Проблема духовной социализации личности играет огромную роль в развитии и укреплении социального взаимодействия в обществе. Это обусловлено тем влиянием, которое духовная социализация оказывает на онтогенез личности. И, прежде всего, на формирование ее, личности, внутреннего мира.
Внутренний мир человека включает в свою структуру много пластов, он многослоен. Это и мир целей, и мир ценностей, и мир знаний, и мир желаний и, наконец, мир поступков[1]. От того, каким окажется внутренний мир личности зависит и ее бытие в мире. М. Хайдеггер выделял три основных модуса бытия: «бытие – в – мире» (модус прошлого); «бытие – при внутримировом – сущем» (модус настоящего); и «забегание вперед» (модус будущего). При этом для обозначения конкретного экзистенциального пространства, в котором живет человек, немецкий философ использовал термины Dasein (присутствие) и Sorge (забота). Если первый термин обозначает наличное бытие, то второй – связь между всеми модусами бытия. Следуя логике М. Хайдеггера, можно сказать, что именно внутренний мир человека соединяет его с настоящим, прошлым и будущим[2]. Этот мир опосредует отношение человека к миру вещей, к другим людям и к абсолюту. Больше того, именно внутренний мир человека опосредует формирование его отношения к самому себе («Я – Я»). А через это и такие уровни социальной онтологии личности, как «Я – Ты», «Я – Мы», «Я – Все». На этих уровнях отношение человека к миру становится в той степени открытым, активным, свободным, творческим, ответственным, в какой личность осуществляет свою духовную социализацию.
Обычно при исследовании внутреннего мира человека акцент делается на индивидуализации, на личностной автономии, на персонализме (Н. А. Бердяев, Э. Мунье и т. д.). Однако следует подчеркнуть, что индивидуализация – это проявление общего в единичном, а уж затем только обособленность, целостность, самобытность, неповторимость индивида.
В современной философии (персонализм, экзистенциализм, философская антропология) личность рассматривается в контексте процессов самопроектирования, самоинтеграции, саморефлексии, протекающих в рамках общения «я» с «другим». При этом социальное взаимодействие понимается как субъект – субъектное отношение, включающее переживание, понимание и идентификацию. В философии марксизма присутствуют элементы понимания генезиса личности как самопроективного процесса, однако ее развитие неотделимо от реального изменения социальных отношений и обязательно воплощается в нормативном социальном поведении. В рамках субъектно-объектного подхода используемого, в работе социализация понимается автором как развитие и самоизменение личности путём усвоения ею образцов поведения, ценностей и норм, принятых в обществе, в результате взаимодействия человека со стихийными, относительно направляемыми и целенаправленно создаваемыми условиями жизни и социальной средой на всех возрастных этапах.
Следовательно, социальное взаимодействие можно трактовать двояко: а) как способ духовной социализации личности, в рамках которого она осваивает, усваивает и развивает духовные ценности, и в) как способ социального бытия личности, в рамках которого она соотносит и реализует свои объективные интересы и субъективные потребности с интересами и потребностями окружающего ее общества. Существуют конкретные типы социального взаимодействия: социальная конкуренция, социальная кооперация, социальное партнерство, социальное самоуправление и т. д. Иногда выделяют в качестве моделей социального взаимодействия солидарность, субсидиарность, дискриминацию, протекционизм, патернализм, клиентелу и другие формы социальных взаимосвязей, основанных на общих или совместимых для их участников принципах, нормах и правилах. Таким образом, можно отметить диалектическую связь между формой социального взаимодействия и «идеальным» ее наполнением, в качестве которого выступают ценности (ценностные ориентации личности).
Существуют различные подходы к пониманию и классификации ценностей. Одним из первых этим вопросом занимался еще Аристотель, который связывал понятие «ценность» с понятием «благо». Выделяя блага «самодостаточные» и «относительные», Аристотель полагал, что различия в «благах» влияют и на их «ценность»[3]. Обозначив ценность термином «axia», Аристотель «уловил», что за обменом благ, обладающих ценностью, стоят именно социальные отношения[4].
Современная теория ценностей давно уже оперирует с понятиями абсолютных, относительных, производных, функциональных ценностей.
Воспроизведем несколько определений понятия «ценность»:
1. Ценности – это «явления (или стороны, свойства явлений) природы и общества, которые полезны, нужны людям исторически определенного общества или класса в качестве действительности, цели или идеала» (В. П. Тугаринов).
2. «Ценность это форма проявления определенного рода отношений между субъектом и объектом». «Ценность – это понятие, обозначающее, во-первых, положительную или отрицательную значимость какого-либо объекта, в отличие от его экзистенциональных и качественных характеристик (предметные ценности), во-вторых, нормативную, предписательно-оценочную сторону явлений общественного сознания (субъектные ценности)» (О. Г. Дробницкий).
3. «Категория ценности раскрывает один из существенных моментов универсальной взаимозависимости явлений, а именно момент значимости одного явления для бытия другого» (В. А. Василенко).
4. «Ценности – это обобщенные, устойчивые представления о предпочитаемых благах и приемлемых способах их получения, в которых сконцентрирован предшествующий опыт субъекта и на основе которых принимаются решения о его дальнейшем поведении» (В. Сараговский).
5. «Ценность есть стойкое предпочтение личностью или обществом определенного образа поведения или конечного состояния, в противоположность другому типу поведения или состоянию» (М. Рокич).
