Дух воина - читать онлайн

1. Метро

Метро показалось ему опасным.

Не потому, что здесь был странный подвижный воздух. Не потому, что стоял гул и грохот. Не потому, что то и дело в толпе мелькает полицейская форма.

Просто слишком много людей. Всяких – и понаехавших, и бабулек с кошелками, и длинноволосых парней с расфокусированным взглядом, и девочек с надутыми губами и нарощенными волосами, и отличниц в очках и с тетрадками. Встречались и менеджеры в дорогих костюмах, и мужички в телогрейках, и шумные студенты с рюкзаками и гарнитурой в ушах. И поди пойми, кто из них по Женькину душу болтается.

А то, что за ним следят, Женька затылком чуял. Раньше бы он сказал по-другому, но он старался избавляться от нехороших слов. Лишнее это. Велик и многообразен русский язык, можно и по-человечески выражаться, потому что никогда не знаешь, куда тебя ветер занесёт.

Женька оглянулся, прижимая к животу сумку-бананку. Никто не обращал внимания на худого криво подстриженного подростка в больших солнечных очках. Подтянул штаны: жрать надо больше, исхудал уже до невозможности, а как жрать, когда кусок от нервного напряжения в рот не лезет?

Ничего, успеет и отожраться, и отоспаться. Ещё немного – и в шоколаде все будет. Надо только деньги по адресу доставить.

Стратегической ошибкой Женьки было то, что он спустился в метро, он и сам сейчас это понимал, но было уже поздно. Его явно срисовали. Выйдет наверх – станет только хуже. Тут можно и в толпе затеряться. Оглянулся, вздохнул… а потом стрелой, расталкивая тёток с сумками, бросился в только что открывшиеся двери поезда. Разумеется, получил какой-то авоськой по спине, пару раз матюгнулся в ответ, но успел выскочить обратно на платформу через другую дверь. Тяжело дыша, спрятался за колонной, снял рюкзак, достал оттуда толстовку с Микки Маусом и кепку с ушками и торчащими из-под неё лохмами парика. Быстро переоделся, очки убрал, выпрямился. Был мальчик Женя, стала девочка Женя. Или Жанна, как он предпочитал себя называть. Сумка поясная скрылась под объёмной толстовкой, куртка была засунута в рюкзак.

Светловолосая миниатюрная девушка в джинсах и кроссовках достала из кармана зеркало и помаду, ловко накрасила губы и осторожно осмотрела окрестности. Затылок печь перестало, но это ничего не значило. Поправила рюкзак на плечах, спокойно прошла к противоположной платформе. Чем хорошо метро – катайся сколько влезет. Рано или поздно выедешь, куда нужно.

Загудел приближающийся поезд. "Девочка" в толстовке с Микки Маусом сняла рюкзак, чтобы не задевать им пассажиров, шарахнулась в сторону от тётки с баулами, а потом её с силой ударили между лопаток.

Женька полетел вниз, на рельсы, теряя по дороге не только рюкзак, но и блондинистую шевелюру.

"Ну охренеть теперь, – успел подумать Женька. – Покатался на метро".

А дальше включились инстинкты. Перекатится между рельсов, прижимая к телу явно сломанную от удара об землю руку. Вжаться в бетонный пол, закусить губу от страха, когда с ревом приближается многотонный поезд, и молиться о том, чтобы какой-то там контактный рельс не задеть. Мальчик мало что знал про устройство метро, но где-то слышал, что главная опасность не удар об землю и не поезд, а именно тот самый рельс, а уж где он находится – он и понятия не имел.

Поезд со скрипом, со стоном остановился. Близко-близко. Стало вдруг тихо и даже светло (это Женька глаза осмелился приоткрыть), а сверху раздались крики:

– Живая девка!

– Быстрее вылезай!

– Помогите же ей!

Какой-то мужик прыгнул вниз, схватил Женьку в охапку и передал наверх в чьи-то руки. Мальчишка взвыл от боли.

– Я вызвал скорую, – крикнул бородатый дядька в камуфляже. – Эй, девочка! В смысле, мальчик! Где болит?

– Рука сломана, – прошипел Женька сквозь слезы.

– Идти сможешь? Разойдитесь, граждане, мальчика надо вывести наверх, там скорая. Идти сам сможешь? В рюкзаке что-то ценное было?

– Постараюсь, – проглотил очередной крик боли Женька. – В рюкзаке телефон, лекции… Пофиг. Главное, что живой.

Толпа потихоньку расходилась. Катастрофы с трупами и брызгами крови не случилось, а дальше уже неинтересно. Тем более, что нашёлся герой, который принял ответственность на себя.

Женька, поддерживаемый мужиком, вышел на воздух. Какая хоть это станция? Он уже и забыл.

– Деньги где, уродец мелкий? – неожиданно прошипел хороший дядька. – В сумке?

Он толкнул ошалевшего мальчика в больной локоть, задрал толстовку и срезал ножом "бананку", а потом как-то ловко ткнул этим же ножом Женьке в бок. Видимо, в печень. Мальчика охватил холод, от слабости подкосились ноги. Боли не было.

Кто-то заверещал, все вокруг закрутилось с бешеной скоростью.

Прежде чем отключиться, Женька успел подумать:

– Неужели они и в самом деле думают, что я таскаю несколько сотен баксов в поясной сумке? Даже обидно, что они держат меня за дурака…

***

По статистике, далеко не каждый ребёнок из детского дома не доживает до тридцати лет. Треть становится наркоманами. У половины… а впрочем, Женька в его девятнадцать вошёл в первую группу.

Наверное, зря он связался с Углическим. Но выбора у него на самом деле и не было. Недвижимость дорогая, даже и в области. Как только он окончил школу и получил заветный сертификат на квартиру, к нему пришли люди, которые популярно объяснили, что сироте жилье не особо и нужно. Всё равно – сдохнет в подворотне. Но если будет возникать – то войдёт в эти пресловутые 10% не к тридцати годам, а прямо сейчас. Умирать Женьке не хотелось. Квартиру отдавать тоже. Вот и придумал на свою голову разыскать одного старого знакомого.

Лет в одиннадцать Женька с приятелем сбежали из лагеря и уехали на электричке в Москву. Там попрошайничали, научились воровать. Познакомились с интересными ребятами, которые взяли над малышней шефство и научили некоторым забавным штукам. Женьку хвалили особенно: очень ловкий он был, шустрый, да еще мелкий, ему лет восемь давали на вид, никак не одиннадцать. А еще у Женьки была отменно развита интуиция. Задница чувствительная, как говорили его новые друзья. Уже тогда Женька заприметил одного человека – Алексея Углического. Умный мужчина, жесткий, но не садист и со своими справедлив. Женька был уверен, что Углический далеко пойдёт, и не ошибся. Сейчас Алексей владел несколькими гостиницами и парой кабаков. Кстати, именно Углический сдал парней обратно в детдом, популярно пояснив, что срок надо домотать. Женька обиды не таил, ибо внял аргументам умного дяди. Тот во всем оказался прав.

Поэтому, наверное, Женька даже варианты не рассматривал: только к Алексею. Нет, была, конечно, еще причина… Пожалуй, даже решающая. Но о ней не стоит.

Бывшему детдомовцу потребовалось несколько месяцев, чтобы разобраться в делах Углического и найти на него выход. Пришлось воспользоваться запрещенными приёмами – но ничего, прокатило. Углический Женьку узнал и пообещал к себе взять в дело, если он испытание пройдёт.

Дело было плевое: к одному кенту в особняк пробраться и сейф обчистить, причём Женьке даже коды дали. И личное дело.

Кент любил молоденьких мальчиков, а Женька по-прежнему выглядел лет на четырнадцать. Подцепить извращенца и попасть к нему в спальню было несложно. А там выпили-закусили, Женька ему пару капель снотворного споил. Сам даже не опьянел – в него алкоголь, почитай, с молоком матери вливали. Привык, мог много выпить.

А денег в сейфе не оказалось, только документы. Их парень тоже прихватил. Деньги в одном из диванов были. Конечно, Женька и не думал их при себе держать, положил в коробку да в службу доставки отнёс. Потом получит при надобности. Но тот факт, что за ним следят, настораживал. Явно не люди Углического его пасли, слишком агрессивное было внимание.

В общем, лоханулся Женька. Его нелепая смерть явилась за ним в девятнадцать. Обидно.

2. Рай небесный

Женька очнулся в каком-то непонятном месте. Над головой был белый с зелёной окаёмкой круг, от которого расходились красные лучи. Круг светился. Болели бок и рука.

С трудом повернув голову, Женька обнаружил рядом с собой старика с коричневым лицом, редкой бороденкой и косыми глазами. На врача дед похож мало, на апостола Петра ещё меньше. Старик совсем голый, даже без трусов.

– Мать твою, – простонал Женька в отчаянии. – Все-таки пидорасы меня настигли.

Старик что-то сказал не по-русски. Женька не понял. Он знал несколько слов по-английски, и на этом его владения иностранными языками закончилось.

Как ни странно, дед начал одеваться, не сделав ни малейшей попытки парня снасильничать. Потом Женьку приподнял и поднёс к губам глиняную плошку.

– Суу (*пей).

– Сам такой, – буркнул Женька.

В плошке была вода, холодная и чистая. Женька осушил её в два глотка, и в голове наконец стало проясняться. Нет, это не рай. Для рая слишком жарко и рука болит. И не ад – в аду никто не поднесет холодной воды. Значит, он живой. Вывезли поди куда-то, чтобы с телом не возиться. Нет тела – нет дела.

Женька не слишком разбирался в географии, он вообще в школу ходил мало. Поэтому он понятия не имел, могли его отвезти в какую-нибудь Магнолию… нет, Магнолия – это стрип-бар Углического. Монголия, во. Далеко ли Монголия от России? Наверное, рядом, потому что у них в детдоме Монгол был – такой же, как этот дед – косоглазый и с жёлтой кожей.

Почему он подумал о Монголии? Потому что находился явно в чуме. В чумах ещё чукчи живут, но тут слишком тепло для Чукотки.

На руку был наложен лубок из жёсткой толстой кожи. Бок замотан тряпками. Надо же, а говорили, что удар в печень – смертельный. Видимо, промахнулся бородатый.

Женька попытался сесть, и дед тут же бросился к нему.

– Тэх, тэх (*лежи, лежи), – закудахтал старик.

– Иди в задницу, – буркнул Женька и тут же взвизгнул от оплеухи. Не сильной, но обидной.

Старик охватил его лицо руками, прищурился так, что чёрные глаза стали почти щелочками, и прикоснулся лбом ко лбу Женьки.

– Будешь непотребно ругаться – буду бить, – прозвучало в голове у парня.

Женька никак не мог понять, как старик догадался. Хотя… экстрасенс, похоже. Телепат. Оху… Умереть не встать!

Ладно, понял. Лежать так лежать.

Но лежать все равно было стремно. Хотелось чем-то заняться. Книжку бы или телик, хотя откуда телик в чуме? Телефон остался в рюкзаке, жаль. От нечего делать ощупал себя. Дед явно его переодел. На Женьке мятая ветхая рубаха и широкие штаны, завязанные шнурком на талии. Блин, выходит дед видел его голым. Капец!

Старик, к счастью одетый, снова показался в поле видимости. Сунул под нос чашу, на этот раз с каким-то отваром. Женька выпил – терять-то нечего все равно. И так смертник. С травками, авось, побыстрее дело пойдёт. Не успел даже мысли додумать – засосало во тьму.

Проснулся зверски голодным, учуял запах мяса. С мясом у Женьки были особые отношения. Он любил все мясное до безумия, но в детском доме кормили хоть и разнообразно, но правильно. Котлетки паровые, супчики. Колбасу, сосиски, просто жареное мясо почти не давали. А в самостоятельной жизни и вовсе мясо недоступно было, хлеба бы добыть и кефира – и то праздник.

Дед же сунул под нос Женьке настоящий мясной бульон, в котором плавали травки (куда ж без них) и крупные куски мяса. Рот затопило слюной.

Старик с удовольствием смотрел, как его пациент с жадностью хлюпает бульоном и вылавливает мясо пальцами. Хорошо. Он боялся что чужак привык к чему-то более изысканному. Все же кожа белая, руки нежные, да и вообще… но чужак, кажется, тот ещё дикарь. Хотя нет – отдаёт тарелку и ищет, обо что бы вытереть пальцы. Странный набор звуков незнакомого языка светится хорошо, правильно. Благодарность, причём от сердца. Шаман Аасор слов не понимал, но цвет их видел – это лучше, чем ничего.

Он отставил в сторону пустую миску, кинул раненому чистую тряпку, а потом стукнул себя в грудь и сказал:

– Кохтэ.

– Женя, – мгновенно ответил чужак, прижимая ладонь к груди.

– Йгуй (*нет), – покачал головой старик. – Аасор. Кохтэ.

Чужак захлопал светлыми глазами, явно растерявшись, скривил губы. Аасор подал ему руку, жестом предлагая встать. На чужеземце все заживало как на собаке. Страшная рана в боку затянулась на глазах. Конечно, тут и мазь Аасора помогла, и ритуал вливания силы. Но не обошлось и без высшего вмешательства. Впрочем, и неудивительно. Незнакомец был настолько необычен, и одежда у него настолько странная, что сразу понятно – все не просто так.

Женька поднялся. Боль в боку мимолетно кольнула и ушла, а рука не болела вовсе. Вышел вслед за стариком из чума, зажмурился от яркого солнца. Со всех сторон было небо. Он никогда не видел столько неба, да еще пронзительно-голубого, ясного. И воздух, воздух! Чистейший, травами пахнет. Ни газов тебе выхлопных, ни мусорных куч. До города, видимо, далеко. Кругом поле с жёлтой сухой травой, только где-то в отдалении зелень виднеется. И чумы, похожие на тот, из которого он вышел.

– Кох, – сказал старик и обвел рукой вокруг. – Кох.

Потом ткнул себя в грудь.

– Кохтэ.

Ну тут и ежику понятно. Местность называется Кох, жители – кохтэ.

– Русский, – сказал Женька. – Рус.

– Рюс? – удивился старик. – Рюс!

– Аасор, – кивнул Женька, осклабившись, что должно было означать дружелюбие. Показал на себя. – Евгений. Рус.

– Дженна, – согласился старик.

– Евгений, – нахмурился Женька.

– Дженай, – поправился старик. Повертел головой, ткнул пальцем в чум. – Гэр.

– Гэр, – обрадовался Женька, теперь Дженай. – А это? – присел, дотронулся до земли.

– Дэлхий.

– Круто!

Старику Женькина любознательность явно нравилась. Он улыбался и назвал все вокруг, пока Женька не почувствовал: ещё немного – и голова взорвётся. Осел на какой-то тюк, потирая виски, а потом удивленно повертел "сломанной" рукой. Работает ведь, чудеса! Все же он в раю. Старик поглядел на его восторженное лицо и фыркнул.

