Часть I Думаем руками

Глава 1 Почему мы жестикулируем, когда говорим?

Если вы когда-нибудь задумывались о жестах, вы, вероятно, задавались вопросом, почему люди их используют. На первый взгляд кажется, что они бесполезны. Но так ли это? Если, как я говорила во введении, жест передает важную информацию, он может быть полезен для вас как для слушателя. А если жестикуляция помогает нам сосредоточиться на своих мыслях, она может быть полезна вам как говорящему. Понимание того, почему мы жестикулируем, может помочь нам эффективнее использовать жесты как в роли слушателя, так и в роли говорящего. Мы вернемся к этой теме в части III, а пока углубимся в теорию и поговорим о том, почему мы жестикулируем. Но сперва скажем несколько слов о том, что мы подразумеваем под почему.

В английском языке вопросы со словом «почему» довольно любопытны. На самом деле в почему спрятаны сразу два вопроса: why (англ. почему) и how (англ. как). Приведем в пример аллигаторов с берегов Миссисипи. Вечером аллигаторы погружаются в реку. Поскольку аллигаторы холоднокровны, а ночью воздух становится довольно холодным (зачастую намного холоднее, чем вода в реке), вечернее погружение играет для них важную роль: оно позволяет поддерживать температуру тела, не давая ему замерзнуть. Следует помнить, что аллигаторы отличаются от нас: они не регулируют температуру собственного тела, а подстраиваются под температуру окружающей среды. Учитывая это, можно предположить, что вечерние погружения в реку каким-то образом связаны с системой терморегуляции аллигатора. Но это не так. Процесс, лежащий в основе поведения аллигатора, связан с чувствительностью к свету: угасающий дневной свет – сигнал для аллигатора спуститься в реку. Мы знаем это из лабораторных исследований, при которых возможно искусственное разделение света и температуры. Если температура падает, но свет не тускнеет, аллигатор остается на суше и не уходит в воду, хотя воздух, а вместе с ним и аллигатор, становятся все холоднее и холоднее. Напротив, если свет тускнеет, но температура воздуха не снижается, аллигатор все равно погружается в воду, даже если этого не требуется для поддержания температуры тела. Целью или функцией вечерних погружений в реку является регулирование температуры. А то, как это работает, или механизм, – это чувствительность к свету1.

Поэтому, когда мы спрашиваем «почему люди жестикулируют?», мы по сути задаем два разных вопроса. Первый: как осуществляется жестикуляция, какие механизмы лежат в ее основе? Иначе говоря, первый вопрос касается событий, предшествующих жесту, и того, являются ли они его причиной. Второй: почему появляется жест, какими функциями он обладает? Таким образом, второй вопрос касается событий, следующих за жестом, и определения роли жестикуляции в осуществлении этих событий. Сначала мы изучим механизмы, лежащие в основе жестикуляции, а затем обратимся к ее функциям, принимая в расчет, что эти два процесса могут различаться.

Механизмы, лежащие в основе жестикуляции: как мы жестикулируем

Все наши жесты – это движения тела, его физические перемещения в пространстве. Но многие жесты также воспроизводят действия, которые выполняет тело. Вот хороший пример. Если я спрошу, как вы завязываете шнурки, вы, скорее всего, будете жестикулировать при описании процесса, и ваши жесты будут воспроизводить процесс завязывания шнурков.

Другой пример связан с исследованием, проведенным Сьюзен Кук, одной из моих бывших учениц, и Майклом Таненхаусом, ее научным руководителем после получения докторской степени. В этом исследовании взрослым людям было предложено решить головоломку «Ханойская башня» либо вживую, либо при помощи компьютера. «Ханойская башня» – это логическая головоломка, состоящая из трех стержней и стопки колец. В начале головоломки все кольца находятся на одном стержне и расположены от самого маленького вверху до самого большого внизу. Цель состоит в том, чтобы перенести всю стопку на другой стержень, перемещая по одному кольцу за раз и никогда не помещая большее кольцо поверх меньшего. Разница между реальным объектом и компьютерной версией головоломки в этом исследовании заключалась в том, что для перемещения одного из реальных колец нужно было снять его со своего стержня, прежде чем переносить на другой. Чтобы переместить одно из колец во время выполнения компьютерного задания, нужно было всего лишь сдвинуть кольцо с одного стержня на другой, не поднимая его. Разница между реальной и компьютерной версией сильно сказалась на жестах, которые позже производили участники, описывая свои решения в процессе головоломки. Объясняя, как они решили задачу, участники, двигавшие реальные кольца, жестами изображали дугообразное движение, тогда как участники, двигавшие компьютерные кольца, показывали движение по горизонтали. Своими жестами участники обеих групп воспроизводили движения, которые выполняли, решая головоломку, – хотя и не описывали эти движения словами.