6. Ценность есть органическое единство существования и смысла, определяющее наше отношение к абсолютной полноте жизни. «Ценность есть нечто всепроникающее, определяющее смысл всего мира в целом, и каждой личности, и каждого события, и каждого поступка». «Ценность не дополнение к существованию и не качество, которым она обладает наряду с другими качествами, но органное единство существования и смысла» (Н. О. Лосский)[5].
По мнению Н. Л. Худяковой, анализ содержания различных трактовок понятия «ценность» показывает, что этим словом обозначаются различные сферы действительности: и явления природы и общества, и отношения между субъектом и объектом, которые характеризуются через различные качества.
Наиболее просто общие характеристики ценностей выделяются при анализе функций того, что обозначается словом «ценность». На основе этого анализа можно сделать вывод, что ценности – это то, что выполняет функцию «регулятива» в отношениях субъекта с миром или регулятивную функцию. По «регулятивом» подразумевается то, что вносит порядок, планомерность во что-то, то, что направляет[6]. В свою очередь В. Н. Финогентов предлагает использовать термин «социальный регулятор». Он пишет: «Социальный регулятор – это то, что превращает массу двуногих в человеческое общество. И, наоборот, слом социальных регуляторов превращает социальный космос в социальный хаос. Каждый социальный регулятор – это гениальное изобретение человечества (впрочем, некоторые из них имеют свои природные прототипы). Главные из них образуют основания определенных типов культуры и этапов в развитии человечества. Вычленение основных регуляторов социальной жизни, уяснение их динамики, взаимосвязей и детерминирующей роли по отношению к другим сторонам общественной реальности позволяет построить основы целостного понимания общества и его истории»[7].
В принципе, в приведенных определениях регулятора (регулятива) нет каких-либо противоречий. Если отталкиваться от такого понимания регулирующего характера ценностей, то логичным будет рассматривать и всю систему ценностных ориентаций личности как некий совокупный регулятор ее поведения.
В качестве субъекта регулятива (регулятора) логично выделить индивида и общество. В качестве объекта регулятива (регулятора) и для индивида, и для общества могут выступать некие предпочтения, то, что воспринимается как полезное, нужное, значимое, как единство смысла и существования. Этот объект в рамках регулятива (регулятора) воспринимается человеком как нечто нормативное, как институция и существует в форме идеала, цели. Однако между субъектом и объектом регулятива (ценностного регулятора) существует определенная связь, в качестве которой выступает мыслительная деятельность, создающая мыслительный образ. В связи с этим напрашивается известный принцип «трихотомичности». В схеме «вещи – свойства – отношения» (В. П. Тугаринов, А. И. Уледов и др.) связь в виде мыслительной деятельности (мыслительного образа) может рассматриваться как самостоятельный член в структуре трехчленного деления объектов действительности. Правда, К. Маркс выводил сущность человека из системы общественных отношений, а не непосредственно из его свойств как биологического существа. Но и в этом случае звено «свойства» отражают как самого субъекта указанной диалектической схемы, так и отношения, в которых он оказывается с окружающим его миром.
Структура сознания субъекта, в которой фиксируется определенная связь (отношение) этого субъекта с какими-либо объектами, таким образом, является основанием для функционирования ценностей как таковых. Основу этой связи составляет то, что объект переживается субъектом как субъективно и объективно необходимый, значимый для самого субъекта.
Отсюда следует, что ценности – это «мыслительные образы, фиксирующие стремление человека к тому, что предстаёт для него как значимое, как необходимое»[8].
По мнению Н. А. Худяковой, это определение нельзя назвать полным, так как а) предпочтения не исчерпывают объектную характеристику регулятивного характера ценностей. Кроме того, б) в приведенном выше определении ценности нет ответов на следующие вопросы:
– Что именно может выступать для человека предметом стремлений?
– Каким образом человек выделяет что-то как значимое, необходимое и т. п.?
– В чем выражается значимость предмета стремлений?
– Всякое ли значимое становится для человека предметом стремлений?
В связи с этим можно вспомнить, что еще в XIX в. Ф. Бастиа предлагал использовать понятие «социальный побудитель», которое несло помимо сугубо социальной нагрузки еще и этическую (морально-нравственную) нагрузку. Он писал: «Однако одного лишь предпочтения человеком добра перед злом мало, и требуется еще, чтобы он умел отличать первое от второго. Поэтому-то Господь дал человеку сложный и чудесный аппарат, именуемый мозгом. Сосредотачивать внимание, понимать, судить, рассуждать, увязывать причины со следствиями, помнить и предвидеть – таковы, так сказать, колеса и части этого целого аппарата. Импульсивная сила, заложенная в каждом из нас, приводится в действие нашим умом. Но наш ум несовершенен. Он может допускать ошибки. Да, мы сравниваем, судим и соответственно, действуем, но мы можем ошибаться, делать неверный выбор, тянуться ко злу, принимая его за добро, и отвергать добро, принимая его за зло. Таков первый источник социальных диссонансов»[9].
Таким образом, встает вопрос о том, является ли труд, создающий зло вместо добра, источником стоимости (ценности)? Или он – источник ее разрушения и утраты? Перевод социально-экономического анализа в плоскость социально-философского, а затем и этического анализа становится неизбежным всякий раз, когда мы задумываемся над тем, что такое «благо» и что такое «труд». И то и другое, в отличие от зла – ценность. Однако, ценности, как известно, бывают разные.