К чуму, то есть, к гэру вприпрыжку подбежала смуглая узкоглазая девчонка лет восьми. На ней была красная рубаха с жёлтым поясом, из-под которой выглядывали пыльные босые ноги. Чёрные волосы девочки были заплетены в две косы и перевязаны кожаными шнурками с монетками на них. На лбу – расшитая бисером лента. Явно не простая девочка, дочь какого-то начальника. Девочка поставила на землю горшок, который принесла, и затрещала так быстро, что Женька только заморгал. Не ребёнок – сорока какая-то! Дед что-то тихо ей отвечал. Девочка спрашивала, лукаво поглядывая на Женьку. Дед сердился и махал руками, под конец и вовсе топнул ногой. Девчонка нисколько не испугалась, засмеялась только и убежала, а шаман взял горшок, заглянул внутрь и заулыбался. В горшке оказался плов, только не такой, как привык Женька. Сладкий. То есть мясо там тоже было, но и ягоды какие-то типа изюма ещё. Просто потрясающе вкусно. Женька мгновенно свою порцию проглотил и уставился на деда так жалобно, что тот усмехнулся и подвинул к нему весь горшок. Женька не ломался, сожрал все, да еще пальцем протёр.

К вечеру, почти на закате, снаружи раздался топот копыт и гортанные крики. Старик успокаивающе махнул рукой – свои, стало быть. Полог отодвинулся, в шатер вошёл мужчина, некрупный, среднего роста. Узкие глаза, смуглое молодое лицо, красная туника с жёлтым поясом, бритые виски и черные волосы, завязанные хвостом на затылке.

У Женьки засвербело в затылке. Опасность! То, что перед ним кто-то вроде Углического, понятно сразу. Местный авторитет. Руки по локоть в крови. Держится по-хозяйски, но не выпендривается. Этакий ласковый убийца.

Ласковый убийца что-то сказал деду, показывая на Женьку рукой.

– Рюс, – ответил дед. – Дженай. Хуу (*мальчик).

– Рюс? – удивился мужчина и присел рядом с Женькой на корточки.

Протянул руку. Женька отпрянул. Мужчина засмеялся, показывая крупные белые зубы, а потом все равно дотронулся до коротко стриженных светло-русых волос. Приподнял подбородок, попытался раздвинуть губы. Женька натурально оскалился, зарычал, как волчонок. Мужчина снова расхохотался, хлопая себя ладонями по коленям.

– Йох, – сказал он. – Чонын сэтэл!

Встал, посмотрел на мальчика сверху вниз и что-то сказал деду.

Тот всплеснул руками, затараторил сердито, потом жестом велел Женьке встать и задрать рубаху. Мальчик осторожно приподнял ветхую ткань, обнажая впалый живот и повязку на боку. Старик быстро снял полосы ткани. Рана на боку уже зарубцевалась, и ткань вокруг неё хоть и была красная, зашитая грубыми нитками, но особо опасной не выглядела. Гной не сочился. И вообще, казалось, что Женьку ткнули ножом не менее недели назад.

3. Ритуал

– Пей, – сказал Аасор неразумному ребёнку, сидевшему перед ним и отчаянно чесавшемуся. – Будем к духам взывать.

Ребёнок его слов не понимал, но это пока. Внутри Дженая тоже есть дух. И если человека сложно и долго учить новому языку, то духи друг друга понимают без слов. Аасору никогда ещё не приходилось такое колдовство творить, но он был рад, что сможет попробовать. Получится – отлично, нет – баня ещё никому не повредила.

Для того, чтобы сделать все правильно, пришлось звать на помощь воинов. Те прибежали быстро – ещё бы, сам шаман зовёт, да еще просились мыться с ним, но Аасор сказал: "Обряд очищения от злых духов для чужака", и они быстро передумали. Мало ли, каких духов может шаман изгнать из них! Может, дух вожделения к женщине или дух соперничества, или старую ненависть, без которой многие не мыслили жизни. Этак выхолостят тебя, как мерина, и будешь всю жизнь думать только то, что тебе хан прикажет… Больно надо!

Юноши, весело перекрикиваясь и бросая любопытствующие взгляды на забившегося в самую тёмную часть шатра светлоглазого бледного мальчишку, вынесли подушки, одеяла, сундуки, сняли покрывала и рейки пола, занесли и поставили на землю большой котёл, под которым развели огонь. В огонь положили булыжники. Потом старый шаман замахал руками, выгнал всех и плотно завесил вход. Стал кидать в котёл травки и порошки, а затем и раскаленные камни.

У Женьки все плыло перед глазами. В шатре стало очень душно. Резко запахло чем-то сладким. По спине потекли капли пота.

– Раздевайся, – скомандовал старик, и Женька с удивлением осознал, что понимает его.

– Не буду, – сказал он.

– Раздевайся и завернись в полотно, – Аасор кинул Женьке кусок ткани. – Смотреть не буду, но помыться нужно, чтобы выздороветь и смыть прошлое.

– Зачем это? – нахохлился Женька, быстро раздеваясь и заматываясь в простыню наподобие римского патриция. – Меня все устраивает.

– Прошлое не вернуть, ты теперь среди моего народа, среди кохтэ. Будет проще, если ты отпустишь ту жизнь и примешь эту.

– Что мне это даст? – спросил прагматичный Женька, утирая краем простыни пот с лица.

– В тебе дух воина, – голос шамана звучал вокруг мальчишки, он даже не мог понять уже откуда. – Будешь воином. Умеешь что?

– Ножи метать умею, – прошептал Женька, хватаясь за голову, которая кружилась так, что его всего закачало. – Драться умею ножом.

Что-то ещё говорил – много, захлебываясь словами, но вокруг уже была такая тьма, что Женька не понимал, жив он или мертв.

***

Наутро у Женьки болело все тело, а особенно голова. Натуральный Винни Пух – внутри опилки. Он попытался подняться, но не смог: все, на что его хватило – отползти и вывернуть содержимое желудка не на покрывало, где он лежал, а чуть дальше, на землю. Он лежал на боку, неглубоко и часто дыша и пытаясь зубами стереть горечь с языка, и едва не плакал, а старик подошёл к нему и потрогал за обнажённое плечо.

– Ну что, Дженай, – сказал он. – Совсем помираешь или жить будешь?

– Не дождётесь, – прошипел Женька злобно и замер, понимая, что он говорит не по-русски. Всё. Он теперь кохтэ. Капец.

– Эх, волчонок, – засмеялся Аасор, который после вчерашней душегубки чувствовал себя отлично. – Слабый, а огрызается. Ну ты поспи, потом полегчает. Наверное.

Женька зарычал, потом засмеялся, а потом снова потерял сознание.

Позже оказалось, что слова он знает не все. Чужой язык худо-бедно уложился в его голову, как пресловутые опилки, но родным не стал. Иногда он понимал все, что говорит Аасор, иногда натурально зависал, слыша только звуки. Зато бок после "бани" зажил совсем. Дженай уже на следующий день смог выйти наружу, а потом начал помогать шаману по хозяйству: подушки выносил на солнце, посуду мыл в деревянной кадке, пытался стирать одежду, за что получил по рукам.

– Стирают женщины, – строго сказал Аасор. – А ты – воин.

– Мне не зазорно, – спокойно ответил Женька. – В походе придётся самому, там женщин нет.

Он уже знал, что кохтэ – кочевники, которые не дураки сесть на коней и поскакать в набег на соседей. Он хотел в набег, это весело.

– Ээ, слушай, кто в походе стирает! – засмеялся старик. – В реке кровь замоют и снова на коня! Так что брось тряпки и показывай, как ты с ножом управляешься. Ещё пара дней, и хан за тобой пришлёт.

Женька широко раскрыл светлые глаза. Хана он боялся. А вдруг хан его прогонит или просто прикажет убить?

Выяснилось это гораздо быстрее, чем хотелось бы Женьке. Просто появился снова тот, в красной рубахе, поглядел на Женьку и сказал старику:

– Отец велел чужака привести. На испытание. Сколько ему? Четырнадцать зим есть?

– Есть. Но он не кохтэ, – недовольно ответил Аасор. – Какое ему испытание? Наши мальчишки с детства готовятся, а этот – рюс. В женском шатре рос.

– Не мои проблемы, – равнодушно ответил краснорубашечный. – Не пройдёт испытания – будет рабом. Отрубим ему мизинцы и ещё кое-что, и пусть вон стирает да воду таскает – ему не привыкать.

Женька прищурился, внимательно разглядывая болтуна. Что ж, он запомнил каждое слово. Он вообще ничего никогда не забывал и не прощал.

На вид посланцу хана лет двадцать пять. Молодой, загорелый дочерна, с узкими черными глазами и волосами, выбритыми на висках и завязанными сзади в короткий хвост. Лицо наглое, не красавец, но сразу видно – с женщинами проблем нет. Очень уж самоуверенный тип, да еще улыбается противно, насмешливо так. Женька ненавидел, когда над ним смеются, и это оскорбление тоже на счёт краснорубашечного записал.

4. Испытание

Женьку всего трясло от волнения. Он уже успел смириться, что умер в своём мире. Все равно не вернуть. А здесь всё по-другому, здесь даже не средневековье, а дикая степь. А ему и не привыкать.

Однажды он все лето жил с приятелем в шалаше на берегу Волги. Мылись в реке, нужду справляли в кустах, а ели то, что украдут на дачах, благо, недостатка никогда не было. Славное было время! То шашлыки, то рыба копчёная, то овощи наисвежайшие. Потом и яблоки. Хлеб таскали из птичников, там же иногда и курицу прихватывали, но это если уж совсем прижимало. С курицей возни много: ощипать, выпотрошить, разделать. И, главное – ну сварили. Раз поели, два. Три. А потом – надоело. Закопали остатки. Огурцы лучше – футболкой протёр и жуй.

Тут по сравнению с "дикой" жизнью просто санаторий. И еду сварит кто-то другой, и помыться организуют, и одежду вон выдали вполне себе крепкую, хоть и поношенную. А самое главное – никаких тебе небоскрёбов, машин, метро и игр на выживание. Тут ты просто живёшь. Идеально. Да ещё и жарко.

Женька понимал, что самая интересная жизнь – она явно не в шатрах. Воины – вот кто элита здешнего мира. А для того, чтобы стать воином, нужно учиться. На лошади он не сидел ни разу, правда, умел ездить на велосипеде и мопеде. И даже на права учился, но экзамен по теории завалил, ну и ладно. Зачем нужны эти правила, если никто их не соблюдает? К тому же у него никогда не будет машины, вот так-то. Драться саблей он тоже не умел. Зато умел воровать. И ножом драться. Тут он Аасора не обманывал – мало кто с Женькой мог в ловкости сравниться. И в меткости – он мог броском перерезать натянутую веревку. Да что там веревку – лист с дерева срезал. Только бы нож хороший был. Здесь такой не достать, а Женькина коллекция ножей осталась где-то на чердаке московской многоэтажки, где у него схрон был. Ну и пусть – плата за жизнь такая. Ножи было страшно жалко, но себя гораздо жальче. Не мертвый – это главное. Так что, Дженай, прекращай ныть и готовься к испытанию, которое тебе придется пройти.

Аасор, мерзкий старикашка, про испытания рассказывать наотрез отказался. Сказал – каждому свое. Тоже мне, оракул нашелся. Знать бы, что его ждет – было бы не так страшно. Драться Женька не боялся, а вот неизвестность страшила.

Разумеется, Женька не выспался. Уснёшь тут от волнения! Поднялся с первыми лучами солнца, не в силах даже лежать. Будить Аасора не стал, тихо вышел из шатра. Сел на циновку, скрестив ноги, уставился в небо. Небо! Он мог никогда его больше не увидеть! Воздух! Какой он сладкий! И даже боль в сведенной судорогой ноге напоминала теперь уже Дженаю, что он жив. И это было немыслимое счастье.

Закрыл глаза, подставляя бледное лицо лучам рассветного солнца и ощущая настолько острое счастье, что слезы сами собой навернулись на глаза. Плакал Женька разве что пару раз в жизни – и то от боли. А сейчас у него, наоборот, ничего не болело. Глупость какая – реветь как девчонка.

– Как тебя там… мальчик, – раздался тихий голос. – Пойдем.

Женька мгновенно распахнул глаза. Девушка, кажется, внучка Аасора. Красивая, с круглым лицом, веселыми глазами и двумя черными косами. Он ее уже видел: она приносила еду пару дней назад. Улыбалась ему еще так приветливо, ямочки на щеках демонстрируя.

Женька вскочил, оправляя на себе рубаху. На всякий случай кивнул головой. Девушка откинула голову и рассмеялась – как колокольчики зазвенели.

– А ты забавный, – сообщила она. – Пойдем, там тебя ждут. Потом поговорим, если захочешь.

– Меня зовут Дженай, – сообщил Женька немедленно.

– Я – Листян.

О чем говорить с красивыми женщинами (впрочем, и с некрасивыми тоже) Женька понятия не имел, поэтому шел дальше молча. Девушка то и дело оглядывалась, приоткрывала рот, чтобы что-то спросить, но Женька делал лицо кирпичом и демонстративно ее не замечал. Только бы не вздумала с ним заговорить! Страшно.

Так и дошли – молча. Вдвоем.

На большом вытоптанном поле был выложен камнями круг навроде арены – большой, метров десять, а то и пятнадцать в диаметре. В камни были вставлены факелы, пока не горевшие. Возле «арены» топтались мальчишки. Разные – и восьми лет на вид, и двенадцати. Кто-то в лохмотьях, кто-то – в красивых разноцветных шмотках. Ясно-понятно, социальное неравенство.

Воины тоже были – Женька насчитал шестерых. Один совсем уже в возрасте. Можно было бы сказать – старик, с лицом, изрезанным морщинами и седыми волосами ежиком, вот только держался «старик» очень ровно и немощным не выглядел. Двое из «взрослых» едва ли старше Женьки. На вид им не больше восемнадцати. Тонкие, еще не звери – звереныши. Лица спокойные, суровые, а в раскосых глазах искрится лукавство. Одеты все воины одинаково: в широкие рубахи без рукавов и штаны, заправленные в невысокие кожаные сапоги на толстой подошве. За спиной – луки. На поясе – мечи (или сабли? Женька не разбирался). Длинные. На вид опасные.

Краснорубашечный, на которого Женька затаил обиду, тоже был тут – без лука, без сабли, с одним только ножом, заткнутым за широкий пояс. Поглядел на Женьку так насмешливо – с ног до головы окинул презрительным взглядом.

– Эй, рюс, подойди. И слушай. Ты не кох, но Аасор сказал – воин из тебя выйдет. Дома-то кем был? Такой взрослый – а как девчонка хилый.

– Сиротой был, – спокойно ответил Женька, любивший таким образом ставить на место наглецов. В России сирот жалели. – Родителей никогда не видел. Скитался. Воровал. Еще вопросы?

Краснорубашечный озадаченно крякнул. Такого ответа он явно не ожидал. Снова окинул взглядом, теперь уже без насмешки, внимательно.

– Сколько зим тебе?

Женька немного замялся. Мелкий, худющий – в Москве, по сравнению со здешними мальчишками он был не такой уж и миниатюрный. Даже выше, чем многие старшие. Но сказать, что ему уже восемнадцать – да это просто смешно! Его не поймут.

– Пят… надцать.

– Много. В таком возрасте наши дети – уже мужчины. Ну, посмотрим, на что ты способен. Верхом ездить умеешь? Лук?

