» и пользовались на уроках этим форумом, а также частными форумами на «Пинтересте», где ученики вместе с родителями могли устроить мозговой штурм и коллективно подготовить информацию.
Лишь несколько родителей все еще отказывались сотрудничать – мой взгляд упал на Кристиана Марека, ссутулившегося за своей партой, – хотя я всеми силами пыталась их убедить. Я понимала, что такие ученики чувствуют себя обделенными, и даже подумывала полностью отказаться от этого метода работы, чтобы никто не страдал, но, увидев, какую он приносит пользу и какой получает отклик, изменила мнение. Мне просто требовалось найти особый подход к оставшимся родителям.
Я позволила себе слегка улыбнуться, мысленно усмехаясь над раздувшимся от гордости Маркусом. Но молчание сидящего за дальней партой Кристиана оглушало меня едва ли не сильнее, чем восторженные возгласы остальных учеников. Он уставился в экран своего ноутбука и казался одновременно сердитым и скучающим. Мне никак не удавалось его понять. Я знала, что у него есть друзья. Видела, как он обедал с другими ребятами, играл на школьном футбольном поле, смеялся и шутил. Но на уроках – во всяком случае, на моем уроке – Кристиан словно отсутствовал. Он хорошо справлялся с домашними заданиями, но никогда не участвовал в дискуссиях и получал плохие оценки по тестированиям и контрольным работам. Что бы мы ни делали в классе – он все проваливал.
Я пыталась поговорить с ним, но это ни к чему не привело, и мне пришлось смириться с тем, что придется искать другие способы помочь ему. Например, мне уже давно следовало позвонить его отцу, но я не находила в себе мужества.
Я снова повернулась к классу, призывая себя сосредоточиться.
– Мои поздравления, мистер Мэтьюз. – Я кивнула, поддразнивая Маркуса. – Хотя вы, без сомнения, писали свой вопрос лишь ради смеха, он повлек за собой несколько интересных комментариев об истории костюма.
Я прислонилась к своему столу.
– Поскольку мода – очень популярная тема, мы также углубились в историю женской одежды, и это привело к дискуссии о феминизме, – напомнила я ученикам. – Что ж, конечно, тема о моде не входит в наш учебный план. – Я улыбнулась. – Но вы рассуждали критически и заметили взаимосвязь. Вы обсуждали, сравнивали и противопоставляли… – Я вздохнула, обвела класс веселым взглядом и продолжила: – И мне уж точно не было скучно читать ваши ответы, так что вы молодцы.
Ученики зааплодировали, и Маркус крикнул:
– Так мы получим песню недели?
Он приподнял брови в ожидании ответа.
– Когда ваша команда наберет пятьдесят очков, – напомнила я правило.
У меня были предусмотрены награды для каждого ученика индивидуально, но я поощряла и работу в группах, позволяя победителям выбрать одну песню, которую мы могли послушать в классе, если вся работа сделана и ученики хорошо потрудились. Я подошла к «умной доске» – современной версии классной доски – и постучала стилусом по поверхности, чтобы активировать. Проектор передал изображение с моего компьютера, и высветилась статистика по всем ученикам.
– Напоминаю. – Я подняла глаза и положила стилус на место. – Пятая группа отправляет твиты о текущих событиях до семи вечера. После просмотра я буду ретвитить их для вас.
Краем глаза я заметила, что Кристиан разговаривает со своей соседкой по парте.
– Вы должны выбрать какое-то одно сообщение, прочитать и поразмыслить над ним, а потом написать доклад на одну страницу. Машинописным текстом, двенадцатым шрифтом Times New Roman, а не Courier New, – уточнила я, зная их хитрость с использованием более крупного шрифта, – и сдать его мне к пятнице. Есть вопросы?
В классе раздалось невнятное бормотание, и я кивнула.
– Ну ладно, хватайте свои приборы. Опрос.
– У меня есть вопрос, – раздался вдруг чей-то голос. – А когда мы начнем пользоваться учебниками?