Здесь следует особо отметить систематизацию ценностей, предложенную В. И. Плотниковым, который выделил следующие группы:
1. теории аксиологического нормативизма (ранний В. Дильтей, М. Вебер, О. Шпенглер, Т. Парсонс, В. Дробницкий, В. Тугаринов, М. Каган и др.), в соответствии с которыми источник возникновения ценностей – общество, общественные отношения;
2. теории аксиологического психологизма (В. Вунд, Ф. Брентано, А. Мейнонг, Д. Дьюи, Р. Б. Перри, В. Васильев и др.), в соответствии с которыми источник возникновения ценностей – индивид, его психика;
3. теории аксиологического онтологизма (Н. Гартман, М. Шелер, поздний В. Дильтей, поздний Г. Риккерт, Б. Вышеславцев, В. И. Плотников, А. Б. Невелев, Н. Л. Худякова и др.), в соответствии с которыми источник возникновения ценностей – сознание человека, воспринимающее мир как целостность[10].
На наш взгляд, различные философские концепции ценностей, сгруппированные в три названные выше группы, имеют одно общее свойство: они играют регулирующую роль, хотя, как следует из принятого В. И. Плотниковым критерия, в различных сферах: в социальной практике (первая группа), в социальной психике (вторая группа), в общественном и личном сознании (третья группа).
Здесь следует подчеркнуть, что в системе важнейших ценностей для человека выступает труд, выражающий родовую сущность человека (Ф. Энгельс). Именно труд является основой и источником для формирования ценностного мировоззрения, духовной и материальной культуры людей. Особое место в структуре труда принадлежит духовному труду, «духовному деланию» (И. А. Ильин), «работе со смыслами» (В. С. Соловьёв). Духовный труд как ценность регулирует деятельность человека в том смысле, что субъект деятельности формирует свой внутренний мир. Он ставит перед собой цели, определяет свои желания и поступки на основе ценностного выбора. Здесь можно обратиться к известному термину К. Маркса – к «идеальному», «абстрактному» труду, который он рассматривал как источник ценности (стоимости). Однако К. Маркс не раскрыл качественный аспект такого труда, сосредоточив свое внимание на характеристике материальной стороны труда. В связи с этим понятие «стоимость» впоследствии оказалось необоснованно оторванным от понятия «ценность» и стало нести сугубо количественную смысловую нагрузку в ущерб качественной своей определенности.
Поэтому остается актуальным вопрос о том, каковы же универсальные характеристики такого «идеального», «абстрактного» труда, создающего ценность (стоимость) и выступающего основой духовной социализации людей?
Первой его характеристикой является умножение и возвышение сущностных сил человека. Это предполагает не только количественный рост труда, но и качественное его развитие.
Второй универсальной характеристикой «идеального», «абстрактного» труда является опережающее развитие тех способностей субъектов трудовой деятельности, которые непосредственно служат условием роста общественного богатства, и, прежде всего, духовной культуры самого человека.
Третьей характеристикой «идеального», «абстрактного» труда является его историческая «развернутость» в диахронии. Это означает, что «абстрактный» труд создает ценности (стоимости) в процессе своего исторического развития. Но при этом отдельные ценности имеют для личности исторически преходящий, меняющийся характер (относительные ценности), а другие – абсолютный характер.
Четвертой характеристикой «идеального», «абстрактного» труда является его генерирующий характер. Это означает, что труд развивается от «простого» к «сложному» труду. При этом наиболее «сложный» труд – это духовный труд, который включает в себя и «простой» (репродуктивный) труд как свою составную часть.
Пятой характеристикой «идеального», «абстрактного» труда является его всеобщий (общественный) характер. Солидарный труд людей – это и есть условие их духовной социализации. Включенность индивидуального труда в общий процесс общественного труда и его обусловленность общими (универсальными) свойствами «абстрактного» труда превращает индивидуальный труд во всеобщий (общественный).
Перечисленные признаки «идеального», «абстрактного» труда как труда, прежде всего, духовного и делают его, на наш взгляд, источником формирования системы ценностей, развития процесса духовной социализации людей и условием социальной гармонии.
«Социальный мир богат гармониями, полностью познать которые человеческий ум может, лишь возвысившись до всего комплекса причин, чтобы в них найти объяснение, и снизойдя к комплексу следствий, чтобы знать о судьбах и предназначениях всех и всяких феноменов»[11].
Духовная социализация потому является социокультурным феноменом, что в ее рамках осуществляется культуротворение, т. е. культивируется выработка ценностных приоритетов, ориентаций личности. Тем самым формируется базовая трехкомпонентная структура мировоззрения личности: ее идеалы, принципы и убеждения[12].
На современном этапе в российском обществе выстраивается система социального партнерства, которое трактуется как специфический тип общественных отношений, присущих цивилизованному обществу с рыночной экономикой. Еще более узко данная модель социального взаимодействия трактуется в Трудовом кодексе РФ. В нем сказано, что социальное партнерство есть «система взаимоотношений между работниками (представителями работников), работодателями (представителями работодателей), органами государственной власти, органами местного самоуправления, направленная на обеспечение согласования интересов работников и работодателей по вопросам регулирования трудовых отношений и иных непосредственно связанных с ними отношений»[13]. Однако в этом определении отсутствует ответ на вопрос о том, на каких мировоззренческих принципах, на каких ценностях следует формировать и развивать данную систему социального взаимодействия. Иначе говоря, требует своего дальнейшего глубокого осмысления вопрос о духовной основе социализации.
В силу узкого (экономического) характера понимания указанной модели социального взаимодействия встает проблема понимания социального взаимодействия в целом как особого вида связи между разными субъектами системы социальных отношений. И здесь без духовного единства социума, без объединяющей всех участников системы социальных отношений духовной культуры, а значит и без решения проблемы духовной социализации обойтись нельзя. Духовная социализация есть процесс совместной выработки людьми духовных ценностей, их солидарного освоения и творческого развития в социальной практике человека.