– Не умею, – угрюмо ответил Женька, уже понимая, что все – воином ему не быть. Кому нужен переросток, ничего не умеющий?

– Ладно. Постой, погляди, как проходят испытания. Если решишься – скажи.

В глазах краснорубашечного мелькнула жалость, а жалости Женька терпеть не мог. Шагнул за ним, шипя, как дикий кот:

– Решусь. Прямо сейчас. Какая разница, когда? Хуже-то уже не будет.

Узкоглазый остановился, задумался.

– Ты же не знаешь, что тебе нужно сделать.

– А если буду знать, это что-то изменит?

– Да. Ты успеешь продумать, как действовать.

– А что, в настоящем бою всегда все идет по плану?

Краснорубашечный смотрел на него долго-долго. Молчал. Женька тоже молчал, понимая, что если его сейчас допустят к испытаниям – он уже наполовину победил. Ну что тут могут от него потребовать? Заставить драться с кем-то из старших? Скажут шагнуть босыми ногами в огонь? Отрежут палец, вырвут ногти? Привяжут за ноги к коню? Воображение рисовало самые немыслимые ужасы.

Наконец мужчина кивнул.

– Меня зовут Баяр, – сказал он. – И я возьму тебя учеником в свою сотню, если ты справишься.

Женька широко улыбнулся. Он догадывался, что узкоглазый сказал что-то важное, к тому же мальчишки вокруг него, до этого молча прислушивавшиеся, вдруг загалдели, затолкались.

– Нечестно! – закричал парнишка в шитой золотом рубахе. – Ты всегда берешь трех, редко – четырех! Почему – чужестранец?

– А я беру не самых знатных, Охтыр, – спокойно ответил Баяр. – И не самых сильных. И не самых ловких. Я беру тех, в ком сильнее душа воина. В рюсе она есть. Я ее вижу. Осталось только понять, хватит ли его, чтобы выдержать мое учение.

Мальчик что-то процедил сквозь зубы, сплюнул, а Женька вдруг понял, что даже если Баяр возьмет себе двух – этот вот Охтыр точно не будет в их числе. Так ему, выскочке, и надо.

– Выбери себе оружие, рюс. Можешь взять у воинов любое.

Женька широко раскрыл глаза: оружие? Ему еще и оружие дадут? Ну, тут все просто. Ему нож нужен. А лучше два. Большой и поменьше. Оглядел с ног до головы Баяра, протянул руку. Достал из-за его пояса кинжал, повертел в руках. Нет, для него – тяжелый. Запястье быстро устанет. Отдал обратно.

– Хочешь нож? – угадал узкоглазый. – Эй! Дайте ему ножей!

Взрослые мужчины, толпящиеся у «арены», подошли и выложили на землю у ног Женьки с дюжину разных ножей. Кривые, прямые, разной формы и размера. С деревянными или костяными рукоятками, один даже – украшенный какими-то камушками. Женька хотел их все. Он страстно любил ножи. Но все ему бы не дали, поэтому он долго вертел в руках каждый из них, взвешивал, проверял остроту – и наконец выбрал себе два, как и хотел. Длинный, с узким и очень острым лезвием, не нож даже, а кинжал – тот самый, с драгоценными камушками. Подобный легко метать в цель. И второй – короткий, широкий, но с очень удобной рукоятью. Повертел в руках, остался доволен. Отличное оружие, с таким не страшно. Если, конечно, на него сейчас не напустят вот этих подростков, наблюдающих за ним со злостью и завистью.

Женька вдруг ощутил себя в детском доме – снова. Один против всех. Поежился. Он не боялся драки один на один, а вот толпы – боялся. Нет, неправильное слово. Он ненавидел толпу. Знал, что не выстоит. Знал, что когда несколько человек на одного – это всегда жестоко. У толпы другое мышление. Ей можно всё. Для нее нет моральных норм и запретов. Если не виноват кто-то один – не виноват никто.

5. Шакалы

– Всё? – уточнил Баяр. – Может, меч? Кнут? Щит? Топор?

– Ну вы мне еще лук предложите, – нервно и грубо огрызнулся Женька, которого вдруг заколотило так, что зубы лязгнули. Крепко сжал челюсти, сглотнул и уже спокойнее добавил. – Я готов.

– В круг.

Под бурчание подростков и одобрительные подмигивания воинов Женька перескочил через каменную ограду – легко и ловко. Почти изящно. Огляделся, сразу подмечая места, где можно прижаться к камням. Заметил и яму справа, и кочку, и рытвины. Нужно тут быть осторожным – запросто можно подвернуть ногу. Встал поудобнее возле самого барьера, вопросительно глянул через плечо на главного.

Тот сощурился так, что глаза стали как щелки, отрывисто бросил:

– Тэгье (*давай)!

И пространство вокруг Женьки вдруг взорвалось. Откуда-то из воздуха появились собаки. Крупные, горбатые, низко рычащие. Из раззявленных пастей капает слюна. Странные такие псы, он таких раньше не встречал. Рыжие, с черными полосками на хребтах. Много – Женька успел насчитать штук восемь.

Самый страшный его кошмар.

Когда-то еще в невинном детстве на маленького карапуза Женю напала стая бродячих псов. Было ему тогда едва ли больше четырех лет. Это был первый побег из детского дома, самый простой: он спрятался за кустами, а потом, когда воспитательница увела всех детей на обед, малыш спокойно вышел через калитку и потопал по дорожке. Не то родителей хотел найти, не то еще что – теперь уже не вспомнить. Шел долго, забрел на какую-то свалку. Копал деревянной лопаткой мерзлый снег, сам себе придумывал игру. А потом послышалось рычание – вот прямо как сейчас.

Спасла его толстая зимняя шуба и меховая шапка. И случайно проходивший мимо мужчина, который не побоялся броситься на помощь истошно вопящему кульку, которого трепали бродячие псы. До сих пор Женьке иногда снились вонючие пасти и красные языки. Во сне он всегда падал на живот и прятал лицо – как тот, маленький Женька. Наверное, с того дня и появилась у него эта странная интуиция. Он никогда не поворачивался надолго спиной к пустырям или даже подъездам. И свалки обходил стороной.

А теперь прятаться было негде. И некогда. Один из псов с рычанием бросился ему в ноги. Прыжок! Женька и сам не понял, зачем он это сделал, а только прыгнул он не на груду камней, не за ограду, как было бы логично и правильно (и пес с ней, с военной карьерой, жизнь дороже), а в самую гущу стаи. Кого-то придавил, кого-то полоснул длинным ножом. Воткнул короткий прямо в глазницу одному из псов. Чувствовал, как рвут его плоть. Грызут лодыжку. Метят в горло. Не орал, берег силы. Откуда-то пришло осознание, что если вот такое испытание для каждого – то его можно пережить. Даже восьмилетки тут были. Их же просто порвут на части! Наверное, надо просто продержаться еще немного, и псов отзовут. Уворачивался, колол, рубил, хрипел. Скользил на горячей крови, отплевывался, потерял длинный нож из правой руки. Видимо, он где-то застрял. Впрочем, самой руки он и вовсе не чувствовал.

А потом наступила тишина. Псы исчезли, словно их и не было совсем. Нет, тела остались. Еще шевелящиеся, поскуливающие, но как-то подозрительно бледнеющие. Или это у него в голове мутилось? Быстро сосчитал – одиннадцать. Одиннадцать здоровых псов. Правая рука висит плетью. Лодыжка разорвана в мясо. Рубашка насквозь в крови. А боли он вообще не чувствует, потому что шок. Даже на ногах умудрился остаться – или успел вскочить?

Обернулся, ища глазами Баяра: он ведь справился, верно? Возьмет его узкоглазый к себе в сотню? И тут его накрыло. Боль была настолько дикой, мучительной, что в глазах потемнело. Всё тело словно судорогой свело. Женька почувствовал, что он сейчас грохнется в обморок, но этого допустить было никак нельзя. И он растянул губы в улыбке, быстро-быстро вдыхая воздух. Сделал шаг, другой – преодолевая ужас, припадая на левую ногу. А все же не быть ему воином – останется навеки калекой. Или на коне – не важно? Каким чудом он дошел до ограды – и сам не понял. Как в тумане. И там его уже подхватили сильные руки, уложили на одеяло.

– К шаману, быстро, – отрывисто бросил Баяр.

– Ну нет, – прохрипел Женька, ощупывая левой рукой лицо – к счастью, целое, только перемазанное в крови. – Я теперь хочу посмотреть, как остальные справятся.

Воины вокруг вдруг одобрительно засмеялись, один даже потрепал его по волосам.

– Ладно, – сказал Баяр. – Листян! Принеси Дженаю умыться. И перевяжи раны.

Девушка жалобно пискнула, но спорить не посмела – убежала. А Женька лежал, смотрел в бесконечно-голубое небо и улыбался, потому что Баяр назвал его по имени, а значит, признал равным. Но если бы мальчик знал, что испытание будет вот таким – ни за что бы за ограду по своей воле не зашел. Хорошо, что первым пошел.

Нога уже и не так пульсировала, и руку он вдруг ощутил. Пошевелил пальцами, с удивлением понимая, что она даже и не сломана. Да как так-то? Сел на одеяле, потер лицо здоровой рукой, завертел головой.

А тем временем на арену запрыгнул тот самый Охтыр. Маленький, юркий, злой. Как хорек. У него было в руках короткое копье и щит. Ну-ну, и как он собирается отбиваться от псов вот этим? Интересно было бы посмотреть! А тела прежних уже убрали – куда? А рядом с мальчишкой вдруг появились три здоровенных бородатых мужика, по виду – далеко не кохты. К счастью – безоружные. Но очень страшные. Женька дернулся, понимая – не устоять этому хорьку против взрослых воинов! Надо спасать.

– Тише, – его плечи вдруг обвили девичьи руки. – Сиди. Не дается испытаний сверх силы.

– Он один. Он мальчик. А их трое – опытных и сильных. Они его убьют!

– Ни разу никто в Кругу не умер. Просто смотри.

Девушка тяжело и часто дышала прямо ему на ухо, прижимаясь к плечу роскошной грудью, а Женька не сводил глаз с Охтыра. Он, как и сам Женька, сперва растерялся, а потом перехватил копье и бросился в ноги ближнему из воинов. Тот явно не ожидал такого маневра, споткнулся о смельчака, упал – и больше не встал. Охтыр, кувыркнувшись, вскочил на ноги и воткнул в спину мужика копье. А вытащить вот не смог. Не успел. На него бросились двое других. Один ухватил парня за рубаху – красивую, новую, из тонкой шерсти. Была бы ветхая – просто порвалась бы, а эта вот только затрещала, но выдержала. Женька вскочил на ноги, готовый кинуться на помощь, совершенно забыв о собственных ранах. Листян повисла на нем, не давая даже сделать шаг.

– Просто смотри, – повторяла она ему. – Просто смотри.

И она смотрел – как огромная рука хватает Охтыра за горло, сжимая, как каким-то немыслимым образом изогнувшись, мальчишка обеими ногами толкает здоровяка в грудь. Тот, пошатнувшись, выпускает шею Охтыра. Проклятая рубашка наконец рвется. Здоровяк, оступившись и попав ногой в ту самую яму, которая так не понравилась Женьке, падает на спину, затихая. Подросток, разворачиваясь, швыряет бесполезный щит в последнего чужеземца. Конечно, такая мелочь не в силах причинить воину никакого вреда. Но свое дело щит сделал: мужчина отвлекся, смеясь, поймал его руками, а в это время Охтыр вслед за щитом головой врезался в открытый живот великана. Тот пошатнулся, упал. И откуда только взялся камень в руке мальчишки? Охтыр бьет противника в висок, бьет долго и уже истерично, не замечая, что тот уже и не шевелится вовсе.

Постепенно приходит в себя, оглядывается и закрывает лицо руками. Плечи у него трясутся. Мертвая тишина вокруг. Два молодых воина запрыгивают в круг, споро вытаскивают тела. Охтыр выходит сам, прикрывая лицо рукавом. Подходит к Женьке и падает рядом с ним на одеяло. Листян протягивает мальчишке кувшин с водой, тот что-то хрипит, но к кувшину приникает с жадностью. На шее у Охтыра багрово-черные следы от огромных пальцев, а на лице – размазанная от слез пыль и грязь.

– Ты настоящий воин, – шепчет ему Женька. – Я бы так не смог никогда. Они такие огромные, а ты – один троих уложил!

– Так они же без оружия, – хрипит парень, недоверчиво косясь на Женьку. – А я с копьем был. Были бы они хоть с ножами – мне конец.

– Да будь я хоть в доспехах и верхом – не уверен, что справился бы, – серьезно ответил Женька. – У них такие руки… как палица.

Охтыр потер шею, следы на которой бледнели на глазах, и криво ухмыльнулся.

А в Круг уже входил следующий мальчик, совсем еще маленький. Наверное, самый младший. Увидев внезапно возникшего перед ним медведя, он вскрикнул и упал навзничь. Зверь потрогал его лапой. Мальчик не шевелился. Медведь с философским выражением на морде отошел в сторону и растворился в воздухе.

– Зайбан сдулся, – прокомментировал Охтыр. – А я его предупреждал. Рано ему. Верит вон в сказки. Ну откуда в Кохе беры? Они далеко в лесах живут.

И Женька вдруг разом понял. Колдовство. Каждый в этом Круге встречается с самым большим своим страхом. И не было никаких псов, и воинов не было. Только страх. Ему вдруг разом стало скучно. И даже неловко – не хотелось видеть кошмары других. Он понимал, что каждый из мальчишек может не справиться. А может и справиться с самим собой. Но смотреть на это он не будет.

– Куда ты? – спросил Охтыр у поправляющего рубаху Женьки.

– Домой, в смысле – в свой шатер. Я голодный, я не завтракал.

– А… я с тобой.

Шея у него была совершенно нормальной, и рубаха – снова целой.

– А пошли ко мне? – внезапно предложил Охтыр. – Познакомлю с отцом. Он тысячник у меня. И накормлю.

Женька кивнул. Такие знакомства лишними не будут. Обоих мальчишек все еще потряхивало, шли молча. Охтыр жил в большом разноцветном шатре, или гэре, как его называли кохты. Молчаливая, очень загорелая девочка, видимо, сестра, вынесла подросткам по чашке с густым сладким молоком, улыбнулась и сообщила, что отца нет, его позвали к хану. Ну нет так нет. Зато накормили.

Охтыр не спешил провожать гостя. Они грызли сухие лепешки, долго молчали, а потом новый приятель Женьки сказал:

– Из сотни Баяра выходят самые лучшие воины. Тебе повезло, что он тебя возьмет. А еще его сотня чаще других ходит в обход. И сам Баяр – добрый. К своим людям щедр, заботлив. Вот бы он и меня взял! Тогда потом к отцу я уже смогу десятником пойти.

Помолчали еще.

Со стороны Круга то и дело долетали вопли, рыки, звон оружия.

– А много вот так с первого раза проходят? – спросил Женька.

– Нет. Я первый раз не смог. Со второго. Ты молодец. Стая шакалов – это сильно.

– Шакалы мелкие, – возразил Женька. – Это собаки.