Я вскинула голову и увидела, что Кристиан смотрит прямо на меня, пока остальные ученики включают устройства, с помощью которых должны отмечать ответы в тесте вместо того, чтобы записывать их на бумаге.
– А вы бы предпочли воспользоваться учебниками? – поинтересовалась я, выпрямив спину.
– Нет! – первым выпалил Маркус и повернулся к Кристиану. – Чувак, заткнись!
Тот приподнял бровь, сохраняя хладнокровие и игнорируя своего одноклассника.
– Учебники предоставляются школой. Существует же учебная программа, которой мы должны придерживаться, верно? – практически с обвинением в голосе спросил он.
– Да, – подтвердила я.
– Так почему же мы их не используем? – настаивал он.
Я сделала неторопливый глубокий вдох, стараясь сохранить спокойное выражение лица. Меня предупреждали, что ученики будут постоянно бросать мне вызов, проверять границы дозволенного и провоцировать. Нужно не терять самообладания, относиться к каждому ребенку, как к своему собственному, и никогда не показывать слабости. Кристиан определенно испытывал меня во всем перечисленном. И не только тем, что не работал на уроках, но и периодическими провокациями. Казалось, ему нравилось не слушаться меня, опаздывать, дерзить и отвлекать других учеников во время занятий. Но как бы он ни старался помешать мне выполнять свою работу, я не могла не восхищаться им, выходя из роли учителя.
Я по опыту знала, что плохое поведение возникает из-за попустительского отношения к ребенку в других сферах его жизни. И хотя я сочувствовала Кристиану – ведь ему недодавали внимания дома или где-то еще, – он явно считал, что и здесь ему все сойдет с рук.
– Хороший вопрос, – сказала я. – А как ты думаешь, почему мы не пользуемся учебниками?
Он усмехнулся себе под нос и пронзил меня взглядом.
– На мой взгляд, вы закидываете меня новыми вопросами вместо того, чтобы ответить.
Я замерла и перестала улыбаться, а остальные ученики либо захихикали в ладошку, либо изумленно переводили взгляд с меня на Кристиана и ждали, что будет дальше. От вида самодовольного выражения лица Кристиана у меня закипела кровь. Я сглотнула и сдержанно проговорила:
– Открываем пятьдесят шестую страницу.
– Фу-у! – простонал Маркус и, не глядя на Кристиана, бросил через плечо: – Ну спасибо.
Все достали учебники из специальных отделений под партами, зашуршали страницами и заворчали. Я взяла в руки пособие для учителей и откашлялась.
– Итак, тема сегодняшнего урока посвящена заслугам Патрика Генри, Бенджамина Франклина и Бетси Росс, – продолжила я. – Я бы хотела, чтобы вы прочли…
– Но мы уже проходили их! – крикнула Джордан Берроуз, девушка, сидевшая рядом с Кристианом.
Я сдвинула брови, склонила голову набок и притворилась непонимающей.
– Разве?!
К ней присоединился другой ученик.
– Две недели назад мы работали над этой темой в группах и посещали виртуальные музеи, – напомнил он мне.
– Ах, вот как, – подыграла я и продолжила: – Ладно, прошу прощения. Откройте шестьдесят восьмую страницу. Эта глава посвящена приходу к власти Джорджа Вашингтона при участии Томаса Джефферсона…
– Это мы тоже уже проходили, – рассмеялась сидевшая справа от меня Кэт Робишо. – Вы загружали для нас предвыборные плакаты в Pinterest.
Я посмотрела на Кристиана в надежде, что он понял мою мысль. Мы изучали все темы, описанные в учебнике, хотя и не открывали его. Ученики лучше запоминали материал, когда сами искали информацию и применяли полученные знания в практической работе, а не просто читали текст.
– А-а, – откликнулась я. – Теперь вспомнила.
Кристиан заерзал на стуле, прекрасно понимая, что тема закрыта.