В силу отсутствия или недостаточности духовной социализации в мире нарастает социальное отчуждение. Ценности культуры подменяются ценностями «цивилизации». В обществе нарушается баланс между материальным и духовным, правами и свободами человека. Наиболее полное обоснование необходимости неукоснительного соблюдения этого баланса дал П. А. Флоренский, который ввел в философский лексикон термины «конкретный идеализм» (духовное и социальное взаимодействие между людьми, основанное на культе общих для всех и каждого образов и идеалов) и «сизигия» (духовная гармония).
В рамках диалектического метода необходимо дать а) структурное, в) функциональное и с) генетическое определение предмета нашего исследования – духовной социализации личности. Это можно сделать лишь через систему парных понятий, каковыми являются «социализация» и «отчуждение». Структурное определение духовной социализации личности предполагает конкретную классификацию ценностных оснований такой социализации. В этом вопросе мы отталкиваемся от учения Н. О. Лосского о ценностях и его понимания ценности как некоего отношения «индивидуального бытия» к «идеальному бытию»[14]. Их типологическое многообразие и сложная иерархия позволяют сделать вывод о том, что структурное определение духовной социализации может быть полиморфным. В качестве духовной социализации могут выступать самые разные духовные практики, начиная от подвижничества, служения, правдоискательства, и заканчивая научной и, в целом, интеллектуальной работой.
Функциональное определение духовной социализации личности обусловлено воспроизводственным ее характером, благодаря которому личность воспроизводит саму себя в процессе своего онтогенеза. Конкретными задачами, которые решаются в процессе духовной социализации личности, являются задачи, связанные с формированием ее субъектных способностей. Способности – ведущий фактор в структуре личности. С ними связан выбор призвания, исполнение долга, обретение смысла жизни. Но, что самое важное, духовная социализация личности помогает преодолеть «товарную» (согласно религиозным представлениям) сущность человека и превратить его в подлинного творца, созидателя. Личность, осуществившая собственную духовную социализацию, обретает способность к духовному и социальному творчеству. По своей степени развития, творческие способности личности не одинаковы. Различают а) продуктивно-репродуктивные, б) генеративные, в) конструктивно – инновативные творческие способности[15]. Тем не менее, главное функциональное направление духовной социализации личности состоит в превращении ее из объекта (для внешнего манипулирования) в субъект социального творчества.
Наконец, генетическое определение духовной социализации мы связываем с преодолением отчуждения, духовного и социального одиночества. Отчуждение и духовное отщепенство – антипод духовной социализации. Проблема отчуждения рассматривается в философии как процесс разрушения единой связи между субъектом деятельности и результатами деятельности, а также между самими субъектами деятельности (например, трудовой). Особенно остро проблема отчуждения касалась труда. Как ценности и продукта (результата) труда. Она оказалась актуальной в связи с тем, что формально свободный наемный работник был изначально «отчужден» в условиях капиталистического рыночного хозяйства от средств производства, т. е. от результатов «прошлого» труда. А затем уже и от результатов своего «живого» труда – созданного им продукта. Мотив отчуждения можно обнаружить в философских концепциях Т. Гоббса, Ж. Ж. Руссо, Г. В. Ф. Гегеля. В работах последнего, в частности, проблема отчуждения рассматривалась именно в контексте более широкого понятия – деятельности личности. Отчуждение фактически выступало у Гегеля как отчуждение сущности самого человека, т. е. по существу как его духовная десоциализация. Феномен «отчуждения» он рассматривал в трех аспектах: онтологическом, гносеологическом и социальном.
В онтологическом аспекте речь шла у философа о переходе логической идеи бытия человека в ее инобытие, т. е. в бытие реальной и социальной природы. Опредмечивание природы философ рассматривал как отчуждение замысла (идеи), как реализацию некоего проекта, как ее, природы, «овнешнение» (entäußerung).
Суть гносеологического аспекта состояла в том, что отчуждение и его преодоление философ связывал с переходом от истины к заблуждению и наоборот.
Третий аспект отчуждения – социальный, изложен в «Феноменологии духа»[16]. В этой работе Гегель предпринял попытку философского анализа всей системы социальных отношений. Он, в частности, рассуждал об «опредмечивании» труда (его результатов) и его «отчуждении» (entfre-mdung).
В свою очередь, Л. Фейербах также пользовался понятием «отчуждение», вкладывая в него религиозно-мистический смысл. Под отчуждением он подразумевал утрату человеком своей собственной божественной сути (сущности). Противопоставление человека Богу само по себе свидетельствовало, по его мнению, о возникновении внутреннего отчуждения в самом человеке, расщеплении его сущности[17].
Психологическими последствиями отчуждения выступает разрушение психики и психического здоровья человека, рост численности психических расстройств и заболеваний и т. д.
Социальными последствиями отчуждения являются дестабилизация системы социальных отношений в обществе, в частности неэффективность системы социального взаимодействия (партнерства) между различными социальными группами.
Поскольку отчуждение труда – это духовная деградация личности, постольку эксплуатируемый труд есть «утрата работником самого себя»[18].