– Это, может, в ваших землях шакалы мелкие, – фыркнул Охтыр. – А у нас – вот такие твари. И надо же – стаей. Впервые такое видел. Обычно они поодиночке шастают.

– Ну вот так, – невнятно ответил Женька.

– Кажется, закончили, – потянулся паренек. – Пошли, что ли, послушаем, кого Баяр возьмет? Вдруг да повезет кому-то еще?

– Пошли, – согласился Женька.

Встали, медленно, нога за ногу, пошли в сторону степи. Ни одному из них Круг видеть больше не хотелось, но идти было нужно.

– А ты и правда – сирота? – спросил Охтыр.

– Да.

– Удивительно.

– Почему?

Ответить парень не успел. Их двоих вдруг окружила толпа тех самых подростков. Смотрели на них молча и злобно, сверкая глазами. В руках сжимали камни и палки.

– А ты говорил, что шакалы в стаи не собираются, – пересохшими вдруг губами шепнул Дженай.

6. Ночные разговоры

Охтыр был Женьки явно младше. Ему на вид было лет тринадцать. Поэтому Женька по старой привычке попытался задвинуть его за спину. Услышал рычание, оглянулся. Понял. Охтыру не понравилось.

– Неужели Тойрог был к вам всем немилостив? – насмешливо выкрикнул Охтыр. Ой дурак, зачем он их дразнит? – Или Баяру девчонки в войске не нужны?

Женька ссутулился, сгибая колени. Главное – голову от камней закрывать. И в первую очередь вырубить самого сильного.

– Что, малышня, в штаны наложили в кругу? – продолжал хорохориться его товарищ по несчастью. – А теперь вдруг решили, что толпой на двоих – это правильно и красиво? А отца моего не боитесь?

– Лучше б они боялись Баяра, – раздался негромкий мужской голос.

Дженай выдохнул, выпрямляясь. Неторопливо, вальяжно к ним подходил тот самый старик, что был при Баяре. Охтыр вдруг задрожал и поклонился.

– Разошлись, – скомандовал спокойно старый воин. – Охтыр, когда-нибудь я вырву твой язык и скормлю его собакам. Дженай!

– Я, – едва удержался, чтобы не щелкнуть пятками не отдать честь.

– В свой шатер быстро. И не высовывайся. Охтыр, ты пойдешь со мной.

Мальчишка кивнул, весь сдуваясь, потупился, ссутулил плечи. Кто же этот человек? Дженай вдруг решил – не иначе, как сам хан. Конечно, а каким еще быть тут хану – только вот таким опытным и строгим воином.

На всякий случай уточнил у Аасора, а тот посмеялся. Нет, не хан. Хану делать больше нечего, как жеребят смотреть. На то у него сын есть. Да, Баяр – сын хана, а ты как думал? Нет, не наследник. Третий. А всего у хана шестеро сыновей и дочка-красавица. Листян, ее Женька уже видел.

Женька на всякий случай посчитал, сколько жена хана ходила беременной. По всему выходило – много. Слишком. Жуть. Ни средств предохранения, ни какого-то иного способа избежать беременности. А ведь здесь акушерок нет, женщины в родах, наверное, помирают через одну.

А старик тот оказался названным братом хана. Нурхан-гуай был вторым после хана, правой его рукой. Самым опытным и старым среди воинов. Говорили, что это не человек вовсе был, а лис-оборотень, который задолжал хану и теперь был его верной тенью. Аасор сказал, что не знает, правда ли это все или нет, а только ни разу Нурхан-гуай в бою ранен не был. И еще – детей у него не было и жен тоже. Только сын приемный, Наран. Женщины были, но ни одна не понесла. А дети для коха – это показатель мужественности.

«Ну и славно, – подумал Женька, зевая. – У меня детей точно никогда не будет. Буду как Нурхан-гуай».

И размечтался тут же: вот выучится он стрелять из лука и ездить верхом – и станет правой рукой Баяра. И пусть, что сабля слишком тяжела для Женьки. Лука и коня достаточно. Будет он тут эльфом среди гоблинов. Один раз Женька уже умирал, теперь-то вряд ли. Не зря же ему эта новая жизнь дана.

– А Охтыр – он кто? – спросил у шамана.

– Сын Мераны, сестры хана. Отец у него – тысячник, важный человек. Из ближнего круга хана.

– А что же он к Баяру в сотню захотел, разве к отцу не проще?

– Проще. Но ты знаешь, почему у Йенгира тысяча, а у Баяра – только сотня?

– Почему?

– Потому что из его сотни самые лучшие, самые смелые выходят. Они потом сами над десятками и сотнями становятся… если выживут. Баяр – он бесстрашный. Ходит с мальчишками и на койотов, и на иштырцев – одинаково часто. Поэтому к нему попасть в сотню – самая заветная мечта каждого мальчишки.

– И тут – я! – догадался Дженай. – Чужак.

– Да. Слышал я, что ты сражался как зверь. Горжусь. Говорил я – в тебе дух воина.

Женька вдруг покраснел, смутился и пошел спать. Темнело уже.

Спать он не мог, ему было дурно, кружилась голова и подташнивало. День сегодняшний был такой насыщенный, такой бесконечный, что он просто не мог расслабиться. Проваливался в сон, потом вздрагивал и широко открывал глаза, ощущая зловонное дыхание шакалов на лице и хруст лодыжки. Долго лежал, часто и поверхностно дыша, переворачивался на другой бок – весь мокрый от пота, засыпал – чтобы снова проснуться через несколько минут, на этот раз уже от того, что бородатый великан швыряет его спиной на камни.

Не выдержал, тихо поднялся, натянул штаны и вышел.

Никогда он не видел в своём мире такого неба. И звёзд – крупных, ярких и совершенно незнакомых. Не то чтобы Женька разбирался в астрономии, но уж Большую Медведицу знал, а тут её не было совершенно точно. И луна была странной: серп её был не жёлтым или белым, а голубовато-зеленым. А уж когда мальчик нашёл на другом конце небосвода ещё одну луну поменьше, тут уж сомнений не осталось – он в другом мире. Не в прошлом, не в альтернативной реальности. Это не Земля. Его приятель Костян любил читать про всякие там путешествия по мирам. Перечитал, кажется, всего Брэдбери, Азимова и прочих выдумщиков, а потом подсел на "попаданцев". Так он часто рассказывал эти свои сказки и очень грустил, что сам никуда попасть не может. Костя, кстати, умер пару лет назад от передоза. Он так мечтал уйти в другой мир, что стал искать совсем не те пути. Теперь Женька мог надеяться, что Костик все же ушёл… в другой мир. Не в пустоту.

Ноги сами принесли Дженая к Арене, или, как здесь её называли, к Кругу – Тойрог. Что это за место такое? Магию Женька уже видел – всё-таки жил в одном шатре с Аасором. Но тут было другое. Шаман что-то жег, что-то варил, творил какие-то обряды. Тут ничего такого – камни и камни. Он потрогал их – крепко лежат. Даже самый маленький не сдвинуть. Задумался на мгновение и запрыгнул внутрь. Ничего. Никаких видений. Никаких призраков. Просто камни. Просто вытоптанная земля. Так что это было – днем?

– Тойрог можно пройти один раз в жизни, – раздался строгий голос. Женька подскочил и едва не заорал от неожиданности как баба. – Ты уже преодолел свой страх. Ты – воин.

– Напугала, – проворчал парень, успокаивая бешено колотящееся сердце. – Теперь я не шакалов буду бояться, а тебя.

Листян засмеялась – снова красиво, он аж улыбнулся в ответ невольно. А сам Женька обычно ржал, как придушенный ишак.

– Вот будет зрелище! Вышел воин, а на него куча девушек напрыгивает! – веселилась Листян. – И что он будет делать?

– Бежать, – усмехнулся Женька, высматривая в темноте свою знакомую. – Женщин бить нельзя.

– Это у рюсов нельзя? – удивилась тень возле одного из камней. – А почему?

– Ну… женщина слабее мужчины, – растерянно ответил Женька. – Какая доблесть в том, чтобы справиться с тем, кто и ответить толком не может?

– У! Интересно. Но ведь кто сильнее, тот и главный.

– И что? Драться теперь, что ли? С женщинами? Хочешь силу показать – бей равного.

– Ты странный, – девушка подошла к нему вплотную и заглянула в лицо. – И красивый. Глаза светлые. Все рюсы такие?

– Большинство, – лаконично ответил Дженай, на всякий случай отступая на шаг. – Слушай, а ты что тут забыла?

Листян порывисто вздохнула и обхватила себя руками.

– Я бы хотела пройти Тойрог.

– Вот это да! А зачем?

– Чтобы не бояться ничего.

– Ты не воин.

– Ох, как будто все эти мальчишки – воины! Из тридцати только десяток смог выстоять. А остальные струсили. А я… мне бы хоть увидеть то, чего боюсь.

– Ну… а что мешает? Попросись у Баяра. Или женщинам нельзя?

– Так Тойрог женщинам не открывается.

– Да ладно? – изумился Женька и почесал нос. – А кто-то пробовал?

– Я. Я часто сюда прихожу. И на рассвете, и днём. И ночью.

– Ну молодец. И с чем ты приходишь? С прялкой? Чего ждёшь – что с горой кудели будешь сражаться?

– Но…

– Возьми оружие и уже с ним иди, ну. Как маленькая. А то вдруг однажды сработает, а ты – не готова.

– Я не умею, – опустила голову девушка. – Не положено. Да и не удержать мне ни копье, ни меч.

– Нож.

– Нож? Ну, я могу курицу зарезать ножом, – смешно наморщила носик Листян. – А человека не могу.

– Ха! Вот войдёшь в Тойрог, а там – стая куриц!

Они засмеялись, а потом Женька сказал:

– А все же женщина должна уметь себя защитить. Мало ли что. Хочешь, я научу тебя управляться ножом? Меня, кстати, женщина учила.

– Мать? – восхищенно выдохнула Листян.

– Нет. Я ж говорил уже – сирота я. Никогда не знал родных.

– Как так вышло?

– Ну… обыкновенно. Бросила меня кукушка в род… после родов сразу.

– И как ты выжил? – ахнула девушка, блестя глазами и прижимая ладони к щекам.

– Так в приюте.

– Что это?

– Ну ты как маленькая! Место, где живут ничьи дети. Там взрослые люди их кормят и поят. Учат ещё всему…

– А! Но ведь это семья?

– Нет. Я не знаю, как тебе объяснить, – Женька на минуту задумался. – Представь большой, просто огромный шатёр. Он поделен на несколько частей. В одной живут совсем мелкие. В одной постарше. Еще в одной – почти взрослые. Девочки и мальчики отдельно, ну сама понимаешь зачем. И несколько взрослых есть, которые приносят еду и выпускают детей погулять.

– Какая дикость! – возмутилась Листян. – Разве у рюсов нет богатых семей, которые могут взять к себе ребёнка? Или нет женщин, которые не могут родить?

– Есть.

– А почему они не берут?

– А им зачем? – изумился Женька. – Дети – это ведь обуза. Лишние рты. Их надо кормить, одевать, воспитывать. Время им свое дарить. Свои-то дети порой мешают, а тут – чужие!

– У рюсов так? – прошептала горестно Листян, качая головой, как маленькая старушка. – И ты так думаешь?

– Ну да. Так и есть.

– И детей не хочешь?

– Упаси Боже, – содрогнулся Женька. – Вот только детей мне и не хватало! Надеюсь, я бесплодный.

– Ну и дурак, – вскинула голову Листян, сама от него отодвигаясь. – Дети – это чудо!

7. Баяр

Баяр позвал их на рассвете: его, Охтыра и еще двоих мальчишек. Они стояли вчетвером, дрожащие, босые, ещё ничего не понимающие. Их выдернули из сна, ничего не объяснив, не позволив даже одеться. Женька с давних времен спал одетым – в штанах и рубашке, к тому же Аасор его предупреждал о шуточках Баяра. А вот Охтыр и те два были в одних только тонких подштанниках. Ежились, потирали покрытые мурашками плечи.

Баяр же был в своей неизменной красной рубахе, подпоясанной широким кожаным ремнем.

– Что ж, дети, – серьезно поглядел он на мальчишек. – Сегодня вы можете видеть солнце. И небо. И ветер. Готовы ли вы, что в походе вы можете погибнуть?

Он был неожиданно серьезен, ничем не напоминая Дженаю того коха, который над ним когда-то насмехался. А сейчас разглядывал их четверку едва ли не с уважением, хотя было бы на что смотреть! Дрожащие, безусые, тощие, с едва виднеющимися тоненькими волосками на нежных подбородках. Как жеребята в табуне. Да только все смотрели решительно и упрямо. Нет, не жеребята они, а волчата!

Баяр молчал. Сколько он уже видел вот таких? А скольких потерял в бою? Куда меньше, чем в других сотнях! И это была славная смерть – геройская. Воин должен смотреть смерти в лицо без страха. Эти четверо достойно прошли испытания, он уже мог ими гордится. А теперь он сделает из них воинов. Обошел нестройный ряд еще раз, пристально вглядываясь в эти лица, словно ведя с ними мысленный диалог, с каждым на равных.

– Кто есть воин, мужчина? Вы знаете?

Ответа не стоило ждать.

– Тот, кто думает, просчитывая каждый шаг, не давая врагу ударить первым. Кем бы ни был его враг – иштырцем, куманом, тирахом… а то и вовсе – шакалом, голодом или болезнью. Именно мужчина принимает на себя этот первый удар, если уж бой неизбежен. За ним стоит весь его народ. На нем – продолжение рода. Дорога длиною в целую вечность. От мужчин лишь зависит – забудут ли все о народе степей, или будут помнить еще многие лета. Станете ли мужчинами вы – это больше не выбор. Отныне вы – мои волчата. Моя стая маленьких, но отважных. Я вас веду, и вы станете скоро матерыми. Такими, от одной только поступи которых содрогнется вся степь. Вы будете дышать по приказу, жить, когда я разрешу. Но мужчинами станете. Ясно?

– Да, – пробормотали мальчишки.

– Охтыр, к тебе у меня вопросов нет. Ты умеешь стрелять и с младенчества на коне. Будешь заниматься с воинами. Твой наставник, второй отец – теперь Тайл. Шираз – ты еще многому должен научиться. Твоим старшим братом будет Наран. Итгир – а ты пошел за своим отцом, верно? Но не с ним ты будешь спать на одном одеяле. Пожалуй, Тугай станет тебе наставником. А ты, Дженай… я сам буду тебя учить. И для начала погляжу, что ты умеешь. И знай: тебе будет труднее всех. Сейчас они тебе завидуют. Напрасно.

Женька опустил глаза. Он уже понимал, что именно Баяра в наставники не хотел. Почему? Сложно всё слишком. Ненавидеть его он уже не мог. Восхищался. И боялся его. И, что самое страшное, начинал привязываться. А это для него – хуже ножа в печень. Любить людей ни в коем случае было нельзя. Они всегда уходят.

Да, просто не было, но Женька и не думал ныть. Он был готов к самому худшему, к зуботычинам, пинкам и оскорблениям – во всяком случае в детском доме подготовка к каким-то мероприятиям проходила именно так. Но все оказалось гораздо веселее.