– Итак, – продолжила я, – на странице семьдесят девять есть двадцать вопросов, которые помогут нам подготовиться к завтрашнему тесту. Мы можем провести остаток урока, письменно отвечая на них в полном молчании, или же можем поработать десять минут, выбирая ответы через дистанционные устройства, а затем поискать в интернете информацию о невольничьих кораблях.
– Второй вариант! – тут же закричали со всех сторон.
– Мы могли бы проголосовать, – проворковала я совсем не потому, что хотела учесть все мнения, а чтобы окончательно утереть кое-кому нос.
– Второй вариант! – закричали ученики еще громче.
Ученики взялись за свои устройства. В течение следующих десяти минут я показывала на доске вопросы с несколькими вариантами ответов, оставляя на обдумывание каждого примерно минуту, а затем, когда все данные были внесены в программу, вывела на экран диаграмму с результатами опроса. После этого мы переключились на ноутбуки и до конца урока разбирали следующий блок информации, занимаясь поиском в интернете.
Пока ученики покидали кабинет, отправляясь на следующий урок, я наблюдала, как Кристиан в ожидании своей очереди на выход медленно продвигается вперед и смотрит в окно.
– Кристиан, – позвала я, когда он проходил мимо моего стола.
Он остановился и посмотрел на меня в своей обычной манере. Со скучающим видом.
– Твои вопросы очень важны для меня, – заверила я его. – И я приветствую, чтобы ты задавал их на моем уроке. Но только если ты будешь задавать их вежливым тоном.
Кристиан продолжал молчать, глядя куда-то в сторону. Я понимала, что он неплохой парень и, конечно же, умный, но его взгляд прояснялся очень редко. Когда это происходило, я видела в нем ребенка. В остальное время до него было не достучаться.
– Где твой телефон? – поинтересовалась я. – Он нужен тебе для занятий, а ты его не используешь.
А еще он не вернул мне батарею. Не такая уж проблема, поскольку модели телефонов у нас совпадали и у меня осталась его батарея. Но ученикам разрешалось пользоваться телефонами, я лишь просила выключать звук и брать их в случае необходимости. Они могли работать с калькулятором, генератором случайных чисел для выполнения какого-либо задания и другими полезными для обучения приложениями. Я обнаружила, что чем больше позволяю ребятам пользоваться гаджетами, тем меньше они пытаются заглядывать в них тайком. А поскольку у всех были телефоны, я не переживала о том, что кто-то почувствует себя обделенным.
– Если у тебя какие-то проблемы, я могу поговорить с твоим отцом, – предложила я, понимая, что вряд ли Кристиан по собственной воле лишился телефона.
Но Кристиан расплылся в ухмылке, встретившись со мной взглядом.
– Вы и так с ним поговорите. – Он кивком указал в сторону окна. – И даже скорее, чем думаете.
С этими словами он повернулся и вышел, хлопнув за собой тяжелой деревянной дверью.
И как это понимать?
Я встала и выглянула в окно, пытаясь догадаться, на что намекал Кристиан, но тут раздался сигнал интеркома.
– Мисс Брэдбери? – позвал директор Шоу.
– Да? – откликнулась я.
– Не могли бы вы пройти в мой кабинет? – попросил он с наигранной вежливостью, которая вызвала у меня отвращение. – И прихватите свои поурочные планы.
Я вскинула брови и ощутила слабость в коленях.
– О-о, – протянула я. – Конечно.
Неважно, сколько вам лет – четырнадцать или двадцать три, – ученик ли вы, учитель или родитель, вас все равно подташнивает, когда директор вызывает в свой кабинет. А еще ему понадобились мои поурочные планы? Зачем? Они же размещены на сайте. Он мог ознакомиться с ними в любое время по своему желанию.
Я застонала, сняла пиджак, бросила его на спинку стула, оставшись в облегающих черных брюках и серой блузке с длинными рукавами, и схватила распечатанные планы, которые нам было приказано держать на рабочем столе на случай внезапной проверки. К счастью, у меня было «окно» в расписании на время второго урока, так что следующая группа учеников ожидалась лишь через час.