Следует особо подчеркнуть, что духовная социализация может выступать в формальной и реальной модальностях. Материальный труд определяет формальный характер духовной социализации, когда все участники труда формально принимают и соблюдают некие морально-нравственные установки и правила. Однако реальная духовная социализация осуществляется посредством особого вид труда – духовного труда. Духовный труд выступает в разных формах (интеллектуального, творческого, умственного труда). Но, не смотря на различие форм, в целом он объединяет людей в совместном поиске ценностных оснований своего бытия, поиске смысла своей жизни. Он объединяет людей, прежде всего, духовно, морально, нравственно. В процессе такого объединения формируются трудовые идеалы, трудовая мораль, трудовая дисциплина, культура труда и т. д. Эти «трудовые» ценности соотносятся с высшими ценностями человеческого бытия – Любви, Истины, Добра, Красоты и т. д… Тем самым духовный труд – подлинная основа духовной социализации личности.
В процессе духовной социализации формируется духовность личности. Духовность – это форма существования духа, а дух – «идеальный ген социальности» (С. З. Гончаров). Это также свойство души, состоящее в преобладании духовных, нравственных и интеллектуальных интересов над материальными интересами (С. И. Ожегов). Духовная социализация – это духовное единение людей, предполагающее наличие общих ценностей. Следовательно, можно представить себе логику возникновения и развития духовной социализации человека в следующей форме: дух→ духовность→ духовная культура→ духовная социализация. Из этой логики видно, что между духом и духовностью с одной стороны и духовной социализацией с другой стороны лежит аксиологическое поле духовной культуры, в котором формируется и оформляется духовный генотип, духовный код развития, духовная идентичность личности и общества.
Иногда социализацию рассматривают как процесс постоянного порождения и перерождения личности, как «ресоциализацию» (П. Кард). При этом остается без ответа вопрос о том, с каким знаком – плюсом и минусом она осуществляется. Если в основе социализации как общего процесса заложена духовная социализация человека, то и общий процесс личностной социализации не может быть «минусовым», не может быть деградацией личности (десоциализацией), не может быть ее негативным перерождением (отчуждением) по определению.
Духовная социализация играет ключевую роль в общем процессе социализация личности. С нашей точки зрения, духовная социализация личности в обществе – это не только
а) принятие;
б) освоение (первичное знакомство);
в) усвоение (признание) ею высших норм и абсолютных ценностей бытия.
Действительно, высшие (абсолютные) ценности находят свое отражение в духовной любви, соборности, воле к совершенству, совестливом акте, чувстве социальной справедливости. Формами их проявления являются духовный труд, духовная культура, национальный характер, социальная ответственность.
Важно, однако, и то обстоятельство, что духовная социализация осуществляется и через относительные ценности, к которым относятся свобода, равенство, безопасность, взаимное признание, понимание и доверие. На почве этих ценностей в процессе духовной социализации личности появляются такие ее модальности как
1) солидарность;
2) верность;
3) служение.
Через них и в обществе в целом ощущается роль духовной социализации человека, поскольку формируется гражданский мир, социальное согласие, общественное сознание, единая психология и мораль. Поэтому необходимо помнить о том, что самое глубокое единение людей возникает из их духовной однородности, из сходного душевно-духовного уклада, из сходной любви к единому и общему, из единой судьбы, языка, веры (И. А. Ильин).
Личность в процессе своей духовной социализации проходит три фазы обретения такого духовного единства: фазы адаптации, интериоризации и социального творчества. В разных конкретно-исторических условиях и социально-культурных средах эти фазы могут «наслаиваться» друг на друга или хронологически даже совпадать, либо наоборот оказываться «разнесенными» в диахронии и проявлять себя дискретно. Анализ характера этих фаз в рамках процесса духовной социализации личности до настоящего времени практически не изучен, равно как слабо осмыслена сама духовная практика, на почве которой развивается духовная социализация личности. В связи с чем, далее мы особое внимание уделяем именно этим вопросам.
1. Духовная социализация есть процесс совместной выработки людьми духовных ценностей, их солидарного освоения и творческого развития в социальной практике человека. Основой духовной социализации личности выступает духовный труд, который является источником создания духовных ценностей, детерминирующих социальную жизнь человека.
2. Диалектический анализ феномена духовной социализации личности предполагает использование парных категорий, в связи с чем, духовная социализация может рассматриваться в контексте изучения понятия «отчуждения». Последнее предполагает разрыв между субъектами трудовой деятельности и между субъектом труда и результатом труда. Практическим проявлением духовного отчуждения является духовно отщепенство, нигилизм и отказ от признания, освоения, усвоения и творческого развития системы ценностей, свойственной конкретному социуму-этносу, к которому принадлежит индивид.
3. Духовная социализация – это духовное единение людей, предполагающее наличие общих духовных ценностей. В связи с этим встает вопрос о том, каким образом формируются такие общие духовные ценности. Процесс возникновения и развития духовной социализации человека может быть представлен в следующей форме: дух→ духовность→ духовная культура→ духовная социализация.
4. Детализация определения духовной социализации личности может быть осуществлена посредством а) структурного, в) функционального и с) генетического ее определения. Структурное определение духовной социализации личности предполагает конкретную классификацию ценностных оснований такой социализации. Функциональное определение духовной социализации личности обусловлено воспроизводственным ее характером, благодаря которому личность воспроизводит саму себя в процессе своего онтогенеза. Генетическое определение духовной социализации связано с преодолением отчуждения, духовного и социального одиночества.
Проблема человеческой природы издавна присутствует в философии. Еще древнегреческие софисты рассматривали вопрос о соотношении природного и социального в содержании человека. Они, в частности, полагали природное начало в человеке безусловным. Тогда как социальное – условным. Отсюда следовал вывод о том, что законы природы имеют, безусловно, всеобщее значение, а социальные законы такого значения будто бы не имеют.