На рассвете – бег по степи. Все спят, а ты бежишь как сайгак, только пыль вокруг. Первый раз Женька бежал один. Баяр посмотрел и, кажется, остался доволен. И то правда, жизнь Дженая бегать научила – и от ментов по подворотням, и от шпаны уличной, и от разъяренных продавцов хот-догов, у которых он беззастенчиво воровал что-то с лотка, а пока его догоняли – ребята брали булки и сосиски. А бегал Дженай не просто быстро, а умел беречь дыхание и распределять силы.

На следующий день Баяр велел догонять ему жеребенка. Догнал.

Степняк хмыкнул удивленно и уважительно, а потом положил Женьке на плечи тяжелый мешок с овсом. В бою налегке не бегают. Короче, забавный у Женьки наставник. Изобретательный.

После пробежки – завтрак в компании воинов-наставников и молодняка. Те, кто постарше, жили уже в своих шатрах, с женами и детьми, но таких было немного. Большую часть сотни составляли молодые парни. У них, как понял Дженай, жен еще не было – не заслужили они права жениться. Шатры их небогаты, кто-то и вовсе с родителями ночует. Некуда жену привести, нечем прокормить. Стоит ли удивляться, что все они, словно стадо горячих жеребцов, рвались в “настоящий” поход. Старшие посмеивались, а эти закатывали глаза и мечтали о тучных стадах буйволов и овец, о пленницах и о драгоценных тканях, которые они отберут… да вот хотя бы у иштырцев.

Женька в их дискуссии не влезал, а когда его спросили, хочет ли он в поход, ответил, что добыча – это, конечно, здорово, но выйти живым и невредимым из схватки гораздо предпочтительнее. Охтыр немедленно назвал его трусом, а Женька весело ответил, что он не трус, а предусмотрительный человек. Подрались, конечно – разливали их водой. Баяр не вмешивался, только смотрел на своего подопечного как-то странно.

А Женька знал, о чем говорил: в любой операции нужно заранее продумывать все возможные варианты развития событий и присматривать пути отхода, иначе – самоубийство. И это не трусость, а стратегия. Об этом он потом Охтыру и сказал. Тот только плюнул презрительно и заявил, что он, конечно, бессмертен. Так ничего и не понял.

Зато Листян, ставшая невольной свидетельницей их разговора, поняла все правильно. И вечером к Дженаю подошла и, запинаясь и краснея, попросила его все же научить ее драться ножом. Женька охотно согласился. Девочка ему очень нравилась: смелая, умная, рассудительная. Хорошим другом станет. И, главное, упорная: с первого же урока научилась и нож верно держать, и поняла, куда нужно бить, чтобы наверняка.

У человека не так уж и много уязвимых мест. Хочешь убить и быстро? Бей в печень, в шею или глаз. Можно солнечное сплетение – если попадешь. А в сердце или основание черепа – очень ненадежно. Хочешь вывести из строя – запястья, бедро, сухожилие под коленкой или лезвием по лицу: болезненно и страшно, но не убивает.

Листян слушала и кивала. Позволяла показать на себе: гду печень, где подключичная артерия, где сухожилия. Вот в таком положении и застал их Баяр: девушка держит тонкий острый камень, по форме похожий на нож, Дженай уворачивается от ее неловких, но сильных ударов и хохочет. Счастье еще, он не появился раньше, когда они печень друг у друга нащупывали.

Степняку явно не понравилось то, что он увидел. Он прищурился и качнул головой:

– Дженай, на пару слов. Листян, а ты почему здесь? Ну-ка брысь к матери!

Убежала.

А Баяр вдруг резким движением поймал Женьку за шею, сдавил и, приблизив лицо к парню, прошипел:

– Даже не думай о моей сестре! Не для тебя она. Ты никто, не конь даже, а так – жеребенок. А она – дочь хана. Узнаю, что ты её… с ней… лично закопаю.

Женька вдруг расхохотался прямо Баяру в лицо.

– Я – и Листян? – выдавил из себя он. – Глупости какие! Этого не может быть никогда!

– Ну почему? – удивился Баяр, отпуская "жеребенка". – Если уж она очень захочет, то все равно тебя получит. Только для этого тебе нужно над сотней встать, но тут лет пять нужно, не меньше.

– Не надо! – запаниковал Женька. – Пусть она меня не захочет, скажи ей!

– Так, – Баяр вдруг сделался очень серьезен. – А пойдем-ка, Дженай, поговорим.

– Зачем? Я ведь сказал… не трону я твою сестру.

– Тебе пятнадцать, Дженай, так? – Баяр обхватил Женьку за плечо, уводя подальше от чужих ушей.

– Ну да, – настороженно отвечал мальчишка, пытаясь ускользнуть, выбраться из-под тяжёлой руки.

– В пятнадцать у юношей не так уж много желаний. Я помню себя: постоянно голоден.

– Меня хорошо кормят.

– Дженай… женщины. Если к тебе в шатер придёт девушка и разденется, что ты сделаешь?

– Заору и сбегу, – честно ответил Женька.

– Это неправильно. Так быть не должно.

– У рюсов не принято… ну, так рано, – выкрутился Женька.

– И что, тебе совсем не хочется?

– Хочется, – хрипло ответил парень. – Но не Листян.

– А кого? Может – помогу.

– Слушай, Баяр… – начал было Женька, а потом не утерпел, с любопытством спросил. – Это вообще нормально, да? Ну, когда до свадьбы?

– Да. А что такого? У мужчины есть потребности. А женитьба – это слишком уж… как бы сказать… надолго. У нас жен не бросают, это позор немыслимый.

– А у женщины? У нее есть потребности?

– Ну… в принципе… не спрашивал.

– Объясни мне. Я не могу взять Листян. Но, видимо, могу любую другую?

– Нет. Не любую. Дочери тысячников, сотников, да даже десятников – не для тебя. Ты даже не воин пока. С ними так вот просто позабавиться нельзя, да и они на тебя не посмотрят. А вот дочери воина или ремесленника – могут и согласиться.

– То есть я спрашиваю их согласия?

– Разумеется. А ты хотел против силы? У рюсов – можно?

– Да. Если девушку некому защитить, то можно всё, – Женька стиснул зубы и отвернулся. Он точно знал, о чем говорил.

– У нас не бывает, что девушку некому защитить. Хотя… – Баяр на мгновение замолчал, а потом спокойно продолжил. – Чужестранок наложницами берут. Часто – покупают. А пленницы все принадлежат хану. Захочет – подарит их. Захочет – себе возьмёт. Ну и вообще… ничья – она общая.

Женька кивнул, сглатывая. Это он понимал.

– А чем жена от наложницы отличается?

– Жена – это жена. С ней считаться нужно, заботиться, беречь её. А наложница – имущество. Уйти не может. Против слова сказать не может. Ее можно выгнать или отдать кому-то. Правда, если она забеременеет – всё, больше её нельзя обижать.

– Погоди. Ты сказал – мне с женщинами можно. Но жениться я не могу никак.

– Пока у тебя нет своего шатра и достаточно имущества, чтобы содержать жену, никто за тебя и не пойдёт. А вот спать – может и согласится.

– Понял. А дети? Ну, девица родила если. Бывает ведь так?

– Конечно. Родила и хорошо. Если к родителям привела ребёнка – значит, в их роду расти будет. Если к мужчине – в его роду. Что непонятного?

– Не понял? – уставился на него Женька. – А доказательства? Она вот так просто к тебе придет – а если это не твой ребенок?

– Если в мой шатёр придёт женщина с ребёнком, и она мне нравится – да, она будет моей женщиной. И это будет мой ребёнок.

– Эээ… но это неправильно!

– Почему?

– Это чей-то чужой ребёнок! – отчаянно пытался пояснить Женька.

– Нет чужих детей, Дженай.

– Погоди, а если КО МНЕ придёт женщина с ребёнком?

– Смешной. Ты можешь гордится тогда. Она решила, что ты сможешь её прокормить.

– И я что, обязан? – с ужасом спросил Женька. – Обязан кормить левую тетку с младенцем?

Баяр расхохотался.

– Маленький ты ещё, Дженай. Ничего не понял. К чужому мужчине ни одна женщина не пойдёт. Зачем? Она к брату пойдёт. К отцу. К любимому. К тебе – это если совсем некуда. А ты примешь её, если готов в постель пустить.

– Я никого не готов в постель пустить, – пробормотал совершенно замороченный Женька. – Никаких детей. Поэтому – не надо мне никого предлагать, ладно?

– Рюс, – развёл руками Баяр. – Я тебя понял. Но о Листян все равно не думай. Не ровня она тебе.

8. Листян

Но не думать о Листян Женька не мог. Конечно, совсем не в том плане. Он никак не мог понять, почему женщинам не разрешается держать оружие. Тем более, если они сами хотят. И тренировки с ней, разумеется, не прекратил, только старался встречаться с девушкой подальше от шатра Баяра.

Но, вообще, он готов был признать, что поторопился с выводами. Женщина здесь не была товаром, безгласым имуществом, и это ему нравилось. Так было правильно. Но и равной мужчине в правах она тоже не была.

С вопросом про оружие он пошёл к Аасору. Тот совершенно точно поймёт его правильно, потому что знал о Женьке всё. После того "ритуала" секретов между ними не было.

– Женщина не должна нести смерть, – охотно пояснил шаман. – Только жизнь. Это её предназначение. У кохов женщина даже птицу не рубит. Все мужчина.

– А если рядом нет мужчины? Женщина что, должна с голода умереть, потому что ей нельзя?

– Она может, конечно, и зарубить. Но потом до полной луны будет нечистой. Ей нельзя будет есть за общим столом и ложиться с мужчиной.

Женька вытаращил глаза и едва пальцем у виска не повертел. Эта дикость не вмещалась в его разум.

– А если на стан нападут, то что? Вырежут всех к чертям собачьим?

– Если найдут, – усмехнулся Аасор.

– А чего его искать? Стоят шатры посреди степи… издалека видно.

– А шаман на что? Уж скрыть стан из вида – самое первое, чему учат нас.

– О! То есть – заслать лазутчика, зарезать шамана – и можно брать стан?

Аасор прищурился.

– Ла-а-адно, – фыркнул Женька. – Если у шамана несварение… или он от старости помер… все? Конец всему племени? Ой!

Аасор ловко, как кошка лапой, мазнул Женьку рукой по губам. Не то чтобы больно – но обидно.

– Ты многого не знаешь, малыш. А не знаешь – молчи лучше. Шаман разговаривает с ветром и травой. И он всегда знает, когда его час близок.

– Накурятся всякой дряни и разговаривают с ветром, – заворчал было Женька, но вдруг осекся, вспомнив, что сам попал в этот мир почти мёртвым и не знающим языка. А Аасор своими обрядами его спас. – Прости.

– Вот так-то, бестолочь. Незачем нашим женщинам проливать кровь. Мужчина может и должен их защитить.

И тут Женька вспомнил, о чем ещё хотел спросить шамана. Который как лекарь, а значит – пола не имеет. А все равно больше некому этот глупый вопрос задать. Угадал. Аасор смеяться не стал, обещал помочь.

Несмотря на то, что Баяр предлагал Дженаю ночевать в шатре с кем-то из воинов, может, даже в его собственном, Женька наотрез отказался. С шаманом было спокойнее. Шаман все знал, к соседу своему относился снисходительно, с разговорами не приставал. А еще у Аасора можно многому было научиться, особенно если наблюдать. Женька и наблюдал, а когда удавалось помочь – помогал. Видя явный интерес к травам, Аасор начал свои действия проговаривать: это травка от поноса, а эта – для легких родов. Отвар из овса расслабляет кишечник, а цветки хвостовика помогают при тяжелом кашле.

А потом Аасора позвали к наложнице хана, у которой начались роды, и тот, собрав нужные травы, ушел, оставив Женьку одного в шатре.

Оказалось, опасное это дело – одиночество.

Он возвратился “домой” уже по темноте. Сначала ужинал с войском, потом долго спорил о чем-то не важном, но очень интересном с Охтыром, потом просто – дышал ветром и кайфовал от того, что мышцы ноют, что в животе сытость, что глаза осоловело закрываются и заплетается язык. Он жил. По-настоящему.

Зашел в шатер, сбрасывая обувь, зевнул, почесал давно немытую шею. Хотел уже упасть на свою постель, как темнота внезапно зашевелилась. К Дженаю шагнула тень. Он отпрянул было, но горячие гибкие руки обвили его шею и притянули к себе. Мягкие губы скользнули по щеке – насилу отвернулся.

– Я сейчас буду орать «помогите, насилуют», – шепотом предупредил он, ловя пальцами девичьи запястья.

– Я тебе противна? – обиженно прошептала Листян, отступая.

– Мне Баяр запретил, – испуганно ответил мальчик.

– Баяр не узнает, обещаю. Дело только в этом?

– Да зачем я тебе?

– Ты красивый. И сильный. И добрый, – девушка скользнула пальцами по его щеке, а потом дернула за завязку штанов. – Мне ещё ни один парень так не нравился.

Она вдруг навалилась на него всем телом, уперлась круглой мягкой грудью в грудь и решительно принялась стягивать с него штаны. Орать Женька все же побоялся – стыдно очень, да и непременно обо всем узнает Баяр. Поди потом оправдайся! Уж лучше иметь дело с девушкой. Придется, видимо, сказать правду – чтобы избежать и дальнейших поползновений, и смертельных обид. Женщины! Как же с ними сложно!

Оттолкнул ее с силой, откатился в сторону. Она заплакала – тихо-тихо. Он понял только по дрожанию воздуха.

– Листян, мы ведь с тобой друзья? – громким шепотом спросил Женька. – Эй, реветь не нужно! Ладно, пойдём поговорим.

Он завязал штаны, схватил ее за руку и вывел из шатра. На небе сверкали звёзды. В стане стояла тишина, только где-то лениво ворчала собака. Дженай привёл ее к Кругу – видимо, все важные разговоры у них будут проходить здесь. И ночью, да.

– Зачем ты меня сюда притащил? – обиженно поджала пухлые губы Листян.

– Листян, ты мне очень нравишься, честно. Но отношений у нас быть не может, – тут Женька ухмыльнулся весело. – Просто, ну невозможно это!

– Почему? Ты… евнух?

– Хуже, – Женька, вздохнув, задрал рубаху и размотал тонкую ткань, стягивающую грудь. – Вот.

– Ты… женщина? – с огромным изумлением, и даже ужасом выдохнула Листян. – Но как это возможно? Ты же… воин! И Тойрог прошел! Так не бывает.

– Могу штаны снять, – вздохнул (вздохнула) Женька. – Если не веришь.

– Снимай! – азартно выдохнула девушка.

Она сняла.

– Я ничего не понимаю, – покачала головой Листян, сокрушенно прижимая ладони к щекам.

– Тут все просто, – пробурчала Женька, оправляя одежду. – Сама пойми, я сирота, никто. Если мальчику еще как-то можно выжить, то девочке придется очень туго. Даже у вас чужестранок вон наложницами берут. А у нас просто… берут. Насильно. Могут по кругу пустить. Вот я и скрываюсь так. Много-много лет.

– Много – это сколько? – с острым любопытством спросила девушка.