Я миновала коридор и приемную, где заболевшие ученики ожидали медсестру, а нарушители дисциплины – наказания. Ковровая дорожка, расстеленная перед кабинетом директора, скрадывала звук шагов. Я сунула папку под мышку и дважды постучала в дверь мистера Шоу.
– Войдите, – пригласил он.
Сделав глубокий вдох, я повернула ручку и вошла, с легкой улыбкой кивком поприветствовав мистера Шоу, когда тот поднялся из-за стола. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, я замерла на месте, обнаружив стоящего в противоположной части кабинета Тайлера Марека. Отведя взгляд, закрыла дверь и с оглушительно бьющимся сердцем снова повернулась к своему начальнику.
Какого черта ему от меня понадобилось?
– Мисс Брэдбери. – Мистер Шоу широким жестом указал на отца Кристиана. – Это Тайлер Марек, отец Кри…
– Да, мы знакомы, – резко перебила я его, прошла вперед и встала за одним из двух стульев, размещенных перед рабочим столом Шоу.
Марек не двигался с места, возвышаясь в углу мрачной тенью, и я понимала, чего от меня ждут. Рукопожатия, приветствия, улыбки… нет, нет и нет. Шоу выглядел смущенным моим поведением, но меня слишком терзали нехорошие предчувствия, чтобы вести себя по-другому. Директор вновь обрел самообладание, прочистил горло и взмахнул рукой.
– Прошу, присаживайтесь, – предложил он, глядя на нас обоих.
Я обогнула стул и села, но отец Кристиана продолжал стоять и не торопился занимать место рядом со мной.
– У мистера Марека есть некоторые опасения относительно Кристиана, – пояснил Шоу, – и его успеваемости по вашему предмету. Не могли бы вы просветить меня относительно того, какие проблемы у вас возникли?
Я моргнула, ощутив, как Марек сделал шаг вперед и оказался за моей спиной. Внезапно мне показалось, что мы втроем поменялись ролями. Шоу стал чьим-то взволнованным родителем, Марек – недовольным учителем, а я – учеником, которого разбирали по косточкам. Да как он смеет обращаться со мной так, словно я не знаю своих должностных обязанностей?!
– Сэр, я… – Я попыталась совладать с гневом, чтобы не сказать то, о чем потом пожалею. – Сэр, я впервые слышу, что у мистера Марека есть какие-то опасения. Я тоже хотела бы знать, что за проблемы возникли.
Мне не удалось скрыть беспокойство в голосе, так что прозвучало сказанное далеко не дружелюбно, но, по крайней мере, не резко. Кристиан действительно испытывал трудности в обучении, но учебный год только начался, и я все еще пыталась наладить с ним отношения. Я отправляла ему домой – один раз даже обычной почтой – приглашения вступить в группы в социальных сетях и копии учебного плана с особо отмеченными важными датами. Может быть, я и не звонила его отцу, но это не значит, что полностью бездействовала.
Шоу поднял голову и послал Мареку извиняющуюся улыбку.
– Мистер Марек, вы оказали неоценимую поддержку этой школе, и мы так благодарны вам за то, что вы доверили нам воспитание вашего сына. Пожалуйста, расскажите нам о своих проблемах и о том, как мы можем помочь.
Я опустила глаза и ждала, чувствуя, как от присутствия Тайлера у меня покалывает спину. Он приблизился, опустился на сиденье рядом со мной, расстегнул пиджак и откинулся на спинку стула с уверенным видом.
– В первый же день занятий, – начал Марек, глядя только на Шоу, – мой сын пришел домой и сообщил, что на уроках мисс Брэдбери обязан пользоваться телефоном. Что ж, я, как и многие другие родители в нашем классе, купил сыну дорогой ноутбук, потому что мы понимаем, какие инструменты использует школа такого уровня. Это вполне разумные требования, – подчеркнул он, и я собралась с духом, догадываясь, к чему все идет.