Однако, проблема природы человека не сводится к природному как биологическому в человеке. Биологическое (природное) его происхождение отнюдь не исчерпывает вопрос о самой человеческой природе в широком смысле. Здесь следует подчеркнуть, что в широком смысле слова под природой человека подразумевается весь ансамбль тех характеристик, условий и свойств, которые определяют происхождение человека и его последующее развитие.
Вслед за античными философами (Демокрит и др.), можно было бы заметить, что человека от животных отличает не только вертикальное положение или наличие рук, но и способность мыслить и быть субъектом духовного творения. Формирование в душе, сердце и сознании человека образов и идеалов – это и есть то духовное делание, о котором когда-то писал И. А. Ильин. Но при этом человек остается еще и социальным существом. И ему отнюдь не безразлично, как выработанные им образы и идеалы воспринимаются окружающими. Ведь от того, насколько эти образы и идеалы окажутся созвучны окружению, настолько само окружение из хаотичной массы социального материала, из толпы превращается в социальную систему, в общество как таковое.
Правда и некоторые животные способны образовывать своеобразные сообщества, но человеческое общество организовано не на инстинктах, а на социальных законах (социальных обязанностях и обязательствах), в основе которых как раз и лежат определенные ценности – образы, образцы, идеалы, нормы. Следование этим законам, их соблюдение – долг человека. А это уже специфика именно человеческой природы в широком смысле. Если объяснять социализацию как процесс формирования социальных систем только с позиций физиологии, психологии или биологии, ничего не получается. Устойчивость любой социальной системы определяется характером и содержанием социализации. А процесс социализации везде и всегда основывается на духовно-нравственных ценностях, соблюдение которых является для личности ее социальной обязанностью по отношению к себе и к другим – ее долгом.
Одним из первых философский лексикон понятие долга ввел Демокрит, употребив данный термин в его специфически этическом смысле[19]. Если выразить мысль Демокрита в самом общем виде, то он считал долгом для человека не делать ничего дурного, а творить только добрые дела. В ценностных координатах добра и зла рассматривалась им и проблема человеческого счастья. Греческий мыслитель полагал, что общество устроено на законах, в основе которых лежит согласие. Способность к согласию (координации, сотрудничеству и т. п.) зависит от воспитания и образования человека. Но такая способность необходима для того, чтобы жить в обществе и в мире со всеми. Иначе говоря, природа человека не сводима к природе как таковой. Хорошими людьми становятся больше от упражнения, чем от природы – делал вывод греческий философ[20].
Итак, природа человека не исчерпывается его телесной субстанцией, биологической конкретикой, она отражает и социальное начало в человеке, специфику этого начала. Однако, самого по себе, этого недостаточно для понимания человеческой природы в широком смысле. Когда мы говорим о природе человека в широком смысле, то подразумеваем под этим термином не только проблему его антропогенеза, его происхождения, но и его метафизического бытия. И в этом контексте необходимо признать, что у человека есть еще и душа, отражающая его духовную качественность. Суть этой качественности была раскрыта другим греческим философом Платоном в понятиях энтелехии и эйдоса, (что созвучно современным понятиям идея и идеал), которые формируются у человека благодаря его интеллекту. Но что представляет собой интеллект? В философии науки понятие интеллекта часто подменяется понятием компетенции и сводится к определенной информированности субъекта, к некоей сумме его знаний.
Такое отождествление понятий не верно, поскольку интеллект – это способность получать и обрабатывать информацию, накапливать и обрабатывать знания таким образом, чтобы они приносили пользу их конкретному обладатели и окружению. Именно поэтому некоторые исследователи (Г. Беккер, Э. Брукинг, Ф. Махлуп, Л. Мизес, Ф. Хайек, А. Уайтхед и др.) стали использовать в XX в. такие понятия как «интеллектуальный капитал», «интеллектуальные активы» и т. п.[21] В свою очередь, компетенции (от compete – знать) – это действительно определенный набор знаний, пласт информации, которыми обладает субъект. В современной системе образования, видимо с легкой руки какого-то анонимного чиновника, компетенции, которые характеризуют ту или иную учебную программу, трактуются как способности, что не совсем верно, а точнее, совсем не правильно.
Однако если вернуться к взглядам Платона и его учению об энтелехии, то в строгом смысле слова, под этим термином он подразумевал душу человека, которая способна «вырабатывать» и «формулировать» образы и идеи. Согласно Платону, идеи – цель и причина всех вещей. Вхождение души в тело человека есть вхождение ее в мир вещей. Душа как присущая человеческой природе качественность, обладающая способностью рождать и посредством сознания формулировать идеи, внутренне многомерна. По Платону, выделяются три части души: разум, дух и вожделения[22]. Им соответствуют три добродетели: мудрость, мужество и самообладание. Энтелехия отражает разум, но одного интеллекта недостаточно для понимания духовной сущности человека. Мудрость – вот сердцевина духовности. Ей соответствует подлинное знание.
Однако Платон не ответил на вопрос о том, что есть подлинное знание. Он лишь указал, что именно в нем лежит источник добродетели. Но поскольку добродетели отражаю три функции души, то они суть продукт душевных переживаний, т. е. духовного делания. Если подлинное, т. е. истинное знание не связано только с чисто умственной деятельностью нашего мозга, а обусловлено еще и человеческой чувственностью, метафизической сферой его бытия, то напрашивается мысль об обусловленности такого истинного знания опытом духовной любви. Тем более что, согласно Платону, именно любовь является основой добродетели (доброжелательности и добросердечности), без которых делание добра оказывается невозможным. Только в любви и через любовь индивид становится человеком. Без такой любви он неполноценное существо, лишенное подлинной жизни. Как точно выразился когда-то Ф. Шлегель, «только через любовь и сознание человек становится человеком. Кто познает природу не через любовь, тот никогда не познает ее»[23].