– Мне почти девятнадцать.

– Ого! У нас бы ты давно могла стать женой и матерью! Послушай, давай я поговорю с Баяром, он тебя защитит! Зачем тебе прятаться здесь?

– С ума сошла? – возмутилась Женька. – Мне нравится быть воином, понимаешь? Очень нравится.

– Нет, не понимаю, – хихикнула Листян. – Но твою тайну сохраню. Только всем скажу, что у нас было. Иначе придет ещё кто-нибудь.

– Зачем? Кому я нужен?

– Ты другой, – засмеялась уже совершенно успокоившаяся девушка. – Красивый. Молоденький совсем, и женщин, говорят, боишься. Нашим любопытно.

– Любопытно им, – хмуро буркнула Женька. – А мне теперь шарахайся от каждой бабы. Скорее бы Аасор вернулся!

– А ты попросись с воинами спать, – посоветовала Листян нахально. – Если не боишься, конечно.

– Чего мне бояться?

– Ну вдруг тебе кто-то понравится, что ты устоять не сможешь?

Женька хмыкнула. Этого она не боялась. Глупости какие – понравится! И не такая она вовсе, физиологическая часть жизни ее не интересует. И вдруг споткнулась, вспомнив, как Баяр учил ее стрелять из лука.

***

Женька обычно искренне считала себя парнем. Думала, как парень, разговаривала, как парень, ходила, как парень. Но когда Баяр стоял у неё за спиной, положив свои пальцы на ее руки – о, просто показывая, как правильно натягивать лук, ничего больше – все проклятое женское вдруг пробуждалось внутри. Мурашки по спине, тяжесть в животе, ставшая вдруг такой чувствительной кожа. Ей начинало казаться, что она даже пахнет по-другому. Или это его запах – такой пряный, такой будоражащий воображение? Его дыхание над ухом, крепкое тело за спиной.

Ну и как тут сосредоточится на луке и стреле? Неудивительно, что первые две стрелы упали на землю, а тетива больно щёлкнула Женьку по пальцам, рассекая кожу до крови.

– Ну вот ещё неприятность, – досадливо пробормотал Баяр. – Мальчишка, рюс. Кожа нежная, как у девки. Стой, сейчас перемотаю тебе пальцы. И потом учиться будешь в перчатках.

Насупилась, зыркнула на него волком, все острее ощущая себя именно девкой изнеженной. Стряхнула кровь с пальцев, вытерла ладонь об штаны, схватила лук, стрелу вложила, глаз зажмурила. Что она, в фильмах не видела, как стреляют?

Самостоятельная попытка удалась чуть лучше. Стрела все же полетела – криво, по крутой дуге и вниз, но все же полетела. Улыбнулась победно – вот так! Не девчонка, а воин! Этот… стажёр, в общем.

– Уже лучше, – Баяр хлопнул его по спине с такой силой, что Женька едва устояла на ногах. – Воин! Но пальцы все равно перевяжи.

Разумеется, Дженаю было вовсе не до пальцев. Ему стрелять хотелось. И через несколько часов упорных тренировок стрела уже летела на сотню шагов. В кувшин не попадала, но хотя бы в нужную сторону была направлена.

Пальцы посинели и не гнулись, спина ныла, рук Женька просто не чувствовала, но это было неважно. Она гордилась собой. А главное, Баяр ей (им) гордился. Отчего-то Женьке было очень важно стать лучшей в глазах наставника. Во всем. На коне она держалась изо всех сил, когда падала – ни звука, ни стона не издавала. Упрямо поднималась, сверкала глазами и снова лезла.

Листян потом ворчала и перетягивала ссаженое колено, или бинтовала израненные пальцы, или промывала ссадину на виске. Наверное, тогда и разглядела его, оценила.

Глупо получилось, да.

Баяр – это Баяр, конечно. Не то чтобы красавец… Просто восхитителен, в смысле, Женька им восхищалась. Как командиром, как мужчиной, как воином. Наверное, так она бы могла смотреть на отца или старшего брата, которых у нее никогда не было. Вернее, она должна бы на него вот так смотреть, жаждать быть на него похожим, вот так же научиться махать саблей или метко стрелять из лука, или верхом ездить, но правда была в том, что рядом с ним Женькины мысли текли совсем в другом направлении.

Только Женька – все же не женщина. Во всяком случае – в постели. Ничего там интересного нет, она пробовала. Не стоит это всё ее “карьеры” воина. А Баяр… лучше просто держаться от него подальше. А для этого надо упорно тренироваться. И она, вернее, он, Дженай – тренируется.

До мозолей на бедрах, до синих пальцев, до гудящих ног. Самый упертый из всех четверых. Охтыр, гладя на рюса, закусывает до крови губы и тоже до заката стреляет и машет саблей. Потому что уступить чужестранцу для него – позор немыслимый. А глядя на этих двоих, подтягиваются и остальные. Никому не хочется быть худшим. Баяр, глядя на их рвение, только головой качает, но не останавливает. Пусть. Посмотрим, насколько их хватит.

9. Цель

Аасор вернулся только на следующий день, мрачный как туча. На Женькино приветствие не ответил. Взял маленькую жаровню, какие-то травы и ушёл в Тойрог. Очень странно, Женька никогда его таким не видела. Загадку разрешила заплаканная Листян, прибежавшая к Дженаю.

– Умерла наша Элия. Такая молодая, такая красивая! Роды были очень тяжелые, ребёнок крупный.

– И сколько лет было Элие? – на всякий случай уточнила Женька. Ее терзали смутные сомнения.

– Как и мне, шестнадцать.

– Все с вами ясно.

Противно. Говорят, что женщин уважают, ценят… а вот так. Сколько лет отцу Баяра? И девочка шестнадцати лет… видимо, маленькая, раз все кончилось так плачевно. И он, Женька… она все сделала правильно. Ее бы тоже отдали кому-нибудь… старику. Вряд ли бы она досталась Баяру, да? Да и если бы досталась – никто бы не был к ней добр. Никогда бы не позволили ничего. Была бы наложницей – не женой.

И почему, зачем она вообще думает о мужчине, причём – о взрослом? Впервые, наверное, в жизни Женька вообще рассматривала кого-то без отвращения и страха. Она в принципе нисколько не опасалась ровесников, но с теми, кто старше и опытнее, всегда предпочитала общаться на расстоянии.

– Дженай, – Листян тронула “друга” за руку. – Почему все так?

– Как “так”?

– Неправильно. Нельзя ей было умирать, понимаешь! Она ведь и не жила толком.

Да, нельзя. И Женька это понимала. Она ведь тоже только-только жить начала. Зачем-то и кто-то ей дал второй шанс. А она что делает? Играет в воина? Пытается кому-то что-то доказать? Зачем? Какой в этом смысл?

– Листян, а знаешь… Это может случиться с каждой из девушек стана, – неожиданно хмуро сказала она. – Как бы Аасор не обещал безопасность, а нужно уметь постоять за себя. Если хочешь, я тебя научу не только ножом владеть, но еще и самообороне. Как из захвата вырваться, как от насильника отбиться. И тогда, возможно, ты не умрешь… как эта ваша…

– Элия.

– Вот именно.

– А я подруг могу взять? – вскинула голову степнячка, утирая слезы яростно.

– Бери. Всех буду учить.

Когда-то, еще в прошлой жизни Женька много читала про самооборону. Да и в детском доме им какое-то время давали уроки. И сама она с друзьями приемчики отрабатывала, и отбиваться ей приходилось не раз. Так что научить девчонок ей будет чему. Только одна появлялась при этом проблема:

– Лис, а твои подруги на мою мужскую честь покушаться не будут?

– Я им скажу, что ты – мой, – усмехнулась степнячка. – Со мной спорить не будут. Не бойся. Значит, я сегодня спрошу своих и ночью, как обычно, встретимся?

– Да, возле Тойрога.

Отчего-то мужчины Круг не любили и старались к нему лишний раз не подходить. Видимо, воспоминания о нем не самые приятные были у каждого, а может – место для них священное. Девушки относились к Тойрогу спокойнее, а сама Женька и вовсе себя ощущала там совершенно свободно. Удобное же место – каменная арена. И приметное. И земля вокруг вытоптана, очень удобно для тренировки.

В первую же ночь с Листян пришло двое степнячек: маленькие, худенькие, большеглазые – без слез не взглянешь. Куда таким противостоять взрослому мужику? Женька только головой покачала, но – взялась за гуж, не говори, что не дюж. Сколько этим девочкам? Двенадцать? Четырнадцать?

– Сил в вас немного, – помолчав, сказала он. – Будем брать ловкостью. Зато бегаете, наверное, быстро. И визжите громко. Запомните, если на вас напали, самое главное – привести противника в замешательство, а еще лучше – вызвать отвращение. Делайте, что хотите: притворяйтесь мертвыми, изображайте судороги, можно блевать или даже описаться. А когда враг расслабится – бейте и бегите. И орите что было силы, если знаете, что кто-то может помочь.

Почти час она рассказывала им про точки, куда можно бить даже хрупкой девушке. Показывала на себе, жалея, что она сама мелкая. Вот бы “добыть” мужчину для отработки ударов! На миг мелькнула мысль рассказать все Баяру, но тут же была отброшена, как бесперспективная. Во-первых, он не поймет, оскорбится еще, что их, воинов, считают неспособными защитить своих женщин, а во-вторых, лучше, чтобы вообще никто не знал. Совсем.

– На сегодня хватит, – вздохнув, сказала Женька. – Завтра приходите. Будем с вами придумывать, что можно в качестве оружия использовать.

Шушукаясь и хихикая, девицы удалились во тьму ночную, а Листян задержалась, Женьку в щеку чмокнула и прошептала:

– Ты прекрасен.

– Я – баба, – шепотом напомнила Женька.

– Очень-очень жаль.

Женька потерла щеку и подумала, что ему тоже жаль. Мужиком быть проще в любых мирах.

Зато женщин никто не будит пинками по утрам. Как Женьку, к примеру.

– Давай, сын ослицы, просыпайся, – в шатер Аасора пожаловал самолично третий сын хана. – Рассвет уже. Ты сегодня опоздал на тренировку, будешь страдать, обещаю.

Проспала!

Женька подскочила суматошно, запахивая рубаху на груди, вытаращила светлые глаза на Баяра, покраснела вся. Сын хана вдруг подумал о том, что вовсе не удивительно, если рюсы этого мальчишку желали… неподобающим образом. Лицо тонкое, светлые, уже выгоревшие на солнце вихры волос, глаза огромные. И сам тоненький. У Баяра в сотне и такие есть: тощие, мосластые. Он точно знает, что они ничуть не слабее здоровяков. А в бою даже более быстрые и гибкие. И если порой тяжелую саблю им не удержать, то с луком они справляются очень неплохо. Из Дженая должен получиться отличный лучник, стремительный и легкий.

– Чего застыл? – недовольно спросил мужчина. – Штаны подтягивай и пошли.

– Мне… отлить надо, – мальчишка вдруг покраснел весь и ресницами захлопал. Как девка.

– За шатром встал и отлил, делов-то.

– Я… в отхожее место лучше.

Вот, и это тоже. Неженка. Несмотря на то, что родился Дженай явно не в шелковой сорочке и рос не в ханских шатрах, было в нем что-то… утонченное, пожалуй. Как в отцовской наложнице, которая давеча разродиться не смогла. Рядом с Элией Баяр вечно чувствовал смущение и какую-то робость. Та и двигалась по-другому, не как их женщины, и ела непременно вилкой и ножом, и пальцы вытирала о тряпицу. Всегда в свежем платье, лицом сияющая, с причудливой прической, вся увешанная монистами. Разговаривала тихо, глаза опускала, не перечила.

Стирать – руки у нее болели. Готовить не умела совершенно. Шила немного, но жаловалась на неправильные иглы и толстые ткани, а уж кожу и вовсе не могла проткнуть. Вот и зачем такая женщина? Разве что… для любви? Чтобы любоваться ей и вдыхать запах волос? А и ладно. Стирать он и сам умел. А шить – мать могла и Листян.

Баяр сам хотел Элию, когда только привезли ее в стан. Просил в жены даже. Но отец не дал, сказал, что лучшие женщины – самому сильному. Мать, к слову, Элию жалела и говорила, что та с ее нежными ручками и белой кожей, боявшейся солнца, в Степи не выживет. Как в воду глядела.

Красивую нежную Элию было теперь не вернуть, Баяр отчего-то ощущал себя виноватым в ее смерти и злился. На отца, на себя, на Аасора, на весь этот мир. А заодно – и на Дженая, который вздумал проспать. Опять ведь с Листян шлялся, а он его предупреждал! И хотя сестрица уверяла, что они просто друзья, Баяр в дружбу такую нисколько не верил, к тому же понимал: Листян красавица. Любой ее захочет. Баяр решил устроить этому наглому юнцу сладкую жизнь, а теперь вдруг, глядя на его красное лицо и смешной бег до отхожего места – ямы, огороженной шкурами, пожалел его. Тяжело тут рюсу. Кохи не стеснялись справлять естественные надобности при необходимости. А в походе и вовсе не до стеснения. Спят вповалку, кровь в реке смывают большой толпой, да и отливают тоже дружно и по команде.

Ничего, привыкнет. Баяр просто забыл, что мальчишка в степи совсем недавно, еще и пары лун не прошло. Привык он к нему быстро – такие волчата у него постоянно под ногами путаются. Кроме масти, ничем Дженай от местных мальчишек не отличается: две руки, две ноги, голова и длинный язык. И поспать любит – как все.

Покачал головой, улыбнулся про себя, глядя на взъерошенного и зевающего парня, кивнул ему и пошел в сторону “стрельбища”.

Вручил ему лук, руки скрестил на груди, наблюдая. Прекрасно знал, что от таких взглядов Дженай начнет нервничать и трястись. Ничего, в бою не до нежностей. Пусть привыкает. К тому же ветра почти нет – разве можно не попасть в мишень?

Можно. Женька дергалась, бросала на Баяра злые взгляды – вот и чего ханскому сыну от него надо? И шел бы по своим важным ханскосыньим делам, как он это обычно делал. Нет, стоит, пялится глазами своими невозможными. Эх! Снова мимо!

Спасибо хоть, в руках уже сила появилась, стрелы до цели долетали, а не как раньше – на полпути падали.

Верховая езда все же давалась Женьке лучше. Маленькая, легкая, она очень быстро сообразила, как правильно сидеть и какие части тела лучше расслаблять. И с небольшой своей мохнатой кобылкой подружилась.

– Да моя бабушка лучше стреляет, – насмешливо бросил Баяр, и Женька не выдержала, взорвалась.

Лук со стрелами швырнула на землю и заорала:

– Да пошли вы все со своим допотопным оружием! Нет бы арбалеты изобрели уже! Достало меня все! Даже позавтракать мне не дал, все бегом, бегом! Других так, как меня, не гоняют!

Баяр молча подошел к нему и коротко, без замаха, ударил по губам. Вроде и не сильно, но Женьку мотнуло, она на ногах не удержалась, села на задницу. От обиды выступили слезы, губы горели.