– Однако, – продолжил Тайлер, – моему сыну всего четырнадцать, и мне не очень хочется приучать его к социальным сетям. Я зашел в одну из часто посещаемых школьниками групп на «Фейсбуке», и мне не очень-то понравились некоторые из их дискуссий. Кристиану необходимо вести три разных аккаунта в социальных сетях, где он общается с людьми, которых я не знаю, – заявил он. – Сейчас меня больше всего беспокоит не только его безопасность и оказываемое другими людьми на него влияние, но и то, как сильно он отвлекается. Он сядет делать домашнюю работу по математике, а его телефон будет разрываться из-за уведомлений о новых сообщениях в группе мисс Брэдбери.
Я прикусила язык в буквальном и переносном смысле, но не потому что его опасения были напрасны, а потому что мы разобрали бы все эти вопросы, если бы с самого начала он проявил интерес. Я прочистила горло и повернулась, чтобы взглянуть на него.
– Мистер Марек…
– Зовите меня Тайлер, – приказал он, и я вспыхнула, заметив в его глазах коварное веселье.
Я покачала головой, раздосадованная тем, что он постоянно напоминает мне о своем имени.
– Мистер Марек, – упрямо повторила я, – в первый же день занятий я отправила вам документ с подробными пояснениями, потому что предвидела подобные опасения.
Его брови изогнулись. Я выставила его невнимательным родителем, и он это понял. Расправив плечи и ощущая на себе пристальный взгляд директора Шоу, я продолжила:
– Я просила родителей подписать документ и прислать мне обратно…
– Мистер Шоу, – раздался позади меня голос, и я умолкла, скрипнув зубами от досады.
– Извините, что прерываю вас, – продолжила женщина, – но у нас в приемной возникла одна проблема, которая требует вашего неотложного присутствия.
Я узнала миссис Винсент, секретаря. Должно быть, она не постучала. Мистер Шоу виновато улыбнулся нам и встал из-за стола.
– Прошу прощения, я оставлю вас на минутку.
Расстроенная, я тихо выдохнула, но, к счастью, никто этого не заметил. Шоу покинул комнату, оставив меня наедине с Мареком.
Чудесно.
Дверь за моей спиной с щелчком захлопнулась, и я никак не могла отрешиться от массивной фигуры Марека. Его напряженный вид и молчание подсказывали, что он раздражен не меньше меня. Я надеялась, что Тайлер не заговорит, но звук работающего в кабинете кондиционера лишь подчеркивал оглушительную тишину. И неизвестно, как бы я отреагировала, если бы Тайлер выдал что-нибудь в мой адрес. Я едва сдерживалась в присутствии директора, что уж говорить о беседе наедине.
Я сложила руки на коленях. Марек не шевелился.
Я отвернулась и посмотрела в окно. Он сделал носом глубокий вдох.
Я с притворно скучающим видом принялась разглядывать свои ногти, чувствуя, что против воли краснею под его пристальным взглядом, скользящим по моему телу.
– Вы же понимаете, – внезапно заговорил он, – что здесь нет профсоюза, который мог бы защитить вас, верно?
Я вцепилась в папку, лежавшую на коленях, и уставилась вперед, уловив в его напряженном голосе тонко завуалированную угрозу. Да, я все понимала. В большинстве частных школ учителей нанимали и увольняли по своему усмотрению, и руководству нравилось иметь такую свободу. Следовательно, профсоюзы не могли защитить нас так, как учителей в государственных школах.
– И все равно не можете удержаться от того, чтобы не трепать языком, – заметил Тайлер.
Трепать языком?
– Так вот в чем дело? – Я повернулась, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом. – Вы играете со мной в какую-то игру?
Марек прищурился, его черные брови сошлись на переносице.
– Дело в моем сыне, – отчеканил он.
– А мое дело – работать с ним, – бросила я в ответ. – Я знаю, что делаю, и очень неравнодушно отношусь к вашему сыну. – Тут я спохватилась и быстро добавила: – Ко всем своим ученикам, конечно же.