Однако, «человеку доступна двоякая любовь: любовь инстинкта и любовь духа. Они совсем не враждебны и не противоположны, но сочетаются они сравнительно редко. Отчасти, это происходит потому, что многие люди совсем не знают духовной любви (…) Отличие этих двух видов любви не в том, что одна из них есть «чувственная», и потому «земная», другая же посвящена «сверхчувственному, и называется «небесной» или «платонической» (…) Различие их в том, что любовь инстинкта ищет того, что данному человеку субъективно нравится (…) Духовная любовь тяготеет к качеству, достоинству, совершенству»[24].
Для дальнейшего анализа роли духовной любви в развитии процесса духовной социализации личности необходимо уточнить понятия «душа» и «дух», в связи с чем, приведем определения И. А. Ильина: «Душа – это весь поток не телесных переживаний человека, помыслов, чувствований, болевых ощущений; приятных и неприятных, значительных и незначительных состояний; воспоминаний и забвений, деловых соображений и праздных фантазий и т. д. Дух – это, во всяком случае, лишь те душевные состояния, в которых человек живет своими главными, благородными силами и стремлениями, обращенными на познание истину, на созерцание и осуществление красоты, на совершение добра, на общение с Божеством (…) словом на то, что человек признает высшим и безусловным благом. Дух – это то, что объективно значительно в душе»[25]. И далее: «Первым и глубочайшим источником духовного опыта является духовная любовь (…) Человеку доступна двоякая любовь: любовь инстинкта и любовь духа»[26]. Духовная любовь, по мнению И. А. Ильина и есть «путь» к совершенству, «вкус к совершенству», духовная интенция, которая наполняет жизнь человека высшим смыслом и способствует (содействует) духовной близости между людьми[27].
Именно поэтому, попытки научного познания природы человека, в том числе и ее социальной качественности, вне координат духовной любви тщетно. Ведь духовная социализация как духовное сближение и объединение людей на общих ценностных основаниях вне духовной любви и тем более вопреки оной неосуществимо. Характерно в этой связи следующее суждение, приводимое в «Пире» Платона: «Раньше мы должны узнать кое-что о человеческой природе и о том, что она претерпела (…) Мне кажется, что люди совершенно не осознают истинной мощи любви, ибо, если бы они сознавали ее, они бы воздвигли ей величайшие храмы и алтари и приносили величайшие жертвы»[28].
Вслед за античной традицией значение любви в развитии человеческой природы признала и христианская традиция. Это ярко иллюстрируют слова апостола Павла, приведенные в его первом послании к коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – нет мне в том никакой пользы (…) Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего. Не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а порадуется истине. Все порывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (…) Теперь же пребывают сия три: вера, надежда, любовь. Но любовь из них больше»[29].
Великие слова о любви – не просто догма религии или символ веры, а отражение понимания сущности и значимости любви как духовной квинтэссенции именно человеческой природы. Ведь третья часть души – страсти (или вожделения по Платону) отражают лишь психофизиологическую или биологическую предметность нашей телесности. Но точно такие же, или схожие, вожделения в виде инстинктов и рефлексов имеются и у других животных. Инстинкт продолжения рода, инстинкт выживания и ряд других инстинктов мало чем отличают нас от них. Тогда как духовная любовь как отражение духа – сугубо человеческая характеристика. И в той мере, в какой человек лишается этой характеристики, он перестает быть человеком.
Однако, в современном обществе ранг духовной любви в значительной степени утрачен. Культ секса и рацио подменил современному человеку ценность духовной любви. Тем самым возникла угроза абсолютного (не только социального, но и интеллектуального, морального, мировоззренческого) одиночества (отщепенства), отчуждения и разобщенности. Об этом достаточно откровенно повествуют в своих работах Г. Маркузе и А. Шопенгауэр. Г. Маркузе, в частности, утверждал: «Одномерное общество потому и одномерно, что вместо духовного богатства оно предпочло рыночные отношения». И далее: «Я уже высказал ту мысль, что понятие отчуждения делается сомнительным, когда индивиды отождествляют себя со способом бытия, им навязанным, и в нем находят пути своего развития и удовлетворения. И это отождествление – не иллюзия, а действительность, которая, однако, ведет к новым ступеням отчуждения. Последнее становится всецело объективным. И отчужденный субъект поглощается формой отчужденного бытия»[30].
Одномерность современного общества иллюстрирует фетишизация вещных форм богатства, психология потребления и, как следствие, утрата духовной любви, ее подмена Эросом и лозунгами сексуальной революции. Рыночный вирус породил своеобразный массовый рыночный психоз. А он, в свою очередь, способствовал сведению всего, что есть в человеке высшего, – к низменному. Высокие смыслы бытия были незаметно редуцированы до страсти к накоплению и удовольствиям. Он, этот рыночный вирус, подменил само понятие качества человеческой жизни, сведя его – к уровню жизни, а последнее понятие – к уровню потребления. Э. Фромм прекрасно отразил это в своей известной формуле «иметь или быть?» Он писал: «В слове «haben» (иметь) кроется обманчивая простота… Практически невозможно жить, ничего не имея, это очевидно… Тем не менее, история слова «иметь» свидетельствует о том, что оно представляет собой подлинную проблему». И далее: «Человек с ориентацией на «иметь» относится к миру, как хозяин к собственности к своему имуществу. Это такое отношение, когда я хочу всех и вся, в том числе и самого себя, сделать своей собственностью»[31]. Мода «иметь» означает лишь обретение внешнего мира, тогда как «быть» предполагает обретение внутреннего мира и бессмертие души. Слова Екклесиаста «что проку в том, что ты обретешь весь мир, но потеряешь при этом свою бессмертную душу» в контексте этих идеологий становятся почти пророческими. Поэтому следует иметь в виду следующее: «Что касается ориентации на «бытие» то эта форма бытия означает жизнелюбие и подлинную причастность к миру»[32].