– Это за то, что оружие на землю бросил. Еще раз увижу – выпорю. И за то, что голос на командира повысил. Лук взял и стреляй. Пока не попадешь в мишень, не отпущу. И да, без еды до завтрашнего дня. Привыкай, в походах не всегда удается позавтракать и до отхожего места добежать. Хочешь быть воином – усвой это. А не нравится что-то – иди к девкам в шатер.

Женька, сидя на земле, обхватила себя руками. Ее трясло. И с чего бы? По лицу ее били и не раз. В драках она участвовала, даже кучей на одного – бывало. Палкой по спине получала. Камнями в нее кидали. На рынке, бывало, перепадало за воровство. И сейчас головой понимала – заслуженно. Только снова девичье вылезло: слабого легко ударить, особенно, когда знаешь, что ничего тебе за это не будет. Именно от Баяра она этого совершенно не ждала. Он ведь такой… спокойный, терпеливый, добрый. И ладно б подзатыльник, а то – по губам. Ее. Девушку. Не больно – обидно. Унизительно. И стыдно отчего-то. Как будто совсем другого она от него хотела. А ведь не хотела совершенно, даже не думала…

Что-что, а врать себе Женька умела виртуозно. Вся ее жизнь была ложью самой себе.

10. Баяр и его сотня

Ничего не поделаешь – встала, лук подняла, слезы вытерла – и раз за разом посылала стрелу в сторону растянутого на двух палках куска кожи с нарисованной на нем фигурой человека в полный рост. Солнце палило нещадно, голову пекло, в глазах плескались звездочки – а она все стреляла. Бегала за стрелами, собирала их и снова стреляла.

Баяр уходил, пришел ближе к полудню, выгнал ее с поля – отдыхать. Уползла, напилась воды, долго лежала в шатре, отчаянно жалея себя. Как баба, да. Есть не решилась, хотя Аасор предлагал. Когда солнце начало уже садится, вернулась в поле, снова стрелять. Руки не слушались, болели, пальцы посинели. Стрелы уже не долетали до мишени вовсе, падая на полпути. Есть даже не хотелось.

– Иди спи, – неожиданно появился Баяр. – Каков упрямец!

Показалось ли Женьке, или в его голосе звучало восхищение? Кивнула, неуклюже собирая колчан, сбегала за упавшими стрелами, со вздохом оглядела мишень. Дырок в ней было всего три.

– И завтра утром с вещами придешь к сотне. Жить будешь вместе со всеми. Нечего волчатам от стаи отделяться.

У нее внутри все упало. На это она совсем не рассчитывала. Со дня на день по ее расчетам должны были начаться критические дни, как ей с этим справиться – рядом с сотней мужиков, от которых и укрыться негде? Конечно, у нее все это протекает довольно просто: никаких болей, никаких перепадов настроения, но все равно – страшно. Ох, да будь что будет! Найдет повод сбегать до Аасора или еще куда-нибудь.

– Хорошо, – буркнула она, стараясь сделать голос ниже. – А где я буду спать? С учениками?

– Со своим наставником, – хмыкнул Баяр, наблюдая за тем, как расширяются светлые глаза у мальчишки.

Да, судя по реакции Дженая, мальчиков рюсы могли и пользовать. И как ему объяснить, что у кохов подобное просто немыслимо? И стоит ли объяснять? Уже вон попытался сегодня. Ай, сам все поймет! Пора выбивать из мальчишки эту глупую стыдливость.

А к Тойрогу вместе с маленькими девочками внезапно пришла взрослая женщина – на взгляд Женьки ей было не меньше тридцати. Худая, смуглая, чернобровая, с короткими прямыми волосами, перехваченными простой кожаной лентой. Напряженная, словно струна, со злыми узкими глазами. Если бы не взгляд – красавица.

– Мне Листян сказала, что ты можешь научить убивать? – прямо спросила она Женьку.

– Защищаться, – осторожно поправила незнакомку Женя.

– Мне нужно научиться убивать. Ножом – прекрасно. Нож легко спрятать.

– Зачем?

– Нужно, – с нажимом повторила женщина.

– Я покажу, куда нужно бить, – со вздохом сдалась Женька. – Но сначала – как вырваться из рук врага.

И снова она показывала: как обезвредить противника, как обмануть, как вывернуться из захвата. Гаюна была выше даже, чем Женька, на полголовы – она и играла теперь роль мужчины. Получалось неплохо – когда медленно. Девки были ужасно вертлявые, больно кусались и очень натурально “падали в обморок”. Женька была довольна столь старательными ученицами. Правда, из ее захвата не смогла уйти даже Гаюна, но это не страшно. Научатся.

Уже по дороге “домой” Листян все объяснила: вдова, причем бездетная. Совсем недавно замуж вышла, мужа, воина из сотни Тынгыза, любила очень. А в последнем набеге он погиб в схватке с иштырцами. И теперь Гаюна мечтает о мести. Как она собирается ее осуществить – дочь хана не знала, да это и не важно. Ей хотя бы сегодня стало немного легче.

– Наши женщины иногда сходят с ума вот так, – со вздохом говорила Листян. – Гаюна даже волосы обрезала. Знак того, что умерла вместе с мужем.

– Ее бы в сотню Баяра, – задумчиво сказала Женька. – Она сильная и упрямая. Какой бы из нее вышел воин!

– Да ты что, – испугалась подруга. – Хан никогда не позволит. Это… против всех традиций! А народ, поправший заветы предков, непременно погибнет!

– Ну да, а так вот не погибнет, – пробурчала Женька. – Вдовы будут просто себя хоронить. Детей у них не будет больше. Так, глядишь, прирезала бы пару десятков иштырцев и успокоилась бы. Может, другого мужа себе бы присмотрела. И воинам помощь, и дисциплина в сотне.

– Так страшно же – женщине среди мужчин.

– А с чего бы? Кохи ведь такие хорошие, женщин не обижают, не бьют…

В Женьке снова вспыхнула злость на Баяра. И отчего ее так задел этот несильный, в общем-то, удар? Снова стало тошно и обидно. А может, он этого и добивался? Чтобы она навсегда запомнила и никогда больше не возражала?

– Не бьют, – тихо согласилась Листян. – Нормальные.

– Тебя били?

– Ну мать могла нагайкой стегнуть, если я сильно спорила или ленилась. И то – если отец не видел. А братьям часто влетало, да.

Женька кивнула, стискивая зубы. Никогда бы она не позволила бить своих детей – ни мальчиков, ни девочек. Стоп, каких-таких детей? О чем она вообще думает? Видимо, этот удар ей что-то повредил в мозгу, не иначе. Дура, ты мужик тут. Вот и думай, как мужик – о другом мужике.

Наутро Женькины пальцы отказывались разгибаться, опухли. Шипя и матерясь на великом и могучем, она пыталась отмочить их в ведре с водой – безуспешно. Аасор, укоризненно качая головой, намазал их какой-то кашей, отчего ладони жгло, как крапивой. Но отек немного ушел.

– Баяр велел мне жить с воинами, – сказала она старику.

– Живи, – согласился он. – Но твой угол я трогать не буду. Ты мне как внук.

Женька кивнула. Здесь она устроилась с удобствами. Часть шатра была отгорожена тканевым пологом, за ней – одеяла и подушки. Кроме сменной одежды да лука со стрелами своего здесь у нее не было, сборы были недолгими. Аасор, правда, ей дал еще глиняную миску и деревянную ложку, сказал – у воина свои должны быть. И чистых тряпок тоже дал.

– И стирать не вздумай, – проворчал он. – Жги. Нужно будет – еще дам.

Женька покраснела и молча завернула сверток в рубашку.

Побежала к месту, где жили воины.

Стан был огромный даже для нее, привыкшей к городам, жившей в Москве. Одних только воинов здесь было больше пяти тысяч. У большинства семьи, жены, дети. А еще увечные и старики, вдовы и их дети. Баяр со своей сотней молодняка был тут просто никем. Разве дело – ханскому сыну быть всего лишь сотником? Да только ни один из тысячников не был хану родней. Все – опытные воины.

И опять же – Баяр всегда отдельно. У взрослых мужчин свои шатры, свое хозяйство. Жены, дети, родители, тетки (тетками тут называли вдовых родственниц). Козы, овцы, буйволы, лошади. И как только хан управлялся со всем этим добром? А ведь управлялся – железной рукой. Ни одно дело без него не обходилось, ни один брак без его позволения не заключался. Женька жила тут совсем недолго, но уже успела насмотреться. И свадьбу один раз видела, и дети тут, судя по тому, что Аасора звали, рождались.

А Баяр – отдельно. Как маленький стан в стане. Чуть в стороне ото всех. Несколько маленьких шатров, два больших. Свои кони, свои котлы. Своя жесткая дисциплина. Каждый занят делом: чистят сабли, чинят стрелы. Зашивают одежду. Готовят по очереди. Молодые бегают по всяким делам. Кто-то на “стрельбище” сейчас.

Женька чувствовала себя неуютно. Ей было страшновато. Словно снова – детдом, нет, военное училище. Интернат, полевой лагерь. Если б не ноющие еще пальцы – почти игра, типа спортивных сборов.

– О, Дженай! – радостно завопил Охтыр, бросаясь ей навстречу и разрешая этим такую сложную задачу “вливания в коллектив”. – С вещами? Здорово! А меня еще не берут, говорят – мал. Пока с родителями сплю. Пошли, как раз время завтрака. Сегодня Наран у нас кормилец, он очень вкусно все готовит! Давай свою миску, я принесу.

Охтыр едва ли не прыгал от радости, а вот Женьке было не до веселья. В прошлой ее жизни попасть в общество людей старше нее было… мучительно больно. Дедовщина была везде и всегда. Новичков не любили, их били, издевались, заставляли работать. Порой – насиловали. Если пару дней назад Женька верила, что здесь – по-другому, то после вчерашнего уже сомневалась.

Каша была очень густой и очень сладкой. На жирном буйволином молоке, да еще с какими-то ягодами. Интересно, откуда в степи ягоды? Женька с трудом заставляла себя есть. Не то от волнения, не то от приторности в горле стоял ком.

Не выдержала, спросила Охтыра:

– А что это такое розовое?

– Это шишкоягоды, – снисходительно пояснил он. – Сладкие. Растут везде. Мы их собираем, сушим. Аасор говорит, что полезно. А Наран вообще сладкоежка. Ты чего не ешь? Не нравится?

– Нравится, – с трудом глотала сладкое варево Женька. – Ты просто много мне положил.

– Доедай всё, – нарисовался над ней внезапно Баяр. – До ужина еще долго. Сейчас со мной поедешь в обход, обед пропустим.

И снова исчез под завистливое шипение Охтыра.

– Повезло же тебе, рюс. В обход! Меня не брали ни разу!

Женька тоскливо вздохнула и переложила половину своей каши в деревянную миску мальчишки. Вот и что ей не нравится? Разве не этого она хотела, разве не об этом мечтала? Она – и в обходе!

– Готов? – снова Баяр, Женька аж закашлялась от неожиданности. – Пошли. Миску с собой, в реке помоешь.

– Вы к реке? – взвыл Охтыр. – Меня возьмите!

– Наран у котлов – и ты у котлов. Привыкай.

Охтыр весь сморщился, но больше не возражал, только Женьке незаметно отдал свою миску с ложкой:

– Вымой, а? А я, когда поеду – твою захвачу.

Женька кивнула, держа в руках миски и растерянно озираясь. И куда их? Мешка у нее не было, карманы местная одежда не предусматривала.

– Дженай, что застыл? Сюда лети.

Побежала на зов.

– Это тебе, должно подойти.

Баяр кинул в нее кожаный… доспех? Или как это назвать? Жилет из толстых кожаных пластин, скрепленных заклепками. Плечи закрыты почти до локтя. Надевается явно через голову, на боках – кожаные шнуры. Куда? Солнце палит нещадно, впору раздеться до трусов! Она же в этом упреет, как гречка на пару!

– Жарко, – поглядела она на него вопросительно.

– Привыкай. В обход едем, не на прогулку.

Хотела было возразить, что разведчики не доносили про опасность, что другие, “взрослые” воины ограничились неизменными халатами с кожаными перевязями, но остро вспомнила удар по губам и промолчала. Надела на себя это орудие пыток, тяжелое, неудобное. Как сумела, завязала на боках шнуровку. Затянула ремень на поясе. Доспех доходил до середины бедра. Сразу почувствовала себя неповоротливой, толстой, как медведь, и вдобавок вонючей. Дезодорантов здесь не было, и как Женька ни намывалась утром и вечером (за что неизменно получала ворчание Аасора о бессмысленном расходовании драгоценной воды), к полудню она уже “благоухала”. Впрочем, тут все не ромашками пахли.

Всего их в обход поехало двенадцать человек, Женька – тринадцатая. Смешно, число такое… несчастливое.

11. Засада

На лошади Женька сидела уже вполне уверенно. Ей даже нравилось это ощущение: что-то среднее между вождением автомобиля и компьютерной игрой. Можно управлять скоростью, можно двигаться в любом направлении, можно идти рысцой или скакать галопом. Но лучше, конечно, быть как все: меньше пыли наглотаешься. Женька здесь ниже всех ростом, и Баяр велел ей ехать рядом с собой, спереди. Заодно и объяснял ей приметы:

– Видишь этот красный камень? От него стан сейчас на севере. Река – в двух перелетах стрелы.

– А почему мы не у самой реки стоим? – интересуется Женька. – Там ведь, наверное, трава зеленее и все такое?

– Не так давно дожди были. Видишь, там справа ручей? Через пару недель он уже пересохнет, а пока лошадей поить мы будем там. Трава вокруг вся молодая, голов у нас не так много. И потом – тут Тойрог. Другого такого круга просто нет в мире. Мы каждый год приходим сюда для испытаний духа юных кохтэ.

– Совсем-совсем нет? – удивилась Женька. – А этот откуда взялся?

– Кто-то из древних сложил, так испокон веков было. А вот и река. Купаться, братцы!

С гиканьем и воплями радости молодые воины попрыгали с коней и принялись на ходу раздеваться догола. Женька вдруг застыла. Не потому, что ее смутило это зрелище, нет, ей было совершенно плевать на этих мальчишек. Хотя на голого Баяра она бы с удовольствием посмотрела. Просто вдруг сильно и остро кольнуло в затылке.

– Дженай, прыгай, не жмись!

Она покачала головой, озираясь. Все здесь было как на ладони. Трава – зеленая, высокая. Река, не то чтобы широкая – не Волга, конечно, но и не ручей. Нормальная река. Женька умела плавать, могла ее и переплыть без проблем. Ни кустов, ни холмов поблизости. Только где-то там небольшие заросли не то тростника, не то рогоза какого, она не разбиралась, да пара деревьев. Негде тут прятаться. Да отсюда до стана рукой подать! Откуда это чувство тревоги?

– Что не так, рюс? – Баяр, стягивающий с себя через голову рубаху, вдруг замер, настороженно глядя на крутящего головой мальчишку.

– Показалось, – неохотно пояснил Дженай. – Чужое что-то померещилось.

Степняк тоже огляделся и покачал головой:

– Откуда тут? Не рискнут, поверь. Да и негде здесь спрятаться.

– Не знаю, – махнула рукой Женька. – А только как хочешь, я лучше послежу.