И вообще, чего он ко мне пристал? Моя учебная программа соответствовала образовательным стандартам. У всех учеников имелись телефоны. Черт возьми, да я видела на парковке, как их пятилетние братья и сестры пользуются телефонами! Я подробно обсудила свои намерения с руководством школы и родителями и проработала все возражения. Не только Марек опасался новых технологий, но он единственный пропустил все обсуждения. Его ожидал полный пакет информации, но от него ни слуху ни духу не было с самого дня открытых дверей.
– Поверить не могу, – пробормотала я и краем глаза заметила, как Марек повернулся ко мне.
– На вашем месте я бы вел себя осторожнее, – с угрозой в голосе проговорил он.
Я демонстративно отвернулась, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Марек не считал меня равной себе. На банкете в честь Марди Гра он хорошо притворялся, планируя приятно провести время со мной, но теперь я стала для него бесполезна. Всего лишь прислуга. Он оказался высокомерным и невежественным и даже не собирался относиться ко мне с должным уважением, учитывая мое образование и сложную работу.
Мне нравилось все контролировать, и я любила быть главной, но разве стала бы указывать врачу, как лечить меня, когда он рекомендовал мне, семнадцатилетней, не нагружать лодыжку целых шесть недель? Нет. Я прислушивалась к тем, кто лучше меня разбирался в проблеме, и, если у меня возникали какие-то вопросы, задавала их.
Вежливо.
Я закусила губу, стараясь держать свой болтливый рот на замке. У меня всегда это плохо получалось. И теннисную карьеру мне это портило, потому что не удавалось вести себя мудро и дистанцироваться от несправедливой, на мой взгляд, критики. «Задави их своей добротой», – подсказывал мне отец. «Разве я не уничтожаю своих врагов, подружившись с ними?» – говорил Авраам Линкольн. Но даже понимая всю мудрость этих слов, я никак не могла совладать с собой. Если уж хотела высказаться, то теряла всякий контроль и выдавала целые тирады.
Моя грудь вздымалась и опускалась, я стиснула зубы.
– О, ради всего святого! – рассмеялся Марек. – Ну, выскажитесь уже. Давайте. Я же вижу, как вам этого хочется.
Я вскочила со стула и посмотрела на Тайлера сверху вниз.
– Вы действовали за моей спиной, – без колебаний прорычала я. – Вы не заинтересованы в общении со мной как с учителем Кристиана. Иначе сначала бы связались со мной. Но вы захотели унизить меня перед моим начальством.
Он склонил голову набок, наблюдая за мной, и на его скулах заиграли желваки.
– Если вас что-то беспокоило, – продолжила я, – то следовало сначала обратиться ко мне, а если бы проблема не решилась, то тогда уже идти к Шоу. Вы не подписали ни одного присланного мной документа и не приняли ни одного приглашения в группы в социальных сетях, тем самым показывая, что не интересуетесь успехами Кристиана в обучении. Это все фарс и пустая трата моего времени.
– А вы пытались связаться со мной? – возразил Марек, поднимаясь со своего места и пронзая взглядом. – Раз уж я не подписывал бумаги и не вступал в группы и раз уж мой сын провалил недавнее тестирование? – Он оскалился. – Вы писали мне по электронной почте или звонили, чтобы обсудить проблемы в обучении моего сына?
– В мои обязанности не входит гоняться за вами! – отбивалась я.
– Вообще-то, входит, – парировал он. – Общение с родителями – это часть вашей работы, так что давайте поговорим о том, почему вы регулярно общаетесь с родителями друзей Кристиана, а меня избегаете.
– Вы это серьезно?! – Я чуть не рассмеялась и бросила папку на стул. – Это же не какая-то детская игра «кто первый позвонит, тот проиграет». Мы же не школьники!
– Тогда прекращайте вести себя как ребенок, – приказал он, и его мятное дыхание коснулось моего лица. – Вы понятия не имеете, насколько внимательно я отношусь к сыну.
– Насколько внимательно относитесь к сыну? – Мои губы сами собой растянулись в широкой улыбке. – Да не смешите меня. Он хотя бы знает, как вас зовут?