Современное общество разобщено модусом «иметь», расколото конкуренцией и стяжательством. И в нем личность ограничена в своих поисках собственной духовной целостности и идентичности, возможностей к духовной социализации. Следовательно, для того, чтобы «быть», чтобы стать субъектом такой социализации, она должна не только изменять себя, но и социум. Собственно, именно в этом и заключается смысл самой духовной социализации. Тезис «возлюби ближнего как самого себя» как раз и предполагает доминанту духовной любви в системе социального взаимодействия. Тем самым, ранг духовной любви становится высшим в системе абсолютных ценностей бытия. Именно поэтому любовь «больше» (апостол Павел), а за нею следуют вера, надежда и другие абсолютные ценности.
Но необходимо помнить, что речь идет именно о духовной любви, а не о ее тривиальных плотских проявлениях. По мнению Н. А. Бердяева, такая «любовь есть утверждение лика любимого в вечности и Боге, т. е. утверждение бытия. Любовь есть онтологическое первоначало. Любовь к Богу неотделима от любви к ближнему, любви к Божьему творению… Любовь к ближним, к братьям входит в путь моего спасения, моего преображения. В путь моего спасения входит любовь к животным и растениям, к каждой былинке, к камням, к рекам и морям, к горам и полям. Этим спасаюсь я, спасается и весь мир, достигается просветление. Мертвое равнодушие к человеку и природе, ко всему живому есть отвратительное проявление религиозного эгоизма, есть высушивание человеческой природы, есть подготовка «сердцем хладных скопцов». Христианская любовь не должна быть «стеклянной любовью». Лишь духовно-душевная любовь, в которой душа преображается в духе, есть любовь живая, богочеловеческая»[33].
Таким образом, подлинная, а не мнимая, человеческая природа неразрывно, нерасторжимо взаимосвязана и обусловлена духовной любовью. Тройственность человеческой природы, однако, обладает собственной внутренней диалектикой. В ней разум и любовь постоянно борются с биологической самостью человеческого существа, с тем природно-животным естеством, которое обусловлено нашей телесностью.
Это естество подвержено влиянию бессознательного, которое составляет существенный пласт нашего «я». Именно в сфере бессознательного рождаются страсти и вожделения, эмоции и чувства, порывы и инстинкты. Вожделение или страсть (искушение) нуждаются в регулировании. Последнее может быть рассудочно холодным, бесчувственным, нейтральным. Но такое (само) регулирование может быть и «любовным», может быть заботой и тревогой, сочувствием и сопереживанием. Такое (само) регулирование нуждается в самообладании (воле). Воля представляет собой внутреннюю самодисциплину, способность человека к обузданию страстей, упорядочиванию эмоций, подавлению гневливости, устремленность к совершенству. Именно воля к совершенству и есть то, что наиболее ярко характеризует человеческую природу. Вне такого волевого устремления разум и дух остаются неактуальными. Вне такого волевого устремления человека все возможные добродетели могут быть сведены исключительно к созерцательной деятельности разума.
От Аристотеля до Ильина через сотни лет в философии уверенно проходит традиция, согласно которой созерцание мыслится едва ли не как универсальная способность нашего духа видеть жизнь в истинном, подлинном, «чистом» виде и творить ее в идеальных образах и действиях. Но, взятое само по себе, созерцание есть все-таки не просто конкретная сосредоточенность, но и некая отвлеченность (вот уж эти парадоксы диалектики!) нашего духа от окружающей нас реальности (а не его сосредоточенность, как пытается это представить И. А. Ильин). Оно есть отражение реальности в абстрактных и порой интуитивных, а не рассудочных формах. Тем самым, предмет созерцания хотя и требует концентрации нашего духа (на чем настаивает И. А. Ильин), однако он лишен четких предметно-практических характеристик. В созерцании рождается высокая поэзия или великая музыка, но до сих пор никто не объяснил механизм их возникновения, не создал массовые технологии их производства. Здесь, пользуясь известной формулой К. Маркса, можно было бы сказать, что «можно знать, как строены ноги, но при этом так и не научиться ходить». Никакой даже самый развитый искусственный интеллект не в состоянии заменить подлинную природу человека, его (ее) триединую и духовно опосредованную (определенную) сущность.
Разрыв этой единой сущности, ее редукция в рефлексировании ведут к выхолащиванию и обеднению человеческой природы. Разрушается единая конструкция «тело – душа – дух», извращается каждый из ее элементов. Если для орфиков «душа – это бессмертное, доброе начало, частица божества, оказавшаяся в теле, как в темнице», то уже для Сократа «тело – это плоть души», а для эпикурейцев – самотождественность.[34] Здесь-то, при таком постепенном сведении духа к душе, а души к телесности, и возникает психология потребительства, товарный фетишизм, культ удовольствий. Здесь-то и скрыта причина того, что умный человек – не всегда духовно зрелый, интеллектуал – не всегда нравственный, а грамотный – не всегда порядочный. Дианоэтические