Интересно, что, когда другие участники позже посмотрели видео этих двух групп, увиденные жесты оказали на них влияние. Когда их попросили решить задачу на компьютере, те из них, кто видел дугообразные жесты, перемещали компьютерные кольца вверх и над стержнями, хотя в дугообразных движениях не было необходимости. Те, кто видел горизонтальные жесты, двигали компьютерные кольца горизонтально от стержня к стержню. Таким образом, первые две группы участников описали свои действия жестами, а эти жесты, в свою очередь, повлияли на действия следующих двух групп2.

Как мы только что видели, жесты хорошо копируют действия. Это наблюдение привело к тому, что Марта Алибали, моя бывшая студентка, внесшая значительный вклад в понимание роли жестов в образовании, вместе со своей ученицей Отэм Хостеттер (моей «академической внучкой») предложили концепцию «Жест как имитация действия» (GSA). Когда мы произносим слово «бросок», мы имитируем движение броска. Мы не обязательно производим это движение, но активность нашего мозга указывает на то, что мы думаем о броске, – те же области мозга, которые активируются, когда мы что-то бросаем, активируются, когда мы говорим о броске. Представление о том, что мы имитируем действия, когда думаем и говорим, известно как воплощенное познание. Эта идея лежит в основе понимания жеста как имитации действия и предполагает, что симуляция действий рождает жесты. Когда достигается определенный порог активности мозга (у всех людей этот порог может быть разным), бросок воплощается в жестовой симуляции действия3.

Все это говорит о том, что действие является частью механизма, лежащего в основе порождения жестов. Если эта теория верна, говорящие должны много жестикулировать, описывая вещи, с которыми они совершали действия. И они это делают: говорящие больше жестикулируют, описывая действия, которые они выполнили физически, чем те, которые они только наблюдали.

Еще одно доказательство того, что действие связано с порождением жестов, можно найти в известной оптической иллюзии. Если вас попросят сравнить длину двух линий, вы уверенно скажете, что линия, обращенная стрелками внутрь, длиннее, чем линия, обращенная стрелками наружу. На самом деле они абсолютно одинаковой длины.


Если вас попросят сравнить длину линий с помощью большого и указательного пальцев, вы поддадитесь иллюзии. Измеряя верхнюю линию, вы расставите пальцы шире, чем измеряя нижнюю, – стрелки введут ваши глаза в заблуждение.

Таким образом, ошибочная оценка длины линий будет подтверждена руками. Но ваши руки не обязательно должны становиться жертвой иллюзии. Перед тем как измерить линии, разведите большой и указательный пальцы на одинаковое расстояние друг от друга независимо от линии, которую собираетесь измерить, – подготовленные к действию, ваши руки не будут обмануты4.

Но что происходит, когда мы используем руки не для оценки или действия, а для описания, т. е. для жестов? Сначала покажите на пальцах, как берете линию со стрелками внутрь и перемещаете ее в пространстве. Затем словами опишите то, что проделали жестом. Повторите тот же жест с линией, обращенной стрелками наружу, и затем опишите его словами. Вопрос в том, похожи ли руки при жестикуляции на действующие руки (невосприимчивые к иллюзии, то есть отмеряющие для обеих линий одну и ту же длину) или на оценивающие руки (чувствительные к иллюзии, то есть отмечающие темную линию более широким жестом).

Ответ заключается в том, что руки при жестикуляции ведут себя как руки при действии, а не при оценке. Независимо от того, описываете вы линию со стрелками внутрь или наружу, вы разводите большой и указательный пальцы на одинаковое расстояние друг от друга. При выполнении жеста ваши руки так же восприимчивы к иллюзии, как и при выполнении действия, и гораздо менее восприимчивы к иллюзии, чем при оценке длины. Хотя жест тесно связан с языком, его корни могут уходить именно в действие5.