Его глаза потемнели. У меня перехватило горло. Вот дерьмо. Я зашла слишком далеко. Мы стояли так близко, что было слышно, как Марек разъяренно втягивает носом воздух, и я боялась пошевелиться, не зная, какой реакции от него ожидать. Не то чтобы я испугалась расправы – во всяком случае, физической, – но мне внезапно захотелось побыть одной.
Марек вдруг придвинулся ко мне, и от аромата его одеколона мои веки затрепетали. Он прищурился, а затем перевел взгляд на мои губы. Боже.
– Что ж, еще раз прошу прощения. – Шоу ворвался в кабинет, и мы с Мареком отпрянули друг от друга и отвернулись, пока директор стоял к нам спиной, закрывая дверь.
Черт.
Я пригладила блузку и наклонилась, поднимая папку с планами уроков. Между мной и Тайлером ничего не произошло, но почему-то было неловко. Шоу прошел мимо нас, и я украдкой заметила, как Марек скрестил руки на груди.
– Несмотря на то, что миссис Винсент практически управляет этой школой, – продолжил Шоу весело, – кое-где и мне приходится расписываться. Так на чем мы остановились?
– Эдвард, – прервал его Марек, застегивая пиджак от Армани и натянуто улыбаясь. – К сожалению, у меня назначена встреча. Мы с мисс Брэдбери поговорили, и она согласилась скорректировать свою работу на уроке во благо Кристиана.
Простите, что?!
Я уже хотела повернуться, чтобы пронзить Марека взглядом, но передумала и вместо этого стиснула зубы и вздернула подбородок, отказываясь смотреть на Тайлера. Не собиралась я ничего в своей работе корректировать.
– О, замечательно! – Шоу улыбнулся с явным облегчением. – Благодарю вас, мисс Брэдбери, за содействие. Мне нравится, что мы так легко разрешили все проблемы.
Я промолчала. Хуже не будет, если Шоу так и останется в неведении, а Марек, скорее всего, забудет о своих родительских обязанностях еще на несколько недель и на это время оставит меня в покое.
– Мисс Брэдбери. – Марек протянул мне руку для рукопожатия, зловеще глядя на меня.
Я посмотрела на него и обратила внимание, что один его глаз слегка прищурен, и это придает пронзающему меня взгляду зловещее выражение. О Мареке я могла сделать два вывода: он привык получать все, что хочет, и только что, по его мнению, добился своего.
Вот дурак.
Я с наслаждением потягивала из пинты «Абиту Амбер», любимый сорт местного пива. Стояла середина сентября, и даже по вечерам все еще было жарко. Если бы не влажность, дышалось бы легче; пока же улицы напоминали душный, битком набитый людьми лифт, в котором не повернуться.
В ожидании брата, который должен был составить мне компанию за ужином, я сидела за столиком в Port of Call и перебирала в подставке для специй пакетики с сахаром, пересчитывая их. Семь упаковок сахарозаменителя марки Equal, шесть – Sweet’N Low, семь – Splenda и пять пакетиков обычного сахара. Ну и бардак.
Я развернулась, схватила с соседнего столика еще одну подставку со специями и выбрала нужные. Маленькие пакетики шуршали, пока я перекладывала в подставку на своем столике еще один Equal, два Sweet’N Low, один Splenda и три упаковки обычного сахара. Остальные вернула обратно и пересчитала, что получилось. Восемь, восемь, восемь и еще раз восемь.
Идеально.
Сделав глубокий вдох, я отодвинула подставку обратно на край стола к другим приправам и упаковке с салфетками и тут…
Я замерла, обнаружив, что брат стоит у стола с бокалом в руке и наблюдает за мной.
Дерьмо.
Я скорчила гримасу и дождалась, пока он сядет. Мы не виделись уже четыре дня. На этой неделе меня просили задержаться после уроков на педсовете, а Джек с головой ушел в свои доклады и статьи.