– Мыться быстро! – рявкнул Баяр, бросая рубашку на землю.

– Нет, – огрызнулась она. – Я не самоубийца. Я пока не разберусь, что почувствовал, не рискну.

– После поговорим, – тяжело ответил степняк, сверля его гневными черными глазами. – Не сейчас. Не при всех.

И на том спасибо. У Женьки и без тебя проблем хватает. Например, как прекратить уже пялиться на это офигенное мужское тело. Гладкое, загорелое, покрытое каплями пота. Худощавое и подтянутое. Боже, он штаны стягивает! Невероятно. Отвернуться не нашла в себе сил, все разглядела. И все то, что было загорелым, и то, что не слишком часто выставлялось на солнце. Щеки горели огнем, она невольно сглатывала. Спина и живот, несмотря на палящее солнце, покрылись гусиной кожей.

Хорош, тут она себе даже не врала. Очень хорош. Не мальчишка, мужчина, с широкими плечами, сильной красивой спиной и… кхм… везде, в общем, мужчина. Но внезапно больше всего ей понравились руки: в меру мускулистые предплечья, небольшие, но крепкие кисти. Интересно, а пальцы у него, наверное, шершавые и ладони грубые, мозолистые. О чем она думает, зачем? Силой заставила себя перевести взгляд на траву, на кусты вдалеке.

Странное ощущение ушло, будто его и не было, но Женя была не из тех, кто верит в случайности. Это вот свербение в затылке не раз и не два спасало ей пусть и не жизнь, но здоровье – точно, и проигнорировать его было глупо. Не повторится – и хорошо, и прекрасно. А если… если тут был кто-то чужой? Кто-то маленький, где-нибудь в траве? Враждебный. И она, забывая про жару, то и дело окидывала взглядом степь, не решаясь даже слезть с лошади. Надо хотя бы миски вымыть, но снова – тревожно. Словно, если она отвлечется от наблюдения, случится что-то страшное.

Только когда Баяр вышел из воды – вот тут ни о какой траве думать Женька больше не могла – она спешилась, взяла за повод лошадь и повела ее к реке. Прошла совсем близко к нему, едва не задев плечом, успев разглядеть и капли воды на его груди, и губы резные, и злые раскосые глаза, и мокрые волосы. И снова ее повело, едва ли не ноги подкосились. Зашла в воду по колено и умылась, закрывая глаза и успокаивая бешено колотящееся сердце. Да что с тобой, Женя? Первый раз голого мужика узрела? Как будто ты никогда не видела фильмов для взрослых и фотки всякие в интернете не разглядывала! И ведь не девочка давно, и прекрасно знаешь, что в этом самом физиологическом акте нет ничего особого для женщины. Так, перетерпеть, думая о чем-то своем. Если при этом еще и представлять что-то из тех самых фильмов, то можно даже поймать немного приятного. Но на этом – и всё. Остальное лишь хитрости природы, чтобы род человеческий продолжался, да выдумки мужчин – им-то это явно нравится.

И снова лезет в голову непрошенное – есть ли у Баяра женщина? Да конечно, есть! Любая к нему пойдет в шатер! Вот так, Женечка, вот и думай об этом. Ты же не баба теперь, ты воин. Ты так этого хотела, а теперь вдруг воображаешь невесть что! Ненавидя саму себя едва ли не до слез, она вымыла миски, косясь на неспешно выходящих из реки воинов. Тоже – голых. Молодых, неплохо сложенных. Загорелых вполне. Никто ей был не интересен. Ни разу в животе не екнуло. А стоило вспомнить Баяра… Да пошло оно всё!

Сердито плеснула в лицо водой, разогнулась. Почти все уже оделись. Некоторые и верхом сидели. Баяр коротко раздавал указания. Подошла и она, удостоилась косого взгляда только, пожала плечами. Может, конечно, и шакал какой себе добычу присматривал, а только осторожность никогда не помешает. Молча взгромоздилась на лошадь.

– Сейчас едем на восток до больших камней, – командовал тем временем Баяр. – Потом дальше к роднику. Оттуда кругом до стана. Все готовы?

Кивнули, поправляя одежду. Спокойно и молча выдвинулись вперед. Тихо переговаривались, но теперь уже подобрались, не смеялись и не шутили. Ехали долго, у Женьки живот уже прилип к позвоночнику и голова кружилась от жары. Перед глазами плясали цветные пятна. Так много времени в степи да на солнце она еще не проводила. Мечтая только о том, чтобы не потерять сознание, уговаривала себя потерпеть еще чуть-чуть, потом – еще немного. Не сразу и поняла, что в затылке уже не колет – свербит. А как поняла – мигом встрепенулась.

– Баяр, – закричала она. – Баяр!

– Чего тебе?

– Опасность!

– Где?

– Не знаю, – она повертела головой, прислушиваясь к своим ощущениям. Здесь было проще – ибо простор вокруг. – Там, – уверенно указала она на круду черных камней.

– Это наши земли, – спокойно сказал степняк, тем не менее извлекая из ножен саблю. – Ну, проверим все же. Гей, приготовиться к бою!

Поверил! И голова взорвалась болью. Женьку охватил дикий ужас. С камней и из-за них вдруг посыпались человечьи фигурки: словно не люди, а демоны. Много. Гораздо больше, чем было кохов.

Затряслись руки, первая стрела упала на землю из мгновенно ставших неловкими пальцев. Небо вдруг словно взорвалось: кругом летели стрелы. Упал тот красивый мальчик с рыжеватыми волосами, что ехал рядом с ней, всхлипнул даже не успевший выхватить саблю юноша в сером халате.

И она вдруг поняла: убьют их. Не справятся тринадцать… уже одиннадцать человек с полусотней. Не сейчас, когда их расстреливают, как цыплят. Пригнулась к холке лошади, развернула ее.

– Уходите! – заорал Баяр, явно осознавший то же самое. – Отступаем!

И Женька рванула прочь, не оглядываясь.

Проскакала сотню метров, как ветер, ощутив лишь легкий толчок под лопатку, остановила лошадь на скаку. Ощущения в затылке ясно говорили ей – стрела здесь не достанет. Оглянулась.

Пятеро воинов ушли вместе с ней, успели. Баяра среди них не было. Где он? В груди вскипела злость и боль. Хотелось броситься обратно.

– Не дури, – схватил ее лошадь за повод один из уцелевших. – Не поможем. Они уходят, не дураки.

– А Баяр?

– Вон он, его живым взяли. Видимо, он и был нужен. В него даже не стреляли.

Облегчение, затопившее ее, было невыносимым. До боли, до слез, до судорог в груди. Сглотнула, вцепившись в поводья и тихо прошептала:

– Они совсем уходят. Надо подобрать наших. Кто жив – довезти попробуем. Кто мертв – похороним достойно.

– Откуда знаешь, что не вернутся и нас не добьют? – пытливо взглянул на нее воин.

– Чувствую. Еще у реки почуял – кто-то следит. Видимо, разведчик был.

– Колдун? Как – чувствуешь?

– Мне не объяснить. Просто знаю. Я Баяру сказал, он не поверил.

– Ладно. Раз ты чуешь – сам и иди. Ты все равно чужак и не воин еще.

Обидно, но справедливо. Пожала плечами. Страшно уже не было, понимала, что все кончилось. Они были этим… демонам… не нужны нисколько, да никто и не думал, наверное, что кохи вернутся. Подъехала к телам, с удовольствием обнаруживая и лежащих чужаков. Много, больше десятка. Изрубленных в фарш. Баяр явно дорого продал свою свободу.

Двое из кохов были живы. У одного пробито плечо, у другого две стрелы в бедре и одна в боку. Лицо залито кровью, но рана поверхностная, скорее страшная, чем опасная. Еще один – явно умирал. Стрела в груди и розовая пена на губах. И трое – трупы.

– Двоих можно спасти! – крикнула она с опаской приближавшимся всадникам.

Присела рядом с раненым в грудь.

– Добивай, – прошептал он, жмурясь. – Не бросай здесь.

Отшатнулась в ужасе. Замотала головой. Она не может. Хотя догадывалась: не жилец. И бросить его нельзя, и довезти невозможно, а на лошадь грузить – только мучений добавлять.

– Отойди, рюс, – раздался над ухом мужской голос. – Я сам. Отвернись.

– Нет! – неожиданно закричала она. – Не смей! Довезем!

– Не дури. Невозможно.

– Он все равно умрет. Ничего не теряем.

– Лучше сейчас и быстро, чем долго и в мучениях.

– Я сказал, довезем! – Женька уже орала. – Идите вон… лошадь поймайте, одна убежала. На нее тела погрузим. А этого…

– Его зовут Бурсул.

– Вот. Бурсула попробуем спасти. Ехать тут несколько часов. А у рюсов такие выживают, – она врала, но врала уверенно. Все ее знания сводились к виденным фильмам и паре уроков ОБЖ в школе. Она, наверное, только на эти уроки и ходила с удовольствием. Там учителем был клевый мужик, воевавший когда-то в Африке, ох, как он интересно все рассказывал!

Воин молчал, глядя недоверчиво.

– Как тебя зовут? – спросила Женя.

– Айтар.

– Вот, Айтар. Ты бы сам что выбрал? Шанс на жизнь или мгновенную смерть? У Бурсула есть жена, дети?

– Невеста есть. Хотели в конце лета жениться.

– Так что?

– Рассказывай, чем помочь.

– Надо обломить стрелу. Не у самой груди, а чтобы Аасор потом мог вытащить. Но и чтобы не мешала рану закрыть. Мне сил не хватит, только измучаю его.

– Я сделаю.

Женька кивнула, отойдя к своей лошади за тряпками. Аасор дал ей их совсем не для этого, но она сейчас очень радовалась, что у нее они были. Короткий стон за спиной – Бурсула. Вернулась, глянула. Кровь из потревоженной раны. У нее закружилась голова, на висках выступил холодный пот. Прикусив больно губу и напомнив себе, что Бурсулу гораздо хуже, она проложила рану ветхими полосками мягкой ткани, потом сдернула с себя ремень и с помощью Айтара перетянула грудь раненого над стрелой. Огляделась. Нужен был еще один ремень. Лучше кожаный. Подумав, скинула доспех свой, осмотрела внимательно, поковыряла заклепки. С искренним удивлением обнаружила торчащую из спины стрелу, вошедшую, к счастью, совсем неглубоко. Если б была в рубашке только – было бы, пожалуй, больно. А теперь… жалко доспех, но Бурсулу нужнее.

– Нож дай, – попросила она воина, внимательно за ней наблюдавшего.

Тот мгновенно выхватил из-за пояса клинок, протягивая ей рукояткой вперед. Пыхтя и ломая ногти, Женька кое-как вырезала кусок из доспеха – снизу, где кожа была мягче и пластичнее, да и сам доспех был шире. Бурсул худющий, ему хватит. Перевязала еще под повязкой. Выдохнула.

– Его бы привязать к спине кого-то их воинов, – тяжело сказала она, протягивая нож владельцу. – Не ко мне, я не выдержу.

– Гирей, ты поедешь с Бурсулом, – мгновенно скомандовал Айтар. – Я возьму к себе Тургэна, ты, Ерден – Бата. Двоих мертвых – на коня Баяра. Третьего к Есугаю. Дженай поедет один.

– А этих обыскивать не будем? – с любопытством спросила Женька. – Нет, мне без разницы, но хоть ножи заберем и стрелы.

Мужчины вдруг рассмеялись – все, даже двое раненых. Закивали, тут же стащили убитых врагов в кучу. Кто-то, кажется, был не совсем и мертв, но пара взмахов ножей решили этот вопрос радикально. Собрали стрелы, сняли пояса, серьги и забрали пару кинжалов. Закапывать тела, разумеется, не стали. Много чести.

Пора было ехать домой, в стан. И сообщать хану о том, что его третий сын в плену у иштырцев. Это было страшно. Что скажет хан? Прикажет ли войску отправиться на выручку Баяру? Или махнет рукой?

12. Спасательная операция

Ехали так быстро, как могли. Раненый в грудь Бурсул был все еще жив. Конечно, Женька отчаянно боялась, что он не доедет, все время оглядывалась, норовя подъехать поближе и заглянуть ему в лицо. Он был так бледен, что приходилось приглядываться к тому, дышит ли он, жив ли еще, что верхом сделать совсем не просто. В конце концов Айтар рявкнул на нее и велел не путаться под ногами. Все равно сейчас никто уже ничего сделать не сможет.

Лошади, нагруженные вдвойне, хрипели и спотыкались, и Женьку отправили вперед за подмогой, понимая – так быстрее всего. Пересадили на коня Баяра, он был самым быстрым и отлично знал дорогу к стану.

Она мчалась, что было сил, не смея даже остановиться, чтобы “сбегать в кустики”. А в голове билась тревога, и отнюдь не за раненых. Еще, наверное, было время спасти Баяра. Теперь время было ресурсом, оно как вода утекало сквозь пальцы.

Ее увидели издалека, бросились навстречу – недаром сотня (уже неполная) Баяра была по краю стана. Стащили с коня, ощупывая, тормоша, разминая онемевшие ноги.

– На нас напали иштырцы, трое убитых, Баяр в плену, – выдохнула она пересохшими губами. – Дайте мне пить.

Обхватили за плечи, напоили. Наран, правая рука сотника, дотащил ее до отхожего места.

Женька вылила на себя ведро воды, с тоской взглянула на садящееся солнце и прохрипела:

– Нужна помощь нашим. Там Бурсул очень ранен, почти умирает. Кони дохнут на ходу. Надо ехать.

– Всей сотней без дозволения хана нельзя, – озабоченно сказал весельчак и болтун Наран, хмурясь.

– Четыре лошади… Пять. И пару человек в помощь.

– А Баяр?

Женька остро взглянула на парня:

– Пока хан проснется, пока совет соберет, пока подумает… Иштырцы далеко уйдут. Или еще чего похуже сделают.

– Твои мысли, рюс?

– Кажется, я их чую, иштырцев. Думаю, смогу найти.

– Ты ножом управляешься отменно, я видел. И мелкий, ловкий. А я стреляю метко. А двоих в степи обнаружить практически невозможно. Что скажешь?

– Еще бы пару человек.

– Тогда хан скажет – ослушники. А двое… Ты никто, даже не воин, а я просто сгинул, отстал, заблудился, конь захромал. Случайность, понимаешь? Да и отец за меня заступится.

– Не боишься?

– Боюсь. Но Баяра не брошу. Он мне несколько раз жизнь спасал. Да и Листян… – тут он замялся. – Оценит.

– Ясно. Но мне нужны будут ножи. Легкие, метательные. И один длинный.

– Найду.

Женька тоже отчаянно трусила. Но за Баяра боялась больше. Она совершенно не разбиралась в этой их степной жизни, но в прошлом смотрела немало всяких приключенческих фильмов, да и вообще, – дурой не была совершенно. Может, не особо хорошо (точнее, откровенно плохо) училась, может, опыта немного, но прекрасно понимала сейчас – во-первых, с Баяром никто церемониться не будет, а во-вторых – чем раньше они выедут, тем больше шансов вообще этих иштырцев найти. Это, кажется, понимал даже ребенок.