Наконец, о том, что действие является частью механизма, лежащего в основе жеста, свидетельствуют реакции нашего мозга. Функциональная магнитно-резонансная томография (фМРТ) регистрирует уровень притока крови в той или иной части мозга, когда вы выполняете какую-либо задачу: чем больше приток крови в определенной области мозга, тем активней она работает во время выполнения задачи. Детей на уроке учили решать математическое уравнение (4 + 6 + 3 = __ + 3) либо только при помощи слов («Я хочу уравнять обе части»), либо при помощи слов и жестов (широкий жест под левой частью уравнения и такой же широкий жест под правой частью уравнения). Через неделю после того, как они решили уравнение, каждого ребенка поместили в аппарат МРТ и попросили решить похожее уравнение, но на этот раз без движений. Паттерны активности у двух групп различались: у детей, которые неделю назад решили уравнение с помощью жестов и речи, активность в областях мозга, ответственных за моторные функции, была выше, чем у детей, которые решили его только с помощью речи, даже несмотря на то, что в аппарате двигать руками было нельзя. Эти активированные области мозга очень похожи на другие области мозга, которые активируются после того, как ребенок усвоил задачу, воздействуя на физические объекты (например, выучил буквы, написав их в тетради). Обучение с помощью жестов оставляет в сознании двигательный след точно так же, как обучение посредством действия над объектами. Этот эффект дает по крайней мере частичный ответ на вопрос, с которого мы начали эту главу: как работают жесты? Ответ заключается в том, что неотъемлемой частью механизма, лежащего в основе появления жестов, является именно имитация действия6.

Тем не менее это наблюдение следует принимать с существенной оговоркой: хотя все жесты выполняются телом, не все они изображают действия тела. Например, когда вы говорите о ракете, взлетающей в воздух, вы жестом руки описываете траекторию ее полета. Следовательно, движение, которое воспроизводит ваш жест, – это движение ракеты, а не тела. В другой ситуации, когда вы рукой рисуете S-образную форму в воздухе, описывая хвост вашей собаки, такой жест вообще не воспроизводит движение, не говоря уже о движении тела. Получается, что в этих случаях жест не является имитацией действия тела. Из этого следует, что теория жеста как имитации действия (GSA) может быть справедливой только в отношении жестов, которые описывают действия, выполняемые телом, но она неприменима к жестам, описывающим формы, абстрактные идеи или даже движения объектов.

Дополнительным примером того, что жест работает не так, как действие, служит молодой человек по имени И.В. Ему было девятнадцать, когда его настигла неизвестная болезнь. Она затронула нервы его спинного мозга, что привело к потере осязания и контроля за движениями, зависящими от так называемой проприоцептивной обратной связи – ощущений, позволяющих нашему телу ориентироваться в пространстве. И.В. потребовалось много времени и усилий, чтобы заново научиться контролировать движения своих рук и ног – это стало возможным при помощи зрительного наблюдения за своими конечностями и их перемещением в пространстве. Несмотря на то что в итоге он восстановил контроль над позой и движениями, этот контроль сохранялся лишь до тех пор, пока И.В. видел свои конечности. Таким образом, в темноте он снова терял способность двигаться. Но важнее всего было то, что способность жестикулировать сохранялась независимо от того, видел ли И.В. свои руки. Другими словами, во время речи И.В. мог двигать руками, даже не видя их, но когда его специально просили сделать какое-то движение (скажем, поднять предмет), он не мог сделать этого, если не видел своих рук. Травма И.В. повлияла на то, как он взаимодействовал с объектами, – но не на то, как он выполнял жесты. Это дает нам возможность предположить, что механизмы, лежащие в основе жеста и действия, не идентичны друг другу7.

Другим примером различной природы жеста и действия может служить Мирабель – молодая женщина, описанная в книге «Фантомы в головном мозге», которая умела жестикулировать при отсутствии рук. Поскольку рук у Мирабель не было от рождения, она, казалось бы, не могла ничего знать и о жестах – но тем не менее она знала. Она чувствовала руки, хотя все, что у нее было, – это две короткие культи, уходящие чуть ниже уровня плеч. Такое явление принято называть фантомными конечностями. Как правило, оно возникает у людей, переживших ампутацию, и поскольку Мирабель в их число не входила, врач относился к ее ощущениям с некоторой долей скепсиса. Когда ее спросили, почему она думает, что имеет фантомные конечности, она ответила: «Когда я разговариваю с вами, я чувствую, как жестикулирую; я чувствую, как мои руки указывают на те или иные объекты, на которые я хочу обратить внимание, – точно так же, как на них могли бы указать и вы. Во время ходьбы мои руки остаются неподвижными, застывшими по бокам – вот так». Она встала, продемонстрировав неподвижные культи. «Но когда я говорю, – продолжила она, – я жестикулирую своими фантомными руками. Они двигаются и сейчас, пока я говорю с вами». Мы видим, что жестикуляция – это не просто движения рук8

Загрузка...