Даже в помятой рубашке брат притягивал женские взгляды. Он откинулся на спинку стула и красноречиво посмотрел на меня, как бы обдумывая, стоит ли делиться со мной своими мыслями и какие для этого подобрать слова.
– Выкладывай, – сдалась я.
– Даже не знаю, что и сказать.
Я вскинула взгляд и откинулась на спинку стула.
– Тогда перестань смотреть на меня так, будто я – Говард Хьюз[4], – приказала я. – У меня довольно распространенное недеструктивное расстройство. Я так успокаиваюсь.
– Недеструктивное, – повторил брат и сделал глоток. – Ты сегодня пять или шесть раз возвращалась домой, чтобы проверить, выключила ли плиту?
Я расправила плечи, когда подошел официант и поставил на наш столик воду.
– Ну, а с чего мне это помнить, если я выключила ее после того, как разобралась с героином? – пошутила я, и Джек расхохотался.
Я знала, что он считает мою обсессивно-компульсивную чушь проблемой, которую мне не преодолеть без посторонней помощи, но правда заключалась в том, что я не хотела ее преодолевать. Во всяком случае, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Когда кто-то, кому вы доверяете, крадет ваше чувство безопасности и целых два года держит вашу жизнь в своих руках, мозг находит способы компенсировать потерю контроля.
Я чувствовала себя спокойнее, когда вещи лежали на своих местах. Когда имела власть даже над мелочами. Вся моя семья – родители, брат и ныне покойная сестра – заплатили огромную цену за то, что впустили в свою жизнь того, кому, как нам тогда казалось, мы могли доверять. По сравнению с этим мое маленькое расстройство меня совершенно не тревожило.
Если я не пересчитаю пакетики с сахаром, перед уходом не проверю четыре раза, выключена ли плита, не почищу зубы за сто двадцать секунд, то случится что-то плохое. Я не знала, что именно, и понимала, что это смешно, но все равно чувствовала себя в большей безопасности, выполняя все ритуалы.
Как правило, погружаясь в работу, я забывала о тревогах, но в моменты отдыха – как сейчас – имела обыкновение постукивать пальцами, перекладывать что-нибудь и считать. Это дарило мне пусть и ложное, но хоть какое-то чувство безопасности. Контроль успокаивал меня.
– Как дела в школе? – спросил брат.
Я положила локти на стол и сделала глоток пива.
– Довольно хорошо. Мне нравятся дети.
Общение с учениками являлось на самом деле самой легкой частью моей работы. Удерживать их внимание было трудно, и это требовало много сил, но своевременное выполнение всех второстепенных обязанностей выматывало меня еще больше и отнимало огромное количество времени.
– Ты выглядишь усталой, – заметил Джек.
– И ты тоже, – с улыбкой парировала я. – Не переживай. Я в полном порядке. Я весь день на ногах и к вечеру чувствую себя выжатой как лимон, но мне нравится эта усталость.
– Как после игры в теннис?
Я помедлила, обдумывая его слова, и согласилась:
– Вроде того. Только еще лучше, пожалуй. Раньше мне казалось, что я выхожу на корт и выкладываюсь полностью. Напрягаю мышцы до предела и собираю всю волю в кулак, чтобы победить.
– А теперь? – полюбопытствовал брат.
– А теперь я делаю все то же самое, только более осознанно, – ответила я. – Мне есть ради чего стараться.
Джек задумчиво посмотрел на меня. Похоже, что поверил, да и с чего бы ему не верить мне? Это чистая правда. Теннис был моей жизнью. Иногда становилось весело, а порой – почти невыносимо, и, хотя я не понимала, ради чего тренируюсь и соревнуюсь, я всегда ложилась спать с чувством удовлетворения от хорошо проделанной работы. И в то же время никогда не ощущала себя обязанной выкладываться по полной программе.
– Эйвери гордилась бы тобой, – тихо сказал Джек и слабо улыбнулся.
Я отвернулась, мое сердце сжалось. Неужели гордилась бы? Стала бы моя сестра гордиться тем, что я живу так, как мечтала она сама?